CC BY
25
Саша КАННОНЕ
\ ЛИНИЯ ЖИЗНИ \
Сеанс одновременной игры
— Зимняя Олимпиада в Ванкувере обернулась для России провалом, и сегодня мы обсуждаем его причины. При этом одни говорят, что виноваты конкретные чиновники, другие — что это не отдельный просчет, а системная ошибка. Как, по-вашему, кто прав?
— Конечно, это системный кризис, и причины его ясны. То, что происходило со спортом в последние годы существования Советского Союза, и особенно в первые 6-7 лет России независимой, не может не отразиться на его сегодняшнем состоянии. Отсутствует инфраструктура, не производится инвентарь, спортивная наука развалена. Раньше были комплексные спортивные научные группы, которые разрабатывали индивидуальные программы по видам спорта, сейчас ничего этого нет. В результате даже привезти спортсменов вовремя в Канаду мы не сумели. Я думаю, что у ребят не хватило времени для адаптации. Ванкувер — это как раз с другой стороны планеты, и нужен был лаг для климатической и часовой адаптации. Ведь одно дело — приспособиться к климату и вести обычную работу, а другое — мобилизовать все силы. Для этого требуется больше времени. С другой стороны, может наступить моральная усталость. Учитывать все — тонкая работа, делать которую мы разучились.
Мы как будто в каком-то вакууме живем. Как будто не видим, как сегодня оценивают Россию. Если говорят о ней, то в первую очередь вспоминают о коррупции и преступности. Между тем спорт — это как раз тот инструмент, который может изменить такое отношение. Если страна имеет олимпийских чемпионов и их достаточно, значит, страна достойная. А если мы говорим только о коррупции и преступности, то что это за государство? Великая и большая страна, а в мире представлена односторонне. Монстр какой-то!
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 6 (98) 2010
Двенадцатый чемпион мира по шахматам кандидат на пост президента FIDE рассказывает о своем проекте «Шахматные школы Анатолия Карпова».
— Вы пытаетесь монстра побороть. На это нацелен ваш проект «Шахматные школы Анатолия Карпова». Кто его придумал?
— Я обычно сам все придумываю — и в шахматах, и в жизни. Прообразом послужили Шахматные школы Ботвинника. Правда, они открывались только на территории СССР, за рубежом до меня не работал никто из шахматистов. Первую школу я открыл в Берлине, на свой страх и риск.
— Как вы начинали в России?
— Все началось в Воронеже в 1988 году. Там были руководители, которые поддерживали шахматы, педагогические кадры. Но главное — возник большой интерес,
хотя по спортивному уровню набор был не сильный. Дети и взрослые
— В 1988 году вы отнюдь не были чемпионом на пришли на шах-пенсии, а, наоборот, находились на пике шахматной матный празд-карьеры. Откуда у очень молодого, очень удачливого ник в Воронеже и известного человека такая взрослая зрелая идея? с участием
— Это получилось само собой, выросло из моего Анатолия содружества с руководством области. Я часто бывал Карпова.
в Воронеже, читал лекции, общался с преподавателями и в какой-то момент понял, что они могут вести эту работу. Ботвинник набирал ребят со всей страны по линии общества «Труд», и его школы были российские и всесоюзные. А я убедил местные власти, что мы можем сделать областную школу. Мы рискнули, и результаты были потрясающие. Из первого набора моей школы вышли четыре гроссмейстера и два мастера спорта по шахматам, один из которых (а точнее одна, это девочка) международного класса. Сейчас Школа Карпова в Воронеже хорошо известна. Когда у нее пытались отобрать помещение, горожане собрали 65 тыс. подписей в защиту, а когда праздновали ее первое десятилетие, в городе был салют. С тех пор прошло еще 12 лет. Сегодня мои школы работают в 26 странах мира и в 22 областях и республиках России. Сколько их точно, я даже сказать не могу, потому что у некоторых есть филиалы. Скажем, недавно открылся филиал в Нефтеюганском районе Ханты-Мансийского округа.
— Да, география у вас обширная: от Петропавловска и Якутска до Махачкалы и Калининграда! Поддерживаете с ними связь? Или вы «новогодний папа»: открыл — и был таков?
— Нет, у нас есть Центр Шахматных школ Карпова, есть директор, который имеет с ними постоянный контакт, мы встречаемся, проводим соревнования. Для лучших учеников учреждены стипендии, которые я плачу из своих средств. Это не государственные, не общественные, а мои личные деньги, которые я отдаю уже 15 лет.
— Утечка мозгов — одна из примет нашего времени. К шахматистам это относится? Они тоже утекают?
— В шахматах это непросто определить. Основная активность у шахматистов проходит в Европе, там же проводится и большинство турниров. Ребята ездят, играют, но потом возвращаются. На постоянное место жительства мало кто уезжает.
— А к нам за умом приезжают? Скажем, фигуристы всего мира стремятся на учебу в Россию или выписывают наших тренеров к себе за рубеж. Шахматные наставники пользуются таким же спросом?
— Пока особого паломничества не наблюдается. Вот, если мы добьемся того, чтобы во всем мире шахматы были представлены в школьных программах (а к этому дело идет), возрастет интерес и к нашим тренерам. Я начинал программу обучения шахматам школьников Чили, Бразилии, Соединенных Штатов Америки. Там эти проекты работают до сих пор. В Испании, Канаде, Швеции, Бразилии и Сербии решением парламента шахматы включены в обязательную школьную программу.
— Когда это произойдет в России?
— Я помню два приказа по Министерству образования. Первый вышел за подписью Филиппова, второй в июле прошлого года одобрен Фурсенко. В обоих директорам школ рекомендуется ввести шахматное образование в программу обучения.
— И только? Кто и когда в России выполнял рекомендации?
— Мы не можем пойти на введение обязательного шахматного образования, потому что у нас нет тренеров и педагогов. В российском законе не обозначена профессия учителя по шахматам. Мы обсуждали и собирались решать проблему еще с бывшим министром
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 6 (98) 201о1 10
труда и социального обеспечения Анатолием Починком. В ту пору мы как раз начали набор шахматных тренеров в Российском государственном социальном университете, была специально открыта кафедра шахмат. По моей инициативе и при колоссальной поддержке ректора, Василия Ивановича Жукова (он сейчас стал и председателем шахматной федерации Москвы), была создана самая сильная кафедра, лучше даже, чем в Академии спорта. Сейчас на ней учатся уже более 100 ребят. В этом году как раз ожидается первый выпуск. Кроме того, есть кафедра шахмат в Чебоксарском университете, а профессия не прописана. Это создает серьезные проблемы по трудоустройству, оплате и проч.
— Всего в мире работает более 100 Школ Анатолия Карпова. В сентябре 2009-го этот список пополнился еще одной — в Марокко. А это зачем? Разве недостаточно дел у нас в России?
— В минувшем декабре я успел договориться и об открытии второй школы в Африке — в Египте. Мы подписали соглашение с министром образования этого государства об открытии школ и филиалов в шести крупнейших городах Египта и о создании на базе учебного заведения в Александрии Международной шахматной школы для Восточного Средиземноморья. Что же до того, зачем я это делаю, у меня не одна серьезная зарубежная программа: я посол ЮНИСЕФ, возглавляю Международную ассоциацию фондов мира.
— И все-таки интерес к шахматам в мире падает. Гроссмейстеров не узнают на улице, как поп-звезд, не встречают в аэропортах, как хоккеистов, не зовут рекламировать нижнее белье и парфюмы. Куда подевалась былая популярность?
— Падение интереса связано с тем, что шахматное поле плохо поддается коммерциализации. Поэтому реклама и телевидение от шахмат отвернулись. Конечно, этот вид спорта трудно подавать на экране, но примеры тому были замечательные. Скажем, в конце 1970-х — начале 1980-х годов выходили потрясающие программы Би-Би-Си. Гроссмейстеры давали комментарии, приглашались опытные журналисты. Программы были столь популярны, что руководство Би-Би-Си даже включало их в новогодние сетки. Это уникальный опыт,
Из первого набора воронежской Школы Карпова вышли четыре гроссмейстера и два мастера спорта.
который вполне можно перенять, и работать над этим должна Международная шахматная федерация.
— В конце 2009 года вам предложили возглавить шахматную сборную Ирана. От кого оно исходило, и почему обратились именно к вам?
— Действительно, меня пригласили Министерство спорта и Шахматная федерация Ирана. Но до реализации дело не дошло. Я сказал, что не в состоянии полностью отдаться этой работе, а могу только курировать сборную, приезжать на неделю — десять дней 2-3 раза в год. Потом у них выборы начались, и до сих пор Иран в нормальное состояние прийти не может. Но я неоднократно бывал там, читал лекции, устраивал сеансы одновременной игры. В последний раз, кстати, моим противником был ведущий гроссмейстер Ирана, который в мой первый приезд участвовал в таком сеансе еще мальчиком.
Вообще, история шахмат в Иране уникальна. При Хо-мейни с 1979 по 1989 год они были запрещены — как азартная игра. Но еще при жизни этого аятоллы правительство Ирана их не только реабилитировало, но и подарило шахматистам потрясающий комплекс. Впервые я побывал там в 1993 году, через четыре года после того, как шахматы разрешили. К этому моменту в стране уже было более 300 тыс. членов шахматной федерации (это за четыре-то года!).
— Ваш проект реализуется уже более 20 лет. За это время его задачи изменились?
— Я не ставлю задачи готовить гроссмейстеров и чемпионов. Я просто вижу большие достоинства шахмат в формировании личности, характера ребенка и его отношения к жизни. Именно поэтому занимаюсь массовым обучением. Иначе я бы ограничился 2-3 школами, собрал бы там талантливых ребят со всего мира и стал бы лепить из них чемпионов.
Прошлый год оказался для меня особенно успешным. Я открыл три новых страны и для себя, и для шахмат. Во-первых, это Сирия, где я создал Шахматный клуб и школу. Это самый лучший клуб по оснащению, продвижению современных информативных систем и систем анализа и обработки. Причем впервые в истории Сирии организации дали имя человека, который не родился в этой стране и не имеет в ней корней. Мне было приятно: Дамаск, Дворец спорта им. Президента Сирии Башара Асада, и в нем — Шахматный клуб и школа моего имени. Второй страной стала Марокко. Там история вообще уникальная. Я приехал в Рабат на первую шахматную сессию, куда собрались 39 ребят из крупнейших городов этого государства. И так вышло, что за два часа до отъезда я получил тысячу и один центр шахмат — как «Тысяча и одна ночь»! И произошло это благодаря Ассоциации выпускников российских вузов, которые оказывают активное содействие моим инициативам. Ее президент окончил 1-й Московский медицинский институт. Потом я встречался с министром спорта. Во время беседы он вдруг попросил начальника аппарата принести какой-то макет. И тут начинается настоящая восточная сказка. На макете: в центре — футбольное поле, бассейн или баскетбольная площадка. Вокруг семь павильонов. И он объясняет: «Вот проект, который король уже одобрил. За семь лет мы должны построить тысячу таких спортивных центров, и теперь мы решаем, чем насытить павильоны. Там будут
108
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 6 (98) 2010
\ ОБЩЕСТВО \
гимнастические залы, помещения для бокса и борьбы и т.д. Но сейчас, говоря с вами, я понял, что по одному павильону в каждом центре мы можем отдать шахматам». Набравшись наглости, я сказал: «За павильон — спасибо, но без тренера будет нехорошо, и без командировочных для детей». И все ставки были выделены. То есть открытие школ — это не только моя инициатива, но и объективная потребность. И главное тут, чтобы одно и другое встретилось.
— Кроме Шахматных школ как таковых, вы создаете специальные шахматные классы для больных детей и сирот. Всего в России работает уже более 30 таких школ. «Шахматные школы Анатолия Карпова в детских домах и интернатах России» — это часть вашего основного школьного проекта или самостоятельное направление?
— Это отдельное направление, которое мы реализуем с Фондом святителя Николая Чудотворца. Не так давно я ездил в город Рассказов в Тамбовской области в школу для глухонемых. Мы передали инвентарь, устроили сеанс одновременной игры, начали обучение шахматам.
— А шахматные клубы в колониях и тюрьмах?
— Это третья программа. Как раз сегодня я улетаю в Саратов, в колонию строгого режима.
— И сегодня вы получили благословение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Вы работаете в партнерстве с РПЦ?
— Это вообще особая линия моей деятельности. С 1982 года я возглавляю Фонд мира, который в СССР аккумулировал те средства, которые советская власть считала лишними у церкви. Когда в 1961 году эта организация только создавалась, патриарху Пимену предложили те излишки, которые, по мнению властей, образовывались у РПЦ от пожертвований, отдавать либо в бюджет, либо в Фонд мира. Патриарх остановился на последнем. Так вышло, что мы стали сотрудничать с Патриархией. При советской власти мы были единственной организацией, которая могла напрямую общаться и с Патриархом, и с владыками. Я хорошо знал патриархов Пимена и Алексия II, давно знаком с владыкой, а ныне тоже Святейшим Патриархом Кириллом. Когда я занял пост председателя правления Советского фонда мира, у нас появились совместные миротворческие программы и с православной церковью, и с другими конфессиями. А когда при Горбачеве начали возвращать храмы в ужасном состоянии, мы серьезнейшим образом участвовали в восстановлении, скажем, Валаама, Донского монастыря в Москве и других памятников церковной архитектуры. Тогда у Фонда мира были большие ресурсы. Сейчас таких нет. Но, скажем, празднование юбилея Донского монастыря практически полностью было осуществлено на средства Фонда, и огромные деньги мы выделили на мероприятия, посвященные 1000-летию Крещения Руси. Тогда в Большом театре я оказался едва ли не единственным светским персонажем на сцене. Остальные были церковные иерархи.
— На что вас благословил Патриарх Кирилл?
— На шахматную деятельность (я решил избираться на должность президента Международной шахматной федерации) и на реализацию проекта, о котором, соб-
PH0T0XPRESS
«Шахматы организуют человека, дают понимание жизни.
Шахматисты не воюют друг с другом. Только на шахматной доске».
ственно, я от него и узнал в пору, когда он был еще митрополитом Смоленским и Калининградским. Это малоизвестный факт. Оказывается, в 1941 году прямо в центре Смоленска немцы расстреляли огромное число пленных красноармейцев. У них не было возможностей их прокормить, и они нашли самый простой способ: согнать всех в низину и сверху расстрелять из пулеметов. Тогда Патриарх сказал, что хорошо бы в память об этих людях построить мемориальный комплекс. Вскоре после этого начался экономический кризис, и проект был отложен. А сейчас удалось найти сторонников этой идеи, Фонд мира подключится к проекту, и я думаю, он будет завершен. Сегодня я сообщил об этом Патриарху и получил благословение.
Я считаю, что в наше время, особенно после развала Советского Союза, церковь — это единственное, что объединяет россиян и удерживает их в области морали. Все другое только разваливает.
— Вам не кажется, что один Анатолий, пусть даже и Карпов, не в силах реализовывать программу государственного масштаба?
— Трудность в том, что государственной политики по спорту вовсе нет, и это очень плохо. Я не буду говорить о спорте в целом (секции борьбы нередко являются кадровой структурой преступных группировок), но шахматы совершенно точно оказывают на общество оздоровляющее действие. Нигде в мире я не видел, чтобы в шахматных клубах продавались наркотики, процветал алкоголь. Хотя бы с этих позиций их надо поддерживать. А детская преступность и беспризорность! Мальчик или девочка, которые приходят в шахматный клуб, не будут брошены, потому что в шахматах практически снята проблема отцов и детей. Шахматный клуб — это уникальная структура для установления взаимопонимания между поколениями. Группы формируются не по возрасту, а по уровню мастерства, и, как правило, взрослые и дети там работают вместе. Взрослые опекают детей. И это замечательно. Государство должно это приветствовать. К сожалению, это не всегда понимают и считают мелким. Но это — не так.
Такой же принцип — взаимодействие между различными по возрасту и социальному статусу группами людей — лежит и в основе моей программы помощи в местах заключения. Шахматные библиотечки и клубы в колониях, сеансы одновременной игры — этот проект нашел поддержку во всем мире. В России он послужил примером для других программ — той же «Калины красной».
Я уверен, что шахматы, особенно в условиях кризиса, могут рассматриваться как инструмент социализации людей. Да, собственно, почему только во время кризиса? В шахматных клубах собираются люди разных социальных слоев, и найти работу для них — нет проблемы. Поэтому моя программа встречена так позитивно, и не только в России. Она уже действует на Украине (где так и говорят, что развивают у себя программу Карпова), ее реализуют в Бразилии. Шахматы — это мощный социальный инструмент. Они организуют человека, дают понимание жизни, способствуют улучшению отношений. Шахматисты не воюют друг с другом. Только на шахматной доске.
\ ОБЩЕСТВО \
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 6 (98) 2010
109
