CC BY
183
не: если в «Белом пароходе» образ Рогатой матери-оленихи дублируется реалистическим образом маралихи, то в «Плахе» реалистический образ волчицы вмещает в себя черты образа праматери тюрок, а также Матери Всего Сущего. Таким образом, реалистическое и мифологическое не только не противоречат друг другу, но существуют в единстве.
Следует отметить и типологическое сходство авторского и фольклорного сознания, что проявляется в характере функционирования мотивного комплекса в контексте айтма-товской прозы: он сохраняет способность к варьированию и семантической трансформации, что соотносимо с бытованием фольклорных текстов в вариантах и версиях.
Литература
1. Айтматов Ч. Т. Собр. соч.: в 3 т. - М.: Мол. гвардия, 1982. - Т. 1. - 607 с.
2. Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений: в 5 т. - Алма-Ата: Гл. ред. Казахской советской энциклопедии, 1985. - Т. 2. - 416 с.
3. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. - М.: Рос. энциклопедия, 1997. - Т.1. - 671 с.
4. Тагаев Б. Трагическое в творчестве Чингиза Айтматова: автореф. дис... канд. филол. наук. -Фрунзе, 1990.
А. В. Шунков
кандидат филологических наук, доцент, зав. кафедрой литературы Кемеровский государственный университет культуры и искусств
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЭТИКЕТ ДРЕВНЕЙ РУСИ И ЦЕРЕМОНИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА XVII ВЕКА
(на примере литературного творчества царя Алексея Михайловича)1
Церемониальность - одна из черт древнерусской литературы, которая к XVII веку получает свое логическое завершение. Тяготение к церемониальности ярко выразилось в явлении, которое Д. С. Лихачев назвал литературным этикетом [1]. Литературный этикет определял задачи литературы, ее темы, принципы построения сюжетов, изобразительные средства, выделяя круг наиболее предпочтительных речевых оборотов, образов, метафор. В основе понятия литературного этикета, таким образом, лежит представление о незыблемом и упорядоченном мире, где для каждого человека существует свой особый эталон поведения [2].
Со временем ранее сформировавшаяся художественная система (литературный этикет) подверглась трансформации. Каноничность средневековой литературы ослабевала по причине изменяющихся эстетических представлений о мире, человеке. «Но при этом надо обратить внимание вот на какое обстоятельство, - писал Д. С. Лихачев. - Разрушение литературных канонов совершалось одновременно с пышным развитием этикета в реальной жизни» [3].
Развитие в Средние века обряда и церемониала подчинило процессы жанрообра-зования церемониальной стороне феодального быта. писатель в этом случае выступал в роли церемониймейстера, задача которого была составить пышную церемонию. «Писатель средневековья не столько изображает жизнь, сколько преображает и "наряжает" ее, делает ее парадной, праздничной» [4]. Развитие придворного церемониала активизировалось еще в XVI веке с укреплением Московского государства и утверждением
1 Статья написана при финансовой поддержке гранта Президента Российской Федерации МК-1822.2006.6.
абсолютной монархии в XVII веке. Сложное символическое церемониальное действо, изображавшее фактически каждый момент жизни монарха, призвано было показать высокую значимость его поступка, жеста.
Во второй половине XVII века появилось большое количество «чиновников», «чинов» [5] - нормативных документов, подробно расписывавших построение и содержание основных церковных и придворных церемоний. В «чиновниках» все составляющие жизни двора (обед, прием послов, отход ко сну, «потехи» и др.) были предельно регламентированы. Любое житейское событие превращалось в событие, направленное на усиление величия монарха, утверждение божественности его власти.
Известно, что Алексеем Михайловичем воспринимались многие придворные церемонии, организатором и инициатором которых он являлся, почти как мистическое выражение и воплощение его царского достоинства. Единожды утвердив их, он и сам не осмеливался на нарушение чина, который как бы обретал самостоятельность и довлел над всеми его участниками. Нарушение чина понималось как оскорбление самого монарха, и тех, кто осмеливался на это, предписывалось сурово наказывать [6].
Личность Алексея Михайловича как писателя поистине уникальна и показательна в том плане, что дает нам возможность увидеть столкновение в мировоззрении монарха двух разных художественных систем, в основе которых лежат взаимоисключающие художественно-эстетические традиции Византии и Западной Европы. Приведем всего лишь один пример, иллюстрирующий противоречивость мировоззрения царя: одним своим указом Алексей Михайлович запрещает представления скоморохов на городских площадях, а другим - объявляет о своем желании поставить театральное действо, ориентируясь на западноевропейские образцы.
примером же церемониальных произведений, противоположных в художественном отношении, могут являться сочинения, написанные царем. Одну группу составляют обрядовые тексты, предназначенные для богослужения и, соответственно, выдержанные в канонической традиции Древней Руси. К ним, например, относятся «Сказание об успении Богородицы» [7] и певческий гимн «Ис тебе пресвятая Богородице дево» [8].
Вторую группу образуют описания придворных светских церемониалов. Именно она и позволяет увидеть процесс оформления церемониальной культуры Нового времени, вобравшей в себя как традиции литературного этикета Древней Руси, так и элементы западноевропейских светских церемониалов. поэтому представление о церемониальнос-ти в древнерусской литературе, ее эволюции к XVII столетию должно быть расширено на основе введения в процесс исследования особой группы литературных памятников второй половины XVII века - «чиновников».
Из всего огромного литературного наследия царя Алексея Михайловича ни один литературный памятник не вызывал такой дискуссии в науке, как «Книга, глаголемая Урядник: Новое уложение и устроение чина сокольничья пути» (1656 г.). Памятник, запечатлевший русский придворный быт второй половины XVII века, - обряд посвящения рядового сокольника (Ярыжкина) в начальные.
Сохранившаяся часть «Урядника» состоит из вступления и двух разделов: «Статьи до- и при государеве пришествии». Вступительная часть, отредактированная Алексеем Михайловичем, имеет особое значение: она подготавливает внимание читателя к дальнейшему действу, разъясняет детали предстоящего церемониала. Созидаемый миропорядок должен быть организован по законам красоты. Каждая вещь, с позиции автора «Урядника», есть составная часть большого и разумного действа - «чина», где каждому отведено определенное место. Именно подобное «устройство» - залог гармонии и красоты созидаемого миропорядка. «Л.5. Чинъ укрепляетъ и утверждает крепость, урядство же [...] уставляетъ и объявляет красоту иудивлете» [9].
Судя по определениям, которыми автор характеризует соколиную охоту, можно сказать, что данное действо для него самого является спектаклем, участниками которого
становятся все присутствующие. «Л.11. Безмерно славна и хвальна кречатья добыча. Удивительна же // Л.11об. и утешительна и челига кречатья добыча. Угодительна же и потешна дермлиговая перелазка и добыча. // Л.12. Красносмотрительно же и радостно высоково сокола лет. Премудра же челига соколья добыча и лет. // Л.15об. [...] Радуйтеся и веселитеся, утешайтеся и наслаждайтеся сердцами // своими, Л.16. добрымъ и весе-лымъ симъутешенгемъ въ предыдущ1я лета».
Композиция «чина сокольничья пути», характеристика автором действий участников церемониала, описание интерьера комнаты, выбранной для проведения ритуала, костюмов героев - все эти детали в сумме дают общее представление о понимании автором художественного значения самого церемониала.
Стоит сказать, что в авторском понимании и выражении красоты намечаются новые тенденции, отличные от средневековых. Во вступительной части к «Уряднику» автором в синонимические ряды объединены следующие словоформы: ряд (урядник - уряжение -наряд - урядство), строй (устроение - стройный - стройство - бесстройство), мера (мерный - меряние); честь - часть - час - чин. Используемая терминология иллюстрирует суть понимания основ, законов церемониальной культуры XVII века.
«Урядник» мало общего имеет с религиозной традицией церковных обрядов. Автор «Урядника» не соотносит «чин» и идею Бога. Перед нами образец церемониала, в котором мир красоты показан при помощи художественных театральных приемов. Гарантом существования этого условного мира является сам царь. «Кому государь укажетъ быть въ начальныхъ сокольникахъ, // [...] тово государь и пожалуетъ. Л.17об.-18». Это одна из основ разыгрываемого действа. В свое время п. Бессонов дал ей определение как практической, деятельной стороне «Урядника» [10].
Второй является эстетическая сторона ритуала, с помощью которой повышается значимость проводимого мероприятия. Выражена эта идея при помощи следующих наставлений: «Л.9. Молю и прошю васъ премудрыхъ, доброродныхъ и доброхвальныхъ охотниковъ, насмотритеся всякого добра: вначале благочитя, // Л.9об. славочест1я, ус-троетя, уряжетя сокольничья чину [...] Л.16. Прилогъ книжный, или свой [11]. С1я притча душевне и телесне // Л.16об.: правды же и суда и милостивыя любве и ратного строя николе же позабывайте: делу время и потехе часъ». Последний совет примечателен тем, что объединяет, «с одной стороны, нравственные обязанности, с другой -службу государству» [12]. Таким образом, «Урядник» представляет собой один из первых образцов как практического руководства по проведению церемонии, так и сочинения о красоте и порядке. «Л.3. Чтоб всякой вещи честь, и чинъ, и образецъ // Л.Зоб. писатемъ предложенъ былъ. Никто же зазритъ, // Л.4. никто же похулитъ, всякой пох-валитъ, всякой прославитъ и удивитця, что и малой вещи честь, и чин, и образецъ // Л.4об. положенъ по мере».
Следуя традиции, автор не выходит за рамки средневековой концепции литературного творчества, где создание литературного произведения само по себе есть особый «чин», в котором автор и читатель по отношению друг к другу выступали в регламентированных отношениях. Мир «Урядника» также иерархичен. При его создании автор опирался на ситуативные каноны изображения действий героя. Стоит отметить, что «создаются эти ситуации именно такими, какие необходимы по этикетным требованиям» [13]. На протяжении всей вступительной части к «Уряднику» автор стремится соблюсти требования, предъявлявшиеся к писателю Древней Руси. Стремится ввести читателя в сложную церемонию, являющуюся моделью реального миропорядка. И главная роль в этом «чине» принадлежит монарху, от воли которого и зависит весь ход церемонии. Последующие «практические» части Урядника иллюстрируют идеи, высказанные автором во вступлении, служат наглядным примером воплощения в реальность идеи гармонии и красоты.
Первая часть «Урядника» рассказывает о приготовлении всей церемонии: как необходимо «устроить» и «урядить» место избрания начального сокольника. Основным
принципом убранства избы является принцип симметричного расположения предметов. Создаваемая зеркальность должна была показать гармоничное сосуществование всех частей церемониала. «Л.20об. Велитъ поставить 4 стула нарядные, а на нихъ велитъ посадить 4 птицы». Убранство выбранной для проведения ритуала избы имеет символическое значение. «Сценические декорации» призваны были создать иллюзию гармонии между изображаемым миром и существующим реальным и одновременно привнести в церемонию пафос торжественности. Именно поэтому сценическое пространство, как позже и театральная «хоромина», богато декорировалось.
Автор «Урядника» также подробен и в описании костюмов участников «чина». На протяжении значительной части действия церемониала герой неоднократно меняет свое платье. Медленное, неторопливое облачение-разоблачение Ярыжкина в ходе ритуала имеет символическое значение. Ношение одежд («государево жалованье»), в которые облачается герой, может быть истолковано как принятие царской воли над собой, приобщение к высшему порядку. Становится понятным, почему автором с такой любовью описывается интерьер избы, одежда героя. Объяснения тому можно дать следующие: в этом сказывается влияние исторической эпохи Алексея Михайловича, с ее обращенностью в мир обряда. По словам А. С. Демина, «внимание к одежде в пьесах 1670-х годов подсказано [...] русским придворным обиходом. Хорошая, ценная одежда - важный признак гармоничного мироустройства» [14].
после необходимых приготовлений следует сам «чин» избрания начального сокольника. Каждая поза героя, жесты, интонационные особенности произносимых реплик -все это подробно комментируются автором. Рекомендации представляются значимыми, с точки зрения автора, так как в любой детали церемониала запечатлена идея красоты, и из подобных деталей и складывается мозаика гармонии.
Важной представляется динамика устраиваемого церемониала. «Чин» совершается не спеша, «благочинно». «Л.33. И мало постоявъ, подступает бережно [...], а мало по-норовя...». подобная форма проведения церемонии давала возможность подробно созерцать происходящее, получать эстетическое удовольствие от действия.
Одним из ярких моментов «чина» является ритуал облачения птиц в праздничный наряд (1-я «статья»). Сцена украшения птиц проходит в строгом соответствии с «чином»: сокольники вправе брать только ту вещь, которая предписывается «статьей». Таким же образом будет проходить и ритуал облачения Ярыжкина, описанный в 5-6-й «статьях» «Урядника». Вся сцена завершается приносимой на «Уряднике» клятвой в верности царю и возложением на Ярыжкина шапки (8-я «статья»). После совершенного обряда следует поочередная, согласно «статьям», передача птиц Ярыжкину сокольниками и присяга всех сокольников новопожалованному начальному (9-я «статья»). Далее наступает момент ухода царя, и в качестве великой милости сокольники получают право на пир. « Л.91. А государь молытъ подсокольничему с товарыщи: Наслаждайтеся по нашей государс-кой милости». После проводов царя наступает время очередного переодевания сокольников и птиц в другой наряд. Прежний, с такой же последовательностью, с какой и был возложен на виновника торжества и птиц, возвращается в царскую казну. За всем этим процессом внимательно следит распорядитель всей церемонии. «Л.95об. Петръ Хомя-ковъ велитъ ... // Л.96. снимать большге наряды и класть меншге наряды...// Л. 96об. И подсокольничей Петръ Хомяковъ // Л.97 въ тое пору сидитъ и смотрит, чтобы снимали со птиц болшге наряды бережно, стройно, такоже бы и меншге клали тихо и опасно, // Л.98 по чину же». Заканчивается вторая часть «Урядника» сценами пира сокольников (11-я «статья») и ритуальным кормлением птиц (12-я «статья»).
На этом церемониал не заканчивался. За чином поставления сокольника в начальные следовали другие, несохранившиеся части [15]. Но даже имеющаяся часть текста позволяет увидеть в ней произведение со сложной композицией, в котором использованы традиции Средневековья и Нового времени. Созданный в 1656 г. как «чин» избрания
начального сокольника, «Урядник» затем расценивался как обязательный для исполнения обряд при выборе каждого нового сокольника. Однако видеть в «Уряднике» только лишь один из многочисленных ритуалов, «чинов» будет ошибочно. «Урядник» больше, чем простое практическое руководство, перед нами произведение, в котором автор предпринял попытку выразить субъективное понимание идеи прекрасного. И в своем стремлении в художественной форме представить мир идеала, гармонии автор «Урядника» руководствуется средневековой концепцией мироздания. Отличительным ее признаком является строгая система иерархических отношений. Общее стремление автора изобразить охотничий обряд «по образцу и чину» прослеживается в каждой статье «Урядника». Пирамидальность позволяет автору «охватить мир в целом, понять его как некоторое законченное всеединство» [16]. Автором четко определяются обязанности каждого участника церемонии в зависимости от того, какое он место занимает в общей системе взаимоотношений. П. М. Бицилли, характеризуя западноевропейское средневековое общество, отмечал следующее: «Все общество состоит из лествично расположенных "чинов", из которых за каждым признается своя «честь», своя социальная функция» [17]. Подобное положение вещей наблюдается и в проводимом церемониале. «Л.46. Готовь идти // Л.46об. кь государской милости; и не по моей мере такая его государская пре-многая милость ко мне убогому, холопу его государеву», «Л.67. и велели тебя писать полнымь именемь». Называние полного имени героя не случайно. Этим показывается его новый статус, более высокие права и обязанности.
Особенно ярко заметна иерархичность в сцене пира. Описание пира при дворе Алексея Михайловича также представляет сложный ритуал, «чин», проходящий по определенному уставу [18]. В финальном пиршестве происходит своего рода возврат к исходной ситуации, оговоренной во вступительной части, где представлены размышления автора о красоте. «Л.90об. Царь и великй князь ... велель вамь быти у стола, и веселитися и утешатися сь новопожалованнымь по чину». Но само «веселие» не менее символично, чем призыв к нему. Именно всеобщая радость и есть выражение гармонии бытия, символ здоровых начал жизни, способных проявить себя как в служении царю, так и в трапезе. «Л.107-107об. А вась начальныхь сокольниковь, за ваше доброе послушате, воустроете и во уряжете и во украшете //звать кь государской милости ко столу».
Таким образом, «Урядник» на примере всего лишь одного обряда иллюстрирует абсолютность, незыблемость существующего порядка вещей, вершиной которого в земном пространстве является «великий государь». Благодаря ему мир предстает как гармоничное целое. Здесь становится важным отметить следующий момент: автор теперь не предпринимает каких-либо попыток изобразить мир в христианской книжной традиции. На первый план вынесена фигура самого царя, внимания заслуживают его действия. Именно созидаемый по его воле условный мир служит проекцией для реальных взаимоотношений участников. В итоге, средневековая доктрина - «мир есть целое лишь постольку, поскольку он весь, целиком, зависит от Бога, поскольку он является его творением и его отображением» [19] - претерпевает трансформацию. Средневековая обусловленность событий Божественной волей теряет свое первостепенное значение, давая возможность проявлению в литературном произведении собственно авторской позиции. Лишь однажды автор обращается к Богу - это помета, сделанная рукой царя о необходимости прочтения молитвы перед трапезой. Но даже в этом фрагменте «чина» видятся не столько религиозные мотивы, сколько желание царя соблюсти до мельчайших деталей обряд, не разрушая его целостности.
Таким образом, в «Уряднике» идея разумного устройства мира выражена иными художественными приемами, отличными от средневековой традиции. Критериями идеального мира теперь являются не христианские догматы, а эстетические представления о мире самого автора. В основе идеального мира должна находиться красота, она является гарантом его гармоничного устройства. Для автора «Урядника» эта идея пред-
ставляется важной, так как каждая «статья» является художественной реализацией представлений о красоте в действии, и в этом отношении Алексей Михайлович предстает не просто как автор одного из придворных ритуалов, а как особый тип художника, которому удалось показать внутренний механизм всеединства и гармонии.
«Новое уложение и устроение чина сокольничья пути» - характерное произведение для своего времени и одновременно исключительное. На материале «Урядника» становится реальным отслеживание эволюции в понимании задач, стоявших перед автором в древнерусской литературе в момент создания художественного произведения. «Урядник» является примером свободной авторской воли, способной выстраивать литературное произведение в связи со своими творческими идеями, что в конечном итоге и привело к постепенному разрушению системы этикета в светской части литературы.
Литература
1. Лихачев Д. С. Литературный этикет. Поэтика художественного обобщения // Поэтика древнерусской литературы. Избранные работы: в 3 т. - Л.: Художественная литература. -Т. 1. - С. 344-437.
2. «Из чего слагается литературный этикет? Он слагается из представлений о том, как должен был совершаться тот или иной ход событий; из представлений о том, как должно было вести себя действующее лицо сообразно своему положению; из представлений о том, какими словами должен описывать писатель совершающееся. Перед нами, следовательно, этикет миропорядка, этикет поведения и этикет словесный» // Лихачев Д. С. Указ. соч. - С. 356.
3. Там же. - С. 363.
4. Там же. - С. 359.
5. Назовем некоторые из них: «чин» венчания на царство (при Алексее Михайловиче специально составляют «Книгу о избрании на превысочайший престол великого Российского царствия Михаила Федоровича»), см.: Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича. - М., 1906, а также: Чин поставления на царство царя и великого князя Алексея. - СПб., 1882; свадебный чин, см.: Котошихин Григорий. О России в царствование Алексея Михайловича. - Изд. 4-е. - СПб., 1906. - гл. «О чину, как устраивают свадебный чин». - С. 9-14; «чин» приема иностранных послов. В описи библиотеки Посольского приказа под № 118 за 1673 г. упоминается следующая книга - «Книга в полдесть александрийской бумаги, а в ней написан чин как всех государств с послы и посланники к окрестным и мусульманским государем приказывать поклон». См.: Белокуров С. А. О библиотеке московских государей в XVI столетии. - М., 1899. - С. 311. Также существовали и другие чины.
6. Сохранился документ, датируемый 1652 г. и содержащий описание наказания за отказ от участия в царской соколиной охоте. РГАДА. - Ф. 27. Оп. 1. № 53. Л. 1. «От царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Великия 1 Малыя Россш самодержца избранным нашим и верным соколником Леонтью Григорову с товарыщи от нас великого государя милостивое слово. Да по нашему государеву указу товарыщем вашим соколникам велено быть в сотне, а каков голова 1 каково платье 1 лошади 1 какова людна сотня 1 про то вам отпишут таварыщи ваши. А товарыщ ваш Борис Бабин нашею милоспю погнушался, нашему государеву милостивому соколничью чину 1 стал считатца с Михеем Тоболиным городовым чином, что он по городу служил 1 меры не поставил городу чести. I мы велели ево бить батоги нещадно 1 выкинуть 1с сокольничья чину, и он волочился с три недели, 1 для великого чудотворца Николы пожаловали мы велики1 государь, велели ему быть в стремянных конюхах у царевича Грузинсково. И вам бы ему Бориске и беспутной ево дурости не поревновать и нам великому государю нашаче прежнего простиратца и служить, а у нас великого государя служба ваша николи забвена не будетъ. Писал на нашем стану против нашего города Шклова лета 7160, ¿юля в 3 день».
7. Сказание об успении пресв. Богородицы, правленое царем Алексеем Михайловичем // РГАДА. - Ф. 27. Оп. 1. № 527. Издано: Белокуров С. А. Из духовной жизни московского общества XVII века. - М., 1902. - С. 24-28.
8. «Ис тебе пресвятая Богородице дево» // Памятники культуры. Новые открытия: ежегодник. 1987 / ред. Д. С. Лихачев. - М.: Наука, 1988. - С. 131-137; Былинин В. К. Царь Алексей Михайлович как мастер распева / В. К. Былинин, А. П. Посошенко // Памятники культуры. Новые открытия: ежегодник. 1987 / под ред. Д. С. Лихачева - М.: Наука, 1988. - С. 131-137.
9. Текст цитируется по рукописному подлиннику: РГАДА. - Ф. 27. Оп. 1. № 52/1.
10. Бессонов П. Общее примечание к Уряднику // Собрание писем царя Алексея Михайловича. - М., 1856. - С. 133.
11. В тексте рукописи слова написаны рукою царя.
12. Бессонов П. Указ. соч. - С. 133.
13. Лихачев Д. С. Указ. соч. - С. 352.
14. Первые пьесы русского театра. - М.,1972. - С. 34.
15. Известна, например, часть «О ястве и речах» несохранившаяся. А также роспись государевым охотникам и роспись охотничьему снаряду, см.: Собрание писем... - С. 116-123.
16. Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры. - СПб., 1995. - С. 12.
17. Там же. - С. 57.
18. Ср. описание встречи и обеда в честь грузинского царевича Николая Давидовича в «Дневальных записках приказа Дел». - М., 1908. - С. 70-87.
19. Бицилли П. М. Указ. соч. - С. 88.
С. С. Сермягина
старший преподаватель кафедры теории языка и славяно-русского языкознания Кемеровский государственный университет
РОЛЬ ОБРАЗНЫХ СРЕДСТВ В МОДЕЛИРОВАНИИ ПОДТЕКСТА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ (повесть М. А. Булгакова «Собачье сердце»)
Художественное творчество есть одна из разновидностей процесса моделирования действительности, поэтому любое речевое произведение представляет модель определенного фрагмента действительности. В предлагаемой работе тропеиче-ские средства рассматриваются в качестве особых маркеров имплицитных смыслов, что позволяет познать общий механизм формирования и «прочтения» имплицитных смыслов и изучить «вектор» глубины подтекстовой информации.
Идея произведения, которая является объективной авторской заданностью, может быть прямо заявлена автором в оценке речей, мыслей, действий персонажа (эксплицитный уровень) или явно не выражена, хотя и обязательно и неизбежно присутствует в тексте (имплицитный уровень).
На когнитивном уровне эксплицитный и имплицитный смысловые компоненты отражают разные концептуальные смыслы, определенным образом связанные друг с другом в сознании человека. Это означает, что если при порождении сообщения говорящий установил между этими двумя смыслами какую-то связь, то точно такие же связи должны активизироваться и в сознании воспринимающего при декодировании сообщения. При отсутствии идентичной (или при установлении какой-либо другой) связи один из концептуальных смыслов не активизируется, либо вместо него возникает какой-либо другой смысл, т. е. подтекст не воспринимается.
