CC BY
67
делается на способе фиксации, передачи воспоминаний и впечатлений, на все той же набоковской технике.
Лиричное описание дома, в котором прошло детство повествователя, во всей совокупности его деталей (внешний вид, внутреннее убранство и общая атмосфера) контрастирует с резко негативным описанием гостиниц и пансионов, лишенных души и эстетической привлекательности, — они противоречат авторскому представлению о красоте и гармонии мира вещей и человеческого существования.
Противопоставление родного дома, принадлежащего одной семье, казенному общежитию как месту временного совместного проживания людей, не связанных родственными отношениями, в произведениях Набокова актуализируется в разных оппозициях: «личный» (приватный, собственный, закрытый, близкий) / «общий» (не-приватный, общественный, открытый, чуждый и др.), и в целом сводимо к более глубинной оппозиции «свой / чужой». Место проживания и отношение к своему жилью (и дальше — взаимоотношения хозяина и его дома, его вещей) — один из моментов, отделяющих близкого автору героя от всех остальных; описание окружающей обстановки дает представление о характере персонажа, раскрывает особенности его душевного склада и мировосприятия.
Список литературы
1. Набоков В.В. Машенька // Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 1.
2. Набоков В.В. Интервью в журнале «Playboy», 1964 г. // Набоков В.В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. СПб., 2004. Т. 3.
3. Набоков В.В. Другие берега // Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 4.
4. Набоков В.В. Весна в Фиальте // Там же.
5. Набоков В.В. Возвращение Чорба // Там же. Т. 1.
Об авторе
О.М. Вертинская — канд. филол. наук, доц., РГУ им. Канта, [email protected].
34
УДК 882.091-3
И.Н. Лукьяненко
ЛУНА ЦВЕТА Ю:
ГЕНИТИВНЫЕ КОНСТРУКЦИИ СО ЗНАЧЕНИЕМ ЦВЕТА У В. НАБОКОВА
На материале прозы В. Набокова рассматриваются цвето-обозначения, выраженные генитивными конструкциями, выявляется их языковая природа, функциональная специфика. Устанавливается, что употребление таких номинаций отвечает типологическому свойству поэтики Набокова - установке на игру с читателем.
This paper concentrates on the examples of chromatic genitive constructions as drawn from Nabokov's prose. The linguistic nature and functional peculiarities of said constructions are analyzed. The conclusion is made that the use of such nominative constructions is in line with the typological characteristic of Nabokov's fiction - the one aimed at playing with the reader.
Среди многообразных средств цветовой номинации В. Набокова встречается относительно небольшая группа цветообозначений (около 20 словоупотреблений), представленная генитивными конструкциями1. Под генитивными конструкциями мы понимаем субстантивные словосочетания, которые состоят из стержневого компонента цвета и зависимого генитива. Так как частное грамматическое значение генитива (так называемого родительного определительного) «заключается в том, что он выражает качественную характеристику предмета» [3, с. 424], рассматриваемые конструкции выступают в синтаксической функции несогласованного определения, например: «альбом цвета золы» (ЗЧ), «бородка цвета навозца» (М), «луна цвета Ю» (ДБ). Такие цветообозна-чения Р.М. Фрумкина называет «именами цвета», образованными «по модели 'Х цвета а У', где Х — характеризуемый объект, У — объект, цвет которого приписывается Х, а — прилагательное (иногда факультативное)» [4, с. 40], а О.Н. Григорьева — «конструкциями с так называемым родительным качества» [2, с. 20].
Продуцирование генитивных конструкций (по своей сути окказиональных цветообозначений) связано с коммуникативным замыслом и всецело зависит от речевой ситуации, поэтому они способны передать то, что не под силу стандартному слову. Этим объясняется тот факт, что генитивные конструкции находят широкое применение в художественном тексте, в том числе и у В. Набокова. Помимо прочего, писатель использовал такие цветообозначения в игровых функциях. Как известно, игровые стратегии реализуются у Набокова на уровне сюжета, композиции, отдельного образа, но наиболее отчетливо — на уровне языка, в особенности на уровне лексики, поскольку игра является уникальным средством создания новых смыслов. При этом следует иметь в виду, что анализируемые конструкции у Набокова имеют различную языковую сущность.
Во-первых, у писателя встречаются генитивные конструкции, в которых существительное, выраженное формой родительного падежа, выступает в прямом (номинативном) значении. Таким образом, значение цвета вытекает из представлений о цвете соответствующего предмета, например: «альбом цвета золы» (ЗЧ), «бородка цвета навозца» (М),
35
1 Анализируется русскоязычная проза Набокова; приняты следующие сокращения: «Машенька» — М; «Лолита» — Л; «Защита Лужина» — ЗЛ; «Дар» — Д; «Отчаяние» — О; «Другие берега» — ДБ; «Занятой человек» — ЗЧ; «Возвращение Чорба» — ВЧ; «Звонок» — З; «Подлец» — П; «Соглядатай» — С; «Картофельный эльф» — КЭ; «Облако, озеро, башня» — ООБ. Курсив в цитатах везде наш. — И. Л.
«волосы, выкрашенные в цвет соломы» (З). Часто такие конструкции у Набокова распространяются за счет прилагательного-определения, например: «волосы цвета влажной соломы» (КЭ), «волосы цвета фруктового варенья» (К), «волосы цвета грязной ваты» (С). Это приводит к тому, что генитивные конструкции становятся способными передавать более сложное цветовое впечатление, так как в результате сложения смыслов образуется некая обобщенная цветовая семантика.
Во-вторых, в прозе Набокова выявляются конструкции, в которых генитив представлен в метафорическом значении: «луна цвета Ю висела в акварельном небе цвета В» (ДБ), «небосвод кисти Эль Греко» (Л), «платье нильской воды» (О)2. Они выполняют в набоковском тексте более сложные функции, и потому также нуждаются в дополнительном прояснении.
Рассмотрим наиболее репрезентативные примеры употребления выявленных нами генитивных конструкций. Обратимся вначале к цве-тообозначениям первого типа. На наш взгляд, особенно интересны те из них, что позволяют минимальными материальными средствами передать исчерпывающее (многоаспектное, полифункциональное) впечатление от объекта описания, а также продемонстрировать возможности языковой игры. Сказанное, в частности, относится к генитивным конструкциям, характеризующим внешность человека. Для семантиза-ции цвета лица и видимых участков кожи Набоков использует конструкции «лицо цвета высохшей глины» (М), «с лицом цвета сырой ветчины» (ДБ), «загорелый, цвета копченой камбалы старик-рыболов» (П), «блондин... загорелый до цвета петушиного гребня» (ООБ). При этом в силу соотнесенности с цветом различных объектов окружающего мира цветономинации обозначают разные оттенки кожи: от золотисто-коричневого (цвета копченой камбалы) до ярко-красного (цвета петушиного гребня, сырой ветчины) и красно-коричневого (цвета высохшей глины). В свою очередь, распространители генитивных конструкций на уровне референции также соотносятся с определенными участками действительности, вследствие чего их совокупная семантика обогащается дополнительным содержанием, и не только цветовым. Так, изменение цвета кожи в результате избыточного воздействия солнца фиксируется у Набокова с помощью генитивных конструкций «загорелый, цвета копченой камбалы старик-рыболов» (П), «блондин. загорелый до цвета петушиного гребня» (ООБ), вместе с тем их употребление продиктовано не столько потребностями цветономинации (по сути цветовой признак уже обозначен как 'загорелый'), сколько коммуникативным замыслом. «Долговязый блондин в тирольском костюме, загорелый до цвета петушиного гребня, с огромными волосатыми коленями и лакированным носом» напоминает домашнюю птицу: он имеет «лакированный нос» (клюв), на нем короткие штаны (поскольку видны голые колени) и шляпа с пером (являющаяся составной частью тирольского костюма). В этом пародийном сходстве воплощается игровой принцип, который реализуется на уровне сходства не только конкретных образов,
2 По сведениям А. П. Василевича, цвет нильская вода был очень модным в первой половине XIX века и обозначал оттенок зеленого [1, с. 143].
но и их функций: долговязый блондин, как петух «цокая подкованными башмаками», «повел свое общество» по вагонам. В контексте «загорелый, цвета копченой камбалы, старик-рыболов» употребление выделенных курсивом лексем мотивировано их игровой (паронимической) соотнесенностью. С другой стороны, их использование становится возможным в результате контекстуального переосмысления лексемы копченый: старик-рыболов в течение долгого времени находился на солнце. При обозначении кожи лица распространители генитива имеют особенно важное значение. Проиллюстрируем это наиболее очевидными (контрастными) примерами: «лицо цвета высохшей глины» (М) — это лицо Подтягина, изможденного сердечной болезнью, заострившееся, с глубокими морщинами (при высыхании глина трескается), вместе с тем это лицо умирающего человека, лишенное жизненных соков; а лицо Бэрнеса «цвета сырой ветчины» (ДБ) является частью его общей портретной характеристики: он человек полнокровный, «крупного сложения», с «кулаком, похожим на окорок»3.
Генитивные конструкции привлекаются Набоковым также для обозначения цвета глаз, однако в таких употреблениях их цветовая функция имеет факультативный характер, так как основную нагрузку несут на себе эксплицированные компоненты высказывания: глаза жены Чорба «бледновато-зеленые, цвета стеклянных осколков» (ВЧ), глаза гувернантки семьи Набоковых «серые — цвета ее стальных часиков» (ДБ). Роль генитивных конструкций не сводится и к эмотивному сопровождению цвета, хотя оно очевидно. Как это часто бывает у Набокова, такие цветообозначения метафоризируются и обрастают дополнительными коннотациями. В первом случае Чорб вспоминает свою недавно умершую жену, «ее маленькое лицо, сплошь в темных веснушках, и глаза, широкие, бледновато-зеленые, цвета стеклянных осколков, выглаженных волнами. Ему казалось, что если он соберет все мелочи... если он воссоздаст это близкое прошлое, — ее образ станет бессмертным». Тем самым в контексте актуализируется образная параллель осколки стекла / осколки прошлого и связанная с ней идея утраты - жены, личного счастья, смысла жизни. Во втором случае употребление индивидуально-авторского цветообозначения мотивировано его соотнесенностью с цветом очень прочного металла, на этом основана корреляция с другими признаками грубого, мужеподобного лица гувернантки, что нарушает представление о женской привлекательности: «морщины на суровом лбу, густые мужские брови над серыми — цвета ее стальных часиков — глазами» (ДБ) 4.
Теперь обратимся к генитивным конструкциям, представленным у Набокова в метафорическом употреблении. Несомненный интерес вызывают метафоры-загадки, обозначающие цвет неба, поскольку они в большей степени связаны с игровой природой набоковского текста.
3 Обратим внимание на характерный для писателя прием — «снижающие» тропы, доминантой которых выступают «гастрономические» номинации.
4 Стальной — «1. О цвете: серебристо-сизый; 2. перен. Очень сильный,
крепкий» [Ожегов].
Рассмотрим механизм выведения цветовой семантики конструкции «небосвод кисти Эль Греко», используемой писателем в романе «Лолита». Постоянная смена впечатлений Гумберта в путешествии «по лоскутному одеялу сорока восьми штатов» передается в романе с помощью калейдоскопа пейзажных зарисовок, при этом Набоков намеренно обнажает композиционные «швы» — границы эпизодов. В том числе и за счет антиномии семантических комплексов: «облака Клода Лоррэна были вписаны в отдаленнейшую, туманнейшую лазурь» — «нависал вдали суровый небосвод кисти Эль Греко, чреватый чернильными ливнями». Оппозицию организует не только противопоставление цветообозначений лазурь — чернильные, то есть противопоставление светлых и темных оттенков основного цветового тона, но и контекстная антонимия лексем облака — небосвод, вписаны — нависал, поскольку в одном случае речь идет об отдельных скоплениях светлых водяных слоев в чистом небе, а в другом — о всей «поверхности» неба, покрытой дождевыми тучами. Внутренняя форма слова чреватый вызывает прямые ассоциации с чем-то большим и тяжелым, а его употребление связано с негативной коммуникативной ситуацией5. Для создания игрового впечатления автор использует фонетические ресурсы языка, например, созвучие лексем чернильные, чреватый, которые паронимически соотносятся с цветообозначением черный. Оппозицию поддерживает противопоставление определяющих компонентов синтагм «облака Клода Лоррэна» — «суровый небосвод кисти Эль Греко», которые актуализируют имплицитную цветовую семантику. Контраст базируется на затекстовой информации: Клод Лоррэн, французский живописец, представитель классицизма, вносил в свои «идеальные» пейзажи лиризм, мечтательное элегическое настроение6, тогда как полотна испанского маньериста Эль Греко были построены на деформации пропорций, светотени, колорита. Как мы полагаем, здесь наблюдается аллюзия Набокова на известную картину Эль Греко «Вид Толедо», исполненную в мрачных, черно-фиолетовых тонах. Однако ссылка на художника, которому свойственна мистическая экзальтация и критическое состояние духа, не сводится только к выявлению специфики его цветового видения. Тем самым Набоков дает понять, что главный герой «Лолиты» существует в перевернутом и деформированном мире.
Иной принцип метафоризации отмечен в отрывке из романа «Другие берега». В контексте «молодая луна цвета Ю висела в акварельном небе цвета В» Набоков использует метафору, которая имеет синестетическую природу. Психологи понимают под синестезией такую специфику перцепции, которая базируется на синтезе ощу-
38
5 Ср.: чрево — «вместилище» [Фасмер]; чреватый — «способный вызвать,
произвести что-н. (обычно неприятное, нежелательное)» [Ожегов].
6 Имя художника появляется в романе не случайно, в одном из своих эссе Набоков писал: «Искусство сопрягается с природой столь удивительным образом, что трудно сказать - то ли закаты создали Клода Лоррэна, то ли Клод Лоррэн создал закаты» [5, с. 44].
щений разного типа. Иначе говоря, сигналы, исходящие из различных органов чувств, смешиваются, синтезируются, в результате человек не только слышит звуки, но видит их, не только осязает предмет, но чувствует его вкус. Межсенсорная, межчувственная ассоциация отражается в языке: «С точки зрения лингвистики, синестезия — употребление слова, значение которого связано с одним органом чувств, в значении, относящемся к другому органу чувств» [2, с. 23 — 24]. Как известно, синестезия была свойственна Набокову, для которого буквы и звуки имели форму и окраску. Эта особенность восприятия реализуется на вербальном уровне в оборотах такого рода, как «желтенький худенький голос» (ЗЛ), «синий звук» (Д), «фиолетовые точки музыки» (ВЧ)7. О своем «цветном слухе» он упоминает в романе «Другие берега», там же он приводит и «азбучную радугу», использование которой помогает в расшифровке цветового кода рассматриваемых генитвных конструкций: молодая луна латунево-жел-того цвета висела в розоватом небе. Заметим, что и в этом случае Набоков не избежал искушения испытать своего читателя на внимание к своему тексту.
Мы описали лишь наиболее характерные для творчества Набокова генитивные конструкции со значением цвета. Употребляя их, писатель преследует цель обозначить уникальность рассматриваемого объекта и в то же время выразить свое отношение к нему, часто ироничное. Вследствие того что такие цветообозначения создаются «по случаю» и являются индивидуальными реакциями на тот или иной момент речи, их можно рассматривать как один из приемов языковой игры. Гени-тивные конструкции выступают в роли своеобразных речевых маркеров игрового текста, как частное проявление общей установки автора на игру с читателем, а также позволяют показать особое, творческое отношение Набокова к языку.
Список литературы
1. Василевич А.П., Кузнецова С.Н., Мищенко С.С. Цвет и названия цвета в русском языке. М., 2005.
2. Григорьева О.Н. Цвет и запах власти. М., 2004.
3. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М, 1985.
4. Фрумкина Р.М. Цвет, смысл, сходство. М., 1984.
5. Набоков В. Расписное дерево // Звезда. 1996. № 11. С. 44.
Об авторе
И.Н. Лукьяненко — канд. филол. наук, доц., РГУ им. И. Канта, [email protected].
7 Устами одного из своих героев Набоков говорил: «Не только мои глаза другие, и слух, и вкус, - не только обоняние, как у оленя, а осязание, как у нетопыря, -но главное: дар сочетать все это в одной точке» (ПК).
