Научная статья на тему 'Литературная орнитология: Гоголь - Ремизов - Сирин - Соколов'

Литературная орнитология: Гоголь - Ремизов - Сирин - Соколов Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
498
69
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
звукосемантика / мифопоэтика / реминисцентный фон / паронимическая аттракция / авторефлексия / phonosemantics / mythopoetics / reminiscence backg round / paronimic attraction / self reflexion

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Блищ Наталья Леонидовна

В статье исследуются орнитологические образы в творчестве русских писателей с «птичьими» фамилия-ми или псевдонимами, анализируются присущие им формы авторского самовыражения. Цель статьи – пока-зать, что А. Ремизов, В. Набоков (Сирин) и Саша Соколов наследуют гоголевские формы авторефлексии и используют связанные с миром птиц образы и ситуации как элементы символической тайнописи.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Literary ornithology: Gogol - Remizov - Sirin - Sokolov

In the article ornithological images in works of the Russian writers with «bird's» surnames or pseudonyms are investigated, forms of author's self-expression inherent to them are analyzed. The article purpose is to show that A. Remizov, V. Nabokov (Sirin) and Sasha Sokolov inherit Gogol’s forms of autoreflection and use images and situations connected with the world of birds as elements of symbolical cryptography.

Текст научной работы на тему «Литературная орнитология: Гоголь - Ремизов - Сирин - Соколов»

УДК 82

Н. Л. Блищ

https://orcid.org/0000-0002-3147-9099

Литературная орнитология: Гоголь - Ремизов - Сирин - Соколов

В статье исследуются орнитологические образы в творчестве русских писателей с «птичьими» фамилиями или псевдонимами, анализируются присущие им формы авторского самовыражения. Цель статьи - показать, что А. Ремизов, В. Набоков (Сирин) и Саша Соколов наследуют гоголевские формы авторефлексии и используют связанные с миром птиц образы и ситуации как элементы символической тайнописи.

Ключевые слова: звукосемантика, мифопоэтика, реминисцентный фон, паронимическая аттракция, авторефлексия.

N. L. Б^ЬеЬ

Literary ornithology: Gogol - Remizov - Sirin - Sokolov

In the article ornithological images in works of the Russian writers with «bird's» surnames or pseudonyms are investigated, forms of author's self-expression inherent to them are analyzed. The article purpose is to show that A. Remizov, V. Nabokov (Sirin) and Sasha Sokolov inherit Gogol's forms of autoreflection and use images and situations connected with the world of birds as elements of symbolical cryptography.

Key words: phonosemantics, mythopoetics, reminiscence background, paronimic attraction, self-reflexion.

Гоголь - едва ли не самая символически многозначная фамилия из числа тех, что принадлежат русским классикам. Для многих писателей ХХ века именно автор «Мертвых душ» стал важнейшим художественным ориентиром, а его фамилия отразилась в стилевых «арабесках» многих ярких произведений. Так, в художественном мышлении А. М. Ремизова представление о литературной эволюции связано с орнитологической образностью и «центрировано» относительно Гоголя. Литературный процесс в России XIX века Ремизов описывал при помощи эмблематических образов кругов и крыльев. «Второй круг» он представлял в виде «двух крыльев»: «Салтыков, Гончаров, Тургенев - одно крыло; Лесков, Писемский, Мельников-Печерский и Островский - другое крыло» (Архив Ремизова). Соответственно, в «круге первом» одно крыло - пушкинско-толстовское, а другое - гоголевско-достоевское, но главное место в нем, по мнению Ремизова, занимает именно Гоголь.

С точки зрения Ремизова, в мире литературы главный творческий жест - принятие даров и передача приумноженного наследия другим. Поддержание эстафеты культурной

памяти есть обмен дарами: от Пушкина - к Гоголю, от Гоголя - к Ремизову, от него - к последователям.

В эссе «Дар Пушкина» (1937) Ремизов интерпретирует богомильскую легенду, известную ему по средневековому славянскому апокрифу «Сказание о Тивериадском море»: «... мне вдруг представился Пушкин: я увидел его демоном - одним из тех, кто выведал тайну воплощения Света; с лилией, поднявшись со дна моря и, пройдя небесные круги, он явился на землю - "и демоны убили его"« [7, с. 206]. Напомним, что в апокрифических рассказах о миротворении наряду с Богом-творцом появлялся в образе плавающей птицы гоголь демон Сатанаил.

Из этой же легенды Ремизов порождает свой символистский миф о демонической природе Н. В. Гоголя. В книге «Учитель музыки» ремизовский герой, оказавшийся под впечатлением орфическо-романтической концепции, приводит богомильскую легенду о сотворении тверди земной из горстки песчинок, «которую гордый лунный Гоголь поднял со дна Моря для солнечного Демиурга» [8, с. 194]. Такой подменой Ремизов намекает на то, что образ демонического

© Блищ Н. Л., 2019

Пушкина в эссе восходит к образу сатанинской птицы гоголь. Звание родоначальника русской литературы Ремизов за Пушкиным, конечно же, признает: «С Пушкина все начинается...». Но по соседству Ремизов дает при этом ироническую оговорку: «... а пошло от Гоголя» [7, с. 206].

Именно в Гоголе Ремизов видел своего литературного предка, а потому использовал разнообразные формы литературной «мимикрии» «под Гоголя» не только в книге ме-талитературных эссе «Огонь вещей. Сны и предсонье» (Париж, 1954), но и во всех автобиографических произведениях, тематически связанных с русской литературой. Легенда об орнитологической этимологии двух фамилий стала стержневым мифотворческим сюжетом в творчестве писателя. Общеизвестно, что Ремизов - любитель розыгрышей и мистификаций, однако он настойчиво избегал интерпретационных параллелей своей фамилии с карточным приемом («ремизить» -вводить в заблуждение), а настаивал именно на «птичьей» версии, невзирая на буквенные различия.

Автомиф Ремизова зашифрован им в колядках о «Ремезе-птице» и «Ремез - первая пташка», которые сюжетно восходят к словарной статье В. И. Даля: «Ремез - пташка Paruspendulinus, из рода синичек, которая вьет гнездо кошелем; за искусство ее зовут первой пташкой у Бога» [4, а 91]. В мифотворческих легендах об этимологии своей фамилии писатель иногда варьировал приписываемое ей исходное значение, ссылаясь вместо таинственной ремез-птицы на арабское слово «ремз» - «тайна». Ремизов обыгрывает обманное смещение смысловых акцентов в словах «тайное» и «заветное», намекая на то, что в фольклористике «заветное» имеет значение «непристойное».

Зерно легенды о Гоголе-птице Ремизов находит в том же словаре Даля: «Гоголь -близкий крохалю красивый нырок или утка Fuligula, круглоклювая» [3, ^ 364]. Отталкиваясь от рифмы «гоголь-щеголь» и выстраивая дальнейшие метафорические проекции, Ремизов интерпретирует дендистские нравы самого писателя и его героев (яркие цвета модного гардероба, драгоценные аксессуары, манерность жестов) как признаки нарциссизма или инфернальности.

Вспомним, что контекстуальными синонимами инфернальных образов у Гоголя являются «шут», «актер», «мошенник», взаимодействующие с мотивами игры и пере-смешничества. Ведь Гоголь запечатлен в мемуарах как пересмешник, легко имитирующий интонации, что не ускользнуло от внимания Ремизова. Одержимость игрой, нарочитая театральность, страсть к лицедейству и мистификациям - все это суть демонстративных компонентов биографического текста Гоголя, однако в еще большей степени они присущи самому Ремизову, который оправдывал свои «безобразия» унаследованной от Гоголя птичьей природой и «веселостью духа».

В поэме «Мертвые души» Гоголь будто случайно «проговорился», чем обозначил невротическую реакцию на свою «птичью» фамилию: «Выражается сильно российский народ и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом не хитри и не облагораживай свое прозвище, хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от древнекняжеского рода, чисто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица» [2, c. 48] (курсив автора статьи).

Как известно, у писателя была двойная фамилия, однако в качестве литературного имени он предпочел первую часть. Возможно, артистической натуре писателя больше импонировало переносное значение фамилии: «Гоголь - щеголь, франт, волокита»; «Он гоголем ходит - хватом, франтом, самодовольно, подняв голову» [3, а 364]. Психоаналитик начала ХХ века И. Ермаков в статье о Гоголе проводит интересную параллель: «Гоголь - показывающий себя гусь-самец, а Чичек - показывающий себя щеголь» [5, а 178]. Отталкиваясь от рифмы «гоголь-щеголь», Ремизов также делает довольно смелый вывод об обусловленной «птичьими» фамилиями нарциссической сосредоточенности самого Гоголя и его героев.

Эмоционально-смысловые доминанты в биографическом тексте Ремизова воспроизводят мотивы орнитологического родства с Гоголем. Птичьи фамилии, метафоры, обра-

зы в произведениях Гоголя Ремизов воспринимает как знаки авторского присутствия. Это и «птица-тройка» в «Мертвых душах», и дрозд в клетке у Собакевича, и заклятое слово «гусак» в повести о том, как поссорились закадычные друзья. В портретах Гоголя Ремизов видел исключительно «птичьи» черты: длинный нос, худощавость и малорослость, броские цвета одежды, - считая, что все это связано с сознательной орнитологической мимикрией писателя.

Сам Ремизов - создатель богатейшей в русской литературе художественно-орнитологической «коллекции». Это и образ индейского петушка в рассказе «Петушок», и стилизации легенд о древнеславянских птицах Сирине и Алконосте, и отряд авторских двойников в книге «Учитель музыки» - журналист Курятников, баснописец Куковников, поэт Полетаев, экономист Птицын, а также начитавшийся трудов Бердяева философ Петушков. Ремизов сознательно культивировал собственное птицеподобие, часто используя образ птицы в автошаржах.

Показательно в этой связи, что восприятие мира у Ремизова всегда зависимо от слуха и голоса: он «подбирал слова по слуху», отсюда и параллельные гоголевским собственные ощущения «благодати видения слова» [7, с. 123], что позволяло раскрывать потенциальные возможности языкотворчества.

Элементы гоголевской орнитологической мифологии соотносил с собственным литературным развитием и мировоззренчески далекий от Ремизова Владимир Набоков. Выбор Набоковым псевдонима «Сирин», помимо ассоциаций с мифологическим образом птицы, обусловлен желанием молодого автора указать на свои символистские литературные корни. Как известно, издательство «Сирин» возникло в 1912 г. при активном участии А. Ремизова. В книге «Nikolai Gogol» (Norfolk, 1944) Набоков параллельно с Ремизовым выстраивает собственный стилевой диалог с Н. Гоголем. Раскрывая неочевидные смыслы мотивов и образов Гоголя, Набоков также прячет за металитературными арабесками различные формы авторского присутствия. Переосмысляя гоголевские воображаемые миры, частотные в его прозе мифопоэ-тические и сновидческие картины, Ремизов и Набоков солидарно считают классика предтечей символистов. Образы птиц и орнитоло-

гические мотивы (полета, крыльев, журавлиного клина), метонимически связанные с образом пера и идеей писательского дара, становятся для них тайными знаками родства с Гоголем.

В поэтиках Ремизова и Набокова-Сирина алфавитным символом иррациональной художественности стала церковнославянская буква V («ижица»), на которую был похож рот гоголевского героя Ивана Ивановича из «Повести о том, как поссорился ...». Визуально буква напоминает летящую птицу или выстроившуюся в клин стаю журавлей. Ижица стала фирменным знаком в рукописях и автографах Ремизова, в его причудливых сигнатурах на «обезьяньих грамотах». Набоков в графическом начертании буквы «ижица» обнаруживал латинскую букву «V» (монограмма автора), напоминавшую, в свою очередь, полусложенные крылья птицы или бабочки.

В романе «Приглашение на казнь» через этот алфавитный символ выражена проблема понимания/ непонимания поэта толпой: «Окружающие понимали друг друга с полуслова, - ибо не было у них таких слов, которые бы кончались как-нибудь неожиданно, на ижицу, что ли, обращаясь в пращу или птицу, с удивительными последствиями» [6, с. 57]. Поскольку главным в романе является мотив поэтического бессмертия, то «алфавитная» метафора, восходящая к образу птицы, метонимически связана с выражением «ставить на крыло» и образом писательского пера. Характерно, что набоковский герой романа «Приглашение на казнь» Цинцин-нат - собирательный образ творца - наделяется выразительными птичьими чертами: у него были «легкие, тонкие» кости, хрупкие шейные позвонки, а руки совершали «порхающие движения».

Ценностные интенции Ремизова также связаны с представлением о птичьем пере как о знаке писательской незаурядности, неслучайно одна из подготовленных к публикации книг Ремизова называлась «Книга, написанная павлиньим пером». Оба писателя, не раз бывавшие в Праге, могли знать «птичью» этимологию чешского слова «иргЛПк» (упырхлик) - беженец, и, безусловно, проводили образные параллели между своей эмигрантской судьбой и сезонной миграцией птиц.

Прозаик третьей «волны» эмиграции Саша Соколов намеренно подключается к традиции скрытого обозначения авторского присутствия, сложившейся у писателей-предшественников с «птичьими» именами -у Гоголя, Ремизова и Сирина. Многообразие птичьих (и сопутствующих им древесных) образов в его творчестве нередко вызывает к жизни звукопись то ли набоковской, то ли ремизовской выделки: «велеречивое лепетание лип» [9, с. 21], «вспорхи и перепархива-ния пернатых <...> в кронах <...> долговязых вязов» [9, с. 118].

Саша Соколов с отчаянием «приглашенного на казнь» пытаться переиграть предшественников на их же поле - в технике музыкальных повторов и звуковых перекличек. Музыкальный код книги «Палисандрия» задан звучанием (не написанием) ее названия, провоцирующим не только «рифменный полет» к библиографическому раю египетской Александрии, но и «греко-латинское» окказиональное толкование. Буквально понятая «Поли-Сандрия», или «много-Сашие», намекает на латентных металитературных героев романа, которыми становятся и сам автор, пожелавший остаться только Сашей и его тезки Александры: Пушкин, Блок, Солженицын (возможно, что и Жолковский). Но главным «теневым» предшественником автора оказывается все-таки тезка не по имени, а по «птичьему» псевдониму - Сирин-Набоков.

В образе главного героя романа «Пали-сандрия» - маньяка и графомана - прочитывается пародия на поэта-романтика, жаждущего воплощения в образе птицы: «Недостает только крыльев - лишь оперенья, дабы взлететь - воспарить - взметнуться» [9, с. 213]. Повышая градус пародирования и наращивая степень авторской отчужденности от «пернатых предков», Саша Соколов все же приходит к мотиву соколиной охоты. Подчеркивая не «певчую», а «ловчую» свою природу, он остается при этом в кругу «птичьих» металитературных метафор.

В эссе «Знак озаренья. Попытка сюжетной прозы» С. Соколов в поэтической форме сравнивал дар речи художника с голубем: «Речь - пернатое самых почтовых качеств: куда ни отправь, непременно вернется в пенаты ума, на насесты мысли, в ущелье уст» [9, с. 413]. Однако птичий образ тут же пре-

вращался Соколовым по звуковым ассоциациям то в пушкинскую няню - «дряхлую голубку», то в песенную («О, голубка моя ...»). В цикле «Триптих» (2010), запечатлевающем процесс превращения прозы в стихи, Соколов использует яркую «автометаописатель-ную» метафору: «Мысль - птица, летающая сама по себе».

Итак, Н. В. Гоголь выстраивал свою литературную репутацию с опорой на авторитет Пушкина, в частности, придумал легенду о щедрости Пушкина, «подарившего» ему сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ». А. М. Ремизов сумел вжиться в творческую психологию предшественника (в его «птичью ипостась») и благодаря этому расшифровать некоторые творческие импульсы Гоголя. В. В. Набоков-Сирин использовал новую контекстуальную призму для восприятия гоголевского наследия, «просеивая» гоголевскую орнитологическую образность в соответствии с собственным интуитивным видением. Саша Соколов, будто находясь на вершине орнитологического эволюционного древа, намеренно спародировал гоголевскую традицию, доводя до стилистического шаржа некоторые приемы писателей первой «волны», но тем самым подтверждая генеалогическую зависимость своего мировидения от эстетики Ремизова и Сирина.

Библиографический список

1. Архив Ремизова. Из Лескова. Альбом 16 (17 пронумерованных листов). Л. 2. Париж, 1934 [Текст] // Алексей Ремизов. Возвращение: выставка 16 апр. - 18 мая 2013 г. ГЦВЗ. Москва, Манежная площадь 1.

2. Гоголь, Н. В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. [Текст] / Н. В. Гоголь. - М. : Наука ; ИМЛИ РАН. - Т. 7 (1) - 2012. - 808 с.

3. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. [Текст] / В. И. Даль. -М. : Рус.яз. - Медиа, 2003. - Т. 1. - 699 с.

4. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. [Текст] / В. И. Даль. -М. : Рус.яз. - Медиа, 2003. - Т. 4. - 683 с.

5. Ермаков, И. Д. Очерки по психоанализу творчества Н. В. Гоголя (1915) [Текст] / И. Д. Ермаков. - М. ; Петроград : Госиздат, 1924. - 178 с.

6. Набоков, В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 т. Т. 4 [Текст] / Владимир Набоков ; сост. Н. Артеменко-Толстой. Предисл. А. Долинина. Прим. О. Сконечной, А. Долинина,

Ю. Левинга, Г. Глушанок. - СПб.: Симпозиум, 2004. - 782 с.

7. Ремизов, А. М. Собрание сочинений в 10 т. Т. 7. Ахру [Текст] / Алексей Ремизов; подгот. текста, статья, коммент., приложен. Е. Р. Обатниной ; Ин-т русской литературы (Пушкинский дом) РАН. - М. : Русская книга, 2000. - 640 с.

8. Ремизов, А. М. Собрание сочинений в 10 т. Т. 9. Учитель музыки [Текст] / Алексей Ремизов; подгот. текста, статья, коммент., приложен. Анто-неллы д' Амелия; Ин-т русской литературы (Пушкинский дом) РАН. - М. : Русская книга, 2002. - 512 с.

9. Соколов, С. Палисандрия: Роман, Эссе. Выступления [Текст] / С. Соколов. - М. : Симпозиум, 1999.

Reference List

1. Arhiv Remizova. Iz Leskova. Al'bom 16 (17 pronumerovannyh listov). L. 2. Parizh, 1934 = Remi-zov's archive. From Leskov. Album 16 (17 numbered sheets). L. 2. Paris, 1934 [Tekst] // Aleksej Remizov. Vozvrashhenie: vystavka 16 apr. - 18 maja 2013 g. GCVZ. Moskva, Manezhnaja ploshhad' 1.

2. Gogol', N. V. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: v 23 t. = Complete set of works and letters: in 23 v. [Tekst] / N. V Gogol'. - M. : Nauka ; IMLI RAN. - T. 7 (1) - 2012. - 808 s.

3. Dal', V. I. Tolkovyj slovar' zhivogo velikoruss-kogo jazyka : v 4 t. = Explanatory dictionary of the living great Russian language: in 4 v. [Tekst] / V I. Dal'. - M. : Rus.jaz. - Media, 2003. - T. 1. - 699 s.

4. Dal', V. I. Tolkovyj slovar' zhivogo velikoruss-kogo jazyka : v 4 t. = Explanatory dictionary of the living great Russian language: in 4 v. [Tekst] / V I. Dal'. - M. : Rus.jaz. - Media, 2003. - T. 4. - 683 s.

5. Ermakov, I. D. Ocherki po psihoanalizu tvor-chestva N. V. Gogolja (1915) = Essays on the psychoanalysis of N. V Gogol's creativity (1915) [Tekst] / I. D. Ermakov. - M. ; Petrograd : Gosizdat, 1924. - 178 s.

6. Nabokov, V. V Russkij period. Sobranie sochinenij v 5 t. T. 4 = Russian period. Collected works in 5 v. V 4 [Tekst] / Vladimir Nabokov ; sost. N. Artemenko-Tolstoj. Predisl. A. Dolinina. Prim. O. Skonechnoj, A. Dolinina, Ju. Levinga, G Glushanok. - SPb. : Simpozium, 2004. - 782 s.

7. Remizov, A. M. Sobranie sochinenij v 10 t. T. 7. Ahru = Collected works in 10 v. V 7. Akhru [Tekst] / Aleksej Remizov; podgot. teksta, stat'ja, komment., prilozhen. E. R. Obatninoj ; In-t russkoj literatury (Pushkinskij dom) RAN. - M. : Russkaja kniga, 2000. - 640 s.

8. Remizov, A. M. Sobranie sochinenij v 10 t. T. 9. Uchitel' muzyki = Collected works in 10 v. V 9. Music teacher [Tekst] / Aleksej Remizov; podgot. teksta, stat'ja, komment., prilozhen. Antonelly d' Amelija; In-t russkoj literatury (Pushkinskij dom) RAN. - M. : Russkaja kniga, 2002. - 512 s.

9. Sokolov, S. Palisandrija: Roman, Jesse. Vystuplenija = Palisandriya: Novel, Essay. Performances [Tekst] / S. Sokolov. - M.: Simpozium, 1999.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.