CC BY
67
▲
Теория искусства
УДК 821.161.1
ЛИТЕРАТУРНО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ
Необходимость обращения к литературно-эстетическим позициям Петра Андреевича Вяземского стала остро ощущаться в последние десятилетия, когда резко возрос читательский интерес к истории отечественной литературно-критической мысли.
Как справедливо отмечает Л.В. Дерюгина, «эстетика Вяземского не является частью разработанной философской системы; его представления о сфере эстетического, о роли эстетического переживания в жизни не получают сколько-нибудь отвлеченного теоретического обоснования. Их источник — непосредственное самоощущение поэта, человека, которому область художественного творчества дана не извне, как замкнутый и отделенный от личности исследователя предмет изучения, а изнутри, как мир живого личного опыта, закономерности которого естественно предопределяют особенности видения мира в целом. Поэтому он предпочитает полагаться не на мысль, а на чувство — именно как на более верное средство достижения истины» [5, с. 11—12].
Большое значение в формировании эстетических взглядов П.А. Вяземского имела принадлежность критика к литературному обществу «Арзамас». Его критические воззрения, просветительство и историзм берут начало именно в принадлежности к радикальному крылу арзамасского братства.
В первой четверти XIX века Вяземский создал значительные литературно-критические работы: статью «О Державине» (1816), предисловие «О жизни и сочинениях В.А. Озерова» (1817), статью «О "Кавказском пленнике"» (1822), предисловие к сочинениям И.И. Дмитриева (1823),
К.С. Позднякова ПОЗИЦИИ П.А. ВЯЗЕМСКОГО
статью «Замечания на краткое обозрение русской литературы 1822 года» (1823). Новизна этих работ заключалась в том, что Вяземский выдвинул в них важнейшие проблемы русской критики: историзм, влияние просвещения на развитие литературы, народность литературы, самобытность лучших произведений русских писателей, значение сатиры, передовой характер романтизма Пушкина. Теоретико-эстетические высказывания критика в этих статьях порой даже «ценнее непосредственного разбора тех произведений, по поводу которых они написаны» [6, с. 230].
Статья «О Державине», на наш взгляд, очень важна для характеристики литературно-эстетических позиций П.А. Вяземского. В своих суждениях критик в первую очередь отмечал своеобразие поэзии Державина, обосновывал оригинальность его творчества. Вяземский первый в русском литературоведении отверг сравнение творчества Державина с творчеством Ломоносова. «Но что между ними общего? — рассуждает Вяземский. — Одно: тот и другой писали оды. Род, избранный ими, иногда одинаков, но дух поэзии их различен» [2, с. 10]. Более того, он указал, в чем состоит различие между ними: «Ломоносов в стихах своих более оратор, Державин всегда и везде поэт... Ломоносова читатель неподвижен; Державин увлекает, уносит его всегда за собою. Пиитическая природа Державина есть природа живая, тот же в ней пламень, те же краски, то же движение. В Ломоносове видны следы труда и тщательная отделка холодного искусства» [Там же. С. 10—11]. Критерием сравнения писателей выступал «дух поэзии». И здесь, как справедливо
отмечает Н.И. Мордовченко, Вяземский «выступает в роли новатора, захваченного веяниями романтической критики» [7, с. 289]. Для него Державин — преемник поэтических традиций Ломоносова, превзошедший его во многих отношениях. Для Вяземского творчество Державина своего рода апогей развития русской литературы XVIII века. Он даже попытался определить те качества русской поэзии, которые нашли дальнейшее развитие в поэтической практике Державина: у Ломоносова, по мнению критика, поэт учился «звучности языка пиитического и живописи поэзии», у Петрова «похитил он тайну заключать живую или глубокую мысль в живом резком стихе — тайну, совершенно неизвестную Ломоносову» [2, с. 8]. Только синтезировав все лучшее, что было в поэзии до него, Державин смог вступить на совершенно новый путь в поэзии, на который никто до него не вступал. Из этого следует, что Вяземский подчеркивал связь творчества Державина с поэзией классической русской школы; наиболее явственно она обнаруживается в области высокой одической поэзии.
Державина как поэта, наделенного редкими качествами художника, философа, мыслителя, Вяземский считал оригинальнейшим поэтом не только российского масштаба, но и мирового. Своеобразие его таланта он выразил очень удачно и поэтически достоверно практически в нескольких словах: «Природа образовала его гений в особенном сосуде — и бросила сосуд» [Там же]. Позднее эти слова много раз приводились другими критиками, характеризовавшими творчество Державина. Уже в первом литературно-критическом опыте проявилась неотъемлемая черта литературно-эстетической позиции Вяземского — стремление к историко-литературному осмыслению современной ему литературы.
На наш взгляд, важно, что критик отметил в Державине «подражательность», но «творческую», и потому «он поэт», которому «юный питомец муз» «не будет подражать... в слоге», он «усилит рождающийся талант и даст ему крылья» [Там же. С. 12]. И в дальнейших своих критических работах Вяземский подходил к оценке писателей с вопросом: способны ли они дать следующему поколению «новые крылья»?
Эту способность критик видел и у В.А. Озерова, о чем написал в своей литературно-критической работе «О жизни и сочинениях В.А. Озерова» (1817). Современники Вяземского находили, что эта работа была написана уже узнаваемой «вяземской» рукой, со всеми достоинствами и недостатками, присущими его прозе. Здесь и полные сарказма замечания в адрес «людей неподвижных», которые не замечали или не хотели замечать прогресс в литературе и обществе, и дерзкий отказ превращать статью в послужной список. Вяземский в этой работе показал себя как отличный знаток театра. Он прекрасно ориентировался в творчестве не только Озерова, но Сумарокова, Княжнина. Общий тон статьи довольно спокойный, но все же критик периодически сбивается на безоглядные похвалы своему герою.
П.А. Вяземский выделил Озерова из армии классических трагиков, но романтиком не назвал. Эта критическая работа полемически заострена против классиков, разум которых, «достигший ветхости при постоянном ребячестве и представляющий картину развалин недостроенного здания, не изменяя первым урокам, удивляется, что смеют писать трагедии после Сумарокова, и, довольствуясь повествованиями Елагина, ужасается святотатства смельчака, дерзающего готовить русскую историю» [2, с. 15]. Последние слова, как отмечает Н.И. Мордовченко, обращены к противникам Карамзина [7, с. 289].
Произведения Озерова П.А. Вяземский связал с историческими судьбами русского театра, руководствуясь в своих оценках идеей развития. И здесь мы отмечаем один из важных принципов статей Вяземского — историзм. Этот принцип сказался и в стремлении рассматривать художественные произведения в их литературном ряду (от прошлого к настоящему), и в требовании соответствия литературных произведений той действительности, которую они описывают. Этот тезис он подтверждает словами: «Древние позволяли себе изменять хронологической истине истории, смешанной у них всегда почти с баснословными преданиями, не менее уважаемыми. Мне кажется, что и новейшие трагики могут отступать от частной исторической истины с тем только, чтобы быть ей верным в общем смысле. Трагику, например, позволено
I
Теория искусства
изменять истории в подробностях и по желанию своему переносить героя за двадцать лет вперед или назад в его жизни, забывать о семейственных связях его; но характер исторический героя должен быть для него святынею, до которой не может он дотрагиваться своенравною рукою. Трагик, представивший нам тирана благотворителем своих подданных или друга свободы рабом пресмыкающимся, равно виновен перед историею и перед трагедиею» [2, с. 29].
В этой работе Вяземский был уже захвачен романтическими веяниями. Он утверждал, что трагедии Озерова принадлежат к новому драматическому роду — романтическому. Это заявление критика положило начало спору между ним и А.С. Пушкиным. Последний не считал Озерова романтиком. Сам Вяземский в своей приписке к статье, написанной в 1876 году, вспоминал: «Пушкин никак не хотел признать его романтиком. В некотором отношении он был прав. В другом был и я не совсем виноват. Во-первых, я его не решительно провозглашаю романтиком, а говорю, что он несколько сближается с романтиками» [Там же. С. 40].
Как отмечает М.И. Гиллельсон, отнесение Озерова в разряд романтиков имело не только литературный, но и политический смысл, так как Вяземский соотносил классицизм с деспотизмом, а романтизм — с оппозиционными устремлениями передового дворянства [4, с. 66].
Принцип историзма мы находим и в критических исследованиях, посвященных творчеству Пушкина. Историзм, по Вяземскому, должен быть обращен не только в прошлое, но и в будущее своей страны. Недаром в статье «О "Кавказском пленнике"» он говорит: «Слишком долго поэзия русская чуждалась природных своих источников и почерпала в посторонних родниках жизнь заемную, в коей оказывалось одно искусство, но не отзывалось чувству биение чего-то родного и близкого» [1, с. 47]. Прошлое, по Вяземскому, нельзя отменить, пересмотреть — его можно только изложить во всей взаимосвязи его элементов. Только в этом случае оно откроет возможность будущего. Лишь вполне определившееся эстетическое явление дает толчок для дальнейшего развития искусства, заставляя его двигаться вперед в поисках новых путей. Вяземский считал, что способность
к эстетическому переживанию определяется жизнью человека во времени, между прошлым и будущим. Это переживание жизненно необходимо. Эстетическое выражение понимается как способ перевода явления из будущего в прошлое, оформление его как элемента картины мира. Именно поэтому, когда критик говорит, что русское общество до сих пор не выразилось литературой, это для него прямая угроза дальнейшему развитию и русского общества, и русской литературы. Он старается удержать эстетический облик уходящей России, тем самым предпринимая попытку отделить новое от старого, дать возможность новому самоопределиться, найти свой собственный, истинный образ.
Возвращаясь к «Кавказскому пленнику», считаем необходимым отметить, что Вяземский советовал Пушкину писать следующую поэму уже на сюжет из русской истории. Он считал, что литература должна быть самобытна, тем самым определяя еще одну категорию в своих эстетический позициях. По Вяземскому, чем больше в произведении самобытности, тем оно художественнее. В «Замечаниях на краткое обозрение русской литературы 1822 года» он отстаивал мысль об оригинальном характере русской литературы: «Нам все как будто не верится, что можем в числе современников наших иметь писателей отличных. Если слава их, рассеяв все препоны и достигнув лучезарного полдня, уже слишком нестерпимым блеском светит нам в глаза, то мы стараемся уверить себя и других, что блеск этот заемный» [Там же. С. 232].
Что касается народности, то Вяземский впервые в русской критике употребил этот термин — сначала в письме к А.И. Тургеневу от 22 ноября 1819 года, а затем специально с теоретическим истолкованием его в предисловии к пушкинскому «Бахчисарайскому фонтану». Он так же обратил внимание на то, что необходимо разграничивать понятия «народность» и «национальность». Слово «народный» отвечает двум французским словам «populaire» и «national». В своем исследовании Вяземский связал воедино проблему народности литературы с проблемой ее романтического направления:
«Издатель: .Что есть народного в Петриаде и Россиаде, кроме имен?
Классик: Что такое народность в словесности? Этой фигуры нет ни в Пиитике Аристотеля,
ни в Пиитике Горация.
Издатель: Нет ее у Горация в Пиитике, но есть она в его творениях. Она не в правилах, но в чувствах. Отпечаток народности, местности — вот что составляет, может быть, главное, существеннейшее достоинство древних и утверждает их право на внимание потомства.
Классик: Уж вы, кажется, хотите в свою вольницу романтиков завербовать и древних классиков. Того смотри, что и Гомер, и Вирги-лий были романтики.
Издатель: Назовите их, как хотите; но нет сомнения, что Гомер, Гораций, Эсхил имеют гораздо больше сродства и соотношений с главами романтической школы, чем со своими холодными, рабскими последователями, кои силятся быть греками и римлянами задним числом. Неужели Гомер сотворил "Илиаду", предугадывая Аристотеля и Лонгина, и в угождение какой-то классической совести, еще тогда не вымышленной?..» [3, с. 49—50].
Отрицая противопоставление классицизма романтизму, Вяземский выдвинул историческую точку зрения на развитие литературы, «исходя из которой и классицизм античности, и романтизм Нового времени являются художе-
ственным выражением народности литературы» [6, с. 233]. После этой публикации Кюхельбекер назвал критика «начальником передового войска романтического» [1, с. 11].
Одним из немаловажных достоинств Вяземского мы считаем его умение обращаться к читателю напрямую. Многие литераторы не приняли такое понимание русской критики, но постепенно все стали следовать его принципам: обращаясь к читателю, старались переманить его на свою сторону в полемике. Через несколько лет выступлений Вяземского критика, введенная им, становится нормой в России.
Хочется отметить еще одну особенность Вяземского-критика: в своих статьях он никогда не забывал сказать о мастерстве автора, об особенностях его стиля, о владении словом, письменной речью. Но часто у него за той или иной цитатой встает «второй план» — литературно-бытовая ситуация, этой цитатой описанная и с ней связанная. Раскрыть этот второй план важно для того, чтобы понять, как Вяземский воплотил на практике идею взаимопроникновения литературы и общества — одну из центральных в его эстетической программе.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Афанасьев, В. Звезда разрозненной плеяды [Текст] вступ. статья / В. Афанасьев // П.А . Вяземский. Дорожная дума. — М.: Детская лит., 1981. — С. 3—23.
2. Вяземский, П.А. Собрание сочинений [Текст]. В 2 т. Т 1 / П.А. Вяземский. — М.: Худож. лит., 1982. — 383 с.
3. Он же. Эстетика и литературная критика [Текст] / П.А. Вяземский. — М.: Искусство, 1984. — 458 с.
4. Гйллельсон, М.И. П.А. Вяземский. Жизнь и творчество [Текст] / М.И. Гиллельсон. — Л.: Наука, 1969. - 392 с.
5. Дерюгина, Л.В. Эстетические взгляды П.А. Вяземского [Текст] / Л.В. Дерюгина // Вяземский П.А. Эстетика и литературная критика. - М.: Искусство, 1984. - С. 7-42.
6. История русской критики [Текст]. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. - 589 с.
7. Мордовченко, Н.И. Русская критика первой четверти XIX в. [Текст] / Н.И. Мордовченко. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. - 431 с.
