Литературное наследие Либания как источник изучения высшего образования в восточных провинциях Римской империи Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Т. Б. Перфилова

ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ ЛИБАНИЯ КАК ИСТОЧНИК ИЗУЧЕНИЯ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ В ВОСТОЧНЫХ ПРОВИНЦИЯХ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

(Окончание. Начало см.: Ярославский педагогический вестник. 2002. № 1, 2.)

Формы и методы воспитательной работы Либания

Либаний относил себя не только к числу преподавателей, пробуждающих у студентов любовь к слову и подготавливающих их к достойнейшей из профессий - оратора. Он видел свою задачу также и в воспитании молодёжи, полагая, что главное дело софиста -"своими речами побуждать к совершению должного, препятствовать вредному" ("К тем, которые не держат речей". 3). Риторика в его глазах обретала универсальное значение как главное средство воспитания юношества. Хотя Либаний в своей профессиональной деятельности прибегал к разнообразным воспитательным средствам, например, не "только журил, но и приветствовал за ревностность" к занятиям студентов (ер. 349), ходайствовал перед императорами и их наместниками за попавших в опалу ближайших родственников своих учащихся, что, безусловно, имело большой воспитательный резонанс, главную роль в процессе становления будущих граждан он всё же отводил речам. Потребность в таких речах создавали сами студенты безответственным отношением к учёбе, аморальным поведением. Пьянство, кутежи, незаконные связи студентов, не встречавшие должного отпора со стороны их отцов, самих погрязших в удовольствиях, заставляли его обращаться к увещеваниям и вразумлениям, потому что такое поведение, Либаний был в этом уверен, "недостойно святилищ, ежедневно

посещаемых вами" ("Юношам о ковре".5).

Поведение студентов в аудитории или во время декламаций Либания в театре тоже нельзя было назвать прилежным. Когда произносится речь, с сожалением замечает Либаний в речи "К юношам о слове", "много кивков друг другу насчёт возниц, мимов, коней, плясунов, много насчёт драки, или состоявшейся, или ожидаемой (12)... Одни стоят, словно каменные, ударяя одной кистью руки по другой, другие не оставляют в покое носа., третьи сидят, хотя столь многие места речи способны взволновать, иные несколько усаживают того, кто привстал, те считают новых посетителей, этим достаточно смотреть на листья, иным болтать, что придётся, приятнее, чем отдать своё внимание ритору (13). Ещё более дерзкие поступки - подрывать подлинные рукоплескания фальшивыми, мешать крику разразиться и идти по всему театру, отвлекая от речей возможно большее число народу то ложными вестями, то приглашением в баню" (14). Объясняя причины столь дерзкого поведения "негодных" (там же. 27) студентов, Либаний не может не признать падения авторитета риторов и значения красноречия ("не вижу, чтобы все юноши любили публичные декламации" (там же. 10); "вы слепы к красоте речей" (20); "занятие это в пренебрежении и не приносит ни славы, ни силы, ни дохода" ("Против тех, кто издевались над ним за его преподавание". 32).

Вторую причину Либаний видит в том, что "красноречия недостаточно для благоденствия "(там же. 13). Мизерные

награды за труд ритора "не склоняют юношу к терпеливой работе" (там же. 15). Нищенское положение профессоров риторики, в отличие от процветающих адвокатов (там же. 48), превращало усердные занятия красноречием в бесперспективное времяпрепровождение, по мнению студентов (21). Частые болезни, немощность и старость Либания приводили к распространению слухов, что он не в состоянии чему-нибудь научить (там же. 1; "К юношам о слове". 19), а его выученики не могут сделать блестящей карьеры ("Против тех, кто издевались над ним за его преподавание". 1, 5, 30, 41). Эта причина также не способствовали ни росту числа студентов, ни пробуждению энтузиазма в их работе.

Родители учащихся, здраво оценивая ситуацию, сложившуюся вокруг риторики, отказывали преподавателям в поддержке их требований; напротив, сокрушается Либаний, "они не грозят детям, не оставляют без обеда, без ванны за их нерадивость, не наказывают одних, не стращают других, что выгонят, что откажутся от них, что оставят наследство другому..." ("Против тех, кто издевались над ним за его преподавание". 24). В подобной ситуации, когда обстоятельства разного уровня: падение значения общественно-политического красноречия, снижение авторитета преподавателя, недостатки семейного воспитания - действовали в совокупности, вряд ли увещевания и призывы были эффективными средствами воздействия. Либаний же, свято веривший в могущество убедительного, эффектного слова - дара богов, по-прежнему без устали пытался наставлять и воспитывать речами. Он приводил в пример образованных императоров, которым красноречие помогало в управлении державой (там же. 50), перечислял своих "детей" -выпускников Антиохийской высшей

школы, которые работают риторами "на трёх материках" или честно, благодаря привитой им нравственности, без интриг и посредников выполняют обязанности адвокатов, не нажив барыша, но сохранив честь и достоинство (там же. 27, 41). Он призывал к совести и разуму, убеждал, подсказывал способы выхода из затруднительных ситуаций при использовании ораторских средств. Либаний пытался контролировать поведение студентов и за пределами аудитории. В этой связи показательна его речь "К юношам о ковре", которую профессор вынужден был произнести, узнав об "издевательстве самого бесцеремонного свойства" (17), о "позорнейшем наказании", которым юноши подвергают своих педагогов. Педагогами в древности называли гувернёров, "дядек", воспитателей молодёжи, которые оказывали юношам "поистине великие услуги", "понуждая" их к учению, заботясь о здоровье, прививая хорошие манеры (7-8). Однако суровость педагогов, о которой не может не упомянуть и Либаний (37; "К Аристиду за плясунов". 48), их рукоприкладство не только вызывали страх у воспитанников, но порождали, вместе с ним, ненависть и желание отомстить за испытанное унижение этим "стражам цветущего возраста" ("К юношам о ковре".7). Подстрекаемые некоторыми преподавателями (?!), дискредитирующими, по мнению Либания, это звание (там же. 29-30), юноши во главе с учащимся, обиженным его педагогом, начинали сводить счёты с воспитателями. Они расстилали на земле ковёр, затем, положив на него "провинившегося" педагога, подбрасывали его на "значительную" высоту, улюлюкая и издеваясь над позами и криками подвергнутого "позорнейшей доле". По своему усмотрению студенты могли подхватить подброшенного, не дав ему разбиться, или, напротив, позволяли упасть на землю, продолжая при этом со

смехом глумиться над скорченным и изуродованным телом (18). Либаний воспринимал эти выходки студентов, совершаемые в "покоях Гермеса", то есть в коридорах учебного заведения или рядом с ним, как преступление по отношению к личности, как собственное оскорбление. В своей гневной речи, обращённой к осрамившим себя студентам, он объясняет безнравственность их поступка. Он обвиняет их в оскорблении и попрании прав личности, которая уже никогда не может выполнять своих обязанностей, опасаясь нового позора. Он доказывает студентам, что, унизив педагогов, "к которым обычай требует уважения" (6), они покусились и на честь преподавателей, которые нуждаются в труде воспитателей (19). Либаний заставляет студентов вспомнить достоинства их гувернёров, для которых «есть только одно дело -юноша и его польза» (8), и призывает их избегать самосуда и физической расправы впредь, предложив цивилизованный способ разрешения возникших конфликтов: предъявление жалобы, обвинение, сбор улик (17). Он порицает участников этого «гнусного» мероприятия, которые продемонстрировали силу десятерых против одного, и всех очевидцев этого истязания за то, что не остановили своих товарищей, но, напротив, присутствовали на экзекуции, став соучастниками преступления. Он призывает думать о чести alma mater, состав учащихся которой может уменьшиться из-за бесчинств и беспорядков, происходящих в ней. Таким образом, Либаний предпочитал убеждать, воспитывая, и «водворять дисциплину среди учеников путём красноречия, а не при помощи бичей» (там же. 38), полагая, что «вразумление путём ударов и бичами ... имеет противоположное действие» (там же. 1), а польза от совета «более действенна и более способная исправить» (там же).

Однако, справедливости ради, заметим, что к этому убеждению Либаний пришёл, видимо, к концу педагогической деятельности. В более ранних по времени создания речах, например, «Против тех, кто издевались над ним за его преподавание» он не скрывает, что против нерадивых студентов употребляет все воспитательные средства: на одних удары, на других слова, более хлёсткие, чем плётка. (6). В «Посольском слове к Юлиану» он также рекомендует к ленивым ученикам применять плётку (78). Он считает, что пользу мальчикам приносят, огорчая, и педагоги, и учителя, и не считает возмутительными угрозы, удары и другие неприятности со стороны родителей («О приглашениях во время праздников». 23). Комментируя эти высказывания ритора, мы вынуждены обратить внимание на то, что в поздней Римской империи насилие над личностью со стороны людей, наделённых властными полномочиями, превратилось в юридическую норму (Cod. Just. X. 32, 33; Cod. Theod. IX. 1,5). Не только низшие слои населения, но и муниципалы, городская элита, считались подданными императора и потому могли быть подвергнуты физической расправе без санкций суда. Либаний сам неоднократно упоминает о телесных наказаниях членов антиохийской курии, не только за участие в заговорах и волнениях, но даже за несвоевременное поступление податей в имперскую казну (aut. 212; «К Икарию». 28; «Против Икария» 13, 42).

Итак, Либаний, в отличие от римского ритора Квинтилиана (I в.), не был убеждённым противником недопустимости унижения личности воспитанника, и если он всё же пришёл к этой мысли, то в этом мы видим его заслугу, результат рефлексии его собственного педагогического опыта, в котором были и успехи, и разочарования.

В распоряжении преподавателей высших школ были и другие меры наказания, помимо бичевания воспитанников. Либаний упоминает, что наиболее несносных студентов, мешавших ему в проведении занятий, он изгонял из аудитории: «Ведь вы знаете, что нередко я действительно поступал так [т.е. «обрушивался на обидчиков гневом и речами, подсказанными гневом» - Т.П.] и с криком приказывал не раз кому-либо, наложив на шею ленивца десницу, выбрасывать его» ("К юношам о слове". 15). Наиболее позорным наказанием, задевавшим честь и достоинство студента и его семьи, считалось исключение из высшей школы. К этой исключительной мере Либаний прибегал редко, так как и в педагогическом коллективе, и в обществе в целом отчисление воспринималось как показатель слабости преподавателя и неспособности повлиять на развитие и воспитание студента. Уменьшение числа слушателей недоброжелатели -соперники Либания воспринимали бы как свою победу над стареющим ритором («они желают узреть . меня во главе немногих и власть мою уменьшенною» - там же. 33). Кроме того, у Либания были обязательства перед именитыми родителями студентов, даже нерадивых, дружба с ними и с городами, откуда они происходили. Изгнание из состава школы Либания означало бесчестье, что для знатных и известных семей было равносильно гражданской смерти. Фраза, приведённая нами ниже, очень показательна для иллюстрации отношения общества к высшему образованию и изгнанию из коллектива студентов. «Это [бесчестье] остаётся неотлучно, - считает Либаний, - . с юности до кончины. Бессовестный, со взором пса, не ты ли был изгнанным из святилищ, отведённых речам, как осквернявший музам их местопребывания? Вот почему, -

разъясняет он, - щадя и отца, и мать, и города, и будущих детей, на которых перешло бы бесчестье, одного я простил, другого пожалел, и правильным оказалось мое решение, как я сам убеждаюсь» ("К юношам о слове". 35).

Таким образом, среди основных воспитательных средств Либания мы можем отметить его речи, увещевательные, обличительные, призывающие, во-первых; во-вторых, принуждения; в-третьих, наказания, главным образом, физические. Но мы, вслед за ритором, должны признать, что он не спешил применять наказания и предпочитал больше прощать, снося обиды, чем наказывать (там же. 34). Заслуги Либания на преподавательском поприще были высоко оценены ещё при жизни профессора. В 383/384 гг. император Феодосий I удостоил его титула почётного префекта претория, который по достоинству приравнивал Либания к высшим сановникам империи, что существенно упрочивало его положение в Антиохии и вводило в число лиц, имевших право участвовать в совещаниях при правителях [1]. Гражданская активность Либания становится ещё более высокой. Именно последнее десятилетие жизни знаменитого ритора (он умер в 393 г.) было временем наивысшего напряжения его сил и расцвета его литературного творчества. На 378-392 гг. приходится преобладающее количество его речей, которые являлись закономерной реакцией на изменения, происходившие в жизни его Антиохии и империи в целом. Он активно критиковал членов антиохийской курии, представителей государственной администрации, выступал с обличительными и обвинительными речами, сам становясь при этом объектом критики и недоброжелательного отношения со стороны властей. Названия некоторых его речей: «Против тех, кто издевались над ним за его преподавание», «К тем,

кто назвали его несносным» - прямо свидетельствуют об этом. Участие в общественно-политической жизни города отрывало Либания от его преподавательского труда. Он вынужден был заканчивать занятия в полдень, так как обеда начинались дела иного рода, связанные с подготовкой речей и выступлениями, перепиской, составлением обращений к императору. Либаний не мог не замечать, что преподавать риторику становится всё труднее, ибо те негативные процессы, которые только зарождались в середине IV в. и выглядели случайными, к концу столетия обрели чёткие очертания и выступали как закономерные явления. Общественно-политическое значение красноречия падало по мере укрепления монархического режима, сопровождавшегося ограничением прав муниципального самоуправления и превращением муниципальной аристократии из второго по значению (после сенаторского) сословия империи в одно из второстепенных малопривилегированных сословий, полностью находящегося во власти чиновно-бюрократического аппарата [2]. Непрерывно сужались функции муниципального самоуправления и в сфере образования. «Среднее» образование в IV в. приходит в заметный упадок; «высшее» муниципальное образование свёртывалось [3].

Молодёжь устремлялась в высшие школы ярко выраженной профессиональной направленности, особенно в специализированную юридическую школу в Берите и юридические факультеты Рима, Константинополя, окончание которых вселяло надежды на получение востребованных и хорошо оплачиваемых профессий («Против бежавших». 24; «К Анаксентию». 1214.). Интерес к греческой культуре заменялся стремлением к изучению латинского языка и основанной на нём

юриспруденции, которая привлекала перспективами выгодной служебной карьеры («К Евмолпию». 5, 17; «О контрактах».5)

Авторитет профессоров риторики исчезал, и это, в свою очередь, порождало халатное отношение учащихся к студенческим обязанностям, неуважение к преподавателям, недостойное поведение на занятиях. Число студентов Либания сокращалось, работа больше не приносила ему радости (аи054; "К императору, против тех, кто осаждает правителей". 13). Конечно, ораторское искусство не исчезло полностью, но на исходе античности оно могло существовать только как прославляющее (эпидейктическое) или церковно-проповедническое. Истоки этих новых типов красноречия уходили в языческую школу риторики. Одна из них, лицом которой, "визитной карточкой" был Либаний, - антиохийская - через своих выпускников, культуру ораторского труда, приёмы живого общения с аудиторией, риторическую эстетику обрела бессмертие в христианской проповеди, сбалансировав дидактическое содержание и декоративные элементы стилистики. Не оказался утраченным с течением времени и педагогический талант Либания. Трудно не согласиться с тем, что учитель, как и оратор, может «своими речами побуждать к совершению должного, препятствовать вредному» («К тем, которые не держат речей». 3). Принципы опережающего обучения и индивидуального подхода, которыми умело пользовался профессор, широко применяются в современной средней и высшей школе. Ограниченные возможности памяти учащихся, заставляющие преподавателей тщательно отбирать и структурировать материал, были хорошо известны Либанию («Против тех, кто издевались над ним за его преподавание», 22), что заставляло его выстраивать программу

обучения вокруг немеркнущих в веках Гомера и Демосфена. Устные и письменные формы обучения предметам гуманитарного цикла, комментированное чтение, пристальное внимание к грамотной, правильной, ясной, красивой речи воспитанников, тщательное композиционное построение выступления можно также считать наследием античной педагогики, ярким представителем и образцовым последователем которой был ритор Либаний.

Литература

1. Курбатов Г. Л. Ранневизантийские портреты. К истории общественно-политической жизни. Л., 1971. С.55.

2. Курбатов Г. Л. Восстание Прокопия (365-366) // ВВ. Т. XIV. 1958. С. 11

3. Его же. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в ^^П вв. (конец античного города в Византии). Л., 1971. С.186.