Н. Георгиева Иванова
Софийский университет им. святого Климента Охридского (София, Республика Болгария)
ЛОЖНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА В БОЛГАРСКОМ И РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ ПРАВE
С использованием сравнительно-правового метода рассматриваются сходство и различия в законодательной технике описания объективных и субъективных признаков дачи экспертом ложного заключения в ст. 291 Уголовного кодекса Республики Болгария и ч. 1 ст. 307 Уголовного кодекса Российской Федерации. Также анализируется уголовно-процессуальное и гражданско-процессуальное законодательство обеих стран в части регулирования действий экперта в ходе судебного процесса.
Изучая объективную сторону преступления, автор указывает, что оно может принимать форму как действия (дача неверных показаний), так и бездействия (утаивание достоверной информации в ходе экспертизы). Субъектом данного преступления может быть только эксперт, т. е. лицо, обладающее специальными знаниями в определенной области. Субъективная сторона может выражаться в форме как умысла, так и неосторожности.
Ключевые слова: преступление, болгарское уголовное право, российское уголовное право, судебная экспертиза, эксперт, сравнительное правоведение
DOI: 10.34076/2410-2709-2019-4-105-110
Прежде всего следует подчеркнуть, что важность и общественно-правовое значение дачи экспертом ложного заключения определяется специфичностью объекта посягательства и особенностью его субъекта. Содержание непосредственного объекта этого преступления в болгарской и российской правовой доктрине исследуется по-разному.
В Болгарии некоторые ученые поддерживают тезис о том, что непосредственным объектом являются обеспечивающие установление объективной истины относительно фактов и обстоятельств дела общественные отношения между судом или другим надлежащим органом власти с одной стороны и экспертом - с другой сообразно предусмотренным в законе предпосылкам [Георгиева 1981: 42-52; Ценков 1981: 99].
Другого мнения придерживаются российские авторы, которые считают, что непосредственный объект преступления - это правомерная деятельность по выполнению своих задач органами правосудия [Хабибул-лин 1975: 11-12; Наумов 2007: 442]. Данный
подход представляется не вполне обоснованным, поскольку не согласуется с принятой в науке уголовного права концепцией, согласно которой объектом преступления является система общественных отношений, которые право защищает [Ненов 1992: 222]. Более правильно и точно определить непосредственный объект преступления дачи ложных показаний как конкретное общественное отношение, связанное с деятельностью отдельных органов правосудия.
Как болгарские, так и российские законодатели исходят из того, что эксперт привлекается, когда для выяснения каких-либо обстоятельств дела суд или орган досудебного производства нуждается в особых знаниях из области науки, искусства или техники (ч. 1 ст. 144 Уголовно-процессуального кодекса Республики Болгария, ч. 1 ст. 57 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации). Согласно положениям ч. 1 ст. 195 Гражданского процессуального кодекса Республики Болгария и ч. 1 ст. 79 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации эксперт назначается по
требованию одной из сторон или по долгу службы, когда для выяснения некоторых вопросов по делу необходимы особые знания из области науки, искусства, ремесел и т. д. Содержание указанных процессуально-правовых норм (ч. 1 ст. 144 УПК РБ и ч. 1 ст. 195 ГПК РБ) обусловливает особое отношение отдельных болгарских правоведов к правовой потребности в участии данной процессуальной фигуры в процессе. Нельзя назвать правильной позицию Ж. Сталева (ее разделяет Ц. Ценков [Ценков 1981: 68]) о том, что необходимость назначения лица, дающего показания, продиктована «невозможностью суда быть всезнающим» [Ста-лев 2012: 306].
При оспаривании данного тезиса необходимо подчеркнуть следующее: императивное требование ч. 1 ст. 144 УПК РБ и ч. 1 ст. 195 ГПК РБ не обязательно означает, что суд теми или иными знаниями не обладает. Участие эксперта в гражданском или уголовном процессе обусловлено невозможностью суда давать компетентные ответы на вопросы, которые не являются юридическими по своей природе, однако имеют отношение к специфическому направлению в науке, искусстве или технике. Эксперт располагает специальными познаниями, проводит исследования конкретных фактов и таким образом помогает соответствующему государственному органу получить информацию в той области, которая находится вне его компетенции. Компетенция органов правосудия лежит исключительно в плоскости юридических вопросов разрешения правового спора, предмета дела, правовой квалификации деяния.
Даже если суд располагает правом и квалификацией и может дать профессиональную оценку определенного факта в сфере науки, искусства и техники, необходимо, чтобы он возложил эту задачу на эксперта, который обладает соответствующей квалификацией. Высказывание же суда по таким вопросам посягает на независимое и авторитетное правосудие и угрожает правильному применению принципа независимости и беспристрастности суда. Судья будет неизбежно находиться под влиянием своего же «заключения» в качестве «эксперта» и не сможет беспристрастно и объективно оценивать его в контексте собранных по делу материалов.
Структура состава ч. 1 ст. 307 Уголовного кодекса Российской Федерации (заведомо ложные показания свидетеля, потерпевшего либо заключение или показание эксперта, показание специалиста, а равно заведомо неправильный перевод в суде либо при производстве предварительного расследования) имеет свои особенности. Российский законодатель не предусматривает независимую норму, которая бы конкретизировала основные признаки преступного деяния эксперта. В диспозиции ч. 1 ст. 307 УК РФ представлены составы нескольких преступлений - дача заведомо ложного заключения экспертом, дача ложного показания свидетелем, предоставление неверного перевода переводчиком и дача заведомо ложного показания специалистом. Данная правовая регламентация, вероятно, сообразуется со спецификой функции субъектов и сходством объективных и субъективных составляющих этих преступлений. Диспозиция ч. 1 ст. 307 УК РФ является простой, т. е. не содержит подробного описания объективных и субъективных признаков отдельных преступлений. На наш взгляд, российский законодатель исходит из принципиального положения о том, что правовые нормы не служат источником определений, которые должны вырабатываться с использованием специфических методов правовой доктрины.
Предполагается, что в содержание заключения входят профессиональные оценки и выводы неюридического характера. Эксперт ограничивается исследованием фактических вопросов, которые не касаются правовой материи. Например, в ходе судебно-медицинской экспертизы судебный врач не может определять, совершено ли преступление умышленно или по неосторожности, действовал ли обвиняемый во вменяемом состоянии, является ли телесное повреждение легким, средним или тяжелым и т. д.
Верховный кассационный суд РБ также указывает, что назначение экспертизы с целью составления заключения по правовым вопросам недопустимо: «Восприятие подобного рода заключения суда и решение дела по существу только на основании данного доказательного средства всегда является кассационным основанием для отмены вердикта» (решение от 22 июня 2001 г. № 145). Верно утверждение Суда о том, что заклю-
чение не является годным доказательным средством, поскольку с помощью него не устанавливаются фактические обстоятельства, а дается ответ на вопросы правового характера. Оно не содержит доказательственных фактов, относящихся к предмету дела, а вмешивается в правовую материю, которая находится исключительно в компетенции суда. Нарушается императивная норма ч. 1 ст. 144 УПК РБ, которая устанавливает, что эксперт обеспечивает суд и органы досудебного производства специальными знаниями из области науки, искусства или техники.
Объективная сторона преступления по ст. 291 УК РБ выражается в действии в форме подтверждения лжи, когда эксперт сознательно делает выводы, которые логично построены, но основаны на неправдивых, несуществующих или искаженных фактах и обстоятельствах. Деяния эксперта выражены в активной форме (действиях): в тексте экспертного заключения информация соответствует объективной реальности, но тезисы построены с нарушением правил логического мышления, в результате чего отсутствует логическая связь между ними и всей фактической информацией, которая принята во внимание при их составлении (т. е. заключение отражает ложь). Неверные доводы могут задеть всю фактическую основу заключения или отдельные факты, на которые ссылается эксперт; ретроспективно неверными могут быть выводы в целом или отдельные их положения и элементы.
В объективной стороне преступления по ч. 1 ст. 307 УК РФ не хватает признаков, которые описывают этот поступок. Пытаясь восполнить этот пробел, Х. М. Хабибуллин пишет, что дача экспертом неверного заключения выражается в форме неверного указания на факты и обстоятельства или умолчания о фактах и обстоятельствах, которые необходимо установить в рамках назначенной экспертизы [Хабибуллин 1975: 42-43].
Согласно практике ВКС РБ возможны два варианта совершения преступления: посредством сознательного подтверждения лжи или сознательного утаивания истины (решение от 22 марта 2001 г. № 6). Таким образом, Верховный кассационный суд подтверждает, что преступная деятельность эксперта проявляется в идентичных по содержанию, но
различных по форме деяниях (действие или бездействие) (ч. 1 ст. 290 УК РБ). Толкование судебного органа в данном случае не противоречит закону.
Бездействие в форме утаивания истины представляет собой сознательное пренебрежение экспертом в данном им заключении оценкой фактов и обстоятельств, которые установлены по делу и относительно которых он был обязан выразить свое мнение.
Логическое толкование выражения «сознательно дал неверное заключение» раскрывает некоторые особенности совершения этого преступления. Во-первых, экспертное заключение имеет правовые последствия и причисляется к доказательственному материалу, только если выполнено в рамках процесса по рассмотрению гражданских, уголовных и административных дел. Во-вторых, под действие ст. 291 УК РБ не подпадают экспертные мнения и консультации лиц, дающих показания перед нотариусом, третейским судом или другими органами.
Проблемы при квалификации преступного посягательства по ст. 291 УК РБ обязаны и трудностям разграничения неверного заключения и неполного заключения. Давая правовую квалификацию неверному заключению, суд не должен противопоставлять его неполному. Доведет ли эксперт неверное заключение до суда сознательно, т. е. подтвердит неправду, или, составив неполное заключение, утаит истину, он демонстрирует поведение, по сущности влекущее ответственность по ч. 1 ст. 291 УК РБ.
Охват и область применения анализируемых составов (ст. 291 УК РБ и ч. 1 ст. 307 УК РФ) показывают, что субъектом преступления может быть лишь эксперт. Определение данного понятия имеет решающее значение при квалификации преступления и закреплено как в болгарском, так и в русском законодательстве. Болгарский законодатель определяет эксперта как лицо с особыми знаниями и умениями, которое назначается органами судебной власти или досудебного производства из списка специалистов по порядку согласно Закону о судебной власти. Аналогичным способом определяет это понятие и УПК РФ. Согласно ст. 57 УПК РФ эксперт - лицо, обладающее специальными знаниями и назначенное в порядке, установленном уголовно-процессуальным
законодательством РФ, для производства судебной экспертизы и составления заключения.
На основании приведенных определений можно сделать вывод о фактических и юридических элементах статуса данной процессуальной фигуры. С фактической стороны эксперт, чтобы быть субъектом преступления, обязательно должен обладать особой правоспособностью и познаниями в области искусства, науки или техники. С юридической стороны он должен быть процессуально легитимирован, т. е. назначен компетентным органом сообразно правилам, установленным законом. Структура и содержание материально-правовой нормы ст. 291 УК РБ показывают, что цель закона - ограничить предмет уголовно-правовой защиты эксперта. Неправомерное решение специалистом-техническим помощником вверенных ему задач и проявление преступного поведения при исполнении его функций в уголовном процессе не имеет самостоятельного уголовно-правового значения по УК РБ. Статус эксперта значительно отличается от правового положения и функций специалиста-тех-нического помощника, профессиональное заключение которого правоохранительные органы не запрашивают. Его функции исчерпываются осуществлением конкретных действий по делу (отпирание запертых помещений, касс, изготовление вещественных доказательственных средств - фотоснимков, видеозаписей, звукозаписей и др.).
В целом болгарское уголовное законодательство не преследует преступную деятельность специалиста. Представленные выше доводы заслуживают внимания академических кругов и болгарского законодателя.
Особенно существенная разница в законодательной технике при определении признаков дачи экспертом неверного заключения в УК РБ и УК РФ наблюдается в отношении субъективной стороны. Согласно ст. 291 УК РБ эксперт может составить неверное заключение умышленно и непреднамеренно. Состав ч. 1 ст. 307 УК РФ в структурном отношении не содержит признаков субъективной стороны преступления, которые бы свидетельствовали о психическом состоянии преступающего закон. С точки зрения Х. М. Хабибуллина, неверное заключение
может быть дано экспертом вообще только с прямым умыслом [Хабибуллин 1975: 68].
Интеллектуальный аспект прямого умысла отражает сознательные представления эксперта о том, что:
а) деяние носит общественно опасный характер, т. е. в связи с действием (представление неверного заключения) или бездействием (непредставление заключения) эксперта с учетом соответствующих правовых фактов и обстоятельств по делу судом будет сделан неверный вывод;
б) составление заключения вменено ему в обязанность в связи с задачей экспертизы;
в) с помощью неверного заключения орган правосудия будет введен в заблуждение.
Волевой аспект показывает, что эксперт желает сделать в заключении неверные выводы (оценки) с целью ввести орган правосудия в заблуждение относительно реальных фактов и обстоятельств. В соответствии с ч. 4 ст. 11 УК РБ непреднамеренные поступки наказуемы только в предусмотренных законом случаях, т. е. изначально данные деяния не санкционируются. Содержание ч. 2 ст. 291 УК РБ является исключением из правил. Очевидно, основной критерий болгарского законодателя при инкриминировании эксперту непреднамеренного составления неверного заключения состоит в высокой степени общественной опасности данного поступка. Непреднамеренность действий эксперта может быть проявлена в форме небрежности.
Состав является формальным, в ст. 291 УК РБ не предусмотрены конкретные общественно опасные последствия. В связи с этим правосудие может изменить отношение к поступку лишь в зависимости от метода его реализации. Эксперт может не осознавать, что представляет суду неверное заключение, но при этом должен предвидеть вероятность, что это заключение может содержать неверные выводы (оценки). Объективная возможность предвидения такой вероятности существует, если эксперт мог скорректировать свое поведение, дабы избежать составления неверного заключения и тем самым предотвратить уголовную ответственность. Субъективная возможность предвидения связана с личностными качествами эксперта, его интеллектуальными способностями и познаниями.
Можно сделать следующий вывод: дача экспертом неверного заключения в болгарском и российском уголовном праве представляет собой общественно опасное деяние в форме действия (подтверждение неправды) или бездействия (сокрытие истины)
относительно определенных фактов и обстоятельств в рамках экспертизы, которое совершается экспертом умышленно (в России) или как умышленно, так и непреднамеренно (в Болгарии) перед судом или другим надлежащим органом власти.
Список литературы
Георгиева Н. Наказателно-правни аспекти на невярното заключение от вещо лице по смисъла на чл. 291 НК // Общество и право. 2016. № 8. С. 42-51.
Наумов А. В. Российское уголовное право: курс лекций. М.: Волтерс Клувер, 2007. Т. 3: Особенная часть (главы XI-XXI). 704 с.
Ненов И. Наказателно право на Република България. Обща част. София: Софи-Р, 1992. 352 с.
Сталев Ж. и др. Българско гражданско процесуално право. София: Сиела, 2012. 1320 с.
Хабибуллин Х. М. Ответственность за заведомо ложный донос и заведомо ложное показание по советскому уголовному праву. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1975. 160 с.
Ценков Ц. Престъпления против правосъдието. София: Правосъдие, 1981. 162 с.
Наталья Георгиева Иванова - доктор уголовного права, Софийский университет им. Св. Климента Охридского. 1504, Республика Болгария, София, бул. Царя Освободителя, д. 15. E-mail: [email protected].
False Expert Report in Bulgarian and Russian Criminal Law
Using the comparative legal method, the author points out similarities and differences in legislative outlining of the objective and subjective features of false expert report according to Article 291 of the Criminal Code of the Republic of Bulgaria and part 1 of Article 307 of the Criminal Code of the Russian Federation. Criminal procedure and civil procedure legislation of both countries in the framework of regulation of the actions of the expert during the trial are also analyzed.
The author argues that the expert's participation in civil or criminal proceedings is determined by the inability of the court to provide competent answers to questions that are not legal in nature, but which are related to a specific area in science, art or technology.
Studying the objective side of the crime, the author says that it can take the form of action (giving false testimony) and inaction (withholding reliable information during the examination). The subject of this crime can only be an expert, that is, a person who has special knowledge in a certain area. The subjective side can be expressed both in the form of intent and negligence.
Keywords: crime, Bulgarian criminal law, Russian criminal law, forensic examination, expert, comparative law
References
Georgieva N. Nakazatelno-pravni aspekti na nevyarnoto zaklyuchenie ot veshcho litse po smis"la na chl. 291 NK [Criminal-Law Aspects of False Expert Opinion Under Art. 291 of Bulgarian Criminal Code, Obshchestvo i pravo, 2016, no. 8, pp. 42-51.
Khabibullin Kh. M. Otvetstvennost' za zavedomo lozhnyi donos i zavedomo lozhnoe pokazanie po sovetskomu ugolovnomu pravu [Liability for Knowingly Submitting False Complaint and Knowingly False Evidence under Soviet Criminal Law], Kazan', Izd-vo Kazan. un-ta, 1975, 160 p.
Naumov A. V. Rossiiskoe ugolovnoe pravo [Russian Criminal Law], Moscow, Wolters Kluwer, 2007, vol. 3, 704 p.
Nenov I. Nakazatelno pravo na Republika B''lgariya. Obshcha chast [Criminal Law of the Republic of Bulgaria. General Part], Sofia, Sofi-R, 1992, 352 p.
Stalev Zh. et al. B"lgarsko grazhdanskoprotsesualnopravo [Bulgarian Civil Procedural Law], Sofia, Ciela, 2012, 1320 p.
Tsenkov Ts. Prest"pleniya protiv pravos"dieto [Crimes against Justice], Sofia, Pravos''die, 1981, 162 p.
Natal'ya Georgieva Ivanova - doctor of criminal law, Sofia University «St. Kliment Ohridski». 1505, Republic of Bulgaria, Sofia, Tzar Osvoboditel blvd, 15. E-mail: tanigeorg@ abv.bg.
Дата поступления в редакцию / Received: 14.05.2019
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 01.08.2019