CC BY
82
Вестник ДВО РАН. 2015. № 1
УДК 575.174: 58.084.2
И.Ю. АДРИАНОВА, Г.Д. РЕУНОВА, Ю Н. ЖУРАВЛЁВ
Лиственницы континентальной и островной части российского Дальнего Востока: генетическая изменчивость и взаимоотношения
Методом RAPD изучена генетическая изменчивость и дифференциация популяций лиственниц (род Larix Mill.) Сахалина, Итурупа, Камчатки, Приморья и Японии. Показано, что самыми высокими показателями генетической изменчивости характеризуются приморские и японские выборки, а самыми низкими — выборки Сахалина и Итурупа. Наиболее дифференцированы лиственницы Сахалина и Камчатки. Все российские популяции лиственниц формируют один кластер на UPGMA-дендрограмме и одну группу в плоскости главных координат, что может свидетельствовать об общей истории их формирования. Вместе с тем выборки L. kaempferi Sarg. сильно удалены генетически от популяций лиственниц российского Дальнего Востока. Обсуждается вывод о том, что эволюционная история японской лиственницы отлична от истории развития дальневосточных лиственниц России.
Ключевые слова: дальневосточные лиственницы России, Larix kaempferi, RAPD, генетическое разнообразие, дифференциация.
Larches from mainland and islands of the Russian Far East: genetic variability and relationships.
I.Yu. ADRIANOVA, G.D. REUNOVA, Yu.N. ZHURAVLEV (Institute of Biology and Soil Sciences, FEB RAS, Vladivostok).
Genetic variability and differentiation of larch populations (genus Larix Mill.) from Sakhalin, Iturup, Kamchatka, Primorsky Kari and Japan were studied by RAPD method. It was shown that Primorsky and Japanese samples had the highest estimations of the genetic variability, while samples from Sakhalin and Iturup had the lowest ones. Larches from Sakhalin and Kamchatka had the most differentiation. All Russian larch populations formed one cluster on the UPGMA dendrogram and one group in the plane ofprincipal coordinates that may be evidence of their common history of forming. At the same time samples of L. kaempferi Sarg. were genetically too distant from the larch populations of Russian Far East. The conclusion that evolution history of Japanese larch differs from evolution history of other Far-East larch species of Russia is discussed.
Key words: Russian Far-East larches, Larix kaempferi, RaAPD, genetic variability, differentiation.
Введение
Российскому Дальнему Востоку (РДВ) свойственно самое большое на Земле разнообразие форм рода Larix. Гибридизация, характерная для дальневосточных лиственниц, увеличивает морфологическую изменчивость, что существенно осложняет их видовое описание. Поэтому до сих пор таксономический статус ряда форм остается дискуссионным.
*АДРИАНОВА Ирина Юрьевна - научный сотрудник, РЕУНОВА Галина Дмитриевна - кандидат биологических наук, ведущий научный сотрудник, ЖУРАВЛЁВ Юрий Николаевич - академик, директор (Биолого-почвенный институт ДВО РАН, Владивосток). *Е-таП: [email protected]
Работа выполнена при финансовой поддержке программы Президиума РАН (проект № 12-1-П30-02), программы интеграционных исследований Дальневосточного отделения РАН и Сибирского отделения РАН (проект № 09-11-С0-06-003).
К «чистым» видам лиственниц, распространенным на РДВ, относят Larix gmelinii (Rupr.) Rupr., L. cajanderi Mayr, L. olgensis A. Henry и L. kamtschatica (Rupr.) Carr., в то время как L. amurensis Kolesn., L. maritima Sukacz., L. ochotensis Kolesn., L. komarovii Kolesn., L. lubarskii Sukacz. считают гибридными видами [2, 4, 7]. По поводу лиственниц п-ова Камчатка и о-ва Сахалин мнения морфологов расходятся. Одни исследователи полагают, что на полуострове растет L. cajanderi, другие определяют здесь L. gmelinii var. kamtschatica или L. kurilensis ssp. glabra Dylis [2, 4, 8, 10, 16]. В южной части Сахалина, по данным разных авторов, распространена L. gmelinii var. japonica или L. kamtschatica, а в северной части встречаются гибриды L. gmelinii х L. kamtschatica [2, 16]. Вид L. kamtschatica обитает также на курильских островах Итуруп и Шикотан.
Большой вклад в исследование лиственниц РДВ сделан с использованием молекулярных методов анализа генетической изменчивости [3, 5, 9, 11, 19, 26]. По данным анализа маркеров митохондриальной ДНК, популяции камчатской лиственницы образовали моно-морфную группу, дифференцированную от других таксонов. Свойственный им митотип S отсутствовал на ареале L. cajanderi [24]. Напротив, результаты анализа маркеров хлоро-пластной ДНК показали, что выборки камчатской лиственницы имеют гаплотипы, общие с L. cajanderi и L. gmelinii [13, 24]. Близкая связь полуостровных лиственниц с L. cajanderi была установлена также на основе аллозимного анализа [25]. Авторы [24] выделили камчатскую лиственницу в самостоятельный таксон, сформировавшийся в результате интро-грессивной гибридизации между лиственницами, пережившими последний ледниковый максимум на полуострове, и лиственницами с северных территорий РДВ, заселившимися на него позже. В противоположность камчатским лиственницам, популяции о-ва Сахалин характеризуются наибольшим среди дальневосточных представителей разнообразием митотипов, основу которого составляют гаплотипы, характерные для лиственниц материковой части РДВ и Камчатки, а в южной части острова с наибольшей частотой встречаются митотипы, фиксированные у L. kamtschatica на Курильских островах и у L. kaempferi [24]. Наличие японского митотипа и его предположительно рекомбинантных форм даже в выборках из северной части острова дало авторам основание предположить, что лиственницы Сахалина и Японии некогда составляли единый вид [14]. Вместе с тем данные по изменчивости маркеров хлоропластной ДНК и аллозимов свидетельствуют о высокой дифференциации лиственниц РДВ от L. kaempferi [13, 26]. Таким образом, генетические связи L. kaempferi и дальневосточных лиственниц России остаются неясными и нуждаются в дальнейшем исследовании, возможно с применением других ДНК-маркеров.
Известна работа, в которой на основе метода RAPD (Random Amplified Polymorphic DNA, случайно амплифицированная полиморфная ДНК) показана близость японской лиственницы к лиственницам с Корейского п-ова и сделано предположение, что L. kaempferi проникла в Японию через Корею [19]. Метод RAPD широко применяется в популяцион-ной генетике хвойных, в том числе лиственниц [19, 28]. Мы использовали RAPD-маркеры для изучения генетической изменчивости и взаимоотношений популяций лиственниц из разных географических районов Сибири и Дальнего Востока [5, 9]. Однако нашими исследованиями не были охвачены лиственницы Тихоокеанского побережья РДВ.
Целью данной работы было изучение генетической изменчивости популяций лиственниц Приморья, п-ова Камчатка, островов Сахалин, Итуруп и Японии для оценки их генетического полиморфизма, подразделенности и генетических взаимоотношений.
Материалы и методы
Местоположение и описание исследованных выборок представлены на рис. 1 и в табл. 1.
Геномную ДНК выделяли из 300 мг свежей хвои по [18]. Полимеразную цепную реакцию проводили в термоциклере UNO II 48 («Biometra», Германия) с десятичленными
Таблица 1
Географическое расположение исследованных выборок лиственницы
Выборка Местоположение Координаты, с.ш. / в.д. Число деревьев
Приморье
ГОР Р. Горбуша (приток р. Рудная) 44°40' / 135°40' 10
ЧЕР Исток р. Черемуховая (приток р. Джигитовка) 44°42' / 135°45' 10
Сахалин
ОХА Зал. Уркта, окр. г. Оха 53°34' / 142°58' 10
ТЫМ Окр. пос. Тымовское 50°52' / 142°40' 11
АНИ Окр. г. Анива, в 200 м юго-западнее побережья 46°43' / 142°32' 9
Итуруп
КАС О-в Итуруп, оз. Касатка 45°01' / 147°49' 8
ХВО О-в Итуруп, мыс. Евгения, устье ручья Хвойный 45°11' / 148°14' 17
Камчатка
ЭССО 1 Окр. с. Эссо, северо-западный склон 55°57' / 158°42' 14
ЭСОО 2 Окр. с. Эссо, юго-восточный склон 55°56' / 158°43' 13
ПЛОС 1 Вулкан, склон сопки Плоская 55°52' / 160°13' 15
ПЛОС 2 Недалеко от подножия сопки Плоская 55°52'/160°05' 13
МИЛ В 60 км севернее с. Мильково 55°11' / 159°01' 14
Япония
ХОН* О-в Хонсю 36°06' / 138°01' 13
ХОК* О-в Хоккайдо 43°04' / 142°30' 5
* Материал с семенной плантации возле г. Батискан, провинция Квебек, Канада [23]. Примечание. окр. - окрестности.
праимерами произвольной последовательности («Синтол», Россия), используя реакционную смесь и температурный режим, описанные нами ранее [6]. Продукты амплификации разделяли методом гель-электрофореза в присутствии бромистого этидия. Для получения генетических параметров исследованных выборок, проведения теста Фишера на дифференциацию популяций и построения дендрограм-мы методом невзвешенного попарного среднего (UPGMA) на основе генетических дистанций Нея (DN) использовали пакеты компьютерных программ TFPGA [21] и POPGENE [27]. Для иерархического распределения генетической изменчивости применяли анализ молекулярной вариации (AMOVA) в программе Arlequin 2.000 [25]. Корреляцию между географическими и генетическими дистанциями выборок изучали с использованием теста Мантела [20]. Ординация выборок на основе дистанций Нея выполнена методом главных координат (PCA) в программе GenAlEx 6.0 [22].
Рис. 1. Месторасположение исследованных выборок лиственницы: 1 - ГОР; 2 - ЧЕР; 3 - ОХА; 4 - ТЫМ; 5 - АНИ; 6 - КАС; 7 - ХВО; 8 - ЭССО 1; 9 - ЭССО 2; 10 - ПЛОС 1; 11 - ПЛОС 2; 12 - МИЛ; 13 - ХОН; 14 - ХОК. Код выборок см. в табл. 1
Результаты и обсуждение
При исследовании популяций лиственниц с участием девяти RAPD-праймеров (OPA-OI, OPA-02, OPA-04, 0PA-07, OPA-11, OPA-12, OPA-19, 0PB-10, OPC-06) получено 319 фрагментов ДНК, количество которых в индивидуальных RAPD-спектрах, в зависимости от праймера, варьирует от 24 до 41. Полиморфными во всех исследованных выборках оказались 306 (96 %) ампликонов. Тест Фишера показал, что популяции, за исключением трех пар выборок (ГОР и ЧЕР, ОХА и ТЫМ, КАС и ХВО), значимо дифференцированы по частотам встречаемости фрагментов. У L. kaempferi выявлено 3 локуса (OPA-042877, OPA-O72182, OPC-062542), которые мономорфны в обеих японских выборках (ХОН и ХОК) и, таким образом, могут быть видоспецифичными.
Значения показателей генетической изменчивости исследуемых выборок представлены в табл. 2.
Таблица 2
Генетические параметры исследованных выборок лиственниц
Выборка A He ^ % % GST Nm
Приморье
ГОР 1,52 0,1806 52,0 52,0
ЧЕР 1,52 0,1782 52,0 52,0 0,07 6,62
Среднее 1,52 0,1794 52,0 52,0
Сахалин
ОХА 1,41 0,1275 40,8 40,8
ТЫМ 1,42 0,1376 35,1 42,0
0,24 1,59
АНИ 1,43 0,1605 42,6 42,6
Среднее 1,42 0,1419 39,5 41,8
Итуруп
КАС 1,39 0,1341 38,9 38,9
ХВО 1,51 0,1511 43,3 50,5 0,09 5,08
Среднее 1,45 0,1426 41,1 44,7
Камчатка
ЭССО 1 1,50 0,1835 47,0 49,8
ЭССО 2 1,38 0,1337 31,4 37,9
ПЛОС 1 1,44 0,1586 40,8 43,6
0,25 1,48
ПЛОС 2 1,51 0,2011 47,3 50,5
МИЛ 1,53 0,1822 48,3 53,3
Среднее 1,47 0,1718 43,0 47,0
Япония
ХОН 1,56 0,2047 51,4 55,8
ХОК 1,40 0,1707 40,1 40,1 0,116 3,81
Среднее 1,48 0,1877 45,8 47,9
Примечание. А - среднее число аллелей на локус, Н - средняя ожидаемая гетерозиготность по всем локусам, Р95 - доля полиморфных локусов при 95%-м критерии, Р99 - доля полиморфных локусов при 99%-м критерии, О - мера популяционной дифференциации, Ыт - поток генов.
Наибольшей изменчивостью характеризовались приморские и японские выборки, а наименьшей - с островов Сахалин и Итуруп (табл. 2). Высокий уровень генетического полиморфизма приморских лиственниц был также показан нами ранее [5, 9]. Разными авторами на территории Приморья описано несколько видов рода Ьапх и указано существование двух гибридных зон [2, 4, 7]. Таким образом, высокая генетическая вариабельность приморских выборок в значительной степени может быть обусловлена процессами гибридизации. Следующими по уровню генетической изменчивости идут выборки L. kaempferi и большая часть камчатских популяций (табл. 2). Высокие, в целом, показатели генетической изменчивости камчатских лиственниц согласуются с представлениями о том, что эта
лиственница могла сохраняться на полуострове в период последнего ледникового максимума [24]. Примечательно, что Камчатка отличается от других регионов присутствием во всех популяциях лиственницы редких аллелей, что следует из разницы оценок полиморфизма при 95 %-м и 99 %-м критериях (табл. 2). Наличие редких аллелей свидетельствует, что камчатская лиственница обладает высоким эволюционным потенциалом. Однако в связи с тем, что редкие аллели могут быть утрачены в результате случайных событий, генетический ресурс камчатских выборок уязвим и эта лиственница нуждается в охранных мероприятиях. Меньшее в сравнении с другими выборками генетическое разнообразие лиственниц Итурупа и Сахалина, по-видимому, можно объяснить дрейфом генов в условиях островной изоляции.
Анализ подразделенности выборок (б8Т) выявил существенное варьирование этих показателей в разных регионах исследования (табл. 2). Для лиственниц Приморья и Курил характерна низкая степень дифференциации популяций внутри региона, что объясняется географической близостью исследованных выборок и значительными генными потоками между ними (6,62 и 5,08 соответственно, табл. 2). Самая высокая межпопуляционная изменчивость обнаружена в камчатских и сахалинских выборках (табл. 2), однако причины высоких значений 08Т для Камчатки и Сахалина могут быть разными. В случае камчатских лиственниц уровень дифференциации определяется, скорее всего, природно-климатическими особенностями их местообитания. Для Сахалина большую роль в этом может играть присутствие на острове двух разных видов лиственниц - L. kamtschatica и Ь. оско(ет1&', в южной и северной частях соответственно [2, 16]. В пользу такого предположения свидетельствуют наши данные, согласно которым показатель генетической дифференциации между выборками ОХА и ТЫМ (08Т = 0,11) вдвое меньше оценки, полученной для Сахалина в целом при включении в анализ южной выборки АНИ (табл. 2). Эти результаты согласуются с данными анализа изменчивости маркеров митохондриаль-ной ДНК [14, 24], в соответствии с которыми в лиственницах с юга Сахалина выявлены митотипы, фиксированные у L. kamtschatica (Курильские острова) и L. kaempferi, в то время как в северных выборках присутствовали гаплотипы, свойственные материковым лиственницам. Таким образом, мнение морфологов о присутствии на Сахалине разных видов лиственниц [4, 15] находит подтверждение на генетическом уровне. Стоит отметить, что уровень подразделенности между выборками из северной части Сахалина (ОХА и ТЫМ) и континентальными популяциями из Приморья (ГОР и ЧЕР) (08Т = 0,19) меньше, чем дифференциация, характеризующая Сахалин в целом (05Т = 0,24). Вместе с тем выявлена высокая структурированность между лиственницей, произрастающей на юге Сахалина (АНИ), и курильскими выборками КАС и ХВО, которые относятся, предположительно, к одному виду L. kamtschatica (08Т = 0,31). По-видимому, островная изоляция и, как следствие, значительное уменьшение потока генов (Ыт = 1,09) привели к существенной дифференциации этих популяций. В целом значение 05Т, рассчитанное для всей совокупности исследованных выборок (0,418), значительно превышает эти показатели для лиственниц из отдельных регионов (табл. 2), что свидетельствует о высокой генетической подразделенности дальневосточных лиственниц. Результаты AMOVA, согласно которым 53,0 % генетической изменчивости сосредоточено внутри популяций, 29,4 % приходится на межрегиональную составляющую и 17,6 % распределяется между популяциями внутри географических групп, подтверждают этот вывод. Тест Мантела, показавший значимую положительную корреляцию между географическими и генетическими дистанциями (г = 0,61, р < 0,005), указывает на изоляцию расстоянием между исследованными выборками.
Характер взаимоотношений между исследованными лиственницами был установлен на основании генетических дистанций Нея (-Он), значения которых между разными парами выборок колеблются от 0,031 до 0,263, достигая 8-кратного различия, что объясняется вероятной принадлежностью к разным таксонам.
Кластерный анализ (UPGMA) на основе DN показал, что все популяции группируются согласно их географическому распространению (рис. 2). Топология
UPGMA-дендрограммы согласуется с распределением выборок в плоскости главных координат, полученным методом PCA.
Как следует из рис. 2, приморские и сахалинские лиственницы связаны близкими генетическими отношениями. При этом особенно близки к Приморью северные сахалинские выборки - ОХА и ТЫМ (DN = 0,107), в то время как для южной выборки АНИ и приморских лиственниц Dn = 0,139. Эти результаты согласуются с представлением о существовании в древности сухопутного контакта между Приморьем и севером Сахалина [12]. На некотором генетическом удалении от группы Приморье-Сахалин находится лиственница Камчатки (рис. 2). Все ее выборки формируют единый подкластер на дендрограмме, и это поддерживает мнение, что камчатская лиственница является самостоятельным таксоном [4, 24]. Примечательно, что лиственницы Камчатки генетически отделены от курильских лиственниц сильнее, чем от других представителей РДВ, это согласуется с представлением, что Камчатка не могла заселяться лиственницей с юга, через Курильские острова [24]. В целом российские популяции лиственниц образуют единый кластер на дендрограмме (рис. 2), что может свидетельствовать об общей истории их формирования. Основанием для этого вывода служит тот факт, что в древние времена, в плиоцен-плейстоцене, существовали сухопутные связи между континентом и о-вом Сахалин [12], между Сахалином и Курилами [1], а Камчатско-Ку-рильская дуга по преимуществу была сушей.
Примечательно, что все популяции лиственниц РДВ оказались сильно удалены от японских выборок ХОН и ХОК (рис. 2). В пользу генетической обособленности L. kaempferi свидетельствует наличие в ее RAPD-спектрах нескольких мономорфных локусов, отсутствующих в других дальневосточных выборках. Полученные результаты соответствуют данным исследований, проведенных с привлечением хлоропластных микросателлитов [13], согласно которым лиственница японская дистанцирована от выборок Сибири и РДВ, а также результатам аллозимного анализа, показавшим, что лиственница камчатская генетически удалена от L. kaempferi дальше, чем от L. cajanderi, L. ochotensis и L. amurensis [26]. Кроме того, японские авторы на основе RAPD-маркеров показали генетическую близость L. kaempferi к представителям ольгинской лиственницы с территории Китая и Кореи и удаленность ее от лиственниц Сахалина и Курил [19]. Наши данные, указывающие на то, что генетические дистанции между L. kaempferi и приморскими лиственницами (0,222) меньше, чем между нею и лиственницами Сахалина, Курил и Камчатки (0,237, 0,244, 0,233 соответственно), согласуются с мнением японских авторов. Стоит отметить, что, на основе палинологических данных [17], лиственница, которая обитала ранее на Хоккайдо и могла бы иметь родственные связи с лиственницами Курил и юга Сахалина вследствие наличия сухопутных связей между этими островами в прошлом [1], исчезла около 6 тыс. лет назад. Таким образом, опираясь на полученные результаты и учитывая литературные данные [19, 24, 26], мы делаем вывод, что L. kaempferi имеет эволюционную историю, отличную от истории развития лиственниц РДВ.
Авторы благодарят В.Н. Гапонова, д.б.н. А.Н. Беркутенко, И.Л. Кац, к.б.н. А.В. Копанину за помощь в сборе материала.
Рис. 2. UPGMA-дендрограмма генетических связей между исследованными выборками лиственницы на основе генетических дистанций Нея
ЛИТЕРАТУРА
1. Безверхний В.Л., Плетнёв С.П., Набиуллин А.А. Очерк геологического строения и развития курильской островодужной системы и смежных территорий // Растительный и животный мир Курильских островов. Владивосток: Дальнаука, 2002. С. 9-22.
2. Бобров Е.Г. История и систематика лиственниц. Л.: Наука, 1972. 95 с. (Комаровские чтения; т. 25).
3. Гончаренко Г.Г., Силин А.Е. К вопросу о генетической изменчивости и дифференциации лиственницы курильской (Larix kurilensis Mayer) и лиственницы японской (Larix kaempferi Sarg.) // Докл. АН. 1997. Т. 354, № 6. С. 835-838.
4. Дылис Н.В. Лиственница Восточной Сибири и Дальнего Востока. М.: Изд-во АН СССР, 1961. 209 с.
5. Козыренко М.М., Артюкова Е.В., Реунова Г.Д. и др. Генетическая изменчивость и взаимоотношения лиственниц Сибири и Дальнего Востока по данным RAPD-анализа // Генетика. 2004. Т. 40, № 4. С. 506-515.
6. Козыренко М.М., Артюкова Е.А., Лауве Л.С., Реунова Г.Д., Журавлёв Ю.Н. Генетическая изменчивость каллусных линий женьшеня Panax ginseng // Биотехнология. 2001. № 1. С. 19-26.
7. Колесников Б.П. К систематике и истории развития лиственниц секции Pauciseriales Patschke // Материалы по истории флоры и растительности СССР. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946. Вып. 2. C. 21-86.
8. Коропачинский И.Ю., Встовская Т.Н. Древесные растения Азиатской России. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2002. 707 с.
9. Лёвина Е.А., Адрианова И.Ю., Реунова Г.Д., Журавлёв Ю.Н. Изучение генетической изменчивости и дифференциации популяций лиственницы в пределах ареала Larix olgensis A. Henry в Приморском крае // Генетика. 2008. Т. 44, № 3. С. 374-380.
10. Нешатаева В.Ю., Вяткина М.П., Нешатаев В.Ю. Лиственничные леса и редколесья из Larix cajanderi (Pinaceae) центральной Камчатки // Ботан. журн. 2009. T. 94, № 4. С. 492-521.
11. Орешкова Н.В., Белоконь М.М., Жамъянсурен С. Генетическое разнообразие, популяционная структура и дифференциация лиственниц сибирской, Гмелина и Каяндера по данным SSR-маркеров // Генетика. 2013. Т. 49, № 2. С. 204-213.
12. Плетнёв С.П. Историко-геологическое развитие острова Сахалин // Растительный и животный мир острова Сахалин. Владивосток: Дальнаука, 2004. Ч. 1. С. 11-22.
13. Полежаева М.А., Семериков В.Л. Генетическая изменчивость cpSSR-маркеров в роде Larix на Дальнем Востоке // Вестн. СВНЦ ДВО РАН. 2009. № 2. С. 75-83.
14. Семериков В.Л., Полежаева М.А. Структура изменчивости митохондриальной ДНК лиственниц Восточной Сибири и Дальнего Востока // Генетика. 2007. Т. 43, № 6. С. 782-789.
15. Толмачев А.И. О флоре острова Сахалин. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 102 с. (Комаровские чтения; т. 12).
16. Farjon A. Pinaceae: drawing and descriptions of the genera Abies, Cedrus, Pseudolarix, Keteleeria, Nothotsuga, Tsuga, Cathaya, Pseudotsuga, Larix and Picea. Germany, Koenigstein: Koeltz Scient. Books, 1990. 340 p.
17. Igarashi Y., Murayama M., Igarashi T. et al. History of Larix forest in Hokkaido and Sakhalin, Northeast Asia since the last glacial // Acta Paleontol. Sinica. 2002. Vol. 41, N 4. P. 524-533.
18. Isabel N., Tremblay L., Michaid M. et al. RAPDs as an aid to evaluate the genetic integrity of somatic embryogenesis derived populations of Picea mariana (Mill.) B.S.P. // Theor. Appl. Genet. 1993. Vol. 86, N 1. P. 81-87.
19. Kisanuki H., Ide Y., Isoda K., Shiraishi S. Molecular analysis of taxa in the genus Larix using randomly amplified polymorphic DNA // Improvement of larch (Larix sp.) for better growth, stem form and wood quality: Proc. of an Intern. Symp. Gap, 2002. P. 475-484.
20. Mantel N.A. The detection of disease clustering and a generalized regression approach // Cancer Res. 1967. Vol. 27. P. 209-220.
21. Miller M.P. Tools for population genetic analysis (TFPGA) 1.3: A Windows program for the analysis of allozyme and molecular population genetic data. Computer software distributed by author. 1997.
22. Peakall R., Smouse P.E. Genalex 6: genetic analysis in Excel. Population genetic software for teaching and research // Mol. Ecol. Notes. 2006. Vol. 6. P. 288-295.
23. Perron M. Larch tree improvement in Quebec by MRNF // Field Trip Guide. LARIX-2007: Intern. Symp. of the IUFRO Working Group S2.02.07. Quebec, 2007. P. 7-8.
24. Polezhaeva M.A., Lascoux M., Semerikov V.L. Cytoplasmic DNA variation and biogeography of Larix Mill. in Northeast Asia // Mol. Ecol. 2010. Vol. 19. P. 1239-1252.
25. Schneider S., Roessli D., Excoffier L. Arlequin ver. 2.000: A software for population genetic data analysis / Genetics and Biometry Laboratory, Univ. of Geneva, Switzerland. 2000.
26. Semerikov V.L., Semerikov L.F., Lascoux M. Intra- and interspecific allozyme variability in Eurasian Larix Mill. species // Heredity. 1999. Vol. 82. P. 193-204.
27. Yeh F.C., Boyle T. J.B. Population genetic analysis of co-dominant and dominant markers and quantitative traits // Belg. J. Bot. 1997. Vol. 129. P. 157.
28. Zhang Z., Zhang H., Du J., Zhang L. RAPD and SSR analysis of genetic diversity of natural Larix gmelinii populations // Biotechnol. Biotec. Eq. 2013. Vol. 27, N 4. P. 3959-3965.
