CC BY
0
Вестник Томского государственного университета. История. 2023. № 85
Tomsk State University Journal of History. 2023. № 85
Научная статья
УДК 94:614.4(470.44)
doi: 10.17223/19988613/85/4
М.Т. Лорис-Меликов и санитарные проблемы Саратова 1870-х гг.: неудавшаяся попытка реформирования городского пространства
Максим Вячеславович Зайцев1, Александр Сергеевич Шешнёв2
12 Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, Саратов, Россия
1 zaytsev-mv@mail. ru
2 sheshnev@inbox. ru
Аннотация. Урбанизация пореформенного времени сопровождалась комплексом санитарных и экологических проблем. Череда эпидемий породила дискурс о модернизации городской среды. Одна из попыток реального улучшения условий жизни в населенных пунктах Нижней Волги произошла во время ветлянской чумы 18781879 гг. при генерал-губернаторе М.Т. Лорис-Меликове. В крупнейшем городе региона - Саратове - возможность решения санитарных проблем была упущена из-за несогласованности действий центральной власти и местного самоуправления.
Ключевые слова: историческая урбанистика, история природопользования, санитарное состояние, М.Т. Лорис-Меликов, Саратов
Благодарности: Исследование выполнено за счет гранта Президента РФ (проект МК-33.2020.5) в Саратовском государственном университете.
Для цитирования: Зайцев М.В., Шешнёв А.С. М.Т. Лорис-Меликов и санитарные проблемы Саратова 1870-х гг.: неудавшаяся попытка реформирования городского пространства // Вестник Томского государственного университета. История. 2023. № 85. С. 29-38. doi: 10.17223/19988613/85/4
Original article
M.T. Loris-Melikov and sanitary problems of Saratov in the 1870s: failed attempt to reform urban space
Maksim V. Zaytsev1, Aleksandr S. Sheshnev2
12 Saratov State University named after N.G. Chernyshevsky, Saratov, Russian Federation
1 zaytsev-mv@mail. ru
2 sheshnev@inbox. ru
Abstract. The purpose of the study is to analyze the sanitary-hygienic and environmental problems of urban space that existed in Saratov in the second half of the 19th century, in connection with the location of Glebuchev's ravine in the city. The article discusses attempts to solve these problems by the Saratov City Duma and the crown authorities, including events organized by the interim Governor-General M.T. Loris-Melikov during the plague epidemic of 1878-79. To solve the tasks, archival and published sources are used, including office materials of the city self-government, reference publications, publicistic works of Saratov's sanitary doctors, and memoirs of contemporaries.
The authors proceed from the fact that the complex of sanitary and environmental problems of Saratov was associated with accelerating of the process of urbanization in Russia of the Post-Reform period. The growth of the population and urban space outstripped municipality's accomplishment actions, which led a significant part of the Saratov's population to live in unsanitary conditions. The adverse living conditions of the townspeople created the basis for frequent epidemics, which, in turn, gave rise to the discourse on the need of modernization of the urban environment. The Glebuchev's ravine gradually became the most unhealthy part of the Saratov's territory, spontaneously populated by the poor and served as a place for manure and sewage dumping. The ravine and adjacent quarters had the highest morbidity and mortality rates. Since the early 1870s there was a regular discussion by local authorities about the options for its improvement, which did not lead to significant results for objective reasons. The main obstacles were legal difficulties, resistance of local residents and lack of funds of the municipality. One of the attempts to really improve living conditions in the Lower Volga settlements occurred during the «Vetlianskaya» Plague epidemic of 1878-79, when M.T. Loris-Melikov was appointed as the Governor-General of the region by the Empire government. In Saratov, his actions were aimed, inter alia, at the complete resettlement of the Glebuchev's ravine and its transformation into a public garden. However,
© М.В. Зайцев, А.С. Шешнёв, 2023
the city authorities could not fulfill this order. After the cessation of the plague epidemic and departure of M.T. Loris-Melikov from the region, the ravine problem returned to the «chronic» state.
The authors came to the conclusion that the opportunity to solve sanitary problems was missed, firstly, due to the inconsistency of the actions of the central government and local self-government, secondly, due to the lack of necessary financial resources of the City Duma and, thirdly, due to spontaneous resistance of ravine residents who did not want to move from unhealthy territory.
Keywords: urban history, history of nature management, sanitation condition, M.T. Loris-Melikov, Saratov
Acknowledgements: The study was carried out at the expense of a grant from the President of the Russian Federation (project MK-33.20.5) at Saratov State University.
For citation: Zaytsev, M.V., Sheshnev, A.S. (2023) M.T. Loris-Melikov and sanitary problems of Saratov in the 1870s: failed attempt to reform urban space. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya - Tomsk State University Journal of History. 85. pp. 29-38. doi: 10.17223/19988613/85/4
Эпидемии чумы в России были нередки в первой половине XIX в. (1803, 1812, 1829, 1837). Затем подобная эпидемия случилась после более чем 40-летнего перерыва (1878-1879), к чему власти и врачебное сообщество оказались не готовы. Волга и ее притоки традиционно представляли собой важнейший путь распространения эпидемий на огромные расстояния, а радиальная сеть железных дорог, возникшая в 18601870-е гг., создала условия для линейной быстрой передачи болезни [1. Р. 1188]. Чума и холера, заносимые из мест своего возникновения в неподготовленные для борьбы с ними волжские города, по отзыву современника, «... быстро и отлично приспособляются к месту и собирают обильную жатву среди волгарей» [2. С. 6]. Саратов как транспортный коридор в центр России требовал, наряду с Астраханью и Царицыным, особого внимания.
Во время эпидемий переплетение реальных событий со слухами зачастую вызывало панику у населения. Между разными социальными группами возникали противоречия, что нередко приводило к беспорядкам, при этом мишенью агрессивных действий простонародья становились врачи и чиновники [3. Р. 56]. В связи с этим для борьбы с эпидемиями правительство направляло из столицы чиновников высокого ранга. Такая практика впервые применена в 1830 г. при работе комиссии по борьбе с холерой при графе А.А. Закревском.
Чума проявила себя в Астраханской губернии в октябре 1878 г., но в прессе сообщения о ней появились лишь к концу декабря. Помимо внутригосударственных проблем, эпидемия чумы нанесла ощутимый экономический ущерб. К России европейскими странами применялись карантинные меры: усложнялся въезд для россиян, вводились ограничения на поставку ряда товаров и пр. Приближение эпидемии к Царицыну вынудило саратовского губернатора М.Н. Галкина-Враского 17 декабря сообщить об этом в МВД и просить о помощи. В соответствии с царским указом от 25 января 1879 г. для принятия мер была учреждена должность временного астраханского генерал-губернатора, которому подчинялись губернаторы Астраханской, Саратовской и Самарской губерний. На этот наделенный огромными полномочиями пост был назначен генерал от кавалерии граф М.Т. Лорис-Меликов, прибывший в Царицын 27 января [4. С. 51-54]. После Лорис-Меликова в Поволжье направлялся С.Ю. Витте для
борьбы с холерой в 1892 г., в 1897 г. сенатор В.И. Лихачев обследовал города Поволжья в рамках предупреждения чумы.
Недостаточная изученность механизмов распространения инфекционных болезней служила причиной отсутствия четкой программы мер по борьбе с ними. Во время эпидемии 1878-1879 гг. власть использовала традиционные приемы: решением Лорис-Меликова вокруг очага чумы вводились санитарные кордоны и инспекции, а дома заболевших дезинфицировались либо полностью уничтожались.
Период конца XIX - начала ХХ в. нередко рассматривается как «золотой век российской буржуазной культуры», для которого характерен дискурс модернизации городской среды [5. С. 225]. Повышенное внимание к проблемам благоустройства характерно для пореформенной России и может быть объяснено желанием общественности принимать участие в жизни города в условиях запрета публичных дискуссий о внутриполитических проблемах [6]. Ветлянская чума послужила причиной новой волны рассуждений о пространстве городов империи.
Саратов конца XIX в. - один из самых динамично развивающихся городов Российской империи с числом жителей в 1878 г. - 101 477 чел., в 1880 г. - 114 919 чел. [7. С. 26]. К началу XX в. город займет третье место по этому показателю в границах современной России. Одновременно с экономическим ростом происходят демографические изменения за счет миграции из сельской местности, пополнявшей прежде всего маргинальный и люмпенизированный слой. Подобная категория людей составляла основную группу риска для распространения инфекционных заболеваний. Социально-географическая структура городского пространства была напрямую связана с его санитарным состоянием.
Заовраженные земли занимали значительную часть городской территории. Возникновение проблемы Гле-бучева оврага относится ко времени переноса Саратова на место его окончательного размещения. В 1674 г. для города избрана правобережная терраса Волги, ограниченная с одной стороны речным берегом, а с другой -глубокой и широкой балкой, что создавало выгодную с военно-стратегической точки зрения диспозицию для саратовской крепости. Уже тогда стала формироваться селитебная территория на противоположной стороне оврага, поэтому он изначально находился фактически внутри городского пространства [8. С. 14; 9. С. 18-19].
С этого времени жители близлежащих дворов пользовались им в качестве свалочного места. Процесс его заполнения нечистотами продолжался столетиями, усиливаясь по мере роста города. Приблизительно на рубеже ХУШ-ХХХ вв. обывательские дворы начинают возникать уже на отлогих склонах и днище оврага. Контингент здешних жителей составляли главным образом малоимущие горожане, поскольку это давало возможность существовать неподалеку от центра города и крупнейших торговых средоточий - Старособорной и Хлебной площадей, где беднота находила себе заработок. Хотя с 1810-х гг. овраг формально входил в «планную» территорию Саратова, городское самоуправление изначально почти не регулировало здесь застройку и не взимало никакой платы за отвод дворовых мест, возникавших стихийно.
Высочайше конфирмованный в 1812 г. план Саратова не предусматривал построек в Глебучевом овраге. Лишь в одной местности были показаны кирпичные сараи, перенесенные в 1846 г. с одного места в овраге на другое, но за пределы реально существующей городской территории. Освободившиеся участки по духовным завещаниям и подобным документам перешли к другим лицам, положившим начало жилой застройке овражных земель [10. С. 57]. При попустительстве городских властей люди продолжали захватывать земли, ставить дворы, а по прошествии десятилетий некоторые из них получали юридическое право оформить землю в собственность «по давности владения». Днище и склоны оврага занимали 19 планных городских кварталов, 33 квартала примыкало к бортам оврага [11. С. 10].
Так постепенно складывалась «овражная» часть населения Саратова, состоявшая преимущественно из бедняков, застраивавших свои участки стихийно, используя все доступные материалы и средства. О благоустройстве территории, гигиене и санитарии в такой среде не было ни малейшего представления, что неизбежно вело с годами к ухудшению положения дел. Источником загрязнения Глебучева оврага выступали не только дворы обывателей. В 1856-1857 гг. при расширении саратовского деревянного водопровода создаются резервуары на Хлебной и Архангельской площадях. Избыток воды из них спускался по трубам в овраг, где была устроена «платьемойня» [12]. Так де-факто он превратился в путь канализационного стока. К тому же у верховий балки с 1836 г. располагалось Воскресенское кладбище, активно «заселявшееся» и довольно быстро ставшее основным городским некрополем. В конце 1870-х гг. один из врачей утверждал, что это соседство пагубно отражается на санитарном состоянии местности, поскольку весной «воды, текущие по Глебову оврагу, смешиваются с водами, стекающими с кладбища, а такая примесь отравленных разлагающимися животными веществами вод не может назваться полезной, потому что, испаряясь во время течения, наполняет воздух гнилостным паром» [13. С. 203].
Глебучев овраг к 1879 г. был довольно плотно заселен разбросанными по днищу и склонам маленькими скученными домиками. Помимо отходов местных жителей в овраг свозились навоз и прочие нечистоты
со значительной части города, направлялись загрязненные стоки из бань и других заведений. Днище прорезал постоянный водоток, который местами образовывал заболоченные участки. Ряд крупных отрогов оврага целенаправленно, с разрешения властей, засыпался навозом, отчего органическое загрязнение неуклонно увеличивалось. В условиях использования вод ручья и колодцев для бытовых нужд риск инфекционных заболеваний возрастал многократно. За всю дореволюционную историю в отношении оврагов городскому управлению удались лишь действия по засыпке верховьев землей и навозом. Мероприятие не требовало средств: горожанам было разрешено сваливать навоз в определенные места, чем те активно пользовались [10. С. 59].
Помимо Глебучева, городское пространство Саратова прорезали еще Белоглинский и Кладбищенский овраги. Беднейшие классы населения проживали и работали преимущественно в береговой полосе Волги и вдоль оврагов. Подобные участки заполнялись крохотными жилищами бедняков, напоминающими современникам железнодорожные будки. Овраги и волжский берег образовывали единое «жизненное пространство» и, учитывая их естественное географическое соединение, находились в постоянном контакте. В схожих санитарных условиях местности «чрезвычайно легко могут заимствоваться одна от другой болезнями» [2. С. 27]. Особое значение для передачи инфекций имел волжский берег, где приставали суда из Прикаспийского региона, транзитного для эпидемических болезней.
Смертность в Саратове в последней четверти XIX в. устойчиво составляла 40%о: в центральных районах города - около 30%, на окраинах значительно превосходила 40% при наибольшей величине в приовражных кварталах. Эта же закономерность характерна и для распространения эпидемических болезней [14]. Санитарные врачи называли крупные городские овраги «Cloaca Maxima Саратова», «очагами заразы», отмечая, что в них и прилегающих кварталах «всегда наблюдалась и наблюдается наибольшая заболеваемость заразными болезнями» [15. С. 63]. Врачи опосредовано ставили вопрос о необходимости борьбы с социальной дифференциацией населения внутри города по месту жительства и о качестве местного административного управления. «Здесь жилища поистине парий общества, среди навоза и отбросов, как собственных, так и остальных, более счастливых, жителей города. Здесь жители - во многих случаях хуже, чем логовища животных (Так в оригинале. - М.З., А.Ш.), здесь теснота построек поразительная; здесь все остальные условия существования настолько ужасны, что прямо удивляешься, как может человек со всем этим мириться, ко всему привыкнуть», - сообщает санитарный врач об условиях жизни населения в районах саратовских оврагов [16. С. 29]. Жить в пригородах из-за неразвитости транспортной инфраструктуры не всегда представлялось возможным. Казалось бы, для обеспечения жильем более или менее приемлемого качества необходимо расширить территориальные границы города, на свободных площадях строить дома
и организовать транспортное сообщение. Однако на муниципальном уровне идеи расширения границ Саратова всячески тормозились, что провоцировало уплотнение застройки. Традиционный мотив гласных городской думы: «...чем большую площадь займет городское население, тем благоустройство его Городскому Управлению будет стоить дороже» [10. С. 61].
У жителей окраин существовали местные санитарные проблемы: сильная загрязненность территории (из города вывозилось не более 10% отходов, остальные складировались преимущественно в оврагах); отсутствие доступа к центральному водопроводу, организованному в 1875 г., и использование нефильтрованной загрязненной воды из Волги и колодцев. В результате перенаселенности и отсутствия канализации гигиенические проблемы в городе возрастали, а положение населения ухудшалось.
Во второй половине XIX в. печальное состояние Глебучева оврага стало обращать на себя внимание властей, в связи с чем начинают высказываться идеи о его упорядочении. Еще в сентябре 1857 г. городской голова в рапорте губернатору сообщал: «Жители бедного класса людей, поселившиеся произвольно близ городской при Волге пристани и по Глебучеву оврагу, по распоряжению губернского начальства понуждались г[осподином] старшим полицмейстером к очистке тех мест» [17. Л. 1]. Однако подобные обсуждения к серьезным изменениям не приводили. Повышение внимания к санитарным проблемам наблюдается в начале 1870-х гг., после реформы городского самоуправления.
В 1871 г. недавно назначенный в Саратов губернатор М.Н. Галкин-Враский, выступая перед членами муниципалитета, предложил отвести территорию Гле-бучева оврага под общественный сад. «В настоящее время, - говорил он, - этот овраг по обеим сторонам протока весенних вод устлан по береговым уклонам небольшими деревянными домами и лачугами. Не говоря уже о том, что строения эти по плану города не разрешены, они служат еще притоном разных беспорядков, затрудняющих надзор полиции. К тому [же] постройка зданий на рыхлой почве сопровождается ежегодно немалыми несчастьями. Так и в этом году, не далее как на днях, часть рыхлой земли, оседая по уклону, сползла на один из домов оврага, разрушила дом и завалила живших в доме домовладельцев - старика с старухой, которые и были отрыты уже мертвыми. Обстоятельство это, не раз повторявшееся, возлагает на городское управление обязанность устранить подобные несчастья на будущее время». Он предложил городской думе сносить находящиеся здесь здания, жителей переселять за счет муниципалитета «в побережную часть города», а освободившееся место использовать в качестве парковой зоны [18. С. 119-120].
Интересно, что в цитируемой речи губернатор указывал на отрицательное значение оврага лишь с точки зрения затруднительности полицейского контроля и опасности оползней, не упоминая о неудовлетворительном санитарно-гигиеническом состоянии. Возможно, это связано с общим низким уровнем медицинской культуры и слабым распространением соответствующих знаний в указанную эпоху.
Городская дума отреагировала на пожелание начальника губернии своим постановлением от 23 апреля 1871 г., в котором среди прочего говорилось: «В видах освобождения этой местности от построек, разбросанных там бедными жителями самовольно в неблагообразном виде и в нарушение городского плана, поручить управе привести все эти постройки в известность, определить приблизительную стоимость их и затем постепенно входить в соглашение с владельцами сих строений о переносе их на другие свободные места в кварталах, назначенных для раздачи бедным жителям» [19. Л. 111-111 об.]. В качестве первоочередной локальной меры Саратовская временная санитарная комиссия на заседании 3 мая 1871 г. предложила «запретить выбрасывать нечистоты прямо в поле или в овраги» [20. Л. 51]. С этого времени началась длительная история попыток городского самоуправления решить проблему Глебучева оврага.
Целых два года понадобилось городским властям, чтобы «привести в известность» существующие в овраге постройки и выработать общие принципы их ликвидации. В мае 1873 г. дума постановила: 1) выселение жителей должно проводиться решением суда по каждой отдельной самовольной постройке; 2) выселяемым для переноса их жилищ отводятся бесплатно новые места на свободной городской территории; 3) беднейшим из них муниципалитет выдает пособие в размере 25% стоимости их строений [21. С. 36-37]. Городской управой жители оврага были разделены на три категории: 1) постоянные жители, из-за бедности не способные перенести строения без пособия, - 255 семейств;
2) жители, располагающие средствами, - 80 семейств;
3) проживающие по письменным видам неместные жители, рассматриваемые полицией как иногородние и не имеющие прав ни на постройку, ни на отвод городских земель, - 120 семейств. Стоимость построек оценивалась в 47 080 руб. [11. С. 12].
Поскольку выселение требовало судебного заключения, неизбежная бюрократическая волокита затягивала процесс. В течение 1874 г. мировые судьи вынесли 107 решений о сносе строений, 52 владельца подали прошения об отводе бесплатных мест, но переселилось в указанном году лишь три семьи [13. С. 126]. Дальше дело заглохло, поскольку город не мог обеспечить серьезную финансовую помощь овражным жителям, а переезжать на собственные средства в силу бедности они оказались неспособны. Нежелание переселяться также может объяснить выделение для этой цели территории на дальних окраинах города. Выгонять же людей на улицу, даже имея на это юридически оформленное право, муниципалитет не решился.
Такое положение дел сохранялось до конца 1878 г., когда в станице Ветлянская Астраханской губернии началась вспышка чумы и возникли опасения распространения заболевания на другие населенные пункты. В декабре городские власти Саратова, после обращения губернатора Галкина-Враского, избрали комиссию для разработки первоочередных мер по предотвращению распространения эпидемии. Комиссия предложила открыть временную больницу для тифозных больных (первое время медики и, соответственно, власти, не по-
нимали, что имеют дело с чумой, считая болезнь, появившуюся в станице Ветлянская, одной из разновидностей тифа), нанять еще одного городского врача, организовать помощь беднейшим гражданам, а также усилить санитарный надзор за городской территорией [13. С. 5-7].
По этой программе саратовский муниципалитет действовал зимой 1878-1879 гг. С целью усиления санитарного контроля 5 февраля 1879 г. дума утвердила обязательное постановление «О мерах охранения народного здравия», которым вводились санитарно-гигиенические нормы для саратовских обывателей. Подчеркивалась обязанность домовладельцев содержать в чистоте свои дворы и прилегающую часть улицы, правильно устраивать и регулярно дезинфицировать помойные и «ретирадные» ямы. Говорилось о порядке вывоза нечистот из домов, об устройстве и поддержании гигиены на скотобойнях и в местах продажи съестного, о санитарных условиях в промышленных заведениях, общественных банях и ночлежных домах. Запрещалось сбрасывать трупы павших животных в овраги, в Волгу и оставлять на улицах. Не допускалась выделка кизяков в центральной части города [22. С. 22-26].
Тем временем коронная власть, обеспокоенная размахом эпидемии, решила применить чрезвычайные методы для предотвращения ее распространения. Как отмечалось выше, в январе 1879 г. генерал-губернатором Нижнего Поволжья назначен генерал-адъютант М.Т. Лорис-Меликов, получивший чуть ли не диктаторские полномочия в осуществлении мер, направленных прежде всего на изоляцию источника эпидемии (создание кордонов), а также на исправление местных санитарно-гигиенических недостатков. Явившись к месту новой службы, он энергично принялся за выполнение порученной ему задачи. Генерал-губернатор лично побывал в очаге эпидемии - станице Ветлянской, в Астрахани, а также в Царицынском уезде Саратовской губернии. В Саратове он так и не появился (хотя городские власти ожидали его приезда), поэтому о состоянии дел судил лишь по представленным ему губернатором документам.
Несмотря на обширные полномочия, Лорис-Меликов предпочел действовать в контакте с местным самоуправлением, что логично - вопросы охраны здоровья и городского хозяйства находились в сфере полномочий городских дум, которые под влиянием активности генерал-губернатора начали работать в мобилизационном режиме. По распоряжению Лорис-Меликова в населенных пунктах начались неотложные мероприятия по улучшению санитарных условий. Содействовать им должна была совещательно-санитарная комиссия под председательством саратовского губернатора Галкина-Враского. Со 2 февраля по 22 марта 1879 г. проводились заседания комиссии, где было принято 27 определений в форме протоколов с одобрением генерал-губернатора [4. С. 356]. Согласно циркуляру Лорис-Меликова от 2 февраля в подчиненных губерниях безотлагательно требовалось очистить населенные места от нечистот с особым контролем за качеством продуктов питания и питьевой воды. Жесткая риторика была характерна для М.Т. Лорис-Меликова.
От него в случае неисполнения предписаний можно было услышать угрозу вплоть до расстрела. Как отмечает правитель канцелярии Лорис-Меликова в 18791881 гг. А.А. Скальковский, подобные угрозы «никогда не были бы приведены в исполнение, но они были необходимы для устранения распущенности в критическую минуту, какую переживала тогда Россия» [4. С. 373].
В такой обстановке опять вышел на повестку дня вопрос о Глебучевом овраге. Необходимость переселения его жителей рассматривалась Саратовским губернским комитетом общественного здравия 8 февраля 1879 г. Председатель сообщил, что «все предварительные действия по очищению Глебучева оврага от ныне находящегося там населения уже выполнены» [23. С. 8] (имелись в виду меры 1873-1874 гг., которые на самом деле лишь подготовили почву, но не решили вопрос). Подчеркивалось, что избранная городской думой особая комиссия для решения проблемы так и не представила окончательного доклада. По итогам заседания комитет постановил просить председателя связаться с городским управлением и, «указав на вредное влияние для города в санитарном отношении дальнейшего пребывания этого населения в означенном овраге, просить о немедленном приведении в исполнение предложений городской думы о переводе обитателей Глебучева оврага в другое место» [23. С. 9].
Из документов, пересылаемых саратовскими властями, Лорис-Меликов узнал о проблеме Глебучева оврага как главной язве городского пространства и о том, что бесплодные попытки ее решения насчитывали уже восемь лет. Основываясь на необходимости ликвидировать вредные в санитарном отношении явления, 21 марта 1879 г. он прислал думе «предложение», имевшее, по сути, характер распоряжения, следующего содержания: «1) Переселить жителей Глебучева оврага в кратчайший срок на другие места, освободив таким образом весь овраг от всяких построек; 2) Отвести теперь же переселенцам Глебучева оврага бесплатно городские участки земли в черте планных кварталов, выдав им из городских сумм вспомоществование, обеспечивающее их переселение; 3) Место нынешних построек в овраге засадить деревьями, устроив общественный сад или рощу, что в гигиеническом отношении будет, в свою очередь, иметь немаловажное значение» [13. С. 123-124] (рис. 1). Любопытно, что, выдвигая думе столь серьезные требования, генерал-губернатор в то же время отмечал ее постоянные заботы об улучшении санитарного состояния Саратова и хвалил за полезную деятельность по оздоровлению городского пространства. Именно за такой стиль общения с нижестоящими учреждениями Лорис-Меликова в историографии зачастую именуют «бархатным диктатором».
Предписание изначально носило невыполнимый характер. Принимая во внимание, что у города совершенно отсутствовали свободные средства на такое грандиозное мероприятие, переселить 15-20 тыс. человек, проживавших на территории оврага и по его склонам, в короткие сроки было абсолютно нереально. Это прекрасно осознавали люди, входившие в состав
городского самоуправления. Тем не менее дума избрала новую комиссию из 10 человек «для скорейшего и окончательного разрешения вопроса», поручив ей составить подробную опись и оценку всех находящихся в овраге построек с определением расходов на переселение на новые места. Подтверждалось действие поста-
новления 1873 г., гарантировавшего от муниципалитета пособие в размере 25% от оценки существующих построек всем «недостаточным» жителям, которые захотят немедленно переселиться на отведенные ранее места [13. С. 127]. Учитывая ветхость строений, данные суммы оказались чрезвычайно малы.
Рис. 1. Схема города Саратова конца XIX в. Пунктиром показан предполагаемый к выселению район Глебучева оврага. Цифрами обозначены площади: 1 - Дегтярная, 2 - Ямская, 3 - Московская, 4 - Полтавская, 5 - Митрофаньевская, 6 - Ильинская, 7 - Плац-парад, 8 - Хлебная (Театральная), 9 - Соборная, 10 - Михаило-Архангельская (Горянская), 11 - Старособорная (Музейная),
12 - Соляная, 13 - Духосошественская
Давление со стороны генерал-губернатора заставляло городские власти активизировать свою деятельность в сфере общественной гигиены. «Полиция, -сообщает в своих мемуарах один из гласных думы, -металась по городу, составляя акты и протоколы о разных санитарных безобразиях. Мировые судьи были завалены этими актами и протоколами, которые должны были рассматривать срочно, вне очереди. Думские комиссии с участием чинов полиции и представителей врачебного отделения губернского правления и городовых врачей осматривали рынки, заводы, фабрики, ночлежные дома и даже... дома терпимости и проч. Убирались, чистились, подтягивались...» [24. С. 100].
Но вся эта санитарная суматоха довольно быстро закончилась, поскольку вспышку чумы удалось локализовать, после чего блестяще справившийся с задачей Лорис-Меликов в апреле 1879 г. отправился руководить Харьковской губернией. Что касается Глебучева оврага, то единственным последствием генерал-губернаторского предписания стало переселение еще
23 семейств в течение 1879-1881 гг. Учрежденная для этой цели комиссия оказалась «мертворожденной». Какие-либо свидетельства ее практической работы невозможно обнаружить в протоколах думы ни за 1879 г., ни за последующие годы. Отъезд «бархатного диктатора» позволил городским властям вернуть вопрос в то состояние, в котором он находился до начала чумной эпидемии, т.е. отложить в долгий ящик.
Спокойствию, с которым городская дума продолжала взирать на овражную проблему, очевидно, способствовал тот факт, что во время эпидемии чумы заболеваний в Саратове так и не было зафиксировано, а карантинные меры ограничились учреждением наблюдательного поста в четырех верстах от города [25. С. 40].
Тем не менее и после окончания бурного «чумного» периода муниципалитет периодически возвращался к вопросу о Глебучевом овраге. Управа в 1881 г. констатировала, что отсутствие эффективного решения о выселении его жителей связано главным обра-
зом с отсутствием средств для переноса построек на бесплатно отводимые места, а не с нежеланием населения подчиниться требованиям полиции. В этих условиях переселение беднейших обывателей могло быть проведено лишь при возведении жилищ на новых местах за счет властей. Для 255 наиболее бедных семейств по разным подсчетам требовалось от 76 до 113 тыс. руб. В качестве источника средств рассматривался вспомогательный капитал Общественного банка, но оказалось, что его средства уже назначены на постройку Радищевского музея и железной дороги [11. С. 12-14].
В 1880-е гг. работа по расселению оврага почти не велась, поскольку ей препятствовали сопротивление местных жителей и отсутствие у муниципалитета необходимых средств. Важное место занимало нежелание овражного населения идти навстречу городским властям. Расход на полное расселение, по самым скромным подсчетам думы, оценивался в 60 тыс. руб. (очевидно имелась в виду 25%-ная компенсация домовладельцам), и такая сумма, безусловно, могла быть найдена в городском бюджете, составлявшем около 700 тыс. руб. в год. Но люди не хотели покидать насиженные места и переезжать на окраину, отдаленную от главных торговых пунктов и городского водопровода, да еще и без полной компенсации расходов. К 1887 г. «с помощью различных комбинаций» из оврага были выселены обитатели лишь 25 домов, тогда как располагалось в нем еще 400 жилищ [26. С. 394]. Более того, даже такой незначительный результат нивелировался тем, что муниципалитет фактически позволял обывателям продолжать застройку проблемной территории. Такая возможность существовала из-за слабого контроля должностных лиц городского самоуправления за данной сферой, а возможно, и их сознательного попустительства.
Характерный случай произошел в конце 1880-х гг. 17 июля 1887 г. думой рассматривалось ходатайство мещанки Н.Ф. Недокуневой, просившей разрешения возвести несколько флигелей на принадлежащем ей в овраге дворовом месте, оформленном в собственность крепостным актом. Гласные постановили: «Впредь до принятия общих мер по урегулированию Глебова оврага допустить перестройки и поправки строений на крепостных полномерных местах, но всякий раз с особого разрешения городской управы» [26. С. 396]. Речь шла именно о ремонте существующих строений, но не о создании новых. Однако, делая выписку из протокола для технического отделения управы, секретарь допустил ошибку и слово «перестройки» превратилось в «постройки», что означало разрешение думы на возведение новых зданий. Служащие технического отделения, призванного наблюдать за сферой городской планировки и застройки, не могли не знать о негативном отношении муниципалитета к существованию дворов в Глебучевом овраге. Главой технического отделения и одновременно гласным думы являлся городской архитектор А. М. Салько, прекрасно осведомленный обо всех нюансах проблемы. Тем не менее, исходя из формального решения думы, появившегося только благодаря канцелярской ошибке, он и его подчиненные в течение более чем двух лет допускали
продолжение застройки овражной территории. Только в ноябре 1890 г., когда дело вновь попало на обсуждение думы, был подтвержден запрет на создание в овраге новых строений [27. С. 664-666].
На повышение плотности застройки в овраге наслаивалась проблема ежегодного увеличения его использования для нужд канализационного стока. Так, в 1885 г. владелец одной из гостиниц просил у думы разрешения устроить сточную трубу в овраг. Рассматривая это дело, отцы города «вдруг» выяснили, что уже существуют подобные трубы, ведущие от многих частных гостиниц и торговых бань, а также от городского корпуса мясных лавок. Гласные опять приняли постановление, фактически исключавшее решение проблемы: вопрос о ходатайстве оставить открытым и собрать сведения о всех существующих сточных трубах, проведенных в Глебучев овраг - «когда, с чьего разрешения и каким способом устроены эти трубы, не представляются ли они вредными в гигиеническом отношении и возможно ли на будущее время допускать существование этих труб» [28. С. 424-427].
В таких условиях санитарное состояние оврага ухудшалось из года в год и продолжало оказывать пагубное влияние на все городское пространство. Согласно исследованию врача И.Н. Буховцева, смертность в Саратове (как общая, так и от инфекционных болезней) в середине 1880-х гг. была выше, чем в крупнейших городах Европы и России. Общий показатель смертности на тысячу жителей в 1885 г. составлял 45,3 чел., в 1886 г. - 36,7 чел. Причины такого явления Буховцев видел в неблагоприятных санитарных особенностях городской территории (неслучайно наибольший процент смертности давали районы, прилегающие к Глебучеву оврагу), отсутствии налаженной системы удаления нечистот и невежестве населения по части гигиенических правил [29. С. 155, 157].
Весной 1897 г. ожидалось прибытие в Саратов сенатора В.И. Лихачева, проводившего осмотр санитарного состояния Поволжья в рамках мероприятий Комиссии о предупреждении занесения в Империю чумной заразы и борьбе с нею. Городская дума в апреле 1897 г. поручила управе и санитарной комиссии подготовить проект упорядочения Глебучева оврага, разрешив экстренные расходы на санитарные мероприятия. Город был разделен на санитарные участки, где создавались попечительства с санитарно-врачеб-ными полномочиями, кроме того, нанимались особые надзиратели за оврагами. Перед сенатором предполагалось ходатайствовать о сносе построек в оврагах по праву принудительной экспроприации занятой земли [30, 31].
По итогам своей инспекции сенатор подготовил отчет, в котором особое внимание уделил Глебучеву оврагу, подчеркнув его роль как «первого рассадника эпидемий», а средством борьбы с этим злом назвал выселение более чем 500 семейств. «Но сделать какое-либо распоряжение для исполнения такой меры я не счел себя в праве, - отмечал В. Лихачев, - за отсутствием в отечественных законах разрешения на отчуждение частной собственности, представляющей вред и опасность для общественного здоровья, как это
установлено некоторыми законодательствами иностранными» [32. С. 12].
На рубеже Х1Х-ХХ вв. в районах саратовских оврагов проживало почти 30 тыс. чел., из них в Глебу-чевом овраге и вблизи него - около 20 тыс. [33. С. 23] В 1900 г. городским архитектором в самом овраге зафиксировано более 500 жилых зданий и до 3 тыс. жителей, для переселения которых, по его оценке, понадобилось бы не менее 200 тыс. руб. Дальнейшая засыпка оврага и благоустройство оценивались почти в 2,5 млн руб. [11. С. 26-28]. Таких средств город, безусловно, не мог выделить. В результате к 1917 г. в Глебучевом и Белоглинском оврагах находилось уже до 1 тыс. домов с более чем 5 тыс. жителей [10. С. 57].
Подводя итог исследованию, можно заключить, что с 1870-х гг. врачебно-санитарное дело стало относиться к сфере городского самоуправления и первоначально воспринималось им как новое обременение бюджета. При очередном появлении эпидемий все мероприятия сводились к выставлению кордонов и полицейского контроля во избежание заноса болезни извне; по мере же их затухания практически все действия прекращались. Подобные меры отличались низкой эффективностью во многом потому, что главная причина эпидемий, по мнению врачей, состояла «в крайней бедности, в невозможных гигиенических условиях, в которых живет население» [15. С. 10].
Центральная власть во время чумы 1878-1879 гг. продемонстрировала свою заинтересованность в проведении долгосрочных профилактических санитарных мер для улучшения санитарного состояния территории и здоровья населения в Нижнем Поволжье. Пришло осознание важности оздоровления региона для всего государства [34. Р. 102]. Эффективность действий властей в момент кризиса подвергается сомнению, так как, по существу, локальная проблема из-за некомпетентности и нехватки реальной власти у местных чиновников приобрела национальный и международный масштаб и с определенного времени могла быть решена только на самом высоком уровне [35. С. 110]. Кратко-
срочное пребывание Лорис-Меликова в регионе все же дало положительные результаты. Чума 1878-1879 гг. не только привела к экстренным действиям, но «заставила подумать и о необходимости постоянных мероприятий» [36. С. 385]. Однако отсутствие четких нормативов и неопределенность закона не позволили в имперский период существенно уменьшить загрязнение окружающей среды, но в то же время значительно возросла гигиеническая осведомленность населения [37. Р. 208-209].
Стоит отметить, что исторический шанс на решение проблемы Глебучева оврага в Саратове был упущен во многом из-за банальной несогласованности действий коронной власти и местного самоуправления. Одним из главных препятствий оказалось отсутствие у города необходимых финансовых средств на расселение. В то же время Лорис-Меликов имел в своем распоряжении огромную сумму в 4 млн руб., из которых потратил на борьбу с эпидемией всего около трехсот тысяч. Саратовская городская дума по каким-то причинам не решилась напрямую просить денежной помощи, а государство не догадалось эту помощь предложить.
Городской врач П.Н. Соколов, подытоживая дискуссии конца Х1Х в. о проблемах оврагов в Саратове, отмечает неизменную логику гласных городской думы, по которой «прежде чем что-либо делать, необходимо выселить жителей, а так как этого сделать мы не в состоянии, то и говорить об этом не стоит». Бездействие властей в сфере улучшения условий жизни населения городских окраин связывалось им с отсутствием представительства социальных низов в органе местного самоуправления, причиной чего он называет «злосчастный имущественный ценз» [33. С. 28-29]. В итоге другой врач, И.Н. Матвеев, резюмировал в 1907 г.: «Скоро будет уже 40 лет, как вся деятельность городского управления по этому вопросу сводится почти только к знакомству с топографией оврагов и постоянной переписке с губернской администрацией, - но решительных мер по упорядочению оврагов никаких не предпринималось» [11. С. 1].
Список источников
1. Patterson K.D. Cholera diffusion in Russia, 1823-1923 // Social Science & Medicine. 1994. Vol. 38, № 9. P. 1171-1191.
2. Матвеев И.Н. Санитарные очерки берега Волги у Саратова. СПб., 1906. 56 с.
3. Cohn S. Fear and the Corpse: Cholera and Plague Riots Compared // Histories of Post-Mortem Contagion. Medicine and Biomedical Sciences in
Modern History. Cham : Palgrave Macmillan, 2018. P. 55-81.
4. Итенберг Б.С., Твардовская В.А. Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники. М. : Центрполиграф, 2004. 987 с.
5. Мазаник А.В. «Культурный поворот» и российская историческая урбанистика // Прошлый век. М.: ИНИОН РАН, 2013. Вып. 1. С. 223-240.
6. Малинова-Тзиафета О.Ю. Из города на дачу: социокультурные факторы освоения дачного пространства вокруг Петербурга (1860-1914).
СПб. : Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2013. 335 с.
7. Памятная книжка Саратовской губернии. 19 февраля 1880 года. Адрес-календарь и статистическо-справочные сведения. Саратов : тип. гу-
бернского правления, 1880. 530 с.
8. Краснодубровский С.С. Рассказ про старые годы Саратова. Саратов : тип. губернского земства, 1891. 34 с.
9. Гераклитов А.А. Саратов. Краткий исторический очерк. М. ; Саратов : Изд-во В.З. Яксанова, 1923. 35 с.
10. Уткин А. Итоги деятельности Саратовского городского самоуправления по техническому отделению в дореволюционное время // Известия Саратовской городской думы. 1917. № 1. С. 49-64.
11. Матвеев И.Н. Глебучев овраг (1871-1906 гг.). Саратов : типо-лит. С.М. Панина, 1907. 51 с.
12. Z. Перемены и улучшения в Саратове в течение последнего шестилетия // Памятная книжка Саратовской губернии на 1860 г. Саратов : тип. Саратовского губернского правления, 1860. Отд. III. С. 11-13.
13. Протоколы Саратовской городской думы (ПСГД) за 1879 г. Саратов : тип. газеты «Волга», 1880.
14. Ковалев М.В., Шешнёв А.С. Факторы развития и распространения холерных заболеваний в Саратове (конец XIX - начало XX века) // Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 2017. № 1. С. 55-62.
15. Матвеев И.Н. Г. Саратов в санитарном отношении в 1906 году : отчет санитарного врача. Саратов : типо-лит. С.М. Панина, 1908. 246 с.
16. Соколов П.Н. О санитарном состоянии Саратовских оврагов Белоглинского и Глебучева // Саратовская земская неделя. 1905. № 3. С. 29-46.
17. Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 1387.
18. Состояние городского хозяйства в Саратове ко времени введения нового городского управления. Речь г[осподина] начальника губернии при открытии Саратовской городской управы. 6 апреля 1871 г. // Памятная книжка Саратовской губернии на 1872 г. Саратов : Саратов. губернский стат. комитет, 1872. Ч. 2. С. 117-123.
19. ГАСО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 4150.
20. ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2053.
21. ПСГД за 1873 г. Апрель и май. Саратов : Тип. Саратовского справочного листка, 1873. 39 с.
22. Сборник изданных городскою думою обязательных для жителей г. Саратова постановлений в период времени с 23-го марта 1872 г. по 1-е января 1888 г. Саратов : типо-лит. Н.В. Петрова, 1888. 87 с.
23. Краткий обзор деятельности учебных, благотворительных, общественных и частных учреждений г. Саратова и Саратовской губернии в 1879 году / сост. И.П. Балабанов. Саратов : тип. Саратовского губернского правления, 1880. 180 с.
24. Славин И.Я. Минувшее - пережитое. Воспоминания. Саратов : КнигоГрад, 2013. 404 с.
25. Приложение к всеподданейшему отчету саратовского губернатора. Обзор губернии за 1879 год. Саратов : губ. тип., 1880. 44 с.
26. ПСГД за 1887 г. Саратов : типо-лит. Н.В. Петрова, 1888. 496 с.
27. ПСГД за 1890 г. Саратов : типо-лит. Н.В. Петрова, 1891. 848 с.
28. ПСГД за 1885 г. Саратов : тип. И.Т. Нерода, 1886. 1100 с.
29.Буховцев И.Н. Статистика смертности, рождаемости и браков по г. Саратову за 1886 г. // Вестник судебной медицины. 1887. Т. 4. С. 150-199.
30. Местная хроника // Саратовская земская неделя. 1897. № 15. С. 211-215.
31. Местная хроника // Саратовская земская неделя. 1897. № 16-17. С. 223-225.
32. Лихачев В.И. Всеподданнейший отчет сенатора Лихачева по командировке в Поволжские губернии. СПб., 1897. 116 с.
33. Соколов П.Н. О санитарном состоянии саратовских оврагов (окончание) // Саратовская земская неделя. 1905. № 4. С. 14-30.
34. Henze Ch.E. Disease, Health Care and Government in Late Imperial Russia: Life and Death on the Volga, 1823-1914. London ; New York : Routledge, 2011. 227 р.
35. Heilbronner H. The Russian Plague of 1878-79 // Slavic Review. 1962. Vol. 21, is. 1. P. 89-112.
36. Васильев К.Г., Сегал А.Е. История эпидемий в России (материалы и очерки). М. : Медгиз, 1960. 397 с.
37. Mazanik A. Industrial waste, river pollution and water politics in Central Russia, 1880-1917 // Water History. 2018. Vol. 10, is. 2-3. P. 207-222.
References
1. Patterson, K.D. (1994) Cholera diffusion in Russia, 1823-1923. Social Science & Medicine. 9(38). pp. 1171-1191.
2. Matveev, I.N. (1906) Sanitarnye ocherki berega Volgi u Saratova [Sanitary essays on the banks of the Volga near Saratov]. St. Petersburg: [s.n.].
3. Cohn, S. (2018) Fear and the Corpse: Cholera and Plague Riots Compared. In: Lynteris, C. & Evans, N. (eds) Histories of Post-Mortem Contagion.
Medicine and Biomedical Sciences in Modern History. Cham: Palgrave Macmillan. pp. 55-81.
4. Itenberg, B.S. & Tvardovskaya, A.V. (2004) Graf M.T. Loris-Melikov i ego sovremenniki [Count M.T. Loris-Melikov and his contemporaries].
Moscow: Tsentrpoligraf.
5. Mazanik, A.V. (2013) "Kulturnyy povorot" i rossiyskaya istoricheskaya urbanistika [" A cultural turn" and Russian historical urban studies]. Proshlyy
vek. 1. pp. 223-240.
6. Malinova-Tziafeta, O.Yu. (2013) Iz goroda na dachu: sotsiokul'turnye faktory osvoeniya dachnogo prostranstva vokrug Peterburga (1860—1914)
[From the city to the cottage: Sociocultural factors in the development of the country space around St. Petersburg (1860-1914)]. St. Petersburg: European University in St. Petersburg.
7. Saratov Provincial Statistical Committee. (1880) Pamyatnaya knizhka Saratovskoy gubernii. 19 fevralya 1880 goda. Adres-kalendar' i statistichesko-
spravochnye svedeniya [The pamyatnaya knizhka (memorial book) of the Saratov province. February 19, 1880. Official directory and statistical reference information]. Saratov: Tip. gubernskogo pravleniya.
8. Krasnodubrovskiy, S.S. (1891) Rasskazpro starye gody Saratova [The story about the old years of Saratov]. Saratov: Tipografiya gubernskogo zemstva.
9. Geraklitov, A.A. (1923) Saratov. Kratkiy istoricheskiy ocherk [Saratov. A brief historical outline]. Moscow, Saratov: V.Z. Yaksanov.
10. Utkin, A. (1917) Itogi deyatel'nosti Saratovskogo gorodskogo samoupravleniya po tekhnicheskomu otdeleniyu v dorevolyutsionnoe vremya [The results of the activities of the Saratov city government on the technical department in pre-revolutionary time]. Izvestiya Saratovskoy gorodskoy dumy.
1. pp. 49-64.
11. Matveev, I.N. (1907) Glebuchev ovrag (1871-1906gg.) [The Glebuchev ravine (1871-1906)]. Saratov: S.M. Panin.
12. Z. (1860) Peremeny i uluchsheniya v Saratove v techenie poslednego shestiletiya [Changes and improvements in Saratov over the past six years]. Pamyatnaya knizhka Saratovskoy gubernii na 1860 g. III. pp. 11-13.
13. Saratov City Council. (1880) Protokoly Saratovskoy gorodskoy dumy (PSGD) za 1879 g. [Protocols of the Saratov City Council (PSGD) for 1879]. Saratov: Tipografiya gazety "Volga."
14. Kovalev, M.V. & Sheshnev, A.S. (2017) Faktory razvitiya i rasprostraneniya kholernykh zabolevaniy v Saratove (konets XIX - nachalo XX veka) [Factors of cholera development and dissemination in Saratov (late 19th - early 20th centuries)]. VestnikMoskovskogo universiteta. Ser. 5. Geo-grafiya. 1. pp. 55-62.
15. Matveev, I.N. (1908) G. Saratov v sanitarnom otnoshenii v 1906 godu. Otchet sanitarnogo vracha [The sanitary situation in Saratov in 1906. Report of the sanitary doctor]. Saratov: S.M. Panin.
16. Sokolov, P.N. (1905) O sanitarnom sostoyanii saratovskikh ovragov Beloglinskogo i Glebucheva [About the sanitary condition of ravines Beloglinskiy and Glebuchev in Saratov]. Saratovskaya zemskaya nedelya. 3. pp. 29-46.
17. The State Archive of Saratov Region (GASO). Fund 1. List 1. File 1387.
18. Anon. (1872) Sostoyanie gorodskogo khozyaystva v Saratove ko vremeni vvedeniya novogo gorodskogo upravleniya. Rech' g[ospodina] nachal'nika gubernii pri otkrytii Saratovskoy gorodskoy upravy. 6 aprelya 1871 g. [The state of urban economy in Saratov at the time of the new city administration. A speech by the Governor at the opening of the Saratov City Government. April 6, 1871]. Pamyatnaya knizhka Saratovskoy gubernii na 1872 g.
2. pp. 117-123.
19. The State Archive of Saratov Region. Fund 3. List 1. File 4150.
20. The State Archive of Saratov Region. Fund 1. List 1. File 2053.
21. The Saratov City Council. (1873) PSGD za 1873 g. Aprel' i may [PSGD for 1873. April and May]. Saratov: Saratovskiy spravochnyy listok.
22. The Saratov City Council. (1888) Sbornik izdannykh gorodskoyu dumoyu obyazatel'nykh dlya zhiteley g. Saratova postanovleniy v period vremeni s 23-go marta 1872 g. po 1-ye yanvarya 1888 g. [A collection of binding decisions by the City Duma for the Saratov residents from March 23, 1872, to January 1, 1888]. Saratov: N.V. Petrov.
23. Balabanov, I.P. (1880) Kratkiy obzor deyatel'nosti uchebnykh, blagotvoritel'nykh, obshchestvennykh i chastnykh uchrezhdeniy g. Saratova i Sara-tovskoy gubernii v 1879 godu [A brief review of the activities of educational, charitable, public, and private institutions in Saratov and Saratov province in 1879]. Saratov: Saratov Provincial Government.
24. Slavin I.Ya. (2013)Minuvshee — perezhitoe. Vospominaniya [The Past and Bygone. Memories]. Saratov: KnigoGrad.
25.The Saratov Provincial Statistical Committee. (1880) Prilozhenie k vsepoddaneyshemu otchetu saratovskogo gubernatora. Obzor gubernii za 1879 god [Appendix to the Most Faithful Report of the Saratov Governor. Overview of the province for 1879]. Saratov: Gubernskaya tipografiya.
26. The Saratov City Council. (1888) PSGD za 1887g. [PSGD for 1887]. Saratov: N.V. Petrov.
27. The Saratov City Council. (1891) PSGD za 1890 g. [PSGD for 1890]. Saratov: N.V. Petrov.
28. The Saratov City Council. (1886) PSGD za 1885 g. [PSGD for 1885]. Saratov: I.T. Nerod.
29. Bukhovtsev, I.N. (1887) Statistika smertnosti, rozhdaemosti i brakov po g. Saratovu za 1886 g. [Statistics of mortality, fertility, and marriages in Saratov for 1886]. Vestnik sudebnoy meditsiny. 4. pp. 150-199.
30. Anon. (1897a) Mestnaya khronika [Local Chronicle]. Saratovskaya zemskaya nedelya. 15. pp. 211-215.
31. Anon. (1897b) Mestnaya khronika [Local Chronicle]. Saratovskaya zemskaya nedelya. 16-17. pp. 223-225.
32. Likhachev, V.I. (1897) Vsepoddanneyshiy otchet senatora Likhacheva. Po komandirovke v Povolzhskiye gubernii [The most faithfil report of Senator Likhachev. On a business trip to the Volga region]. St. Petersburg: [s.n.].
33. Sokolov, P.N. (1905) O sanitarnom sostoyanii saratovskikh ovragov (okonchanie) [About sanitary condition of ravines in Saratov (the ending)].
Saratovskaya zemskaya nedelya. 4. pp. 14-30.
34. Henze, Ch.E. (2011) Disease, Health Care and Government in Late Imperial Russia: Life and Death on the Volga, 1823—1914. London; New York: Routledge.
35. Heilbronner, H. (1962) The Russian Plague of 1878-79. Slavic Review. 1(21). pp. 89-112.
36. Vasilyev, K.G. & Segal, A.E. (1960) Istoriya epidemiy v Rossii (materialy i ocherki) [The history of epidemics in Russia (materials and essays)]. Moscow: Medgiz.
37. Mazanik, A. (2018) Industrial waste, river pollution and water politics in Central Russia, 1880-1917. Water History. 2-3(10). pp. 207-222. Сведения об авторах:
Зайцев Максим Вячеславович - кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры истории России и археологии Саратовского национального исследовательского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского (Саратов, Россия). E-mail: zaytsev-mv@mail.ru
Шешнёв Александр Сергеевич - кандидат географических наук, заведующий лабораторией геоэкологии Саратовского национального исследовательского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского (Саратов, Россия). E-mail: sheshnev@inbox.ru
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors:
Zaitsev Maxim V. - Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Russian History and Archaeology of the Saratov National Research State University named after N.G. Chernyshevsky (Saratov, Russian Federation). E-mail: zaytsev-mv@mail.ru
Sheshnev Alexander S. - Candidate of Geographical Sciences, Head of the Laboratory of Geoecology of the Saratov National Research State University named after N.G. Chernyshevsky (Saratov, Russian Federation). E-mail: sheshnev@inbox.ru
The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 02.12.2019; принята к публикации 03.10.2023 The article was submitted 02.12.2019; accepted for publication 03.10.2023
