CC BY
47
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2 (18). С. 239-253. УДК 902/904
DOI 10.25513/2312-1300.2018.2.239-253
Х. Штойбле, С. Вольфрам
ЛЕНТОЧНАЯ КЕРАМИКА И МЕЗОЛИТ: ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ИЛИ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ
Обсуждается вопрос хронологии и сосуществования мезолитических охотников и собирателей и неолитических земледельцев и скотоводов в Центральной Европе (5500-4500 гг. до н. э.), где неолитический образ жизни представлен культурой ленточной керамики (регион Саксонии). В исследовании показано, что карта распространения археологических памятников фиксирует чёткое разделение участков, занятых мезолитическим населением и населением культуры ленточной керамики, что трактуется как свидетельство сосуществования мезолитических и неолитических групп с возможностью контакта между ними. Авторы объясняют это различиями в культурных предпочтениях групп и особенностями в восприятии и обращении с пространством.
Ключевые слова: Центральная Европа; мезолит; неолит; ленточная керамика; неолитизация.
H. Stauble, S. Wolfram BANDKERAMIK AND THE MESOLITHIC: SUCCESSION OR CO-EXISTENCE
The question of the chronology and coexistence of Mesolithic hunters and gatherers and the well defined early farmers of Central Europe (5500-4500 B.C.) is discussed here with the reference to the present-day state of Saxony in Germany. This regional study focuses on the problem of their chronology and the interpretation of the distribution map for Saxony based on the solution to that problem. It can be concluded that the widespread absence of Mesolithic traces is not necessarily taphonomic, and that the distribution map shows primarily a clear separation of Mesolithic and Bandkeramik sites. This situation is interpreted as a consequence of coexistence in separate areas, but with potential contacts. For the authors, a parallel but spatially separated existence of early farmers, hunters and gatherers can be explained by culture-related differences and specificities of the respective groups in their perception and handling of space.
Keywords: Central Europe; Mesolithic; Neolithic; Bandkeramik; Neolithisation.
Наряду со временем изучение пространства является имманентным полем исследований для пра- и ранней истории. Данный концепт оказывается важным в контексте обсуждения вопроса о сосуществовании или преемственности таких явлений, как мезолит и ранний неолит. Если же говорить более конкретно, существовали ли в период между 5500 и 4500 тыс. до н. э., наряду с ранними среднеевропейскими земледельцами, мезолитические охотники и собиратели. Если мы даём утвердительный ответ, то возникает следующий вопрос: как формировалось и было организовано одновре-
© Штойбле Х., Вольфрам С., 2018
менное их существование и взаимодействие разных жизненных и экономических циклов?
Чтобы найти ответы на поставленные вопросы для территории современной Саксонии, необходимо обратить внимание на следующие аспекты:
1. Терминология и дискуссия о неолити-зации.
2. Проблема идентификации и хронологического соотношения обеих культурных групп.
3. Теоретические возможности сосуществования во времени и пространстве.
4. Восприятие пространства в зависимости от способа жизнедеятельности и экономики, а также специфических культурных традиций.
5. Что и кто делают естественное пространство пространством социальным в конкретном месте? От ландшафта через пространство к месту существования.
6. Шкала различных концептов пространства.
1. Терминология и дискуссия о неоли-тизации. Исходя из определения понятий мезолит / мезолитический и неолит / неолитический, необходимо обратиться к некоторым проблемам дискуссий о неолитизации и представить модели неолитизации для среднеевропейской периферии в качестве основы для дальнейших рассуждений. Авторы следуют за классическим определением и рассматривают остатки культуры охотников и собирателей в качестве «мезолитических», а оседлых земледельцев и скотоводов - в качестве «неолитических». Употребление в заголовке статьи термина «ленточная керамика» отсылает к региональности статьи и в то же время показывает желание использовать этот термин как индикатор «неоли-тичности». Авторы разделяют представление о том, что смешанные формы вырастают из долговременного взаимодействия и контактов хорошо развитых культурных групп (культур), каждая из которых имела собственную фазу становления. Ранее существовавшая реальность была много сложнее, чем те дихотомические конструкты, которые мы используем в наших теоретических построениях: мезолит и неолит. Однако подобное упрощение необходимо, потому как данное многообразие фактов должно обладать устойчивым и приемлемым в дискуссиях поняти-ем1. Абсолютна наша уверенность и в том, что, отстаивая любую позицию, необходимо раскрыть принципиальное различие мира идей охотников / собирателей и земледельцев [1], социальных различий между ними [2], разницу социального и символического [3, р. 31, 41] и даже психологического [4, р. 158] аспектов. Мы также уверены в необходимости новых подходов к рассмотрению давно накопленного археологического материала (от него нельзя отказываться). Но прежде всего, и это вне всяких сомнений, мы
нуждаемся в конкретных и насколько можно глубоких знаниях мезолита, для того чтобы получить ответ на вопрос о перипетиях отношений между обоими типами жизнедеятельности или для того чтобы приблизиться к пониманию процессов неолитизации.
Обращает на себя внимание тот факт, что в рамках преисторической науки едва ли можно найти вопрос так горячо обсуждаемый, как неолитизация. Причём тон обсуждений часто чрезмерно груб. В качестве примера можно привести дискуссию, развернувшуюся вокруг доказательств ранней до-местицированной зерновой пыльцы, обнаруженной в Швейцарии [5; 6; 7; 8; 9; 10; 11]. Проблематичен не только тон обсуждений, но и противоречивые факты, которые используются в качестве аргументов. В частности, их можно заметить в дискуссии о «неолитическом пакете». Включение в него новых элементов не ведёт к появлению абсолютно новой модели и говорит об усовершенствовании уже существующей. Так произошло с моделью "wave of advance" [12; 13] и отдельными аспектами модели "spatial models of agricultural frontiers" [14], похожей на предшественницу. К ней в связке с моделью "wave of advance" присоединяется ещё несколько: "pioneer colonisation model" и "availability model". На основе данных моделей выстраиваются три фазы неолитиза-ции: "availability, substitution, consolidation". При этом речь ведётся об улучшении, уточнении ключевой модели и различных её региональных вариантах [15, p. 63]. Но как бы мы ни пытались добавить нечто новое к основе, это принципиально ничего не меняет. Кроме того, это может привести к напряжённой дискуссии об исключении возможности объединения и соотнесения различных моделей или же о несовместимости моделей и образа жизни конкретной группы. Почему, к примеру, колонизационная модель должна исключать существование мезолитических традиций [16, S. 34], тогда как все потенциальные участники преобразований и мезолитического, и неолитического образа жизни, как и чужаки, всегда опираются на имеющийся в Европе унифицированный багаж практик. К тому же всегда было возможно темпоральное различие регионального освоения новых практик. Теоретически можно
и нужно рассматривать некоторые промежуточные фазы их реализации, такие как, например, «высокоспециализированные общества охотников и собирателей» [17, 8. 3] и т. д .
Нередко является необходимым отдельно подчёркивать, что мезолитические группы не должны быть воспринимаемы некими примитивами: «можно, к примеру, следовать за уже о воспринимаемой как догма теорией проникновения культуры ленточной керамики, хотя та непосредственно утверждала и продолжает это делать, что её носители воспринимали местные мезолитические группы как "бескультурных дикарей"» [18, 8. 157]. При этом речь идёт не столько о неопровержимых фактах, сколько о негативном восприятии определённой исторической реальности. Носители культуры ленточной керамики, как и любых других неолитических культур, не должны были открывать мир заново. Они лишь развивали свои прогрессивные знания и умения на основе существовавших собственных и вновь приобретённых. Подобное одностороннее рассмотрение прогресса в большинстве случаев неуместно, но относительно понятно.
Для того чтобы будущее сотрудничество выстраивалось на основе меньшего количества споров, нужно ещё раз отметить, что все компоненты неолитического образа жизни вырастают из палеолитических и мезолитических корней. Именно в этих эпохах необходимо вести поиск их особенностей и условий развития.
Из всех тем и аспектов, связанных сегодня с рассмотрением неолитизации, мы обратимся лишь к некоторым, преимущественно содержательно-методического плана2. Для начала конкретизируем признаки раннего этапа культуры ленточной керамики (КЛК). С одной стороны, благодаря дискуссии о неолитизации компоненты неолита общеевропейского масштаба и даже общемирового уровня были объединены в «неолитический пакет». Благодаря этому возникло обманчивое впечатление, что речь идёт об отдельных элементах, которые в результате различных комбинаций могут дать представление о региональной картине. С другой стороны, речь всё время идёт об одних и тех же элементах, примерах, при-
знаках, которые вытягиваются из развития преимущественно локальных автохтонных обществ. С позиции небеспристрастного взгляда некоторых исследователей КЛК некоторые феномены могут быть введены в качестве «однозначных доказательств» локального процесса неолитизации, при этом они не только по-разному, но и часто противоречиво интерпретируются.
По этой причине не нужно ограничиваться рассмотрением отдельных феноменов или же некоторых видов сырья (например, кремень) и типов инструментов (трапеции, пластины) или отдельными техниками и типологическими особенностями [4, р. 65; 19, 8. 96; 20, 8. 432; 21]. Также не нужно сосредоточиваться на доказательствах, выдвигаемых на первый план в различных дискуссиях последних лет, основанных на данных анализа пыльцы пшеницы, относящейся к периоду «предленточной керамики». Ни с ботанической точки зрения [9], ни с точки зрения датировки они не являются бесспорными [22, 8. 250] . Как и другие «однозначные» свидетельства, подтверждающие развитие традиций КЛК из местных мезолитических групп населения на основе прото- и раннего неолита [23, р. 52], такие как, например, единичные, обнаруженные в мезолитическом контексте шлифованные каменные орудия или изделия из глины [24, 8. 156] или же иные свидетельства потенциальных обменных операций. Всё это ни в коем случае нельзя принимать в качестве убедительных аргументов для автохтонного развития неолита, как это часто делается [6, 8. 73]. Они скорее должны быть приняты свидетельствами контактов между охотниками-собирателями и земледельцами-скотоводами или же их общими традициями. И не должен особенно удивлять тот факт, что эти две группы часто оказывались одним и тем же или же имели широкую зону контактов. Всё это ничего не говорит нам собственно о неолитизации.
Также малоубедительным выглядит и другой часто приводимый в дискуссиях аргумент, который был введён в пику привнесённой неолитизации - подчёркнутое разнообразие КЛК [25, р. 4; 26, р. 14]. Разумеется, об уровнях и степенях сравнений в этом обсуждении забывают. О вариативности КЛК [27] часто рассуждают, исходя из
возможного проявления индивидуального заряда в культуре. Эти различия, которые, безусловно, интересны и возможны, необходимо опустить в общем обсуждении процесса неолитизации. В конце концов, малые движения в процентных соотношениях среди отдельных аспектов (например, при подсчётах отдельных видов домашних животных или же соотношения в этих данных «диких / одомашненных» [17, 8. 16] или при анализе классов каменных орудий) отображают, очевидно, различные традиции отдельных групп. Это всегда небольшие вариации в некоторой генеральной концепции, в которой обобщены отчётливые элементы состоявшегося неолита, а точнее, уже поздней фазы развития КЛК.
Следующий важный аспект, который необходимо учитывать в дискуссиях о не-олитизации, относится к уровню рассмотрения проблемы, точнее, это вопрос верности выбранного уровня - глобального, регионального или индивидуального [28].
Мы настаиваем на необходимости региональных исследований и в дальнейшем будем касаться проблем неолитизации региона Саксония и приграничных зон. Учитывая наличие регионально разных стратегий неолитизации, данный вариант рассуждений видится нам оправданным. Региональный подход требует не только выявления первоначальной зоны появления того, что принято называть КЛК [29, р. 9; 30; 31], но и анализа развития регионов Северной Европы, различных зон европейского побережья Балтийского и Северного морей, атлантического побережья и Средиземноморья [15, р. 63]. На многих этих территориях существуют однозначные свидетельства перехода от охотничье-собирательского хозяйства и образа жизни через принятие отдельных элементов до преимущественно производящего хозяйства. Именно здесь данный процесс был последовательно реализован, материальные остатки лучше представлены, чем в Средней Европе и демонстрируют то, что локальная адаптация неолитического образа жизни и хозяйствования часто была чрезвычайно продолжительна. При этом хорошо заметна разница по сравнению с теми процессами, которые протекали в центре Средней Европы.
Относительно вопроса о признаках и уровнях, имеющих значение для дискуссии о неолитизации, мы бы хотели обратить внимание на мобильность мезолитических и неолитических людей. При этом не подвергается сомнению тот факт, что здесь нет возможности провести абсолютную границу по принципу «мезолитические группы только мобильные, а неолитические - только оседлые». Скорее охотники и собиратели позднего мезолита так же мало интересовались бесконечными передвижениями, как и представители КЛК были представителями оседлого образа жизни: не важно, в каких взаимоотношениях они находились между собой . Но нельзя сомневаться в вынужденной мобильности оседлых групп с мезолитическими компонентами, что важно для доказательств автохтонного развития неолитического образа жизни, как и в общей оседлости представителей КЛК.
И последний момент, который мы хотели бы здесь обсудить: промежуток времени, за который КЛК появилась в самых отдалённых частях Европы. Для некоторых это является решительным аргументом автохтонно-сти развития КЛК в Средней Европе [32, S. 457], наличия здесь хорошо подготовленных, частично вставших на путь неолитиза-ции локальных мезолитических групп (не важно, как их при этом называют: эпиме-золитическими, прото- или пренеолитиче-скими или же Initiales Neolithikum). Для других, и среди них авторы работы, это может быть признаком того, что подобная быстрота и объёмы проявлений новых элементов связаны прежде всего с компонентом непосредственного контакта с живыми людьми - носителями новых культурных ценностей, а не с абстрактными идеями.
Кратко обобщим вышесказанное. При погружении в процесс обсуждения проблем неолитизации необходимо обращать внимание на уровень, на котором данные обсуждения ведутся: начиная с отдельных находок и техник, продолжая в рамках комплексов находок и разнообразия их категорий и до «археологических культур» включительно -и строго придерживаться заданного уровня, при этом привлекая к обсуждению как можно большее количество материалов, не забывая о многообразии существующих аргументов.
2. Проблема идентификации и хронологического соотношения обеих культурных групп. По другую сторону теоретических обсуждений находится методический вопрос о возможности синхронного существования различных пространственных концептов в первобытности, для решения которого археологические свидетельства и возможности их фиксации играют основополагающую роль. Несмотря на то что от прошлого нам достаётся лишь незначительная часть реального мира, проблема различия в значимости источников и их разнообразия остаётся актуальной для рассмотрения взаимоотношений поздних охотников-собирателей и земледельцев в раннем неолите. Это выражается в различной «видимости» источников относительно пространства и времени, что ведёт к противопоставлению малого числа следов мезолита относительно раннего неолита5.
Проблема взаимоотношений между позднемезолитическими охотниками и ран-ненеолитическими земледельцами, на наш взгляд, может быть обсуждаема в следующих контекстах:
"Is the absence of evidence evidence?" и
"The absence of evidence is evidence!"
Вопрос "Is the absence of evidence evidence?" касается тафономической проблемы, а именно того факта, что образ жизни охотников-собирателей оставляет мало следов в земле, а те немногие, которые были оставлены, чрезвычайно сложно заметить. Мы стоим перед лицом следующей общей проблемы: в регионах с сильной эрозией, таких, например, как лёссовые районы, которые осваивались в раннем неолите в первую очередь, эрозия составляет 0,5-1 м и больше. Поэтому в этих районах от стоянок охотников-собирателей, состоящих из лёгких жилищных конструкций, от неглубоких кострищ и иных зон активности в массе своей ничего не осталось. С памятниками КЛК та же проблема, они едва сохранились, за исключением остатков структур с глубоким фундаментом. Поэтому в дальнейшем мы будем сопоставлять ярко выраженные объекты (ямы и тому подобное) и едва заметные (концентрации находок, принадлежащие объектам, не нарушенным распашкой) и ис-
пользовать возможность увязать обнаруженные материалы из объектов этих разных состояний в потенциальный поселенческий ландшафт согласно распределению по типам объектов, по роду слоёв (лёсс - песчанные) и по топографическому положению (поймы -холмы - навесы - пещеры).
Мезолитические концентрации находок чрезвычайно сложно выявить в контексте лёссовых отложений, но они должны быть заметны в углублениях антропогенного и естественного происхождения. И это несмотря на то, что есть различные зоны лёсса с малой степенью эродированности, где следы охотников-собирателей должны быть хорошо заметны. В поймах, торфяниках и болотах шансы на обнаружение находок и объектов больше, так как мы в данном случае имеем дело с аккумуляцией, что также связано с эрозивными процессами. Благодаря этому находки различной природы происхождения дошли до нас в хорошем законсервированном состоянии, как и заглубленные объекты . Все эти стоянки, находясь в областях лёсса, песка или навесов, так же как и мезолитические ямы, были прежде всего углублены [34, 8. 88; 35, р. 104; 38, 8. 80]. Такую же ситуацию мы можем обнаружить и в редких защищённых (пещерных) комплексах. Что касается шансов обнаружения мезолитических ям, для того чтобы их содержимое можно было сопоставить с содержимым неолитических, то они несколько улучшились. Их количество за последние десятилетия увеличилось, так что мы можем даже оперировать мезолитическими находками с перекрытых поселениями КЛК мест и быть уверенными в относительно более высокой плотности числа поселений в период раннего неолита [36; 37; 38].
Несколько иначе обстоит дело с условиями сохранения культурных остатков в песчанистых зонах, где следы мезолитических поселений ещё относительно заметны благодаря тому, что этот вид почв малопривлекателен для сельскохозяйственной деятельности. Систематические раскопки здесь проводятся за счёт финансовой поддержки угледобывающих предприятий. Помимо прочего, в песчанистых областях Обер- и Нидер-лаузица в Бранденбурге7 известны комплексы, залегающие у поверхности, и так называемые
латентные объекты, встречающиеся здесь однозначно чаще, чем в лёссах и лёссовидных песках Средней и Северо-Западной Саксонии. Там, где в наличии соответствующие географические условия, встречаются мезолитические находки в пещерах и под навесами, где, наряду с одиночными погребениями, обнаруживаются погребения черепов или же, что значительно реже, редкие свидетельства поселенческой активности.
Регион Миттельгебирге несколько улучшает общее состояние исследований по теме. В последнее время количество находок мезолита там ощутимо возросло. В Саксонии мы можем сообщить лишь о некоторых свидетельствах, например, о навесе Бушмюле [39]. За это мы благодарны нашим чешским коллегам, работающим на юго-востоке Эрц-гебирге, где и были обнаружены многие новые местонахождения, датировка которых, правда, не всегда возможна [35, 8. 97; 40, 8. 363] (рис.).
Если рассуждать о мезолитических погребениях, то на европейской территории
в 5,5 млн км2 известно приблизительно 150 погребальных комплексов, среди которых встречаются как могильники, так и отдельные погребения (72 одиночных погребения из 150), содержащие в совокупности останки 1 700 индивидов [41, 8. 15, 136, 271]. На первый взгляд, это значительное количество. Но нужно взглянуть на карту соседних регионов [42, 8. 48-49], чтобы понять, что они концентрируются на побережье Балтийского моря, в Португалии и в зоне Железных Ворот. То есть в целом они скорее редки, чем наоборот. Кроме того, нужно отметить то, что они датируются в диапазоне от IX до IV в. до н. э. [41, 8. 15]. В Средней и Северо-Восточной Германии известно около 15 мезолитических погребальных памятников. Ни один из них, согласно данным С , не может быть старше раннеатлантиче-ского периода: их возраст колеблется около середины VII в. до н. э. [43, 8. 39].
Среднестатистическая глубина мезолитической могилы в Северной и Восточной Европе составляет около 0,35 м, при этом они очень сильно повреждены эрозией.
m МвэЫвчкигп 0 20 «0 ftj №
Archäologische Infomiationen ©Lande&amt 1 иг Archäologie Sachsen , rvv.r .1- --—1-1--—■—
Информационная карта археологического ведомства Саксонии Распространение памятников эпохи мезолита и неолита
В погребальном комплексе Оленьего Острова (Россия) известны могилы с глубиной от 0,85 до 1,22 м [41, S. 91-96]. В Средней и Восточной Германии могилы, содержащие сидящие костяки, имеют глубину 0,5-1,65 м. Но это единичные случаи. Таким образом, могила, обладающая достаточной глубиной, имеет шанс сохраниться и в зонах лёсса. Если бы у нас эти памятники были в наличии в таком числе, как на территориях, расположенных южнее Северной Европы, мы должны были их найти.
Сложность выявления мезолитических памятников сказывается на картировании мезолитического наследия, охватывающего в первую очередь могилы, орудия из камня, находки с поверхностным залеганием. В большинстве случаев их культурная принадлежность сильно затруднена. Шлифованные каменные орудия появляются около 7000 cal. BC и из даже более ранних контек-стов8. Но, к примеру, собранные некоторыми исследователями доказательства присутствия шлифованных каменных орудий в позднем мезолите (около 6000 cal. BC) [44, S. 57-62], из которых почти половина не может быть принята в качестве надёжных, не является свидетельством преемственности, так как именно в последней фазе позднего мезолита они полностью отсутствуют. Соответственно, мы должны объяснить пробел в 500 лет, для того чтобы рассуждать о преемственности между группами позднего мезолита и КЛК9. Шлифованные орудия не могут выступать индикаторами преемственности (в качестве «контактных находок»), скорее они представляют собой общекультурное явление, подобно использованию огня или воды, охоте и собирательству, плетению корзин, изготовлению сумок из коры10. «Мезолитические» шлифованные объекты из камня очень интересные находки, которые уже своей относительной редкостью и способом получения выделяются среди прочих, тогда как в эпоху КЛК подобные им, представленные преимущественно шлифованными топорами, составляли большой орудийный спектр. Если же, к примеру, шлифованные топоры были частью повседневной жизни охотников-собирателей, как это заметно в материалах поселений КЛК, тогда их должно быть больше, чем полдюжины сомнительных находок. Это
также относится к галечным и дисковидным навершиям дубин и к навершиям дубин вообще, которые дифференцированно представлены не только в мезолитическом контексте, но и часто встречаются в ямах поселений КЛК и комплексах поздних эпох. В свою очередь, многие шлифованные изделия с поверхностным залеганием, археологический контекст которых не может быть подтверждён, происходят из регионов, не занятых группами КЛК, например из Лаузица [45, 8. 131], и могут быть с большим трудом приняты как маркеры мезолитического освоения территории.
Данным объектам противостоит большое количество остатков поселений КЛК в известных зонах её распространения в Центральной Европе, а именно её углублённые в землю структуры домов и ямы. Нельзя обойти вниманием часто встречающиеся в Саксонии в последнее время глубокие колодцы. Их шахты, несмотря на эрозию в 0,5-1 м, не только остаются хорошо заметными, но и в большинстве своём настолько глубоко уходят в землю, что сохраняют многие органические материалы [46]. В дополнение к этому в них представлен широкий спектр находок: каменные артефакты, керамика, кости животных, ботанические макроостатки и т. д.
Кроме того, идентификация рассматриваемых нами культурных практик зависит от степени сохранности отдельных элементов. В обратном случае будет сложно заметить отклонения, например, в оформлении керамики и определиться с границами активности орнаментального кода, принадлежащего конкретной археологической культуре. Она, в свою очередь, задаёт тон рассуждениям о контексте, что заметно на примерах, приведённых выше: когда вещи берутся сами по себе, без сопровождающего контекста. В результате исследования должны быть высказаны аргументы относительно обеих рассматриваемых культурных практик: в условиях подключения контекста находка может стать артефактом КЛК эпохи с производящим хозяйством и элементами охотничьего образа жизни, или же, напротив, в качестве однозначно «мезолитической», или же примером межкультурных контактов.
Есть ещё одна сложность. Случается обнаружить неолитические поселения, кото-
рые в качестве таковых себя не обозначают. В этом случае речь идёт о специализированных стоянках и временно используемых пространствах, относительно которых ощутимо отсутствие привычных структур-объектов и спектра находок.
Фраза "The absence of evidence is evidence" описывает культурный феномен, согласно которому отсутствие устойчивых поселений с углублёнными в землю структурами, мусора, могильников на территории мезолитического ареала и представленность всего этого на территории другого - неолитического выступает признаком различий в их культурной идентичности.
Основанием для любых размышлений относительно одновременного или диахрон-ного варианта реализации концепта пространства от охотников-собирателей к земледельцам и скотоводам раннего неолита являются карты распространения данных пространств. При этом, как было отмечено, основанием для их составления является «видимость» обоих образов жизни, так называемая тафономия, и фиксируемая разница в их культурных проявлениях. Подобные карты, выстроенные относительно Саксонии, показывают стоянки мезолита и раннего неолита [47, S. 25, Karte BI. 1.2] (рис.). При этом не отображается равноценность оснований для их нанесения. Когда речь идёт о мезолите, то основанием для точки на карте являются концентрации находок и малоизученные комплексы (ср.: [47, S. 18] и [Karte BI. 1.1]), в то время как для нанесения на карту знаков КЛК использовались однозначно яркие поселенческие комплексы, одиночные находки не учитывались. При составлении подобных карт принципиально необходимо рядом с пространственными данными указывать и временные. Тогда как ранний неолит укладывается во временной диапазон 5500-4500 до н. э., «точки» мезолита (следы активности охотников-собирателей) едва укладываются в диапазон более продолжительный - 95005500 до н. э., а в некоторых регионах до IV в. до н. э. и позднее. Но при этом уверенная синхронность их существования до сих пор не доказана.
Пространственное распределение знаков, соответствующих культурным практикам по карте (рис.), демонстрирует раздельное суще-
ствование мезолита и неолита. В трёх регионах, где обнаружен ранний неолит, так называемых лёссовых районах бассейна Эльбы в округе Дрездена, в районе лёссовых холмов, занятых памятниками Средневековья и в Северо-Западной Саксонии [47, S. 29], мезолитические реликты (за редкими исключениями) обнаружены не были. Можно ли их было найти в хорошо изученных районах дрезденского округа Эльбы [49; 50] и Северо-Западной Саксонии [38, S. 158; 51, S. 34], благодаря наличию углублённых в землю структур, присущих мезолитическому образу жизни, несмотря на эрозию последних лет? Одновременно обращает на себя внимание тот факт, что стоянки КЛК в районе лёссовых холмов Бауцена полностью отсутствуют, редкие концентрации находок встречаются 20 км севернее с более песчанистыми отложениями, которые стали известны благодаря угольным разработкам у Шопсдорфа [52].
Несмотря на плохую изученность [48], исключение составляет лаузицкий регион добычи угля [34]. Имеющийся мезолит лежит в регионах, где нет следов КЛК в принятых и устойчивых формах, и это нам точно известно. Таким образом, можно быть уверенным, что первые земледельцы и скотоводы либо не интересовались данными зонами, либо заселяли их нетрадиционным образом -в формах, не характерных для их культуры [53, S. 394].
В хорошо изученном Оберлаузице в последнее время стали известны многочисленные стоянки поздне-бореального-атлантиче-ского мезолита от VII в. до н. э. до конца V в. до н. э. Неолит (КЛК) появляется здесь на исходе IV в. до н. э. и в III в. до н. э. в форме культуры шнуровой керамики (КШК). Единственным исключением выступает местность севернее Уиста, округа Бауцена, где обильны находки фрагментов керамики как КЛК, так и КШК. Они обнаружены на восточной стороне Шпреи в 5 км от пяти мезолитических погребений с охрой из двух памятников Шёпсдорф 2 и Шёпсдорф 14. Погребение 1 памятника Шёпсдорф 14 (Bln-3214: 4320±100 BC) [54] обозначается как синхронное КЛК (6270±100 BP, 5470-4990 cal BC (95,4 %)), что автоматически открывает тему контактов между двумя группами населения.
Хотя мы наблюдаем, благодаря стараниям краеведов, относительно высокую плотность находок мезолита на Мульде у Рохлица (рис., А), до сих пор на этой территории не найдено следов присутствия КЛК. При этом следы КЛК обозначили себя в классической форме при строительстве автобана между Хемницем и Лейпцигом в 7-8 км западнее от рассматриваемой территории [55]. Они связаны с водоразделом двух речных систем, между верхним течением Мульды, известной зоной распространения КЛК и зоной раннего неолита (ранней КЛК), заселённой части Белого Эльстера [38, S. 158]. Все проявления даны в контексте ландшафта верхней Мульды с её крутыми обрывами берега, что удовлетворяло потребности охотников-собирателей, но не ранних земледельцев и скотоводов. Там же, где рельеф береговой линии не столь сильно выражен, отсутствует и яркое разделение между культурными практиками. Аналогичным образом представлена ситуация в нижнем течении Эльбы в Саксонии (рис., В), где нам известны мезолитические стоянки, расположенные в районах, густозаселённых КЛК. И в этом случае мы благодарны усилиям краеведов и собранным ими коллекциям с широким перечнем мезолитических каменных орудий [56, Taf. 11-18]. Из них лишь некоторые трапеции можно признать позднемезолитиче-скими, остальные могут принадлежать КЛК. Вышеобозначенные регионы, ввиду незначительной дистанции между ними (около 10 км), можно было бы рассматривать как "frontiera vailability zone" [57], когда в нашем распоряжении окажутся свидетельства позднемезо-литической активности. На данный момент они либо отсутствуют, либо представлены отдельными находками.
В целом можно отметить следующее: предполагаемое совмещение мезолитических и неолитических комплексов в отдельных ареалах (например, дрезденской зоне Эльбы и далее по Эльбе) должно быть подано в другом масштабе карт, в отдельных случаях с хронологическими и типологическими пояснениями.
Бедные находками мезолита зоны в Эрц-гебирге компенсируются соответствующими находками в Саксонской Швейцарии (рис., Abri Buschmuhle) и стоянками в пограничной
Чехии (ср. карты: [35, S. 97] и [39, S. 7]). Этот регион можно уверенно признать мезолитическим, даже несмотря на то, что там пока известны лишь стоянки раннего, боре-ального мезолита [35; 39; 40]. Для ранних неолитических групп данный регион не был интересен (известна лишь дюжина находок). Он был заселён ими лишь в IV в. до н. э.
С позиции настоящего, ещё не законченного исследования можно заявить, что данные территории к моменту появления здесь КЛК были уже выведены из традиционного для мезолита способа активности, несмотря на то что здесь известны как мезолитические, так и ранненеолитические комплексы. Поэтому говорить о вытеснении охотников-собирателей земледельцами-скотоводами нам не приходится. Эту представленную в общих чертах картину вряд ли основательно изменят и результаты новых раскопок, так как интенсивность материала по-прежнему остаётся неравномерной, и он всё также сконцентрирован в отдельных регионах (см.: [47, S. 31-42; 48, S. 18-20]).
3. Теоретические возможности сосуществования во времени и пространстве. Обращая внимание на приведённые аргументы и распространение комплексов и материалов на карте, в наших дальнейших рассуждениях о концепциях пространства мы будем отталкиваться от тезиса о разграничении пространств охотников-собирателей и групп ранних земледельцев-скотоводов. Озвученное выше не позволяет увидеть между ними границ ("agricultural frontier zone"), допускающих рассуждения о "frontier mobility" [58, p. 184]. И всё же контакты не могут быть исключены, и лучше исходить из того, что они действительно были. Подобные «дальние контакты» не могут быть приняты в качестве убедительных аргументов для подтверждения классической модели "availability -substitution - consolidation phase" [14, p. 105] и для сценария, согласно которому земледельцы-скотоводы занимались непосредственной трансформацией охотников-собирателей.
Со ссылкой на Marek Zvelebil [58, p. 185] поразмыслим о том, в какой последовательности контакт в формате «со- и существования рядом» с опорой на присущие каждой из групп свои собственные стратегии жизни и хозяйствования в привычных для
них пространственных зонах всё же мог быть реализован. Рассмотрим только те возможности, которые можно подтвердить материалами картирования и которые являются для нас наиболее убедительными. Это концепция о параллельном существовании в различных пространствах с возможностью контактов.
Следующие материалы из Саксонии позволяют рассуждать о возможных контактах:
- немногие, но однозначно принадлежащие КШК фрагменты керамики в регионе Уистера, где в это же время появились мезолитические погребения с охрой, датированные V тыс. до н. э.;
- снабжение каменным сырьём поселений КЛК, источники которого происходят из округи Ястебска [59, 8. 125];
- единичные находки шлифованных и «башмаковидных» топоров (которые иногда даже снабжены отверстиями) в Лаузице и Эрцгебирге [45];
- «правильные» клинья и трапеции [56], которые известны как в позднем мезолите, так и в большинстве групп развитой КЛК.
Не будем останавливать внимание на каждом отдельно озвученном аргументе, они уже так или иначе были рассмотрены выше. Повторим ещё раз общее заключение о том, что эти ещё скудные находки могут рассматриваться не только в качестве свидетельств редких контактов, но также и в качестве развивающихся и перенимаемых традиций.
4. Восприятие пространства в зависимости от способа жизнедеятельности и экономики, а также специфических культурных традиций. Если мы пытаемся понять, почему существует зафиксированная нами выше картина или же почему области, населённые разными группами, оставались «разведёнными», то необходимо учитывать:
1) различия в восприятии пространства в зависимости от образа жизни и хозяйства,
2) принципиально различное использование пространства.
Ведя рассмотрение на макроуровне, мы отмечаем, что охотники-собиратели, так же как и ранние земледельцы-скотоводы, находились в одинаковых экологических условиях атлантического периода, что означает распространение в то время в лёссовых областях юго-восточной части Харца лесных ландшафтов со смешанными дубовыми и со-
сновыми лесами, с реками, ручьями и озёрами, берега которых также были облесены [60, 8. 26]. Некоторые исследования в занд-ровых областях Лаузица показывают, что для аналогичного периода (Ро11еп2опе VI-VII ПгЬа8) мы наблюдаем здесь ту же картину [34, 8. 51]. Но, рассматривая ключевую проблему феноменологически, мы вынуждены отметить, что эти разные группы по-разному воспринимают аналогичные пространства и ландшафты, так как они придерживались различных жизнеобеспечивающих стратегий. Кроме того, тот, кто хочет осесть в незнакомом регионе и заняться здесь земледелием и скотоводством, принося сюда наработанные в других местах навыки и приёмы, должен проверить, дадут ли они положительный результат на новом месте, хватит ли продукта, полученного с их помощью, для долгосрочного пребывания в этой местности. Ввиду этого из экономических побуждений они не занимались переносом всего комплекса культуры. Охотники и собиратели, напротив, активно тестировали окружающий мир относительно своих краткосрочных и постоянных потребностей, были всегда подвижны и не привязаны надолго к одному месту. Поэтому относительно места нового обитания речь не должна идти о конфликте интересов, так как охотники и собиратели искали места, богатые дичью. Земледельцы же животных держали при себе, возделывали культурные растения и не интересовались состоянием охотничьих угодий и дикими животными, которые выступали конкурентами в пропитании домашних животных или же вредителями посевов. Для параллельно заселённых пространств Саксонии, очевидно, была избрана стратегия избегания. Если бы конфликты случались часто, то тому должны были остаться подтверждения.
5. Что и кто делают естественное пространство пространством социальным в конкретном месте? От ландшафта через пространство к месту существования. В своём анализе значения социального пространства для структурирования коммуникации существующих обществ историк средневековья Р. Шлёгль [61] пишет, что пространства в коммуникации всегда играют значительную роль и они воспринимаются во всех их аспектах, даже если последние не отобра-
жаются в физическом измерении. Эти пространства всё же обладают границами и «мебелью» [61]. Это означает, что их рубежи проведены в сознании людей, но именно они удерживают вещи, присущие сознанию, в некотором единстве и выстраивают отношения между ними. Однако те пространства, которые сохраняются на протяжении долгого периода, начинают связывать «явления и вещи внутри времени», что говорит нам о том, что они начинают творить историю, благодаря чему коммуникативные пространства превращаются в места. Далее Шлёгль описывает третье качество отмеченных социальных пространств, а именно наблюдаемость снаружи и изнутри. Наблюдения снаружи позволяют наблюдать коммуникацию различных пространств и получать представление о частях и целом. Наблюдения изнутри дают присущие им пространственно-временные и социальные ориентиры.
Решающим для представленных здесь рассуждений Шлёгля является тезис о том, что из продолжительно сохраняемых пространств вырастают «места», которые предоставляют возможность зафиксировать различия пространственных концепций мезолитических и неолитических групп. Тогда как мезолитические группы курсировали внутри пространства, земледельцы и скотоводы к пространству привязывались, оседали в нём. Это опять указывает на обозначенные различия в измерениях пространственного восприятия и одновременно указывает на различные подходы к управлению социальными коммуникациями, выявляет социальную сложность групп [3, р. 39-45]. Решающим при попытке перенести заключение Шлёгля на почву первобытности будет являться тот факт, что архитектоника неолита, в сравнении с мезолитическими пространствами, обладает иными качествами.
6. О шкале различных концептов пространства. Это различие в обращении, как и в восприятии пространства охотниками-собирателями и «мест» ранних земледельцев и скотоводов, напрямую отображается в различных уровнях археологического упорядочения поселенческих и ландшафтных материалов:
1. Уровень внутреннего пространства жилища. Выделяются сложно организован-
ные помещения и упрощённые защитные пространства.
2. Уровень дома. Дом как устойчивый знак в постепенно меняющемся уже неприродном пространстве, противостоящий лёгкой хижине, обеспечивающей интеграцию в пространстве, занятом на короткий срок.
3. Уровень поселения. Поселения неолитических земледельцев и скотоводов были обитаемы не одно поколение. Им противопоставлена «эфемерная» мезолитическая стоянка, характеризующая кратковременным использованием какого-либо пространства, которое покидали и в которое могли вернуться.
4. Уровень пространства и ландшафта. В неолите они выровнены благодаря неолитическому способу хозяйствования. В мезолите мы видим охотничье-собирательское использование однозначно большего по протяжённости ландшафта, оставленного без существенных видоизменений.
Вернёмся к вопросу, поставленному в самом начале, могли ли рядом с ранними земледельцами и скотоводами У1-1У тыс. до н. э. существовать мезолитические группы охотников-собирателей и если да, то как выстраивались их соседские взаимоотношения в условиях различных жизненно-производственных стратегий существования? Для обсуждаемого в сообщении региона Саксонии после оценки всех обозначенных аспектов можно постулировать безусловность наличия пространственно-временных контактов, каждый уголок которого так или иначе был с этими контактами связан. К этому заключению, во-первых, мы приходим, глядя на карту, которая хоть и показывает территориальные разрывы между группами, но они не являются непреодолимыми дистанциями. Во-вторых, мы рассуждаем скорее не о ранних по времени контактах, а о поздних их проявлениях, обеспеченных некоторыми материальными свидетельствами. И наконец, в условиях принятия тезиса о различиях в восприятии пространства охотниками-собирателями и земледельцами-скотоводами, следовательно, и о разных претензиях к его эксплуатации мы констатируем принципиальное различие в восприятии и организации мест активности - проживания и тех и других, что заметно на различных уровнях соци-
альной коммуникации от дома до освоенного ландшафта.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Здесь уместен риторический вопрос "Are we justified in continuing to use, often unthinkingly, ourconventional terminologies..." [25, p. 4], правомерность которого в контексте нашей дискуссии скорее отрицается, чем наоборот. Но мы бы дали своё решительное «да», по крайней мере, до тех пор, пока уверены в определениях / значениях используемых понятий. Содержательно нам необходимо много интенсивнее дифференцировать реальность, с которой мы сталкиваемся, анализировать её не по устойчивым схемам.
2 Будет затронуто всего лишь несколько вопросов - результат плодотворного обсуждения проблем неолитизации, которое мы наблюдаем последние 30 лет, и отсылка к обобщению, сделанному одним «посторонним» наблюдателем [62].
3 Обсуждения по данной теме развиваются на основе дискуссии о датировке пыльцы, полученной в 1994 г. В связи с этим и значимостью результатов исследований для обсуждения проблем неолитизации C. Erny-Rodman, опубликованных им [5], остаётся сожалеть, что в упомянутой работе не приведены данные по радиоуглеродной датировке [Ibid., S. 31].
4 Сравнение различных степеней мобильности даёт и одновременно призывает к дифференцированному подходу в их рассмотрении [63].
5 На различие в положении источников и их заметности (позднего, финального) мезолита и неолита часто указывается [44, S. 46-48; 64, S. 327], но при этом не предоставляются детальные тафономические основания.
6 См., например, отложения торфяников на окраине песчаного острова Фризак 4 [65] или же стоянки Зибенлинден у Роттенбурга, материалы которой сохранились в условиях их консервации в наносной глине [32].
7 Недавно было опубликовано исследование E. Cziesla, где представлен обзор мезолитических местонахождений данной области. В качестве резюме обнаруживаем следующее: «...можно оценить как безусловный успех то, что были обнаружены поверхностные материалы, и на основе этого удалось составить полные секвенции мезолита в Нидерлаузице и прилегающей округе. Поэтому у нас есть картина преемственности поселений охотников, собирателей и рыболовов от 9600 лет до н. э. до начала культуры воронковидных кубков около 4000 л. до н. э. [53, S. 394].
8 Как показывает одна находка из Фризака, каменное навершие дубины в форме песчаных часов с просверленным отверстием появляется вместе с отшлифованными топорами уже в начале бореала, приблизительно в VIII тыс. до н. э. [65, S. 76].
9 До тех пор, пока отсутствуют другие уверенные датировки по C14, мы исходим из представления о заселении Средней Европы представителями групп КЛК с конца V-VI вв. до н. э. [22, S. 237, 259], вопреки распространённому мнению [4; 17,
S. 10; 66, p. 156]. На основании этих дат выдвигается гипотеза о том, что данный процесс должен был начаться на 100-150 лет позже - приблизительно в 5400 до н.э. Решение проблемы абсолютной датировки может быть найдено в получении проб из надёжных контекстов, а не в аргументациях о климатической «фазе похолодания» и с опорой на принятую «климатическую индуцированную переменную» [67, S. 140, 143] или же с опорой на типологию [Ibid., S. 141].
10 Нас бы не удивило, если бы мы обнаружили в мезолитическом комплексе с хорошими условиями сохранности органических материалов аналогичные сумки из коры, которые в большом числе в последние годы поднимаются из колодцев КЛК [68]. Аналогичная коробочке, выполненной из коры берёзы, обнаруженной во Фризаке [65, Tafel 4, 4], найдена в колодце из Бродау, Северная Саксония [69, S. 20].
ЛИТЕРАТУРА
1. Barnard A. From Mesolithic to Neolithic Modes of Thought // Going Over. The Mesolithic-Neolithic Transition in North-West Europe. - Oxford ; N. Y. : Oxford University Press : British Academy, 2007. - P. 5-19.
2. Bender B. Gatherer-Hunter to Farmer: A Social Perspective // World Archaeology. - 1978. -№ 10. - P. 204-222.
3. Hodder I. The Domestication of Europe. Structure and Contingency in Neolithic Societies. -Oxford : Blackwell, 1990. - 331 p.
4. Mateiciucova I. Talking Stones: The Chipped Stone Industry in Lower Austria and Moravia and the Beginnings of the Neolithic in Central Europe (LBK), 5700-4900 BC. - Brno : Ma-sarykova Univerzita, 2008. - 357 p.
5. Erny-Rodmann C. et al. Früher human impact und Ackerbau im Übergangsbereich Spätmesolithikum-Frühneolithikum im schweizerischen Mittelland // Jahrbuch der Schweizerischen Gesellschaft für Ur- und Frühgeschichte. - 1997. -№ 80. - S. 27-56.
6. Nielsen E. H. Fällanden ZH-Usserriet. Zum Übergangsbereich Spätmesolithikum- Frühneolithikum in der Schweiz // Jahrbuch der Schweizerischen Gesellschaft für Ur- und Frühgeschichte. - 1997. - № 80. - S. 57-84.
7. Gehlen B., Schön W. Das "Spätmesolithikum" und das initiale Neolithikum in Griechenland -Implikationen für die Neolithisierung der alpinen und circumalpinen Gebiete // Archäologische Informationen. - 2003. - № 26 (2). - S. 255-273.
8. Behre K.-E. Evidence for Mesolithic Agriculture in and Around Central Europe // Vegetation History and Archaeobotany. - 2007. - № 16. -P. 203-219.
9. Behre K.-E. Wo sind die Nachweise für mesoli-thischen Ackerbau in Europa? // Archäologische Informationen. - 2007. - № 30 (2). - S. 53-57.
10. Tinner W., Nielsen E. H., Lotter A. F. Mesolithic Agriculture in Switzerland? A Critical Review of the Evidence // Quaternary Science Reviews. -2007. - № 26. - P. 1416-1431.
11. Gehlen B., Schön W. Mesolithikum - Neolithikum. Für eine unverstellte Sicht auf einen Peri-
odenwechsel. Eine Erwiderung zu K.-E. Behres Beitrag in den Archäologischen Informationen 30/2, 2007, 53-57: "Wo sind die Nachweise für mesolithischen Ackerbau in Mitteleuropa?" // Archäologische Informationen. - 2008. -№ 31 (1-2). - S. 123-126.
12. Ammerman A. J., Cavalli-Sforza L. L. Measuring the Rate of Spread of Early Farming in Europe // MAN. - 1971. - № 6. - P. 674-688.
13. Ammerman A. J., Cavalli-Sforza L. L. A Population Model for the Diffusion of Early Farming in Europe // The Explanantion of Culture Change: Models in Prehistory. - L. : Duckworth, 1973. -P. 343-357.
14. Zvelebil M., Rowley-Conwy P. A. Transition to Farming in Northern Europe: A Hunter-Gatherer Perspective // Norwegian Archaeological Review. - 1984. - № 17. - P. 104-128.
15. Zvelebil M., Lillie M. Transition to Agriculture in Eastern Europe // Europe's First Farmers. -Cambridge : Cambridge University Press, 2000. -P. 57-92.
16. Müller J. Modelle zur Neolithisierung aus mediterraner Sicht // Archäologische Informationen. - 1993. - № 16 (1). - S. 32-38.
17. Kind C.-J. Komplexe Wildbeuter und frühe Ackerbauern // Germania. - 1998. - № 76. -S. 1-23.
18. Tillmann A. Kontinuität oder Diskontinuität? Zur Frage einer bandkeramischen Landnahme im südlichen Mitteleuropa // Archäologische Informationen. - 1993. - № 16 (2). - S. 157-187.
19. Gronenborn D. Silexartefakte der ältestband-keramischen Kultur // Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie. - 1997. -№ 37. - 243 S.
20. Cziesla E. Zur bandkeramischen Kultur zwischen Elbe und Oder // Germania. - 2008. - № 86. -S. 405-464.
21. Gehlen B. Innovationen und Netzwerke. Das Spätmesolithikum vom Forggensee (Südbayern) im Kontext des ausgehenden Mesolithikums und des Altneolithikums in der Südhälfte Europas // Archäologische Informationen. - 2009. -№ 32 (1-2). - S. 173-185.
22. Stäuble H. Häuser und absolute Datierung der Ältesten Bandkeramik // Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie. - 2005. -№ 117.
23. Gehlen B. Late Mesolithic - Proto-Neolithic -Initial Neolithic? Cultural and Economic Complexity in Southwestern Central Europe between 7000 and 5300 cal BC // After the Ice Age. Settlements, Subsistence and Social Development in the Mesolithic of Central Europe. - Stuttgart : Konrad Theiss Verlag, 2006. - P. 41-57.
24. Mauvilly M., Jeunesse C., Doppler T. Ein Tonstempel aus der spätmesolithischen Fundstelle von Ar-conciel / La Souche (Kanton Freiburg, Schweiz) // Quartär. - 2008. - № 55. - S. 151-157.
25. Bailey D., Whittle A. Living Well Together? Questions of Definition and Scale in the Neolithic of South-East and Central Europe // Living Well Together? Settlement and Materiality in the Neolithic of South-East and Central Europe. -Oxford : Oxbow Books, 2008. - P. 1-7.
26. Price T. D. Europe's First Farmers: An Introduction // Europe's First Farmers. Symposium Minneapolis, Minnesota 1995. - Cambridge : Cambridge University Press, 2000. - P. 1-18.
27. Modderman P. J. R. The Linear Pottery Culture: Diversity in Uniformity // Berichten van de Rijksdienst voor het Oudheidkundig Bodemon-derzoek. - 1988. - № 38. - P. 63-139.
28. Price T. D. Lessons in the Transition to Agriculture // Europe's First Farmers. Symposium Minneapolis, Minnesota 1995. - Cambridge : Cambridge University Press, 2000. - P. 301-318.
29. Zvelebil M. The Agricultural Transition and the Origins of Neolithic Society in Europe // Documenta Praehistorica. - 2001. - № 28. - P. 1-26.
30. Pavuk J. Early Linear Pottery in Slovakia and the Neolithisation of Central Europe // LBK Dialogues. Studies in the Formation of the Linear Pottery Culture. BAR Internat. Ser. 1304. - Oxford : Archaeopress, 2004. - P. 71-82.
31. Banffy E. Eastern, Central and Western Hungary -Variations of Neolithisation Models // Documenta Praehistorica. - 2006. - № 33. - P. 125-142.
32. Kind C.-J. Diversity at the Transition - A View from the Mesolithic // Die Neolithisierung Mitteleuropas. Internationale Tagung, Mainz 24. -26. Juni 2005. RGZM - Tagungen 4. - Mainz : Verlag des RGZM, 2010. - S. 449-460.
33. Cziesla E., Eickhoff S., Husmann H. Neue Untersuchungen zum Mesolithikum in Brandenburg // Aktuelle Forschungen zum Mesolithikum. Urgeschichtliche Materialhefte 12. - Tübingen : Ar-chaeologica Venatoria, 1998. - S. 77-88.
34. Friedrich M. et al. Ein Wald am Ende der letzten Eiszeit. Untersuchungen zur Besiedlungs-, Landschafts- und Vegetationsentwicklung an einem verlandeten See im Tagebau Reichwalde, Nie-derschlesischer Oberlausitzkreis // Arbeits- und Forschungsberichte zur sächsischen Bodendenkmalpflege. - 2001. - № 43. - S. 21-94.
35. Svoboda J. et al. Mesolithic Settlement and Activities in Rockshelters of the Kamenice River Canyon, Czech. Republic // Eurasian Prehistory. -2007. - № 5 (1). - P. 95-127.
36. Wolfram S. Keramik aus einer bandkeramischen Fundschicht: taphonomische und räumliche Analysen // Keramik jenseits von Chronolgie. Beiträge der Arbeitsgemeinschaft "Theorie in der Archäologie" bei der Tagung des West- und SüddeutschenVerbandes für Altertumsforschung e.V. in Xanten, 7. - 8. Juni 2006. - Rahden / Westf. : Leidorf, 2009. - S. 13-28.
37. Kreuz A. et al. Flusstäler: vor- und frühgeschichtliche Nutzungsräume und biologische Archive // Archäologische Nachrichtenblatt. -2007. - № 12. - S. 126-143.
38. Quitta H. Zur Lage und Verbreitung der bandkeramischen Siedlungen im Leipziger Land // Zeitschrift für Archäologie. - 1970. - № 4. -S. 155-176.
39. Pesa V., Kraft I. Archäologie im Elbsandsteingebirge. Höhlen, Felsen und Berge als Lebensraum der Menschen in der Vorgeschichte // Archaeo. - 2007. - № 4. - S. 4-11.
40. Svoboda J., Cilek V., Jarosova L. Zum Mesolithikum in den Sandsteingebieten Nordböhmens
// Archäologisches Korrespondenzblatt. - 1998. -№ 28. - S. 357-372.
41. Grünberg J. M. Mesolithische Bestattungen in Europa. Ein Beitrag zur vergleichenden Gräberkunde // Internationale Archäeologie. - B. 40. -Raahden / Westf. : Verlag Marie Leidorf GmbH, 2000. - 2 Vol.
42. Terberger T. Vom Jäger zum Bauern - Die Mittelsteinzeit // Atlas der Vorgeschichte. Europa von den ersten Menschen bis Christi Geburt. -Stuttgart : Theiss, 2009. - S. 42-57.
43. Gramsch B. Liepe: Ein weiteres mesolithisches Grab in Nordostdeutschland? // Bodenden-kmalpfl. Mecklenburg-Vorpommern. - 2009. -Bd. 57. - S. 33-41.
44. Fischer A.-L., Gehlen B., Richter T. Zum Stand der Neolithisierungsforschung im östlichen Bayern: Fragestellungen, Fundstellen, Perspektiven // Fines Transire. - 2009. - B. 18. - S. 45-78.
45. Frehse D. Die Großsteingeräte aus der Oberlausitz. Eine Bestandaufnahme // Arbeits- und Forschungsberichte zur sächsischen Bodendenkmalpflege. - 2008. - № 50. - S. 17-184.
46. Funde, die es nicht geben dürfte. Brunnen der Jungsteinzeit in Sachsen. Eine Sonderausstellung des Landesamtes für Archäologie im Stadtgeschichtlichen Museum Leipzig, Feb-April 2010 / R. Smolnik (Hrsg.). - Dresden : LfA, 2010. -16 S.
47. Stäuble H. Frühneolithikum: Linienband- und stichbandkeramische Kulturen // Atlas zur Geschichte und Landeskunde von Sachsen. Beiheft zur Karte B I 1.1-1.5, Ur- und Frühgeschichte Sachsens. - Leipzig, Dresden : Sächsische Akad. der Wiss. zu Leipzig : Landesvermessungsamt Sachsen, 2010. - S. 24-42.
48. Kraft I. Paläolithikum und Mesolithikum // Atlas zur Geschichte und Landeskunde von Sachsen. Beiheft zur Karte B I 1.1-1.5, Ur- und Frühgeschichte Sachsens. - Leipzig, Dresden : Sächsische Akad. der Wiss. zu Leipzig : Landesvermessungsamt Sachsen, 2010. - S. 12-23.
49. Brestrich W. Gedanken zur archäologischen Kulturlandschaft des oberen Elbtals // Archäologische Forschungen in urgeschichtlichen Siedlungslandschaften. Festschrift G. Kossack zum 75. Geburtstag. - Regensburg : Univ.-Verl. Regensburg, 1998. - S. 67-90.
50. Bartels R. et al. Ein neolithisches Siedlungsareal mit Kreisgrabenanlagen bei Dresden-Nickern. Eine Übersicht // Arbeits- und Forschungsberichte zur sächsischen Bodendenkmalpflege. -2003. - № 45. - S. 97-133.
51. Tinapp Chr., Stäuble H. Auenentwicklung und Besiedlungsgeschichte im Tal der Weißen Elster südlich von Leipzig // Trierer Geographische Studien. - 2000. - № 23. - S. 31-48.
52. Wetzel G. Neue frühmesolithische Funde aus dem Bezirk Cottbus // Veröffentlichungen des Museums für Ur- und Frühgeschichte Potsdam. -1988. - № 22. - S. 27-33.
53. Cziesla E. Das Mesolithikum der Niederlausitz, Brandenburg. Einsichten und Aussichten // Ethnographisch-Archäologische Zeitschrift. - 2009. -№ 50. - S. 361-407.
54. Wechler K.-P. Steinzeitliche Rötelgräber von Schöpsdorf, Kr. Hoyerswerda // Veröffentlichungen des Museums für Ur- u. Frühgeschichte Potsdam. - 1989. - № 23. - S. 41-54.
55. Steinmann Chr. Eine neue neolithische Siedlungsregion im Mulde-Lösshügelland // Ausgrabungen in Sachsen 1. - 2009. AFD Beiheft 20. -S. 16-24.
56. Geupel V. Spätpaläolithikum und Mesolithikum im Süden der DDR. Katalog. Teil 1: Bezirke Dresden, Karl-Marx-Stadt und Leipzig. Veröffentlichungen des Landesmuseums für Vorgeschichte Dresden. - Berlin : Deutscher Verlag d. Wiss., 1985. - 148 S.
57. Zvelebil M. Hunter in Transition. Mesolithic Societies of Temperate Eurasia and their Transition to Farming. - Cambridge : Cambridge University Press, 1986. - 194 p.
58. Zvelebil M. The Many Origins of the LBK // LBK Dialogues. Studies in the formation of the Linear Pottery Culture. BAR Internat. Ser. 1304. - Oxford : Archaeopress, 2004. - P. 183-205.
59. Sida P. Die Gewinnung von Metabasit im Ji-zerske-Gebirge und ihre Rolle für die Neoli-thisierung Mitteleuropas. Fines Transire 18. Archäologische Arbeitsgemeinschaft Ostbayern / West- und Südböhmen / Oberösterreich. 18 Treffen: 25. bis 28. Juni in Manching. - Raahden / Westf. : Verlag Marie Leidorf GmbH, 2009. -S. 125-132.
60. Lüning J. Steinzeitliche Bauern in Deutschland. Die Landwirtschaft im Neolithikum. Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie. -Bd. 58. - Bonn : Habelt, 2000. - 285 S.
61. Schlögl R. Der Raum als "Universalmedium" in der frühneuzeitlichen Stadt. Vortrag, gehalten am 9. November 2004 im Rahmen der Tagung "Machträume in der frühneuzeitlichen Stadt", Teilprojekt S des SFB 537, in Dresden // Universität Konstanz. - URL: http://www.uni-konstanz.de /FuF/Philo/Geschichte/Schloegl/Schloegl/Raumals Universalmedium03.pdf (date of application: 19.02.2018).
62. Kienlin T. Von Jägern und Bauern, Theorie(n) und Daten: Anmerkungen zur Neolithisierungs-debatte // Prähistorische Zeitschrift. - 2006. -№ 81. - S. 135-152.
63. Whittle A. From Mobility to Sedentism: Change by Degrees // From Mesolithic to Neolithic. Proceedings of the Szolnok Conference, September 22-27, 1996. - Budapest : Archaeolingua, 2001. - P. 447-461.
64. Pavlu I. Die früheste Bandkeramik in Böhmen und die regionalen Unterschiede // Die Neolithisierung Mitteleuropas. Internationale Tagung, Mainz 24. -26. Juni 2005. RGZM - Tagungen 4. - Mainz : Verlag des RGZM, 2010. - S. 327-332.
65. Gramsch B. Friesack: Letzte Jäger und Sammler in Brandenburg // Jahrbuch des Römisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz. - 2000. -№ 47. - S. 51-96.
66. Gronenborn D. A Variation on a Basic Theme: The Transition to Farming in Southern Central Europe // Journal of World Prehistory. - 1999. -№ 13 (2). - P. 123-209.
67. Strien H.-Chr., Gronenborn D. Klima- und Kulturwandel während des mitteleuropäischen Altneolithikums (58./57. - 51./50. Jahrhundert v. Chr.) // Klimaveränderung und Kulturwandel in neolithischen Gesellschaften Mitteleuropas, 6700 - 2200 v. Chr. RGZM Tagungen 1. -Mainz : Verlag des RGZM, 2005. - S. 131-149.
Информация о статье
Дата поступления 19 марта 2018 г.
Дата принятия в печать 14 мая 2018 г.
Сведения об авторах
Харальд Штойбле - д-р философии, пре- и ранней истории, руководитель раскопок в зонах добычи бурого угля и линеарных проектов археологического ведомства Саксонии (Дрезден, Германия)
Адрес для корреспонденции: 01109, Германия,
Дрезден, Цур Веттерварте, 7
E-mail: Harald.Staeuble@lfa.sachsen.de
Сабина Вольфрам - д-р философии, директор Городского музея археологии в Хемнице (SMAC) (Хемниц, Германия) Адрес для корреспонденции: 09113, Германия, Хемниц, Стефан-Хойм-плац, 1
E-mail: Sabine.wolfram@lfa.sachsen.de Для цитирования
Штойбле Х., Вольфрам С. Ленточная керамика и мезолит: последовательность или сосуществование // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2(18). С. 239-253. DOI: 10.25513/2312-1300.2018.2. 239-253.
68. Campen I., Stäuble H. Holzfunde im Braunkohlentagebau Zwenkau: Ausnahme oder Regel? // Plattform. - 1998/1999. - № 7/8. - S. 4657.
69. Stäuble H., Fröhlich M. Zwei Ferkel im bandkeramischen Brunnen von Brodau // Archaeo. -2006. - № 3. - S. 16-21.
Article info
Received March 19, 2018
Accepted May 14, 2018
About the authors
Harald Stäuble - Doctor of Philosophy, Pre- and Early History, Head of Division Large Scale Projects Archaeological Heritage of Saxon (Dresden, Germany)
Postal address: 7, Zur Wetterwarte, Dresden, 01109, Germany
E-mail: Harald.Staeuble@lfa.sachsen.de
Sabine Wolfram - Doctor of Philosophy, Director of State Museum of Archaeology in Chemnitz (SMAC) (Chemnitz, Germany) Postal address: 1, Stefan-Heym-Platz, Chemnitz, 09113, Germany
E-mail: Sabine.wolfram@lfa.sachsen.de For citations
Stäuble H., Wolfram S. Bandkeramik and the Mesolithic: Succession or Co-Existence. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2018, no. 2 (18), pp. 239-253. DOI: 10.25513/ 2312-1300.2018.2.239-253 (in Russian).
