CC BY
15
Пьеса «Стена» построена на цитатах из произведений трех писательниц, названных в начале, - Ингеборг Бахман, Марлен Ха-усхофер и Сильвии Плат. Все три женщины-писательницы действуют в романе как персонажи, наделенные узнаваемыми чертами своих прототипов, а также некоторых других женщин-писательниц второй половины ХХ в., чьи судьбы были разрушены конфликтом между знанием и страстью. В отличие от героини романа «Стена» (1963) Марлен Хаусхофер они не становятся убийцами, а обращают агрессию, пропитавшую общество, против себя и убивают себя сами. Их желание создать свое собственное тело, представить женщину как конструкт, просветить собственную «естественность» и представить бытие-женщиной как произведение искусства приводит их к самоубийству, совершая которое они выступают одновременно как субъекты и как объекты своих действий, избегая смерти от руки мужчины и тем самым, в жестоком смысле, спасая свое достоинство. Смерть женщин-авторов становится у Елинек актом свободы и независимости.
Е.В. Соколова
2012.01.031. О РОМАНЕ ФИЛИПА РОТА «АМЕРИКАНСКАЯ ПАСТОРАЛЬ». (Обзор статей).
Созданный в эпоху «постмодерна» роман Ф. Рота «Американская пастораль» (1997) - знаменательное событие в современной литературе США. Это и есть то самое «метаповествование» -«великая история», которая отражает вечные общечеловеческие проблемы: поиски идентичности, взаимоотношения поколений, конфликты отцов и детей, представление о труде и знании как средстве достижения счастья, конвенционализм как путь к согласию большинства относительно чего-либо.
Ф. Рот поставил перед собой задачу показать в частной судьбе героев отражение и преломление жизни страны, детерминировать их внутреннюю связь и взаимозависимость. Роман Рота отличает глубокое исследование тайны личности, осознание человеком себя. Он решает эту проблему в двух аспектах. На позитивном материале - образе ослепительно красивого юноши, выходца из семьи еврейских иммигрантов, Сеймура Ирвинга Лейвоу, носящего прозвище «Швед», будто приросшее к нему, превратившее его в миф, «каким он никогда не стал бы под именем Сеймур... Он но-
сил это имя с собой, как паспорт-невидимку, заходя все дальше и дальше в глубь американской стихии, решительно эволюционируя в высокого, обаятельного, оптимистичного американца» (с. 270)1. Швед понял и принял свою миссию человека с вытекающим отсюда пронзительным чувством ответственности за свои действия. Негативный материал - образ Мерри, обожаемой Шведом дочери, вступившей на путь терроризма и ставшей преступницей по отношению к себе и к обществу. Предательство по отношению к себе приобретает в романе мифологические черты, выражающиеся в отсутствии чуткости к органической, пасторальной красоте мира и своей созвучности ей даже в предельно жестоких экстремальных ситуациях.
Исследователь творчества писателя Т. Пэрриш в предисловии к роману «Конец идентичности» утверждает, что Мерри являет собой вакуум идентичности. «Она - это постмодернистский ужас (postmodern horror), который выплеснулся так далеко за границы субъективности, что она в итоге предпочла не быть собой вообще» (3, с. 93).
«Дочь депортировала отца из вожделенной американской пасторали в мир, противоположный пасторали, дышащий яростью, неистовством, отчаянием - в кипящий американский котел» (Ф. Рот, с. 115). Д.Р. Роуйал в статье «Опровержение исторической пасторали в американской трилогии Филипа Рота» пишет: «Пастораль - это состояние ума, которое не принимает конфликта, противоречий, неопределенности» (4, с. 20). Швед жил пасторальной жизнью США 1950-х годов и был счастлив. Шведа мало беспокоили военные проблемы из-за его верности, преданности «эпистемам американского пасторализма» («to the epistems of the American pastoralism») (там же). Дочь и 60-е годы положили «конец взлелеянному в мечтах американскому будущему, которое, несомненно, должно было прийти на смену здоровому американскому прошлому» (Ф. Рот, с. 114). Главная функция Мерри в романе - быть эмиссаром антипасторализма («emissary of counter-pastoralism»), отмечает Дж. Капуто в статье «Между добром и злом» (2, с. 24).
1 Рот Ф. Американская пастораль. - М.; СПб.: Лимбус пресс, 2007. - 539 с. Далее страницы даны по этому изданию.
Мерри захвачена стихией антивоенной, антикапиталистической радикальной политики 1960-х годов. Она «испытывает неутолимый голод выжечь американскую политическую платформу и американский образ жизни ("mainstream lifestyle") как политическое преступление» (4, с. 14).
Американская исследовательница С. Байлунд в статье «Бекон-салат-томатная (BLT) борьба Мерри Лейвоу: Пищевой бунт в романе Рота "Американская пастораль"» (1) полагает, что Швед мирится с несправедливостями капитализма еще и потому, что эта система помогла еврейским иммигрантам ассимилироваться в США: «... говоря метафорически, Швед не хочет бить по руке, которая его кормит» (1, с. 20). Мерри же встала на путь борьбы с детства. Все началось с отрицания домашней еды, фиксирует начало ее бунта С. Байлунд. Она использовала свое отношение к еде как средство мятежной манипуляции: сначала для сохранения автономии по отношению к ценностям и установкам семьи и затем - по отношению к обществу. Будучи подростком, она открыла для себя, что изменение ее вкусовых привычек способствует ее политическому авторитету.
Юная Мерри отказывалась есть завтраки, которые мать давала ей с собой в школу - ведь школьные друзья могли подумать, что их завтраки беднее. Она придумывала всякие уловки, например, говорила, что хотела бы есть в школе горячий суп, но неизменно выливала его или разбивала специально купленные для этого термосы. Она выбрасывала всю домашнюю еду и оставляла только монетку, на которую покупала мороженое. Для Мерри было важно, чтобы она сама решала, что ей есть, - без материнской юрисдикции.
«Дома она почти напрочь отказывалась от еды, но зато в школе и на улице непрерывно что-то жевала: чизбургеры с картошкой фри, пиццу, жареные луковые колечки, а потом наливалась ванильными молочными коктейлями и шипучим лимонадом, поедала бесчисленные мороженые. Они [родители. - Ред.] и оглянуться не успели, как их дочь стала крупной шестнадцатилетней девахой - неопрятной, почти шести футов роста, с размашистой походкой» (Ф. Рот, с. 133). Родители недоумевали, что «эта девочка, в своем черном акробатическом трико кузнечиком скакавшая с кресла на стул, а потом обратно в кресло, легко перепрыгивавшая с одних взрослых колен на другие, вдруг отбилась от рук.» (с. 132).
Тема еды, подчеркивает С. Байлунд, обладала особой остротой в американских семьях, прежде всего в семьях старшего поколения иммигрантов, каким был отец Шведа. Угроза голода в годы Великой депрессии формировала сложные отношения родителей и детей, поведение во время трапезы, когда все лучшее старались отдать детям. Известный американский критик А. Кейзин, такой же представитель еврейской интеллигенции, как и Филип Рот, в своей книге «Бродяга в городе» рисует впечатляющую картину американской жизни в годы, предшествующие депрессии. Родителям зачастую приходилось добывать еду для детей силой. «Ешь! Ешь! Ты погибнешь, если не будешь есть! Какой грех я совершил, что Господь так наказывает меня с тобой! Ешь». «И благодаря родителям мы не имели шанса узнать, что такое голод»1. Мерри же с негодованием бросает в лицо отцу обвинение: «All you can think about, all you can talk about, all you care about is well-being of this fucking little family».
«В дальнейшем диетические привычки Мерри приобретали все более явную пасторальную окраску ("pastoralism heavy emphasis"), направленную против устойчивости, благосостояния и единства семьи» (1, с. 17).
Молодое поколение чувствовало фальшь американских лозунгов, буржуазных ценностей и милитаристской политики. «Их сводило судорогами от погони среднего класса за карьерой, семейным благополучием, успехом, и они размахивали своим отчуждением как знаменем», - пишет исследователь ситуации 1960-х годов в США Т. Гитлин2.
Первую самодельную бомбу Мерри бросила «в самое сердце своего отца» - она убила хозяина единственного в 50-х годах магазина в Олд-Римроке, служившего местом встреч старинной фермерской общине. Здесь стояла первая школа дочки Шведа Лейвоу, на ступеньках магазина дети ждали своих родителей. Швед приходил сюда каждую субботу за свежей газетой. Он любил это пронизанное пасторальными эмоциями место. Потом она убила еще трех ни в чем не повинных людей. Укрывшись в Чикаго, она первое
1 Kazin A. A Walker in the city. - N.Y., 1958. - P. 18.
2 Gitlin T. The sixties: Years of hope, days of rage. - N.Y., 1987. - P. 27.
время испытывала страшное одиночество. И чтобы не дать видениям родного дома окончательно вывести себя из равновесия, она, пишет С. Байлунд, находила какую-нибудь забегаловку, присаживалась у стойки бара и заказывала бутерброд - бекон-салат-томат (BLT) с ванильным молочным коктейлем. Сосредоточенность на медленном пережевывании пищи поддерживала в ней способность жить дальше в полном одиночестве.
После совершенных ею терактов Мерри обратилась к другой крайности - джайнизму с его концепцией ненасилия, ахимсы и салла хана - доведения себя до голодной смерти. Булемический бунт Мерри сменился анорексическим. «Выбрав голодание, она сама превратилась в хаос», - констатирует С. Байлунд (1, с. 15).
К 70-м годам жизнь в США кардинально изменилась. Бунт молодежи и расовые проблемы подорвали романтические представления о благословенной Америке, нанесли сокрушительный удар по концепции Американской мечты и пасторальному мироощущению. «Мерри борется, чтобы подорвать романтические мечты о благословенной Америке, которые коренились в традиционных представлениях о капитализме, прогрессе, материальном благополучии, только для того в конечном счете, чтобы заменить их другим обобщающим и по сути менее рациональном комплексом представлений - постмодернизмом» (1, с. 25). В результате поиски Мерри самой себя приобретают постмодернистскую версию личности. Она безвозвратно теряет основы своей идентичности, просто лишается ее.
Все, что делает Мерри, - это попытка до основания разрушить пасторальные нормы (pastoral norms) без всякой мысли о последствиях (1, с. 23). Мрачная ирония ее матери подтверждает это: «Ты не против войны - ты против всего» (You are not antiwar, you're antieverything) - против всего, во что верил ее отец и большинство американцев» (там же).
Писатель Натан Цукерман, от лица которого ведет свое повествование Филип Рот, признается, что начал осознавать истинное значение Шведа, «куда большее, чем талант в спорте, а именно: талант быть собой, обладать этой странной захватывающей силой и все же говорить и улыбаться даже без тени превосходства, проявляя врожденную скромность того, для кого нет препятствий, кому
никогда не нужно торопиться, чтобы занять свое место под солнцем» (Ф. Рот, с. 32).
Список литературы
1. Bylynd S. Merry Levov's BLT crusade: Food-fueled revolt in Roth's American pastoral // Philip Roth studies. - West Lafayette: Purdue univ. press, 2010. - Vol. 6, N 1. - P. 3-30.
2. Caputo J. Between good and evil // Caputo J. Against ethics: Confrontations to a poetics of obligation with constant reference to deconstruction. - Bloomington: Inel-iana univ. press, 1993. - P. 20-41.
3. Parrish T. The end of identity: Philip Roth's «American pastoral» // Shofar: An interdisciplinary journal of Jewish studies. - West Lafayette: Purdue univ. press, 2000. - Vol. 19, N 1. - P. 89-99.
4. Royal D.P. Contesting the historical pastoral in Philip Roth's American trilogy // American fiction of the 1990s. - L.: Rothledge, 2008. - P. 6-28.
Е.А. Цурганова
2012.01.032. ХОББС А. ПРОЧТЕНИЕ ТЕЛА В «АМЕРИКАНСКОЙ ПАСТОРАЛИ» ФИЛИПА РОТА.
HOBBS A. Reading the body in Philip Roth's American pastoral // Philip Roth studies. - West Lafayette: Purdue univ. press, 2010. -Vol. 6, N 1. - P. 69-83.
Профессор Кембриджского университета (Великобритания) Алекса Хоббс изучает проблему тела в литературном тексте как средоточения смысла. В данной статье материалом исследования стал роман Филипа Рота «Американская пастораль» (1997), где присутствует персонаж, являющийся идеалом героя-мужчины, и на примере судьбы которого рассматривается влияние внешности на становление личности.
Главный герой «Американской пасторали» Сеймур «Швед» Лейвоу - представитель третьего поколения американских евреев, променявший еврейский городской Ньюарк на деревенский Олд-Римрок. Роман охватывает практически всю жизнь персонажа: от отроческого возраста до крушения личного мира в результате террористических действий его дочери Мерри в период вьетнамской войны и смерти от рака простаты.
Швед был поразительно красив. «Ни у кого из нескольких блондинистых евреев нашей почти стопроцентно еврейской бесплатной средней школы не было ничего похожего на волевой под-
