Люди создали себя рекурсией, референцией и оязыковлением Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ОЯЗЫКОВЛЕНИЕ

DOI: 10.31249/metodquarterly/02.02.05

Ильин М.В.1

Люди создали себя рекурсией, референцией и оязыковлением2

Аннотация. Статья является откликом на статью Николая Розова 2021 г. в журнале METHOD и его книгу 2022 г. об эволюции человека. Заботы выживания, а не только общения, являются отправной точкой статьи. Статья опирается на биосемиотический подход к изучению эволюции человеческих предрасположенностей и способностей к общению и мышлению. Она позволяет одновременно учитывать три аспекта эволюции - социальный, биологический и экологический. Они глубоко укоренены в эволюции нашей планеты и наблюдаемой Вселенной и используют сходные эволюционные универсалии, включая собственные формы (eigenforms), рекурсии и замыкания (enclosures). Они служат базовыми конструктивными паттернами трансформации социальных приматов в человека, работают на всех эволюционных уровнях и во всех трех рассматриваемых аспектах эволюции.

Процесс превращения социальных приматов в человека заложен в многомерной пространственно-временной длительности (durée) расширенной эволюции земной биосферы. Ход и результаты этой эволюции материально, символически и операционально фиксируются в конфигурации двойной спирали генома человека. Его образуют рекурсивные кольцеобразные кривые цепочек макромолекул, которые свертываются в укладки или фолдинги и скрепляются внутренними связками или лигандами. Его фактическая структура многомерна, хотя привычное визуальное восприятие сводит его к трехмерной фигуре двойной спирали.

Антропогенез, становление и развитие жизненных практик, мышления и общения человека представляют собой ряд ускоренных (критических) и замедленных (подготовительных и консолидирующих) модусов развития в виде каскадов эволюционных изменений. Появление способностей (capacities), условий (conditions) и возможностей (affordances) - это не разовые события, а их «повторяющиеся переоткрытия» в ответ на новые вызовы. Автор выделяет три эволюционных слоя или уровня перехода наших предковых социальных приматов к современному человеческому состоянию: антропогенез только с биокоммуникацией, глоттогония и глоттогенез.

Первый начался около 7 млн лет назад. Он был дополнен около 2,7 млн лет назад более динамичным модусом развития, связанным с формированием более совершенной коммуникации и формированием проторечи (глоттогонии). Его основой было использование обусловленных обстоятельствами рамок референции. В ходе этого длительного разви-

1 Ильин Михаил Васильевич, доктор политических наук, профессор, руководитель Центра перспективных методологий социально-гуманитарных исследований ИНИОН РАН, профессор-исследователь Национального исследовательского университета Высшая школа экономики (Москва), e-mail: mikhaililyin48@gmail.com

2 Исследование выполнено за счет гранта РНФ, 22-18-00591 «Прагмасемантика как интерфейс и операциональная система смыслообразования» в Балтийском федеральном университете им. Иммануила Канта, Калининград, Россия.

41

тия около 1,5 млн лет назад начались процессы обеспечения надежности общения путем предоставления более надежных заменителей случайных референциальных рамок внешних контекстов за счет интериоризации условий и возможностей коммуникации в систему способностей порождения коммуникативных актов.

Еще в условиях глоттогонии начали проявляться предвестники глоттогенеза. Он возобладал около 130-100 тыс. лет назад, а примерно 50-40 тыс. лет назад начались новые каскады эволюционных изменений, связанные с трансформацией примитивных комплексов речи и языковых способностей в протоязыки. Наконец, между 12-м и 5-м тысячелетиями назад новые каскады изменений привели к формированию языковых семей и к началу их истории.

Ключевые слова: человеческая эволюция; биосемиотический подход; эволюционные универсалии; рекурсия с обратным переключением; замыкания; референция; референ-ционная рамка; пространственно-временная длительность; инненвельт; умвельт; заботы; способности; условия; возможности.

Для цитирования: Ильин М.В. Люди создали себя рекурсией, референцией и оязы-ковлением // МЕТОД : московский ежеквартальник трудов из обществоведческих дисциплин: ежеквартал. науч. изд. / под ред. М.В. Ильина ; ИНИОН РАН, центр перспект. методологий соц.-гуманит. исследований. - М., 2022. - Вып. 12. - Т. 2, № 2. - С. 41-81. - URL: http://www.doi.org/10.31249/metodquarterly/02.02.05

Характерными человеческими свойствами обычно называют мышление и речь, а в числе условий существования упоминают сотрудничество и взаимную помощь. Именно они составили разницу, ту небольшую добавку к нашей биологической природе животных, которая позволила людям не только научиться беспрецедентно выживать практически всюду и размножаться по всей планете, но дополнить уже усвоенные способности новыми, включая развитие языковых и когнитивных способностей, в конечном счете превратить голоцен в антропоцен.

Что же сумели сделать наши предки - люди уже современного анатомического строения, но в строгом современном понимании еще безгласные и безмысленные (это не опечатка - буквально без речи, голоса и мысли), - чтобы обрести эти способности? Этот вопрос, точнее целая серия связанных с ним более конкретных вопросов рассматривается Н.С. Розовым в его статье в прошлогоднем выпуске МЕТОДа [Розов, 2021] и подробнее в книге [Розов, 2022], рецензия на которую публикуется в нынешнем выпуске МЕТОДа [Евстифеев, 2022]. Давний друг и участник ряда проектов нашего Центра перспективных методологий начинает издалека, с ранних Homo, и дает широкий очерк все увеличивающегося числа забот разного рода, ставших двигателями развития. Заботы не исчезают, а множатся. Приходится все больше ловчить и прилагать усилий. Однако каждая уловка и решение очередной проблемы актуализируют или даже порождают новую возможность (affordance).

Данная статья является и продолжением, и развитием, и расширением работы Н.С. Розова. Это сделано намеренно. Для того чтобы уловить и понять логику развития когнитивных и коммуникативных способностей

42

людей, требуется разгон. По меньшей мере нужно отступить в глубину эволюции на порядок, а то и больше, чтобы на фоне кайнозоя (от 66 млн лет назад) и эволюции развитых форм жизни появилась возможность лучше разглядеть в ней роль нашего рода Homo (от 2,8 млн лет назад) и эволюционный смысл обретения людьми речевых и когнитивных, а затем в дополнение к ним языковых и мыслительных способностей.

Глубокая эволюционная ретроспектива расширяется еще больше за счет еще более решительного погружения в глубины эволюции. Для этого мною используется биосемиотический подход к изучению самого феномена жизни, обмена информацией и ее интерпретации. Он позволяет одновременно учесть не только два аспекта эволюции - социальный (коммуникативно-когнитивный) и биологический (информационно-энергетический), - но также объединяющий их экологический. На взаимодействии всех трех аспектов строится эволюционная спираль [Розов, 2022, с. 56-57], а также формируется биосемиотическая референция и интерпретация.

Следующее расширение заключается в обсуждении фундаментальной проблемы эволюционных универсалий. В поле зрения оказываются темы, обещанные в статье прошлого выпуска МЕТОДа [Ильин, 2021]. Это аналитическая модель рекурсии и способы ее формализации - лента Мёбиуса, странная петля Дугласа Хофштадтера, форма самой себя (eigenform), самоподобные множества фракталов и т.п. Это также модели катализа, автокатализа, аутопоэзиса и последующие усложнения, переходящие в биогенез. Только после этого наконец речь пойдет о собственно антропогенезе, глоттогонии и глоттогенезе1.

Однако, прежде чем перейти к эволюционным универсалиям, мне потребуется обратиться к исходной основе-субстанции2 существования нашего мира, формирующих эту основу порядков и, главное, модусов их существования.

1 В научной литературе и на русском, и на английском языках чаще используют термин глоттогенез (glottogenesis) и реже глоттогония (glottogony). Практически всегда они трактуются как синонимичные. Само греческое слово уШтта «язык во рту, язык общения, наречие, говор, процесс говорения» не различает по-соссюровски речь и язык. В данной работе систематически и четко различаются осмысленная вокализация индивидов и популяций, с одной стороны, и все то, на что способны языковые личности от индивидов до целых народов - с другой, а также соответствующие способности. Более того, различаются также эволюционные процессы трансформации этих способностей и практик с разными начальными условиями и результатами. Соответственно процесс формирования и закрепления речевых способностей характеризуется как глоттогония по аналогии с гесиодовской теогонией старших богов, а языковых способностей как глоттогенез.

2 Субстанция (лат. substantia от substans, причастия от глагола substo «крепко стою, существую», образованного от предлога sub «под» и глагола sto «стою») фактически дословно переводится как подлежащее. Это и сделано в лингвистике, где есть термин подлежащее.

43

Субстанции, порядки и модусы существования

Противопоставление плоти и духа фундаментально. За ним две стороны существования Наблюдаемой Вселенной. Одна - это рассеивание энергии, ее хаотизация, превращение в хаос. Этот процесс характеризуют как энтропию (от греч. ¿v «в» + троп' «поворот; превращение»), т.е. превращение. В термодинамике операционально подразумевается функция или даже мера подобного превращения. Другая сторона существования вселенной - это также «противоположная» данному процессу, а фактически соотносимая с ним и уравновешивающая его концентрация энергии в формы или формообразование. Ее проявлением и мерой является информация (от лат. in- «в» + forma «форма»). Можно было бы сказать энморфия (от греч. ¿v «в» + цорщ «облик, форма»)1, но это будет звучать слишком непривычно. Однако решусь в данной статье порой добавлять в качестве синонима энморфию к информации, чтобы за счет эффекта остранения привлечь внимание к особому, непривычному оттенку смысла.

Наконец, еще одно важное пояснение. Оно касается среднего ключевого термина «энергия» (греч. svspysia от ¿V «в» + spyov «работа») и означает превращение или результат усилий, труда, эргона. Подразумевается, что усилия могут повлечь их растрату и превращение в беспорядок, хаос или, напротив, превращение в порядок. Все это прекрасно показано Ильей Пригожиным [Prigogine, 1980; Пригожин, Стенгерс, 1986]. О ключевой роли работы идет речь в статье Джереми Шермана в четвертом квартальном выпуске МЕТОДа за этот год, где развивается соответствующая концепция Терренса Дикона [Deacon, 2011].

Получается, что во Вселенной взаимодействуют и дополняют друг друга два типа превращений, энтропий и «работ», work в терминологии Шермана и Дикона. Одна «работа» рассеивает двойственные кванты энергии и превращает порядок в хаос, другая, информационная, собирает эти кванты и превращает хаос в порядок. «Работами» соответствуют типы энергий. Пьер Тейяр де Шарден называет их тангенциальной и радиальной. Тангенциальная энергия связана с физическими силами и термодинамической больцмановской энтропией. Радиальная энергия - с организацией и информационной шенноновской энтропией. Она в некотором роде объясняет растущую сложность и сознательность эволюции [Salmon, 2003; Morowitz, Schmitz-Moormann, Salmon, 2005]. Нередко энергии трактуются в связи с оппозицией духовного и материального, ума и тела [Reis, 2014], но их фактические взаимосвязи гораздо более сложны и противоречивы.

В обыденном мышлении первобытных людей - мифологическом и антропоморфном - эти две стихии отождествлялись с проявлениями самого человеческого существования, а их двойственность и дополнительность

1 Альтернативными и близкими семантически, хотя и неэквивалентными терминами являются энлог и энлогия [см.: Чебанов, 2017].

44

концептуализировались как двойственность души и тела. Мифологема души и тела сама претерпела многочисленные превращения во времена первобытности, архаики и традиционализма. В череде различных форм превращения она выжила и с переходом к современности и современной науки. Своим образом противостояние души и тела сказалось в творчестве и мышлении первого модерного мыслителя и ученого Рене Декарта, догматизировалось его последователями-картезианцами и превратилось ими в психофизическую проблему.

Декарт считает себя «бытием или существом в себе самом» (ens1 per se), представленным как целостное Я исследователя (me totum). Это целостное существо является соединением двух сторон. Декарт использовал привычные приемы концептуализации и схоластический словарь, чтобы назвать эти стороны уже не существами, а вещами. Результатом стали знаменитые полярные метафизические абстракции бестелесной и непротяженной res cogitans и телесной и немыслящей res extensa.

Характерны возражения Томаса Гоббса на «Размышления о первой философии». Он обращает внимание на созданную самим Декартом путаницу: «Итак, если бы г-н Декарт стал доказывать, что он, постигающий, тождествен постижению, мы снова впали бы в схоластический стиль (выделено мной. - М. И.). Интеллект постигает, зрение видит, воля желает, и, таким образом, по закону аналогии, шаг или, по крайней мере, способность шагать будет шагать. Все это туманно, несообразно и недостойно всегдашней ясности выражения, присущей г-ну Декарту» [Декарт, 1994, p. 139].

В ответ Декарт поясняет: «Я не отрицаю, что я - мыслящий - отличен от своего мышления, как вещь от модуса; но когда я спрашиваю: что из всего этого можно отделить от моего сознания? (quid ergo est quod a mea cogitatione distinguatur; здесь и далее цитирование и курсив добавлены по первому изданию 1641 г. [Cartesius, 1641, p. 243]. - М. И.), - я разумею перечисленные мною модусы мышления, а не мою субстанцию; а там, где я добавляю: что может быть названо отчужденным от меня самого? (quid quod a mepso separatum dici possit), - я всего лишь обозначаю этим, что все указанные модусы внутренне мне присущи (significo tantum illos omnes cogitandi modus mihi enesse). Не вижу, что тут может быть изображено как сомнительное и темное» [Декарт, 1994, c. 139-140]. Фактически Декарт признает, что и мышление, материальная протяженность не существуют как отдельные вещи, а «внутренне мне присущи» (mihi enesse) и неотъемлемы «от меня самого» (a mepso) [см.: Ильин, 2020, с. 42-43].

Декарту было очевидно, что имеется в виду одно существо (ens) с его вещностью, различающейся модусами действия (умственное мышле-

1 Ens - используемое в языке средневековой схоластики причастие настоящего времени от латинского глагола sum, esse «существую, существовать», т.е. «существующий» и при уточнении как «бытие вообще», так и «конкретное существование», а также «существо», «явление» или даже «вещь».

45

ние и телесное пребывание - суть важнейшие, структурирующие само бытие) и дополнительными атрибутивными качествами. Что же тут непонятного, возражает он Гоббсу, хотя проблема тем была отчетливо обозначена. А написать бы Декарту pars rei cogitans и pars rei extensa - все бы становилось яснее, а Гоббс снял бы свои возражения и вопросы.

Возникает противоречие - сам Декарт считал свою телесность и ментальность модусами существования единого существа «Я целый», а его последователи разделили это существо на две «вещи» и создали психофизическую проблему.

Теперь исходные моменты прояснены, и можно продолжить. В нашей Наблюдаемой Вселенной ее расширение и охлаждение уравновешиваются соединением и консолидацией звезд, планет и биосфер. В земной биосфере возникли и мы с вами - наблюдатели и, возможно, даже соучастники этого космического процесса под названием эволюция.

Обычно внутреннюю форму слова эволюция (лат. evolutio, англ. evolution) трактуют - и не без некоторых оснований - как раскручивание. Естественный образ разматываемого клубка подсказывает, как будто бы, появление некой нити из первоисточника. Этот образ и его толкование, однако, подверстываются под презумпцию или даже миф о безусловном существовании первоисточника. По мне куда удачнее и адекватнее и по фактическому развитию, и по внутренней форме (той же и у русской буквальной передачи латинского источника) нейтральная трактовка. Русская приставка раз и латинская e(x) означают не только движение вовне, но и его результативность. В этом случае эволюция является не чем иным, как «результатом многих вращений» - не больше и не меньше. Тем самым эволюция-развитие становится ожидаемым и по сути неизбежным результатом соединения (вспомним центростремительную информационную энтропию) и накопления самого типичного в нашей наблюдаемой части Вселенной вращательного движения едва ли ни всех ее составляющих - от звезд и планет до атомов и прочих элементарных частиц.

Раз круговое движение - это типичная и основная форма движения, а эволюция - это бесконечное соединение подобных элементарных форм в новые все более сложные, то начинает вырисовываться нечто, напоминающее первообраз и исходный образец, архетип (от греч. архц «начало» + тйпод «отпечаток) всей эволюции.

Теперь самое время и место начать разговор об эволюционных универсалиях.

Эволюционные универсалии

Куда бы мы ни взглянули - в глубины вещества или в космические дали, - повсюду мы находим вращательные движения и их замыкание. Размерность всех квантованных - замкнутых и закрученных - составляю-

46

щих Вселенной варьируется от мельчайших субатомных квантов (фер-мионов и бозонов) размерностью 10-20 см до 1025 см супрагалактических [Rees, 1999, p. 8].

Квантование предполагает не только разделение на внутреннее и внешнее - le Dedans и le Dehors по Тейяру де Шардену. Вполне оправданно считать, что внутренний и внешний аспекты вещей разделены и одновременно соединены некой мембраной, которая не принадлежит ни внутреннему, ни внешнему, но все же остается неотделимой от них. Мембрана (membrane) - это крайне подходящий термин для этого. Он происходит от латинского membrana, «кожа». Расплывчатый образ кожи можно сделать конкретным и работоспособным с помощью так называемой мембраны Дирака - абстрактного математического представления структурных условий самого существования электрона, любой иной элементарной частицы или вообще дискретного физического образования. Поль Дирак применил оригинальный способ очень простой формализации. Поскольку мембраны разделяют пространство на внутреннее и внешнее, можно использовать криволинейные координаты x в пространстве-времени и предложить функцию f(x) при f(x) = 0 для мембраны, а f(x) > 0 и f(x) < 0 для обозначения пространства снаружи или внутри [Dirac, 1962].

Куда бы в нашем срединном мире Мидгарде (Miögarör) между космическими далями и глубинами вещества мы ни бросили свой взор, всюду в соразмерных нам явлениях мы улавливаем сложные соединения и композиции вращений и замыканий. Соответствующие алгоритмы люди издавна понимали и выражали в образах от кусающего свой хвост змея Уро-бороса до хороводов и петляющих лабиринтов. Потом появились формализуемые модели ленты Мёбиуса, странной петли Дугласа Хоф-штадтера и так называемой самоформы (eigenform), собственной формы, или формы самой себя. Это алгоритм самоподобных преобразований, включая преобразование внутреннего во внешнее и обратно: «Хайнц фон Ферстер (1976) ввел понятия собственной формы и собственного поведения, рассматривая агента, который одновременно наблюдает окружающий мир и воздействует на него: собственная форма — это наблюдение, которое остается инвариантным в пределе длительного времени взаимодействия при некотором классе поведений, в то время как собственное поведение - это действие, которое в том же пределе оставляет некоторую собственную форму инвариантной. Эти концепции, естественно, предполагают абстрактную картину, в которой собственное поведение постоянно воспроизводит собственную форму, независимо от каких-либо других особенностей или динамики мира. Собственная форма и собственное поведение составляют единую рефлексивную систему; всеми остальными аспектами мира можно пренебречь. Льюис Кауфман, наоборот, показал, что все такие рефлексивные системы имеют собственные формы и собственное поведение в качестве инвариантов» [Eigenforms ..., 2017, p. 265].

47

Согласно Луису Кауфману, собственная форма является важным инструментом рефлексивности и саморефлексии: «Собственная форма Вселенная устроена таким образом, что она может ссылаться на саму себя <...> Вселенная может притворяться, что их две, а затем позволить себе ссылаться на двух и обнаружить, что в процессе она ссылалась только на одно, то есть на саму себя» [Kauffman, 2009, p. 134]. Другими словами, она играет роль интерфейса, или мембраны, когда разделяет внутреннюю и внешнюю части путем удвоения отсчета.

Подобного рода возвращение к самой себе делает возможным «некий экспериментальный закон рекурренции» (loi expérimentale de récurrence) или «последовательное появление» (apparition successive) «порядка связывания последующего с предыдущим» (un ordre cohérent entre conséquents et antécédents) Тейяра де Шардена [Teilhard de Chardin, 1955, p. 17]. Тейяровская идея закона рекурренции послужила нам в нашем Центре перспективных методологий социально-гуманитарных дисциплин ИНИОН РАН опорой для разработки метода симплекс-комплекса преобразований, а затем и алгоритмической модели рекурсии с обратным переключением (recursion with inversive switch). Данная модель отражает ключевую универсалию. По задаваемым ею алгоритмам осуществляется катализ, автокатализ, аутопоэзис и череда последующих усложнений, формирующих жизнь и биосферу, а в конечном счете антропогенез с глоттогонией и глоттогенезом.

Биосемиотическая референция и референционные рамки

Отправной точкой статьи является биосемиотический подход к изучению эволюции человеческих способностей общаться и мыслить. Он позволяет одновременно учесть не только два аспекта эволюции - социальный (коммуникативно-когнитивный) и биологический, но также объединяющий их третий - экологический. Эти три аспекта (com-cog-eco) глубоко укоренены в эволюции нашей планеты и Наблюдаемой Вселенной. Рекурсия с обратным переключением - базовая конструктивная схема превращения социальных приматов в людей, используемая на всех эволюционных уровнях и во всех трех рассматриваемых аспектах эволюции. С ее помощью формируются зеркальные сюжеты перехода между телесными и когнитивными модусами взаимодействия. Прямые или аффлективные1 переходы «биологические существа - среда (умвельты ^ инненвельты) - когнитивные (disembodied) образы общающихся» дополняются возвратными или рефлек-

1 От латинского причастия afflectëns - «влияющий, воздействующий» (от ad «к, в направлении» + flecto «склонять»). Соответственно от причастия reflectëns, где приставка ad заменяется на приставку т «обратно», образуются прилагательное рефлективный и рефлексивный, существительные рефлекс и рефлексия.

48

тивными «образы друг друга - среда (транслирующая среда инненвельты ^ умвельты) - телесно воплощенные (embodied) общающиеся». Рекурсивные соединения в спиральную цепочку прямых и обратных переходов создают основу для развития дополнительных способностей, условий и возможностей освоения мира и превращения социальных приматов в людей.

Данный процесс встроен в многомерную пространственно-временную длительность (durée) расширенной эволюции земной биосферы. Ход и результат этой эволюции символически и операционально закреплен в конфигурации двойной спирали человеческого генома. Элементарными единицами сборки являются примитивы-самоформы: бинарные и тернарные связки, рекурсии, кольца, замыкания. Геном структурируется рекурсивными кольцевыми извивами (recursive ringlike curves) в шести координатах смещения, скольжения, подъема, наклона, крена и скручивания (shift, slide, rise, tilt, roll, twist). Спиральные цепочки плотно упаковываются фолдингами или укладками и скрепляются внутренними связками (ligands). Возникает многомерное образование, возможно, многих и даже не исключено меняющихся мерностей. Привычные трехмерные визуальные изображения и сама формула двойная спираль дают неполное представление и являются результатами редукции многомерного образования в трехмерную фигуру.

Можно предположить, что многомерная конфигурация генома является своего рода образчиком для построения всех и всяческих программ развития, включая и программы антропогенеза и социального развития.

Окружающая среда имеет ключевое значение для выживания и всего последующего существования и самореализации людей. У всех людей и вообще всех существ одна общая среда - наша планета и Наблюдаемая Вселенная. Это, однако, довольно упрощенный взгляд, ведь для выживания и существования людей и любых живых существ важны не вообще все, что вокруг них, а конкретные аспекты их окружения и точнее даже их отдельные свойства, т.е. то, что существам необходимо, что они могут использовать. Очень удачный способ концептуализации данного ключевого обстоятельства учел выдающийся биолог Якоб фон Икскюль при разработке теории умвельта (Umwelt) [Uexküll, 1909; Kull, 1998; Князева, 2014; Князева, 2015]. Само по себе немецкое слово Umwelt означает окружающую среду, но Икскюль придал ему иное значение - наличие в этой среде чего-то используемого организмом для функционального полезного действия. Соответствующая совокупность учитываемых и используемых живыми существами сторон и характеристик внешнего мира воспринимается организмами с помощью их сенсорных систем и операционально преобразуется в полезную информацию для дальнейшего использования.

Операционные структуры для регистрации и накопления информации обеспечивают референцию. Ее результаты в статье называются референци-онной рамкой. В этом значении часто используют термин контекст. Это явный антропоморфный анахронизм. Термин контекст адекватно подходит для явлений, создаваемых с помощью письменности, например библиотек,

49

писаных законов, железнодорожных расписаний и т.п. Иные явления, образуемые только устной речью, действиями, инстинктивным поведением, требуют иной соотносимой с ними пары. Для древнейших феноменов жизни, организмов - это скорее всего общий, популяционный или видовой умвельт в смысле Икскюля или даже не соотносимое, но просто наличное окружение. В связи с проблематикой коммуникационных забот и общения разумно использовать термин референциальная рамка, поскольку коммуникация, речь и мысль даже в их эволюционно простейших проявлениях предполагают использование хотя бы зачаточной референции. Так что референцион-ная рамка и умвельт вполне могут использоваться для концептуализации контекста, а вот обратное - концептуализация умвельтов с помощью контекста - затруднено, сопряжено с потерями смысла и зачастую просто невозможно - разве что в виде метафоры.

Благодаря заботам и возможностям - к речи и мысли

Итак, возвращаемся к заботам и возможностям, которые сделали нас людьми. Когда человека называют мыслящим тростником, образом и подобием Бога, прахом земным, образцом животных, вместилищем порока, клубком противоречий, дырой в бытии и т.п., то это риторически заостренные метафоры, а не целостные характеристики. Заботы и возможности не случайно употреблены во множественном числе. Они практически бесчисленны. Однако во всем этом множестве есть ключевые, сыгравшие беспримерную роль в самом появлении людей.

Умножающееся число забот связано прежде всего со все большим числом разнообразных условий, которые приходится учитывать, вызовов, на которые приходится отвечать. Нашим совсем далеким предкам - еще полуобезьянам и полулюдям - приходилось делать то, что делают практически все заметно развитые существа: копировать внешние условия и вызовы, сохранять их внутри себя в виде перцептивных образов более сложных конструкций. Длительное существование на перифериях экологических ниш и в экотонах1 вынудило наших предков вместо дарвиновского приспособления лучших особей к лучшим, экологически оптимальным условиям приспосабливаться ко множеству неоптимальных, но наличных условий, к их неожиданным и прихотливым смешениям. Тут выживали обладатели не лучших способностей, а большего числа подходящих воз-

1 Экотон ^т^т) - интерфейс экосистем, зона перехода между сопредельными экологическими нишами или биогеоценозами, а также полоса напряжения (греч. хоуод -напряжение, натяжение, веревка) между ними, где частично сохраняется воздействие этих биогеоценозов и связь с ними.

50

можностей1. Правда, при условии, что окажутся отобраны как раз те способности и возможности, которые полезны здесь и сейчас, а невостребованные сохранятся до другого раза хотя бы в ослабленном виде.

Иными словами, нашим предкам приходилось прилагать больше усилий, прибегать к разнообразным уловкам. Ни в одной экологической нише устойчивого биогеоценоза они не стали безусловно приспособленными, не смогли надежно и устойчиво в эти ниши вписаться. Им приходилось ютиться на их перифериях биоценозов или в зазорах между ними, эконтонах. Когда везло, могли начать расселяться в той или иной нише. Когда не везло, приходилось срочно эти ниши покидать. Чтобы выжить, вместо устойчивого приспособления «сильнейших» (fittest) им приходилось использовать расширенный приспособительный набор относительно «слабых» возможностей (affordances)2. Подобный «спенсеровский навыворот» способ выживания используется многими видами и популяциями, а точнее ассоциациями «сорняков», включающими помимо людей крыс, тараканов и прочих не способных выживать чуть ли, не в любых условиях, существ.

В своих переселениях нашим предкам приходилось полагаться на наиболее удачные возможности расширенного приспособительного набора, а ненужные временно ослаблять. Такой образ выживания и приспособления труден здесь и сейчас для каждой особи, каждого поколения популяции, даже для ближайших поколений, но в конечном счете окупается при расширении пространственно-временных ареалов отбора. Так и случилось с нашими предками, ухитрившимися так комбинировать заботы (concerns) и возможности (affordances), чтобы в конечном счете стать, по словам Гамлета, образцом всех животных (the paragon of animals).

По мере развития наши предки сделали свой «спенсеровский наоборот» способ отбора приоритетным сначала для доместицируемых существ, включая нас самих, а затем создали доместицированные биоценозы (фактически уже антропогенные биоценозы) и начали дополнять их функциональные артефакты, разнообразные устройства, автоматы и искусственные интеллектуальные существа. Закономерно человеческий способ выживания за счет помощи слабым и неприспособленным - назовем его «кропоткинским»3 - стал доминировать, что создает избыточные нагрузки на при-

1 В число используемых людьми возможностей попадают прежде всего их же собственные создания - от социальных институтов и до технических устройств.

2 По мере развития сначала сделали его приоритетным для доместицируемых существ, включая нас самих, а затем также включили в доместицированные биоценозы (фактически это уже антропоценозы) также функциональные артефакты, разнообразные устройства, автоматы и искусственные интеллектуальные существа.

3 Условно спенсеровский, конкурентный способ отбора и тип выживания контрастирует со спенсеровским наоборот, кооперативным или кропоткинским отбором и выживанием. И так уже карикатурно схематичные, эти грубые образы получили совсем уж несуразные наименования капиталистических и социалистических на уже давно устаревших

51

роду и ресурсную базу планеты и адресные проблемы для дикой природы, с одной стороны, а с другой - для конкурентно сильных людей, выделяющихся своими достоинствами на общем среднем фоне. Пока это отчасти скрадывается культурными традициями поощрения совершенства, но и они начинают поддаваться напору популистских и псевдодемократических требований равенства, а точнее уравниловки.

Но это уже проблемы грядущей эволюции антропоцена, так что следует вернуться к его началу или даже преддверию начала. Но сначала зафиксируем общие условия развития для любых времен. И заботы, и возможности сопряжены с вызовами. Заботы в условиях нехватки доступных благ затрудняют использование привычных и надежных способов существования. Вызов заключается в необходимости найти замену ресурсам. Что касается возможностей, то в условиях затруднительности их привычного использования, вызовом становится обращение к мало или совсем неиспользуемым альтернативам.

Все это самые общие особенности и закономерности развития и эволюции, заслуживающие особого разговора. Сейчас же пристало сконцентрировать внимание на антропогенезе и возникновении собственно человеческих забот и возможностей, свойств (properties) и условий (conditions).

За счет чего это могло произойти? Даже снижение давления отбора не дает надежных шансов. Сам по себе расслабленный отбор (relaxed selection) не сработает, если на изменчивых перифериях и экотонах не возникнут условия, стимулирующие использование находящихся в запасе способностей. Наши предки ухитрились такие возможности создавать за счет использования копий подходящих условий, сохранившихся в памяти особей, сообществ и даже целых экотонных популяций. Вот она новая способность - сначала приспособляться к отбору, потом использовать его и, наконец, создавать новые условия отбора и направлять его.

Создание и использование копий происходит как психосоматически, так и коммуникативно в опосредованных сигналами социальных взаимодействиях. Забот становится все больше, но они уже не чисто биологические, а новые, постепенно становящиеся человеческими. Выстраиваются сначала зыбкие, а потом все более устойчивые связки между заботами, уловками и возможностями. В условиях упражнения и прагматического подкрепления уловки алгоритмизируются, возможности превращаются в новые способности или эквиваленты способностей. Они уже не чисто биологические, а отчасти очеловеченные способности второго порядка. Прежде всего это умения с помощью человеческих артефактов и техник усиливать те способности, которые полезны здесь и сейчас и отправлять в запас те, которые оказались не востребованы.

идеологических жаргонах позапрошлого века. Однако при этом они до сих пор отравляют сознание и речь многих людей и целых сектантских группировок и движений.

52

В перспективе коммуникативные уловки в виде выкриков, жестов и протяжных завываний-распеваний начинают превращаться в подобие речи, манипуляции с воспоминаниями - в подобие мысли, а согласование «обезьянничаний» - в социально значимые совместные дела, алгоритмизированные общим «обезьянничанием». Затем речи, мысли и дела многократно копируются и повторяются - не только каждое в своем ряду, в виде трансферов, «переводов» звуков в мысли, мыслей в дела, а дела в звуки. Так возникают взаимно пронизывающие, безостановочные и ветвящиеся процессы оязыковления, осмысливания и согласованного делания или действования. В конце концов это выливается в многосоставные каскады взаимосвязанных изменений. Именно эти каскады Розов и считает ключевыми моментами хода эволюции. Это является его находкой и безусловным достижением. Это достижение используется и в данной статье, хотя в некоторых отношениях трактуется на свой лад.

Розов последовательно разрабатывает модели каскадов эволюционных изменений двух типов явлений, фактически практик. Одни именует социальными порядками (social orders) - было бы точнее описать их как организацию, упорядочивание, а другие коммуникативными заботами (communicative concerns) - очень удачное название для усилий по согласовываю действий и поведения. Фактически он различает в потоках коммуникативных забот интериоризованные и экстериоризованные. Первые он связывает с упражнением и развитием когнитивных (cognitive), а вторых речевых способностей (speech abilities).

В своей схеме Н.С. Розов выделяет загадочные интервалы между каскадами, заполнить которые трудно в связи, как он считает, с отсутствием эмпирических данных. В частности, это два мощнейших и длительных промежутка: Языковой Рубикон (the language Rubicon) между коммуникативными практиками животных и людей, а также Праязыковой Разрыв (the Pre-Language Gap) между вполне развитым речевым общением и полноценным упражнением речевых способностей и использованием того, что можно уже назвать языками в строгом, а не в метафорическом смысле.

Мне представляется более оправданным первый переименовать в речевой рубикон, а за вторым сохранить данное Н.С. Розовым название. Соответственно предлагаю различать каскадное возникновение и становление речи или глоттогонию, а также каскадное возникновение и становление языка или глоттогенез.

Тут придется снова сделать отступление и обратиться к соссюров-скому различению языка и речи, а также к другим связанным с этим методологическим проблемам различения и смешения. Такое отступление поможет вновь обратиться не только к различению речи, мысли и дела, но также оязыковления, осмысливания и делания или действования.

53

Операциональное отступление. Внешнее и внутреннее языка

Различение глоттогонии и глоттогенеза прямо связано со структурной трактовкой Соссюром оппозиции яза1 (langue) и речи (parole). Правда, эта трактовка осложнена очень жесткими структуралистскими ограничениями и требованиями рассматривать язык (langue) сам по себе («единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассмотренный в самом себе и для себя» [Соссюр, 1977, с. 269]) и не видеть в нем ничего, кроме структур («В языке нет ничего, кроме различий» [там же, с. 152]). При этом он самым противоречивым образом считает лингвистику психологической наукой. В знаменитом «Курсе общей лингвистики» Альбер Сешэ и Шарль Балли передают его тезисы о существовании языка «у каждого в мозгу»2, о том, что «в языке все психично» [там же, с. 45]. Там есть еще положения и о социальных конвенциях, и о полной произвольности и немотивированности знаков, и о самодовлеющем характере структурных различений, и об их связях с практиками общения3.

Для целей настоящей статьи возникает потребность в исторической, или эволюционной, трактовке различения языка, яза и речи. Аналогичные различения и трактовки нужны и для ментальной сферы. Здесь также различаются и взаимно дополняют друг друга (1) интегральное единство использования людьми своих способностей мышления, соответствующие возможности, деятельность и ее результаты, (2) систематично организованная основа и инструментарий для всей целокупности мышления, (3) заполняющие эту инструментальную рамку мыслительные практики.

1 Господствующие в отечественной литературе русские версии соссюровских терминов язык для langue и языковая деятельность для langue представляются совершенно неадекватными. Куда более оправдано сохранение термина язык за langage, а для обозначения langue использовать столь же усеченный и краткий термин яз. Языковая же деятельность по смыслу ближе всего к речи, но речь сама по себе удачный термин для контрастного противопоставления язу.

2 «Язык - это клад, практикой речи отлагаемый во всех, кто принадлежит к одному общественному коллективу, это грамматическая система, виртуально существующая у каждого в мозгу, точнее сказать, у целой совокупности индивидов, ибо язык не существует полностью ни в одном из них, он существует в полной мере лишь в коллективе» [Соссюр, 1977, с. 52].

3 «Курс» - достаточно противоречивая книга по нескольким причинам: Соссюр ощущал недостаток «окончательно оформленной мысли» и системы в построениях, импровизировал у доски и на ходу менял концепцию, студенты могли не все уловить, а способ подготовки издания делал «Курс» еще более неоднородным. Но и сама противоречивость «Курса» могла способствовать использованию его идей: одни находили в нем одно, другие -другое. Например, идея психической реальности языка как «системы, виртуально существующей у каждого в мозгу» [Соссюр, 1977, с. 52] мало согласуется с тезисом: «В языке нет ничего, кроме различий» [там же, с. 152]. Синхрония может пониматься и как состояние языка, и как система, не связанная с фактором времени. И любая из этих точек зрения находила развитие в тех или иных направлениях структурализма» [Алпатов, 2008, с. 21-22].

54

Равным образом потребуется не ограничиваться категорией социальных порядков, а провести различения - целостного феномена социальной организации, инструментального набора алгоритмизированных средств для прагматических усилий и действий людей, деятельностных практик от обеспечения себя пищей до преобразования окружающей среды - того самого труда, который «создал человека»1.

Все три сферы - речевая, ментальная и социально-деятельная - соотносятся друг с другом, как внутреннее с внешним. Для каждой сферы остальные внешние. И наоборот, она внешняя по отношению к каждой из остальных. Вспомним напряженные попытки Соссюра найти словесное выражение для различения собственно внутреннего языка в себе и внешнего языка, а их вместе («язык в себе и для себя») - остальной человеческой действительности.

Каскады эволюционных изменений

Теперь настал подходящий момент для того, чтобы вернуться к каскадам эволюционных изменений, к скрепляющим их связкам и использованию оборачивания внешнего во внутреннее и внутреннего во внешнее. Заодно уместно подробнее рассмотреть два выявленных Н.С. Розовым разрыва в нашем понимании хода человеческой эволюции.

Каждый из каскадов образуется изощренным переплетением потоков коммуникативных, мыслительных и деятельностных практик, включений / выключений структурно-функциональных уловок, прямых и обратных связей, рекурсий, их выворачивания и т.п. Здесь не место представлять и обосновывать даже общую принципиальную схему указанных переплетений. Только эта одна задача потребовала бы написания отдельной и куда более объемной статьи или даже книги, подобной написанной Н.С. Розовым. Там пришлось бы показать, как шаг за шагом, этап за этапом, каскад за каскадом расширяется соответствующая схема и обретает все новые и новые измерения, черты, свойства и возможности.

В данной статье придется ограничиться лишь указанием на то, что складывается развертывание всего этого устроения, всей его организации и каждой из ее частей за счет бесконечного оборачивания внешнего во внутренне и внутреннего во внешнее. Такие оборачивания создают своего рода плетение, фрактальное умножение и копирование, трансформацию всех и всяческих элементов и одновременно воспроизводство их собственных форм (eigenforms) [Пут, 2020].

1 В данном случае труд понимается шире, чем в привычной марксистской трактовке. Примеры расширенного понимания можно найти в книге Терренса Дикона [Deacon, 2011] и в публикуемой в МЕТОДе статье Джереми Шермана.

55

В логике комплекс-симплекс трансформаций [Ильин, 2020, с. 43-58; Ильин, 2021, с. 76-79] простейшие проявления самоорганизации путем бесконечного оборачивания внешнего во внутреннее и внутреннего во внешнее можно усмотреть уже в автокатализе и автоколебательных реакциях, а смутные аналогии провести даже с каскадами превращений на квантовом уровне. Как бы то ни было, уже эти простейшие аналоги достаточно сложны и требуют довольно изощренного моделирования. Для проводящихся в нашем Центре методологических исследований важно установить базовые принципы, способы их сочетания и алгоритмы использования. Однако даже с этими оговорками у нас едва хватает сил и ресурсов, чтобы проводить пилотные методологические исследования. За данные пределы мы не можем выходить и рассматривать по существу проблематику возникновения речи и мысли, языка и мышления, как бы этого ни хотелось. Так что последующие интерпретации каскадов эволюционных изменений, места в них забот и возможностей, уловок и способностей по необходимости схематичны и предварительны.

Прежде всего следует неукоснительно проводить разграничения между речью и мыслью, с одной стороны, языком (точнее оязыковлением) и мышлением - с другой. Не зря во втором отступлении упор был сделан на соссюровские оппозиции. Так что общая эволюционная конструкция, предложенная Н.С. Розовым и схематично представленная на обложке его книги и на страницах 20, 244 и 299, при всей значимости своей полноты и целостности требует принципиального и систематичного выделения по меньшей мере четырех самостоятельных эволюционных сюжетов - каждого со своей целостной логикой и самостоятельным развертыванием.

Это прежде всего мультимодальная коммуникация, которая специфичная для отличающихся социальным поведением и наличием сложных иерархий приматов. Розов рассматривает лишь завершающие ее каскады изменений.

Далее это возникновение и развитие речи и мысли у древнейших Homo или, возможно, только до известной степени также у гоминин (Hominini) - трибы семейства гоминид (Hominidae). Этот самостоятельный тренд антропогенеза, или речевую эволюцию, по справедливости, можно назвать глоттогонией (glottogony).

Следующий отдельный эволюционный сюжет - это появление и развертывание практик, способностей и инструментариев язычения (оязы-ковления) и мышления (осмысления). Это глоттогенез (glottogenesis) в узком смысле, сопряженный с появлением пусть в самых зачаточных про-тоформах аналогов яза, собственно речи, дискурсов (дискурс-программ, дискурс-продуктов, дискурс-конверторов), а также языковых общностей и языковых персон или личностей.

Наконец, это возникновение и развитие языка со всеми упомянутыми разделениями как известного нам лингвистического феномена и общественного сознания, так и как культурно-цивилизационного явления. Тут

56

уже уместно говорить об истории языков и интеллекта, точнее отдельных интеллектуальных традиций.

Еще раз следует отметить, что и в концепции Н.С. Розова, и на его схемах привлекают внимание два длительных, могучих и таинственных разрыва, которые, казалось бы, прерывают эволюцию или по меньшей мере нарушают ее ход и логику. Возникает вопрос - действительно ли то, что названо Языковым Рубиконом и Праязыковым Разрывом, является пропастью между одним состоянием и другим? Между животным и человеком, между безъязыким существом и языковой личностью?

Прежде чем отвечать на этот вопрос, вновь придется сделать отступление и обсудить разрывы, рубиконы и все то, что оказывается между отчетливыми и ясными состояниями последовательного развития.

Рубиконы и сальтации, градуальность и непрерывность

Рискну предположить, что скорее всего взгляд Н.С. Розова упал на выражение Языковой Рубикон в одной из публикаций по глоттогенезу [Baryshnikov, 2016; Kozintsev, 2018]. Они же в свою очередь откликнулись, вероятно, на неоднократное цитирование чеканной фразы Макса Мюллера «Язык - вот наш Рубикон, и ни одно животное не посмеет его пересечь» (Language is our Rubicon, and no brute will dare to cross it) [Müller, 1864, p. 367]1 американским социологом-эволюционистом Александрой Марьян-ски [Maryanski, Turner, 1992; Maryanski, 1995a; Maryanski, 1995b; Maryanski, 1997]. Допускаю, что именно с ее легкой руки эта фраза стала повторяться в публикациях по глоттогенезу [Bradshaw, Rogers, 1993; Corballis, 1994; Kendon, 2011; Frank, 2016; Corballis, 2019; Corballis, 2020 и др.].

Образ Рубикона как реки, разделяющей два принципиально чуждых берега, связан с двумя крылатыми выражениями: переход Рубикона и жребий брошен. Первое подчеркивает ситуацию выбора и связанную с ним точку невозврата, второе - акцентирует как раз точку невозврата. Каждое из крылатых выражений предоставляет важные возможности (affordances) альтернативной концептуализации эволюционной проблематикой.

В четверг 10 января 49 г. до н.э. (в 705 г. от основания Рима, Pridie Idus Ianuarias DCCV Ab Urbe Condita) Гай Юлий Цезарь обсуждал в ближайшем кругу решение сената о том, что он должен сложить с себя полномочия императора (военного и административного руководителя в Галлии), распустить свои легионы к 1 марта и явиться в Рим для отчета перед сенатом уже как частное лицо. Выбор был, в каком качестве и как пересечь Рубикон. В одиночку и без оружия или со всеми императорскими

1 Существует довольно заметная литература о Максе Мюллере и его идеях о происхождении языка [Cohen, 2013; Neubauer, 2015; Piattelli, 2016; Lecourt, 2018; Piattelli, 2019].

57

регалиями и вместе с войском, оспаривая неправое решение сената и апеллируя к народу. 11 января Цезарь вместе с XIII легионом перешел Рубикон и отправился в Рим как триумфальный император-проконсул.

Плутарх повествует о том, что решение двинуться с войском по мосту через Рубикон Цезарь подытожил фразой на греческом ávsppífOm Kvfiog (так бросим же кость) в медиапассивном модусе пожелания. Это выражение было в ходу среди по-эллински образованных римлян и означало, видимо, -«ну что же развлечемся» [Иванов, Иванова, 2007]. Эту шутку Цезаря серьезный Светоний превратил в чеканное констатирующее изречение. И передал это выражение он уже на латыни: «Iacta alea est» (брошен жребий).

Эта история после серии забвений и упрощений редуцировалась до следующей метафорической когнитивной схемы. Переход Рубикона -однократное «точечное» действие на жестко прочерченной линии границы, по обе стороны которой совершенно разные миры. Выбор один -недвусмысленный, безоговорочный и окончательный. Вспомним «точки невозврата» и прочие формулировки из учебников, популярных изложений и википедий разного рода.

Снова обратимся к легко «забываемым» деталям. Граница по Рубикону была создана совсем недавно, в 81 г. до н.э., всего за 31 с небольшим год до его пересечения Цезарем. Создана как временное и условное отделение уже сильно, но все еще недостаточно романизованной провинции от республиканского ядра. Да и сама провинция была разделена вскоре на менее романизованную Транспаданскую Галлию, где покорившиеся жители, субъекты (subiecti), по Вергилию, могли приобщиться к римскому праву, и на Циспаданскую Галлию, где они могли обрести уже и права римского гражданина. Да и сама провинция была вскоре ликвидирована в 42 г. до н.э. и влилась в большую непровинциальную Италию, новую расширенную метрополию.

Да и точек невозврата оказывается множество. Кроме пересечения Рубикона это и битвы при Диррахии и Фарсале, и экспедиции в Египет, Испанию, другие части империи. Наконец, это еще и убийство Цезаря на Капитолии в 44 г. до н.э., а затем битва при Филиппах. На деле точек невозврата было куда больше.

Получается, что используемые эволюционистами когнитивные схемы и метафоры отнюдь не являются однозначными и безоговорочными инструкциями, например, разделить наличную фактуру одной четкой границей на две половины, противопоставить одну половину другой, исключить неудачную (unfit) и оставить удачную (fit) и т.п., а набором вариантов в диапазоне от более удачного (happier) до менее удачного (less happy). Один из них лишь кажется более вероятным и очевидным, он просто более бросается в глаза в силу случайных предпочтений. Самой же предвзятости придается однозначный статус безусловности и непререкаемости вопреки фактической многозначности и вариативности.

58

Главное же в том, что нет и отказа от четкости, ясности и определенности действий и актов их предпочтения (выбора). Множественность вариантов как раз этому помогает. Акты выбора можно и нужно усилить и оптимизировать за счет отладки и комбинирования различных забот, способностей, уловок, возможностей, а также связок между всеми ними. К неиспользованным, «отвергнутым» в конкретном месте и времени вариантам можно и даже нужно уже в другом конкретном месте и времени возвращаться после завершения («невозврата») попытки использования избранного ранее. Один акт казавшегося безусловным «естественного отбора» (испытания вплоть до исчерпания, «невозврата») столь же естественно и неизбежно становится фактом сохраненного в памяти набора испытаний. Только теперь к нему можно возвращаться для оптимизации последующих выборов. Лично мне представляется оправданным предположить, что одной из функций генома является, например, регистрация и закрепление результатов «естественного отбора» как многократного испытания вариантов, а не единичного выбора, как это наивно трактуется порой1.

В конечном счете чуткие к фактуре эволюционные исследователи начинают одновременно использовать различные когнитивные схемы. В результате четко прочерченные границы дополняются разного рода переходными областями и пространствами. Так, Майкл Фрэнк пишет: «Но если мы откажемся от представления о реках, которые нужно пересечь, и вместо этого перейдем к многофакторному взгляду на то, что делает человеческий язык уникальным, нам придется признать, что когда-то казавшееся рекой может напротив оказаться широким илистым болотом. Изучение такого ландшафта может потребовать больше усилий и меньше прыжков» [Frank, 2016, p. 103].

Фактически нечто подобное делает и Н.С. Розов, когда он расширяет Языковой Рубикон более чем на миллион лет - а это, вообразите только, около сорока тысяч человеческих поколений - и помещает туда несколько каскадов эволюционных изменений. Действительно, возникает образ долгого и прихотливого преодоления трудных пространств, а не одного скачка. Что мы можем разглядеть в этом таинственном пространстве-времени каскадов перемен, происходящих с людьми, с их заботами и возможностями, их способностями и качествами? Ответ может показаться насмешкою. Ровно то, что мы хотим увидеть. Если вслед за Максом Мюллером нас интересует только то, что разделяет людей и зверей, то увидим руби-

1 Попутно отмечу, что семиотически зафиксированная в геноме информация о результатах испытаний отнюдь не является приказом или даже инструкцией для приказа. Инструкции и приказы - это составные моменты экспрессии генов. Они и образуют пресловутые послания (messages) для выстраивания и перестраивания структур и функций организмов, метаболизма и т.п. Сами же семиотически зафиксированные результаты испытаний не только и не столько «архив», сколько набор «стандартов» и «образцов» для составления посланий, семиотический словарь и грамматика, включающая прагмариторику.

59

кон. Если вместе с этологами мы захотим узнать, что же общее объединяет поведение людей и зверей, то рубиконы растворятся и в поле зрения возникнет безграничное пространство нюансов и деталей. Если нам станут важны сравнительно малые, но существенные изменения, то изучаемое пространство пересекут речушки и ручьи с холмиками и низменностями между ними. Если нас заинтересует логика движения наших предков, то мы сможем разглядеть множество разбегающихся, а порой и сходящихся тропинок и в конечном счете магистральных путей.

Такое многообразие результатов зависит от того, что мы фактически используем когнитивные сита, напоминающие фонологические сита Н.С. Трубецкого. Он писал: «Фонологическая система любого языка является как бы ситом, через которое просеивается все сказанное. Остаются только самые существенные для индивидуальности данной фонемы звуковые признаки. Все прочие отсеиваются в другое сито, где остаются признаки, существенные для апеллятивной функции языка; еще ниже находится третье сито, в которое отсеиваются черты звука, характерные экспрессивной функции языка» [ТгиЬйЕкоу, 1939, р. 47; Трубецкой, 1960, с. 59].

Эволюционные переходы и связки

Вновь последуем за Розовым, чтобы проследить, чем заполнены эволюционные переходы и связки между разными человеческими состояниями. Он весьма адекватно и взвешенно обобщает множество существующих реконструкций, намечает правдоподобные датировки переходов и трансформаций, которые и используются в данной статье.

Длительный этап безгласной и безмысленной первобытности охватывает большую часть человеческого существования. Он начинается примерно 7 млн лет назад и сменяется 2,7 млн лет назад Языковым Рубиконом, который вовсе не рубикон, а неясная и запутанная череда каскадов изменений внутри, в человеческой психике, и вовне - в поведении людей, в том числе коммуникативном, символическом и звуковом. По Розову, эти изменения охватывают больше миллиона лет - от 2,7 до 1,5 млн лет назад -и включают то, что он называет предречью.

Многовато получается для рубикона как четкой границы. Это время может включить примерно 40 тыс. условных поколений (три на столетие). Для сравнения история известных нам цивилизаций едва ли превышает всего пять тысячелетий или полторы сотни поколений. Вся наша цивили-зационная эпоха даже до половины процента не дотягивает от длительности Языкового Рубикона по Розову. А эпоха существования развитых языков, как мы их знаем, едва ли до процента дотянет.

Огромная длительность розовского рубикона включает множество этапов и каскадов изменений забот и вызовов, ответов и возможностей, уловок и способностей. Среди них выделяется малый рубикончик пример-

60

но сто тысячелетний - с 2,7 до 2,6 млн лет назад. Это действительно переломный момент, как ни трудно называть моментом сто тысячелетий. Он связан с формированием того, что Розов называет предречью. Это переход от практически полного безгласия и безмыслия людей-приматов к попыткам общаться и сотрудничать иначе, чем общаются и сотрудничают животные.

Практики переходного момента-рубикончика даже не вполне предречь, а скорее почти рефлекторная вокализация состояний людей, неразрывно связанная с их прагматическими действиями или уже (вот малый сдвиг) их копиями, а также с жестами, мимикой и подкрепленная ими. Почти как у животных, но решительнее и последовательнее.

Сама же первичная вокализация в значительной мере еще по-прежнему непроизвольна и спонтанна, но более отчетливо и последовательно подкрепленная связью с действиями - прагматическими и символическими, хотя это различение еще зыбко и непривычно. Нам происходящее могло показаться выкриками, воплями и завываниями, переходящими в подобие пения. Уточню, что важны не внешние проявления, а установление связей между тем, что потом Соссюр назовет обозначаемым (signifié) и обозначающим signifiant). В этом отличие от прочих приматов и остальных животных. Обозначаемое - это то, что было значимо и должно было стать известным всем (положение дел, восприятие и смысл этих положений, ожидания, намерения и прагматические действия людей и т.п., назовем все это прагматическим фоном), согласовывалось и начинало синхронизироваться с обозначающим - намеренными имитациями положения дел, вокализацией (выкриками и завываниями, переходящем в распевание), жестами и мимикой. Это можно назвать вокомиметикой (от латинского voco - «говорю» и древнегреческого ¡j.ï^.ricnç - «подражание»). Скорее всего за сто тысячелетий эти практики внешне мало изменились. Действительно, существенные изменения, возможно, их каскады происходили «внутри», в связи с синхронизацией и установлением все более отчетливых соответствий. Конечно, отдельные жесты и выкрики становились, видимо, отчетливее и яснее, но куда важнее было укрепление, уяснение и прояснение все более четкого соответствия между означаемым и означающим, умножение числа подобных соответствий. Этот относительно короткий период можно назвать соссюровской революцией.

Далее развертывается гораздо более длительная эпоха. Позволю себе опять уточнить Н.С. Розова и назвать ее пирсовской эволюцией предре-чи. Это именно эволюция, поскольку она в несколько приемов, постепенно, кругами, в череде повторений включает в процесс обозначения не только положение дел1 и не только его внешнюю имитацию, но также

1 По мере эволюции положение дел, а также отдельные акты и участие превращаются в прагматическое со-участие, а затем и в преобразование условий жизни (living conditions), в

61

внутренние состояния психики людей (они уже и раньше включены в «состояния»), а точнее выработавшие в ходе соссюровской революции внутренние психокогнитивные связки между означающим и означаемым.

Конечно, психика менялась и прежде. Она менялась всегда. Но ее проявления оставались незаметны. Во всяком случае на прежних мимо-крико-жесто-распеваниях, да и на положении дел они прямо и заметно не сказывались. Теперь появилась возможность дополнить бинарные соссю-ровские связи иными пирсовскими связями, превратив прежние связки в полноправного соучастника триад. Это особый участник трехшагового процесса семиозиса. Вначале он просто служит размыканию неподвижной зеркальной оппозиции означающего и означаемого, а потом начинает приобретать собственную функциональность. Образованный с его помощью динамичный переход, рекурсия размыкает статичную оппозицию и превращает ее в бесконечную последовательность шагов. Однако при этом новый психосоматический «размыкатель» одновременно «замыкает» единичные последовательности трех шагов. В результате посредующий размыкатель-замыкатель становится своего рода переключателем и запускает череду альтернативных вариантов соединения означающего и означаемого. Возникает зародышевая версия герменевтического круга, а с ним интерпретации и в конечном счете семиозиса.

Означает ли это, что до перехода от бинарных, соссюровских форм или схем1 обозначения и до свертывания, зацикливания обозначения в тернарные пирсовские схемы никакого семиозиса не существовало? И да, и нет.

Нет, действительного семиозиса в нашем строгом понимании не было в том смысле, что неоткуда было взяться субъекту интерпретации или интерпретанту по Пирсу, а без него некому было запустить тот самый се-миозис, который положен в основу созданных Пирсом версий семиотики, а значит, и того, что мы сами привычно и уверенно называем семиозисом и семиотикой.

Да, некий семиозис существовал всегда в том смысле, что сами по себе бинарные и тернарные схемы, равно как и рекурсии, настолько древние, что их можно считать едва ли не первичными универсалиями организации. А это значит, что любая организация, бинарная соссюровская или тернарная пирсовская, семиотична - и потенциально, и актуально, т.е. как эволюционно связанная рядами превращений во вполне развитые формы семиозиса и как содержащаяся в них как след прежних эволюционных состояний. Наши с вами схемы генетических программ содержат в себе схемы генетических программ земноводных, рыб, бактерий и, возможно, вирусов или даже не выживших односпиральных то ли уже живых существ,

человеческие условия (human conditions). Соответствующие терминологические различения важны для эволюционных исследований.

1 Схема (греч. охща - «результат схватывания, овладения») как раз синонимична цорщ и означает форму (лат. forma).

62

то ли еще наподобие сложных молекул-автогенов, как их именует Терренс Дикон. Можно даже усмотреть прообраз семиозиса в автокатализе1, когда химические вещества улавливают внешний сигнал и ускоряют свои реакции во много раз.

Вернемся, однако, к более близкой нам эволюции людей и их способностей говорить, мыслить и действовать по-человечески. Уже на этапе формирования предречи обострилась проблема использования свойственной для зоокоммуникации опоры на характерные жизненные ситуации, которые часто антропоморфно и неточно характеризуют как контексты. Адекватная реакция и взаимодействие коммуницирующих достигается за счет соответствия типичных вокализаций типичным жизненным ситуациям. Именно подобные ситуации служат общей референциальной рамкой, условным «стандартом», с которым соотносятся, с одной стороны, конкретные посылаемые сигналы, а с другой - столь же конкретное наличное положение дел.

На эволюционном уровне проторечи данная общеупотребительная уловка продолжает использоваться все более последовательно и становится все более инструментальной по мере того, как все более явственная и компактная вокомиметика трансформируется в достаточно четкую вокализацию. Постепенно соссюровские бинарные отношения начинают соотноситься с референциальной рамкой. Так намечается первый или один из первых намеков на появление в отдаленном будущем семиотических син-тактик и языковых грамматик. Замечу, что данный момент циклического обращения референциальных отношений на референциальную рамку можно считать первым актом того самого чуда, которое кладет в основу своей универсальной грамматики Ноам Хомский [Chomsky, 1995; Chomsky, 2007]. Наивно, конечно, искать ее эволюционные истоки и основания в случайной мутации [Berwick, Chomsky, 2016].

Куда логичнее связывать его с естественной эволюцией поведения наших предков и с постепенным формированием самими людьми своей языковой способности. Об этом речь пойдет позже. Пока же важно зафиксировать, что рекурсивное замыкание бинарной, соссюровской рефенци-альной схемы и создание тернарной пирсовской референциальной рамки создает предпосылки - пока только предпосылки - для выстраивания людьми правил референции, а затем и любых правил соотношения единиц планов содержания и выражения по мере того, как они начнут появляться.

До четкого схематизма универсальной грамматики еще долгий путь развития. Пока же у людей нет даже зачатков грамматики, а лишь первый намек на нее. Возможно, он также сыграл свою роль в уже упомянутом эволюционном сдвиге - формировании и пирсовской триады, а с нею возникновения и первичной консолидации автономной протомысли. Прото-

1 См.: [11ут, 2020, р.11-12] и примечание 14, где я благодарю Боба Ходжа за его идею, что автокатализ -эволюционный аналог семиозиса.

63

речь и протомысль1 развиваются отныне автономно и параллельно, сохраняя сущностные связи и подобия, коренящиеся в их общем эволюционном наследии.

Эпоха последовательных трансформаций проторечи и протомысли длится более миллиона лет. Это значительный промежуток времени. Он плотно заполнен каскадами изменений не только вокализаций, но также внутренних психических состояний, работы с мнемоническими (wvrç^n -«память) копиями, а главное - с отработкой и совершенствованием как когнитивных схем-связок, копирующих внешние положения дел и коммуникативные действия, так и вокализаций, отражающих их и тем самым фиксирующих как общее достояние сообществ общающихся людей.

Оязыковление и осознавание.

Завершение глоттогонии и нужда в глоттогенезе

В целом эволюционной смысл, а точнее содержание длительных трансформаций проторечи и протомысли можно охарактеризовать как оя-зыковление (languaging) [Cowley, 2009; Distributed Language, 2011; Cowley, 2019; Cowley, Kuhle, 2020; Thibault, 2020a; Thibault, 2020b; Thibault, 2021; Cowley, Gahrn-Andersen, 2022] и, по аналогии, осознавание (thinking). Имеется в виду результат и вызов множественных трансформаций: появление нужды в принципиально новых способностях - уже не речевых, а языковых, чреватых системным языком, уже не просто когнитивных, мыслительных, а чреватых устойчивым осознаванием, системным сознанием. Глоттогония завершается и в повестке дня появляется глоттогенез.

Переход, однако, отнюдь не моментальный, а весьма растянутый. Начатки языка начинают угадываються уже с появлением некоего подобия реплик и синтагм во вполне ситуативных вокализациях. Некоторая повторяющаяся организация вокализаций начинает постепенно становиться привычной. В череде каскадов трансформаций намеки на язык и его зыбкие ситуативные зачатки структурируются четче и яснее, но главное - шаг за шагом интериоризуются и сохраняются в памяти сначала краткосрочной, потом все более глубоких, наконец в операциональных системах родовых, популяционных и индивидуальных. Рано или поздно возникает потребность в формировании обобщающего все накопленные возможности и способности языка.

1 Термины акт, речь, мысль (возможно, даже мысь - вспомните изящный и глубокий зачин «Слова о полку Игореве»), быт, лов, рык и прочие обозначения первичных эволюционных проявлений ключевых способностей людей или в случае акта других, эволю-ционно более ранних существ. Пример такого использования этимонов без оформления прекрасно дает пушкинский топ во сне Татьяны и еще в полутора десятках случаев (аргументация см.: «Ответ на статью в журнале «Атеней» [Пушкин, 1962, с. 284-287]).

64

Революционная пора очередного рубикона длится примерно тридцать тысячелетий - примерно 130-100 тыс. лет назад. Вдвое больше времени - шестьдесят тысяч лет занимает эволюционная проработка формирования простого ситуативно обусловленного синтаксиса речи и только зыбкие зачатки языка. Люди осваивают нелегкое искусство обмена репликами (turn-talking). Получаемые в результате прагматические результаты, а главное - алгоритмы их получения стандартизируются и формализуются в разного рода обычаях, ритуалах и инструментальных привычках. Это работа еще на несколько тысячелетий. В результате возникают способности построения сюжетов. Сюжеты насыщаются тем, что потом назвали мотивами, а они в свою очередь требуют выработки правил соединения друг с другом в морфологически отчетливые последовательности.

Все это подготовительные шага для формирования того, что Фердинанд де Соссюр обозначил тремя терминами - langage, langue и parole.

Очередной шаг эволюции и даже быстрого и мелкого развития связан не с изобретением или созданием на чистой доске (лат. tabula rasa -очищенная для письма табличка с восковым покрытием) чего-то совершенно нового, но с переоткрытием не раз использованного, которому находится новое применение обычно с заменой функциональности и нередко трансформацией структуры. Уже в этой статье приводилось немало примеров, как одна и та же схема рекурсии начинает использоваться для решения новых задач и появляется новый инструмент. Или две соссюров-ские референтные пары объединяются сначала общей точкой, а затем оставшиеся «свободными» точки соединяются друг с другом и образуют треугольник пирсовской референции.

Такого рода трансформации и модификации могут быть собраны в каскады изменений. Тогда и возникают крупные и поистине эпохальные эволюционные переходы. Ярчайший пример этого являет переход от формирования речи (глоттогонии) к формированию языка с речью (глоттоге-незу). Вслед и вместе с Н.С. Розовом мы окинули взглядом череду революций и следующих за ними каскадов эволюционных трансформаций - от вокомиметического общения к формульной речи. Практики говорения настолько усложнились, что одного изменчивого контекста и даже набора его копий-образцов для согласования смыслов и значений начинает уже не хватать. Заботы, условия, возможности, связи между ними все усложняются. Требуется что-то существенно более устойчивое и надежное типа уже выработанных в практиках формульной речи и даже раньше привычек и образцов общения. Они включают «формулы» соединения бинарных и тернарных референтных рамок разных типов. Проблема пока в том, что эти «формулы» критически зависят от опыта отдельных особей-личностей и кругов их общения. А сам этот опыт все еще зависит от меняющихся индивидуальных и групповых обстоятельств. Все больше приходится оглядываться на пожилых носителей опыта говорения и на их советы - как говорили предки, как это делалось всегда.

65

Решение, простое в принципе, но трудное в исполнении: присвоить и тем самым универсализовать уже целостные общие наборы «формул» опыта говорения и превратить их во всеобщую и неизменную рамку речи всего рода, всех поколений и всех индивидов. Такая грандиозная рамка уже частями и частично подготовлена. Требуется только окончательно сложить ее. Дело непростое. Оно требует времени и усилий по согласованию или синхронизации использования «формул» и прочих еще более древних образцов общения, начиная с отдельных референций и референтных рамок. За счет синхронизации нужно многократно усложненные референтные рамки замкнуть в одну синхронизованную рамку уже не текущей, изменчивой и индивидуализированной речи, а устойчивого и всеобщего языка.

Фактически подобная синхронизация началась уже давно, еще в ходе прежних каскадов эволюционных изменений. Начало не впереди, если пользоваться обманчивой схемой линейного движения, а позади, если обратиться к круговой, по-своему тоже обманчивой схеме. Соединим обе и получим картинку р а з в и т и я: одна нить в череде кольцеобразных извивов. Опять помогает подсказка языка.

Расширенное эволюционное видение в пространстве-времени длительности позволяет не только связать концы и начала, но и усмотреть взаимное наложение эволюционных этапов и эпох в расширенных эволюционных переходах. Они эволюционно синхронизированы. Одна завершается, а другая начинается. Эпохи завершаются заготовками для следующей, а переходы помогают формированию новаций.

Еще в эпоху глоттогонии в речи намечается синхронизация практик говорения и соединение речевых актов в общие рамки. Так происходит постепенно предвосхищение синтактической организации еще в речи. Из чередования реплик формируется сюжет. Их повторение и ритуализация создают устойчивые образцы. А эти образцы закрепляют уже синхронизованные предвосхищения нарративов в новые рамки, которые остается сложить в правила и нормы языка.

Еще на начальных этапах глоттогонии в проторечи древнейших людей с практиками референции возникают референциальные схемы и рамки-образчики для создания заготовок, из которых можно будет со временем сложить фундамент универсальной грамматики. Это становится своего рода намеком на будущий глоттогенез. Предстоит еще осуществить немало каскадов эволюционных перемен, прежде чем намек на универсальную грамматику превратится в проект. Но и этот проект станет еще только одной из новаторских находок в продолжающемся потоке глоттогонии. Еще много сотен поколений людей включатся в их непростое, чреватое коллизиями, но плодотворное сосуществование. Язык будет постепенно вызревать в стихии речи. Но это будет уже не речь без языка, а долгое складывание речи с языком, точнее, сначала с зачатками языка, по-

66

том его экспериментальными вариантами, затем уже полноценным партнером и наконец главенствующим участником партнерства языка с речью.

Глоттогония не отделена от глоттогенеза рубиконом, через который переброшен волшебный мост, на котором происходит чудо явления универсальной грамматики. Они пересекаются и сливаются на огромной протяженности (durée) трудных пространств неудобей и болот, холмов и ше-ломяней, речек и ручьев, множества мест, где можно проложить тропки и пробиться сквозь заросли. И только дальше открываются просторы, где овладевшие наконец универсальной грамматикой люди начинают историю современных языков и языковых семей.

Операциональное отступление. Универсальная грамматика

Перформативы и дейскис существовали всегда. Во всяком случае они «естественно» осуществляются развитыми приматами. Значительная часть действий сопровождается выкриками, жестами, мимикой и телесно-предметной акцентуацией. Налицо зародыш дейксиса (греч. Ssî^tç «указы-вание» от индоевропейского *deyk- с тем же смыслом) или выделения важного и значимого. Функционально дейксис своего рода усилительное дублирование, «копия» переключения внимания коммуникантов, точнее воспринимающих коммуникантов коммуникантами-инициаторами, т.е. их совместный акт общения.

Одновременно сами действия со своей инструментальной функциональностью тоже «копируются», удваиваются. Однако у копий появляется еще и дополнительная функциональность, обобществления (Vergesellschaftung, по Г. Зиммелю и М. Веберу) или взаимного включения в действие: не просто съесть вкусное, но сделать это вместе.

Сами по себе ни протоперформативы, ни протодейксис еще далеки от отчетливой речи и мысли. Однако они являются той стартовой площадкой, с которой начинаются обретения сначала волшебных палочек или обеспечивающих структур [Розов, 2022, с. 32, 40], затем их отработка и многократные преобразования и наконец - складывание до целостного магического инструментария в виде универсальной грамматики.

Итак, началом является еще не расчленяемое совместное действие ряда особей, сопровождаемое жестами, мимикой и выкриками. Действия и их выразительный шлейф квантуются за счет рекурсий не только в виде индивидуальных копий общего действия, но и умножения копий в их зрительных, звуковых, ментальных и прочих восприятиях. Все эти рекурсивно квантованные копии соотносятся и связываются с совершением действия в едином перформансе. Именно такие коллективные перформансы и становятся стартовой точкой формирования речи и мысли и точкой отсчета в конструкциях, впоследствии сложившихся универсальной грамматики. Все новации, волшебные палочки и прочие ухищрения добавляются к

67

перформансам и их копиям, создаваемым с помощью референциальных рамок.

В широком и беглом обзоре отдельные примеры выхватывались и отмечались. Теперь же важно за деталями усмотреть принципиальное усложнение. Оно заключается в дальнейшем квантовании перформансов, разделении единого события на процессы (действия, вокализации и т.п.) и предметы (тела, вещи, создаваемые блага и т.п.). Если вглядеться в происходящее попристальнее, то в конечном счете можно разглядеть и грамматическое членение перформансов, а теперь уже перформативов на глаголы как копии процессов и на существительные как копии предметов.

Сами по себе перформансы являются синкретическим совместным деятельным соучастием всех общающихся - рода, популяции, группы. Общающиеся вокализуют то, что делают сами или даже вся популяция, а то и род или условная внешняя инстанция [Фокин, 2019; Фокин, 2020]. С отделением (квантованием) особой ситуации общения, а затем ее инте-риоризации появляются возможности различения перформатива и его содержания. Важные результаты достигаются с различением внутри пер-формативов их компонентов - процессуальных глаголов (говорений, соотнесенных с действованиями в своих глагольных референциальных рамках) и существительных (наличных «существований», опор действова-ний в их предметных референциальных рамках). Тотальные референци-альные рамки перформативов дополняются специальными для выделения действований и существований и обозначения их. Появляются семантические, значащие единицы сначала двух типов - глагольные и именные, - а затем с усложнением грамматики и все новых. Значимые качества процессов (= глаголов) и предметов (= существительных) обозначаются как новые классы единиц с помощью их рефенциальных рамок. Это уже прилагательные и наречия. Так формируются наборы сем разных типов и функциональностей. Это еще не словари в точном смысле. Пока это лишь внутренняя проработка комплекса перформативы - дейксис - значащие (семантические) единицы. Возникший комплекс является зародышем будущей семантики и прагмасемантики [Золян, 1991; Золян, 2016; Золян, 2019].

Данный прагмасемантический комплекс прорабатывается первоначально еще в рамках глоттогонии за сотни, а то и тысячи поколений до критического соединения глоттогонии с глоттогенезом. Он практически используется за счет использования ситуации или, как принято говорить, контекста общения, а потом форм интериоризации типичных контекстов в виде фреймов и т.п. Лишь около 3-4 тыс. поколений назад начинается выработка из интериоризованных фреймов и схем речевого поведения нормативных схем языка и универсальной грамматики. Теперь на новом качественном уровне повторяются эксперименты с синтагматическим складыванием последовательностей: предметные единицы с единицами действия и т.п. В дело идут бинарные референциальные рамки. И привычно синтагматически, и по-новому синтаксично предмет связывается с действием.

68

Подобное элементарное высказывание, как прозорливо заметил Ю.С. Степанов, характерно для идеально мыслимого Языка 1 только с семантикой [Степанов, 1985]. В рамках глоттогонии это было ситуативное соединение двух чистых, грамматически не оформленных сем: снег бел. Тогда подразумевалось, например, что снег белеет. Еще в ходе глоттогонии прежний ситуативно угадывавшийся смысл высказывания теперь в процессе глоттогенеза закрепляется нормативным порядком сем в высказывании и еще какими-то маркерами процессуальности, или предметности, или структурно-функционального соединения процесса с предметом.

Уточню Степанова и допущу, что при использовании тернарной ре-ференциальной рамки возможны также еще и трехместные речевые высказывания типа снег бел гор, и грамматически оформляемые предложения снег белеет на горе. Теперь структурирование смысла высказывания не просто ситуативно угадывается, а синтаксически и далее грамматически закрепляется. Могут использоваться специальные маркеры. А могут использоваться и семантические ресурсы. Так, функциональные отношения единиц предметного существования с единицами действования могут чисто семантически обозначаться как активные, осуществляющие действия и инактивные, только при этом присутствующие. Следы этого можно обнаружить, например, в лексических дублетах индоевропейских языков: ещ™ - откуда слово огонь, то, что вызывает горение, и *p¿h2wr откуда пирог, нечто запекаемое.

Проработка прагмасемантического комплекса позволяет дополнить референции маркерами отношений между единицами и превратить эти маркеры в референции нового порядка, по сути, уже грамматическими, например, с морфологическим оформлением. Новые типы референциаль-ных рамок дополняют семантический фундамент универсальной грамматики и начинают формировать ее стены. Тут тоже семиозису и референции подвергаются отношения между семантическими единицами. Делается это вновь за счет интериоризации привычных порядков сочетания семантических единиц и превращения их в образцовые модели. Это делает общение относительно независимым от типовых ситуаций, так как в сознании общающихся и в операциональной речевой системе появляются общие модели обозначения и интерпретации отношений между семантическими единицами. Они начинают превращаться в слова за счет синхронизованного употребления сем предметов и действий, а также маркеров отношений между семами.

Вновь перформативы коммуникативных действий, точнее их прагматическое представление, служат отправным моментом. Выстраивается очередная трехшаговая конструкция прагматика - дейксис - синтактика. Результат можно назвать прагмасинтактикой. Образно, на стены универсальной грамматики кладется крыша. Результат, по Степанову, Язык 2 с семантикой и синтактикой.

69

Уже сложившиеся грамматические уровни семантики (словаря с его показателями существительных, глаголов, прилагательных, наречий и в целом частей речи), синтактики (языкового синтаксиса с его показателями отношений между семантическими единицами) затем дополняются возвращенной, усиленной и формализованной прагматикой. Формируется новый прагматический уровень языка, грамматика которого, к сожалению, лингвистически проработана пока довольно фрагментарно и выборочно как в целом в лингвистической теории, так и в грамматических описаниях и трактовках отдельных языков.

Семиотически выделяется очень широкий и разнообразный набор типов прагматических маркеров от интонационных, например вопросительная интонация, или пунктуационных (вопросительный или восклицательный знак, кавычки и т.п.) до служебных слов и частиц типа будто, мол и т.п. Часто используются альтернативные парадигмы спряжения, например для различных наклонений глаголов. Существуют прочие лингвистически плохо исследованные прагматические маркеры уже в виде таких языковых средств, которые традиционно считаются не грамматическими, а риторическими. Разграничение тут зыбкое и условное. На мой взгляд, вполне мыслима перспектива интеграции риторики в грамматику, с одной стороны, а с другой - расширения грамматики предложений до грамматики текстов и даже целостных дискурсов.

Зачастую для выражения грамматических категорий и отношений используются разного рода клитики, интонационные и прочие несловесные маркеры. Порой даже ситуационно выраженной прагматической диспозиции, например в виде материально наличной логономической конструкции (престол с залой для аудиенций, скамьями вдоль стен, подступе входящих и места для их испытания), может быть достаточно для построения ритуально закрепленных риторических высказываний.

Постепенно вырабатываются обычаи и правила для повествований об актуальных и воображаемых мирах, о прошлом и будущем. Аналогичным образом создаются средства для оформления различных модусов осмысливания и оязыковления. Закрепляются правила грамматического оформления наклонений и косвенной речи. Так складывается то, что Ю.С. Степанов назвал Язык 3 с семантикой, синтактикой и прагматикой. Наконец-то здание универсальной грамматики обстраивается от подвала до крыши и от крыши до подвала.

Данная схема универсальной грамматики представлена здесь немного преждевременно. Она включает уже обретший определенность глотто-генез, формирование языка как коммуникативной системы. Однако обзор эволюции еще не достиг соответствующих уровней и моментов развития. Требуется последнее усилие.

70

Великий скачок вперед к глоттогенезу

Еще более короткое революционное преодоление очередного рубикона занимает всего какой-то десяток тысячелетий - с 50 тыс. до 40 тыс. лет до нас. Существует точка зрения, что именно эта пора стала так называемым Великим скачком вперед (The Great Leap Forward) [Diamond, 1989; Diamond, 1998; Davidson, 2003], или Революцией человека (Human Revolution) [The Human Revolution ..., 1989; Schwartz, 1990], когда люди обрели поведенческую современность (behavioral modernity) [Sterelny, 2011; Kissel, Fuentes, 2018]. Удивительно, но никто не предложил именовать эту пору Языковой революцией (Language Revolution), хотя основания для этого есть, ведь люди приобрели, видимо, некое подобие того, что мы сейчас называем языком. По Розову, пора с 50 тыс. до 10 тыс. лет до нас отмечена существованием простого языка.

Это уже фактически возникающий, но пока фрагментарный и не обретший отчетливого строя алгоритмический инструментарий порождения речи. Возможно, он напоминал то, что описано выдающимся исследователем Дэниэлом Эвереттом как язык пираха (viraha) [Everett, 2017a; Everett, 2017b; Everett, 2018]. Впрочем, надежно судить об этом трудно на основе одних публикаций Эверетта. К сожалению, у меня не было возможности серьезно заняться им, чтобы уверенно судить об основательности доводов об отсутствии рекурсии в этом языке. Возможно, какие-то маркеры или коммуникативные обычаи просто не были замечены. Во всяком случае логономические построения точно не были приняты во внимание.

Как бы то ни было, для простого языка семантика пока еще основная опора, синтактика фрагментарна и зыбка, а завершающая здание универсальной грамматики прагматика только выстраивается. По мере своего формирования она создает момент развития. Появляется связь прагматика -дейксис - синтактика. Рекурсивное закольцовывание порождает прагма-синтактика. Наконец, ближе к десяти тысячелетиям до нас простые языки приобретают наконец облик, вполне подобный нынешним.

Чем мог заполняться «праязыковой разрыв»?

Не знаю, до какой степени произошедший переход модно назвать революционным рубиконом. Трудно судить даже, когда он произошел. Ким Стерельни обозначает границу 12 тыс. лет назад [Sterelny, 2011]. Георгий Старостин отодвигает ее ближе на 5-6 тысячелетий к нынешним временам. Возможно, как раз промежуток 12-6 тысячелетий назад и были революционным рубиконом.

В целом нет сомнений, что важнейшим эволюционным содержанием произошедшего было обустройство грамматики. Оно было постепенным. Крайне соблазнительно последовать за А.Ф. Лосевым по лестнице типоло-

71

гических переходов, обрисованной им в блестящей работе по эволюционной типологии известных нам языков и пропозициональных функций мышления, грамматического строя, включая развитие падежной системы и предикации. Ее основные результаты опубликованы в виде статьи [Лосев, 1982а] и заметок к курсу лекций [Лосев, 1982Ь].

По Лосеву, эволюционными фазами превращений грамматического, а также и социального, логического и прочих субъектов стали инкорпорированный грамматический строй, двучленная инкорпорация, прономи-нальный, посессивный, эргативный, аффективный, локативный и, наконец, номинативный (современный) строй. Одновременно это также эволюция падежной системы от генитива к номинативу. Это история становления человеческой субъектности. Разумеется, это исключительно красивая схема требует проверки и уточнения в свете новых и новейших данных лингвистической типологии. Однако общий тренд Лосевым был гениально ухвачен и может служить общим ориентиром.

Остановилось ли на этом развитие языков? Можно ли считать, что эволюция прекратилась? Думаю, что нет.

Эволюция современных коммуникативных забот и способностей

Будем считать, что около 12 тыс. лет назад, а то и вдвое позже сформировался развитый строй устного языка. Его дальнейшая эволюция связана с появлением все новых фактур речи. Это способы фиксации и надежной передачи речи, в том числе с использованием прочих фактур, кроме эфемерной звуковой речи. Вот основные примеры ее обновления и дополнения новыми фактурами. Это, конечно же, развитая поэтическая и ритуальная речь, а также узелковое «письмо», кипу и т.п. Эти новшества ослабляли груз одних проблем, создавали новые возможности, а значит, влияли и на языки в целом.

Примерно пять тысяч лет назад зародилась письменность и начался этап устной и письменной речи. Последовательно появлялись только надписи, затем запись целостных текстов. В рукописи и книги включали карты и иллюстрации. Впрочем, ни самого термина текст (1ех1;ш) еще не было, ни тем более соответствующего феномена. Он появился всего пять столетий назад, когда Гутенбергова революция открыла возможность печати текстов, карт и иллюстраций. Порой говорят о новом этапе, но скорее уместно считать его лишь завершающей фазой этапа письменности с возможностью массового копирования. Чуть позже возникает и парное понятие текст - контекст.

Примерно полтора столетия назад с появлением звукопередачи и звукозаписи наметился новый этап мультифактурной коммуникации. Речь стала интегрироваться с визуальными, звуковыми и прочими способами коммуникации. Еще продолжающийся переход к этому этапу развертыва-

72

ется у нас на глазах. Он хорошо иллюстрирует особенности переходов

развития.

Список литературы

Алпатов В.М. Соссюр и мировая наука // Фердинанд де Соссюр и современное гуманитарное знание. - 2008. - № 2008. - С. 12-27.

Декарт Р. Сочинения : в 2 т. : пер. с лат. и франц. - Москва : Мысль, 1994. - Т. 2 / сост., ред., вступ. ст. В.В. Соколова. - 634 с. - (Филос. Наследие ; т. 119).

Евстифеев Р.В. Путь очеловечивания : язык, сознание, гуманность // МЕТОД : Московский ежеквартальник трудов из обществоведческих дисциплин : ежекв. науч. изд. / РАН, ИНИОН, Центр перспект. методологий социал. и гуманит. исслед. - Москва, 2022. - Т. 2, № 2. - С. 220-235. - Рецензия на книгу: Розов Н.С. Происхождение языка и сознания. Как социальные порядки и коммуникативные заботы порождали речевые и когнитивные способности. - Манускрипт, 2022. - 355 с.

Золян С.Т. «Все, что может быть описано, может и случиться...» : К описанию семантики текста как модели межмировых отношений 'What can be described can happen too...': describing text semantics as a model structure of transworld relationships // Слово.ру: балтийский акцент. - 2019. - Т. 10, № 4. - С. 72-84.

Золян С.Т. Семиотика и прагмасемантика политического дискурса // Политическая наука. -2016. - № 3. - С. 47-76.

Золян С.Т. Семантика и структура поэтического текста. - Ереван : Изд-во Ереванского ун-та, 1991. - 311 с.

Иванов Е.Е., Иванова С.Ф. О происхождении крылатого выражения «Alea jasta est» // Куляшоускя чытанш : матэрыялы Мiжнароднай навукова-практычнай канферэнцьп. -Могилёв : Издательство Могилевского государственного университета имени А.А. Кулешова, 2007. - С. 171-173.

Ильин М. В. Движущие силы эволюции // МЕТОД : ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин : ежегод. науч. изд. / РАН, ИНИОН, Центр перспект. методологий социал. и гуманит. исслед. - Москва, 2021. - Вып. 11. - С. 73-87.

Ильин М.В. Картезианский момент. Новые рассуждения о стилях и методах в старомодной манере Декарта // МЕТОД : Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин : сб. науч. тр. / РАН, ИНИОН, Центр перспект. методологий социал. и гуманит. исслед. ; ред. кол.: М.В. Ильин (гл. ред.) и др. - Москва, 2020. - Вып. 10 : Вслед за Декартом. Идеальная чистота и материальная основа мышления, познания и научных методов. - С. 22-76.

Князева Е.Н. Понятие Umwelt Я. фон Искюля и перспективы экологической мысли // Вестник Международной академии наук (Русская секция) [Электронный ресурс]. - 2014. -Т. 1, № 1. - С. 68-74.

Князева Е. Н. Понятие «Umwelt» Якоба фон Икскюля и его значимость для современной эпистемологии // Вопросы философии. - 2015. - № 5. - С. 30-44.

Лосев А.Ф. О пропозициональных функциях древнейших лексических структур // Знак. Символ. Миф : труды по языкознанию. - Москва : Изд. МГУ, 1982a. - С. 246-279.

Лосев А.Ф. О типах грамматического предложения в связи с историей мышления // Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф : труды по языкознанию. - Москва : Изд-во МГУ, 1982b. -С. 280-407.

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса : новый диалог человека с природой. - Москва : Прогресс, 1986. - 432 С.

Пушкин А.С. Собрание сочинений : в 10 томах. - Москва : ГИХЛ, 1962. - Т. 6.

73

Розов Н.С. Происхождение языка и сознания. Как социальные порядки и коммуникативные заботы порождали речевые и когнитивные способности. - Новосибирск : Манускрипт, 2022. - 355 с.

Розов Н.С. Происхождение языка : коэволюция коммуникативных забот и знаковых структур // МЕТОД : Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. - 2021. -№ 11. - С. 162-193.

Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики // Труды по языкознанию. - Москва : Прогресс, 1977. - С. 31- 273.

Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка (Семиотические проблемы лингвистики, философии и искусства). - Москва : Наука, 1985. — 335 с.

Трубецкой Н.С. Основы фонологии. - Москва : Изд. иностр. лит., 1960. - 351, [1] с.

Фокин К.В. Гипотеза сверхъестественного наказания (Критический обзор) // Журнал политической философии и социологии политики «Полития. Анализ. Хроника. Прогноз». -2019. - № 1(92). - С. 60-80.

Фокин К.В. Опыт изучения власти на интерфейсе политического и биологического // МЕТОД : Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. - 2020. -№ 10. - С. 196-211.

Фомичев П.Н. [Рецензия] // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 11: Социология : реферативный журнал. - 1995. - № 4. - С. 63-64. -Рецензия на статью: Maryanski A. The pursuit of human nature in Sociobiology and evolutionary Sociology // Sociological perspectives. - London, 1994. - Vol. 37, N 3. - P. 375-389.

Чебанов С.В. Мерономия С.В. Мейена : к 40-летию формулирования // Lethaea rossica. Российский палеоботанический журнал. - 2017. - Т. 14. - С. 64-92.

Baryshnikov P.N. Animal communication systems and «the Rubicon» in the theories of the origin of language // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия Философия. -2016. - № 1. - С. 81-89.

Berwick R.C., Chomsky N. Why only us: Language and evolution. - MIT press, 2016. - 224 p.

Bradshaw J.L., Rogers L.J. The evolution of lateral asymmetries, language, tool use & intellect : Review // Canadian Journal of Experimental Psychology. - 1993. - Vol. 47, N 4. - P. 757.

Cartesius. Renati Des-Cartes Meditationes de prima philosophia, in qua Dei existentia et animae immortalitas demonstrantur. Parisiis apud Michaelem Soli. - 1641. - 604 p.

Chomsky N. Approaching UG from below // Interfaces+ recursion = language. - 2007. - Vol. 89. -P. 1-30.

Chomsky N. Categories and transformations // The minimalist program. - 1995. - N 219. - P. 394.

Cohen H. Historical, Darwinian, and current perspectives on the origin (s) of language // New perspectives on the origins of language. - 2013. - P. 3-30.

Corballis M. The Evolution of Lateral Asymmetries, Language, Tool Use, and Intellect / J. Brad-shaw, L. Rogers (eds.). - San Diego, CA : Academic Press, 1994. - 463 p.

Corballis M. Crossing the Rubicon: Behaviorism, Language, and Evolutionary Continuity. Front. Psychol // Frontiers in Psychology. - 2020. - N 11. - P. 1-10.

Corballis M. Minimalism and evolution // Frontiers in Communication. - 2019. - N 4. - P. 1-9.

Corballis M. Psychology and Evolution : A Checkered History / Psychology and Cognitive Archaeology. - Routledge, 2021. - P. 27-40.

Cowley S.J. Distributed language and dynamics // Pragmatics & cognition. - 2009. - Т. 17, N 3. -P. 495-508.

Cowley S.J. The return of languaging // Chinese Semiotic Studies. - 2019. - Т. 15, N 4. -P. 483-512.

Cowley S.J., Gahrn-Andersen R. Languaging in an Enlanguaged World // Constructivist Foundations. - 2022. - Т. 18, N 1. - P. 054-057.

Cowley S.J., Kuhle A. The rise of languaging // Biosystems. - 2020. - Vol. 198. - P. 104-264.

74

Davidson T.M. The Great Leap Forward : the anatomic basis for the acquisition of speech and obstructive sleep apnea // Sleep medicine. - 2003. - T. 4, N 3. - P. 185-194.

Deacon T. Incomplete nature : How mind emerged from matter. - New York : W. W. Norton & Company. - 2011. - 670 p.

Diamond J.M. Guns, germs and steel : A short history of everybody for the last 13,000 years. -New York : W.W. Norton, 1998. - 480 p.

Diamond J. The great leap forward // Discover. - 1989. - T. 10, N 5. - P. 50-60.

Dirac P.A.M. An extensible model of the electron // Proceedings of the Royal Society of London. Series A : Mathematical and Physical Sciences. - 1962. - Vol. 268, N 1332. - P. 57-67.

Distributed Language / S.J. Cowley (ed.). - Amsterdam : John Benjamins Publishing, 2011. - 220 p.

Eigenforms, interfaces and holographic encoding / Fields C., Hoffman D.D., Prakash C., Prentner R. // Constructivist Foundations. - 2017. - T. 12, N 3. - P. 265-291.

Everett D. How language began : The story of humanity's greatest invention. - Profile Books, 2017a. - 251 p.

Everett D. Decoding Chomsky // Language and Cognition. - 2018. - T. 10, N 1. - P. 171-185.

Everett D. Grammar came later : Triality of patterning and the gradual evolution of language // Journal of Neurolinguistics. - 2017b. - T. 43. - P. 133-165.

Frank M.C. Chasing the Rubicon? // The American Journal of Psychology. - 2016. - Vol. 129, N 1. - P. 99-104.

Ilyin M. Emergence and advancement of basic human capacities // Linguistic frontiers. - 2020. -Vol. 3, N 2. - P. 3-20.

Kauffman L.H. Reflexivity and Eigenform : The Shape of Process // Constructivist Foundations. -2009. - Vol. 4, N 3. - P. 121-137.

Kendon A. Some modern considerations for thinking about language evolution : A discussion of The Evolution of Language by Tecumseh Fitch // The Public Journal of Semiotics. - 2011. -N 3(1). - P. 79-108.

Kissel M., Fuentes A. Behavioral modernity'as a process, not an event, in the human niche // Time and Mind. - 2018. - T. 11, N 2. - P. 163-183.

Klein R.G. Anatomy, behavior, and modern human origins // Journal of world prehistory. - 1995. -T. 9. - P. 167-198.

Klein R.G., Edgar B. The dawn of human culture. - New York : Wiley, 2002. - 288 p.

Kozintsev A. Communication, semiotics, and the language Rubicon // Russian Journal of Communication. - 2018. - N 10(1). - P. 1-20.

Kull K. On semiosis, Umwelt, and semiosphere // Semiotica. - 1998. - Vol. 120. - P. 299-310.

Lecourt S. The Rubicon of Language : Max Müller, Evangelical Anthropology, and the History of True Religion // Lecourt S. Cultivating Belief : Victorian Anthropology, Liberal Aesthetics, and the Secular Imagination. - Oxford, 2018. - P. 33-67.

Lichtblau K. Die Eigenart der kultur- und sozialwissenschaftlichen Begriffsbildung. - SpringerVerlag, 2011. - 407 S.

Lichtblau K. Von der ,Gesellschaft 'zur Vergesellschaftung '. Zur deutschen Tradition des Gesellschaftsbegriffs // Die Eigenart der kultur- und sozialwissenschaftlichen. - Begriffsbildung, 2011. - S. 11-36.

Maryanski A. Emile Durkheim and the birth of the gods : clans, incest, totems, phratries, hordes, mana, taboos, corroborees, sodalities, menstrual Blood, apes, churingas, cairns, and other mysterious things. - Routledge, 2018. - 362 p.

Maryanski A. The hominid tool-language connection : Some missing evolutionary links // Behavioral and Brain Sciences. - 1995a. - N 18(1). - P. 199-200.

Maryanski A. The origin of speech and its implication for the optimal size of human groups // Critical Review. - 1997. - N 11(2). - P. 233-249.

Maryanski A. What is the good society for hominoids? // Critical Review. - 1995b. - N 9(4). -P. 483-499.

75

Maryanski A., Turner J.H. The social cage : Human nature and the evolution of society. - Stanford University Press, 1992. - 228 p.

Morowitz H.J., Schmitz-Moormann N., Salmon J.F. Teilhard's two energies // Zygon. - 2005. -N 40(3). - P. 721-732.

Müller M. Lectures on the science of language: Delivered at the Royal Institution of Great Britain in April, May & June 1861. Vol. 1. - 4th ed. - London : Longmans, Green. - 1864.

Neubauer D. Darwin's Biosemiotics : The Linguistic Rubicon in the Descent of Man // Biosemiotic Perspectives on Language and Linguistics. - 2015. - P. 257-273.

New perspectives on the origins of language. / C. Lefebvre, B. Comrie, H. Cohen (eds.). - John Benjamins Publishing, 2013. - Vol. 144. - 582 p.

Piattelli M. 'Language is our Rubicon': Friedrich Max Müller's Quarrel with Hensleigh Wedgwood // Publications of the English Goethe Society. - 2016. - N 85(2/3). - P. 98-109.

Piattelli M. 'Language is our Rubicon': Friedrich Max Müller's Quarrel with Hensleigh Wedgwood // Friedrich Max Müller and the Role of Philology in Victorian Thought. - Routledge, 2019. - P. 32-43.

Prigogine I. From Being to Becoming Time and Complexity in the Physical Sciences. - San Francisco : W. H. Freeman and Company, 1980. - 272 p.

Rees M. Just six numbers : The deep forces that shape the universe. - Hachette, UK : Basic Books, 1999. - 173 p.

Reis J.E. Teilhard de Chardin's idea of progress and theory of cosmological evolution // Spaces of Utopia. - 2014. - P. 41-52.

Salmon J.F. Chemical Self-Organization, Complexification, and Process Metaphysics // Annals of the New York Academy of Sciences. - 2003. - T. 988, N 1. - P. 345-352.

Salmon J.F. Teilhard's Law of Complexity-Consciousness // Revista Portuguesa de Filosofia. -2005. - P. 185-202.

Schwartz J.H. The Human Revolution: Behavioural and Biological Perspectives on the Origins of Modern Humans. - Princeton University Press, 1990. - 232 p.

Simmel G. Soziologie: Untersuchungen über die Formen der Vergesellschaftung. - Leipzig : Duncker & Humblot, 1908. - 782 S.

Sterelny K. From hominins to humans : how sapiens became behaviourally modern // Philosophical Transactions of the Royal Society. Biological Sciences. - 2011. - T. 366, N 1566. -P. 809-822.

Tattersall I. How can we detect when language emerged? // Psychonomic Bulletin & Review. -2017. - N 24. - P. 64-67.

Tattersall I. The Minimalist Program and the origin of language : a view from paleoanthropology // Frontiers in Psychology. - 2019. - N 10. - P. 1-5.

Teilhard de Chardin P. Le Phénomène Humain. - P.: Editions du Seuil. - 1955. - 318 p.

The biology of language under a minimalist lens : promises, achievements, and limits / Benitez-Burraco A., Fujita K., Hoshi K., Progovac L. // Frontiers in Psychology. - 2021. - Vol. 12. -P. 1-3.

The Human Revolution : Behavioural and Biological Perspectives on the Origins of Modern Humans / C. Stringer, P. Mellars (eds.). - Edinburgh : Edinburgh University Press, 1989. - 800 p.

Thibault P.J. Distributed languaging, affective dynamics, and the human ecology. Volume 1. The sense-making body. - Routledge, 2020a. - 318 p.

Thibault P.J. Distributed languaging, affective dynamics, and the human ecology. Volume 2. Co-articulating self and world. - Routledge, 2020b. - 310 p.

Thibault P.J. Selves, interactive representations and context: A systemic functional linguistic account of process in language and world // Language, Context and Text. - 2021. - Vol. 3, N 1. -P. 33-92.

Trubetzkoy N.S. Grundzüge der Phonologie. (Travaux du Cercle linguistique de Prague 7). -Prague, 1939. - 271 p.

76

Uexkull J. von. Umwelt und Innenwelt der Tiere. - Berlin : Springer, 1909. - 259 p. Velmezova E., Kull K. Biosemiotic perspectives on language and linguistics / S.J. Cowley (ed.). -New York : Springer, 2015. - Vol. 13. - 301 p.

Mikhail Ilyin1 Humans shaped themselves from animals by recursion, reference and languaging

Abstract. The article responds to Nikolai Rozov's article of 2021 in METHOD and his book of 2022 on human evolution. Survival concerns - not just communication ones are the departure point of the article. The paper capitalizes on the biosemiotic approach to the study of the evolution of human abilities to communicate and think. It allows us to simultaneously take into account three aspects of evolution - social, biological and ecological. They are deeply rooted in the evolution of our planet and the Observable Universe and exploit similar evolutionary universals, including eigenforms, recursions and enclosures. Thus, eigenforms and recursion with inversive switch serve as basic constructive patterns for the transformation of social primates into humans. They work at all evolutionary levels and in all three aspects of evolution under consideration.

The process of transformation of social primates into humans is embedded in the multidimensional space-time duration (durée) of the extended evolution of the terrestrial biosphere. The course and results of this evolution are materially, symbolically and operationally fixed in the configuration of the double helix of the human genome. It shapes into recursive ringlike curves of chains of macromolecules, which are folded (foldings) and fastened by internal ligaments (ligands). Its actual patterning is multidimensional, but convenient visual perceptions reduce it to a three-dimensional figure of double helix.

Anthropogenesis, the formation and development of human life practices, thinking and communication is a series of boosted (critical) and slow (preparatory and consolidating) modes of development in the form of cascades of evolutionary changes. The emergence of capacities, conditions, and affordances are not single events, but «recurring rediscoveries» in response to new challenges. The author distinguishes three great transitions of our ancestral social primates to the current human condition: biocommunication, glottogony and glottogenesis.

The first one began about 7 million years ago. It was picked up and continued about 2.7 million years ago by the next more dynamic mode of development, associated with the formation of more perfect communication and the formation of proto-speech (glottogony). Its main underpinning was utilization of circumstantial reference frames.

In the course of this long development, about 1.5 million years ago, processes began to emerge ensuring the reliability of communication by providing more reliable substitutes for incidental reference frames. It involved internalization of the conditions and possibilities of communication in the form of systemic abilities of speech generation. Thus, already within glottogony distant indications and precursors of glottogenesis started to ensue. Its heyday marked about 130-100 thousand years ago very sketchy anticipations of Saussure's langue.

Approximately 50-40 thousand years ago, new cascades of evolutionary changes began, associated with the transformation of primitive complexes of speech and langue-like capacities into linguistic abilities and practices or protolanguages similar to modern ones. Finally, between

1 Ilyin Mikhail Vasilievich, Doctor of Political Sciences, Professor, Head of the Center for Advanced Methodologies for Social and Humanitarian Research, INION RAN, Research Professor, National Research University Higher School of Economics (Moscow), e-mail: mikhaililyin48@gmail.com

77

12 and 5 millennia ago, cascades of changes took place, leading to the formation of language families and the beginning of their history.

Keywords: human evolution; biosemiotics approach; evolutionary universals; recursion with inversive switch; enclosures; reference; reference frame; time-space duree; innenwelt; umwelt; concerns; capacities, conditions, affordances.

For citation: Ilyin M.V. (2022). Humans shaped themselves from animals by recursion, reference and languaging. METHOD: Moscow Quarterly Journal of Social Studies, 2 (2), 41-81. http://www.doi.org/10.31249/metodquarterly/02.02.05

References

Alpatov V.M. (2008). Saussure and world science. Ferdinand de Saussure and Modern Humanities, 12-27.

Baryshnikov P.N. (2016). Animal communication systems and «the Rubicon» in the theories of the origin of language. Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Serija: Filosofija, (1), 81-89.

Benitez-Burraco A., Fujita K., Hoshi K. & Progovac L. (2021). The biology of language under a minimalist lens: promises, achievements, and limits. Frontiers in Psychology, 1-3.

Berwick R.C. & Chomsky N. (2016). Why only us: Language and evolution. MIT press.

Bradshaw J. & Rogers, L. (1993). The Evolution of Lateral Asymmetries, Language, Tool Use, and Intellect. San Diego, CA: Academic Press.

Cartesius. (1641). Renati Des-Cartes Meditationes de prima philosophia, in qua Dei existentia et animae immortalitas demonstrantur. Parisiis apud Michaelem Soli.

Chebanov S.V. (2017). Meronomy of S.V. Meyen: to the 40th anniversary of the formulation. Lethaea rossica. Russian Paleobotanical Journal, 14, 64-92.

Chomsky N. (1995). Categories and transformations. The minimalist program, 219, 394.

Chomsky N. (1995). The minimalist program (current studies in linguistics 28). Cambridge et al.

Chomsky N. (2007). Approaching UG from below. Interfaces+ recursion= language, 89, 1-30.

Cohen H. (2013). Historical, Darwinian, and current perspectives on the origin (s) of language. New perspectives on the origins of language, 3-30.

Corballis M. (1994). The Evolution of Lateral Asymmetries, Language, Tool Use, and Intellect. By John Bradshaw and Lesley Rogers. San Diego, CA: Academic Press, 1993. 463 p. Cloth, $72.00. The American Journal of Psychology, 107(1), 123-129.

Corballis M. (2019). Minimalism and evolution. Frontiers in Communication, 4, 1-9.

Corballis M. (2020). Crossing the Rubicon: Behaviorism, Language, and Evolutionary Continuity. Front. Psychol. Frontiers in Psychology, 11, 1-10.

Corballis M. (2021a). Psychology and Evolution: A Checkered History. In Psychology and Cognitive Archaeology (pp. 27-40). Routledge.

Cowley S.J. (2009). Distributed language and dynamics. Pragmatics & cognition, 17(3), 495-508.

Cowley S.J. (2019). The return of languaging. Chinese Semiotic Studies, 15(4), 483-512.

Cowley S.J. (ed.). (2011). Distributed Language (Vol. 34). John Benjamins Publishing.

Cowley S.J. (ed.). (2011). Distributed Language. Ams.: John Benjamins Publishing.

Cowley S.J. & Gahrn-Andersen R. (2022). Languaging in an Enlanguaged World. Constructivist Foundations, 18(1), 054-057.

Cowley S.J. & Kuhle A. (2020). The rise of languaging. Biosystems, 198, 104264.

Davidson T.M. (2003). The Great Leap Forward: the anatomic basis for the acquisition of speech and obstructive sleep apnea. Sleep medicine, 4(3), 185-194.

Deacon T. (2011). Incomplete nature: How mind emerged from matter. N.Y.: W. W. Norton & Company.

78

Descartes R. (1994). Works in 2 volumes: trans. from Lat. and French. M.: Thought, Vol. 2 / comp., ed., introduction. V.V. Sokolov (Philosophical heritage, vol. 119).

Diamond J.M. (1989). The great leap forward. Discover, 10(5), 50-60.

Diamond J.M. (1998). Guns, germs and steel: a short history of everybody for the last 13,000years.

Dirac P.A.M. (1962). An extensible model of the electron. Proceedings of the Royal Society of London. Series A. Mathematical and Physical Sciences, 268(1332), 57-67.

Everett D. (2017a). How language began: The story of humanity's greatest invention. Profile Books.

Everett D. (2017b). Grammar came later: Triality of patterning and the gradual evolution of language. Journal of Neurolinguistics, 43, 133-165.

Everett D. (2018). Decoding Chomsky. Language and Cognition, 10(1), 171-185.

Evstifeev R. (2022). The way of humanizing: language, consciousness, humanity. METHOD: Moscow Quarterly Journal of Social Studies, 2(2), P. 220-235. http://www.doi.org/10.31249/metodquarterly/02/02/! 2

Fields C., Hoffman D.D., Prakash C. & Prentner R. (2017). Eigenforms, interfaces and holographic encoding. Constructivist Foundations, 12(3), 265-291.

Fokin K.V. (2019). Hypothesis of supernatural punishment (Critical review). Journal of Political Philosophy and Sociology of Politics «Politeia. Analysis. Chronicle. Forecast», 1(92), 60-80.

Fokin K.V. (2020). Experience in studying power at the interface of political and biological. METHOD: Moscow Yearbook of Works from Social Science Disciplines, 10, 196-211.

Fomichev P.N., Marjanski A. (1995). The pursuit of human nature in Sociobiology and evolutionary Sociology. Sociological perspectives, 37(3), 375-389. In Social Sciences and Humanities. Domestic and foreign literature. Sir. 11, Sociology: Abstract Journal, (4), 63-64.

Frank M.C. (2016). Chasing the Rubicon? The American Journal of Psychology, 129(1), 99-104.

Ilyin M.V. (2020). Emergence and advancement ofbasic human capacities. Linguistic frontiers, 3(2), 3-20.

Ilyin M.V. (2021). Driving forces of evolution. METHOD: yearbook of works from social science disciplines: year. Scientific. Ed. In RAN. INION. Center of Prospects. methodologies social. and humanit. research. Moscow, 11, 73-87.

Ilyin M.V. (2020). Cartesian moment. New arguments about styles and methods in the old-fashioned manner of Descartes. METHOD: Moscow Yearbook of Works from Social Science Disciplines: Collection. Scientific. Tr. In RAN. INION. Center of Prospects. methodologies social. and humanit. research.; Ed. coll.: M.V. Ilyin (Editor-in-Chief) et al., 10: Following Descartes. Perfect purity and material basis of thinking, cognition and scientific methods, 22-76.

Ivanov E.E., Ivanova S.F. (2007). On the origin of the winged expression «Alea jasta est». In Kulyashouskiya chytanni. Materials of the International Navukova-Practical Language (pp. 171-173). Mogilev: Publishing House of Mogilev State University named after A.A. Kuleshov.

Kauffman L.H. (2009). Reflexivity and Eigenform : The Shape of Process. Constructivist Foundations, 4(3).

Kendon A. (2011). Some modern considerations for thinking about language evolution: A discussion of The Evolution of Language by Tecumseh Fitch. The Public Journal of Semiotics. 3(1), 79-108.

Kissel M. & Fuentes A. (2018). 'Behavioral modernity' as a process, not an event, in the human niche. Time and Mind, 11(2), 163-183.

Klein R.G. (1995). Anatomy, behavior, and modern human origins. Journal of world prehistory, 9, 167-198.

Klein R.G. & Edgar B. (2002). The dawn of human culture (p. 288). New York: Wiley.

Knyazeva E.N. (2014). J. von Iskul's concept of Umwelt and the perspectives of ecological thought. Bulletin of the International Academy of Sciences (Russian section) (Electronic resource), 1(1), 68-74.

Knyazeva E.N. (2015). The concept of «Umwelt» by Jakob von Ixkuhl and its implications for modern epistemology. Voprosy filosofii, (5), 30-44.

79

Kozintsev A. (2018). Communication, semiotics, and the language Rubicon. Russian Journal of Communication, 10(1), 1-20.

Kull K. (1998). On semiosis, Umwelt, and semiosphere. Semiotica, 120, 299-310.

Lecourt S. (2018). The Rubicon of Language: Max Müller, Evangelical Anthropology, and the History of True Religion. In Lecourt, S. Cultivating Belief: Victorian Anthropology, Liberal Aesthetics, and the Secular Imagination, 33-67.

Lefebvre C., Comrie B., & Cohen H. (Eds.). (2013). New perspectives on the origins of language (Vol. 144). John Benjamins Publishing.

Lichtblau K. (2011). Die Eigenart der kultur- und sozialwissenschaftlichen Begriffsbildung. Springer-Verlag. 407 S.

Lichtblau K. (2011). Von der ,Gesellschaft 'zur Vergesellschaftung '. Zur deutschen Tradition des Gesellschaftsbegriffs. Die Eigenart der kultur- und sozialwissenschaftlichen Begriffsbildung, 11-36.

Losev A.F. (1982a). On the propositional functions of the oldest lexical structures. In Sign. Symbol. Myth (pp. 246-279). M.: Publishing House of Moscow State University.

Losev A.F. (1982b). On the types of grammatical sentences in connection with the history of thinking. In Sign. Symbol. Myth (pp. 280-407). M.: Publishing House of Moscow State University.

Maryanski A. (1995a). The hominid tool-language connection: Some missing evolutionary links. Behavioral and Brain Sciences, 18(1), 199-200.

Maryanski A. (1995b). What is the good society for hominoids? Critical Review, 9:4, 483-499.

Maryanski A. (1997). The origin of speech and its implication for the optimal size of human groups. Critical Review, 11:2, 233-249.

Maryanski A. (2018). Emile Durkheim and the birth of the gods: clans, incest, totems, phratries, hordes, mana, taboos, corroborees, sodalities, menstrual Blood, apes, churingas, cairns, and other mysterious things. Routledge.

Maryanski A. & Turner J.H. (1992). The social cage: Human nature and the evolution of society. Stanford University Press.

Mellars P. & Stringer C. (eds). (1989). The Human Revolution: Behavioural and Biological Perspectives on the Origins of Modern Humans. Edinburgh: Edinburgh University Press.

Morowitz H.J., Schmitz-Moormann N. & Salmon J.F. (2005). Teilhard's two energies. Zygon, 40(3), 721-732.

Müller M. (1864). Lectures on the science of language: Delivered at the Royal Institution of Great Britain in April, May, & June 1861 (Vol. 1). 4th ed. L.: Longmans, Green.

Neubauer D. (2015). Darwin's Biosemiotics: The Linguistic Rubicon in the Descent of Man. Bio-semiotic Perspectives on Language and Linguistics, 257-273.

Piattelli M. (2016). 'Language is our Rubicon': Friedrich Max Müller's Quarrel with Hensleigh Wedgwood. Publications of the English Goethe Society, 85(2-3), 98-109.

Piattelli M. (2019). 'Language is our Rubicon': Friedrich Max Müller's Quarrel with Hensleigh Wedgwood. In Friedrich Max Müller and the Role of Philology in Victorian Thought (pp. 32-43). Routledge.

Prigogine I. (1980). From Being to Becoming Time and Complexity in the Physical Sciences. San Francisco: W. H. Freeman and Company.

Prigogine I., Stengers I. (1986). Order from chaos: a new dialogue between man and nature. M.: Progress.

Pushkin A.S. (1962). Collected works in 10 volumes. Vol. 6, M.: GIL.

Rees M. (1999). Just Six Numbers: The Deep Forces That Shape the Universe. Hachette UK, Basic.

Reis J.E. (2014). Teilhard de Chardin's idea of progress and theory of cosmological evolution. Spaces of Utopia, 41-52.

Rozov N.S. (2021). Origin of language: coevolution of communicative concerns and sign structures. METHOD: Moscow Yearbook of Works from Social Science Disciplines, 11, 162-193.

80

Rozov N.S. (2022). Origin of language and consciousness. How social orders and communicative concerns gave rise to speech and cognitive abilities. Manuscript.

Salmon J.F. (2003). Chemical Self-Organization, Complexification, and Process Metaphysics. Annals of the New York Academy of Sciences, 988(1), 345-352.

Salmon J.F. (2005). Teilhard's Law of Complexity-Consciousness. Revista Portuguesa de Filosofia, 1.

Saussure F. (1977). Course of General Linguistics. In: Saussure, F. de., Transactions on Linguistics. Moscow: Progress.

Schwartz J.H. (1990). The Human Revolution: Behavioural and Biological Perspectives on the Origins of Modern Humans. Princeton University Press

Simmel G. (1908). Soziologie: Untersuchungen uber die Formen der Vergesellschaftung. Leipzig: Duncker & Humblot.

Stepanov Y.S. (1985). In the Three-Dimensional Space of Language: Semiotics. Linguistics, Philosophy, Art.

Sterelny K. (2011). From hominins to humans: how sapiens became behaviourally modern. Philosophical Transactions of the Royal Society B: Biological Sciences, 366(1566), 809-822.

Tattersall I. (2017). How can we detect when language emerged? Psychonomic Bulletin & Review, 24, 64-67.

Tattersall I. (2019). The Minimalist Program and the origin of language: a view from paleoan-thropology. Frontiers in Psychology, 10, 1-5.

Teilhard de Chardin P. (1955). Le Phénomène Humain. P.: Éd. du Seuil, 1955.

Thibault P.J. (2020a). Distributed languaging, affective dynamics, and the human ecology volume I: The sense-making body. Routledge.

Thibault P.J. (2020b). Distributed languaging, affective dynamics, and the human ecology volume II: Co-articulating self and world. Routledge.

Thibault P.J. (2021). Selves, interactive representations and context: A systemic functional linguistic account of process in language and world. Language, Context and Text, 3(1), 33-92.

Trubetskoy N.S. (1960). Fundamentals of phonology. M.: Izd. Inostr. Lit.

Trubetzkoy N.S. (1939). Grundzuge der Phonologie. (Travaux du Cercle linguistique de Prague 7.), Prague.

Uexkull, J. von. (1909). Umwelt undInnenwelt der Tiere. B.: Springer.

Velmezova E., Kull K. & Cowley S.J. (Eds.). (2015). Biosemiotic perspectives on language and linguistics (Vol. 13). New York: Springer.

Zolyan S.T. (1991). Semantics and structure of poetic text. Yerevan: Yerevan University Publishing House.

Zolyan S.T. (2016). Semiotics and pragmasemantics of political discourse. Political science, 3, 47-76.

Zolyan S.T. (2019). «Everything that can be described, can happen...»: On the description of the semantics of the text as a model of interworld relations 'What can be described can also happen...': description of the semantics of the text as a model structure of transworld relations. Slovo.ru: Baltic accent, 10(4), 72-84. DOI: 10.5922/2225-5346-2019-4-6

81