CC BY-NC-ND
21
Зарубежная литература
М.А. Козлова
ЛИТЕРАТУРНАЯ ТЕОРИЯ XVI в. О ПОДРАЖАНИИ «ЧУЖОМУ» СТИЛЮ (на материале трактата «О подражании» («Бе т^айопе») Себастьяна Фокса Морсильо)
В настоящей статье освещается вопрос подражания, основного понятия литературной практики, в частности, испанской литературы XVI в., изнутри эпохи. Приводится краткий обзор положений дидактического трактата Себастьяна Фокса Морсильо «О подражании» (1554) в сравнении с работами теоретиков Хуана Мальдонадо и Луиса Вивеса.
Ключевые слова: подражание древним, подражание, риторика, стиль, теория подражания, imitatio, imitatio auctorum, aemulatio.
Путь гуманистической риторики на испанской почве повторял (пусть и с некоторым запозданием) в общих очертания итальянскую линию - однако с рядом особенностей. В XV в. Алон-со де Картахена переводит первую книгу риторики «О нахождении» (De inventione), а также ряд трактатов («Об обязанностях» (De officiis), «О старости» (De senectute), «По поводу возвращения Марка Клавдия Марцелла» (Pro Marcello)). В XV в. появляются еще три перевода (два из них своим выбором повторяют предыдущие): «Об обязанностях» и «О дружбе» (De amicitia) Гонсало де ла Кабайерия и «По поводу возвращения Марка Клавдия Марцелла» Альвара Гарсии де Санта Мария. Все пятнадцатое столетие идет, через опосредованное влияние Италии, подготовка почвы для расцвета в XVI в. ренессансных гуманистических идей, в частности идеи подражания образцам. Арагонский двор в Неаполе открывает дверь в Италию, и начинается движение в обоих направлениях. В Испанию начинают приезжать учителя латыни: Панормита, Филельфо, Лоренцо Валла, Энеас Сильвио и другие; в Италию едут учиться такие будущие видные гуманисты, как Антонио Небриха и Хуан Собрариас.
© Козлова М.А., 2015
Антонио Небриха (1441-1522), возвратившись в 1473 г. из Италии, где жил в течение десяти лет, привозит с собой итальянского Цицерона и других классические образцы гуманизма. Из-под его пера выходит сначала первый гуманистический учебник латыни (Introductiones Latinae, 1481), а потом и первая грамматика испанского языка (Gramática de la lengua castellana, 1492). При его непосредственном участии появляются новые риторические школы, в которых красноречие и латынь преподаются как лучший способ вступить на верный путь в любых науках и искусствах. В 1515 г. Небриха заканчивает сборник цитат из классиков (Artis rethoricae compendiosa coaptatio ex Aristotele, Cicerone et Quintiliano), к которому предпосылает вступительное слово о риторике. По его словам, путь к совершенству выглядит следующим образом: чтобы достичь в искусстве вершин, нужна риторика, лучшие риторы - греки и римляне, а значит, нужно подражать им и соревноваться с ними, изучив искусство красноречия1.
В настоящей статье мы рассмотрим дидактико-философский трактат Себастьяна Фокса Морсильо, испанского теоретика XVI в., посвященный проблемам стиля и методам его формирования2, и сравним его теорию с близкими по времени написания трактатами - «Увещание» (Paraenesis) (1529) Хуана Мальдонада, сторонника «простого подражания», и «О науках» (De disciplinis) (окончен в 1531) Луиса Вивеса, известного эразмиста и педагога.
Новаторство трактата Фокса Морсильо (написанного в 1554 г.), которое подчеркивает сам автор, заключается в том, что до него никто не писал об искусстве формирования стиля через категорию «подражания»3. А в то же время именно imitatio предоставляет лучшие из инструментов для оттачивания мастерства учеников и зрелых авторов. Философ хочет упростить задачу тем, кто хочет начать писать и кто еще не приобрел обширного багажа знаний и метода благодаря прочитанным книгам и собственной практике. Морсильо предлагает свой личный опыт в качестве ориентира для тех, кому он может быть полезен.
Трактат написан на латыни, в популярной для теоретических сочинений форме диалога. Разговор идет между братом автора Франсиско, обучающимся в Левене, и его другом Габриэлем Эн-весией, который является выразителем точки зрения автора, т. е. выполняет функции учителя. В том, как Энвесия обосновывает необходимость подражания, сказываются философские воззрения Морсильо: кроме традиционной ссылки на древних, подражавших древним, а также аргумента о чужом языке, из уст персонажа звучит неоплатоническое описание создания мира Богом, который подражал своему собственному замыслу.
Энвесия обещает рассказать о том, как подражать стилю таких авторов, к которым нельзя приблизиться с помощью простого следования правилам; необходимо читать, изучать и размышлять. Под правилами Морсильо подразумевает предписания школьной риторики, от которой он желает отмежеваться4, несмотря на то что его трактат полностью лежит в русле риторического пособия (если понимать риторику как искусство формирования художественной манеры изложения, стиля на латыни).
Похожее неприятие высказывает Хуан Мальдонадо, но по отношению к грамматике. Полнее всего его взгляды на подражание отражены в трактате «Увещание» (Paraenesis), написанном в форме послания к Гутьерре Карденасу, молодому аристократу-учени-ку5. Гуманист высказывается против тиранической грамматики Небрихи, хотя во многом наследует ту же самую линию, линию обновления схоластического образования. Неприемлемыми для него являются такие нормы и предписания, которые заменяют собой сами образцы, не позволяя учиться непосредственно на материале лучших литературных произведений. Мальдонадо заявляет о себе как о стороннике итальянской системы образования, где после знакомства с базами латинской грамматики ученики берут в руки латинские тексты и из них самих извлекают правила.
Что касается образования в Испании той эпохи, то у С. Фокса Морсильо школьное обучение оставило гнетущее впечатление: учитель риторики предписывал в качестве упражнения выбирать из текстов древних авторов целые фразы и периоды или же брать их из специальных центонов и составлять потом из них новый текст. Такая установка, считает Морсильо, в корне неправильна. Дело не в подражании форме речи, а в подражании природе, духу пишущего, что само по себе сложно объяснить словами: «...todo método de imitación se halla no sólo en palabras o en la forma del discurso, sino también en la semejanza de naturaleza, la cual yo puedo más sentir que explicar con palabras» (...любой способ подражания основывается не только на словах или внешнем виде речи, но и на схожести естества, которое я больше чувствую, нежели могу объяснить словами) [12r]. Подражание может начинаться с изучения «привычек», внешнего, но главным должно стать впитывание и как бы вхождение в чужую индивидуальность: «.asumir la personalidad de éste a través de un impulso natural, una vez que haya estudiado apropiadamente sus costumbres. <...> imitar no es otra cosa que meterse en el espíritu, las costumbres y la naturaleza del autor que uno haya aprobado, y al mismo tiempo, reproducir su forma de pensar y hablar» (...и после того, как надлежащим образом были изучены привычки, [следует] принять
чужую индивидуальность посредством естественного порыва) [12v]. Морсильо разрабатывает сложную, в сравнении с другими теоретиками, теорию стиля. Стиль в его интерпретации оказывается не абстрактным регистром и не выработанной с помощью практики манерой выражаться, а связанной с характером, природой, темпераментом6 и национальностью7 склонностью к тем или иным частным характеристикам речи: краткостью, плавностью, серьезностью и т. д., которые, в свою очередь, определяют доминанту регистра («стиля» в средневековой терминологии) в словесной продукции того или иного автора8. Сколько людей, столько и разных дарований, поэтому нельзя заставить совпасть все манеры думать и выражаться, как нельзя и предположить единственный возможный образец для подражания. Поскольку красноречие, по классической теории древних, питается из трех источников: природного дара, теоретического обучения и практического упражнения (ingenium, ars, exercitatio), то первым и обязательным условием становится совпадение (примерное) природных способностей ученика и мастера-образца.
Очень похожие мысли о естественных склонностях высказывает Луис Вивес в шестой главе третьей книги второго тома «О науках» (De disciplinis)9. Выбор образца происходит непосредственно после определения естественной склонности ученика к тому или иному типу красноречия, тем или иным стилистическим характеристикам, будь то краткость и лаконичность или же пространность и пышность10. Учитель должен проследить за этим определением склонностей, предостеречь от разработки недостатков, принятых за достоинства, и указать на образцы, подходящие в каждом случае11 (подчеркнем педагогический ракурс, с которого Вивес после многих лет преподавания описывает подражание и обосновывает его необходимость).
Главное условие удачи подражания - это природный дар (ingenio). Если природный дар ученика недостаточен для того, чтобы подражать, учителю рекомендуется перенаправить его с пути подражания на «запасной» путь оригинального, как мы бы сейчас сказали, творчества. Если же начинающий оратор способен подражать образцам, то сначала пусть воспроизводит то, что может, а то, что не может, разрешается копировать без изменений, но при обязательном условии осознания этого отхода от нормы.
Вторым важным условием подражания, согласно теории Мор-сильо, является наличие здравого смысла (в противовес догматическим правилам), который помогает определять уместность определенной разновидности стиля (классический decorum) по отношению
к определенной теме и предмету. Морсильо в лице Энвесии приводит в пример древних авторов, которые обладали индивидуальным стилем (estilo personal), но вместе с тем этот стиль лежал в рамках подходящего к их предмету регистра12. Таким образом, совпадение «природных дарований» должно быть дополнено сочетаемостью выбранных стилистических характеристик с предполагаемой темой, которая выбирается в первую очередь, до выбора автора-образца13. На вопрос, как быть, если природа автора не лежит к торжественному размеренному стилю, а в качестве темы выбрано размышление о судьбах государства, Морсильо отвечает просто: существуют естественные склонности, ведущие к узкому набору тем, но практика и упражнение постепенно помогут изъясняться в нужном регистре (не теряя всех индивидуальных качеств, а в разных случаях редуцируя одни и подчеркивая другие) на любую тему.
Что касается множественного подражания, то здесь философ находит средний путь: подражать полноценно, впитывая дух автора, нужно только одному из великих, но при этом можно и даже нужно брать от других мелкие детали, будь то слова, выражения или отдельные риторические достоинства14. А чтобы избежать «рабского» подражания, рекомендуется дополнять подражание собственными силами, главным образом с помощью амплификации: «Es más, al hablar se debe usar de una cierta libertad moderada, para no estar amarrados, ya que el querer seguir siempre los pasos ajenos es extremadamente servil; es mucho más distinguido añadir nosotros algo a lo que imitamos y decir algo a nuestra propia manera, al agregar cosas, amplificar la imitación» (Более того, чтобы не чувствовать себя связанными, при составлении речей необходимо располагать определенной степенью свободы: потому как желание всегда следовать по чужим следам всегда раболепно; гораздо достойнее будет добавить к тому, чему мы подражаем, что-то свое, сказать что-то на собственный лад, амплифицировать подражание, введя новые предметы) [48v].
Заключение Морсильо звучит так: «Así que, al hablar, sean la dicción y el cuerpo del discurso similares a los de Cicerón, Salustio u otro autor; y la cosa que se ha de tratar, el modo y la variedad, acordes con el lugar, el tiempo, la persona, la ocasión y el asunto15 propuesto» (Таким образом, тело и словесное выражение речи должны походить на то же у Цицерона, Саллюстия или друго автора, а та вещь, о которой говорится, способ и разнообразие - соответствовать месту, времени, персонажу, случаю и поставленной теме) [50r]. Наконец, автор De imitatione советует не рассогласовывать содержательный материал (res) произведения и способ его передачи. Приспособивший
поэтическую манеру для рассказа в буквальном смысле «прозаических», неподходящих для этого событиях Апулей выступает здесь как отрицательный пример: «...hay que guardar el decoro propio de la cosa tratada y que no debemos, a la ligera, hacer poético al orador, como hizo Apuleyo, ni oratorio al poeta» (нужно сохранять уместность описания той вещи, о которой говорится, и нельзя легкомысленно представлять в поэтическом виде оратора, как это сделал Апулей, или поэта - в виде оратора) [50v].
Таким образом, Фокс Морсильо противопоставляет свою риторическую доктрину буквальному пониманию овладения искусством слова, которое можно назвать «школьным», грамматическим, или «лингвистическим». В отличие от Вивеса и Мальдонадо, он видит риторику как ученическое умение следовать правилам и копировать готовые тексты-«образцы». Морсильо в своем фило-софско-риторическом размышлении подходит непосредственно к границам литературного: по его собственным словам, его целью является высказывание не о риторике, а о стиле.
Своеобразная психологическая теория автора трактата De imitatione, несмотря на введение «субъективного» (в отличие от «объективной», т. е. предзаданной каноном «гармонии» образца Мальдонадо) критерия выбора образца, все равно отсылает к системе регистров, регламентированных для сочинений текстов на латыни. Морсильо держится более канонической точки зрения и в том, что касается количества образцов: «душевное сродство» двух авторов не терпит стилистического вмешательства третьего. Тем не менее разрешается заимствовать у других детали, не формирующие стиль непосредственно (отдельные слова, эрудицию). Сам автор совершенно свободен в использовании такой риторической фигуры, как амплификация. Область же содержательного материала зависит исключительно от здравого смысла сочинителя, а также от его владения концептом уместности (decorum).
Мальдонадо, сторонник «простого подражания», проявляет похожую свободу в отношении того, что не относится к «чистоте речи» (dicción). По сути, его «цицеронианизм» является таковым только в приложении к педагогике: согласно теоретику, начинающий мастер после освоения азов слова может и должен пользоваться эклектичным подходом к подражанию, заниматься поиском собственной манеры. Мальдонадо, как и два других наших автора, говорит о многосторонней функциональности образцов (то, что не годится для указания идеала речи, может быть использовано в плане эрудиции или мнения). Для Вивеса собственно подражательными в отрицательном смысле, не состязательными момен-
тами являются все свободные ресурсы, идущие отдельно от стиля (упомянутые выше эрудиция и проч.). Состязание с сильнейшими рождается из ясного понятия об идеале красноречия, способности найти качества идеала у автора, отвечающего тебе по принципу склонностей (ingenio), и, наконец, из умения ориентируясь на этот идеал и опираясь на избранный текст(ы) идти к нему. Потому педагог и ритор специально оговаривает момент выбора языка: он советует писать на родном языке, так как именно он дает больше возможностей для того, кто им владеет.
Все три доктрины, «психологически-стилистическая» теория Морсильо, дидактическая система гармоничного языкового выражения на литературной латыни Мальдонадо и учение о состязании Фокса Морсильо, совпадают в том, что существует ряд разнородных элементов, так или иначе участвующих в создании литературного произведения, но не принадлежащих целевой области подражания-состязания (в которую входит «дух», или «стиль», понимаемый близко к такому индивидуальному «духу»). Одним из таких элементов признается нахождение res, материи речи. Этот компонент принадлежит «юрисдикции» здравого смысла, и автор может выбрать тот или иной сюжет, руководствуясь правилом уместности или же опираясь в логике выбора на «совершенный» по этому признаку образец.
Примечания
1 García Galiano A. La imitación poética en el Renacimiento. Bilbao: Publicaciones de la Universidad de Deusto, 1992. P. 341.
2 Мы пользуемся изд.: Pineda Victoria. La imitación como arte literario en el siglo XVI español, con una edición y traducción del diálogo De imitatione de Sebastián Fox Morcillo. Sevilla : EXCMA. Diputación Provincial de Sevilla, 1994.
3 «.yo, por primera vez entre muchos, me he hecho cargo de un asunto nunca inventado ni escrito en reglas, el cual aunque no se acerque en absoluto a la promesa, de ninguna manera hay que descuidar, por estar colmado de opiniones de hombres sapintísimos...» [3v]. Здесь можно выделить сразу два общих места, использующихся в exordio, вступлении: 1) автор собирается говорить о никогда не слыханных вещах; 2) авторитет автора поддерживается авторитетом известных и уважаемых фигур. В качестве примера первого топоса можно привести горацианское «hunc ego, non alio dictum prius ore, Latinus» (Epistulae, X, 19, v. 32). Подробней о топосах см.: Curtius E. Literatura europea y Edad Media latina: In 2 vol. México: Fondo de Cultura Económica, 1955. Vol. 1. P. 131-132.
«...todo lo que sea usurpar el territorio de los rétores ha de ser omitido aquí» [25r]. Asensi E, Alcina J. Paraenesis ad litteras. Juan Maldonado y el humanismo español en tiempo de Carlos V. Madrid: FUE, 1980.
«Se puede reconocer muy bien por la naturaleza de cada hombre y la variedad de ingenios que cada uno de los temperamentos del cuerpo humano, como afirman los médicos, da forma a un ingenio diferente. También cada discurso tiene su genio casi peculiar, y los hombres ásperos y malhumorados, por asi'decir, poseen violencia en el lenguaje y estilo hórrido, tal como Terencio muestra en el personaje de Demea. Sin duda, los afables y graciosos tienen un estilo fluido, claro y florido; los severos y graves, sombrío y grave. En pocas palabras, todos los melancólicos son concisos, elevados y precisos; los flemáticos, rápidos, fluidos y humildes. Y esa fuerza común al hablar, que es natural a cada hombre, se halla en casi todos del modo que dijimos, y por eso, de la opinión de los médicos de que el ingenio de un hombre es semejante a la naturaleza de su cuerpo, se sigue que también la expresión verbal en consonancia con el ingenio de cada uno» [15v].
Жители юга обычно склонны к более цветистой и украшенной речи, жители севера - напротив, к более краткой и лаконичной.
Кроме того, личное дарование определяет способность и желание подражать лучшим и стремиться к вершине. Есть люди, которые по естеству своему довольствуются немногим, такие пусть подражают тем образцам, которые окажутся им по духу ближе остальных [17v, 18r].
Vives J.L. Las disciplinas / Trad. y notas Marco Antonio Coronel Ramos et al. Valencia: Ajuntament de Valencia, 1997 [Электронный ресурс] // Generalitat Valenciana. URL: http: //bv2.gva.es/es /corpus /unidad.cmd?idCorpus=1 &id Unidad=11438&posicion=1&forma=# (дата обращения: 15.10.2014). «Conviene, por lo tanto, que se examine con suma atención a qué cosas o a qué clase de discursos se acomoda, a fin de cuentas, el talento del joven estudiante, algo que los sabios aconsejan hacer en cualquier etapa formativa de la vida, de manera que cada cual se consagre a aquel estilo hacia el que es empujado por una cierta inclinación de la propia naturaleza, siempre y cuando no tenga propensión a algún vicio situado en las fronteras de ese estilo. Así, por ejemplo, recurrirá a Cicerón si se inclina por la abundancia; a Demóstenes y Ático si prefiere la sobriedad de las palabras; a Salustio si busca la brevedad y la concisión y casi el laconismo». Для простого стиля лучшими образцами будут стиль Цезарь и стиль Цицерона в его посланиях; для изящного - стиль Плиния Цецилия Младшего и Полициано; для объяснения исторических событий и их причин - Тацит; для простых исторических рассказов - Светоний и Флор. Аристотель будет образцом стиля и метода при рассказе о теории искусств; Квинтилиан - образцом обращения со словами и манеры выражаться (dicción). К Темистию и Эразму следует обращаться в случае склонности к парафразе; к Гомеру и Вергилию -если приступаешь к сочинению эпической поэмы; к Еврипиду и Сенеке - если склонен к трагедии, а если к комедии - то к Аристофану и Теренцию. Как мы
4
5
6
7
8
9
10
11
видим, естественная склонность может быть проявлена не только к регистру, стилю в современном понимании слова и отдельным стилистическим характеристикам, но и к содержательным темам (причины исторических событий), а также к жанрам и родам литературы. Кроме того, есть образцы того, как сочинять «версии» (versiones) и как переводить таким образом, чтобы перевод становился новым произведением (Эразм, Полициано и, лучший из образцов перевода, Цицерон - «О всеобщности», перевод «Тимея» Платона). Напоследок приведем еще несколько примеров ассоциации автора и его пользы: Платон и Цицерон полезны в сочинении изящных диалогов (Платон отдельно выделяется за методы убеждения противника), Аристотель - в эффективной аргументации, Цицерон и Лактанций - в использовании литературного языка, а Сенека - в разубеждении оппонента.
«.continuaré con el de los temas y asuntos, y en especial con el de los escritores que tienen un estilo personal, a los que conviene prestar atención. <...> De esa manera, Terencio y Plauto se acomodaron a un lenguaje vulgar que pienso no convendría a asuntos graves; Salustio, Livio y César usaron el estilo histórico, que torpemente se podría llevar a los discursos forenses o al lenguaje popular; Varrón y Columela, cuando trataron de asuntos rústicos, siguieron el estilo de ese género, que se consideraría inculto en filosofía o en temas cultivados» [23r].
«Entonces, éste es, a mi entender, el procedimiento común para imitar: igual que hay tres géneros de decir trazados y cultivados por los eruditos, uno humilde (el de las cartas y las comedias), otro medio (el de la historia y la filosofía) y otro sublime (el de los discursos y declamaciones), si se quiere imitar correctamente el estilo ajeno, se deberá observar ante todo la naturaleza del asunto propuesto y a ella se aplicará esa misma forma de decir. Es decir, a las cosas moderadas, que no se han de tratar ni con vulgaridad ni con violencia, se acomoda el estilo medio; a las vulgares, como cartas familiares y coloquios, el humilde; a las elevadas vehemente. Es de sentido común que lo sublime se trate gravemente; lo humilde, humildemente; y lo medio, moderadamente» [24r, 24v].
«Sin embargo, como dije, conviene tomar prestado algo de cada uno: las palabras de unos, las buenas expresiones de otros, la brevedad u otro tipo de virtud oratoria de otros, etc. Con todo, la forma esencial del estilo siempre debe ser semejante a la de aquél a quien se imita» [47v].
Отметим нетождественность понятий темы текста как некоего заложенного послания (asunto) и темы повествования как содержательного материала речи (о чем будет идти рассказ, кто действующие лица и т. д.) - «cosa» (res).
12
13
14
15
