CC BY
38
© Е.И. Безматерных, 2009
УДК 8П.Ш.Г0 (045) ББК 81. 411.2-0
ЛЕКСИЧЕСКИЕ РАЗНОЧТЕНИЯ В РАЗНОВРЕМЕННЫХ СПИСКАХ «ЖИТИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО»
КАК СПОСОБ ПРЕОДОЛЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО КАНОНА
Е.И. Безматерных
Выявлены и проанализированы лексические разночтения в разновременных списках «Жития Сергия Радонежского» как способ преодоления языкового канона. Определены общеязыковые тенденции и рассмотрены основные критерии при определении современного представления о лексической синонимии.
Ключевые слова: лексические разночтения, синкрета, формула-синтагма, лексический синоним, контекст.
В известном символическом изображении жанровой системы древнерусской литературы Н.И. Толстого в виде пирамиды житийная литература занимает «самое высокое, доминирующее положение как наиболее сакральная и авторитетная по отношению к остальным рубрикам и текстам. Состав текстов этой рубрики в течение столетий оставался стабильным и неизменным, а язык функционировал в наименьшей степени» [6, с. 169], поэтому какие-либо авторские нововведения в текст запрещались. Однако сопоставление разных списков одного памятника агиографической литературы может выявить незначительные разночтения, которые в плане содержания практически не имеют существенного значения, но представляют немалый интерес для лингвиста, так как могут быть объяснены собственно языковыми причинами, а потому соотнесены с основными языковыми тенденциями, которые нельзя не учитывать при формировании современного русского литературного языка и реконструкции его истории.
В качестве объекта исследования представлены три списка «Жития Сергия Радонеж-
ского» (далее - ЖСР): ЖСР, написанное Епи-фанием Премудрым; 1-я и 3-я редакции ЖСР, составленные Пахомием Логофетом и сохранившиеся в рукописях ХУ-ХУ1 веков. Таким образом, во-первых, перед нами оригинальное, а не переводное произведение древнерусской литературы, и, во-вторых, период развития русского литературного языка не древнерусский, а среднерусский, то есть переходный этап от средневекового синкретизма к семантической автономности слова.
Сопоставление списков ЖСР выявило в параллельных контекстах случаи лексических замен, которые в семантическом плане не изменяют текст полностью, но насыщают его образно, подчеркивают уже выраженную мысль, уточняют или детализируют то или иное понятие.
Наиболее ярко этот процесс наблюдается на уровне формул: ведь традиционная формула-синтагма являлась основной единицей средневекового текста: страхом и трепетом - страхом и недоумЬниемъ 1, смотрение Божие - строение Божие, вои бЬсов-скыя - плъки бЬсовскыя, постригостася въ мнишескыи чинъ - сподобишяся иноческа-го образа - сподобятся иноческаго жи-тииа, отъидоста къ Богу - прЬдати душя Господеви - отидоста къ Господу, прЬда-ти гробу - прЬдати земли, и др.
Так, формулы постригостася въ мни-шескыи чинъ, сподобишяся иноческаго образа и сподобятся иноческаго житиа подвергаются взаимозамене благодаря общему лексическому значению ‘посвящение в монашество, монашеский сан’ [5].
Еп.: «.. донде же постригостася въ мни-шескый чинъ, отъидоша кыйждо ею въ своа времена въ монастыря своа. И мало поживши лЬт в черньчествЬ, преставитася от житиа сего, отъидоста къ Богу... Блаженный же уноша проводивъ до гроба родителя своа. прЬдавъ гробу» (с. 305-306, л. 302). 1-я ред.: «...родителие его сподобишяся ино-ческаго образа и поидошя кажды в монастырь, и мало лЬтъ пожившее в великом въздръжании, и тако прЬдашя душя своя Господеви. Честныи же тъи юношя, проводивъ их с плачем... Погребе честно» (с. 348, л. 215). 3-я ред.: «Не по мнозЬ же времени родителие его иноческаго житиа сподобятся и добрам покаяниемъ и исповЬданиемъ единъ по единому отидоста къ Господу. Отрок же сподобив ихъ псалмопЬниемъ и честью надгробною украсив, земли пре-дасть» (с. 382, л. 78).
Речь идет о родителях Варфоломея, принявших монашество и до конца своей жизни находившихся в монастыре, где они пребывали в великом воздержании. Заметим, что в ЖСР Епифания и в 1-й редакции Пахомия образ жизни родителей будущего святого описывается разными формулами: поживши в черньчествЬ - пожившее в великом въздръжании. Формула поживши в чернь-чествЬ имеет более широкий объем лексического значения ‘вести монашеский образ жизни’ [5], что уже включает в себя великое въздръжание от всех земных благ и утех, смирение и аскетизм, выражающийся в стремлении уйти от мира и преодолеть его; в стремлении к нестяжанию и добровольной бедности. Поэтому монашество (формулы мнишес-кый чинъ, иноческый образъ и иноческое житие) здесь является «принятием ангельского образа» [1, с. 292], то есть уходом из мира и служением ему молитвою и подвигом. Высшие добродетели для монашества «суть достигаемое чрез отсечение от своей воли смирение и хранение чистоты сердца. Обеты безбрачия и нестяжания являются только сред-
ством для этой цели, хотя и не для всех обязательными, как обязательна сама цель» [1, с. 296]. Важно и то, что семантика формул сподобишяся иноческаго образа и сподобятся иноческаго житиа включает в себя значение первой формулы (постригостася въ мнишескыи чинъ): основным действием при посвящении в монашество и его степени является церковный обряд Пострижения. Таким образом, то, что в первой формуле предстает формально-описательно, в двух последующих входит в объем лексического значения. Формулы сподобишяся иноческаго образа и сподобятся иноческаго житиа актуализируют внутреннее желание того, кто постригается (в данном случае, родителей Сергия, для которых отречение от благ обращается во внутреннее самоотречение ради Христа, которого надо возлюбить больше всего в мире и больше своей собственной жизни), в то время как формула постригостася въ мнишес-кыи чинъ ассоциируется непосредственно с самим обрядом пострижения и актуализирует скорее социальный признак (семантический компонент ‘принять монашеский чин’). Возможно, эти различительные семантические компоненты и оказались приоритетными при выборе формул. Итак, употребленные в параллельном контексте формулы при общем значении (‘отречение от мирских удовольствий’ для первой пары и ‘посвящение в монашество’ для второй) имеют определенные семантические различия. С одной стороны, это такие дополнительные семантические компоненты в значении формулы поживши в чернь-чествЬ, как ‘бескорыстие’, ‘целомудрие’, ‘смирение’, ‘нестяжание’, с другой - в формулах сподобишяся иноческаго образа и сподобятся иноческаго житиа репрезентация внутреннего состояния человека, принявшего монашество (иноческыи образъ/жи-тие - это жизнь человека подобно жизни святого со всеми вытекающими отсюда компонентами: ‘смирение’, ‘намоленность’, ‘воздержание’, ‘аскетизм’, ‘помощь ближнему’, ‘евангельское совершенство’ и т. п.), или внешней характеристики обряда пострижения в монахи (формула постригостася въ мни-шескыи чинъ). Важно, что различительные семантические компоненты, оказывающиеся актуальными при рассмотрении причин заме-
ны формул, не влияют на смысл контекста в целом. Более того, именно благодаря контексту происходит их нивелирование. Таким образом, между формулами, имеющими общее значение, начинают формироваться синонимические отношения.
Синонимичны и формулы отъидоста къ Богу - прЬдати душя Господеви - отидо-ста къ Господу с общим значением ‘умереть’ (речь идет о смерти родителей Сергия). Формулы отражают средневековое представление человека о жизни земной и жизни души после смерти тела. Формулы буквально означают переход души после смерти тела в руки Господа и актуализируют тему Божьего суда.
Формулы прЬдати гробу и прЬдати земли, взаимозаменяющиеся в тексте Епифа-ния и в 3-й редакции Логофета, имеют общий семантический признак ‘похоронить’, реализующийся в 1-й редакции Пахомия в употреблении отдельно слова погребе. Как известно, православный человек погребается в гробу. Такая конкретизация и стала причиной замены формул в контекстах.
Таким образом, сознавая святость, сак-ральность житийного текста, еще следуя традиции, книжник все же стремится при сохранении общего значения, семантической базы, внести формальные изменения, найти более точный или емкий эквивалент и тем самым хотя бы внешне преодолеть узкие границы текста. Синонимическая замена формул в параллельных контекстах становится важным этапом на пути эмансипации слова из формулы-синтагмы; подобное изменение традиционного языкового канона через взаимозаменяемость формул намечает пути к автономности имени и становлению слова как самостоятельной лексической единицы.
Не менее интересны в этом смысле взаимозамены в указанных списках ЖСР на уровне отдельного слова. Их анализ важен потому, что в центре внимания исследователя оказывается имя. Тем не менее, нужно иметь в виду, что лексическое значение имени, с одной стороны, вроде бы осмысляется как закрепленное за словом, с другой - представляет собой пучок семантических признаков, наличие которого, несомненно, является доказательством существования древнего имени-синкреты.
В приведенном выше примере замене подвергаются слова юноша - отрокъ. Общим оказывается семантический признак ‘подросток, юноша’ [5]. Речь идет о Сергии, только-только проводившем своих родителей в последний путь. По мнению В.В. Колесова, «отрокъ - собственно социальный термин. Это “дитя”, может быть, и “неродное дитя” (в отличие от “чадо”»), но, во всяком случае, оно обозначает такого члена рода, которому пока отказано в праве говорить в присутствии взрослых мужчин; корень у слова “отрокъ ” тот же, что и в словах “рЬчь, речи” ‘говорить’. Впоследствии значения этого слова разошлись: оно стало обозначать и подростка, и дружинника (младшего в дружине), и слугу, и работника в доме. Социальная функция термина в данном случае для слова была определяющей, а возрастные различия наложились на него позднее, поскольку и сама возрастная градация человеческой юности дробилась, требовала все более конкретных обозначений» [3, с. 87]. Таким образом, значение слова отрокъ эксплицирует такие дополнительные семантические компоненты, как ‘дитя’ (как ‘родное’, так и ‘неродное’), ‘княжеский отрок’, ‘слуга’. Однако смысл контекста позволяет говорить, что подобные «созна-чения» прежде синкретичного имени отрокъ оказываются несущественными, а потому нейтрализуются.
Юноша, судя по наличию ю-, - заимствование из церковнославянского. В древнерусском существовал его эквивалент в виде определения «уныи», то есть всякий новый в племени или в роде, молодой человек (юн - «свежий, молодой»). Возрастные пределы юного не были устойчивыми, они постоянно изменялись по длительности [3, с. 89]. Более того, возрастные ступени, незаметно переходя в социально значимые, отражают развитие не только физической силы, но прежде всего духовной твердости мужа. Таким образом, слово юноша, имеющее такие семантические компоненты, как ‘молодой’, ‘юный’ (актуализация возраста), в древнерусских и среднерусских памятниках письменности чаще всего употреблялось для обозначения любого молодого человека, подростка без указания на родственные связи по отношению к отцу и матери. В отличие от него имя отрокъ могло
применяться и для обозначения человека, в том числе и молодого, по отношению к его родителям. Не случайно именно оно в конечном итоге заменяет в 3-й редакции Пахомия Логофета слово юноша: обратим внимание, что в контексте речь идет о Сергии и его родителях, которых он с честью проводил в последний путь.
Итак, слова юноша - отрокъ соотносятся с одним и тем же субъектом действительности (являются обозначением Сергия), имеют общее лексическое значение (‘подросток, юноша’) и взаимозаменяются в параллельном контексте, а значит, также устанавливают между собой синонимические отношения.
В качестве примеров взаимозамен слов в разновременных списках ЖСР можно привести следующие: преподобныи - святыи, святыи - блаженныи, брашно - по-трЬбноЕ, сирота - нищии, игуменъ - свя-тыи, братия - ученици, монастырь - обитель, братья - мниси трапеза - пища, утроба - чрево и др.
Сам факт подбора и замены книжником слов и традиционно устойчивых и некогда неизменных формул в параллельных местах разновременных списков ЖСР со схожим лексическим значением становится ярким доказательством того, что из исходного синкретического содержания древнего слова начинает выделяться одно из значений, которое и становится у слова основным. Благодаря установлению между словами синонимических отношений происходит постепенное развитие текста от синкреты к «отдельно-значному слову» [4, с. 79].
Ярким свидетельством этого оказываются примеры со взаимозаменой формулы и отдельного слова: добродЬтелное житие -добродетель, заутреня - правило утръ-нее - обычное правило, иерЬйскыи санъ -священничьство - священьство, литургия - божествная служба, грамота - Бо-жествъноЬ писание и др.
Еп.: «Наутриа же съвръши его иерЬйс-кым саном и пакы повелЬ ему сътворити святую литургию» (с. 325, л. 328 об.). 1-я ред.: «На заутриа же и священничьства даром по-чтенъ бывает. Въ трети же день велит ему епископъ своима рукама съвръшити боже-
ствную службу» (с. 351, л. 219 об.). 3-я ред.: «.едва с нужею повинувся святыи, и сего ру-коположеньем священьству сподобися» (с. 385, л. 80 об.).
ИерЬйскый сан - то же, что и священьство, то есть сан священника, а литургия и есть божественная служба [5]. Сворачивание формулы, как известно, неизбежно влечет за собой и семантическое стяжение: лексическое значение отдельного слова содержит те семантические компоненты, которые в формуле представлены эксплицировано каждым ее элементом. Соответственно, и формула, и слово имеют тождественное значение. Таким образом, между формулами и заменяющими их словами устанавливается абсолютная синонимия.
Итак, лексические разночтения различных списках ЖСР, с одной стороны, оказались важным явлением, знаменующим собой переходный этап от средневекового синкретического постижения символа к диффузному восприятию, основанному на представлении и образе, а не на непосредственном ощущении вещи, данной в восприятии (разрушение формулы и преодоление прежнего синкретизма). С другой стороны, анализ лексических взаимозамен свидетельствует, во-первых, о главной общеязыковой тенденции времени - о вычленении слова из формулы-синтагмы и становлении его в качестве автономной лексической единицы, а во-вторых, о формировании современного представления о лексической синонимии как отношении двух «слов, несовпадающими семантическими признаками которых являются только такие признаки, которые могут устойчиво нейтрализоваться в определенных позициях» [7, с. 141].
Это положение оказывается особенно важным, так как, по замечанию Н.С. Ковалева, житийный текст «принадлежит к наиболее “замкнутым” и жестко регламентируемым церковью жанровым формам литературы. Требования нормативности заложены в “памяти жанра”, в усвоенных автором традициях» [2, с. 139]. Появление в житийном жанре синонимов, сохраняющих общую семантику контекста, но внешне преодолевающих узкие границы канонизированного текста, свидетельствует об общеязыковом характере изменений, отражающих последовательное развитие и ста-
новление слова в качестве самостоятельной лексической единицы.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Здесь и в других примерах литера «ять» графически заменена буквой Ь.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Булгаков, С. Мистика и этика православия /
С. Булгаков // Жизнь и житие Сергия Радонежского / сост., послесл. и коммент. В. В. Колесова. - М. : Советская Россия, 1991. - С. 287-300.
2. Ковалев, Н. С. Древнерусский литературный текст : проблемы исследования смысловой структуры и эволюции в аспекте категории оценки / Н. С. Ковалев. - Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1997. - 260 с.
3. Колесов, В. В. Мир человека в слове Древней Руси / В. В. Колесов. - Л. : Изд-во Ленингр. унта, 1986. - 312 с.
4. Колесов, В. В. Словообразование как динамический принцип реорганизации текста / В. В. Колесов // Словообразование. Стилистика. Текст. Номинативные средства в текстах разных функциональных стилей : сб. ст. - Казань : Изд-во КГУ 1990. - С. 69-83.
5. Срезневский, И. И. Словарь древнерусского языка : в 3 т. / И. И. Срезневский. - Репр. изд. -М. : Наука, 1989.
6. Толстой, Н. И. История и структура славянских языков / Н. И. Толстой. - М. : Наука, 1988. -239 с.
7. Шмелев, Д. Н. Очерки по семасиологии русского языка / Д. Н. Шмелев - М. : Просвещение, 1964. - 244 с.
ИСТОЧНИКИ
1. Еп. - Житие Сергия Радонежского, составленное в 1418 г. Епифанием Премудрым // Клосс Б. М. Избранные труды : в 2 т. Т. 1. Житие Сергия Радонежского / Б. М. Клосс. - М. : Языки русской культуры, 1998. - С. 285-341.
2. 1-я ред. - Первая Пахомиевская редакция Жития Сергия Радонежского // Клосс Б. М. Избранные труды : в 2 т. Т. 1. Житие Сергия Радонежского / Б. М. Клосс. - М. : Языки русской культуры, 1998. -С. 343-375.
3. 3-я ред. - Третья Пахомиевская редакция Жития Сергия Радонежского // Клосс Б. М. Избранные труды : в 2 т. Т. 1. Житие Сергия Радонежского / Б. М. Клосс. - М. : Языки русской культуры, 1998. -С. 377-439.
DIFFERENCES OF LEXICAL INTERPRETATIONS IN LISTS REFERRING TO VARIOUS TIME PERIODS «ZHITIJE SERGIJA RADONEZHSKOGO» AS A WAY OF OVERCOMING THE LANGUAGE CANON
E.I. Bezmaternykh
Lexical interpretations in lists referring to various time periods of «Zhitije Sergija Radonezhskogo» as a way of overcoming the language canon are revealed and analyzed. Linguistic tendencies are determined and basic criteria that characterize modern conceptualization of lexical synonymy are established.
Key words: lexical interpretations, syncreta, formula-syntagma, lexical synonym, context.
