CC BY
0
904
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 821.161.1-311.6.09(045) Ю.Н. Серго
ЛИТЕРАТУРОЦЕНТРИЗМ КАК ОСНОВНОЙ ПРИНЦИП МИРООТНОШЕНИЯ В РОМАНЕ Т. КИБИРОВА «ГЕНЕРАЛ И ЕГО СЕМЬЯ»
В статье анализируется одна из ключевых тем романа Т. Кибирова «Генерал и его семья» - тема литературоцен-тризма. Являясь основой для восприятия и оценки мира, литературоцентризм в произведении предстает как универсальная основа мировоззрения героев. В авторском сознании происходит критическое переосмысление этой модели мира, но, вопреки констатации кризиса литературоцентризма, автор остается в рамках концепции художника, свойственной русской классической литературе.
Ключевые слова: литературоцентризм, кризис литературоцентризма, интертекстуальность, автор, герой, читатель. DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-904-910
Проблема литературоцентризма в русской культуре активно обсуждается многими литературоведами и культурологами. Достаточно назвать такие имена, как М. Берг, И. В. Кондаков, М. Липовецкий, М. Абашева, М. Литовская и др. [1; 6-8] По утверждению И. В. Кондакова, «в русской культуре этот феномен выразился особенно емко и впечатляюще в XIX в., что и позволяет говорить о литературоцен-тризме, т.е. констатации того, что центром культуры, ее ценностно-смысловым «ядром» является литература. Речь идет о том, что специфическим качеством и типологическим свойством русской культуры является не столько ее литературность (т.е. своего рода «литературоподобие»), сколько стремление организовать целое культуры вокруг литературы как своего смыслового центра» [6, с. 8]. Литературоцен-тризм на русской почве авторы связывают с учительной функцией русской литературы, которая зачастую выполняет задачи философии, формирования национального характера, формулирует насущные проблемы бытия.
Кризис литературоцентризма - вторая часть проблемы, которая тесно связана с первой. Большинство ученых рассматривают его как явление, время от времени возникающее в истории русской культуры [1; 6]. Современный этап развития литературы тоже оценивается большинством исследователей как кризисный.
В романе Т. Кибирова представлено авторское отношение к обоим явлениям. Литературоцен-тризм предстает основой мироотношения многих героев, основой диалога, который автор ведет с героями и читателем. Кризис литературоцентризма представлен как существенная, но неизбежная тенденция жизни современного общества, вызванная «могущественными «оппонентами», представляющими визуальность и аудиальность современной медиакультуры, - телевидением, радио, видео, Интернетом, мультимедийными проектами...» [6, с. 10].
Итак, рассмотрим, как литературоцентризм выстраивает в романе картину мира. Начнем с того, что его текст содержит бесчисленное количество цитат, отсылок к различным авторам и произведениям. Это текст автора-книгочея, чей цитатный багаж практически неисчерпаем. Интертекстуальным связям в романе посвящено достаточное количество статей, в которых исследуются различные уровни взаимодействия с традицией в творчестве Т. Кибирова [2-4; 9; 10; 12]. Мы не будем останавливаться подробно на этой теме, а попробуем определить общий механизм жизни «внутри литературы», который выбирает автор для создания своего текста.
На первых страницах романа автор, представляя читателю своего героя, сокрушается о том, что его генерал не «литературоподобен», не отвечает неким представлениям о канонах, заданных любимыми писателями и произведениями:
«Ну вот он.
Здрассте пожалуйста!
В смысле — здравия желаю!
Да, действительно, генерал, генерал-майор, никаких уже сомнений, вот, все знаки различия налицо — погоны блещут, лампасы алеют, папаха морозной пылью серебрится.
Хорош.
Вот те и магический кристалл!
Вот тебе и Годунов-Чердынцев, и Айвенго, и Петруша Гринев с Максимом Максимовичем!
Не говоря уже о мистере Пиквике и сэре Рипичипе.
Так-то вот. [5, с. 9].
Писатель намеренно выводит своего героя за рамки читательских вкусов, предпочтений и ожиданий, в первую очередь, своих собственных: генерал не обладает высоким происхождением, независимостью и поэтическим талантом, как Годунов-Чердынцев, благородством и милосердием, как Айвенго и Петруша Гринев, его образ, на первый взгляд, не вызывает никакого умиления, радости и не провоцирует счастливых воспоминаний о детстве. Лишь в ходе развития сюжета читатель, приобщившись к тайне героя, сможет увидеть глубинное соответствие последнего изначально заданным образцам. Герой нарочно выведен автором за рамки «литературности», но не духовности: поэзии он предпочитает музыку. Уникальность Бочажка состоит в том, что он единственный из героев романа обладает абсолютным слухом и безупречным музыкальным вкусом. Страсть к классической музыке делает его глухим к литературе: он уверен, что Пушкин «испортил» своим романом оперу «Евгений Онегин», что ценность поэтического текста сама по себе ничтожна, она обретается лишь в соотношении с музыкой:
«Василий Иванович поэзию почитал только в качестве либретто или слов для романсов, да и тут, как и сам Глинка, предпочитал Нестора Кукольника и Ивана Козлова» [5, с. 74].
Герой предстает как будто бы полной противоположностью автора и всей системы персонажей, выстроенной в романе: даже непутевый друг юности генерала Ленька Дронов выстраивает для себя некую систему «Литература - жизнь», воспринимая для себя сцену из «Войны и мира» как руководство к действию, «делая жизнь» с Долохова. В его сознании все достойные русские писатели офицеры, и только Чехову и Пушкину не повезло: служить не позволили обстоятельства. Но и генерал тоже находится под властью литературы, она формирует сюжет его судьбы, разрушая гармонию внутреннего мира, созданную музыкой.
Главная война генерала происходит не на поле боя, а на духовном поприще, где его врагом становится Анна Ахматова, «совратившая» его дочь. Генерал - советский человек, уверенный, что литература должна служить государству, быть частью идеологического воспитания. Свободной от идеологии в его мире остается лишь высшее из искусств - классическая музыка, которая не может нести в себе никакого зла, потому что находится вне обыденных нравственных категорий. Но разделить эти убеждения герою не с кем. Возникает, выражаясь его словами, «парадоксель»: «грубый солдафон» является единственным в романе персонажем, который «слышит музыку» и воспринимает ее дух. Все прочие герои, в том числе автор, который постоянно находится в диалоге с создаваемой на наших глазах действительностью, этим даром не владеют. Поэтому несмотря на взаимную любовь и преданность, диалог между Бочажком и его домочадцами затруднен - они говорят на разных языках искусства.
Такая же глухая стена непонимания пролегла между автором и героем: автор всячески подчеркивает «разность» между Василием Ивановичем и собой. Герой выступает в качестве критика ранних стихов Кибирова, которые в романе переданы «коварному искусителю» Анечки Кириллу и в тайне от дочери читаются генералом в ее отсутствии. Различие литературных оценок автора и героя провоцирует на страницах романа конфликт, основа которого - непонимание нового поэтического языка:
«В общем, никакого особого пиетета перед писателями и тем более поэтами у Василия Ивановича не было, и то, что Анечкин избранник оказался стихоплетом, только усугубляло его вину.
<...>
Ждать нечего. И никуда не деться.
И жить неплохо, если приглядеться.
И все-таки — пора, мой друг, пора.
— Чего тебе пора, чего пора, гаденыш? Пора вот с такими, как ты, разобраться уже в конце концов!
— Это цитата из Пушкина.
— И что?!
— Да ничего. Орать не надо.
<...>
— Ну это, вроде, и ничего. Только рифмы какие-то — «соколы — зоологии»! Ни в склад ни в лад, поцелуй кобылу в зад.
— А кобыла без хвоста — твоя родная сестра! Ох, Василий Иванович! Ну что вы умничаете? Вы ведь в этом ни уха ни рыла! Это ж специально.
— Чо специально? Специально плохо написано?
— Ну если хотите, да.
— И за каким хреном?
— Ну чтобы подчеркнуть... Ой, Василий Иваныч, долго объяснять.
— Торопишься?
—Да я-то нет, а вот вам бы посоветовал поспешить и закругляться уже с этим обыском. Неровен час, дочь вернется. Вот с ней о рифмах и поговорите.
— Чо это она вернется? До сеанса два часа почти.
— Ну глядите!» [5, с. 148-149, 152].
Всезнающий автор, которому известен сюжет романа, предупреждает героя, который не испытывает к нему никакого пиетета, что совсем скоро внезапно вернется домой Аня и застанет отца за чтением чужих писем. «Автор-пророк», чей дар не ценится по достоинству, иронически самоустраняется. Попытка объяснить смысл своего творчества «слепому» читателю, который только слышит, и только музыку, заведомо обречена на провал. Но, отдавая свои тексты на суд героя-«Стародума», автор одновременно сам пересматривает, переосмысливает их в новом времени и вместе с современным читателем:
«— Да что же это такое, в конце-то концов! Ну ни черта же непонятно! Ну не может же быть, что в самом деле псих?!. А вдруг по наследству такое передается? Главное, все слова по отдельности, вроде, понятны, а вместе никакого смысла. Как будто по-югославски или по-болгарски.
— В некотором смысле так и есть. Вы просто не владеете этим языком, понимаете?
— Каким это языком?
— Ну, скажем, современной поэзии.
— А он у вас не русский, что ли, уже?
—Да русский, конечно, просто...
Но генерал меня уже не слушал, он перевернул сразу сантиметра полтора страниц и, к моему удивлению, хмыкнул» [5, с. 154].
Исследуя специфику русского литературоцентризма в постмодернистскую эпоху, М. П. Абашева делает вывод о новых функциях автора и читателя в тексте:
«В постмодернизме программная метафикциональность изменяет внутритекстовые отношения между инстанциями автора и читателя в самой структуре художественного произведения. Писатель и читатель нередко предстают в качестве персонажей, актантов текста <.. .> Автор и читатель становятся персонажами, воплощающими свое отношение к книге, тексту, литературному канону» [7, с. 116].
В романе «Генерал и его семья» предстает один из вариантов такой ситуации: и автор, и читатель являются героями-творцами, комментирующими текст и даже напрямую вмешивающимися в ход сюжета. Диалог автора и героя в романе Т. Кибирова как раз свидетельствует о попытке прямого выхода автора в хронотоп романа, который должен быть доступен только героям. Автор, стремясь быть услышанным, вступает в полемику с разгневанным отцом Ани. Роль отца в этих обстоятельствах становится универсальной: герой принимает претензии за всех покойных родителей-сверстников. Авторская роль внутри текста - договорить и договориться с ушедшей эпохой, с поколением отцов. «Из своего прекрасного далека» автор стремится увидеть ошибки и отцов, и детей, найти путь примирения между ними.
Главным противником генерала является его дочь, которая как раз выстраивает свою судьбу в соответствии с законами литературоцентризма. Избранный литературный идеал преображает героиню внешне и внутренне, заставляя вступать в идеологическое противоборство с отцом. Образ этой героини достаточно подробно рассмотрен нами в предыдущей статье о романе [11], здесь мы кратко остановимся лишь на образе библиотеки, ее роли в формировании судьбы героини. Образ библиотеки, мотив сожженной библиотеки, книжного лабиринта - неисчерпаемая и необозримая тема русской и мировой литературы. В романе Т. Кибирова она связана, прежде всего, с сюжетом судьбы Анны. Случайно оказавшаяся в семейной библиотеке книга впервые знакомит героиню с Анной Ахматовой. Три библиотеки поселка тоже играют важную роль в становлении героини: именно взаимоотношения с библиотекарями и книгами выстраивают образ читательницы-акселератки, абсолютно типичной для своего времени. Музыкальные предпочтения отца, никем более в семье неразделяемые, приводят к тому, что, в
отличие от фонотеки, семейная библиотека крайне скудна, и формировать себя героиня вынуждена вне стен дома, по наитию:
«Ну а Анечка добывать духовную пищу должна была самостоятельно, благо в ее распоряжении было аж три библиотеки — школьная, полковая и Дома офицеров.
Последнее из этих книгохранилищ было самым большим и богатым, но не самым любимым. Потому что там работала очень строгая и неприветливая би-блиотекарша, довольно часто и с удовольствием отказывавшая Ане, говоря, что это ей еще рано, причем ладно бы речь шла о каком-нибудь Мопассане или Золя или даже Бальзаке, а то ведь «Отверженных» и тех не дала. Да когда ж их и читать-то, если не в шестом классе?!
Анечка и прочитала, но для этого пришлось Травиате Захаровне самой пойти и записаться в эту библиотеку.
Ну а о том, чтобы пустить девчонку саму рыться на книжных полках Дома офицеров, и речи быть не могло. А ведь это, может быть, главное библиотечное наслаждение! [5, с.35]
Мотив вовремя прочитанной и правильно понятой книги вообще играет важную роль в становлении героев литературоцентричного поколения: в случае Анечки это тексты Ахматовой, для автора такой книгой, в зависимости от конкретной задачи, эстетической, познавательной и т.д., в этом ключе могут выступать разные произведения, вплоть до «Поднятой целины» М. Шолохова - романа, который автор прочел в зрелом возрасте и оценил не с позиций школьной программы, а как зрелый читатель.
Таким образом, конфликт отцов и детей в романе Кибирова возникает и развивается не столько в нравственном, этическом, сколько в эстетическом поле: они приверженцы разных языков искусства. Более того, высшее назначение искусства скорее ведомо генералу, а не его детям. Поэтому не «литера-туроцентричный», не похожий на литературные образцы персонаж является подлинным героем романа. Дети генерала, к поколению которых принадлежит и сам автор, в изображаемой исторической ситуации воспринимают искусство зачастую однобоко, как часть идеологической борьбы, в «эстетике горькой правды», неразрывно связанным с документальным началом, которое формирует их отношение к советской власти (письма И. Шмелева, «Красный террор» Мельгунова, письма Шолохова Сталину и т.п.). Поэтому «Раба любви» для Анечки - плохой фильм, и парадоксом для самого автора является любовь героини к «Неоконченной пьесе для механического пианино». Автор жертвует собственным текстом, дорогими ему личными воспоминаниями, вводя в текст в качестве «исторических отступлений» документальный материал, который нарушает систему художественного текста, но позволяет автору напомнить читателю об исторической правде. Документ разрушает безусловный авторитет официального печатного слова вообще и литературного в частности, напоминая о кризисе литературоцен-тризма, который определяется И.В. Кондаковым как одна из ступеней этого кризиса, а именно политико-идеологическая [6, с. 11].
Время создания романа - эпоха кризиса литературоцентризма, который связан с наступлением эры визуальности современной медиакультуры:
«Чтение отошло на второй или даже третий план культуры - по сравнению с видением и слышанием артефактов аудиовизуальности и мультимедийности, что нашло буквальное подтверждение в резком падении массового интереса к чтению и снижении профессиональных навыков чтения. Литература начала «встраиваться» в мейнстрим медиакультуры различными способами...» [6, с. 10].
Текст романа включает в себя авторские размышления над этой проблемой, в которых звучит саркастическое сожаление по поводу утраты литературой своих учительных позиций:
«Жаль, конечно, что Литературу потихонечку оттеснили педагоги помоложе и побойчее — в первую очередь Киношка и Телик, а учитывая то, что директором в этой школе с недавнего времени числится совсем уж «совремённый» и отвязанный Интернет, не исключено, что скоро многотысячелетний трудовой стаж будет прерван и отправится учительница первая моя, с седыми прядками и какими-то тетрадками, на заслуженный отдых и вечный покой.
Впрочем, кумир поверженный все бог, и развалин и катакомб оставленного храма литературо-центризма на наш век, кажется, хватит, есть еще где спрятаться и затихнуть, а там пусть себе пируют на просторе и бороздят этот самый простор на своих «Титаниках» [5, с. 105].
Автор романа, в отличие от героя, осознает разницу взглядов поколений и не стремится вступить в конфликт с новым временем, стараясь понять и оправдать его природу:
«Думаю, если бы у меня в мои двенадцать лет была возможность смотреть, скажем, «Звездные войны» или «Индиану Джонс», или даже эти невыносимые «Приключения Электроника», ни о каком «Айвенго» не было бы и речи, и вы бы вряд ли сейчас читали этот, пока еще самому мне не ясный и сомнительный, роман. А что уж толковать о выборе между Вальтером Скоттом и прекрасным новым миром компьютерных игр! Не осталось тут, братцы мои, никакого выбора...» [5, с. 31].
Как уступка эпохе аудиовизуальности в роман включаются нелитературные цитаты - названия фильмов, мультфильмов, телевизионных передач. Авторский текст стремится решить проблему нового времени, обращаясь не только к читательской, но и к зрительской памяти. Так, создавая портрет Бочажка в молодости, автор вспоминает язык старой советской мультипликации и апеллирует не только к впечатлениям героя, но и к своим собственным, и, возможно, к читательским:
«Вася впервые увидел мультфильм как раз в училище, на первом курсе. Это был «Теремок». Не тот, который люблю я, 1971 года, по чудесным рисункам Васнецова, а первый, где обитатели невысокого теремка успешно отбиваются от волка, лисы и медведя. Его показывали перед каким-то фильмом, Бочажок не запомнил каким, потому что рисованные герои были гораздо лучше, смешнее и красивее любого артиста кино. А ежик, который в конце, когда все укладываются спать, остается сторожить, был чем-то похож на самого Бочажка, хотя он этого и не заметил» [5, с. 487-488].
Помимо обращения к аудиовизуальному коду, который активизирует воображение нового читателя, автор преследует еще одну цель: показать точки пересечения своего сознания и сознания читателя с героем. В качестве универсального языка, объединяющего всех, выступает язык искусства для детей, понятный не только разным поколениям, но и разным народам.
Одной из причин кризиса литературоцентризма становится стремительный рост новых технологий, который ускоряет и углубляет разрыв между поколениями. Сам автор, написавший исторический роман об отцах и детях эпохи ХХ века, теперь выступает в роли отца по отношении к поколению читателей XXI. И для того, чтобы роман продолжал жить и был понятен будущим поколениям, он снабжается QR-кодом, ведущим на страницу с подробными пояснениями. Так формируется поэтика романа нового времени, в котором культурные пропасти между эпохами соединяются мостами литературно-исторического комментария.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. БергМ. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. Москва.: НЛО, 2000. 342 с.
2. Гуменная Г. Л. «Болтовня» и повествовательная манера в поэме Тимура Кибирова «Сортиры» // Известия Уральского государственного университета. Серия 2: Гуманитарные науки. 2011. № 2 (90). С. 156-163.
3. Елина Е. Г. Жанровые модификации и «поиски жанра» в романе Тимура Кибирова «Генерал и его семья» // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Филология. Журналистика. 2022. Т. 22, № 2. С. 192-198.
4. Зубенко Е. В. Тимур Кибиров: продолжатель традиций В. Набокова (на основе первой книги "Анна и Командир" Из романа "Генерал и его семья») // Мир науки, культуры, образования. 2021. № 3 (88). С. 421-423.
5. Кибиров Т. Ю. Генерал и его семья: исторический роман. М., 2020. 624 с.
6. Кондаков И.В. Русский литературоцентризм. // Литература в системе культуры. К семидесятилетию профессора И. В. Кондакова. сборник статей по итогам Международной научно-практической конференции. Министерство образования Московской области; Академия социального управления. 2017. С. 8-13.
7. Кризис литературоцентризма. утрата идентичности vs. Новые возможности: монография / отв. ред. Н.В. Ко-втун. М.: Флинта: Наука, 2014. 576 с.
8. Липовецкий М. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 848 с.
9. Мартьянова С.А. Героическое и идиллическое в романе Т.Ю. Кибирова "Генерал и его семья" // Автор - Текст - Читатель: Теория и практика анализа. Материалы Седьмых Международных научных чтений. Калуга, 2020. С. 631-637.
10. Рутц М. Детская литература в творчестве Тимура Кибирова: многоплановые аргументы постмодернистской дискуссии о ценностях // Детские чтения. 2017. Т. 11, № 1. С. 214-243.
11. Серго Ю.Н. Роман Т. Кибирова «Генерал и его семья» как «Пушкинский текст» современной русской литературы // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2024. Т. 34, вып. 2. С. 377-383.
12. Шапир М.И. Семантические лейтмотивы ирои-комической октавы (Байрон - Пушкин - Тимур Кибиров) // Philologica. 2005. Т. 8, № 19-20. С. 91-174.
Поступила в редакцию 29.01.2024
Серго Юлия Николаевна, кандидат филологических наук, доцент ФГБОУ ВО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: julsergo42@gmail.com
Yu.N. Sergo
LITERARY CENTRISM AS THE MAIN PRINCIPLE OF WORLD RELATIONS IN T. KIBIROV's NOVEL "THE GENERAL AND HIS FAMILY"
DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-904-910
The article analyzes one of the key themes of T. Kibirov's novel "The General and his Family" - the theme of literary centrism. Being the basis for the perception and evaluation of the world, literary centrism in the novel appears as the universal basis of the worldview of the characters. In the author's mind, there is a critical rethinking of this model of the world, but, contrary to the statement of the crisis of literary centrism, the author remains within the framework of the artist's concept, characteristic of Russian classical literature.
Keywords: literary centrism, crisis of literary centrism, intertextuality, author, hero, reader.
REFERENCES
1. Berg M. Literaturokratiya. Problema prisvoeniya i pereraspredeleniya vlasti v literature. [Literary bureaucracy. The problem of appropriation and redistribution of power in literature]. Moskva.: NLO, 2000. 342 s. (In Russian).
2. Gumennaya G .L. «Boltovnya» i povestvovateFnaya manera v poe'me Timura Kibirova «Sortiry'» ["Chatter" and narrative style in Timur Kibirov's poem "Toilets"]. Izvestiya Ural'skogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 2: Gumanitarny'e nauki. [Izvestia Ural Federal University journal. Series 2. Humanities and Arts]. 2011. № 2 (90). S. 156-163. (In Russian).
3. Elina E. G. Zhanrovy'e modifikacii i «poiski zhanra» v romane Timura Kibirova «General i ego sem'ya» [Genre modifications and "genre searches" in Timur Kibirov's novel "The General and his Family"]. [Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Seriya: Filologiya. Zhurnalistika. [Izvestiya of Saratov University. Philology. Journal-ism].2022. T. 22. № 2. S. 192-198. (In Russian).
4. Zubenko E. V. Timur Kibirov: prodolzhatel' tradicij V. Nabokova (na osnove pervoj knigi "Anna i Komandir" Iz romana "General i ego sem'ya») [ Timur Kibirov: a follower of V. Nabokov's traditions (based on the first book "Anna and the Commander" From the novel "The General and his Family")]. Mir nauki, kul'tury', obrazovaniya. [The world of science, culture, and education]. 2021. № 3 (88). S. 421-423. (In Russian).
5. Kibirov T. Yu. General i ego sem'ya: istoricheskij roman. [The General and his family: a historical novel]. M., 2020. 624 s. (In Russian).
6. KondakovI. V. Russkij literaturocentrizm. [Russian literary centrism] // V sbornike: Literatura v sisteme kul'tury'. K semidesyatiletiyu professora I. V. Kondakova. sbornik statej po itogam Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj kon-ferencii. Ministerstvo obrazovaniya Moskovskoj oblasti; Akademiya social'nogo upravleniya. [Literature in the cultural system. On the seventieth anniversary of Professor I. V. Kondakov. collection of articles based on the results of the International Scientific and Practical Conference. Ministry of Education of the Moscow Region; Academy of Social Management]. 2017. S. 8-13. (In Russian).
7. Krizis literaturocentrizma. utrata identichnosti vs. Novy^e vozmozhnosti: monografiya [The crisis of literary centrism. loss of identity vs. New features]. / otv. red. N.V. Kovtun. M.: Flinta: nauka, 2014. 576 s. (In Russian).
8. Lipoveczkij M. Paralogii: Transformacii (post)modernistskogo diskursa v russkoj kul'ture 1920-2000-x godov. [Paralogy: Transformations (post)modernist discourse in Russian culture of the 1920s-2000s.]. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, [New Literary Review] 2008. 848 s. (In Russian).
9. Martsyanova S. A. Geroicheskoe i idillicheskoe v romane T.Yu. Kibirova "General i ego sem'ya" [The heroic and idyllic in T.Y. Kibirov's novel "The General and his Family"]. V sbornike: Avtor - Tekst - Chitatel': Teoriya i praktika
analiza. Materialy' Sed'my'x Mezhdunarodny'x nauchny'x chtenij. [Author - Text - Reader: Theory and practice of analysis. Materials of the Seventh International Scientific Readings]. Kaluga, 2020. S. 631-637. (In Russian).
10. RutczM. Detskaya literatura v tvorchestve Timura Kibirova: mnogoplanovy'e argumenty' postmodernistskoj diskussii o cennostyax [Children's literature in the works of Timur Kibirov: multifaceted arguments of the postmodern discussion of values]. Detskie chteniya. [Children's reading]. 2017. T. 11. № 1. S. 214-243. (In Russian).
11. Sergo Yu.N. Roman T. Kibirova «General i ego sem'ya» kak «Pushkinskij tekst» sovremennoj russkoj literatury' [T. Kibirov's novel "The General and His Family" as the "Pushkin Text" of modern Russian literature]. Vestnik Ud-murtskogo universiteta. Seriya Istoriya i filologiya. [Bulletin of Udmurt University. Series History and Philology]. 2024. T. 34. № 2. S. 377-383. (In Russian).
12. Shapir M. I. Semanticheskie lejtmotivy' iroi-komicheskoj oktavy' (Bajron - Pushkin - Timur Kibirov) [Semantic leitmotives of the Ironic octave (Byron - Pushkin - Timur Kibirov)]. Philologica. 2005. T. 8. № 19-20. S. 91-174. (In Russian).
Received 29.01.2024
Sergo Yu.N., Candidate of Philology, Associate Professor Udmurt State University
Universitetskaya st., 1/2, Izhevsk, Russia, 426034 E-mail: julsergo42@gmail.com
