Научная статья на тему 'Логический и синтаксический аспекты разграничения символа и метафры в поэтическом тексте'

Логический и синтаксический аспекты разграничения символа и метафры в поэтическом тексте Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
181
44
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Russian Journal of Linguistics
Scopus
ВАК
ESCI
Ключевые слова
ПОЭТИЧЕСКИЙ ТЕКСТ / СИМВОЛ / МЕТАФОРА / ЛОГИЧЕСКИЙ И СИНТАКСИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ / POETIC TEXT / SYMBOL / METAPHOR / LOGIC AND SYNTACTIC ASPECTS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Якушевич Ирина Викторовна

В статье символ и метафора противопоставлены как механизмы ассоциативного мышления с разной референцией, которая и обусловливает выбор синтаксических средств их выражения в поэтическом тексте.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Logic and syntactic aspects of differentiation of the symbol and metaphor in the poetic text

The short summary: In article the symbol and a metaphor are opposed as different mechanisms of associative thinking with different референцией which causes a choice of syntactic means of their expression in the poetic text.

Текст научной работы на тему «Логический и синтаксический аспекты разграничения символа и метафры в поэтическом тексте»

ПОЭТИКА ТЕКСТА

ЛОГИЧЕСКИЙ И СИНТАКСИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ СИМВОЛА И МЕТАФОРЫ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ

И.В. Якушевич

Кафедра русского языка и методики Московский гуманитарный педагогический институт Ходынский бул., 21А, Москва, Россия, 125252

В статье символ и метафора противопоставлены как механизмы ассоциативного мышления с разной референцией, которая и обусловливает выбор синтаксических средств их выражения в поэтическом тексте.

Ключевые слова: поэтический текст, символ, метафора, логический и синтаксический аспекты.

Поэтический язык немыслим без символа и метафоры, и в современной линг-вокультурологии научный интерес к этим механизмам образного мышления лишь усиливается. Если о метафоре сказано, как нам кажется, чересчур много, то о символе — чересчур мало, неопределенно, как о чем-то не имеющим к сфере лингвистики никакого отношения. В частности, остаются непроясненными принципы разграничения символа и метафоры в поэтическом тексте, ведь их неразличение в художественном пространстве стихотворения иногда фатально для его интерпретации. В этой статье мы попытаемся доказать, что выбор синтаксической единицы, выражающей символ или метафору, обусловливает их точную квалификацию в поэтическом тексте, что позволит верно оценить и воссоздать художественный мир лирического стихотворения.

Оба термина — и «символ», и «метафора» — можно рассматривать гносеологически, как тип образного мышления, и эстетически, как прием в художественной речи. Рассмотрим символ и метафору в одной «плоскости» — как выраженные языковыми средствами механизмы образного мышления.

Как знак, символ состоит из означающего — чувственного образа, воспринимаемого перцептивно, и означаемого — нескольких отвлеченных, даже метафизических, понятий типа «бог», «мироздание», «душа», «чувство», «жизнь», «смерть» и пр. К примеру, символ «снег» состоит из чувственного образа СНЕГ и следующих отвлеченных значений: 1) смерть или болезнь; 2) беда; 3) негативные переживания; 4) сон; 5) брак (1).

Между чувственным образом и его символическим значением устанавливается подобие. П. Флоренский определил его как растворение чувственной, и поэтому понятной энергии, в энергии другой, непознанной, но более ценной сущности так, что первая несет эту непознанную энергию в себе [10. С. 26]. А.Ф. Лосев более конструктивно объяснил загадочную природу символического подобия: понятие-означающее является орудием познания, тем, что не только обозначает нечто отличное от себя, но является «методом ориентации в ней, методом ее распознания, принципом превращения ее для человека из плохо сознаваемого или даже совсем не тронутого никаким познанием хаоса в расчлененный и познаваемый космос» [7. С. 168]. Например, ДОМ, символизируя человека, является принципом образно-пространственного осмысления того, что древнему человеку недоступно вне образов: физиология тела, мир чувств и мыслей. Так окна символизируют глаза, а крыша — голову и разум, рассудок.

Метафора — «способ мышления и познания действительности, заключающийся в уподоблении познаваемого объекта А объекту В, уже в достаточной мере нами познанному и поэтому допускающему некоторую экстраполяцию своих признаков на объект А» [8. С. 67]. Как знак метафора также состоит из означаемого (логический субъект) и означающего (логический предикат). При метафори-зации определенные признаки логического предиката экстраполируются на логический субъект. К примеру, в метафоре золото волос логический субъект — волосы, логический предикат — золото. Метафора — это «ассоциативная предикация» (термин П. Рикера).

На первый взгляд, символ и метафору различить трудно: и тот и другой механизмы вырастают из подобия двух предметов, явлений, ситуаций, что и является причиной их неразличения в художественном тексте. Однако символ и метафора — принципиально разные типы ассоциативного мышления и задают разную художественную реальность поэтического текста. Корень отличия символического мышления от метафорического скрыт в их разной референции.

Акт сравнения, или подобия, «создается признаками субстанции и устанавливается между разными объектами, обладающими большим или меньшим количеством общих черт» [1. С. 276]. Причем, при образном сравнении сходство устанавливается между предметами, принадлежащими разным классам: например, льдинами и лебедями из стихотворения А. Фета «Опять незримые усилья...»: И речка к ней на середину За льдиной выпускает льдину, Как будто стаю лебедей. Референцию подобия в этом стихотворении можно трактовать двояко: 1) стая плывущих белых лебедей столь же реальна, как поток белых льдин на вскрывшейся весенней реке; 2) стая лебедей — умозрительная ситуация, возникшая в сознании автора как ассоциация по цвету и множественности предметов на плывущие по реке льдины. В первом случае мы имеем два референта (лебеди и льдины), а во втором — только один (льдины).

Референт сравниваемого понятия (то, что сравниваем) достоверен всегда, поскольку выполняет роль субъекта ассоциации. А вот утверждать реальность референта сравнивающего понятия можно лишь в контексте. Так, в строке М. Цветаевой То не белый плат вьется — Душа с телом расстается сравнивающая ситуа-

ция (плат вьется) иллюзорна благодаря отрицающему ее контексту: то не белый плат вьется. Такое сравнение монореферентно: достоверна только реальность смерти. Итак, подобие, лежащее в основе как символа, так и метафоры, может быть как моно-, так и полиреферентно в зависимости от контекста.

У метафоры референция иная, поскольку метафора, по мнению Н.Д. Арутюновой, является и тождеством и подобием одновременно. Вообще, с точки зрения логики тождество — это «равенство предмета, явления с самим собой или равенство нескольких предметов», если все свойства одного предмета характеризуют и другой, отождествляемый премет [9. С. 457] Тождество возможно, если, во-первых, оно возникает между разными именами одного и того же референта или сравниваемые предметы принадлежат к одному и тому же классу [1. С. 279—280].

Основываясь на подобии, метафора идет дальше и устанавливает тождество между предметами, относящимися к разным классам, поэтому полученное тождество с точки зрения рациональной логики ложно. Ведь тогда, к примеру, в метафоре золото осени металл и время года — одно и тоже. Это, безусловно, не так, поскольку отожествляются только признаки сопоставляемых предметов, а референт остается один — осень как субъект ассоциации.

Продемонстрируем механизм метафоризации на примере метафоры М. Цветаевой сновидца, всевидца Пустое стекло. На первом этапе устанавливается факт подобия между предметами: «глаза спящего человека подобны пустым стеклам». Это утверждение истинно, так как не противоречит рациональной логике. На втором этапе сравнение редуцируется до тождества. Но утверждение сновидца пустое стекло ложно, ибо нарушает рациональную логику: у человека не могут быть окна вместо глаз. Именно этот последний этап качественно преобразует исходное подобие в метафору. Ложное высказывание порождено нарушением семантического согласования в синтагме и свидетельствует о том, что одно из слов употреблено в переносном значении (в нашем примере это слово «стекло»). Нарушение семантического согласования слов в синтагме — несомненный лексико-семантический маркер метафоры [4. С. 490]. Важно, что актуальным является только один референт (глаза), второй же редуцирован и мыслится условно как предмет сравнения. Итак, метафора монореферентна.

Попытаемся описать метафорическое мышление с точки зрения референции. Источником референции, заполняющей художественное пространство стихотворения, является лирический субъект — это своеобразный «двойник» автора, создающий вокруг себя художественный мир как «созвучие внешнего и души, возбужденное им настроение, сердце, как оно чувствует себя в таком окружении» [6. С. 514—515]. Мир вещей — материализация его сознания. В метафорическом сознании лирический герой доминирует и обусловливает единство и целостность художественного мира, он — «режиссер», выбирающий и объект метафорического сравнения, и «тело» образного потока.

Направленность метафорической мысли обнажает уникальность авторского «я», которое может проявляться как в выборе объекта скрытого сравнения, так и в выборе образа-предиката. Поэтому метафора не тотально «заражает» весь художественный мир, но «точечно» выбирает один (или несколько) из его параметров.

к метафоре осени как лесного терема из стихотворения И. Бунина

Но Осень затаит глубоко Все, что она пережила В немую ночь, и одиноко Запрется в тереме своем

Лес, точно терем, без призора, Весь потемнел и полинял, Сентябрь, кружась по чащам бора, С него местами крышу снял И вход сырой листвой усыпал...

Автор сопоставляет реальность осеннего леса, охваченного листопадом, с реальностью терема, в котором живет женщина. Но лес реален, а терем гипотетичен. Он мыслится условно, как объект скрытого сравнения, и в художественную действительность стихотворения не включается: мы видим именно осенний лес, а не терем, который мыслим условно как иллюзорный мир, наслаивающийся на реальный. Лирическое «я» направляет ход метафорической мысли и выхватывает из гипотетической реальности детали, «примеривая» их к образу леса. Так, снятая с дома крыша — облетевшая листва, которая ложится на землю, словно бы у входа в терем. Первые зазимки поэт описывает в образе одетой в белую горностаевую душегрейку женщины, а наступившую зиму — как пустой открытый терем: Давно уж птицы улетели; Туда и Осень поутру Свой одинокий путь направит И навсегда в пустом бору Раскрытый терем свой оставит.

Итак, при метафорическом мироощущении лирический субъект един и является «режиссером» ассоциации. Он моделирует: 1) один художественный мир в одном пространственно-временном континууме; 2) при этом метафоризация затрагивает лишь избранные реалии художественного мира.

Подобие в символе полиреферентно: каждый из компонентов символа — и чувственный образ и абстракция — формируют вокруг себя свою реальность со своим пространством и временем. Они сосуществуют как два параллельных мира или измерения. Поэтому лирический герой в символическом мышлении раздвоен: в реальности означаемого его присутствие естественно, так как обычно это описание эмоций, переживаний. В реальности означающего лирический герой почти незаметен, растворен в объективности образов, создаваемых за пределами мира души, но мы почему-то уверены, что он живет как второе «я» этой материи, как ее новая душа и как ее вторая жизнь. Секрет этого ощущения в подобии сосуществующих реальностей символа: они как два параллельных, взаимозаменяемых и неотделимых измерения, как две взаимопроникающие энергии [10. С. 26] — мир плоти (означающее) и мир души (означаемое).

Так, в стихотворении З. Гиппиус «Тишь» реальность безмолвного зимнего города сосуществует параллельно с реальностью печали в сердце лирической героини: На улицах белая тишь // Сердце, отчего ты молчишь? Обе реальности

Обратимся «Листопад»:

сосуществуют, но в разных фрагментах действительности, наполняя символическим смыслом друг друга: зимний город подобен печальной душе и, наоборот, душа лирической героини напоминает белую тишь города. В городе тихий снег, тих как мертвый, и в сердце тихий плач; над городом окровавленный щит луны, и в душе смута. Лирическое «я» полноправно царит в реальности души и только угадывается в эпитетах городского пространства (тихий снег, окровавленный щит луны), в гиперболизации повтора такая тихая, такая тишь.

Похожий образ в стихотворении «Памяти Цветаевой»: здесь реалии зимы, обозначенные словами снег, сугроб и формируют реальность, символизирующую смерть: Пред домом яблоня в сугробе И город в снежной пелене. Твое огромное надгробье, Как целый год казалось мне.

Таким образом, при символическом мироощущении формируются два подобных художественных мира, каждый со своим пространственно-временным континуумом, что является причиной раздвоения лирического субъекта: он в равной степени присутствует и в материальном мире означающего и в идеальном мире означаемого, тем самым утверждая их неразрывность и тождество. Опишем синтаксические конструкции, маркирующие метафорическое и символическое мироощущение.

Учитывая, что монореферентность метафоры и полиреферентность символа — главный параметр их разграничения, определим, как особенности онтологической природы символа и метафоры могут быть отражены в семантической и синтаксической структуре предложения. Для этого необходимо перейдем от референции имен, которая по своей природе предметна, статична, к динамической референции высказывания, простейшей единицей которой является событие.

Целое направление знаменитых логиков языка (Л. Витгенштейн, З. Вендлер, С.Д. Канцельсон) приняли за элементарную единицу онтологии мира событие: «Мир определен фактами и тем, что все факты» [3. С. 5]. При этом понятие «факт» и «событие» нередко отождествлялись. Событие — явление онтологическое: оно происходит, во-первых, в сфере людей, во-вторых, в определенное время и, в-третьих, в определенном месте. Понятие «ситуация» традиционно обозначает референцию высказывания [5]. Но принято говорить все же о событии, так как, по определению З. Вендлера, это «родовой термин, охватывающий такие понятия, как процессы, действия, условия, ситуации, изменения, положения дел» [11. P. 141]. Таким образом, событие реально является референтной единицей высказывания. Следовательно, чтобы «перекодировать» символ и метафору из умозрительной ассоциативной модели в высказывание, необходимо воспринимать их моно- и по-лиреферентность как моно- и полисобытийность.

Пропозиция изоморфна событию тем, что состоит из логического субъекта и его предикативного признака. В предложении предикативный признак приписывается предмету, названному подлежащим, то есть соотносится с такими грамматическими категориями, как модальность, время и лицо. Следовательно, пропозиция репрезентирует структуру события в предложении через категорию предикативности, и, таким образом, моно- и полисобытийность символа и метафоры непосредственно связана с моно- или полипредикативностью синтаксических конструкций.

Метафора порождает один пространственно-временной план, одно событие, которое может быть выражено в пределах одного предложения в виде предикативного или непредикативного сочетания слов или осложняющей конструкции. Приведем примеры метафор, оформленных разными синтаксическими конструкциями. Многие из них описаны Ю.П. Солодубом в статье «Структурная типология метафоры» [8].

Непредикативные (среди которых классические генетивные метафоры и эпитеты) и предикативные словосочетания:

а) кровь уборов, золотолиственных уборов, осень ищет взоров (А.А. Фет: Но есть и дни, когда в крови Золотолиственных уборов Горящих осень ищет взоров);

б) горят розы, пылающие розы (П. Вяземский): По зыбким белым облакам Горят пылающие розы);

в) море грядущего, святилище небес (Ф. Тютчев: Грядущего волнуемое море, живая колесница мирозданья Открыто катится в святилище небес).

2. Осложняющие конструкции:

а) причастный оборот: два черных солнца, бьющих из-под век (Б. Пастернак: Что дремлет человек, Которому сквозь сон палят ресницы Два черных солнца, бьющих из-под век);

б) приложение: сон.., завороженный лес (И. Мандельштам: Мой тихий сон, мой сон ежеминутный, Невидимый завороженный лес).

Полисобытийность символа воплощается в большинстве полипредикативных синтаксических конструкций: сложносочиненных предложениях, сложноподчиненных предложениях расчлененной структуры, бессоюзных предложениях либо просто в разных предложениях одного сложного синтаксического целого или всего текста. Приведем несколько примеров.

1. Существование достоверных и самостоятельных референтов символа в высказывании лучше всего оформляется параллелизмом синтаксических конструкций, о котором много писал А.Н. Веселовский [2. С. 406]: Целому морю — нужно небо, Целому сердцу — нужен весь Бог (М. Цветаева) // Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце (С. Парнок) // Слушай, ветер звезды гонит, Слушай, пасмурные кони Топчут звездные пределы И кусают удила (А. Блок) // Душа за душой, волна за волной — Два проявленья стихии одной. В сердце ли тесном, в безбрежном ли море, Здесь в заключении, там — на просторе (Ф. Тютчев) // Желтый лист о стебель бьется Перед бурей; Сердце трепетно трепещет Пред несчастьем (М. Лермонтов). В большинстве примеров семантический параллелизм усиливается синтаксическим параллелизмом с анафорами.

2. Сад весь в цвету, Вечер в огне, Так освежительно-радостно мне! (А. Фет). Каждая часть бессоюзного предложения оформляет один из компонентов символов: САД — ДУША и СОЛНЦЕ — ДУША. Означающее первого символа — сад в цвету, второго — вечер в огне (то есть закат). Означаемое общее — так освежительно-радостно мне — как состояние души (метонимия: «душа — радость»).

3. В стихотворении И. Бродского «Витезслав не звал» лирический герой видит на другом конце пражского Карлова моста свою возлюбленную: На Карловом мосту ты улыбнешься, Переезжая к жизни еженощно Вагончиками праж-

ского трамвая. Это предложение — реализация означающего. Бытовая, на первый взгляд, ситуация имеет символический подтекст: для лирического героя Карлов мост с вагончиками трамвая — переправа в царство мертвых, потому что его подруга, умерев, еще не успела проститься с этим миром — еженощно она возвращается на землю. И лирический герой видит ее: Я говорю, а ты меня не слышишь. Не крикнешь, нет, слова не напишешь. Ты мертвых глаз теперь не поднимаешь И мой, живой, язык не понимаешь. Этот поток простых и сложных предложений является означаемым древнего символа МОСТ — ПЕРЕХОД В МИР ДУШ, СМЕРТЬ. В компоненты символа оформлены разными предложениями, где особую смысловую нагрузку несет имя собственное Карлов мост и словосочетание мертвые глаза.

Итак, символическое и метафорическое мышление в поэтическом тексте трудно отличить друг от друга, поскольку они основаны на ассоциативном подобии двух предметов, явлений или ситуаций. Но если в символе подобие полиреферентно и воспринимается как поэтическое двоемирие, то в метафоре логико-ассоциативная предикация монореферентна. Полиреферентный, а точнее полиситуативный, символ выражен полипредикативными конструкциями, а монореферентная метафора — словосочетаниями или осложняющими конструкциями.

ПРИМЕЧАНИЕ

(1) Здесь и далее значение символа формируется на основании повторяющихся данных следующих словарей символов: Бауэр В., Домотц И., Головин С. Энциклопедия символов. — М., 2000; Копалинский В. Словарь символов. — Калининград, 2002; Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. — М., 1992; Керлот Х.Э. Словарь символов. — М., 1994; Надя Жульен. Словарь символов. — М., 1999; Тресиддер Д. Словарь символов. — М., 2001; Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Сост. В. Андреева и др. — М., 1999; Словарь символов и знаков / Авт.-сост. Н.Н. Рогалевич. — Мн.: Харвест, 2004; Грушко Е.М., Медведев Ю.М. Словарь славянской мифологии. — Нижний Новгород, 1996; Славянская мифология. Энциклопедический словарь. — М., 1995.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Арутюнова Н.Д. Тождество или подобие // Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. — М.: Языки русской культуры, 1999. — С. 276.

[2] Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. — М.: Высшая школа, 1989.

[3] Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1 / Пер. с нем. — М.: Гнозис, 1994. — С. 1—74.

[4] Гак В.Г. Лексико-семантические преобразования // Гак В.Г. Языковые преобразования. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — С. 480—497.

[5] Гак В.Г. О двух типах знаков в языке (высказывание и слово) // Язык как знаковая система особого рода. — М.: Наука, 1967.

[6] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 1, 3. — М., 1968—1971.

[7] Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — 2-е изд., испр. — М.: Искусство, 1995.

[8] Солодуб Ю.П. Структурная типология метафоры // Филологические науки. — 1999. — № 4. — С. 67—76.

[9] Философский словарь / Под ред. М.М. Розенталя и П.Ф. Юдина. — М., 1963. — С. 457.

[10] Флоренский П.А. Иконостас. — СПб., 1993.

[11] Vendler Z. Say what you think. Studies in thought and languages. The Univ. of Arizona Press, 1970. — С. 141.

LOGIC AND SYNTACTIC ASPECTS OF DIFFERENTIATION OF THE SYMBOL AND METAPHOR IN THE POETIC TEXT

I.V. Yakushevich

^air of Russian and a technique Moscow humanitarian teacher training college

Hodynsky str., 2M, Moscow, Russia, 125252

of asso-expres-

The short summary: In article the symbol and a metaphor are opposed as different mechanisms dative thinking with different референцией which causes a choice of syntactic means of their sion in the poetic text.

Key words: poetic text, symbol, metaphor, logic and syntactic aspects.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.