Научная статья на тему 'Литературный архетип Дафниса и Хлои в романе М. Шишкина "венерин волос"'

Литературный архетип Дафниса и Хлои в романе М. Шишкина "венерин волос" Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
540
118
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
АРХЕТИП / СЮЖЕТ / МОТИВ / ТЕМА ЛЮБВИ / ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ ГРАНИЦЫ / ARCHETYPE / PLOT / MOTIVE / LOVE THEME / SPATIAL TEMPORAL BORDERS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Щербак Татьяна Владимировна

Проблема литературного архетипа оказывается особенно актуальной при анализе романа М.Шишкина "Венерин волос". Архетипические мотивы и образы создают некую основу для реа-лизации сюжетно-композиционного и идейно-тематического уровней произведения. Архетип воз-любленных Дафниса и Хлои, восходящий к античной традиции, является частью системы архети-пов, раскрывающих философскую специфику темы любви в романе.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE ARCHETYPE OF DAPHNIS AND CHLOE IN THE NOVEL "MADENHAIR" BY M.SHISHKIN

The problem of literary archetype is especially relevant for the analysis of the novel Madenhair by M.Shishkin. Archetypical motives and images make the foundation for the plot, composition and ideo-logical and thematic level of the novel. The archetype of Daphnis and Chloe referring to the antique tradi-tion is a part of the system of the archetypes opening philosophical specificity of the love theme in the novel.

Текст научной работы на тему «Литературный архетип Дафниса и Хлои в романе М. Шишкина "венерин волос"»

ВЕСТНИК ТГГПУ. 2011. №3(25)

УДК 882.09

ЛИТЕРАТУРНЫЙ АРХЕТИП ДАФНИСА И ХЛОИ В РОМАНЕ М.ШИШКИНА ”ВЕНЕРИН ВОЛОС”

© Т.В.Щербак

Проблема литературного архетипа оказывается особенно актуальной при анализе романа М.Шишкина "Венерин волос". Архетипические мотивы и образы создают некую основу для реализации сюжетно-композиционного и идейно-тематического уровней произведения. Архетип возлюбленных Дафниса и Хлои, восходящий к античной традиции, является частью системы архетипов, раскрывающих философскую специфику темы любви в романе.

Ключевые слова: архетип, сюжет, мотив, тема любви, пространственно-временные границы.

Термин "архетип" был воспринят мифологами и литературоведами лишь после того, как К.Г.Юнг [1] ввел его в научный обиход для обозначения психологического феномена в начале XX века. Весомый вклад в развитие теории архетипа внесли такие исследователи, как Ф.И.Буслаев [2], А.А.Потебня [3], А.Н.Веселовский [4]. В понимании литературного архетипа мы опираемся на исследования Е.М.Мелетинского [5], который, основываясь на разработку термина К.Г.Юнгом, определяет архетипы как "структурные схемы, структурные предпосылки образов" [5: 5] и подчеркивает их метафорический характер (архетип - "это широкие, часто многозначные символы" [5: 6]).

Проблема литературного архетипа оказывается особенно актуальной при анализе романа М.Шишкина "Венерин волос", поскольку архетипические мотивы и образы создают некую основу для реализации сюжетно-композиционного и идейно-тематического уровней произведения.

Роман М.Шишкина изобилует множеством архетипов, один из которых восходит к античной традиции. Это архетип возлюбленных - Дафниса и Хлои. Тема любви - одна из центральных тем, впервые она проявляется в сюжетной линии, связанной с Анатолием, беженцем, с которым ведет диалог толмач, главный герой произведения. Сам диалог специфичен. Это не "живая" речь персонажей, это воспоминания, мысли, возникающие в голове толмача. Работая в "министерстве обороны Рая", толмач накопил в памяти множество историй, рассказанных на допросах беженцами, стремящимися получить политическое убежище в Швейцарии. Сознание толмача - это сознание творческое, сознание писателя, которое заключает в себе диалоги, смешанные с собственными мыслями и суждениями толмача. Персонаж занимает некую всеведущую позицию, выступая ретранслятором рассказов, он творит своих героев, преображает их истории.

В одном из таких "внутренних" диалогов, имеющих вопросно-ответную форму, впервые четко обозначается тема любви в истории Анатолия. Хронология здесь намеренно нарушена, и читатель узнает сразу об условном финале судьбы беженца, "условном", поскольку финальная, открытая точка - это прибытие в Швейцарию и прошение о предоставлении убежища. Итак, в вопросно-ответном диалоге, посвященном истории Анатолия, обозначены некоторые факты последних событий его жизни. Неприятная история, связанная с работой Анатолия в качестве телохранителя "у одного успешливого журналиста, умнички и злыдня, ведущего телешоу" [6: 31], подана в намеренно ироничном ключе. В руки героя попадает некий "чемоданчик со злом" и далее разворачивается настоящий детектив. При этом обнажение жанровых клише, удовлетворение ожиданий массового сознания становится осознанным приемом; автор неоднократно иронизирует над жанром детектива со "слабовато закрученным сюжетом", будто бы удивляясь ("прямо детектив какой-то получается" [6: 34]) и сравнивая детектив со сказкой ("это тот же ужас, как в газетах, только с той разницей, что заканчивается хорошо" [6: 40]).

Неожиданно оказывается, что все рассказанное Анатолием абсолютно не важно, значение имеет совсем другое:

Вопрос: Скажите, а вот про каля-маля и деревья на берегу как косой почерк, это правда?

Ответ: Да.

Вопрос: Вы ее любите? [6: 47].

Этот ключевой вопрос не только вводит тему любви, но и несет особую идейную нагрузку, выделяя в неком хаосе человеческих жизней самое главное. Жизнь - это как рассказ на Страшном суде, нужно о каждом дне рассказывать целый день, чтобы не упустить ни единой детали. При упоминании об этом в монологичном рассуждении "Вопроса" мелькают образы - он и

она: "Я стоял вот здесь, на кухне <...>, а она вышла из ванной, закутавшись в халат <...>, стала сушить волосы, разгребая их пальцами, я спросил: "Ты хочешь от меня ребенка?" Она переспросила: "Что? Я ничего не слышу!"" [6: 48]. Эти образы подготавливают историю о Лене. Не стоит утверждать, что "он" и "она" - конкретные неназванные персонажи романа. Это ситуация-обобщение, художественное значение которой заключается в создании самого ощущения любви и гармонии.

Анатолий - единственный персонаж-мужчина, одаренный талантом любви. Именно поэтому его сюжетная линия оказывается одной из центральных. История обретения личного счастья начинается с воспоминаний о Лене, которую Анатолий подобрал в "обезьяннике", когда работал в милиции. Его слова дают понять, что Лена

- не та женщина, которая могла бы подарить гармонию и счастье:

Вопрос: Но вы ее любили?

Ответ: Да. Не знаю. Наверное, думал, что люблю. У меня ведь до нее толком ничего не было [6: 64].

Предчувствие любви, ожидание - это еще не готовность к ней, поэтому образы Анатолия и Лены не могут восприниматься как реализация того архетипического образа возлюбленных, о котором речь пойдет позже. Анатолий не знал любви ранее и колеблется, отвечая на прямой вопрос, но сюжет разворачивается, расставляя все на свои места. Мотив предательства, возникающий здесь, несет особую смысловую нагрузку. Герой был будто бы одержим идеей борьбы с Доброзлиной империей, но возлюбленная не поддержала его, попросив отказаться от всего, во что он верит, и признать себя частью этой империи.

Мотив предательства оказывается связан с мотивом одиночества. Это архетипическая связь, поскольку предательство всегда порождало в одном из персонажей одиночество и ставило само чувство любви под вопрос. Для Анатолия предательство было неожиданностью:

Ответ: Я вдруг почувствовал себя очень одиноким. Никогда раньше я это так остро не чувствовал - вот я стою один. Даже в ее объятиях. Один.

Вопрос: Вы ждали от нее чего-то другого?

Ответ: Да. Наверно, это неправильно, глупо, но я ждал чего-то другого. А она убежала с кухни в комнату и кричала оттуда: "Пусть у меня нет мозгов, но зато есть матка, и я хочу родить ребенка от отца, который рядом и любит!" [6: 67].

Это были последние слова Лены. Больше они не виделись, лишь однажды на страницах романа

появится косвенное упоминание о ней. Одиночество подчеркнуто даже синтаксически. Слово "один" выделено в отдельное предложение, таким образом расставлены акценты.

Понимание, почему любовь и одиночество несовместимы, приходит через притчу о путнике. Эта притча, включенная в вопросно-ответный диалог, происходящий в сознании толмача, несет в себе глубокую смысловую нагрузку. Она начинается просто: "Есть такая притча: идет усталый путник - русло для любви." [6: 359]. Этот путник встречает хижину и стучится в дверь. На вопрос: "Кто ты?" - путник отвечает "Я". Голос за закрытой дверью: "Здесь нет места для двоих". Ситуация повторяется до тех пор, пока путник не отвечает на вопрос: "Кто ты?" - "Ты". Тогда дверь открывается. Эта ситуация имеет символическое значение - в любви нет места для двоих, любовь - соединение двух в едином целом.

Лена же не поняла мотивов поступков Анатолия, не поддержала его, когда тот решил идти против системы, за что и был осужден; не приехала на вокзал, когда его отправили на этап. Она выбрала другой путь. Можно сказать, что Лена не просто предала Анатолия, она предала любовь. По М.Шишкину, предательство и любовь никогда не стоят рядом.

Лена и Анатолий - это персонажи двух разных типов. Условно персонажей романа можно разделить по принципу понимания природы истинной любви. Анатолий - тип героя, понимающий ее суть, готовый к ней, наделенный талантом любви. Ожидание любви, стремление наполнить жизнь смыслом проявляется в эпизоде, произошедшем в тюремной больнице, куда попал Анатолий, вскрыв себя. Герой вспоминает сына, любимую, которых еще не было в его жизни. Мотив жертвенности противопоставляется мотивам предательства и одиночества. Анатолий уже готов был пойти на все ради дорогих людей, которых он еще не встретил. В мечтах и воспоминаниях теряются границы. Было ли это или еще будет - не важно, главное, что должно произойти и произойдет. Эпизод подтверждает, что идеальная любовь, по М.Шишкину, - это воссоединение двух предначертанных друг другу судьбою людей.

Таня и Анатолий - воплощенный в конкретных образах архетип влюбленных. Предчувствие любви, ее обретение, трагедия и неясный финал

- многие грани любви - нашли отражение в этой истории. В своем сознании толмач сам начинает рассказ за Анатолия словами: "Вы женились на женщине с ребенком. Вы знаете его историю?" [6: 82]. Но Анатолий не хочет знать никакой истории, истории для него не важны, главное, что

возлюбленные встретились после долгих лет ожидания.

Сына Тани, Ромку, Анатолий усыновил, и этот ребенок стал для него родным. Однако и в этой истории есть своя трагедия. Казалось бы, счастье и идеальное состояние любви возможно в этой истории, и приближает к этому новость о беременности Тани, но ребенок перестает двигаться еще в животе, ему не суждено появиться на свет. Сквозной мотив смерти ребенка подтверждает идею о невозможности идиллического счастья в реальном мире. Счастье остается за границами реальности - в подводной лодке капитана Немо. Через эту фантазию реализуется мотив двоемирия. Если в реальности многое недостижимо, то на подводной лодке все происходит так, как должно быть, именно там персонажи обретают истинное счастье; все рядом: Таня, Анатолий, Ромка, их нерожденное дитя, мать Анатолия и его сестра и все, кто "близок и дорог". Лодка укрыта толщей воды от жизненных невзгод, и законы земной жизни там не действуют. Так, история любви Тани и Анатолия заканчивается характерной для романа сменой пространственно-временных пластов. Этот прием позволяет оставить финал открытым.

История Анатолия выделяется на общем фоне множества сюжетных линий тем, что не имеет трагического финала. Автор прибегает к приему глобального обобщения, когда переводит конкретные образы в условный образ влюбленных Дафниса и Хлои. Поскольку встречается множество параллелей их истории и истории жизни Анатолия, можно предположить, что обращение к архетипу Дафниса и Хлои - особый художественный прием, позволяющий раздвинуть границы истории любви одного конкретного персонажа до обобщения всех историй через архетипи-ческие образы.

История Анатолия продолжается, но обобщение постепенно становится шире и шире. Собственно повествование о событиях жизни героя (Анатолий задолжал крупному банку, и из-за этого начались проблемы, которые позже привели в тому, что он бежал в Швейцарию) представлено эскизно. Однако чем схематичнее становится повествование, тем больший уровень обобщения вводится автором. Так, совершенно неожиданно появляются образы Дафниса и Хлои:

Вопрос: А вот те двое, которые проснулись в середине зимы, они проснулись кем? Дафнисом и Хлоей?

Ответ: Да. Хлоя - ороч. Дафнис - тунгус [6:

19].

История Дафниса и Хлои, рассказанная здесь, соотносится с одноименным романом Лонга бла-

годаря именам главных действующих лиц (Дафниса, Хлои, Пана, Ликэнион), а в начале истории

- через мотив подмены новорожденных, первой влюбленности, клятвы влюбленных овцой и козой в вечной любви и верности друг другу. Национальность возлюбленных обозначена не случайно, акцентируя еще один архетипический план. Орочи и тунгусы показаны на страницах романа истинными врагами. Эти народности, подобно семьям Монтекки и Капулетти, непримиримо враждуют. Благодаря этому опосредованно в историю Дафниса и Хлои привносится трагизм. Архетип враждующих семей усиливает смысловую нагрузку мотива испытаний, которые необходимо пережить возлюбленным, чтобы воссоединиться.

Общеизвестен тот факт, что Дафнис и Хлоя Лонга - это традиционные герои пасторали, в романе же М.Шишкина взятый за основу архетип трансформируется, за счет чего происходит нарочитое снижение высокой темы идеальной любви. Как было упомянуто, Дафнис и Хлоя у М. Шишкина - это двое возлюбленных, проснувшихся посреди зимы. Пастух и пастушка оказались в романе М.Шишкина орочем и тунгусом. Дальше мы встречаем другую литературную реминисценцию. Так, испытания, которым подверглись влюбленные, не имеют ничего общего с сюжетом романа Лонга, но включают некоторые мотивы древнегреческого романа Ахилла Татия "Левкиппа и Клитофонт". Мотив разлученных разбойниками влюбленных, инсценированная смерть возлюбленной разводит судьбы героев в разные стороны.

Архетипические образы влюбленных, Дафниса и Хлои, постепенно приобретают в романе более реалистичные очертания, их история обрастает дополнительными мотивами и образами, сжимающими пространство и время в единое целое, что отсылает к идее романа М. Шишкина о том, что истории меняют людей, как варежки, но остаются из века в век устойчивыми. Пространство и время объединяют темы вечной любви, вечной красоты и вечной войны. Слова о нападении разбойников после сюжетных отступлений возвращают к истории о Дафнисе и Хлое и обобщают в одно целое их историю с историей Анатолия:

Вопрос: Что было потом?

Ответ: На них напали разбойники. То есть на нас. На меня и на Хлою. Мы, вы - какая разница. Ведь все равно всех подменили. Ты - не ты. Я - не я. Мы - не мы. Вы же сами сказали, что мы только варежки и нас надевают зимой истории, чтобы согреться на морозе [6: 126-127].

Эта история вечной любви, остающаяся одной и той же в любые времена и лишь меняющая людей и обстоятельства, содержит привязку к реальным персонажам романа. Так, в Хлое можно узнать Лену; именно здесь читателю приоткрывается завеса недоговоренности и можно догадаться о дальнейшей ее судьбе. Эпизод с Дафнисом, отправившемся к Хлое, по дороге заснувшем и проснувшемся в мире "наизнанку", имеет двойную функцию. Во-первых, он подтверждает связь обобщения с историей Анатолия и Лены. Так, сначала образы Хлои и Лены (из другой истории любви) связываются общими словами, которые сказала последняя Анатолию, борющемуся против Доброзлиной империи, но потом оказывается, что образ Хлои гораздо шире: "Это ведь она кричала, что у нее мозгов нет, но есть матка и поэтому она хочет родить ребенка в любви. Вернее, это она будет кричать потом, когда ее наденет на руку какая-то другая история" [6: 137].

Во-вторых, этот эпизод снова вводит смену пространственно-временных пластов, усиливая мотивы подмены и путаницы. Хлоя ищет Дафниса в каждом человеке, к которому начинает испытывать хоть какие-то чувства. Здесь проявляется мотив оборотничества: за Дафниса выдает себя Пан. Его образ можно обозначить как архетип плута-трикстера, часто использовавшийся в фольклоре и литературе. Пан в романе М.Шиш-кина - это далеко не лесное божество, как было в древнегреческих романах, а сбивающий девушек с толку двуликий персонаж, выдающий себя за Дафниса. Хлоя находится в вечном поиске своего Дафниса, но встречает Пана, которые снимает маску после первой ночи любви и показывает жестокую и лукавую свою сущность, избивая Хлою.

Дафнис у М.Шишкина тоже находится в поиске своей Хлои, идет к ней, цель, казалось бы, уже близка, но по дороге он засыпает в шалаше. Этот эпизод определяет дальнейший ход сюжета, когда Данфис просыпается, он оказывается в мире "с изнанки". "Изнанка" - определяющее слово. Мир перевернулся, и пробуждение внесло путаницу в пространство. Из мира, где все, "как должно быть", Дафнис оказывается в мире "как есть".

Таким образом, пространство раскалывается на две части. Это можно обозначить как мир мечты и мир реальности. Другой мир, в котором все происходит идеально в соответствии с мечтами персонажей, и мир, который эти мечты раз-

рушает, существуют в романе параллельно. Мотив двоемирия тесно связывается с мотивами путаницы или подмены. Когда Дафнис просыпается в мире "наизнанку", ему кажется все таким же, как раньше, но что-то все же изменилось: в окно к Ликэнион взбирается по ее косе кто-то другой, Хлоя та же, но другая, все иначе: "Дафнису вдруг приходит в голову, что, может быть, он просто во сне перевернулся, а теперь пришел в свой город. Он идет домой к Хлое. Дом с виду такой же. <...> Открывает Хлоя - такая же, только какая-то чужая. Спрашивает: "Вам кого?" <...> Дафнис наконец шепчет пересохшими губами: "Ты меня разве не узнаешь?". Хлоя: "Нет". Дафнис: "Я же твой Дафнис!". Хлоя: "Вы с ума сошли? Дафнис

- мой суженый, вот он, на кухне сидит, зовет ужинать. Я его долго искала, всю жизнь, и наконец нашла. Мы собираемся пожениться - так было в пророческом сне, правда, совсем в другой истории". Дафнис: "Но мы в этой истории!"" [6: 144]. Дафнис видит мужскую милицейскую форму. Возникают ассоциации с сюжетной линией Анатолия. Когда-то, когда Анатолий работал в милиции, Лена считала его своим суженым, но он оказался не ее Дафнисом, а она - не его Хлоей.

Путаница историй и путаница в самой жизни делает любовь трагичной. Дафнисы теряют своих Хлой, люди не могут воссоединиться, жизнь окончательно разводит их. В этой истории отражаются слова, звучащие ближе к финалу романа о том, что любовь в жизни каждого человека одна. Современность, сочетающаяся с мотивами древнегреческих романов, обобщает все истории любви, которые в любой век имели общее начало, общий трагизм, но в современности герои лишены права на идиллическое счастье, как это произошло у Анатолия и Тани, Дафниса и Хлои.

1. Юнг К.Г. Душа и Миф. Шесть архетипов. - Мн.: Харвест, 2004. - 400 с.

2. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. - СПб, 1861. -Т.2. - 714 с.

3. Потебня А.А. Слово и миф. - М.: Правда, 1989. -624 с.

4. Веселовский А.Н. Избр.: Историческая поэтика. -М.: РОССПЭН, 2006. - 688 с.

5. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. -М: РГГУ, 1994. - 136 с.

6. Шишкин М.П. Венерин волос. - М.: Вагриус, 2006. - 480 с.

THE ARCHETYPE OF DAPHNIS AND CHLOE IN THE NOVEL "MADENHAIR" BY M.SHISHKIN

T.V.Shcherbak

The problem of literary archetype is especially relevant for the analysis of the novel Madenhair by M.Shishkin. Archetypical motives and images make the foundation for the plot, composition and ideological and thematic level of the novel. The archetype of Daphnis and Chloe referring to the antique tradition is a part of the system of the archetypes opening philosophical specificity of the love theme in the novel.

Key words: archetype, plot, motive, love theme, spatial temporal borders.

Щербак Татьяна Владимировна - аспирант кафедры литературы Ульяновского государственного педагогического университета.

E-mail: marley589@yahoo.com

Поступила в редакцию 25.05.2011

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.