CC BY
39
// Жизнь искусства. Пг., 1921. 4 октября; 15 ноября; Коропчевский Д.А. Народное 191 предубеждение против портрета... Волшебное значение маски. СПб., 1892; Посто-утенко К.Ю. Душа и маска «Мусагета» (К истории имперского сознания в России) // Казань, Москва, Петербург: Российская Империя взглядом из разных углов. СПб., 1997. С. 232-246; Топоров В.Н. О предыстории «портрета» как особого класса текстов // Исследования по структуре текста. М., 1987; Батай Ж. Человеческое лицо // Документы. Париж, 1929. № 4 (сентябрь; на франц.).
Ложь
Искажение подлинности; атрибут и самоцель демонической инициативы; категория негативной аксиологии. В мировой мифологии и основных религиях Л. вменена миру в качестве естественного модуса существования; в ней проявлено органическое Зло. Иудео-христианская традиция связывает генезис лжи с грехопадением и злокозненными антагонистами Творца. Если тварность есть падшесть и отягощенность ложью (наследное искушение Лукавым), то лживы и тварное знание (наука), искусство («условность»), логика (хитроумие); деятельной правде Бога противостал самообман человеческой суеты (Экклезиаст). Ложь есть впавшее в самоотрицание Добро (Сатана). У Добра нет эволюции и истории, оно предвечно и субстанционально; лишь в историческом (тленном и временном) мире возможна власть Зла в его кардинальном проявлении - лжи. В моделях мира, где Зло оказывается в центре (ереси маркионитского типа, романтизм, символизм), оно накапливает внутри себя энергию амбивалентных трансформаций: Зло в состоянии избытка захлебывается в собственной лжи и как бы меняет знак (в этом векторе строилась эстетика ужасного у Бодлера, гротескная поэтика Гоголя и всей школы «черного юмора» до обериутов включительно; ср. описание судьбы Зла в концепциях мани-хейского типа - от Я. Беме до Н. Бердяева и Д. Андреева). Самоисчерпание Зла не превращает его в Добро, а Л. - в правду, но создает эту возможность, фиксируемую в срединной категории 'блага' (горней ступени от Зла к Добру) и понятии истины (дольний переход от лжи к последней Правде). Л. претендует на онтологическую неустранимость в апофатической диалектике бытия. Мир и человек обречены на объятия изобретательной и многоликой лжи, коль скоро в симметрию промыслительного плана истории и в согласии с ним поставлено Зло как источник мировой событийности. Так, карамазовский черт убежден, что «без него не будет никаких происшествий». Экспериментальная дьяволодицея Достоевского условно оправдывает Зло и Л. как принципы динамики саморазвития с проекцией последних на избыточную свободу воли личности. Вся демоническая рать (от Князя Тьмы и бесов до Антихриста) призваны к творчеству событийной реальности, относительно которой Промысел выполняет функцию фильтра: в ранг события возводятся лишь те факты, которые отвечают смысловой архитектуре Божьего Домостроительства. Факты, не ставшие о событиями смысла (т.е. вечными событиями метаистории), образуют план 5 мировой лжи, ничтойствующей во Зле, но от этого не перестающей быть
'2 реальной онтологической угрозой человеку. Напряженное внимание ХХ в. к категории Ничто и сочетание ее с экзистенциалами страха и трепета, ужаса и тревоги, абсурда и смерти - свидетельства отчаянной борьбы с Ложью как порчей мира. Искажение вышней Правды в кривой онтологии дольнего мира признается имманентным качеством здесь-бытия: от миметических иерархий и «пещеры Платона» до тварно-нетварной Софии С. Булгакова. Гносеология возникает как наука о верном внутреннем зрении; трагедия и этика - в поединке с ложной свободой; эстетика - как дисциплина правильного чувствования; лингвистика - как вербальный устав обмена информацией. Артистическая спецификация лжи в профессиях дипломата и шпиона, купца и врача, гетеры и шута, ритора и лицедея, инквизитора и исповедника дополняется ее тотальным присутствием во всем списке бытовых ролей. Интроспекция лжи (внутренняя речь и диалог с собой; горделивое самохуление; эротическая провокация; идейный самообман; претенциозная неадекватность «я»; религия эстетизма) создала устойчивые типы игрового поведения, отраженные в художественной литературе: авантюрист (Чичиков) и лгун (Хлестаков), «самосочиненный» маргинал (амбивалентные клоуны и гаеры Достоевского), гений лицемерия (Иудушка), псевдогуманист (горьковский Сатин). Искус априорной ложью самосознания характерен для традиций кантианского ан-тиномизма и картезианского «эпохе». Легитимная реабилитация, вроде «спасительной лжи» (добродетельного самообмана) или чекистского лозунга Э. Багрицкого «если надо солгать - солги» создали в ХХ в. ситуацию, точно определенную А. Платоновым: правда приходит в форме лжи, это ее форма самозащиты (ср. предназначенные для «чтения-вспять» его утопии-антиутопии «Чевенгур» и «Котлован»; такие тексты, как «Антихрист» Ф. Ницше, «Философические письма» П. Чаадаева или книга М. Бахтина о Рабле, снабжены обратимым контекстом. В формах приблизительности и гипотезы ложь получает свое место в символическом знании (религиозные картины мира), эстетике (ирония, сарказм, поэтика фокуса и парадокса, риторика инверсивного речения), богословии (учение об апокатастасисе от Григория Нисского до русских софиологов), революционной этике, детской психологии, математической теории игр и конфликта. Общим врагом правды и лжи является полуправда (как донос опасен и его «герою», и автору). Ложь не нуждается в мимикрии самой себя, ей свойственно достигать потребного объема в среде любой степени сопротивления. Ложь сама есть мимикрия, муляж правды. Правдивый лжец не ощущает себя лжецом (Ноздрев). Есть особый фанатизм лжи, мания идеологической объективации, их жертвами стали инициаторы коммунистического и социалистического строительства, Тысячелетнего Рейха, «четырех модернизаций» и т.п. Тема лжи и социальных фантомов - вечный предмет отечественной ге философской публицистики; обострение интереса к нему фиксируется в = трудах М. Щербатова и П. Чаадаева, прозой любомудров и славянофилов, £5 статьями Ф. Тютчева. В ситуации ускоренного роста национального само-^ сознания, в пространстве русского «я», многократно усложнившего свои
структуры, происходит семантическии разрыв между словом и мыслью; этот «топос лжи» пыталась дезавуировать романтическая эстетика жизненных единств: программы и дела, поступка и высказывания, намерения и жеста, чести и авторитета. БорьбоИ за «правду жизни» отмечена эстетика демократов и народническая публицистика. Адекватность религиозного переживания - тема многих богословских диспутов кон. 19- нач. 20 вв. (ср. католические искусы от П. Чаадаева и Н. Гоголя до Вяч. Иванова; переходы в инославие как политическая фронда). Бегство от лжи мира - сильнейший стимул русского странничества, проповедничества и «уходов» разного рода. Философская критика Серебряного века (исследования о Пушкине, Гоголе, Герцене, Достоевском, Л. Толстом, Чехове) строилась по преимуществу как герменевтика ложных состояний сознания и как анализ духовной одержимости стихией Зла (см. комментарий эстетизма Став-рогина и полемику вокруг «Великого Инквизитора» в работах В. Розанова, Д. Мережковского, И. Лапшина, Л. Карсавина, Н. Бердяева, С. Булгакова, С. Франка, Л. Гроссмана, А. Мацейны). Л. как научный объект в наше время переместился в сферу интересов социальной психологии, семиотики и исторической семантики.
Тексты : Малле-Жорис Ф. Ложь. Роман. 1956; Мохан Сингх. Ложь и правда. Поэт. сб. 1950; Писемский А.Ф. Русские лгуны. Цикл рассказов. 1865; Стельмах М.А. Правда и кривда. 1961; Краснов П.Н. Ложь. Париж, 1939.
Исследования: Бердяев Н.А. 1) Парадокс лжи // Современные записки. Париж, 1939. Т. 69. С. 272-279; 2) Правда и ложь в общественной жизни, 1917 // Бердяев Н. А. Соч. Париж, 1990. Т. 4. С. 83-91; 3) Правда и ложь коммунизма (К пониманию религии коммунизма) // Путь. Париж, 1931. № 3. С. 3-34; Гусейнов Г.Ч. Ложь как состояние сознания // Вопросы философии. М., 1989. № 11. С. 94-86; Дубровский Д. И. Проблема добродетельного обмана // Философские науки. 1989. № 6. С. 73-84; Игнатенко А.А. Обман в контексте арабо-исламской культуры Средневековья (По материалам «Княжьих зерцал») // Одиссей. Человек в истории. Образ «другого» в культуре. М., 1994; Исупов К.Г. 1) Мифология истории и социальный самообман // Вестник высшей школы. М., 1989. № 7; 2) Поэтика ложной памяти // Изучение литературного текста. Тверь, 1987; Колеватов В.А. «Мысль изреченная есть ложь» // Философские науки. М., 1990. № 2. С. 43; Ландау Г.А. Культура слова как культура лжи // Числа, 1932. Кн. 6; Левин Ю.И. О семиотике лжи // Материалы симпозиума по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1974. Вып. 1 (5). С. 245-247; Лот-ман Ю.М. О Хлестакове // Лотман Ю.М. В школе поэтического текста. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988. С. 293-325; Секацкий А.К. 1) Космология лжи // Комментарий. М., 1994. № 3. С. 17-32; 2) Подмена воспоминаний // Ступени. СПб., 1994. № 2 (9); 3) Обмен обманом как всеобщий фон коммуникации // Материалы научной конференции «Социальная философия и философия истории». Тезисы докладов и выступлений; В 2 частях. СПб., 1994. Ч 2. С. 109-112; 4) Онтология лжи. Автореферат <...> канд. филос. наук. СПб., 1995; Свинцов В.И. 1) О дезинформации // Текст как психо-лингвистическая реальность. Сб. статей. М., 1982. С. 33-42; 2) Отсутствие сообщения как возможный источник информации // Философские науки. М., 1983. № 3; 3) Полуправда // Вопросы философии. 1990. № 6; Смирнов А. Ложное сознание. Донецк, 1968. Ч. 1-2; Hill Th. E. Autonomy an benevolement liens // Journ. of value inuiry. Dordrecht, 1984. Vol. 18. № 4.
о у
CD
