CC BY
44
VIII. Литература и культура славянских народов
О.В. Цыбенко
(Институт славяноведения РАН, Москва)
Литературные истоки польской деревенской прозы
Abstract:
Cybienko O.V. The literary sources of the Polish village prose
The "village" theme ore the peasant origin? What is the determining factor in including the Polish village prose of the 1960-80-ies into the literary tradition?Contrary to the opinion of many Polish critics all the Polish literature devoted to the village, all the authors who were inspired by folklore influenced J. Kavalec, T. Novak, V. Myslivski, E. Redlinski and not just those writers of the XX centure who were of peasant origin. Ключевые слова: польская литература, деревенская проза, литературная традиция, фольклор, романтизм, мифологизм.
В польской критике и литературоведении деревенская проза 19601980-х годов получала различные наименования: «деревенская тема», «народная литература», «народное течение», «литература нового общественного опыта», «деревенское течение», «постдеревенская литература», «крестьянское течение». Причем все были единодушны ввыделении определенного ряда авторов и произведений, здесь расхождений не было. Приведенные термины обсуждались и аргументировались, взгляды одних и тех же исследователей менялись, признавалась возможность в рабочем порядке использовать различные дефиниции. Может быть, наиболее часто употребимыми стали «крестьянское течение» (понятие, выдвинутое Х. Березой) и «народная литература», «народное направление» (З. Зёнтек). Таким образом, тема деревни, хотя и признавалась в широком ее понимании важной составляющей частью данной прозы, но возобладало и укрепилось желание отойти от тематического критерия. Это важно для понимания традиций, на которые опиралась польская деревенская проза 1960-1980-х годов.
Польские исследователи (З. Зёнтек, С. Буркот) в обширной национальной литературе о деревне различают и даже противопоставляют две традиции. Первая, создаваемая писателями высших сословий, шляхетская и интеллигентская, - литература о деревне - начинается с Миколая Рея (1505-1569). Эта литература в лучших своих образцах с глубоким сочувствием и вниманием описывала жизнь деревни, мужиков, раскрывала актуальные для своего времени социальные проблемы, связанные с угнетением крестьянства, с их нуждой и тяжкой долей, показала не только много различных типов, но создала и запоминающиеся,
Литературные истоки польской деревенской прозы
285
полноценные образы героев. Велика была ее общественная роль. Тем не менее, в произведениях на тему деревни выражалась «внешняя», по мнению польских ученых, точка зрения на проблемы села и крестьянские характеры. Акцент в таком случае делается на выполнении писателями своего морального долга.
Отличной от нее считается другая традиция - литература, создаваемая выходцами из деревни, которая раскрывала как проблемы села, так и мысли, чувства, особый духовной склад крестьянина изнутри. Она опиралась на лично пережитый ее авторами опыт и на богатую традицию народной культуры, народного мировосприятия. Писатели не занимали уже позицию стороннего наблюдателя, «сверху», «с балкона барской усадьбы» сочувствующего мужику. Особое мировосприятие крестьянина передавалось прежде всего с помощью языковых средств. В этих произведениях использовались диалекты, жаргоны, разговорная лексика и синтаксис, просторечия уже не только в речи персонажей, но и повествователя. Эти языковые особенности служили не для социальной типизации и не только для стилизации, они становились важными в качестве средств выразительности.
Чаще всего зачинателем собственно «крестьянской» литературы называется Владислав Оркан (1875-1930). Но С. Буркот обнаруживает истоки крестьняского, плебейского начала в литературе, этого особого взгляда на жизнь в переводном произведении Яна из Кошичек «Беседы, которые вел мудрый царь Соломон с Мархолтом, грубым и беспутным» (1521).
Представляется, что для создателей деревенской прозы 1960-1980-х годов по-разному - в плане притяжения и отталкивания - но все-таки важны были обе эти традиции, которые им, получившим университетское образование, чаще всего по специальности «польская литература», безусловно, были хорошо знакомы. И разделить их практически невозможно. Происхождение писателя, безусловно, не может быть критерием глубины постижения им народного духа, отразившейся в созданных им произведениях. Богатство народного языка являлось сокровищницей, из которой черпали, пусть и в разной мере, все крупные писатели. Как будет видно из дальнейшего изложения, к фольклору обращались не только Ян Кохановский (не крестьянин), не только, причем программно, осознанно, романтики, но и Крашевский, Ожешко, Конопницкая и др.
Сатирический диалог М. Рея «Краткая беседа между тремя особами: Паном, Войтом и Плебаном» в стихах (1543) включал в себя разговор и о тяжелой доле крестьян, разоряемых непомерными поборами, барщиной,
286
О.В. Цыбенко
господскими охотами и постоями шляхетского ополчения. Впервые в польской литературе прозвучали слова сочувствия самому тогда угнетенному сословию. Характерно, что в использованном Реем немецком источнике жалоб на крестьянскую нужду не было.
Интересно проявилось крестьянское, плебейское сознание, в переведенных с латыни Яном из Кошичек «Беседах, которые вел мудрый царь Соломон с Мархолтом, грубым и беспутным». По сравнению с оригиналом польский автор занял более твердую позицию, поддерживающую плебея. Ян из Кошичек обогатил речь Мархолта польскими пословицами и поговорками, элементами чисто народного языка. В латинском источнике речь Соломона и его собеседника мало чем отличаются друг от друга. С полной силой в произведении выступает контраст между культурой высокой и низкой, между рациональным и образным мышлением. Мархолта не смущает высокий статус царя Соломона, его происхождение от двенадцати колен пророков, он сам с гордостью говорит, что происходит от «двенадцати крестьянских колен», да еще прибавляет родословную своей жены, которая происходила «от двенадцати поколений шлюх». В ответах Мархолта проявляется отчетливое понимание того, что «сытый голодному не товарищ»: «Дрозд поет, а сойка щебечет, сытый поет не так, как тот, кому есть хочется». Только в польском переводе Мархолт говорит стихами, а Соломон прозой. В речи плебея присутствуют параллелизмы, характерные для народной поэзии.
Гениальный польский поэт Ян Кохановский (1530-1584) в двенадцати своих песнях, объединенных названием «Святоянская песнь о Собутке», положил начало жанру сельской идиллии. В центре произведения -народные обычаи, верования, гадания, связанные с идущим от язычества западно-славянским празднованием Ивана Купалы. Автор утверждает свой идеал мирного счастья на лоне прекрасной природы, светлое, радостное начало преобладает, хотя и встречается в песнях девушек упоминание о тяжести крестьянского труда. Ян из Чернолесья был глубоко почитаем Тадеушем Новаком (1930-1991), служил для него вдохновляющим примером - внимание к «заветным преданьям старины», языческим обрядам, народным песням, умение конкретно и образно передать черты родного пейзажа. Можно перекинуть также мостик от стихотворных переложений Я. Кохановским псалмов Давида к современным лирическим циклам Т. Новака «Псалмы для домашнего использования» (1959), «Псалмы» (1971), что неоднократно отмечал сам писатель.
Представитель эпохи Просвещения поэт Адам Нарушевич (1733-1796) в своих произведениях отстаивал права мещан и крестьян (сатиры, ода «К простонародью» и др.), проявлял интерес к крестьянской культуре и
Литературные истоки польской деревенской прозы
287
обосновывал значение фольклора как национального достояния («К Игнацию Витославскому», «К Поэзии»).
Обращение к фольклору поэта Ю. У. Немцевича (1787-1841), подчеркивание его эстетической ценности критиком и писателем Казимежем Бродзиньским (1791-1835) подготовили плодотворное, творческое использование народной поэзии в произведениях романтиков.
Польский романтизм программно заявил о значении национальности и народности в литературе. Носителем национального духа для него явился мелкий шляхтич и крестьянин, народный элемент выражал патриотическое начало (хотя и социальная его сторона не игнорировалась). Знаменательно в связи с этим широкое распространение жанра баллады, в нее вводились стихотворные размеры, характерные для народной песни, элементы народной речи, образные приемы фольклора. Лучшим образцом как этого, так и песенного жанра стали «Баллады и романсы» А. Мицкевича, составившие основу первого его сборника «Поэзия» (1822). Простота, естественность народной поэзии, выраженные в ней нравственные идеалы, привлекали великого романтика. Простонародное начало как бы противостояло панскому образу жизни. Мицкевич творчески перерабатывал фольклорные сюжеты (о крестьянской девушке, обманутой паничем в «Рыбке»), реалии крестьянской жизни появляются в «Холмике Марии».
Отражению народного мироощущения сопутствовала ломка регламентированного классицизмом литературного языка, обогащение его за счет просторечия, говоров, в том числе белорусизмов. В драме «Дзяды. Часть II» народный обряд составил основу композиции, еще более важно, что роль судьи в ней отводится хору крестьян, народный инстинкт и опыт противопоставлены рационалистическому началу. На основе фольклора созданы и более поздние баллады «Три Будрыса» и «Дозор», лишенные фантастического начала, наполненные жизненными реалиями, жизнерадостным духом и юмором. Произведения А. Мицкевича также послужили вдохновляющим импульсом для Т. Новака, в поэзии и прозе которого широко представлены народные верования, обряды, лирические и юмористические мотивы, почерпнутые из сокровищницы польского фольклора.
В сказочной поэтической драме «Балладина» (1834) другого великого польского романтика Ю. Словацкого фольклорная традиция сочетается с поэтической фантазией. Польские романтики последовательно обращались к фольклорно-этнографическим источникам. Творческая переработка народной поэзии, мифов способствовала развитию не только их поэзии, но и романтической философии. Наследие польского романтизма могло иметь значение для авторов деревенской прозы 1960-1980-х годов, конечно, не
288
О.В. Цыбенко
только как обращение к теме деревни, но и как утверждение народного, крестьянского начала, мира народной фантазии и народной мудрости в качестве основы национального сознания, национальной истории, национальной судьбы, как отстаивание самобытности польского художественного творчества. Наибольшую связь с романтизмом можно усмотреть в творчестве Т. Новака, творчество которого, конечно же, самобытно и развивалось в совсем иных исторических условиях, впитало в себя и другие, далеко не сходные с романтизмом влияния.
С середины XIX в., в связи с возникновением и развитием реалистического направления, социально-бытового романа и повести, расширяется сфера наблюдений в польской литературе. Писатели проявляют самое пристальное внимание к социальным проблемам деревни, к ее бытовому укладу, к созданию крестьянских типов и образов. Романтической идеализации народа начинает противопоставляться аналитический подход, проявляется и критическое отношение к темноте, невежеству деревенских жителей. Крестьянские повести Ю. И. Краше вского (1812-1887) сыграли большую роль в выдвижении деревенской темы на первый план, в создании разнообразных типов крестьян, в раскрытии взаимоотношений их с помещиками. Авторская позиция всегда на стороне угнетенных.
Первый «крестьянский роман» «Уляна» (1843) повествует о трагической судьбе замужней крепостной женщины, матери, работающей «наравне со скотом», обманутой помещиком, о ее гибели и поджоге ее мужем барской усадьбы. Внутренний облик героини-крестьянки впервые был раскрыт с такой тонкостью, психологической глубиной, художественной силой и достоверностью. «Крестьянин - тоже человек» -эта мысль не в декларации только, а в художественной реальности прозвучала в произведениях Крашевского даже раньше, чем были написаны «Записки охотника» Тургенева. Героем романа Крашевского «Остап Бондарчук» (1847) оказывается крепостной парень, получивший образование, ставший врачом. Он одерживает моральную победу над графом, жестоким, закостеневшим в предрассудках.
В 1850-е годы писатель создает повести «Арина», «Хата за деревней», «Ермола», в 1860 г. - «Историю колышка в плетне», которая как бы завершила «крестьянский цикл» Крашевского, в ней раскрыта трагическая судьба крепостного музыканта, чей талант был загублен, перекликающаяся с участью молодого дубка, срубленного для господского плетня.
В творчестве Элизы Ожешко (1841-1910) важное место занимают произведения о белорусской деревне - повесть «Дзюрдзи» (1885) об убийстве крестьянами народной знахарки, эта повесть включила в себя
Литературные истоки польской деревенской прозы
289
народные предания, легенды, песни; повесть «Хам» (1888) о деревенском рыбаке Павле, его любви к природе, доброте, всепрощении по отношению к изменившей ему жене Франке, испорченной жизнью у господ. В романе «Над Неманом» (1888) проводится идея единения шляхты с народом. Одна из лучших сцен произведения - сцена жатвы, как гимн труду. Шляхта обязана «всецело отдать свои силы народу и земле», - говорит один из героев.
Повесть Болеслава Пруса (1847-1912) «Форпост» (1885) - одно из лучших произведений о деревне в польской литературе. Шляхетская усадьба перестала быть оплотом патриотизма, а крестьянин Слимак героически борется с немецкими колонистами, принуждающими его продать свою землю. Ни поджог всех его построек, ни гибель жены не могут сломить его упорства. Это полнокровный, жизненный образ, лишенный идеализации. Глубоко раскрыта и психология его жены Ягны, батрака Мацека Овчажа, выгнанного на мороз хозяином и замерзшего в лесу с девочкой-«найденкой», сына Слимака Стася, тонкой, художественной натуры, из которого, по словам его отца, никогда не выйдет настоящего крестьянина. Прус все события в повести пытается дать в восприятии крестьян, в их интерпретации.
Замечательны «крестьянские» произведения Генрика Сенкевича (1846-1916) - повесть «Эскизы углем» (1877), новеллы «Янко-музыкант» (1879) и «Ангел» (1880), повести «За хлебом» (1880) и «Бартек-победитель» (1882). В центре «Янко-музыканта» рассказ о печальной участи талантливого крестьянского мальчика, засеченного насмерть невежественным мужиком по приказу управляющего. В повести «За хлебом» появляется тема вынужденной эмиграции польских крестьян в Америку - скитальцев, погибающих вдалеке от родины.
Муки обманутых переселенцев-крестьян изображал и Адольф Дыгасиньский (1839-1902) в повести «На погибель» (1893). В рассказах этого писателя образ деревенского труженика приземлен, зарисовки животной привязанности мужика к земле-кормилице раскрывают славянскую основу натурализма Дыгасиньского.
Во многих произведениях деревенской прозы 1960-80-х годов, как трагический лейтмотив, звучит тема дедов, прадедов, отцов главных героев, которые годы отдавали нечеловечески тяжкому труду на чужбине ради выживания своих семей, чтобы прикупить маленький кусочек поля («Иноплеменная баллада» Т. Новака, «К земле приписанный» Ю. Кавальца и др.).
Стефан Жеромский (1864-1925) остро чувствовал неправду социального притеснения крестьян, болезненно переживал неудачу
290
О.В. Цыбенко
польских восстаний, судьба которых во многом зависела от союза шляхты с народом. Угнетение польской деревни, ее отсталость показаны в рассказах «Сумерки», «Забвение» (оба - 1895). В повести «О солдате-скитальце» (1896) трагически обрывается жизнь старого крестьянина Матуса Пулюта, участника восстания Костюшко, наполеоновского гренадера, оставшегося без руки, двенадцать лет скитавшегося по свету. Инвалид вернулся на родину, его рассказы подбивают крестьян не идти на барщину. По приказу помещика, возненавидевшего своего крепостного, Пулюта казнят, отрубают ему голову.
Простому народу посвятила прекрасные стихи и рассказы Мария Конопницкая (1842-1910). Сермяжные люди, польский мужик, мать-крестьянка «населили» ее лирику, проникнутую скорбью, поэзией, интонацией народной песни. Ее творчество созвучно некрасовскому. «Простые, верные души» - герои ее прозы: сборников рассказов «Мои знакомые» (1890), «Четыре новеллы» (1888). «Крестьянские» новеллы Конопницкой отличаются еще более тонким психологическим рисунком, чем рассказы о деревне Б. Пруса, Э. Ожешко, Г. Сенкевича, в которых преобладал социальный аспект. В поэме «Пан Бальцер в Бразилии» вновь поднята тема вынужденной эмиграции крестьян за океан, оборачивающаяся для них очередным поражением, поскольку им приходится возвращаться ни с чем.
В. Реймонт (1867-1925), сын сельского органиста, противопоставлял космополитический город как некую мистическую силу, «огромное, вечно ненасытное чрево, переваривающее людей и землю», деревне, хранительнице национальных традиций и высокой морали («Земля обетованная», 1895, рассказ «Смерть города», 1905). В романе «Мужики» (1904-1909) жизнь одной польской деревни в течение десяти месяцев (ее реальный прототип - Липцы) переводится в универсальный план - крупные, яркие характеры героев-крестьян с сильными страстями, судьба человека, зависящая от общества и труда на земле, связанного с природными ритмами. Повседневность до некоторой степени оказывается вписанной в миф. Реймонт реалистически конкретно раскрывает важные социальные, экономические, политические проблемы села эпохи рубежа Х1Х-ХХ вв., особенности национального характера и вместе с тем создает натуралистические описания, импрессионистические, лирические картины природы, использует неоромантические приемы. Этот роман, воспринимавшийся в Польше как эпопея, хотя и не сразу, а после награждения Реймонта Нобелевской премией за этот роман в 1924 г., получил широкий общественный резонанс. Один из ярких представителей деревенского течения в прозе 1960-1980-х годов Э. Редлиньский сказал, что
Литературные истоки польской деревенской прозы
291
если бы иностранцу предложить одну польскую книгу, то это должны быть «Мужики» В. Реймонта.
В знаменитой пьесе «Свадьба» (1901) С. Выспяньского есть неоромантическое начало, фольклорный элемент, отсылающий к романтическому мифу в младопольском его преломлении. В основе сюжета -брак поэта, увлеченного «людоманским» хождением в народ, с крестьянкой. Национально-освободительная проблематика перекрещивается с народной, все сословия оказываются бессильными воскресить Польшу, символически звучит финальная реплика драмы: «Эх, мужик! Имел ты шапку и волшебный рог имел!».
Культурное раскрепощение крестьянства, проявившееся в конце XIX в., отразилось в дневниках, воспоминаниях мужиков, в их письмах из эмиграции, которые постепенно начинают проникать в печать. Самородному творчеству большое внимание уделяется в ХХ в., в межвоенное двадцатилетие проводятся конкурсы, публикуются сборники автобиографий, чему способствовали многие видные литераторы и деятели культуры, в том числе Мария Домбровская и Ярослав Ивашкевич.
В те же годы предприняты усилия по изучению этих ценных свидетельств. Получить образование удавалось только редким представителям второго после отмены крепостного права (1864) поколения крестьян. К ним можно отнести Яна Каспровича (1860-1926) и Владислава Оркана, они, ставшие писателями на рубеже XIX и ХХ вв., еще были исключением.
В. Оркан (1875-1930) - своим творчеством, в основном прозаическим, стал полноправным соучастником в деле созидания национальной культуры, внося в нее свое понимание «крестьянскости». Наибольшую известность получили его повести «Батраки» (1900), «В долинах» (1903). В них писатель показал не идеализированный образ польской деревни, погрязшей в нищете, с вытекающими отсюда социально-моральными последствиями. Анализируя расслоение в деревне, Оркан создает новый, синтезирующий образ крестьянской судьбы, пользуется как реалистическими средствами, так и приемами модернистской поэтики. Народные говоры, крестьянская речь присутствуют не только в речи героев, но и в авторском повествовании, стилизация становится важным средством выразительности.
Реалистические традиции классической польской литературы о деревне в межвоенное двадцатилетие получили свое развитие в творчестве Марии Домбровской (1889-1965). Ее книга «Люди оттуда» (1926) посвящена работникам на фольварке1, сельскому пролетариату, она написана на основе близкого личного знакомства с изображаемой средой. Социально-обусловленное соединяется в ней с бытийным, метафизическим.
292
О.В. Цыбенко
Герои Домбровской - люди, данные в полный рост, в общечеловеческом измерении. Рассказ о тяжелой доле крестьян пронизан мыслью о необходимости лада, согласия человека с самим собой, с другим человеком, с природой. Домбровской удалось с помощью особой повествовательной техники, использования языка крестьян проникнуть в сознание своих героев, как бы изнутри высветить их внутренний мир.
Юлиуш Каден-Бандровский (1885-1944) в свойственной ему резко-экспрессионистической манере в политическом романе «Матеуш Бигда» (1933) создал образ крестьянского вождя, прибегающего к жестоким манипуляциям ради достижения и упрочения своей собственной карьеры.
Леон Кручковский (1900-1962) в романе «Кордиан и хам» (1932), в котором он противопоставил романтический повстанческий миф своей идее двух родин - шляхетской и крестьянской, Ванда Василевская в книге «Земля в ярме» (1938) показали судьбу крестьян в переломные эпохи польской истории. Связанные с леворадикальными движениями в 1930-е годы, Кручковский и Василевская своими произведениями, публицистикой, политической деятельностью влияли на возраставшее крестьянское самосознание интеллигентов, писателей, выходцев из деревни.
В межвоенном двадцатилетии дебютировали уже более двадцати писателей крестьянского происхождения. Именно в этот период, по мнению польских ученых, зарождается народное направление в прозе2, заменившее «деревенскую тему» в литературе. Задачей этих писателей стало освобождение от традиции предлитературного творчества, перенос собственного общественного опыта в подлинную литературу. Важную роль сыграли демократические общественные объединения, движения, деятели, писатели и публицисты именно в такой ориентации крестьян, получивших доступ в культуру: вовсе не все из них, стремясь к литературной деятельности, изначально осознавали, что именно в этом состоит их уникальная миссия. В 1930-е годы в творчестве М. Чухновского, Ю. Пшибося, С. Млодоженьца, В. Скузы, Ю. Мортона, С. Пентака, Б. Ожуга вырисовывается больше всего захватившая их проблема - описание неоднозначных коллизий, вытекающих из массовой эмансипации крестьян, принадлежность крестьянских интеллигентов двум культурам одновременно - материнской и почерпнутой в процессе приобщения к городской.
Наиболее, может быть, интересным произведением «крестьянской» литературы предвоенных лет стал роман Станислава Пентака (1909-1964) «Юность Яся Кунефала» (1938), явивший собой вариант «портрета художника в юности». В роман включены фрагменты дневника, автобиографической повести 1926 г. - на правах литературных проб заглавного героя. Смена повествователей, точек зрения и способов
Литературные истоки польской деревенской прозы
293
рассказывания делают роман разнородным и увлекательным (замечательным рассказчиком, например, предстает отец главного героя). Дневник обнаруживает ощущение бессилия и растерянности, автобиографическая повесть связана с воспоминанием о тяжелой болезни, пережитой в детстве, сон здесь смешивается с явью, постепенно укрепляется сознание необходимости ухода из родной среды, «дорастания» до роли интеллигента. С этой личной линией внутренних метаний героя связана история его рода, в каждом поколении которого находился человек, в чем-то выламывающийся из своей среды: отец главного героя был эмигрантом, брат - поэтом и дезертиром, дядя - мистиком и неудачником. Пентак обнаруживает глубинную связь художника из крестьян с миром народных верований, мифов, поэзии, открывает затем плодотворно развитую в деревенской прозе 1960-1980-х годов возможность для литературы черпать из сокровищницы «крестьянской» мифологии. Роман производит впечатление правдивого изображения поисков собственного пути в литературу, единичная биография становится универсальным символом становления «нового человека», примером художественного аутентизма, как считал основатель направления аутентизма в польской литературе С. Черник (1899-1969).
Подлинно художественным исследованием непростой ситуации в польской деревне начала 1950-х годов стала повесть Марии Домбровской «На деревне свадьба» (1955), большинством критиков признанная писательским и гражданским подвигом. Конкретно-реалистическое описание села того времени, тонкий психологический рисунок помогли писательнице выразить подлинную правду о драме насильственного введения коллективизации, неприятие крестьянами многих изменений, пропагандировавшихся новой властью со всевозможных трибун. Эта повесть высветила ложность, схематичность «производственных» произведений на сельскую тему, написанных «по заказу» в начале 1950-х годов, таких как «Тракторы разбудят весну» (1951) В. Залевского, «Люди из-за реки» (1951) Л. Бартельского и многих других. По замечанию К. Новосельского, «в крестьянском соцреализме преобладал скорее бюрократический экспорт, хотя деревенское происхождение не защищало автоматически от влияния пропагандистских искажений»3. Повесть М. Домбровской, можно сказать, расчищала путь деревенской прозе 19601980-х годов.
Вильгельм Мах (1917-1965), родом из крестьянской семьи, в романах «Дом Явора» (1954), «Жизнь большая и малая» (1959), «Агнешка, дочь Колумба» (1964) отразил многие реалии послевоенной деревни, стремясь к правдивости и раскрытию сложных характеров, трудного переплетения
294
О.В. Цыбенко
человеческих судеб, экзистенциальных, моральных проблем, не поддающихся однозначному толкованию. Хотя местом действия в этих произведениях является деревня, большинством героев - крестьяне, незаурядный талант В. Маха в большей степени сосредоточен на проблемах личности как таковой и ее взаимодействия с окружением. В романе «Жизнь большая и малая» в центре - сопоставление детского восприятия мира, отличающегося полнотой, со «взрослой» оптикой повествователя, отдавшегося воспоминаниям. В «Агнешке...» - психологическая коллизия, возникшая между сельской учительницей и старостой деревни Балчем, использующим свой заработанный во время войны авторитет как обоснование своей деспотичной власти, драма любви - ненависти.
Ранее других созданный Махом «Дом Явора», в котором повествование сконцентрировано на психологических, семейных конфликтах, связанных с социальным расслоением в деревне и «биологическими» страстями, завистью и т. п., можно отнести к широко понимаемой послевоенной деревенской прозе, хотя в этом романе нет еще специфических проблем, определивших в полной мере своеобразие этого течения. В художественном плане «Дом Явора» в значительной степени опирается на реализм польской прозы XIX в.
Таким образом, богатая традиция польской литературы о деревне -освоение ею не только конкретного жизненного материала определенной эпохи, но и сущностных констант народного бытия, его философии, его поэзии, постижение драматичного опыта «вхождения» крестьян в общенациональную культуру - во многом предопределила плодотворность и силу деревенской прозы 1960-1980-х годов. Притяжение и отталкивание от опыта предшественников по-разному проявилось в творчестве Кавальца, Новака, Мысливского, Редлиньского и других писателей, которые, конечно, учитывали и использовали также лучшие достижения всей мировой литературы.
Примечания
1 Помещичье хозяйство, небольшая усадьба, хутор.
2 См. например: Зёнтек З. Революционные традиции польской литературы 20-30-х годов и развитие современной деревенской прозы // Литературная критика европейских социалистических стран. М., 1978. С. 80-81.
ъNowosiekkiK. К.^укооЬеспоза.'М'а^а^'а, 1983. 8. 84.
