CC BY
23№ 4 (29), 2008
жизнь Юга России "
-117
нии трех женщин. С другой стороны, в рекламном дискурсе апробируются новые тендерные модели. То, как могут изменяться модели маскулинности и фемининности, иллюстрирует реклама моющего средства Мистер Мускул, в основе которой лежит противоречивый взгляд на природу женщины («гиганта» домашнего хозяйства), изображенной с гипертрофированными мускулами.
В заключение отметим, что современное использование тендера в рекламном дискурсе носит ситуативный характер представлений о мужском и женском. Женское может интерпретироваться не только как признак иррациональности, эмоциональности, слабости, но и как признак силы, самоуверенности, эгоизма и др. Мужское, напротив, может интерпретироваться как слабость, неуверенность и т. д. Кроме того, необходимо учитывать вариативность представлений о маскулинности и фемининности в различных культурах. Например, как верно отмечает Т. Б. Рябова, «потребление алкоголя в современной американской политической культуре вряд ли станет атрибутом доминантной маскулинности, а в России такое возможно» (13).
Рекламные образы мужчины и женщины, несмотря на существующую в рекламном дискурсе тенденцию к стереотипизации, многогранны и динамичны, зачастую парадоксальны. В их основе лежат различные, нередко диаметрально противоположные взгляды на природу мужчины и женщины, а их конкретный характер определяется местом и ролью в жизни социума, что обусловлено изменениями в жизни общества, ускоренной динамикой его развития.
Литература
1. Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. М., 2004. С. 42.
2. Карасик В. И. Языковой круг, личность, концепты, дискурс Волгоград, 2002. С. 293.
3. Рябова Т. Б. Мужественность и женственность в современных российских избирательных технологиях /Л111р://\\л\\\.1шп1 anities.edu.ru.
4. Там же.
5. Шег"1гал Е, И. Семиотика политического дискурса... С. 42.
6. Крейдлин Г. Е. Мужчины и женщины в диалоге: невербальные тендерные стереотипы //1Шр: // www.rsnh.ru.
7. Воронина О. Свобода слова и стереотипный образ женщины в СМИ // Знамя. 1999. № 2. С. 165.
8. Русакова О. Ф., Ишменев Е. В. Критический дискурс-анализ // Современные теории дискурса. Мультидисцигшинарный анализ. Екатеринбург. 2006. С. 43.
9. Штовецкгш Ж. Третья женщина. Незыблемость и потрясение основ женственности. СПб., 2003.
10. Русакова О. Ф., Ишменев /•:'. В. Критический дискурс-анализ... С. 43.
11. Анисгшова Е. Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация. М., 2003. С. 105.
12. Там же. С. 105.
13. Рябова Т. Б. Маскулинность в политическом дискурсе российского общества: история и современность // Женщина в российском обществе. 2000. № 4. С. 20.
I. V. ASHINOVA. MASCULINITY AND FEMININITY IN THE ADVERTISING DISCOURSE
The author regards the text of modern advertisement industry as a complex cultural space in which gender stereotypes are created, reproduced and assigned.
Key words: social community, advertisement, gender, Semiotics, masculinity, femininity, stereotypes, discourse.
Н. С. К0Т0 В А
ЛИЧНОСТНАЯ АМБИВАЛЕНТНОСТЬ И СИСТЕМА ХАРАКТЕРИСТИК ДИСКУРСА
Задача, решаемая в настоящей статье, - систематизировать связи между личностной амбивалентностью и характеристиками дискурса. Дискурс определяется как интегратиеная, деятельностно-коммуни-кационная среда, благоприятствующая системной реализации определяющих признаков амбивалентной языковой личности.
Ключевые слова: амбивалентность, амбивалентная языковая личность, дискурс.
В последние годы амбивалентность стала определяться как признак, дифференцирующий типы и виды дискурса (1). Это положение имеет плодотворные практические (а именно лингводи-дактические) импликации, что недавно отметила Роуз Кларк (2). Особенности дискурса, таким образом, определяются амбивалентностью, что позволяет говорить о необходимости анализа их взаимозависимости.
Предпосылки внутренней связи амбивалентности языковой личности (АЯЛ) и среды ее проявления заключаются в той гносеологической сути амбивалентности, которую можно назвать общеинтенциальной и емко определить как «амбивалентное взаимопроникновение полюсов оппозиции» (3).
Проиллюстрируем эти связи в общем виде. Так, личностная амбивалентность древнеримс-
^ ^ "Культурная жизнь Юга России "
№ 4 (29), 2008
ких императоров акцентируется в популярном труде доктора исторических наук, академика А. Г. Ильяхова. В «дискурсе АЯЛ» можно усмотреть взаимосвязь между ее индивидуальной неповторимостью и типичностью. Например:
«О Нероне однозначно говорить невозможно: народный любимец и мучитель... жестокий убийца и милостивый, мягкий император, щедрый и скупой... Все эти качества, возможные в обычной ситуации лишь в разных личностях, каким-то невероятным образом вместились в одном человеке
- Нероне»;
«Адриан: два лица одного императора.
При всех своих общечеловеческих достоинствах Адриан существовал как бы одновременно в двух лицах... Как отмечали античные авторы, он бывал серьезным и веселым, необузданным и осмотрительным, скупым и щедрым, откровенным и лицемерным, жестким и милостивым, но всегда переменчивым во всем» (4).
Амбивалентная личность - Нерон, Адриан
- представлена, прежде всего, в авторской языковой характеристике. АЯЛ можно определить через систему дискурсивных оппозиций: тождество - различие, целое - часть, устойчивость
- изменчивость. В их языковом представлении господствует единство двух макросем: грамматического значения соединительного союза и одного из лексико-семантических отношений - антонимического (оно реализуется в двух аспектах: во-первых, в системно-языковом и, во-вторых, в контекстуальном, близком к системно-речевому).
Анализ подобного эмпирического пространства побуждает остановиться на тех характеристиках дискурса, которые благоприятствуют представлению амбивалентности. Среди них наиболее значимы семиотические, праксиологические и коммуникационно-деятельностные (5).
В ряде теорий дискурс предстает как определенное семиотическое явление. В обосновании различных употреблений этого термина с точки зрения семиотики важную роль сыграли исследования А. Греймаса и Ж. Курте, которые в своем объяснительном словаре отождествили дискурс с семиотическим процессом, утверждая, что «все множество семиотических фактов (отношений, единиц, операций и т. д.), располагающихся на синтагматической оси языка» (6) можно рассматривать как относящееся к теории дискурса. Авторы данного словаря теоретически обосновали структурно-семиотическое понимание дискурса. Последний интерпретируется ими как семиотический процесс, реализующийся в различных видах «дискурсивных практик», включая собственно языковую и неязыковую.
Показательно, что представлением АЯЛ подтверждается многообразие семиотических характеристик. Так, дискурс может акцентировать национальную всеобщность АЯЛ как знаковую черту: «Николай Лосский в книге "Характер русского народа" ссылается на интересное сравнение англичанина Бэринга: "В каждом англичанине есть сочетание характера Генриха VIII, Джона Мильтона и мистера Пиквика, а в русском чело-
веке сочетается Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков". Страстность и противоречивость русской натуры, чуткость к добру и правде, подмечает Лосский, уживаются с "равнодушием к несовершенному добру в земной жизни, неумением столковаться для общего дела". Эта своеобразная изнанка характера, возможно, и виной - почему мы так покорно сносим гнет олигархии, нестерпимый по всем социологическим канонам»
(7).
Если исходить из собственно языковой практики, то дискурс следует рассматривать как синоним текста и исследовать как предмет научной дисциплины - дискурсивной лингвистики. В другом контексте А.-Ж. Греймас и Ж. Курте отождествляют дискурс с высказыванием - результатом. Если в качестве базовой единицы высказывания выступает фраза, то дискурс рассматривается как результат связывания фраз. Если же за исходную единицу принять дискурс, трактуемый как значимое целое, то фразы будут только сегментами дискурса-высказывания. Перевод же в дискурс, или дискурсивизация, заключается в использовании семиотически-нарративных структур и их трансформации в структуры дискурсивные. Дискурс, таким образом, есть результат этого оперирования с глубинными формами, которое дает прирост семантически значимых членений.
Этот семиотический аспект многогранен. Так, он позволяет установить органическое единство между дискурсом и АЯЛ с ее неизбежными семантическими приращениями. Кроме того, этот аспект углубляет представление о типологии объектов лингвистики. Такой подход, по справедливому предположению Т. А. Ширяевой, позволяет устранить традиционное противопоставление между дискурсом как сверхфразовым монологом и коммуникацией как диалогом и фразовым обменом. В вышеизложенной трактовке коммуникация предстает в качестве одного из моментов порождения дискурса. В этой же работе ученые сопоставили понятие вторичной моделирующей системы с понятием дискурса (выработанным на французской почве), которое следует истолковывать как процесс, предполагающий систему. Последнее определение представляется нам исключительно важным, так как вводит в толкование дискурса код синтагматического и парадигматического измерения, а следовательно, понятие системности. Полагаем нужным подчеркнуть, что именно в работах французских философов впервые появляется философско-лингвистическое осмысление природы дискурса, показывающее неразрывную связь между теоретическими концептами и их материальным воплощением в дискурсе (П. Анри, Ф. Гаттари, Ж. Делез).
Семиотические характеристики в анализе дискурса имплицировали особую сторону его рассмотрения - праксиологическую, т. е. реальную практику дискурсивного анализа (с середины 1970-х гг.), сопряженную с исследованием закономерностей движения информации в рамках коммуникативной ситуации, что осуществляется, прежде всего, через обмен репликами; тем самым
№ 4 (29), 2008 "Культурная жизнь Юга России " ^ ^
реально описывается некоторая структура диалогового взаимодействия. Этот подход, по мнению Т. А. Ширяевой, вполне продолжает структуралистскую (хотя обычно и не называемую таковой) линию, начало которой как раз и было положено 3. Хэррисом. В то же время сторонники этого подхода подчеркивают динамический характер дискурса, что делается для различения понятия дискурса и традиционного представления о тексте как статической структуре.
Следует отметить, что дискурс часто используется и как синоним понятия «стиль». Следовательно, логично говорить о стилистическом подходе к сущности дискурса, который находим в рамках нарра-тологии. Как отмечают нарратологи, обычно в дискурсе существует большое количество голосов, и каждый имеет определенную точку, из которой он исходит, с которой он связан. Однако такая схема иногда недостаточна, так как при анализе текста в дискурсе возникают трудности, связанные с осмыслением авторского стиля повествования и его воздействия на формирование смыслового поля высказывания. Приверженцы данного направления рассматривают адресанта как многоуровневую повествовательную инстанцию. Отношение автора к той или иной части произведения всегда ощущается, но, тем не менее, четкого определения не получает. Такое общее, пронизывающее весь текст авторское присутствие обычно характеризуется как авторский стиль и не подвергается структурному анализу, хотя в словах адресанта, в синтаксисе его фраз присутствует «авторское окрашивание» происходящего.
В нарратологии особым образом рассматривается подобная авторская интенция: чтобы определить ее смысл и функцию необходимо реконструировать ту точку зрения, с которой автор смотрит на текст и, соответственно, относится к нему. Развертывающийся дискурс определяет сюжет и композицию высказывания, следовательно, определяет и его стилистику. Именно последний факт дает все основания Ж. К. Коке выделить дискурс как «сцепление структур значения, обладающих собственными правилами комбинации и трансформации» (8).
Представление АЯЛ в дискурсе подтверждает вышеприведенную характеристику. Сравним две достаточно разные репрезентации АЯЛ, единство которых обеспечивается именно дискурсивными характеристиками. Первая репрезентация в эстетически значимом, антично-строгом, беспощадном современном тексте 30-летнего лауреата литературной премии «Ясная Поляна» А. Г. Ильяхова - сущностная, нацеливающая на функцию дискурсивного голоса (и перекликающаяся с вышеприведенными характеристиками АЯЛ Древнего Рима): «Мерзость и падаль, я давно потерял в себе человека, не звал его, и он не откликался» (9).
Вторая репрезентация АЯЛ - внешняя, «яв-ленческая», в известном масскультовом рассказе: «В горах совсем другое восприятие своего "я"... Я преодолел себя, чтобы поднять свое тело высоко над землей. Я поднял себя для того, чтобы лучше увидеть вокруг и в себе.
Во мне 48 правд. Правда утра и вечера. Правда трезвости и похмелья и так далее. Но сейчас все эти частные правды полиняли. Мне казалось, я коснулся Истины, хотя и не понимал, в чем она...
Эти неодинаковые чувства - любовь и тоска - высекают из меня слезы.
Сейчас я стоял и внутренне плакал, охваченный противоположными чувствами, которые я раньше в себе не соединял...
...Дойду ли я до своей вершины...» (В. Токарева. Ехал грека).
Роль дискурса как среды АЯЛ не исчерпывается его семиотическими и праксиологическими характеристиками. Требует внимания и коммуникационный аспект. В соответствующей традиции «дискурсом» называется особый идеальный вид коммуникации, осуществляемый в максимально возможном отстранении от социальной реальности, традиций, авторитета, коммуникативной рутины и т. п. и имеющий целью критическое обсуждение и обоснование взглядов и действий участников коммуникации. Именно в таком контексте понимает дискурс Ю. Хабермас, определяя его как коммуникацию особого вида, специфический диалог, цель которого - непредвзятый анализ реальности, очищенный от субъективизма исследователя. Участники речевой коммуникации (дискурса) анализируют реальность, отказываясь от бытующих в сознании и закрепленных в языке стереотипов. «Дискурс требует, чтобы все мотивы действий его участников были аннулированы, кроме готовности к совместному достижению взаимопонимания. При этом соответствующие речевые акты как раз и служат для того, чтобы выражать отличие <...> сущности от явления, бытия от видимости и в результате - подлинного от ложного» (10). Как видим, под дискурсом понимается, скорее, способ получения истинного научного знания, инструмент познания реальности - «значимый» диалог с использованием определенных методик.
С коммуникационными характеристиками дискурса, существенными для АЯЛ, соотносятся деятельностные. Ряд авторов при рассмотрении проблематики и статуса дискурса подходят к последнему как к деятельностному «коммуникативному событию» (11). В таком понимании дискурс становится предметом междисциплинарной «новой риторики», центральный вопрос которой В. И. Тюпа формулирует следующим образом: «На место проблемы порождения высказываний (дискурсии как текстоположения), столь занимавшей классическую риторику, выдвигается центральная риторическая проблема современного дискурсоведения: проблема коммуникативного поведения обеих сторон коммуникативной ситуации - речевого бытия, обеспечивающего (или не обеспечивающего) реализацию возможного в данной ситуации коммуникативного события» (12). Следовательно, дискурс - это, согласно «новой риторике», коммуникативная стратегия языка, в которой выделяются три функции: креативная (соотносительность с внетекстовой реальностью субъекта творца), референтная (соотноситель-
120 "КулътУРная жизнь Юга России "
№ 4 (29), 2008
ность с внетекстовой реальностью объектного содержания высказывания) и рецептивная (соотносительность с внетекстовой реальностью адресат-ре цепиента высказывания).
Наиболее полным в современной теории языкознания, как мы полагаем, является определение дискурса, данное В. 3. Демьянковым, которое в значительной мере углубляет предыдущие дефиниции благодаря выявлению элементов дискурса: «Discourse - дискурс, произвольный фрагмент текста, состоящий более чем из одного предложения или независимой части предложения. Часто, но не всегда концентрируется вокруг некоторого опорного концепта; создает общий контекст, описывающий действующие лица, объекты, обстоятельства, времена, поступки и т. п., определяясь не столько последовательностью предложений, сколько тем общим для создающего дискурс и его интерпретатора миром, который "строится" по ходу развертывания дискурса, - это точка зрения "этнографии речи" <...> Исходная структура дискурса имеет вид последовательности элементарных пропозиций, связанных между собой логическими отношениями конъюнкции, дизъюнкции и т. п. Элементы дискурса: излагаемые события, их участники, пер-формативная информация и «несобытия», т. е.
а) обстоятельства, сопровождающие события;
б) фон, поясняющий события; в) оценка участников события; г) информация, соотносящая дискурс с событиями» (13).
Связью между АЯЛ и характеристиками дискурса подтверждается, что переход от одной доминирующей научной парадигмы к другой не подразумевает ее буквальной замены или полного отрицания. Дискурс в современных исследованиях - это и «речь, погруженная в жизнь», по уже известному афористичному суждению Н. Д. Арутюновой, и движение информационного потока между участниками коммуникации, и текст как результат дискурса.
Резюмируя рассмотрение, мы отмечаем, что для бытия АЯЛ в дискурсе справедливы положения
о взаимодействии системы и среды. Специфика дискурса как интегративной, деятельностно-ком-муникационной среды благоприятствует системной реализации определяющих признаков АЯЛ. Типология ЯЛ и внутренняя систематика АЯЛ оказываются связаны с динамическими характеристиками дискурса.
Литература
1. Непшекуева Т. С. Внутриличностный конфликт как лингвосемиотический феномен. Краснодар, 2006.
2. Clark R. Developing intercultural awareness through experiential tandem partners // Essays on Language and Translation: from textual analysis to pedagogical application. Krasnodar; Portssmouth, 2008.
3. Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Новосибирск, 1998. Т. 2.
4. ИлъяховА. Г. Эросу посвященные. Ростов н/Д, 2008. С. 291, 301, 326-327.
5. Ширяева Т. А. Когнитивная модель делового дискурса. Пятигорск, 2006.
6. Греймас А., Курте Ж. Объяснительный словарь теории языка // Семиотика. Благовещенск, 1998. Т. 2.
7. Попов В. В. Лето красное олигархов // Наш современник. 2007. № 12. С. 211.
8. Coquet J.-К. Semiotique littéraire. Strasbourg, 1973.
9. Прилепин 3. A. Жилка // Наш современник. 2007. № 10. С. 10.
10. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995.
11. Тюпа В. И. Пролегомены к теории эстетического дискурса // Дискурс. 1996. № 2.
12. Тюпа В. И. Аналитика художественного. М., 2001.
13. Демъянков В. 3. Англо-русские термины по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста // Методы анализа текста. Тетради новых терминов. М., 1982. Вып. 2.
N. S. KOTOVA. PERSONAL AMBIVALENCE AND SYSTEM OF DISCOURSE CHARACTERISTICS
This article is dedicated to the analyses of connections between personal ambivalence and characteristics of discourse. The author determines discourse as integrative, communicative environment which helps to realize certain features of ambivalent language personality.
Key words: ambivalence, ambivalent language personality, discourse.
