Научная статья на тему 'Лингвистическое осмысление теории интертекстуальности'

Лингвистическое осмысление теории интертекстуальности Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
931
200
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
интертекст / семиотика / синергетика / лингвистика / intertext / Semiotics / Synergetics / linguistics

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кильдяшов Михаил Александрович

Статья посвящена рассмотрению теории интертекстуальности с точки зрения лингвистики. Лингвистическая интертекстология позиционируется как новая самостоятельная дисциплина, где феномен интертекста трактуется иначе, нежели в философии, семиотике и литературоведе< нии.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

LINGUISTIC COMPREHENSION OF THE THEORY OF INTERTEXTUALITY

The article deals with the theory of intertextuality in terms of linguistics. Linguistic intertekstologiya positioned as a new selfdiscipline, where the phenomenon of intertext is interpreted differently than in philosophy, semiotics and literary criticism.

Текст научной работы на тему «Лингвистическое осмысление теории интертекстуальности»

УДК 4

Кильдяшов М.А.

Оренбургский государственный педагогический университет mihail-kyl-fil@yandex.ru

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ ТЕОРИИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ

Статья посвящена рассмотрению теории интертекстуальности с точки зрения лингвистики. Лингвистическая интертекстология позиционируется как новая самостоятельная дисциплина, где феномен интертекста трактуется иначе, нежели в философии, семиотике и литературоведении.

Ключевые слова: интертекст, семиотика, синергетика, лингвистика.

Начало XX века в отечественной науке обозначилось двумя полярными тенденциями в вопросе взаимотношений различных дисциплин, что остается актуальным и по сей день. Основным выразителем первой тенденции стал В.И.Вернадский: по его мнению, с наступлением ноосферной эры наука ориентируется не на конкретные объекты изучения, а на широкие проблемы, к которым можно подходить с различных сторон: проблема человека, бытия, социума и пр. Вторая тенденция прослеживается в идеийных установках такой школы (метода) в истории русской филологии, как формализм. Формалисты отрицали «беспринципное смешение разных наук и разных научных проблем. Основное их утверждение состояло и состоит в том, что предметом литературной науки как таковой должно быть исследование специфических особенностей литературного материала, отличающих его от всякого другого, хотя бы материал этот своими вторичными, косвенными чертами давал повод и право пользоваться им как подсобным и в других науках» [10]. Приведенные точки зрения ошибочно можно отождествить с такими благими для познания векторами, как дифференциация и интеграция, при которых науки, вступающие во взаимодействие или вырастающие из одной исходной точки, не утрачивают свою самостоятельность или соответственно приобретают ее. В случае тотальной ориентации на проблемы дело обстоит принципиально иначе: при таком подходе самоценным наукам с их четкими вопросами, конкретными задачами, разработанным методологическим аппаратом грозит энтропия, размывание границ сферы деятельности, экспансия не вполне компетентных исследователей из «близлежащих наук». Именно от этого формалисты спасли филологию в начале ХХ века,

когда поле смерти Б. де Куртене, А.Н.Веселовс-кого и А.А.Потебни оказалось некому преумножить их классическое наследие и языкознанием и литературоведением занялись «непрофессионалы»: психологи (Л.С.Выготский), философы (Г.Г.Штет), поэты-символисты. Их исследования, безусловно, обогатили словесность, высветили ее с других углов зрения, но тем не менее остались лежать в плоскости тех сфер знаний, представителями которых являлись названные ученые и поэты

Вторая половина ХХ века интенсифицировала процесс размывания границ между науками в силу того, что ориентация началась уже не только на проблемы, но и на метатеории, ставшие фундаментом дальнейшего познания. Так, синергетика, рассматривающая всякую сферу бытия как систему, будь то человеческий организм, компьютерная программа, образовательный процесс, социальное устройство, развитие истории и пр., сформировала новую, нелинейную, картину мира. За несколько последних десятилетий стало совершенно очевидно, что «пансинергетизм» на нынешнем этапе культуры вполне оправдан и, более того, является единственной возможностью упорядочить знание, накопленное человечеством, найти максимально удобный «смотровой пункт», предельно высокую «наблюдательную вышку», с которой просматривались бы все белые пятна и горизонты современной науки.

Но далеко не каждая междисциплинарная теория внедряется в процесс познания безболезненно, зачастую ставится больше вопросов, нежели дается ответов. Теория интертекстуальности, накопившая огромный корпус исследований со времен изучения Ю.Кристивой идеи М.М.Бахтина о диалоговой природе романа, активно способствовала размыванию дисцип-

линарных границ в гуманитарной сфере. Во многом это связано с колоссальной эрудицией и научной универсальностью тех, кто внес непосредственный вклад в развитие данной теории: уже упомянутые Бахтин и Кристева, Р.Барт, Ж.Деррида, Ж.Женетт, М.Риффатер, У.Эко, Ю.М.Лотман, Г.К.Косиков и др. Но главная причина разрастания идеи интертекстуальности в общегуманитарную теорию заключается в терминологической сути явления. Приведем, на наш взгляд, весьма емкое и говорящее определение интертекстуальности, сформулированное И.В.Арнольд: «Под интертекстуальностью понимается включение в текст либо целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде маркированных или немаркированных, преобразованных или неизмененных цитат, аллюзий, реминисценций» [1]. Очевидно, что ключевой семой в определении выступает «текст», значение которого давно вышло за пределы сугубо вербальной субстанции. Т.Е. Литвиненко, в диссертационном исследовании предпринявшая попытку гуманитарного сегментирования теории интертекстуальности и выделения самостоятельного направления - лингвистики интертекста, концентрирует внимание на очень важной тенденции современной текстологии: «Появление понятия интертекст стало одним из результатов пансемио-тического поворота (Курсив мой - М.К.) в науке второй половины ХХ века, сопровождавшегося реактуализацией метафорического концепта мир - это текст. В свете данной метафоры текст предстал как взаимосвязанная знаковая тотальность, включающая человека, его историю, культуру, формы личного и социального (взаимо)действия, а также внешний природный универсум, подвергнутый процедуре семиоти-зации» [6]. Таким образом, «семиотический поворот» экстраполировал лингвистическое понятие «текст» на всю сферу культуры, трактуя его значительно шире - как любой носитель информации, способный аккумулировать различное знание о мире.

Е.Н.Золотухина, также актуализируя «семиотический поворот» и терминологическую экстраполяцию «текста», говорит о «двух подходах к проблеме интертекстуальности» [4], опираясь на И.В.Арнольд и И.Р.Гальперина: 1) широкий - «основан на идее М.М. Бахтина о том, что каждый текст не может существовать в от-

рыве от другого текста. При таком подходе интертекстом становится вся культура человечества» [4]; 2) узкий - «заключается в выделении в тексте определенных маркеров, показателей текстового диалога - интертекстуальных единиц...» [4]. Думается, есть необходимость несколько расширить и уточнить данное деление.

Межличностный диалог Межтекстовый диалог

Семиотическая трактовка текста Лингвистическая трактовка текста

Что касается верхнего этажа таблицы, то Г.К.Косиков, проводя границу между концепциями Бахтина и Кристивой, указал на принципиальное различие в характере диалога текста и претекста: если Кристевой в качестве претек-ста непременно необходим так или иначе узнаваемый, считываемый источник информации (текст в семиотическом смысле), то бахтинская трактовка диалога значительно шире, так как в качестве коммуникантов диалога могут выступать самые разные культурные аллюзии и ассоциации, даже не выкристаллизовавшиеся в семиотические тексты. В сохранившихся тезисах доклада «К философским основам гуманитарных наук» в качестве пределов человеческого бытия Бахтин определяет «познание вещи» и «познание личности». Вещь, «существующая только для другого и могущая быть раскрытой вся сплошь и до конца односторонним актом этого другого (познающего)», будучи предметом негуманитарных наук, выступает как «безгласный» объект. Личность же ставит исследователя в субъект-субъектную позицию, при которой важна «не точность познания, а глубина проникновения», так как личность, «всегда открываясь для другого, остается и для себя». Личность имеет не только среду и окружение, но и «собственный кругозор» [2] - соприкосновение кругозоров познающего и познаваемого и есть, по Бахтину, залог диалогичности. Важно, что под личностью здесь понимается не только отдельно взятый индивид, но и любое явление, наделенное культурным «кругозором». Таким образом, один и тот же предмет (например, природа) может познаваться негуманитарием и гуманитарием, но только в первом случае происходит «овеществление», а во втором - «персо-нализация», наделение статусом личности.

Проводя границу между семиотическим и лингвистическим текстом, отметим, что к первой группе помимо текстов различных видов

искусств (живописи, фотографии, кино, музыки), религиозной и мифологической символики, семиозиса геральдики, нумизматики, филателии - в общем, всего того, что, по Кристевой, выступает как конкретный текст, мы относим и тексты художественной литературы, т.е. литературоведческую сферу теории интертекстуальности. Чтобы обосновать данную позицию, обратимся к статье М.Л.Гаспарова «Литературный интертекст и языковой интертекст».

По мнению Гаспарова, теория интертекстуальности значительно обогатила литературоведение в плане анализа идейно-тематического уровня текста. В качестве примера автором приводится «разработка контекстов и подтекстов» [3] творчества Мандельштама, предпринятая К.Тарновским и О.Роненом. В результате были установлены поэтические переклички Мандельштама с Вяч. Ивановым и забытыми членами Цеха поэтов, отслежены аллюзии из Овидия, Тютчева и др. Но исследования Тар-новского и Ронена позиционируются Гаспаро-вым как распознание именно литературного интертекста. В данном случае, как писала Натали Пьеге-Гро: «...интертекстуальность выводит на сцену смысловые особенности литературного текста, условия его прочтения, его восприятие и глубинную природу» [8]. Действительно, при таком понимании интертекстуальности реализуется, говоря языком Гадамера, «герменевтический опыт» исследователя, «размежевывается» поле культуры, т.е. то, что с различной степенью широты интересовало Бахтина и Кристеву. Лингвистический интертекст представляет собой несколько иное. Отталкиваясь от книги В.Ходасевича «Поэтическое хозяйство Пушкина», где большое внимание уделяется «самоповторениям у художника», Гаспа-ров осуществляет скрупулезное вчитывание в тексы Пушкина с целью обнаружения общих для разных текстов строк (фраз), порой доходящих до дословных цитат. В итоге Гаспаров делает следующей вывод: необходимо различать «интертексты литературные <...> и интертексты языковые <...>: достояние литературоведа и достояние лингвиста. <...> Конечно, между теми и другими интертекстами в чистом виде лежит широкая область переходных форм; исследование ее обещает много интересного» [3].

Таким образом, лингвист от теории интертекстуальности в первую очередь призван, на

наш взгляд, заниматься текстологическим (интертекстологическим) анализом вербальных носителей информации. Но если «классическая» текстология «зародилась как узко подсобная дисциплина, как сумма филологических приемов к изданию текстов» [7], то интер-тек-стология должна быть направлена на непосредственное выявление «чужого» текста в рамках «своего». В случае гипотетической возможности такой дисциплины, как лингвистическая интертекстология, ее первостепенной задачей становится реабилитации вербальной разновидности текста. В современной ситуации «пансеми-отизма» стало буквально дурным тоном, «школярством» говорить о тексте, как о группе семантически связанных предложений, но при нынешних условиях утраты самоидентификации гуманитарных наук, лингвистика встала перед необходимостью терминологического «отвоевывания» единиц различных уровней языка. Подобную позицию можно назвать неоформализмом, но формирование «лингвистической диаспоры» внутри теории интертекстуальности все более очевидно. В круг лингвистической интертекстологии предполагается включение следующих проблем:

1) Определение статуса интертекста в системе языковых единиц. Как известно, сегодня в лингвистике сложились две основные языковые парадигмы: системоцентричес-кая и антропоцентрическая. Первая парадигма ставит во главу угла выстраивание четкой иерархии языковых уровней, начиная с фонетического и заканчивая синтаксическим, при этом каждый уровень имеет свои единицы: фонему, морфему, лексему, словосочетание, предложение, текст. В свете сказанного логично встают два вопроса: на каком уровне в устоявшейся языковой иерархии располагать интертекст, и какова его основная единица? Вопреки этимологическому соблазну отнести интертекст к синтаксису текста, необходимо помнить о том, что «чужой» текст определяется не объемом и может быть представлен как группой предложений, так и одним словом, оставаясь, что первостепенно, носителем вербальной информации. Этот спектр единиц интертекста получил уже устоявшееся в науке терминологическое обозначение - интертекстема, определенная К.П.Сидоренко как «межуровневый реляционный (соотносительный) сегмент со-

держательной структуры текста - грамматической (морфемно-словообразовательной, морфологической, синтаксической), лексической, просодической (ритмико-интонацион-ной), строфической, композиционной, - вовлеченный в межтекстовые связи» [9]. В итоге интертекст занимает кольцевую позицию, опоясывает все уровни языка, будучи готовым принять любую единицу. Антропоцентрическая парадигма, не отрекаясь от системной иерархии языка, актуализирует в лингвистике про-тагоровское «человек - мера всех вещей», т.е. лексика, фонетика, грамматика рассматриваются через призму человеческого сознания, потому выходят на первый план коммуникативные процессы, рече-мыслительные акты и пр. В этом случае интертекст становится своеобразным прожектором, освещающим языковой пласт культуры с целью выявления закономерностей процесса интертекстуализации.

2) Поиск маркеров и индикаторов интертекста. Очевидно, что распознание «чужого» текста требует ориентации на определенные показатели, «сигнальные огни», в одних случаях тщательно скрытые, в других -относительно явные. Подобная явность/неявность интертекста была четко охарактеризована Н.Пьеге-Гро: «Эксплицитные формы интертекстуальности присутствуют в тексте в явном виде; на них могут указывать типографские знаки (курсив и кавычки при цитировании) или семантические показатели, например, имя автора упоминаемого произведения, его название или же имя персонажа, которое недвусмысленно отсылает к определенному произведению. Когда же интертекстуальность имплицитна, ее показатели более неопределенны и разнообразны» [8].

3) Составление интертекстуальных словарей. Современная лексикография насчитывает несколько десятков типов словарей, но идея создания интертекстуального словаря может показаться неправомочной, рискуя разбиться о тезис Р.Барта, суть которого в следующем: интертекст - не «точечные цитаты», а «пространство схождения всевозможных цитаций», тексты, «совокупность которых и образует литературное поле» [5]. Вопрос об отнесенности цитат к интертексту до сих пор остается дискуссионным, но интертекстуальный словарь предполагает включение самого широкого спек-

тра интертекстем. Обратимся к конкретному примеру. В наследии П.А.Флоренского мы не встретим ни монографии, ни отдельной статьи, ни самостоятельной заметки, посвященной Достоевскому и его творчеству. Но если сделать парадигматический срез наследия Флоренского на предмет обращения к Достоевскому, то станет очевидным, что философ вовсе не был чужд творчества писателя, и более того, можно говорить об интертектуальном присутствии Достоевского в работах Флоренского. Думается, что текстологическая работа с подобным интертекстом в результате может привести к интересным выводам как о Достоевском, так и о Флоренском, ценным для литературоведения и других гуманитарных дисциплин.

Безусловно, круг проблем лингвистической интертекстологии может быть гораздо шире и данному вопросу следует посвятить отдельную статью.

Таким образом, теорию интертекстуальности продуктивно будет, на наш взгляд, разделить на три сегмента, за которыми закрепятся различные гуманитарные науки: межличностный диалог - культурология и философия; межтекстовый семиотический диалог - иску-ствоведческие дисциплины, литературоведение и, естественно, семиотика; межтекстовый лингвистический диалог - соответственно, языкознание. И если возможно существование лингвистической текстологии, то вполне справедливо вести речь и о культурологической, семиотической, литературоведческой, искусствоведческой интертекстологии. Наличие такого разделения не предполагает демаркационных линий внутри теории интертекстуальности, изоляции исследователя в границах своего комплекса проблем. Например, лингвистическая интертекстология, как нам видется, способна стать добротной методологической базой для общей теории интертекстуальности, а интертекстолог от лингвистики - своеобразным «чернорабочим», добывающим интертекстуальный материал, в последствии анализируемый в различных дисциплинах. Речь идет лишь о самоидентификации исследователей в полинаучном пространстве современной культуры, в чем и состоит, по нашему мнению, сложность лингвистического осмысления теории интертекстуальности.

16.06.2011

Список литературы:

1. Арнольд, И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность : сб. ст. / И.В. Арнольд ; науч. ред. П.Е. Бухаркин- СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т., 1999. - 443 с.

2. Бахтин, М.М К философским основам гуманитарных наук // Бахтин М.М. Собр. соч. Т.5. - М.: Русские словари, 1996. -С. 7-10.

3. Гаспаров, МЛ. Литературный интертекст и языковой интертекст / М.Л. Гаспаров // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 61. 2002. № 4. - С. 3-9.

4. Золотухина, Е.Н. Интертекстуальность в современном русском языке / Е.Н. Золотухина // Русский язык в школе. -2008. - № 5. - С. 44-47.

5. Косиков, Г.К. Текст / Интертекст / Интертекстология // Пьеге-Гро Н. Введениие в теорию интертекстуальности / Общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова; пер. с фр. Г.К. Косикова, Б.Н. Нарумова, В.Ю. Лукасик. - М.: Издательство ЛКИ, 2008. -С. 8-42.

6. Литвиненко, Т. Е. Интертекст и его лингвистические основы (на материале латиноамериканских художественных текстов): автореф. дис. на соискание ученой степени док. филолог. наук / Т.Е.Литвиненко - Иркутск, 2008. - 34 с.

7. Лихачев, Д.С. Текстология: На материале русской литературы X-XVII вв. / Д. С. Лихачев; Отв. ред. Г. В. Степанов. - Л.: Наука: Ленингр. отд-ние, 1983. - 639 с.

8. Пьеге-Гро, Н. Введениие в теорию интертекстуальности / Общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова; пер. с фр. Г.К. Косикова, Б.Н. Нарумова, В.Ю. Лукасик. - М.: Издательство ЛКИ, 2008. - 240 с.

9. Сидоренко, К.П. Интертекстовые интерпретаторы в «Словаре крылатых выражений Пушкина» / К.П. Сидоренко // Слово. Фраза.Текст. Сборник научных статей к 60-летию М.А. Алексеенко.- М.: Азбуковник, 2002. - С. 316-324.

10. Эйхенбаум, Б.М. Теория "формального метода" // Б.М. Эйхенбаум О литературе. Работы разных лет. М.: Советский писатель, 1987. - С. 375-408.

Сведения об авторе: Кильдяшов Михаил Александрович, аспирант кафедры современного русского языка, риторики и культуры речи Оренбургского государственного педагогического университета Оренбург, ул. Пушкинская, д. 18, ауд. 401, mihail-kyl-fil@yandex.ru

UDC 4

Kildyashov M.A.

The Orenburg state pedagogical university; mihail-kyl-fil@yandex.ru LINGUISTIC COMPREHENSION OF THE THEORY OF INTERTEXTUALITY

The article deals with the theory of intertextuality in terms of linguistics. Linguistic intertekstologiya positioned as a new self-discipline, where the phenomenon of intertext is interpreted differently than in philosophy, semiotics and literary criticism.

Key words: intertext, Semiotics, Synergetics, linguistics.

References:

1. Arnold, I.V. Semantics. Stylistics. Intertextuality: Sat. Art. / I.V. Arnold, Scient. Ed. PE Bukharkin-St.: St. Petersburg. state. Univ., 1999. - 443 sec.

2. Bakhtin, M.M. the philosophical foundations of humanities / M.M. Bakhtin Coll. cit. Vol.5. - Moscow: Russian Dictionaries, 1996. - P. 7 - 10.

3. Gasparov, M.L. Literature and Language intertext intertext / M.L. Gasparov / / Izvestiya. A series of literature and language. T. 61. 2002. № 4. - P. 3 - 9.

4. Zolotukhin, E.N. Intertextuality in modern Russian / E.N. Zolotukhin / / Russian language in school. - 2008. - № 5. -P. 44 - 47.

5. Kosikov, G.K. Text / Intertext / Intertekstologiya / Pege-Gro An Introduction to the theory of intertextuality / Gen. Ed. Jg. Art. GK Kosikova; lane. with fr. G.K. Kosikova, B.N. Narumova, VY Lukasik. - M.: Publishing LKI, 2008. - P. 8 - 42.

6. Litvinenko, T.E. Intertext and its linguistic basis (based on the Latin American literary texts): Abstract. Thesis. for the degree of Doc. philologist. Science / T.E. Litvinenko - Irkutsk, 2008. - 34.

7. Likhachev, D.S. Textual: Based on Russian literature X-XVII centuries. / Likhachev, Ed. Ed. G.V. Stepanov. - L.: Nauka: Leningrad. Branch, 1983. - 639 sec.

8. Pege-Gro, An Introduction to the theory of intertextuality / Gen. Ed. Jg. Art. GK Kosikova; lane. with fr. G.K. Kosikova, B.N. Narumova, V.Yu.. Lukasik. - M.: Publishing LKI, 2008. - 240.

9. Sidorenko, K.P. Intertekstovye interpreters in the «Dictionary of aphorisms Pushkin / COMMENT Sidorenko / / Word. Fraza.Tekst. Collection of scientific articles to the 60 th anniversary, M.A. Alekseenko .- M.: Azbukovnik, 2002. - P. 316 -324.

10. Eichenbaum, B.M. The theory of «formal method» / / B.M. Eichenbaum literature. Work in different years. M.: Soviet Writer, 1987. - P. 375-408.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.