Научная статья на тему 'Литература США до 9/11: террорист-американец против государства'

Литература США до 9/11: террорист-американец против государства Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
621
110
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
П. ОСТЕР / К. КИЗИ / Ф. РОТ / Т. РОББИНС / ЛИТЕРАТУРА ДО 9/11 / ГЕРОЙТЕРРОРИСТ / БОРЬБА С ГОСУДАРСТВОМ / ЭКОТЕРРОРИЗМ / «ГУМАННЫЙ ТЕРРОРИЗМ» / ТЕМА СЕМЬИ / ПРОБЛЕМА СМИ / ПИСАТЕЛЬ И ТЕРРОРИЗМ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Салов А. И.

В статье рассмотрены романы Пола Остера, Кена Кизи, Филипа Рота и Тома Роббинса, затрагивающие тему терроризма в литературе США до трагических событий 11 сентября 2001 года. В центре внимания оказываются образы террористов-американцев, проводится сопоставительный анализ с целью обнаружения общего и частного в их характеристиках, в целях и побудительных мотивах выбора в пользу терроризма, а также итогах их противостояния с системой.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Литература США до 9/11: террорист-американец против государства»

УДК 82 (091)

ЛИТЕРАТУРА США ДО 9/11: ТЕРРОРИСТ-АМЕРИКАНЕЦ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА

© 2012 А. И. Салов

аспирант каф. русской литературы XX-XXI вв. и истории зарубежной литературы e-mail: al salovalist.ru

Орловский государственный университет

В статье рассмотрены романы Пола Остера, Кена Кизи, Филипа Рота и Тома Роббинса, затрагивающие тему терроризма в литературе США до трагических событий 11 сентября 2001 года. В центре внимания оказываются образы террористов-американцев, проводится сопоставительный анализ с целью обнаружения общего и частного в их характеристиках, в целях и побудительных мотивах выбора в пользу терроризма, а также итогах их противостояния с системой.

Ключевые слова: П. Остер, К. Кизи, Ф. Рот, Т. Роббинс, литература до 9/11, герой-террорист, борьба с государством, экотерроризм, «гуманный терроризм», тема семьи, проблема СМИ, писатель и терроризм

11 сентября 2001 года, «черный вторник» или, в американской традиции, 9/11 -обозначения самой страшной трагедии в период мирного существования США, «пример национального потрясения, которое в то же время было глубоко личным и индивидуальным» [Kaplan 2005: 20].

«Черный вторник» и его последствия, а также обсуждение темы терроризма, спровоцированное нападениями террористов на Нью-Йорк и Вашингтон, нашли отражение в большом количестве художественных произведений. В западной критике утвердилось устойчивое обозначение для текстов такого рода - литература 9/111. Однако, как отмечает в интервью литературовед Мадина Тлостанова, еще задолго до трагедии 11 сентября 2001 года «психология терроризма была широко представлена в литературе США» [Неверов 2009: 7]. Отправной точкой обсуждения темы терроризма в серьезной художественной прозе США можно считать роман Пола Теру The Family Arsenal2 («Семейный арсенал», 1976), в котором поведано о терроризме британского образца. Повествование Теру обыгрывает классические литературные образцы и «построено в иронической тональности» [Белов 1991: 352]. К подобному приему прибегает в 1992 году другой американский писатель, Пол Остер, в романе «Левиафан» (Leviathan), увлекательном и слегка язвительном ответе на вышедшее годом ранее произведение Дона ДеЛилло «Мао II» (Mao II, 1991).

«Левиафан» Пола Остера, а также «Натюрморт с дятлом» (Still Life with Woodpecker, 1980) Тома Роббинса, «Песня моряка» (Sailor Song, 1992) Кена Кизи и «Американская пастораль» (American Pastoral, 1997) Филипа Рота составляют особую группу романов в литературе США до 9/11: в них созданы образы «внутренних» террористов. Г ерои-американцы Остера, Роббинса, Кизи и Рота встают на путь борьбы с государством «в соответствии с давней традицией американской прозы, где всегда

1 Этот термин употребляют И. Жинживьен (Zindziuviene, 2008); К. Морли (Morley, 2008); М. Карлини (Carlini, 2009); Р. Грэй (Gray, 2009); А. Варвогли (Varvogli, 2009) и др.

2 Заглавия художественных текстов, не переведенных на русский язык, даются в статье сначала на языке оригинала.!

есть место бунту против устоявшегося, социально и официально одобренного» [Белов 2000: 119]. Но почему метод сопротивления оказывается столь радикальным? Для ответа на этот вопрос необходимо выявить частное и общее в образе героев, в целях и побудительных мотивах их выбора в пользу терроризма, политических и социокультурных условиях, в которых они действуют, а также в итогах их противостояния с системой.

В «Левиафане» Пола Остера остро намечены оппозиции: человек и государство; писатель и терроризм. Остер задается вопросами, может ли писатель по-прежнему быть властителем дум или это его качество перестало быть актуальным; что делать творческой личности, стремящейся провозгласить свои мысли о кризисе современности и ложном пути, по которому пошла страна? Наконец, может ли критически настроенный гражданин повлиять на жизнь общества, если изберет террористический метод борьбы с государством?

«Левиафан» начинается с упоминания о смерти главного героя, сорокатрехлетнего Бенджамина Сакса, писателя, ставшего террористом и погибшего, по трагической случайности, от собственной бомбы. Повествователь Питер Аарон, коллега и друг Сакса, полагает, что должен успеть рассказать правду об этом человеке и представить факты неискаженными, прежде чем до сути дела докопаются следователи. Исследователь Нина Жутовская справедливо подчеркивает: «Вся жизнь Бенджамина Сакса удивительным образом вписывается в новейшую американскую историю и вся она посвящена борьбе с тем, что он считает злом» [Жутовская 2008: 60]. Действительно, Сакса всегда отличала твердая гражданская позиция: когда началась война во Вьетнаме, герой отказался идти в армию и в результате оказался в тюрьме, где написал свой первый и единственный законченный роман. В случае Сакса уклон от службы не просто политическая акция. По мысли Владимира Прозорова, в «Левиафане» «политика рассматривается преимущественно с нравственно-

философских позиций» [Прозоров 2009: 18]. Так, полагая, что всякое сотрудничество с американским государством покрывает человека позором, Сакс исповедует идею Г енри Торо, а отказываясь воевать во Вьетнаме, воплощает в жизнь принцип «неучастия во зле» Ральфа Уолдо Эмерсона. Однако спустя годы Сакса перестает устраивать позиция пассивного сопротивленца-интеллектуала и он выбирает террористический путь, направив оружие против родной страны: герой начинает взрывать по всей Америке копии Статуи Свободы. В духе почитаемых им романтиков Сакс берет таинственный псевдоним Призрак Свободы и оставляет на месте преступлений патетичные послания: «Проснись, Америка. <...> Если ты не хочешь, чтобы на воздух взлетали статуи, докажи, что ты порываешь с лицемерием» [Остер 2009: 237-238].

Терроризм Сакса носит вполне гуманный характер: за время терактов, специально организуемых по ночам, не пострадал ни один человек. Мишень Сакса -система, подавляющая свободную личность, попирающая права гражданина. Прибегая ко всяческим мерам предосторожности, чтобы уберечь людей, Сакс агрессивно уничтожает бесчисленные копии одного из главных символов американской демократии и равноправия.

Ведущая тема романа - противостояние человека и государственной системы -заявлена у Остера уже в заглавии и эпиграфе. Название «Левиафан» содержит аллюзию на одноименный трактат Томаса Гоббса, который в 1651 году использовал образ библейского чудища левиафана как метафору государства, мощного и непобедимого создания. Эпиграф из Ральфа Уолдо Эмерсона («Всякое государство продажно») подтверждает изначальную критичность по отношению к власти. И радикальные поступки Сакса (отказ воевать во Вьетнаме и террористическая деятельность) должны,

на первый взгляд, свидетельствовать о серьезных предпосылках, подготовивших почву для превращения писателя в террориста.

Однако один из важнейших принципов Остера в «Левиафане», замечает Фред Копперсмит, состоит в том, чтобы «усиленно сопротивляться напрашивающейся логике конфликта» [Coppersmith 1998]. Остер глубоко ироничен почти во всем, что касается мотивов, превративших интеллигента-вольнодумца в террориста. Трагическая романтика одинокого сопротивления Сакса растворяется в череде забавных, нелепых и невероятных случайностей, предопределивших его судьбу. Так, еще в детстве во время экскурсии по Статуе Свободы маленький Бенджамин испугался смерти от возможного падения с лестницы без перил. Но обычный детский страх воспринимается повзрослевшим Саксом не иначе как «первый политический урок»: «Я узнал, что свобода может быть опасной. Минутная расслабленность - и костей не соберешь» [Остер 2009: 46]. Переломный момент в жизни героя также вызывает невольную улыбку: по нелепой случайности, на одной из вечеринок Сакс падает с пожарной лестницы, куда забрался вместе с бывшей подружкой Питера Аарона. Таким образом, детский кошмар героя получает продолжение и воплощение. Выживший Сакс полагает, что наказан за грехи: в частности, за мимолетное увлечение девушкой,

непозволительное для женатого мужчины. Семейная драма Сакса - отдельная и, безусловно, трагическая сюжетная линия романа: жена героя Фанни не может забеременеть. Именно это, а вовсе не жажда свободных, без всяких обязательств отношений с супругом (которые декларирует сама Фанни) запускает механизм разрушения брака, существенно подорвавшего душевное равновесие будущего террориста.

После случайного падения герой пытается порвать с привычным укладом: «Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь тюкать пальцем по клавишам. Хватит быть тенью. Я должен встать из-за письменного стола. Выйти в реальный мир, сделать что-то» [Остер 2009: 140]. Однако отказаться от писательства оказывается не так просто: Сакс начинает жить отшельником и тщетно пытается написать новый роман. Давно назревавший в нем открытый бунт против государства становится реальностью лишь благодаря еще одному удивительному событию: во время лесной прогулки Сакс оказывается свидетелем жестокого и бессмысленного убийства и в результате карает убийцу. В багажнике его машины он находит документы на имя Рида Димаджио, огромную сумму денег и детали для бомбы.

Роман Остера имеет сложную структуру: текст организован по принципу «тройной матрешки» (книга в книге в книге). «Левиафан» Остера - это «Левиафан» Питера Аарона, позаимствовавшего такое заглавие у произведения, которое начинал писать в отшельничестве Бенджамин Сакс. Символично, что террориста в романе тоже три, и между ними существует прямая преемственность: на становление Рида Димаджио во время работы над диссертацией повлияли идеи анархиста Александра Беркмана, а детали бомбы, найденные в багажнике автомобиля самого Димаджио, вдохновляют его невольного убийцу Бенджамина Сакса.

Частыми намеками на довлеющий над героем рок Остер открыто иронизирует над романтическим ореолом его исключительности. Уже при первом знакомстве с Саксом повествователь Питер Аарон замечает: «В нем было что-то от <...> Джона Брауна» [Остер 2009: 19], то есть радикала-аболициониста из Виргинии, повешенного за вооруженное восстание. Более того, Сакс родился 6 августа 1945 года, в тот самый день, когда американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму, а потому именовал себя первым человеком, вдохнувшим воздух ядерного века, и считал это совпадение крайне существенным.

По воле автора, жизнь Сакса во всем, что может быть трактовано как предпосылки к будущей террористической деятельности, полна таких символичных совпадений. Падение героя с пожарной лестницы произошло в день столетнего юбилея Статуи Свободы. И на обложку дебютной книги Сакса «Новый колосс» издатель поместил детский рисунок с изображением этого национального символа, который когда-то негативно запечатлелся в сознании маленького Сакса. Рисунок Статуи Свободы для героя, твердо решившего выступить против государства, оказывается ключом к главному вопросу: как именно применять бомбы.

Вдохновившись энергией сопротивления, которая пульсировала в Димаджио, и воспользовавшись его бомбой, Сакс, тем не менее, выражает собственные, давно созревшие убеждения. Герой становится террористом, желая помериться силами с государством и открыть обществу глаза на неправедность избранного Америкой пути. Он проигрывает в этой борьбе, навлекая на себя негодование широкой общественности и становясь единственной человеческой жертвой собственной бомбы. Но что побудило Сакса перейти от пассивного сопротивления к активной борьбе с помощью взрывчатки: череда случайных совпадений, рок, провидение или кризис в семейной жизни, обернувшийся непреодолимым одиночеством? Наиболее убедительной кажется точка зрения, согласно которой писателя Бенджамина Сакса в террориста по прозвищу Призрак Свободы превращает весь комплекс причин. Таким образом, распутав к концу романа все сюжетные нити, Остер отказывается разъяснять лишь фокус этого превращения.

В «Левиафане» отчетлив мотив ответственности человечества за технический прогресс. Если терроризм Бенджамина Сакса направлен против государства в целом, то убитый героем Рид Димаджио был связан с леворадикальной группой экологов, посвятивших себя закрытию АЭС и борьбе с крупными перерабатывающими заводами и прочими осквернителями Земли, где после изобретения атомной бомбы царит воздух, «который пахнет смертью» [Остер 2009: 34].

Отравленный воздух, несущий смерть, и экотерроризм как средство отрезвить дышащую этим воздухом Америку занимают одно из центральных мест в футурологическом романе Кена Кизи «Песня моряка». Действие романа разворачивается в XXI веке на крошечном островке Квинак на Аляске. По мысли автора, он является «последним бастионом» [Кизи 2004: 61] американской мечты: разрушительные силы почти не коснулись этого места, в то время как общая статистика удручает, в частности, детская заболеваемость в отдельно взятом городе США уже на четыреста процентов превышает норму. Однако когда на острове появляется съемочная группа из Голливуда, чтобы снимать фильм по мотивам индейской сказки, «старый добрый Квинак» уходит в прошлое, в эпоху, унесенную «ветром спецэффектов» [Кизи 2004: 515]. Минувшей эпохе принадлежит и счастливое семейное прошлое главного героя романа Айка Соллеса. Ему, как и Бенджамину Саксу, чуть больше сорока лет, и последнюю четверть жизни он проводит в Квинаке, подальше от цивилизации и в постоянных мучительных воспоминаниях о «Мерзких Девяностых» прошлого столетия. Ретроспекции воскрешают два важнейших и прямо взаимосвязанных события в судьбе Соллеса: смерть дочери Айрин и терроризм.

Айк Соллес, когда-то принимавший участие в опрыскивании полей ядовитыми химикатами и летавший на вредной для здоровья технике, становится экологическим террористом, потому что винит себя в гибели своего ребенка. Ввиду ужасающего состояния окружающей среды и, очевидно, плохой наследственности, дочь героя появилась на свет с врожденными дефектами и умерла, не дожив до года. Семейная драма - главная причина превращения Соллеса в экотеррориста. Соллес заполняет нефтью свой самолет и обливает ею праздничную толпу на ярмарке, а также

сбрасывает карточки, подписанные, как и в случае Бенджамина Сакса, романтическим псевдонимом - Мститель. Мотивы поступка Соллеса сводятся к единственному желанию - отрезвить государство, оказавшееся на грани экологической катастрофы. Журналисты, активно тиражирующие сенсационные материалы, придумывают мстящему герою определение «ярмарочного экотеррориста» и обеспечивают невероятную популярность: совсем скоро у Соллеса, в отличие от Бенджамина Сакса, не снискавшего широкой популярности, образовывается «целый легион последователей» [Кизи 2004: 161]. Демонстрируя разную общественную реакцию на радикальные поступки своих героев, Кизи и Остер схожи во внимании к проблеме, ставшей особенно актуальной в литературе 9/11, - негативной роли средств массовой информации, которые превращают теракты в подобие виртуального шоу, отвлекая массовое сознание от главного - стоящих за эффектными кадрами человеческих трагедий.

Термин «экотерроризм» в «Песне моряка» получает двойное прочтение. С одной стороны, это «нефтяные опыления» Соллеса как попытка обратить внимание государства на ужасающие последствия, вызванные погубленной человеком экологией: изменения на генетическом уровне, неизлечимые заболевания. Отвечая экотерроризмом на агрессивное вторжение цивилизации в природный мир, Соллес пытается увеличить масштабы бедствия в рамках каждой отдельной жизни. Поливая нефтью пестрые толпы на ярмарках, герой безмолвно провозглашает: нефть пачкает лица и одежду, но это далеко не так опасно, как невидимые вирусы в воздухе и воде, убивающие медленно и неотвратимо. С другой стороны, экотерроризм в романе - это атака Голливуда на крошечный Квинак. Босс съемочной группы и главный антагонист Соллеса Николай Левертов возвращается на Аляску, откуда был когда-то изгнан, с целью отмщения. Чтобы превратить реальный Квинак в тот, каким он описан в индейском фольклоре, съемочная группа под руководством Левертова убивает подлинный дух города: изгоняет с улиц всех и всё, что выглядит неподобающим образом. Живых существ и природу, которая выжила в XXI веке на крошечном Квинаке, теснит яростное желание голливудского магната насильно отреставрировать реальность. В результате «обтрепанный, увядающий, неряшливый», но при этом живой и удивительным образом спасшийся от главной, согласно Кизи, угрозы нового века, уголок на Аляске превращается «в претендента на звание самого красивого города в каком-нибудь журнальчике» [Кизи 2004: 331]. Победный марш Голливуда, символически передающий у Кизи бодрую поступь бездумного человечества к экологическому апокалипсису и собственной гибели, в «Песне моряка» оказывается под силу остановить только восставшей Природе. Айку Соллесу наравне с другими героями остается роль созерцателя. Однако именно экотеррорист Соллес имеет больше всего прав на то, чтобы увидеть в восстании природы и духовном возрождении жителей Квинака торжество своей благородной борьбы, начатой еще в «Мерзкие Девяностые». В то же время, оптимизм Кизи не распространяется дальше крошечного острова и собственно художественной части романа: «Песня моряка» заканчивается перечнем документальных фактов, свидетельствующим о катастрофическом состоянии экологии на Аляске.

Смерть дочери как единственная ясная причина, запустившая механизм сопротивления будущего экотеррориста Соллеса, - противовес случаю Бенджамина Сакса, на превращение которого в террориста повлиял целый комплекс причин. На вопрос, почему герой выбирает наиболее радикальный метод сопротивления, Кизи дает однозначный ответ, в то время как у Остера он остается до конца не разгаданным. В результате рассказчик «Левиафана», писатель Питер Аарон, принимается

анализировать судьбу ушедшего из жизни героя, чтобы разыскать истоки будущей трагедии. Схожим приемом пользуется в романе «Американская пастораль» Филип Рот, избирая в качестве «голоса» писателя Натана Цукермана, который, повествуя о внешне благополучной судьбе недавно скончавшегося Сеймура Лейвоу, раскапывает мрачную тайну его прошлого - дочь-террористку.

По справедливому замечанию Кристофера Гейра, роман Рота «подводит итоги американской истории XX века и в очередной раз с особой убедительностью показывает тщетность попыток достичь американской мечты, которая бы не разбилась вдребезги» [Оа1г 2008: 235]. «Американская пастораль» строится на остром контрасте видимого совершенства в прошлом (глава «Воспоминания о рае») и краха в настоящем (глава «Потерянный рай»). Безукоризненная жизнь Сеймура Лейвоу из Олд-Римрока, спортивного кумира школы по прозвищу Швед, бесстрашного солдата на фронтах Второй мировой, достойного наследника семейного бизнеса, примерного мужа и терпеливого, заботливого отца, рушится в одночасье: в 1968 году его

восемнадцатилетняя дочь Мередит Лейвоу подкладывает бомбу в почтовое отделение, и в результате взрыва погибает человек. Террористическим актом, направленным против американского правительства, ведущего войну во Вьетнаме, Мерри «депортировала его [отца - А.С.] из вожделенной американской пасторали в мир, <...> дышащий яростью, неистовством, отчаянием» [Рот 2007: 114-115].

Как и в случае Бенджамина Сакса, в судьбе которого протест против Вьетнамской кампании также сыграл существенную роль, превращение Мерри Лейвоу в террористку обеспечил целый ряд факторов. По каким же причинам девочка из образцовой, благополучной семьи, окруженная опекой и пониманием родителей совершила несколько страшных преступлений? Наиболее бескомпромиссной представляется позиция Джерри Лейвоу, дяди «олд-римрокской террористки», который называет ее «злобной девчонкой с прогрессирующей психопатией», прикрывающей сумасшествие «благородными лозунгами» [Рот 2007: 96-97]. Стоит конкретизировать, что Мерри Лейвоу, в отличие от Бенджамина Сакса и Айка Соллеса, действительно представляет собой тип психически неуравновешенного героя. Хотя первый террористический акт, совершенный девушкой, еще нельзя объяснять только прогрессирующей душевной болезнью, в итоге приведшей Мерри к увлечению безумными теориями, подорвавшими ее физическое здоровье, полной нищете и смерти, но можно с определенностью утверждать: врожденные нарушения в психике Мерри существенно усугубил ряд жизненных обстоятельств. Во-первых, заикание - дефект, который причинял девочке невероятные страдания и с которым тщетно боролись ее родители. Очевидно, именно поэтому в будущем Мерри с такой радостью берется работать с взрывными устройствами и становится настоящим специалистом в этой области: «Возясь с динамитом, - пишет Рот, - она никогда не заикалась» [Рот 2007: 334]. Во-вторых, это травмирующее воспоминание детства, когда одиннадцатилетняя Мерри выпросила у отца поцелуй в губы: то, что казалось игрой, обернулось неискупимым чувством вины Сеймура Лейвоу, постфактум разглядевшего в этом эпизоде зерна разыгравшейся в 1968 году трагедии. В-третьих, это поразившие юную Мерри видеокадры самосожжения буддийского монаха в знак протеста против войны во Вьетнаме, бесконечно передававшиеся по телевидению. Таким образом, Рот, вслед за Остером и Кизи, касается проблемы пагубного влияния средств массовой информации, превращающих реальные трагедии в виртуальное шоу, и дает основания предполагать, что именно новостные выпуски заронили в душу маленькой Мерри Лейвоу представление о жертве, которую нужно принести, чтобы обратить внимание на творящуюся в мире несправедливость.

Если для Бенджамина Сакса трагедия в семье послужила одним из возможных факторов обращения к терроризму, а для Айка Соллеса оказалась главным побуждающим мотивом, то в случае Мерри семейная драма начинается как раз в результате теракта. Но с Саксом и Соллесом «олд-римрокскую террористку» объединяет гнетущее одиночество, с той значительной разницей, что у нее это чувство сформировалось вопреки жизненной логике: она окружена любящими родителями, а Сакс и Соллес потеряли своих близких. Размышляющий о терроризме писатель Натан Цуккерман вслед за Сеймуром Лейвоу подводит неутешительный итог любого радикального сопротивления, если в корне его заложена попытка преодолеть это страшное чувство: «Как можно выразить протест против одиночества? Все теракты во всей истории, вместе взятые, не оставили на нем и царапины. Самая убийственная созданная руками человека взрывчатка ничего ему не сделает» [Рот 2007: 293].

В «Американской пасторали» тема терроризма теснейшим образом связана с темой семейных отношений, одной из ведущих в творчестве Рота, в рамках которой писатель исследует проблему отцов и детей и разрыв преемственности между поколениями: «. каждое следующее поколение распознавало ограниченность

предыдущего, умнело и делало шаг вперед <.> И вдруг - выбывает из игры дочь, дитя четвертого поколения; сбегает дочь, которой подобало стать его [отца. - А.С.] улучшенным подобием» [Рот 2007: 114]. Таким образом, «судьбы Сеймура и Мерри Лейвоу могут быть прочитаны как судьбы разных поколений и - шире - как исторические судьбы Америки» [Оа1г 2008: 240]. Помимо склонности к столь широким обобщениям, исследователь Алики Варвогли считает характерной чертой творческого метода Рота «углубленное изучение различных артефактов политической и социальной жизни страны» [Уагуо§Н 2009: 96]. Действительно, в «Американской пасторали», существенное место уделено глубокому исследованию феномена терроризма, что существенно отличает подход Рота от принципов Остера и Кизи. Рот не замыкается на единичном случае Мерри Лейвоу: в романе эпизодически обрисованы истории других вымышленных юных террористок; упомянуты и реальные, имевшие место в истории США теракты (взрывы в университетских кампусах, полицейских участках, на призывных пунктах).

Еще один террорист-американец в литературе США, выступающий, подобно Бенджамину Саксу, против войны во Вьетнаме и выражающий, как Мерри Лейвоу, свой протест с помощью терактов, - Бернард Мики Рэнгл по прозвищу Дятел из романа Тома Роббинса «Натюрморт с дятлом». С «Песней моряка» этот роман объединяет внимание Роббинса к проблемам экологического состояния Земли: первая глава открывается описанием цивилизации, приходящей в упадок в последней четверти XX века. Художественный мир «Натюрморта» отличает двухуровневая организация: главы, адаптирующие постмодернистский прием саморазвивающегося письма, в которых автор рефлексирует по поводу собственного текста и обсуждает с печатной машинкой перспективы дальнейшей работы, и собственно комедийная история любовных взаимоотношений и невероятных приключений современной принцессы и террориста. Если в «Левиафане» ирония Остера касается обстоятельств жизни Сакса, подтолкнувших его к терроризму, то смех Роббинса уже напрямую связан с терактами, а также другими существенными проблемами современного мира. Этот творческий подход сближает писателя со школой «черного юмора» в литературе США (Т. Пинчон, Дж. Барт, Дж. П. Данливи, Дж. Хоукс, Д. Бартельми), важнейшей чертой поэтики которой являются сквозной гротеск и смех над страшным и отталкивающим. «Черные юмористы», все отрицая и высмеивая, отбрасывают, по мнению Алексея Зверева, не только бунт, по и саму идею бунтарства как бесплодную по своей сути (подробнее см.:

[Зверев 1979: 214-215]). Характерно, что в романе Роббинса герой-террорист Бернард Мики Рэнгл именует себя именно Бунтарем (наличие романтического псевдонима -черта, знакомая по ситуациям Сакса и Соллеса), более того, развивает целую теорию, согласно которой «бунтари - это консервные ножи в супермаркете жизни» [Роббинс 2004: 81].

Веселый и «исключительный» ввиду рыжего цвета волос Дятел, который в ином, более серьезном контексте выглядел бы просто маньяком или трансгрессивной личностью, представляет особый тип террориста в американской прозе. В сознании Бенджамина Сакса и Айка Соллеса заключен сформировавшийся образ врага, которому они противостоят, поэтому эти герои во многом являются идейными террористами. Мерри Лейвоу совершает теракт, соперничая не только с государством, как Сакс и Соллес, но и с собой, пытаясь исторгнуть вовне накопившуюся негативную энергию, которая ей неподвластна. Дятел же, формально протестуя против той или иной несправедливости или глупости (войны во Вьетнаме или профанации в виде симпозиума по спасению Земли на Гавайях), просто выбирает удачные исторические моменты, чтобы совершать теракты ради удовольствия. Герою нравится смотреть, «как высокие сооружения медленно оседают от взрывов, плавно рассыпаются, роняют кирпичи, будто перья, стены тают в воздухе, угрюмые фасады начинают широко ухмыляться, опоры содрогаются и устало говорят “На сегодня хватит”, и вихрь огромного воздушного цунами уносит прочь тонны тоталитарного хлама» [Роббинс 2004: 79-80]. Дятел - террорист-художник, настоящий эстет по части взрывов, наслаждающийся визуальным, а не идеологическим эффектом своих разрушительных, но некровавых деяний (герой производит взрывы с осторожностью в благородном желании избежать жертв).

В качестве одной из основных составляющих теракта исследователь Владимир Никитаев выделяет демонстративное отрицание смысла, «ибо ничто не вселяет в человека такой ужас, как полное безразличие к смыслу направленной против него силы» [Никитаев 2002: 135]. Однако в терроризме Бенджамина Сакса, Айка Соллеса и даже Дятла смысл присутствует и активно героями пропагандируется. Кровавый характер терактов выносит за рамки обобщения только Мерри Лейвоу. В остальных случаях перед нами терроризм, ставящий задачи пробуждения той структуры, против которой он направлен, - всего государства, а значит, и каждой личности (в случае Дятла противоборство с системой носит условный характер, однако общественность в романе Роббинса зачастую воспринимает героя в качестве идеологически направленного террориста). То есть, Сакс, Соллес и Дятел не стремятся к установлению диктата неподконтрольной силы, они бросают вызов государству во имя его преображения. Этот своего рода «гуманный терроризм», призванный не дестабилизировать, но оздоровить атмосферу в обществе, - отличительная черта американской литературы до 9/11.

Подводя итоги, перечислим основные закономерности и особенности при создании образа террориста-американца в литературе США до 9/11:

- открытый протест героя против государства (характерен в разной степени для всех четырех террористов);

- множественность причин, по которым герой становится террористом (Сакс, Мерри). Трудность в определении главного побуждающего мотива;

- наличие черты, намекающей на некую исключительность террориста:

■ внешность и особенности речевой деятельности: у Дятла огненнорыжий цвет волос; Мерри Лейвоу - заика;

■ дарование: писательский талант, позволивший Бенджамину Саксу дебютировать в молодом возрасте с выдающимся произведением, написанным в условиях тюремного заключения;

■ аура истинного героя: Айк Соллес, как и главные персонажи

предшествующих романов Кизи (Рэндл Макмёрфи в «Над гнездом кукушки» (One Flew Over the Cuckoo's Nest, 1962) и Хэнк Стампер в «Порою нестерпимо хочется» (Sometimes a Great Notion, 1964), наделен несгибаемой волей, твердым характером и не признает компромиссов;

- семейные драмы прошлого имеют важнейшее значение, влияя на превращение героя в террориста (кризис брака Сакса и Фанни; гибель дочери Соллеса и уход от него жены; напряженность отношений Мерри с родителями);

- врожденные или приобретенные психопатические отклонения героев-террористов (Дятел воспринимает теракт как красивый ритуал), усугубленные физическим дефектом (заикание Мерри) или травмирующими воспоминаниями детства (боязнь смерти в Статуе Свободы у Сакса; монах-самоубийца и отцовский поцелуй в случае Мерри);

- гуманный характер терактов как обязательное условие для их исполнителя (Сакс, Соллес, Дятел);

- символический характер сопротивления (взрывы Саксом копий Статуи Свободы; «нефтяное опыление» Соллеса) и романтический образ героя-борца (Сакс -Призрак Свободы; Соллес - Мститель; Дятел - Бунтарь);

- экотерроризм как радикальная реакция героя на экологический кризис конца XX века (Соллес, а также Рид Димаджио);

- борьба героя против «декораций» внешнего благополучия за естественность (уничтожение копий Статуи Свободы Саксом; сопротивление Соллеса против превращения Квинака в съемочную площадку);

- крах героя-террориста в борьбе с системой (гибель Сакса от собственной бомбы; умственное помешательство и смерть в полной нищете Мерри);

- писатель и терроризм как художественная проблема (Бенджамин Сакс выбирает бомбы вместо печатной машинки; Питер Аарон рассуждает о терактах Сакса; Натан Цукерман анализирует судьбу террористки Мерри Лейвоу).

Библиографический список

Белов С. Б. Бойня номер «X»: Литература Англии и США о войне и военной идеологии. М.: Советский писатель, 1991. 368 с.

Белов С. Большой литературный базар, или Старый экспресс фантазии // Иностранная литература. 2000. №3. С. 116-125.

Жутовская Н. М. Терроризм и писательство // Звезда. 2008. №12. С. 47-69.

Зверев А. М. Модернизм в литературе США. М.: Наука, 1979. 320 с.

Кизи К. Песня моряка: роман / пер. с англ. М. Ланиной. СПб.: Афмора, 2004.

604 с.

Неверов А. «Не сажайте всех ковбоев на одного коня!»: [интервью с Мадиной Тлостановой] // Литературная газета. 2009. №8. С. 7.

Никитаев В.В. Терророфания // Философские науки. 2002. №1. С. 134-140.

Остер П. Левиафан: роман / пер. с англ. С. Таска. М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2009. 272 с.

Прозоров В.Г. Пол Остер: Искусство правильных вопросов. Петрозаводск: Изд-во КГПА, 2009. 103 с.

Роббинс Т. Натюрморт с дятлом: роман / пер. с англ. Н. Сечкиной. М.: АСТ: ОАО «ЛЮКС», 2GG4. 317 с.

Рот Ф. Американская пастораль: роман / пер. с англ. В. Кобец, Н. Кулаковой. СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2GG7. 544 с.

Carlini M. F. The «Ruins of the Future»: Counter-Narratives to Terrorism in the 9/11 Literature of Don DeLillo, Jonathan Safran Foer, and Ian McEwan: Thesis presented for the Master of Arts Degree. The University of Tennessee, Knoxville, 2GG9. 9G p.

Coppersmith Fred. Constructing the Self in Paul Auster's Leviathan // Penn State University, English 436.1: Fall 1998. [Сайт] URL:

http://www.unreality.net/writings/academic/Eng436-l.pdf (дата обращения: 27.1G.2G11).

Gair Christopher. The «Horror of Self-Reflection»: Writing, Cancer, and Terrorism in Philip Roth’s American Pastoral // Gramma Journal of Theory and Criticism. 2GG8. №16. P. 235-249

Gray R. A Failure of the Imagination: Diagnosing the Post-9/11 Novel: A Response to Richard Gray // American Literary History. 2GG9. V. 21. №1. P. 152-158.

Kaplan E. Ann. Trauma Culture: The Politics of Terror and Loss in Media and Literature. New Brunswick: Rutgers University Press, 2GG5. 2G8 p.

Morley Catherine. Writing in the Wake of 9/11 // American Though and Culture in the 21st Century / ed. by Martin Halliwell and Catherine Morley. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2GG8. P. 245-258.

Varvogli Aliki. Ailing Authors: Paul Auster’s Travels in the Scriptorium and Philip Roth’s Exit Ghost // Review of International American Studies. Vol. 3.3-4.1 (special issue On Terror and Security), 2GG8-2GG9. P. 94-1G1

Zindziuviem Ingrida. The Post 9/11 Period In American Literature: From Fear And Estrangement To Interest And Dialogue // Literatura 2GG8. 5G (5) [Сайт]

URL: http://www.leidykla.vu.lt/fileadmin/Literatura/5G_____5_/ll2-ll9.pdf (дата обращения:

27.1G.2G11).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.