CC BY
44
Н. И. Завгородняя Барнаул
ЛИЛОВЫЕ ПЛАТЬЯ ЛЕДИ (несколько вещиц из гардеробных Виктории Токаревой)
Что может значить дыхание,
лицо,
неясная
надежда, хорошо сидящее платье?..
Ф.Саган
Французские лейблы в произведениях В.Токаревой, пожалуй, чаще всего привлекают внимание читателя, занимающегося приятным шопингом по страницам ее сборника “Лиловый костюм”. Героини, по делам уезжающие во Францию, привычно рефлексирующие по поводу специфики французской женственности и временами исполняющие Брамса на скрипке (“Любите ли вы Брамса?” - едва ли не самая известная из визитных карточек Ф.Саган), то и дело примеряют на себя и свою грустно-банальную жизнь сиреневые одежды сагановской Валентины. Так же, как героиня пьесы “Сиреневое платье Валентины”
- молодая скрипачка Марина Ковалева - “приторочена” шифоновым бантом к своей судьбе, названной в тексте Токаревой “исполнительской деятельностью”. Мотив исполнения роли и музыкальной партии -один из центральных в пьесе Ф.Саган:
“СЕРЖ. А вы сами - любите из себя что-то строить? ВАЛЕНТИНА. Еще как. И если вы не будете изображать из себя великого художника, вы никогда им не станете. (Театрально уходит...)” [1, 371].
Бездетные тридцатилетние героини обоих текстов отличаются от всех сопутствующих им женских персонажей некоей внутренней избыточностью, чем-то “лишним” (у Токаревой даже появляется определение - “Лишнее - свобода. Она ничего никому не должна. Ни мужчине, ни ребенку’”). Вот в поле этого “излишка” и происходит игровая реализация Марины-Валентины, костюмированный диалог, главные реплики которого произносятся при выходе из литературной примерочной непременно в сиреневом. Созерцающие результаты этих переодеваний мужчины изредка излечиваются от природного душевного дальтонизма, и в качестве цветового сигнала, вызывающего этот про-
рыв, - сиреневый тон в элементах женского костюма. Так герой рассказа В.Токаревой “Ехал грека", утративший все жизненные опоры, чудесным образом “прозревает", единственный раз опознав мир в цвете:
“- А я вас узнала.
Я поднял голову. Надо мной стояла царевна-лягушка. На ней была сиреневая атласная кофта и серая юбка” [2,85].
Пристрастное созерцание сиреневых одежд сагановской Валентины и их “комбинаторность” (вспоминается убедительный пафос Верочки из “Служебного романа” по этому поводу) непременно рождает известный символический флер: от “лиловых грез” М.Метерлинка, фиолетовых интуиций И.Анненского (с примечательной рифмой ФИАЛА/мука ИДЕАЛА), “лилового сочинения” В.Соловьева, “сиреневых прозрений” Б.Пастернака, А.Ахматовой, К.Бальмона, М.Волошина, фиалково-Фиальтовых акварелий В.Набокова и т.п.
Остановиться на ближайшем контексте - живописном импрессионизме - советует сам текст пьесы Саган, поскольку уже с первых страниц вводится проблема выбора, которую “решает” герой - между судьбой художника и делом рекламиста. “Разумеется, он хотел бы быть Ван Гогом..Г (371) - комментирует метания Сержа его мать. А хрестоматийный тезис о том, что Ван Гог применял в своем творческом поиске только технику импрессионизма, но был чужд его внутренней сути, намечает и причины фатального несовпадения Сержа, замирающего перед работами Боттичелли, и Валентины, с тем же трепетом занятой цветами, деталями и переводными картинками. Образ девочки-Валентины, навсегда оставшейся, по признанию Мари, в райском саду детства, соотносим сразу с несколькими импрессионистическими садами - “Воспоминаниями о саде в Эттене” Ван Гога, “Женщиной в саду"” Гогена, “Дамой в саду” и “Уголком сада в Мон-жероне” К.Моне. Патологический страх Валентины перед парижской улицей, который она не может преодолеть даже ради голубых тюльпанов, также симптоматичен. Собственно “манифестация” основной “художнической” проблематики пьесы происходит в первых репликах действующих лиц:
“ВАЛЕНТИНА (весело). Но здесь прелестно!.. Какой вид!..
СЕРЖ. На крыши.
ВАЛЕНТИНА. Крыши - это очень красиво. Они бывают синие, розовые.Париж отсюда похож на Рим. А вам не нравятся крыши?
СЕРЖ. Конечно, нравятся. Как и набережные, и лица. Как все, что хочется рисовать.
ВАЛЕНТИНА. Согласитесь, как нелепо: десять лет я не видела своего любимого племянника, и все, о чем я могу спросить: “Вы любите рисовать?” (347).
Из этого словесного рисования “вырисовывается” ряд, исполненный с особым нажимом: “вид” (целые сцены в последующем тексте приобретает очень картинный вид, напоминая “Разговор” Матисса, а также, реализуясь в слове, например - “переводные картинки” Валентины) - “синие, розовые” (в сумме которых как раз и мерцает сиреневый), глагольный ряд “нравятся-хочется рисовать-любите рисовать” эскизно намечает переливы центральных мотивов пьесы - игры и любви как “выговаривания” себя. Ряд последующих ключевых штрихов вместе с весьма показательным жестом героини, ее способом эстетизации действительности и категоричного выбора первого между “нелепым” и прагматически и практически целесообразным (РЕМАРКА: Валентина пока он говорит, достает из чемодана три цветка и ставит их в стакан для полоскания зубов.) таков: воображение-впечатление-означивание-видимость-простота-общеизвестность. Это напоминает, по меньшей мере, манифесты импрессионистов начала ХХ века, а между тем это слова из нескольких реплик двух милых женщин. Любимые героини Ф.Саган, так же как Валентина, естественно и изящно заявляют особый способ существования на сцене жизни - они далеки от определения “десертных леди” и чужды “деловому” образу женственности. Паре Валентина-Мари в тексте В.Токаревой соответствует временный тандем Марина-Барбара. “Немецкий шлейф” Барбары, ее “боевое оперение” и “феминизм” контрастно оттеняют тему восторга и восхищения, связанную с образом Марины, и вновь отсылают к пьесе Саган, где Валентина то и дело восклицает, восхищается, развешивает свои платья, переодевается или говорит о тонкостях гардероба. Так, весьма показательны ее замечание Сержу “Кстати, у вас костюмы слишком приталены; я не решалась вам это сказать’’ (368) и ее ответная реплика на его просьбу надеть сиреневое платье “Кстати, он прав, оно такого стиля, какой мне больше всего идет.” (388). Определение стиля Валентины занимает и мысли очень трезвой Мари (у Токаревой для Барбары найдется свое определение: “серьезная и обстоятельная, как параграф”) и проявляется в поиске последнего дополняющего ее образ слова:
“МАРИ. Есть люди, всю жизнь которых можно выразить в нескольких расплывчатых словах. Для тебя что ценно: привлекательность, тюльпаны, балконы, развлечения, лень.
“лень " - неточное слово... ” (354) (романтический и романический контексты очевидны).
Более точным словом оказывается далее “постель”. Однако любопытно сочетание лексических ключей, которые как в русском, так и во французском варианте содержат ключевую фонему “Л” (так же как в “поливалентном” имени Валентины), в удвоенном (избыточном) варианте присутствующую во французском эквиваленте “сиреневого”: “сирень” = “lilas”.
Одеться в лиловое, облачиться в него, отмежеваться от серого мира, изъясняющегося многими словами, фразами, - только Валентина говорит “словом”, а не “словами” (первоначально и в пьесе Саган и в повести Токаревой речь идет о платьях мышиного цвета, серых улицах и серых гостиничных строениях) - есть своеобразный кастовый признак. И он смутно, но настойчиво пульсирует в желании токаревской Марины заполучить лиловый костюм - сначала такой, как у Барбары, затем - именно его, но “увы и ах...Лилового костюма не было в помине. Висели какие-то одежды, как в Москве на ярмарке “Коньково ”, турецкого производства. Даже хуже. Да и откуда в горах лиловый костюм? Такие вещи - в крупных городах, фирменных магазинах, в одном экземпляре... В таких вещах хорошо выглядишь, а главное - уверенно. Знаешь, что ты в одном экземпляре и лучше всех” (23). Костюм ускользает, он не дается в руки Марине даже путем неосуществленного сексуального эксперимента. Сиреневая тема у Токаревой размывается (за отсутствием “носителя”) в теме “голубого и розового” в ее “клубном” варианте, вытесняется желтыми и красными рено, черными и шоколадными вещицами с наивными цветочками и розочками. Разноцветный гарус мира отступает только в заключительном эпизоде текста, когда в аэропорту “сданы вещи”, и близость неба, “фиала идеала” на миг брезжит лиловым оттенком:
“Барбара смотрела в пол. Страдала. Что-то ее мучило.
- Я хочу тебе кое-что предложить, - проговорила Барбара. “Лиловый костюм”, - с надеждой подумала Марина.
- Выходи за меня замуж! - Барбара вскинула глаза. Они были синие, страдающие, с осколками стекла” (40).
Тема фатальной зависимости от любви и смерти, тема тяги к лиловым высям - остается единственно цельной, “небьющейся” даже на фоне иронических обертонов Токаревой. Ее самолет “отрывается от земли и набирает высоту”, но он слишком тяжел для “французской” отметки высоты, он не “скользит”, как у Саган, а “пробивает” облака. И автор, так же как героиня, которая “держала (скрипку -Н.З.) и держалась, как Антей за Землю”, ощущает главную разницу между лиловыми “костюмом” и “платьем”, между сценой и органикой, между только вещью (“Вы говорите с Лоранс о тряпках?” (386) - ска-
жет Валентина Сержу) и “благородным лиловым контуром на фоне стены”. Костюм как сумма отдельностей не аналогичен платью того же цвета, несмотря на протест Марины:
“- Ты торгуешься... - заметила Барбара.
- А что в этом плохого?
- Любовь - это духовное, а костюм - материальное. Зачем смешивать духовное и материальное?
- Все имеет свои места. Все разложено по полкам. Немецкая ментальность. Русские - другие.
- Материальное - это тоже духовное, - сказала Марина” (35). Однако странно было бы заключить, что покрой и фасон тока-ревского текста в целом хуже сагановского монохромного эксклюзива. “Никто никого не хуже, - замечает Марина. - Но пусть все остается как есть” (2.40). А есть - нарядная, умная, кокетливая тоска по идеалу, к которому манит тот самый “полузабытый след” “во глубь забывчивых лесов”, куда несутся брюсовские “лиловые грезы”, только в современном женском литературном контексте она имеет линию плеча (у Токаревой - колена) и невинные застежки, за которыми, по прежнему, как в “Сиреневом платье ...” - “и солнце, и радуга.”.
Примечания
1. Все тексты Саган Ф. цитируются по: Саган Ф. Избранные произведения. Т.1. Романы, пьесы для театра. М.,1997. Далее номер страницы указывается в круглых скобках после цитаты.
2. Все тексты В. Токаревой цитируются по: Токарева В. Лиловый костюм. М., 2005. Далее номер страницы указывается в круглых скобках после цитаты.
