CC BY
79
СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ Landmarks in Human History
В.Я. Мауль
ЛОЖНОЕ ЭХО "ЧИГИРИНСКОГО ЗАГОВОРА" В СУДЬБЕ ОБЕР-КОНДУКТОРА ЧАЙКОВСКОГО
V. Maul
A False Echo of the "Chigirin Plot" in the Life of Senior Conductor Chaykovskiy
По-разному подданные Российской короны, далекие от революционных воззрений и тем более какой-то нелегальной деятельности, попадали в поле зрения, а потом и в жернова полицейско-бюрокра-тической машины империи. Так случилось в 1878 г. с поездным обер-кондуктором Викентием Чайковским.
На его судьбе, помимо собственного желания, отразилось эхо громких общественно-политических процессов, происходивших на Правобережной Украине во второй половине 1870-х гг. Дошло до того, что обычным железнодорожным служащим внезапно заинтересовались не только местные чины политической полиции, но даже столь видные правительственные фигуры, как шеф Отдельного корпуса жандармов и главный начальник III отделения Собственной Е.И.В. канцелярии А.Р. Дрентельн и министр внутренних дел А.Е. Тимашев.
Рассмотрим на примере этого мелкого, мимолетного в глобальном историческом масштабе эпизода из жизни обер-кондуктора Чайковского те механизмы, посредством которых благонадежные российские подданные могли обратиться в политических преступников, а также возможные для них в такой критической ситуации пути и способы возвращения себе свободы, спасения своего социального положения и репутации.
* * *
В то время, разочаровавшись в действенности прежней тактики «хождения в народ», группа революционеров - «южных бунтарей» - вознамерилась поднять крестьянское восстание с помощью подложных царских грамот1.
Один из них впоследствии вспоминал: «Мы верили, что единственный путь к осуществлению социалистическаго строя был путь революционный, кровавый. Для осуществления же социальной революции единственным путем признавали путь бунтовской. В на-114
шем представлении бунт являлся, таким образом, альфой и омегой всего; а бунт в народе возможно было организовать лишь от царска-го имени»2.
Местом действия был выбран Чигиринский уезд Киевской губернии, где бытовали давние бунтарские традиции, и население еще не успело забыть о героических временах Гайдаматчины. Да и незадолго до описываемых событий по многим селам уезда прокатилась волна крестьянского недовольства3.
Здесь на Чигиринщине с помощью «манифеста» и других грамот, якобы подписанных императором Александром II, революционерам удалось за несколько месяцев создать подпольную организацию «Тайная дружина», насчитывавшую более тысячи крестьян. Однако еще на подготовительной стадии заговор был раскрыт Киевским губернским жандармским управлением, а наиболее активные его участники арестованы.
Не избежали этой участи вдохновители и руководители всей противогосударственной затеи - «царские комиссары» Я.В. Стефанович, Л.Г. Дейч и И.В. Бохановский, брошенные в Киевский тюремный замок. Однако соратники по борьбе не оставили их в беде. Сначала они попытались за 1 000 руб. подкупить служившего в тюрьме унтер-офицера, согласившегося было вывести всех троих арестантов на волю: «В унтере были все уверены», но «вдруг, как бы по ветру, проносится неопределенная молва, что в тюрьме вышел скандал». Тот самый унтер-офицер, получив авансом часть обещанных денег, «нагрубил помощнику смотрителя, и его выгнали». Тогда, стремясь помочь узникам, член кружка «южных бунтарей» М.Ф. Фроленко решился на отчаянный шаг: сам поступил на работу тюремным ключником под вымышленным именем Сергея Тихонова, и 27 мая 1878 г. сумел устроить товарищам побег4.
За несколько прошедших после этого месяцев все попытки жандармов напасть на след сбежавших арестантов не принесли резуль-тата5.
Трудно представить всю глубину разочарования властей, вызванного исчезновение столь крупной «добычи». К тому же вскоре после сенсационного бегства произошли два еще более громких события в политической жизни страны. 29 мая и 4 августа в результате террористических актов были убиты адъютант Киевского губернского жандармского управления барон Г.Э. Гейкинг и шеф Отдельного корпуса жандармов и главный начальник III отделения Н.В. Мезенцев. В обоих случаях убийцам удалось скрыться с места преступления. В среде революционеров появился повод праздновать серьезный успех в борьбе с ненавистным самодержавием, в то время как в правительственном лагере воцарились уныние и жажда отмщения.
В этой предельно нервозной обстановке учреждения политической полиции, в том числе и ради чести «мундира голубого», готовы были с повышенным усердием хвататься за любые сведения, проливавшие хотя бы малейший свет на место, где могут скрываться 115
беглецы. Вот тогда-то впервые прозвучало имя несчастного обер-кондуктора.
Подробности злоключений этого «маленького человека» отразились в двух официальных бумагах жандармского ведомства. Они были случайно найдены в Государственном архиве Российской Федерации при работе с комплексом материалов по истории «Чигиринского заговора». И хотя к образованию и деятельности в крестьянской среде «Тайной дружины» документы имеют опосредованное отношение, они являются бесценными источниками о непростых коллизиях в жизни рядового подданного на фоне жаркого и острого политического противоборства.
К сожалению, они не впечатляют полнотой сведений и важных подробностей о персонажах этой истории, поскольку были составлены только на основе материалов дознания, результаты которого позволили прекратить дальнейшие следственные мероприятия по делу.
Первый из документов - донесение начальника Киевского губернского жандармского управления полковника В.Д. Новицкого в III отделение собственной Е.И.В. канцелярии от 3 ноября 1878 г. за № 822. Второй - секретное отношение шефа Отдельного корпуса жандармов и главного начальника III отделения Дрентельна министру внутренних дел Тимашеву за № 4841, написанное 7 ноября 1878 г. По сути, второй документ является экстрактом первого6.
Не вдаваясь в глубокие источниковедческие «штудии», обратимся к анализу их содержания.
* * *
В тот момент, когда жизнь Чайковского, казалось, пошла наперекосяк, он вместе с женой проживал в городе Казатин Бердичевского уезда Киевской губернии на съемной квартире в доме крестьянина Травинского. Кухаркой у них работала некая девица Филинила (Фи-липина) Романовская, «по наружному виду около 17-18 лет». Судя по всему, она отличалась не слишком яркой внешностью и испытывала недостаток внимания со стороны мужчин7.
Сам Чайковский, видимо, был поляком по происхождению и католиком по вероисповеданию. На стенах его квартиры висели католические образа.
Служил он на станции Казатин частной Киево-Брестской железной дороги (в тот год она вошла в состав Юго-Западных железных дорог). Работал обычно на «балластных» поездах, перевозивших песок и щебень для строительства и ремонта железнодорожного пути. Иногда на тех, «которые ходят от Киева (до станц. Попельня) к Казятину», но чаще всего, совместно с входившими в его бригаду кондукторами Чуней и Донинским, ездил «только между Казяти-ным, Здолбуновым, а не между Киевом - Казятиным» 8.
Обратим внимание на эти сведения: расположение станции «Ка-зятин между Здолбуновым и Киевом» сыграло важную роль в разрешении жизненной драмы героя нашей поучительной истории9. 116
Восстанавливая черты личности Чайковского, можно исходить из того, что пребывание в занимаемой должности уже само по себе дает о нем определенное представление. В то время среди кондукторов не было случайных людей. Согласно правилам и инструкциям Министерства путей сообщения, штат кондукторских бригад пассажирских и товарных поездов комплектовался лицами крепкого здоровья, с хорошим слухом и зрением, грамотными, владеющими русским языком. При поступлении на службу и периодически в дальнейшем они проходили медицинское обследование и испытывались на знание должностных инструкций и положений, регламентирующих их служебные обязанности10. Очевидно, что Чайковский всем требованиям соответствовал. Тем более что занимал должность обер-кондуктора - старшего кондукторской бригады, обслуживавшей товарный поезд.
О его возрасте точно ничего не известно. Скорее всего, он был старше своей молодой жены («говорила, что ей 17 лет, а знающие ее люди дают до 20-ти лет»), которая в тот момент находилась «в последнем периоде беременности». И хотя в ближайшем будущем у них ожидалось прибавление в семействе, похоже, это обстоятельство не доставляло супругам большую радость11.
По признанию Чайковского, жена «постоянно его обманывает, тратит без расчета деньги или, как он подозревает, передает их своей матери, имеющей любовника некоего Юрьева; что мать его жены до замужества выгоняла ее по ночам из дома, говоря "иди зарабатывай деньги, чтобы мне было что есть", что и после замужества в его отсутствии она под видом разных поручений посылала его жену в разныя дома, где живут молодые люди, чего конечно Чайковский не позволял делать, и из чего происходили ссоры, что мать советовала не жить им вместе, что хотя он боится сказать напрасно, но думает, что мать желает, чтобы дочь жила отдельно, для того чтобы, развратничая, доставляла средства для жизни ей и ея любовнику»12.
Иными словами, молодую женщину вопреки воле мужа постоянно заставляли заниматься проституцией, причем в роли завзятых сутенеров выступали родная мать и ее сожитель. Все говорит за то, что жена Чайковского была особой порочной («была развратного поведения и до замужества») и слабохарактерной, безропотно подчинявшейся материнскому диктату. Очевидно и другое: у не единожды обманутого мужа могли возникать обоснованные сомнения относительно отцовства будущего ребенка. Поэтому описанные им душевные терзания невольно вызывают чувство человеческого сострадания, несмотря даже на то, что в сердцах «он один раз побил... довольно сильно свою жену»13.
Поскольку «домостроевские» понятия - «бьет - значит, любит» -давно уже были отвергнуты общественной моралью, не исключено, что молодая женщина, затаив обиду за жестокое рукоприкладство, в отместку мечтала о какой-нибудь ощутимой каверзе для супруга. При столь скандальных отношениях им недоставало малейшей ис-117
кры, могущей окончательно взорвать их «семейный очаг».
Подходящий мелкий повод рано или поздно нашелся бы. Однако
судьба сыграла «по-крупному»...
* * *
В октябре 1878 г. Бердичевский уездный исправник, чье имя и чин в найденных документах не указаны, официальным письмом за № 50 доложил начальнику Киевского губернского жандармского управления полковнику Новицкому о том, как «собирая сведения о побеге арестантов из Киевской тюрьмы Дейча, Стефановича, Боха-новскаго и ключника Тихонова», он «узнал, что они были провезены Чайковским в товарном поезде от Киева в Казятин, скрывались там в лесу и что затем Чайковским же были перевезены в Радзивилов». Причем в качестве свидетельниц исправник «выставил жену и кухарку Чайковскаго»14.
Ввиду их чрезвычайной ценности, у исправника потребовали уточнить, «от кого именно он получил сообщенныя им сведения». Тот доложил обстоятельно и толково: узнал их «от Пристава 3-го стана ввереннаго ему уезда. Приставу же доложил Полицейский урядник 11-го участка Цивинский, который об этом узнал от урядника 10-го участка Юрьева, но этот последний, как выражал Г. Исправник, будучи женат на родственнице жены Чайковскаго, не донес об этом, не желая вводить свидетельницей свою жену против родственников, и лишь сказал по секрету уряднику Цивинскому»15.
В связи с открывшимися важными обстоятельствами из Киева в Бердичев и Казатин для проведения «формального дознания» незамедлительно был командирован помощник начальника Киевского губернского жандармского управления штабс-капитан Георгий Пор-фирьевич Судейкин. Всего четыре года тому назад он был принят на службу в Отдельный корпус жандармов, и лишь начинал свое восхождение по карьерной лестнице жандармского ведомства. Вскоре он сделает блистательную, хотя и недолгую, карьеру в политическом розыске16.
Прибыв к месту назначения, жандармский офицер приступил к дознанию. Так как лицом, «уличающим Чайковскаго в названных преступлениях явилась его жена», ее он и допросил в качестве основной свидетельницы. Она «не только подтвердила факт провоза ея мужем, перед Троицыным днем нынешняго года, на баластном поезде 4-х пассажиров, но решительно выразила, что они, бывая два раза по ночам у них дома, днем скрывались они в лесу, куда как она думает муж носил им пищу под видом того, что идет на охоту, или что они скрывались у Горских живущих около ст. Казятин»17.
Сверх того, Чайковская, «заявив, что она ничего не знает и ничего не слыхала о бегстве арестантов из Киевской тюрьмы, тем не менее, объяснила приметы бывших у ея мужа 4-х лиц, близско к приметам бежавших преступников, указала, что один из них все время держался рукою за щеку (при побеге у однаго был нарыв на щеке), что один из них был одет в форму вроде военной и фураж-118
ку вроде полицейской (Тихонов, как бывший ключник тюрьмы, мог иметь такую форму)., что один из бывших в доме ея мужа говорил по еврейски, (а преступник Дейч еврей)». Также «из предъявленных ей 6-ти фотографических карточек (в числе которых для большей поверки справедливости ея показаний, ей были сначала предъявлены три карточки не относящихся к делу лиц.). она признала карточки Дейча, Стефановича как портреты тех лиц, которыя были у ея мужа, выразив при этом полную уверенность, что она не оши-бается»18.
Обвинения в соучастии в побеге и укрывательстве государственных преступников грозили Чайковскому самыми суровыми карами. Скажем, за куда менее очевидные провинности, примыкавшие к революционным кругам В.Е. Малавский и Ю.О. Круковская, проходившие по «Чигиринскому делу», по решению Сената были приговорены к 20-ти и 13-ти с половиной годам каторжных работ19. Для бывшего студента Малавского сенатский вердикт стал полной неожиданностью. Он рассчитывал на куда более снисходительный приговор, поэтому первоначально, на процессе в Киевской соединенной палате уголовного и гражданского суда, «держал себя скромно, оправдывал себя и видимо желал выдти из суда оправданным»20.
Историк народничества В.Я. Богучарский с горечью писал о трагической судьбе Владимира Малавского, «не принимавшего абсолютно никакого участия в Чигиринском деле и узнавшего о самом его существовании лишь в тюрьме, куда он попал, будучи арестован на квартире одного из участников дела»21.
Озлобленные неудачами в поиске беглецов, жандармы едва ли стали бы миндальничать и в случае с Чайковским. К тому же показания жены давали все основания и для других тяжких обвинений: «в тайном провозе какого-то ксендза, доставлении из за границы предосудительных писем», в «поползновении. на отравление жены», в том, что «муж преследует ея за православную веру, которую она исповедует. Кощунствует над Св. образами и вообще требует, чтобы она присоединилась к католицизму, но, не видя успеха в своих желаниях, обращается с нею жестоко»22.
Поскольку показание главной свидетельницы подтверждалось и «усиливалось в своей достоверности еще и показанием ея кухарки Романовской», обер-кондуктор там же в Казатине «был подвергнут согласно постановления» «предварительному аресту» (в каком помещении и в каких условиях он содержался - неизвестно)23.
Лишившись свободы, Чайковский вряд ли осознавал, что должен благодарить судьбу за то, что «формальное дознание» по его делу поручили талантливому сыщику Судейкину: тот подошел к своим обязанностям совершенно не формально, «с крайней осторожностью и без всякой предвзятой мысли против обвиняемаго». Допросы построил умело. А когда сопоставил показания двух женщин, в душу его сразу закралось «некоторое сомнение в том, что обе эти свидетельницы, желая показать одно и тоже к обвинению Чайков-119
скаго, сговорились, но неудачно»24.
Уцепившись в поисках истины за эту тоненькую ниточку, он быстро сумел размотать весь клубок взведенных на Чайковского напраслин. В частности, отверг возможность причастности обер-кондуктора к революционной организации, поскольку из показаний главной свидетельницы, будто бы «муж ея получил за тот провоз довольно большия деньги. являлось сомнение, чтобы Чайковский принадлежал к числу подобных лиц, так как денежная плата между ними при такого рода услугах вряд-ли может практиковаться»25.
Изучив станционную документацию, произведя обыск в квартире подозреваемого, а также допросив его самого, членов поездной кондукторской бригады и домовладельца Травинского, Судейкин пришел к заключению о ложности обвинения в силу «невозможности провоза им политических бежавших арестантов»26.
Факты убедили дознавателя, что «не только с 27-го Мая по 5 Июня этаго года [От момента побега до праздника Святой Троицы. -В.М.], но даже с 23 Апреля по 15-е Июля, Чайковский ни одного раза не был назначен в баластный поезд и кроме того в этот период времени не ездил ни к Киеву, ни от него, ни на каком поезде, а равно не был и в Радзивилове». Сочтя, что полученных данных «совершенно достаточно для полнаго объяснения невиновности Чайковскаго», Судейкин распорядился освободить его «из предварительнаго ареста. не принимая против него никакой меры пресечения»27.
Безошибочность выводов, сделанных будущим светилом политического розыска, подтвердилась новыми показаниями свидетельниц: «Кухарка Чайковских - Романовская сама явилась и со слезами заявила, что она, мучимая совестью по возведенному ею ложному обвинению на Чайковскаго, должна сказать, что ничего, что она говорила, не было», а затем и «жена Чайковскаго прислала по почте заявление о том, что все ее показания против мужа были ложны»28.
Итак, справедливость восторжествовала. Обер-кондуктор Ви-кентий Чайковский был «очищен» от огульных подозрений, доносительницы пришли в искреннее раскаяние. Казалось бы, в «формальном дознании» можно поставить точку. Но просто закрыть дело не позволял его политический характер.
Судейкин отчетливо осознавал, «что обвинение противу Чай-ковскаго было подготовлено, что этим руководила опытная рука». Ничем иным нельзя было объяснить то, что его жена «с полною подробностию, возможнаго через известный период времени, раз-сказала приметы бежавших арестантов и узнала карточки 2-х из них». Списать это на простую случайность, считал Судейкин, «не представляется возможным, а между тем рациональное объяснение этаго обстоятельства в интересах разъяснения настоящаго дела, является настоятельною необходимостию»29.
Хотя Чайковская проявила в ходе дознания незаурядные актерские способности, «чтобы придать искренность своим показаниям», Судейкин полагал, «что у нея самой, без посторонняго руководства, 120
едва ли бы хватило достаточно соображения как у женщины, во всяком случае незнакомой с производством таких дел»30.
Руководствуясь принципом «ищи, кому выгодно», жандармский офицер быстро обнаружил такого человека в ближнем окружении обер-кондуктора. Им оказался В.С. Юрьев - полицейский урядник Бердичевского уезда.
Тот самый Юрьев, о котором Бердичевский уездный исправник, неизвестный нам полицейский чин, четко доложил как о первоисточнике сведений против Чайковского: урядник «Юрьев частно на словах сообщил другому уряднику Цивинскому, что Чайковский провез политических преступников, свидетельницами чего могут быть жена и работница его Чайковскаго. Цивинский донес об этом Приставу, представление котораго к Исправнику и послужило поводом к возбуждению дознания»31.
Как выяснил Судейкин, «будучи любовником матери Чайковской, живущий с нею и выдающий ея за свою жену», Юрьев был «заинтересован в ея материальных средствах, а последняя как видно из слов Чайковскаго, желала его удаления от жены, чтобы ея развратом. добывать средства к жизни». Поэтому Судейкин посчитал возможным «предположить, что и Юрьев был заинтересован в этом удалении Чайковскаго». К тому же между мужчинами недавно произошла серьезная ссора, когда наш герой решительно выгнал урядника из своей квартиры, и тот угрожал ему «недели с три тому назад "я тебе покажу, что я и что ты"»32.
Решив воспользоваться преимуществами служебного положения и поддержкой единомышленницы в лице любовницы, урядник Юрьев вознамерился преподнести строптивцу-католику предметный урок. Орудиями мести были избраны две впечатлительные молодые женщины, которых с помощью «кнута и пряника» удалось заставить дать обличительные показания: жене обер-кондуктора урядник «грозил лишить ее жизни», кухарку прельщал женитьбой, а мать Чайковской даже «обещала снять с себя все платье и отдать ей». Убедившись, что девушки полностью в его руках, Юрьев научил их, как и что именно следует говорить, советуя ничего не бояться, «ибо Чайковскаго посадят в тюрьму»33.
Как верно рассудил Судейкин, стоило только один раз допустить «умышленное участие Юрьева в оговоре», как все сразу же вставало на свои места, «совершенно ясным становится и то обстоятельство, что Чайковская могла разсказать приметы бежавших арестантов. Юрьев как урядник естественно должен был их узнать официальным путем. и мог их передать своей любовнице, а последняя своей дочери»34.
К тому же, обе лжесвидетельницы признались, что оговорили обер-кондуктора «по наущению Юрьева и матери Чайковской»35.
Так, к вящей радости намеченной жертвы, громкое эхо «Чигиринского заговора», больно отозвавшееся в его судьбе, оказалось ложным, нависшая, было, опасность развеялась как дым. 121
Киевское губернское жандармское управление взялось теперь за полицейского урядника Юрьева.
Его нежелание «выставлять» свою любовницу, «как родственницу Чайковскаго, свидетельницей по этому делу» было сочтено не имеющим никакого смысла, ибо она, «как видно из показания Помощника пристава 1-го стана, сама приходила к нему с своею дочерью заявлять о действиях Чайковскаго». Проводившие дознание жандармы рассудили вполне резонно: «если бы Юрьев сам доложил Приставу о провозе Чайковским таких лиц, - это было бы сообразно с его обязанностями, как урядника и естественно как человека, враждующаго с Чайковским. Но Юрьев как-то подозрительно уклоняется от прямаго участия в этом деле». Напрашивался очевидный вывод: преследуя свои корыстные интересы, «он не заявил сам, вероятно потому, что зная ложность обвинения, боялся ответственности, и потому желал остаться в стороне»36.
По заключению полковника Новицкого, «действия Юрьева настолько неблаговидны, нечестны и свидетельствуют о его крайней неблагонадежности, что оне подрывают в народе всякое доверие и возбуждают ненависть не только к лицам, облеченным Полицейскою властью, но и к чинам Корпуса Жандармов». В донесении в III Отделение он подчеркнул: возбуждение «умышленно, с предварительно обдуманным планом, чрез других лиц, дел политическаго характера против ничем не виновных лиц, по моему мнению заслуживает несомненно административной безпощадной кары»37.
Между начальником Киевского губернского жандармского управления Новицким и новым главным начальником III Отделения собственной Е.И.В. канцелярии Дрентельном не возникло никаких разногласий. Дрентельн запросил у министра внутренних дел Тима-шева: «Не изволите ли признать возможным сделать распоряжение о высылке Юрьева, ныне уволеннаго от должности, в одну из отдаленных губерний под надзор полиции; о последующем же почтить меня уведомлением». Эта мера представлялась жандармским чинам «необходимой в том отношении, что не дать возможности Юрьеву, поступить вновь на службу в другой губернии на ту же должность»38.
И хотя оба наших источника об этом умалчивают, нет сомнений, что соответствующее распоряжение министра внутренних дел было
отдано и Киевским губернатором неукоснительно исполнено.
* * *
Жизненные превратности обер-кондуктора Чайковского крайне поучительны для понимания важных особенностей российского исторического процесса. Хотя в данном случае добродетель восторжествовала, зло оказалось наказанным, он наглядно показывает полную, или почти полную, беспомощность обычного «маленького человека» перед лицом полицейского аппарата, от работы бюрократического механизма которого полностью зависело все его существование.
В тот критический момент судьба Чайковского оказалась в за-
висимости от добросовестности не самых худших исполнителей в отлаженной системе политической полиции Российской империи, у которых, действительно, имелся большой соблазн выдать желаемое за действительное. Однако «рыцарями без страха и упрека» были отнюдь не все ее сотрудники.
Еще хуже обстояло дело с профессиональными и человеческими качествами чинов в полиции общей: в полицейских учреждениях Киевской губернии служили далеко не только достойные, и об этом сохранились волне конкретные сведения. Так, тот же Новицкий давал весьма нелицеприятную оценку помощнику станового пристава Чигиринского уезда Дунаевскому: «Вообще личность Дунаевскаго не заслуживает никакого доверия и представляется крайне назойливою и нахальною, готовою во всякое время употребить во зло оказанное ему доверие и занимаемое им положение по службе»39.
Очевидно, что исход «дела Чайковского» мог бы быть и менее благоприятным для обер-кондуктора, попади предварительное дознание в руки какого-нибудь беспринципного карьериста.
В судьбе Чайковского отчетливо преломилась устойчивая для России тенденция, в силу которой обычные невинные люди, будто бы под влиянием неумолимого рока, регулярно приносятся в жертву на алтарь политических амбиций азартных игроков за «шахматной доской» большой истории. Так не раз случалось прежде (достаточно вспомнить участь семьи Е.И. Пугачева40), с чудовищным постоянством подобное будет происходить и в дальнейшем (чего стоит только формулировка «член семьи врага народа»).
В этом смысле беды, обрушившиеся на Чайковского, можно считать вполне типичным явлением для отечественной истории. Но надо признать, что в сравнении со многими «собратьями по несчастью» наш герой, в конце концов, легко отделался.
Примечания
1 Пелевин Ю.А. Южные бунтари и «Чигиринский заговор» // Российская история. 2014.№ 1. С. 130-150.
2Дебогорий-Мокриевич В.Д. Воспоминания. СПб., 1906. С. 205.
3 Пойда Д.П. Крестьянское движение на Правобережной Украине в пореформенный период (1866 - 1900 гг.). Днепропетровск, 1960. С. 196-219; Терехова С.А. К вопросу об истоках «Чигиринского заговора»: Крестьянское движение в Чигиринском уезде Киевской губернии в начале 70-х гг. XIX в. // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. 2013. № 4(25). С. 94-99.
4 ФроленкоМ.Ф. Записки семидесятника. М., 1927. С. 129-152.
5 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 109. Оп. 162. Д. 262. Ч. 1. Л. 241-242об.; 247-248, 249, 250-250об.
6 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 162. Д. 262. Ч. 2. Л. 45-55, 56-58.
7 Там же. Л. 53.
8 Там же. Л. 48, 49.
9 Там же. Л. 49.
10 Макарова С.Л. Организация работы железных дорог в Российской империи // Вестник архивиста. 2002. № 4-5. С. 211-225.
11 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 162. Д. 262. Ч. 2. Л. 53.
12 Там же. Л. 48-48об.
13 Там же. Л. 48, 51-51об.
14 Там же. Л. 45.
15 Там же. Л. 45об.
16 Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы: Политический сыск в России, 1649 - 1917. СПб., 1992. С. 162-211; Перегудова З.И. Департамент полиции и местные учреждения политического розыска (1880 - 1917) // Жандармы России. СПб.; М., 2002. С. 283-285; Седов М.Г. Героический период революционного народничества. М., 1966. С. 316-340.
17 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 162. Д. 262. Ч. 2. Л. 56, 46.
18 Там же. Л. 46-46об.
19 ГА РФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 477. Л. 142об.
20 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 162. Д. 262. Ч. 2. Л. 106об.
21 Богучарский В.Я. Активное народничество семидесятых годов. М., 1912. С. 257.
22 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 162. Д. 262. Ч. 2. Л. 56, 47.
23 Там же. Л. 56об., 53об.
24 Там же. Л. 54, 47об.
25 Там же. Л. 47.
26 Там же. Л. 50.
27 Там же. Л. 49, 53об.
28 Там же. Л. 54, 54об.
29 Там же. Л. 52об., 50об.
30 Там же. Л. 52об., 53.
31 Там же. Л. 57.
32 Там же. Л. 51-51об., 48об.
33 Там же. Л. 54-54об.
34 Там же. Л. 52.
35 Там же. Л. 57об.
36 Там же. Л. 51об.-52.
37 Там же. Л. 57об., 54об., 55.
38 Там же. Л. 58, 55.
39 Там же. Л. 92.
40Мауль В.Я. Емельян Пугачев и его жены (к вопросу о гендерной проблематике русского бунта) // Клио: Журнал для ученых. 2012. № 11. С. 99-102.
Автор, аннотация, ключевые слова
Мауль Виктор Яковлевич - докт. ист. наук, профессор Нижневартовского филиала Тюменского государственного нефтегазового университета (Нижневартовск Тюменской обл.) [email protected]
В историческом очерке на основании ранее неизвестных документов, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации, впервые в историографии рассматриваются события, случившиеся в 1878 г. в жизни поездного обер-кондуктора В. Чайковского. Политическая полиция получила сведения о его причастности к организации побега из киевской тюрьмы участников «Чигиринского заговора» - революционеров-народников. В результате размеренная жизнь российского подданного, поляка и католика, жителя селения Казатин, была нарушена обвинением в совершении политического преступления и заключением под стражу. Дознание по его делу вел жандармский офицер Г.П. Судейкин, известный деятель политического розыска. На данном примере рассматриваются социальные и полицейские механизмы, в силу которых «маленький человек» внезапно оказался фигурантом дела, расследуемого политической полицией. Делается вывод о том, что «дело Чайковского» типично для российской истории: судьбы простых людей ломаются, когда из-за ложного доноса они безвинно становятся жертвами полицейско-бюрократической машины, карательной политики государства. Торжество истины и справедливости в «деле Чайковского» - лишь исключение, которое подтверждает правило.
Российская империя, Отдельный корпус жандармов, III отделение Собственной Е.И.В. канцелярии, Министерство внутренних дел, Киевская губерния, Киевское генерал-губернаторство, политическая полиция, политическое преступление, «Чигиринский заговор», народничество, ложный донос, дознание, Г.П. Судейкин
References (Articles from Scientific Journals)
1. Makarova S.L. Organizatsiya raboty zheleznykh dorog v Rossiyskoy imperii. Vestnik arkhivista, 2002, no. 4-5, pp. 211-225.
2. Maul V.Ya. Emelyan Pugachev i ego zheny (k voprosu o gendernoy problematike russkogo bunta). Klio: Zhurnal dlya uchenykh, 2012, no. 11, pp. 99-102.
3. Pelevin Yu.A. Yuzhnye buntari i "Chigirinskiy zagovor". Rossiyskaya istoriya, 2014, no. 1, pp. 130-150.
4. Terekhova S.A. K voprosu ob istokakh "Chigirinskogo zagovora": Krestyanskoe dvizhenie v Chigirinskom uezde Kievskoy gubernii v nachale 70-kh gg. XIX v. Vestnik Surgutskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. 2013, no. 4(25), pp. 94-99.
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
5. Peregudova Z.I. Departament politsii i mestnye uchrezhdeniya politicheskogo rozyska (1880 - 1917). Zhandarmy Rossii [The Gendarmes in Russia]. St. Petersburg; Moscow, 2002, pp. 283-285.
(Monographs)
6. Bogucharskiy V.Ya. Aktivnoe narodnichestvo semidesyatykh godov [The Narodnik Movement in the 1870s]. Moscow, 1912, p. 257.
7. Lure F.M. Politseyskie i provokatory: Politicheskiy sysk v Rossii, 1649 - 1917 [Policemen and Agents-Provocateurs: Political Investigation in Russia, 1649 - 1917]. St. Petersburg, 1992, pp. 162-211.
8. Poyda D.P. Krestyanskoe dvizhenie na Pravoberezhnoy Ukraine v poreformennyy period (1866 - 1900 gg.) [Peasants' Movement in the Right Bank Ukraine after the Reforms (1866 - 1900)]. Dnepropetrovsk, 1960, pp. 196-219.
9. Sedov M.G. Geroicheskiy period revolyutsionnogo narodnichestva [The Heroic Period in Revolutionary Narodnik Movement]. Moscow, 1966, pp. 316340.
Author, Abstract, Key words
Viktor Ya. Maul - Doctor of History, Professor, Nizhnevartovsk Affiliate, Tyumen State Oil & Gas University (Nizhnevartovsk, Tyumen Region, Russia)
The historical essay based on previously unknown documents from State Archive of the Russian Federation depicts the events which occurred in 1878 in the life of V. Chaikovskiy, a train senior conductor. The political police was informed that he had taken part in planning an escape from a prison in Kiev involving revolutionary narodniks participating in the "Chigirin plot". As a result the quiet life of this Russian subject, Polish, Catholic and resident of the village of Kazatin was broken when he was charged with committing a political crime and held in custody. His case was investigated by gendarme officer G.P. Sudeykin, a celebrated political investigator. This example is used to reveal some social and policing mechanisms which can suddenly turn a "rank-and-file" man into a political defendant. It is concluded that "Chaikovskiy's case" is typical of Russian history, with ordinary innocent people being victimized by the state's policing and bureaucratic machine and punitive policy as a result of false accusations. The fair judgment passed in "Chaikovskiy's case" was a rare exception from the common rule.
Russian Empire, Separate Gendarme Corps, III Department of His Imperial Majesty's (H.I.M.) Own Chancery, Ministry of Internal Affairs, Kiev Province, Kiev General Governorship, political police, political crime, "Chigirin plot", Narodnik Movement, false denunciation, inquiry, G.P. Sudeykin
