CC BY
86
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2017, № 4, с. 195-200
УДК 821.133.1.09-3+929МОНПАНСЬЕ
ЛЮДОВИК XIV В «МЕМУАРАХ» МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ МОНПАНСЬЕ © 2017 г. С.Ю. Павлова
Саратовский национальный исследовательский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, Саратов
Поступиеа в рчдакцию 28.03.2016
На материале «Мемуаров» (опубл. в 1717) Мадемуазель де Монпансье, представляющих собой один из лучших образцов французской мемуарной прозы XVII века, но пока еще не переведенных на русский язык, анализируется ее отношение к Людовику XIV как один из способов трансляции авторских интенций. Отраженные в мемуарах статусные атрибуты, политические разногласия, родственные связи и личные обиды рассматриваются как важные факторы, определяющие своеобразие позиции повествовательницы. Созданный Мадемуазель портрет короля дает возможность сформировать представление о качествах, присущих представителям династии французских Бурбонов. Вместе с тем отношение к Людовику XIV позволяет продемонстрировать интенции мемуаристки, связанные с процессом мемуаротворчества и созданием образа протагонистки.
Кеюччвыч сеова: мемуары, французская литература XVII века, авторские интенции, Мадемуазель де Монпансье, Людовик XIV.
Расцвет французской мемуаристики XVII века пришелся на годы правления Людовика XIV, когда сформировались наиболее благоприятные исторические и эстетические условия для ее развития. Особенности жанра мемуаров складывались в поле взаимодействия историографии и литературы, в результате чего он стал восприниматься как наиболее приемлемая форма творческого самовыражения французской аристократии [1]. Важное значение для его закрепления имела ситуация при дворе в период единоличного правления «короля-солнце». Монарх вел продуманную политику в отношении родовитой знати, особенно принимавшей участие в гражданском противостоянии 16481653 годов. Представители так называемого покоеч2ия Рчца [2, р. 30] в большинстве своем были опальными аристократами, взявшимися за перо после окончания Фронды. Все они в той или иной мере пытались оправдать свои действия в период гражданской смуты, предполагая в качестве одного из главных имплицитных адресатов своих мемуаров французского короля. Среди наиболее известных мемуаристов-фрондеров можно назвать кардинала де Реца и герцога Ларошфуко. К жанру мемуаров обращались и те, кто, не будучи связан с политической жизнью, все же подвергся гонениям по причинам личного характера, как это было в случае с Марией и Гортензией Манчини. Для них мемуаротворчество также стало попыткой объяснить свои поступки и в том числе добиться благоволения французского короля.
Оба фактора - политический и личный - определили своеобразие отношения к Людовику
XIV еще одной знаменитой мемуаристки эпохи, Анны-Марии-Луизы Орлеанской, герцогини де Монпансье (1627-1693). Она была кузиной французского короля и старшей племянницей Людовика XIII, что дало ей право носить титул Мадемуазель. Как справедливо отметила В.Д. Ал-ташина, принадлежность к роду Бурбонов и близкие семейные связи объясняют более интимный характер изображения королевской семьи в ее мемуарах, когда историччскич еица прчдстают в домаш2чй обста2овкч [3, с. 9293]. Это особенно очевидно в повествовании о детских годах, придворной жизни и планах мемуаристки относительно замужества. Вместе с тем, герцогиня де Монпансье активно проявила себя в разгар противостояния двора и фрондеров, когда в 1652 году открыто выступила против армии короля. В результате она попала в число опальных аристократов и провела в изгнании пять лет, что также нашло отражение в мемуарах. Отмеченные эпизоды рассмотрены в биографических работах французских исследователей [4, 5]. Целью данной статьи является анализ отношения Мадемуазель к Людовику XIV в свете ее авторских интенций.
С детских лет мемуаристка воспринимала французского короля не только как главу государства, но как близкого родственника, который рос у нее на глазах. Еще во время беременности королева-мать называла Мадемуазель будущей невесткой, что на долгие годы закрепило в ее сознании мысль о возможности брачного союза с Людовиком XIV. Детское восприятие отразил
речевой оборот, сохранившийся в памяти мемуаристки: Рождение монсеньера Дофина принесло мне новое занятие: каждый день я приходила на него посмотреть и называла его мой маленький супруг [6, 1 I, р. 40]. Опасность привыкания ребенка к такого рода отношениям видел кардинал Ришелье, запретивший девятилетней девочке жить в королевском дворце и объявивший ей строгий выговор: Он сказал, что я слишком взрослая, чтобы использовать такие выражения, что для меня неприлично говорить таким образом [6, 1 I, р. 40]. Мадемуазель считала союз с Людовиком XIV самым достойным из всех возможных, к тому же способным укрепить ее статус и основы французской монархии.
Мемуары дают тому немало подтверждений, призванных возвысить образ протагонистки. Так, повествовательница рассказывает о попытках Анны Австрийской помешать конным прогулкам юного короля якобы из-за желания пресечь его пробуждающийся интерес к мадам де Фронтенак, придворной даме Мадемуазель. Я думаю, что настоящая причина <...> была в опасении, что король слишком привыкнет ко мне и со временем <...> полюбит меня, а полюбив, поймет, что я лучшая партия из всех, какие только ему могу предложить, исключая инфанту Испании [6, 1 I, р. 161], - констатирует мемуаристка, акцентируя таким образом свое особое положение в качестве претендентки на руку короля. Эта мысль получает развитие при описании попыток мадам де Шуази вести тайные переговоры о возможности бракосочетания Мадемуазель и Людовика XIV, последовавших спустя несколько месяцев после эпизода конных прогулок. Мемуаристка признается, что предпочитала рассчитывать на симпатию короля, а не на интриги придворных: .я больше полагалась на манеру, с которой король общался со мною, и удовольствие, которое он испытывал в моей компании, чем на переговоры мадам де Шуази, и этот путь к тому, чтобы стать королевой, нравился мне гораздо больше, чем другой [6, 1 I, р. 162]. О союзе с Людовиком XIV говорит еще одна придворная дама, мадам де Шатийон, обращаясь к Мадемуазель вскоре после того, как в разгар Фронды та получила приказ отца отправиться в Орлеан для защиты города от кардинала Мазарини. Этот поступок стал первым доказательством славных деяний герцогини в период гражданской смуты, направленных, согласно ее представлению, на благо французской монархии. Характерно, что в словах мадам де Шатийон именно высшие интересы государства, заключавшиеся в примирении враждующих сторон, преподносятся как основание того, чтобы сделать Мадемуазель
королевой Франции: Не сомневайтесь, что г-н принц (Конде. - С.П.) будет работать над этим от всего сердца <...> Он находит, что нет ничего более подходящего и полезного для Франции и общественного блага, так же как для вашей семьи и вас... [6, 1 I, р. 176]. Вскоре принц Конде лично подтвердил свое страстное желание видеть (Мадемуазель. - С.П.) королевой Франции [6, 1 I, р. 212] и пообещал учесть ее интересы при заключении мирного договора со сторонниками двора.
Выстрел из пушек Бастилии по армии короля, произведенный по приказу Мадемуазель 2 июля 1652 года, положил конец ее надеждам на брак с Людовиком XIV и заметно усложнил отношения с двором. Когда после поражения Фронды она поняла, что ссылка неизбежна, и решила отправиться в удаленный от Парижа замок Сен-Фаржо, то неожиданно получила письмо короля, в котором он одобрял ее желание поселиться именно там и уверял в возможности вести спокойную жизнь: Я написала ответ, поблагодарила его за честь, которую он соблаговолил мне оказать этим знаком внимания, и написала, что была очень рада, что мое пребывание в Сен-Фаржо ему приятно, что я не сомневалась в своей безопасности, не предполагая, что могу чего-то опасаться, что мое поведение всегда было направлено на служение его Величеству <...> и что я была неспособна совершить ничего, что недостойно происхождения, в котором Бог предопределил мне родиться, и того, что недостойно настоящей француженки [6, 1 I, р. 289]. Мемуаристка приводит свой ответ королю, чтобы продемонстрировать почтение к государю и неизменное величие своих помыслов, пусть даже проявившихся в неугодной ему форме. Кроме того, финальные слова самохарактеристики проецируются на образ самого монарха, поскольку подчеркивают лучшие качества, присущие представителям династии Бурбонов: достоинство, смелость, милосердие, уважение к равным.
Эти качества король действительно проявил по отношению к Мадемуазель после ее возвращения ко двору. Он встретил герцогиню с улыбкой, вел себя подчеркнуто учтиво, никак не напоминая о годах разногласий и гонений, и лишь однажды случайно коснулся ее фрондерского прошлого. Рассказывая о своих военных кампаниях, Людовик XIV упомянул о литаврах, сопровождавших движение армии, и поинтересовался, приходилось ли кузине их слышать. Она восприняла такой поворот разговора как повод объяснить свои действия в лагере фрондеров и извиниться за них: ...я ответила: «Да, Сир, я их слышала». - «И где?» - Я улыбнулась
ЛюдовикXIVв «Мемуарах» Мадчмуазчеь дч Мо2па2сьч
197
и сказала чму уважитчеь2о: «В и2остра22ых войсках, которыч быеи с 2ами во врчмя вой2ы. Это воспоми2а2ич 2ч можчт быть м2ч прият-2о, так как от2осится ко врчмч2и, когда я про-г2чвиеа Вашч Вчеиччство. Я прошу за это про-щч2ич, я доеж2а дчеать это 2а коеч2ях». О2 покрас2че и сказае м2ч: «Я сам доежч2 бые это дчеать, сеыша, как вы об этом говориеи». Я продоежиеа такими сеовами: «Это сечдствич мочго 2чсчастья сечдовать доегу, который обязывае мч2я дчеать то, что 2ч 2равиеось Вашчму Вчеиччству, я чго умоеяю забыть об этом и повчрить, что я 2иччго так страст2о 2ч жчеаю, как 2айти поводы сдчеать стоеько жч ради сеужч2ия чму, как я сдчеаеа 2апчрч-кор». О2 м2ч отвчтие очч2ь еюбчз2о: «Я со-вчршч22о увчрч2 в том, что Вы м2ч сказаеи, 2ч сечдучт боеьшч говорить о прошеом» [6, 1 I, р. 479]. Процитированный диалог показывает, что оба его участника преисполнены взаимного уважения и высокого достоинства. Мадемуазель просит прощения у монарха, но, в отличие от других мемуаристов, не пытается оправдываться, поскольку связывает свои действия с важным для особ королевской крови и эпохи долгом. Понимая его как надличностный, тем самым снимает с себя чувство вины и подчеркивает благородство своих намерений.
В мемуарах Мадемуазель упоминает о военных походах короля, но в большей степени изображает его в обстановке придворной жизни. Он предстает то нежно-строптивым сыном, братом и мужем, то галантным кавалером, ухаживающим за Марией Манчини, то отцом, обеспечивающим будущность своих, в том числе внебрачных, детей. Наряду с описанием политических советников короля, мемуаристка держит в поле зрения его возлюбленных, показывая, например, постепенное вытеснение фаворитки маркизы де Монтеспан госпожой де Метенон. И все же Людовик XIV предстает прежде всего как фигура публичная и для Мадемуазель неизменно самая значимая. Отсюда особенно трепетное отношение мемуаристки к знакам его внимания и почестям, оказываемым ей как кузине французского короля.
Одной из главных возможностей разделить с монархом блеск его славы она лишилась в период своей опалы. Речь идет о коронации Людовика XIV 7 июня 1654 года. Мадемуазель сообщает об этом событии предельно кратко, в одном абзаце. Аргументы в пользу необязательного характера своего присутствия на коронации она начинает следующими словами: ...чсеи бы я быеа дчвушкой очч2ь еюбопыт2ой, то могеа бы туда почхать и2ког2ито, чтобы увидчть стоеь прчкрас2ую цчрчмо2ию, как эта
[6, 1 I, р. 334]. Далее следуют доводы, в принципе опровергающие такую возможность для особ королевской крови, которые надевают маски тоеько дея кар2аваеа, куда о2и приходят по собствч22ой воеч, и еюбопытство 2ч позво-еячт (им. - С.П.) сдчеать что-еибо 2изкоч ради чго удовечтворч2ия [6, 1 I, р. 334]. Свою позицию мемуаристка подкрепляет ссылкой на жизненный опыт и разнообразные источники информации, позволяющие создать ощущение личного присутствия. Наконец, она не отказывает себе в удовольствии намекнуть на специфический характер этой церемонии, прошедшей без участия опальных членов королевской семьи и из-за этого - если доводить до конца логику ее рассуждений - утратившей свой должный статус: Что примччатчеь2о дея этой коро-2ации, так это то, что 2а 2чй 2ч быео 2икого из тчх, кто доежч2 бые быть <...> 2икто 2ч играе свочй 2астоящчй роеи, 2о роеь другого <...> Из пэров, за искеючч2ичм Мчсьч, брата короея, всч остаеь2ыч <...> маео соотвчтствоваеи своим мчстам, гдч обыч2о 2аходятся при2цы крови... [6, 1 I, р. 334]. Думается, что такая многоступенчатая аргументация была призвана скрыть за внешним спокойствием чувство досады, которое испытывала опальная герцогиня.
Косвенным подтверждением этому может служить описание другой важнейшей церемонии, связанной с фигурой короля, а именно: его женитьбы на испанской инфанте Марии-Терезе 3 июня 1660 года. Мадемуазель удостоилась почетного права стать свидетельницей бракосочетания в церкви небольшого приграничного городка Сен-Жан-де-Люза. Она отправилась туда под видом неизвестного лица, что предопределялось свадебным протоколом. Однако ее инкогнито лишь по видимости носило скрытый характер и было, как она об этом сообщает, согласовано с французской и испанской сторонами. Об этом также свидетельствуют знаки внимания, которые оказывались кузине Людовика XIV во время бракосочетания и после его окончания. Мемуаристка акцентирует важные детали, подчеркивающие значимость ее статуса: стул, поданный ей в церкви как важной особе, обращенные на нее взгляды короля и инфанты, слова новой королевы Франции, обращенные к ней на следующее утро: М2ч 2адечжит об2ять эту 2чз2акомку [6, 1 II, р. 151]. Присутствовать подле особы короля, видеть знаки его расположения и отвечать на них по достоинству Мадемуазель считала своим почетным правом и одновременно наибольшей радостью.
На протяжении значительной части повествования мемуаристка стремится подчеркнуть
любовь и уважение к королю, а также показать, что в ее глазах Людовик XIV является достойным монархом из рода Бурбонов. Ее позиция проясняется при описании болезни короля в 1658 году: Я была этим очень опечалена, <...> король -мой двоюродный брат, он относится ко мне хорошо; сверх того, увидеть смерть молодого короля ужасно, и печаль королевы давала мне много поводов для размышлений о будущем. Я очень любила месье, но видела его только на том месте, которое он занимал <...> Это не потому, что у месье немного ума, но ему не хватает основательности, а без наук и опыта управлять государством хорошо невозможно. Его привычки и близкие друзья скорее развратят его, чем принесут благо государству. Признаюсь, что это удвоило мои огорчения из-за короля, <...> я знала, что он никогда на мне не женится, и у меня было достаточно оснований полагать, что сан никогда не изменит месье, но я так расположена к моему дому и его славе, что хотела бы, чтобы все его представители высоко поддерживали его достоинство, как это делал король, мой дед... [6, 1 II, р. 52-53]. Размышления мемуаристки о короле и его брате принимают характер обобщений, связанных с ее представлением об идеальном образе французского государя. Кроме того, они отражают стремление Мадемуазель показать саму себя как человека с государственным мышлением, для которого интересы монархии важнее личных.
Почтительность Людовику XIV становится менее ощутимой после декабря 1670 года, когда он нарушил свое слово и запретил Мадемуазель выходить замуж за графа де Лозена. Мемуаристка детально прослеживает, как менялось отношение короля к ее предполагаемому браку. Первоначальную реакцию монарха, изложенную в записке, она характеризует следующим образом: Он выразил мне удивление, в котором пребывал, он попросил меня не спешить и хорошенько об этом подумать, он сообщил, что никогда не будет меня принуждать и что он меня любит... [6, 1 II, р. 290]. Схожие мысли и формулировки повторяются в состоявшемся вскоре разговоре Мадемуазель с королем, который она излагает в форме прямой речи: Итак, кузина, подумайте об этом хорошенько. Это не то, что можно сделать в спешке. Я вовсе не даю вам совет, так как подумают, что это я вас заставил сделать. Вы находитесь в том возрасте, когда сами способны увидеть, что для вас является благом, для меня было бы очень огорчительно принуждать вас к чему-то <...> Также в какой бы ситуации вы ни находились, я буду вас любить и относиться к вам так, как обычно, и никогда к вам не изменюсь
[6, 1 II, р. 293]. Дальнейшее развитие истории с Лозеном показывает, что на словах король неизменно был со своей кузиной уважительным, сердечным и нежным, но в реальности нанес ей самую глубокую душевную рану и принудил к нежелательным для нее действиям.
Отмену разрешения на брак с Лозеном Мадемуазель восприняла как жестокий удар против себя и попрание одного из важнейших принципов королевской власти, связанного с верностью данному слову. Она прямо обвинила короля в нарушении этого священного закона: Увы, Сир, кто мог бы питать недоверие к слову Вашего Величества? Вы никогда его не нарушали ни перед кем и вы начинаете с меня и г-на де Лозена! <... > Вы мне его отдали, вы и отняли, это разрывает мне сердце <...> И если это не заставит меня меньше любить вас, то сделает мое горе более жестоким, потому что оно исходит от того, кого я люблю больше всех на свете [6, 1 II, р. 313]. В состоянии эмоционального потрясения Мадемуазель взывала к жалости, но еще настойчивее к высоким чувствам монарха, ожидая от него поведения, достойного истинных Бурбонов. Кодекс королевской чести стал главным аргументом, который она использовала в диалоге с королем, открыто высказывая ему то, что позволительно только равному, тому, кто в силу своего происхождения столь же ревностно чтит идеалы монархии. Смелость и прямота мемуаристки оказываются достойны принцессы крови и вновь демонстрируют заботу не только о личных, но и государственных интересах: «Ах, Сир <...> я прошу вас только об одной вещи, соответствующей вашему величию, - сдержать свое слово. Что скажут в иностранных державах? Что это дело было для вас постыдным, что вы не знали, что делали, что ваши ошибки исправляли, тогда как великие короли должны держаться того, что они сделали...» Он возвысил свой голос так, чтобы его слышали: «Короли должны удовлетворять публику». - «Кончено, вы ей приносите огромную жертву, потому что те, кто заставил вас это сделать, будут смеяться над вами. Я прошу прощения у Вашего Величества за то, что сказала это, но это абсолютная правда» [6, 1 II, р. 313]. После этого разговора Мадемуазель еще дважды упрекала Людовика XIV в нарушении своего слова и подверженности влиянию со стороны окружения.
Как отступление от королевского слова выглядит в мемуарах и арест графа де Лозена, причинивший ужасную муку герцогине. Хотя прямых обвинений в адрес короля мемуаристка себе не позволяет, целиком, как и положено подданной, подчиняясь его воле, но в описании
ЛюдовикXIVв «Мемуарах» Мадемуазель де Монпансье
199
поведения Людовика XIV подчеркивается его чувство вины из-за нарушенного слова. Это очевидно уже при описании их первой встречи после ареста Лозена: Когда король вошел ужинать, он посмотрел на меня с видом печальным и смущенным. Я смотрела на него со слезами на глазах и не сказала ничего, я узнала, что, вернувшись к дамам, он сказал: «Кузина повела себя со мной очень благовоспитанно: она ничего мне не сказала» [6, t. II, p. 346]. В истории с графом король показан как человек, искренне сочувствующий горю Мадемуазель. Его способность сопереживать проявляется через слова сострадания, добрую интонацию и слезы, в реакции на напоминание об опальном графе. Один такой эпизод мемуаристка выделяет из общей повествовательной канвы, усиливая его значение: С тех пор как г-н де Лозен был арестован, король не называл при мне его имя. Однажды во время ужина заговорили о лошади, и он сказал: «Он был ...», -затем резко оборвал себя, покраснел, посмотрел на меня и опустил глаза. Это заметили все и решили, что он не осмеливался произносить при мне имя г-на де Лозена, чтобы не причинять мне боль [6, t. II, p. 354].
Однако отношение короля к чувствам Мадемуазель, тактичное на публике и в приватной обстановке, отнюдь не отменяло желания использовать ее в своих целях и заставить подчиниться. Людовик XIV вынудил богатую наследницу рода Бурбонов передать значительную часть владений его внебрачному сыну от госпожи де Метенон герцогу дю Мэну. Этот дар стал негласной платой за освобождение из тюрьмы графа де Лозена. Король не скрывал своего удовлетворения и в день подписания дарственной обещал ее отблагодарить: .я буду думать только о том, как оказать вам знаки моей признательности, это дело нас связывает сильнее, чем когда бы то ни было, и создает привязанность, которую ничто не сможет разрушить [6, t. II, p. 406]. Его слова, наполненные всем тем, что только можно назвать нежным, привлекательным и признательным [6, t. II, p. 406], сопровождались разнообразными знаками внимания и почтения. При этом в то же самое время мадам де Монтеспан ясно дала понять Мадемуазель, что король никогда не согласится на ее законный брак с Лозеном, но закроет глаза на возможность тайного союза. Такое унизительное предложение сопровождалось откровенным затягиванием освобождения графа, оплаченного в итоге еще одной жертвой со стороны герцогини. Она вынуждена была огласить свою дарственную. Этот документ
Мадемуазель воспринимала как свое главное оружие и хотела сложить его лишь в обмен на свободу графа. Выдержав давление со стороны госпожи де Монтеспан, она тем не менее оказалась бессильна против мягкой и одновременно непреклонной тактики Людовика XIV: ...король написал, что он просит меня объявить о том, что я сделала для герцога дю Мэна, и сделал это так настойчиво и так нежно, что я не смогла сопротивляться [6, t. II, p. 413].
На финальных страницах мемуаров отмечен лишь один факт, свидетельствующий о том, что после возвращения графа де Лозена ко двору король принимал решения по его поводу, учитывая мнение Мадемуазель. Так случилось в момент отбытия Людовика XIV в армию в апреле 1684 года. Спустя два года, в 1686 году, когда до кончины Мадемуазель оставалось еще семь лет, рукопись мемуаров оборвалась. Однако согласно дальнейшему тексту и биографическим исследованиям [5, p. 239-258; 7, p. 81-105] известно, что за это время она горько разочаровалась в своем бывшем возлюбленном. Ее унижение усугубляло поведение короля, который поручил графу важную миссию по возвращению из Англии семьи Якова II Стюарта и даровал ему титул герцога.
Итак, отношение Мадемуазель к Людовику XIV предопределялось его королевским статусом, но осложнялось родственными узами, политическими разногласиями и личной обидой, вызванной крушением надежд герцогини на брак с ним, а затем с графом де Лозеном. В ее мемуарах монарх предстает как человек и придворный, но прежде всего как достойный глава государства, о котором герцогиня пишет с неизменным почтением. Вместе с тем жанр дает возможность критически оценить поведение короля, что во многом определяет уникальность ее голоса в ряду других мемуаристов эпохи. Разносторонний и динамичный портрет Людовика XIV позволяет отчетливее выявить авторские интенции, связанные с процессом мемуаро-творчества. Он помогает Мадемуазель возвысить ее собственный образ и акцентировать в нем черты, наиболее отвечающие высокому представлению о династии французских Бурбонов.
Список литературы
1. Павлова С.Ю. Статус мемуаров во французской литературе XVII века // Известия Саратовского университета. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. 2011. Т. 11. Вып. 1. С. 31-36.
2. Bertière A. Le cardinal de Retz mémorialiste. Thèse présenté devant l'Université de Paris IV, le 28 juin
1976. Lille: Service de reproduction des thèses. Université de Lille III, 1981. 678 p.
3. Алташина В.Д. Поэзия и правда мемуаров (Франция, XVII-XVIII вв.). СПб.: Изд-во ГРПУ им. А.И. Герцена, 2005. 173 с.
4. Barine A. Louis XIV et la Grande Mademoiselle. Paris: Hachette, 1905. 392 p.
5. Bouyer C. La Grande Mademoiselle. La tumultueuse cousine de Lois XIV. Paris: Pygmalion, 2004. 336 p.
6. Mademoiselle de Montpensier. Mémoires. En 2 t. Paris: Librairie Fontaine éd., 1985. 490 p. 454 p.
7. Garapon J. La Grande Mademoiselle mémorialiste. Une autobiographie dans le temps (Thèse de IlIème Cycle, Paris IV, 1986). Genève: Librairie Droz S.A., 1989. 360 p.
LOUIS XIV IN MADEMOISELLE DE MONTPENSIER' S MEMOIRS
S.Yu. Pavlova
This article is based on Mademoiselle de Montpensier's «Memoirs» (published in 1717) which is considered one of the best examples of French memoir prose of the 17th century and which has not yet been translated into the Russian language. In this study, we analyze the author's attitude to Louis XIV as a way to translate the author's intentions. Status attributes, political differences, family ties and personal resentments reflected in the memoirs are the important factors which determine the originality of the author's attitude. The portrait of the king created by Mademoiselle de Montpensier enables her readers to form an idea about the qualities intrinsic to the representatives of the French Bourbons dynasty. At the same time, the attitude to Louis XIV shows the author's intentions connected with the process of memoir creation and forming the image of the protagonist.
Keywords: memoirs, 17th-century French literature, author's intentions, Mademoiselle de Montpensier, Louis XIV.
References
1. Pavlova S.Yu. Status memuarov vo francuzskoj literature XVII veka // Izvestiya Saratovskogo universite-ta. Nov. ser. Ser. Filologiya. Zhurnalistika. 2011. T. 11. Vyp. 1. S. 31-36.
2. A. Le cardinal de Retz mémorialiste. Thèse présenté devant l'Université de Paris IV, le 28 juin 1976. Lille: Service de reproduction des thèses. Université de Lille III, 1981. 678 p.
3. Altashina V.D. Poehziya i pravda memuarov
(Franciya, XVII-XVIII vv.). SPb.: Izd-vo GRPU im. A.I. Gercena, 2005. 173 s.
4. Barine A. Louis XIV et la Grande Mademoiselle. Paris: Hachette, 1905. 392 p.
5. Bouyer C. La Grande Mademoiselle. La tumultueuse cousine de Lois XIV. Paris: Pygmalion, 2004. 336 p.
6. Mademoiselle de Montpensier. Mémoires. En 2 t. Paris: Librairie Fontaine éd., 1985. 490 p. 454 p.
7. Garapon J. La Grande Mademoiselle mémorialiste. Une autobiographie dans le temps (Thèse de IIIème Cycle, Paris IV, 1986). Genève: Librairie Droz S.A., 1989. 360 p.
