CC BY
12
Литература
1. Андреев Л.Г. Импрессионизм. М., 2005.
2. ГаздановГ. Вечер у Клэр. // Собрание сочинений: В 3 т. М., 1996. Т. 1.
3. Кабалоти С. Поэтика прозы Гайто Газданова 20-30-х годов. СПб., 1998.
4. МатвееваЮ.В. Художественное мышление Гайто Газданова: Дисс....канд. филол. наук. Екатеринбург, 1996.
5. Никоненко Ст. Загадка Газданова // Собрание сочинений: В 3 т. М., 1996.
Н.С. КОТОВА
лексическая системность как условие представления
личностной амбивалентности
Ниболее значимыми в аспекте репрезентации амбивалентной языковой лично-ти (далее - АЯЛ) в аспекте смены лексических регистров представляется комплексное проявление и взаимодействие свойств двух ее основных различительных признаков, связанных со сферой употребления и с функционально-системными характеристиками.
Достаточно репрезентативен, прост, сжат следующий пример:
«Не прижившись ни в одной группировке, Валентин решил создать свою кодлу и ставку сделал на спортсменов, побывавших за колючей проволокой.
Чтобы легализоваться, он пообещал одному районному начальству «отнять подростков у улицы и сделать из них настоящих спортсменов» и в результате получил подвальное помещение для создания борцовского клуба «Молодая элита». Попускав пару месяцев пыль в глаза, Валентин заметил, что районное руководство наконец-то охладело к его клубу. Тогда он оставил несколько подростков заниматься в подвале для «галочки» и всерьез принялся сколачивать банду уголовников, введя жесткую дисциплину» (Доценко. Бешеный жив).
Главарь банды Валентин представлен сменой регистров сразу по обоим признакам, которые в контексте тесно взаимосвязаны.
Валентин как первая языковая личность (далее - ЯЛ-1) соотносится со сниженным регистром посредством соответствующих лексем: кодла «Груб. Группа людей, склонных к асоциальному поведению и противозаконной деятельности.» (Грачев 206), банда «1. Группа людей, совместно совершающих грабежи, убийства, насилия и т.п.; шайка. 2. Разг. О группе людей, действующих нечестно, противозаконно; об агрессивно настроенной, воинствующей группировке» [1: 58]. Причем эти номинации в контексте семантически исходны и ассоциируются с лексемами и единствами поля криминала (за колючей проволокой, уголовник).
ЯЛ-2 соотносится с нейтральным и официальным регистрами и соответственно репрезентирована: лексемой клуб, единством несколько подростков. Эти номинации в контексте семантически вторичны и ассоциируются с лексемами и единствами поля фальши, показухи (пыль в глаза, для «галочки»).
В следующем более объемном фрагменте, объединяемом несколькими контекстами, показательно именно совместное действие двух классификационных при-
знаков. В тексте «Пиранья» А.А. Бушкова в диалогах раскрывается сложный, многослойный статус и соответствующая деятельность главного героя Кирилла Мазу-ра: как отмечалось, этот высший тот российский адмирал спецслужб по тайному приказу руководства участвует в особой легенде, успешно играя весьма специфическую роль рэкетмена. (Так он должен привлечь внимание потенциальных иностранных заказчиков, которых российским властям необходимо выявить, и в конце концов, на Мазура выходят именно искомые лица; а в результате предотвращается заговор иностранных и российских олигархов против руководства РФ).
Мазура ЯЛ-1, «рэкетмена», представляют сниженные лексемы, которые принадлежат полю криминала в контексте являются семантически исходными: банда (см. толкование и пометы выше), рубить капусту («2. Капуста. собир. Жарг. Деньги». [1:416]), рэкетмен на службе олигархов и т.п. Эти номинации использованы в двух речевых пластах: в осуждающей речи его собеседников, также высших офицеров Николая Триколенко (по прозвищу Морской Змей) и Лаврика, а также - в заключительных контекстах его собственной речи, как «признание правоты оппонентов».
Мазур ЯЛ-2, в игровом ключе отрицающий какой бы то ни было криминал в своей деятельности, репрезентирован нейтральными самооценками в начальных контекстах - лексемами и единствами, не принадлежащими полю криминала и семантически вторичными: группа, подхалтурить, помогаем людям получить с недобросовестных должников самые что ни на есть правильные, законные долги и т.д. Эти номинации представлены в первых контекстах его речи.
Показательны в рассматриваемом фрагменте лексические системные связи, тонкое использование которых способствует передаче внутриличностных контрастов. В системе этих связей преобладают две линии. Во-первых, для передачи контраста активно используются ассоциативные и согипонимические отношения. Причем они подкрепляются дополнительными ассоциациями. Таковы отношения между лексемами банда и группа: «никакой банды я не сколачивал. Я просто-напросто сколотил неплохую группу... Где ж тут банда, где ж тут рубка капусты?» Родовая сема «группа», используемая в толковании слова банда, а также в контексте, играет в этих связях и интегрирующую, и дифференцирующую роли. Сюда же принадлежат и ассоциации: получать долги - подхалтурить - подкалымить.
К этой линии связей относится цепь из двух звеньев ассоциаций. Одно звено -ассоциация с номинациями притворства, раздвоенности, амбивалентности: в этой поганой личине, которую вы на меня напялили, пришлось добросовестно обитать год. изображал всего-то навсего оборотня в погонах, на старости лет подавшегося за неправедной денежкой. Лицедействовал, врастал в чужую шкуру, оборотнем прикидывался...Они клюнули, как ты и предвидел.клоунада.
А уже в следующем звене линии эти номинации ассоциируются с имплицируемым контрастом - неспособностью к двойной игре: некая олигархическая группировка... подыскивает для себя человека, обладающего набором определенных качеств.он должен быть по-настоящему порядочным человеком, не умеющим и не способным предавать и вести двойную игру... Номинация двойная игра наполняется в масштабах целого текста дополнительными наведенными, «умноженными» семами.
Во второй линии системных лексических связей контраст подкрепляется обширным рядом метакомпонентов. В нем системообразующим служит так или иначе представленная в лексемах сема отнесенности к речи, к способу именования. См. единицы, выделенные в контексте:
/1/ Ты чем занимаешься? - спросил Морской Змей, холодно глядя ему в глаза. - .вне службы - частная жизнь, само собой разумеется. Бытовуха... - Ага. Это у тебя так называется? - Что именно? - спросил Мазур с величайшим терпением. - Да та банда, которую ты сколотил из подчиненных, и, как нынче модно выражаться, капусту рубишь... - Прости, но я некоторых вещей не позволю и старому другу высказывать. Ты, Коленька, гонишь убогие штампы из арсенала зюганов-цев или ушибленных рынком интеллигентов: банда, капуста... То ли тебе твои информаторы что-то неверно передали, то ли ты интерпретируешь реальность совершенно неправильно. - Да? А как ее правильно интерпретировать? На твой квалифицированный взгляд? Мазур тяжко вздохнул, наполнил стопочки и недолго раздумывал, подперев рукой подбородок. - Как будет правильно... - протянул он спокойно, не опуская взгляда, - как правильно... Видишь ли, никакой банды я не сколачивал. Я просто-напросто сколотил неплохую группу из желающих подкалымить во внеслужебное время. Возвращаем долги, только и всего. Сечешь принципиальный нюанс? Черт меня побери, никто же не клеймит праведным гневом сантехника, который в свободное время частным порядком поменял кому-то кран? Водитель на своем автомобиле подхалтуривает, милиционер в свободное от службы время магазинчик охраняет или там кафешку... Чем же мы-то хуже? Ты что, не веришь? - Верю, - сказал Морской Змей, одним движением выплеснув в рот содержимое своей стопочки.
- Знаешь, как это называется? - Ох, ну я тебя умоляю! - поморщился Мазур. -Называется это, в который раз повторяю - подхалтурить... И не более того.
- Знаешь, что самое для меня жуткое? Что ты, полное впечатление, правым себя считаешь... - А чего ж мне себя кривым считать? - сказал Мазур с нехорошим прищуром. Садись. Выпей. Подавая пример, опустился в кожаное кресло первым и осушил стопарик. В конце концов Морской Змей последовал его примеру. (Бушков. Пиранья)
Интенсивное и многоплановое давление лексической системности, которое представлено в контексте, приводит, при прагматически конфликтном начале диалога, к относительно кооперативному завершению, о чем свидетельствуют последние штрихи финального поведения Николая, хотя его оппонент Кирилл не отступил от своих позиций.
Контекст /2/, диалог Кирилла с другим собеседником, не просто коллегой, но и бывшим, а также будущим начальником, представляет действие таких же связей, как /1/. См.:
«-Не передергивай.. Одним словом, не вешай лапшу на уши. Мы оба прекрасно знаем, что я имею в виду... молчать, говорю! -Хватит, соколик. Сворачивай дело, распускай неформальную команду, ложись на дно насовсем. Пока не поздно. - Я искренне хочу тебя вытащить, - сказал он холодно, чеканя каждое слово, - и я нисколечко не ломаю комедию. Все обстоит именно так, как я говорил. И если ты этого не поймешь, жаль мне тебя» (Бушков. Пиранья)
В третьем же контексте «маски сняты», и его состав укрепляет ранее представленные системные лексические отношения.
/3/ «За столом, девственно чистым, украшенным лишь массивной пепельницей, восседал адмирал Самарин по кличке Лаврик, глядя на Мазура с беззаботной ухмылкой. - Явился, наемник мировой буржуазии? - сказал он дружелюбно. - Ну, как оно? Как себя чувствуешь, на старости лет переквалифицировавшись в
рэкетмены и терминатора на службе у олигархов? - Погано, - сказал Мазур, присаживаясь. ...В этой поганой личине, которую вы на меня напялили, пришлось добросовестно обитать год. Целый год, Лаврик. Прекрасно зная, что собственная квартира набита чужими микрофонами, которые даже постельные дела с женой пишут. Ну, и все прочее - от инсценировок до реальных плевков в лицо от старых друзей, пытавшихся наставить начинающего рэкетмена на путь истинный... - Фигуральные плевки-то были. - От этого не легче, - сказал Мазур. - Все равно ощущения премерзкие. - Хреново? - А ты думал? Тебя бы на мое место... - .
Тебе, между прочим, крупно повезло. Год изображал всего-то навсего оборотня в погонах, на старости лет подавшегося за неправедной денежкой.
Игра вообще стоит свеч? Я добросовестно лез из кожи целый год. Лицедействовал, врастал в чужую шкуру, оборотнем прикидывался... Ладно. Они клюнули, как ты и предвидел. Они меня затянули и взяли на работу... И что? А все в конечном итоге свелось к тому, что мне предстоит выполнять роль цербера при купленном с потрохами обезьянском президенте...
- Разумеется, дело вовсе не в президенте. В чем-то другом. И мы пока что не знаем, в чем. Это чистейшая правда, Кирилл, так и обстоит. Год назад наши смежники из братской конторы принесли в клювике интереснейшую весть: образовалась некая олигархическая группировка, которая некоторое время со всем прилежанием подыскивает для себя человека, обладающего набором определенных качеств. Во-первых, это должен быть опытный спецназовец, волкодав и супермен, во-вторых, что гораздо более важно, он должен быть по-настоящему порядочным человеком. Именно что порядочным. Высокоморальным, надежным, не умеющим и не способным предавать и вести двойную игру...Второму обстоятельству придавалось гораздо больше значения, чем первому» (Бушков. Пиранья).
Смена лексических регистров, как многие сложные феномены, полнее, системнее, а значит, отчетливее определяется не только в рамках обособленной самодостаточности, но и в составе еще более сложных целых. Таково, например, взаимодействие с лексическим ориентиром амбивалентности - лексемой ДРУГОЙ. Для этого создаются условия даже в сжатых контекстах.
Причем взаимодействие восходит к соответствующей классической традиции. Так смена регистров выступает как необходимое условие для особой убедительности, органики в рамках языковой картины мира ряда текстов, например, в связи с органичной интеграцией двух аспектов: закономерной личностной деформации, раздвоения - и попыток преодолеть эту двойственность. Например, значительную роль играет специфическое единство: дифференцированной системной соотнесенности и ориентирующей маркерной номинации ДРУГОЙ. См. в классическом тексте «Двойника» Ф.М.Достоевского емкое представление АЯЛ в отрезке: попросил другого содействовать:
Регистры меняются уже при первом появлении ЯЛ-2, в главе V: «Незнакомец сидел перед ним, тоже в шинели и в шляпе, на его же постели.. .и дружески кивал ему головою. Господин Голядкин хотел закричать, но не мог. Волосы встали на голове его дыбом, и он присел без чувств на месте от ужаса. Да и было отчего, впрочем. Господин Голядкин (...) совершенно узнал своего ночного приятеля. Ночной приятель его был не кто иной, как он сам, - сам господин Голядкин, другой господин Голядкин, но совершенно такой же, как и он сам, - одним словом, что называется, двойник его во всех отношениях».
В дальнейшем же оба способа представления взаимодействуют: например, в главе XIII: «Оглянувшись, герой наш заметил подле себя господина Голядкина-младшего. Господин Голядкин убедительнейшее попросил другого Якова Петровича содействовать ему при всех будущих начинаниях и не оставлять его в критических случаях. Господин Голядкин-младший важно кивнул головою и крепко сжал руку господина Голядкина-старшего. Сердце затрепетало от избытка чувств в груди героя нашего».
Взятые раздельно, ни ориентир ДРУГОЙ, ни смена лексических регистров не передают личностную амбивалентность столь полно, как представленные совместно.
Комплексное акцентирование дифференциации иллюстрируется текстами А.Ф. Вельтмана - автора, которого справедливо считают одним из предшественников традиции Ф.М. Достоевского:
«Зоя вдруг переменилась так, что нельзя было узнать ее. Все прекрасное, все пленяющее чувства как будто исчезло для нее. Все стало в глазах ее обыкновенно, недостойно внимания; все люди, казалось, поглупели в ее понятиях: слова их стали для нее пошлы, поступки бессмысленны. Равнодушие ко всему, презрение ко всем стало ее девизом.. .Роман Матвеевич привык понемногу считать это характером - и даже иногда восхищался этим, говорил, что Зоя вся в отца» (Вельтман. Сердце и Думка).
С ориентиром переменилась взаимодействуют системные средства смены лексического регистра, включая лексико-словообразовательные, лексико-грамма-тические: глагол поглупеть перфективно-финитивного способа действия с соответствующей семой приставки ПО, при которой она «7.Вносит значение результата действия» [1: 848]; фазисный глагол стать в единстве с негативным атрибутом пошлы. - Этот комплекс представляет и текстовую перспективу дальнейшего раздвоения ЯЛ Зои, распавшейся, при развитии картины мира текста, на две контрастных сущности.
Приведенный сжатый контекст отражает в представлении АЯЛ сущность текста, в котором, как писал через сто лет после его создания, в XX в., В.Ф. Перевер-зев, «самый слог - и тот лукаво двоится, выглядит хитрым оборотнем. Вельтман и на язык перенес игру двупланностью», причем еще в первой половине XIX в. именно данные стороны текста отмечены «читателем, оставившим восторженный отзыв о романе «Сердце и Думка», - молодым Достоевским [2: 12, 17. См. там же о раздвоении личности в романе А.Ф. Вельтмана «Лунатик»]. Как отмечают исследователи, это характерно не только для его картины мира А.Ф. Вельтмана, Ф.М. Достоевского, но и для определенных типов личности того периода в целом, как представлено у той же Зои: языковые особенности свидетельствует «о разладе в сознании человека»: «думает то, а делает другое; хочет ласковое слово сказать, а скажет задорное.. .Не проси - обидится, попроси - рассердится».
Соответствующие сложные и притом органичные, «первоприродные» комплексы определялись и еще ранее в классике, например, в начальный период становления норм русского литературного языка. Это совместимо с его сущностной чертой в тот период развития, получившей продолжение и в дальнейшем, - с синтезом различных начал, в частности рационального с иными, когда с необходимостью определялся «двойник ..- своего рода авторский голос, которому присуще рациональное начало» [3: 9]. Таков фрагмент из текста начала XIX в., выделяющегося позитивной органикой, восхищавшего Пушкина и предвосхитившего поиски Ф.М. Достоевского, - повести Антония Погорельского /А.А. Перовского/ «Двойник».
В комплексе выступает лексические ориентиры ДРУГОЙ, СОВЕРШЕННО ПОХОЖ и смена регистров, а именно семантически исходный, семантически вторичный планы и сопутствующие ассоциации - см. выделены единицы:
«Не удивительно, что черты лица моего вам кажутся знакомыми; если вы хотя изредка смотритесь в зеркало, то должны во мне узнать самого себя.
Тут я взглянул на незнакомца пристальнее, и внезапно холодный пот облил меня с ног до головы.. .Я удостоверился, что он в самом деле совершенно похож был на меня. Не знаю, почему мне это показалось страшным, и я несколько дрожащим голосом сказал:
- Подлинно, милостивый государь!.. но пожалуйста, скажите, кто вы таковы?
- Не кто другой, - отвечал незнакомец, - как вы сами. вы, верно, слыхали, что иногда человеку является собственный его образ? Я, милостивый государь, я не кто иной, как образ ваш, явившийся вам.
- Батюшки!.. сколь ни было для меня приятно вас видеть, но. говорят, что такие явления случаются перед смертию.
- Стыдитесь, - сказал незнакомец, - стыдитесь таких вздорных предрассудков -и успокойтесь. Клянусь честию, что приход мой не предвещает вам никакого несчастья; я пришел усладить по мере возможности уединение ваше.
Слова незнакомца, уверительным тоном произнесенные, совершенно меня успокоили; я ему поверил, и в самом деле он не обманул меня. Теперь минуло уже лет десять после первого свидания нашего, и я не только жив и здоров, но, говорят, даже приметно потолстел с того времени».
В этом первом известном отечественном тексте такого плана привлекает внимание особое взаимодействие смены регистров с лексическими ориентирами. А именно - оживление внутренней формы при использовании компонента ДРУГОЙ, ИНОЙ в составе устойчивого оборота. Их целостная семантика и в то время, и в XXI в. лишена акцентирования семы «инаковости», ср. семантическую структуру местоименного выделения (а не инаковости), сложившуюся уже в XVIII в. и фиксируемую современными словарями, например: «Не кто иной (другой), как. Именно тот» [1:611]. Эта целостная семантика проявляется и в данном контексте: не кто иной, как вы сами, - «именно вы». Но она взаимодействует с семой «другой», изначальным носителем которой является одноименный компонент, как отдельное местоимение. Оживлению значения инаковости служат ассоциации с лексемой образ, близкой по значению к единству «второе Я», а также с различными носителями семы позитива: успокоили, не обманул, поверил. Эти переплетения создают своеобразную семантическую сеть, лексические узоры текста [4].
Особым комплексом для смены лексических регистров как представления АЯЛ является взаимодействие с грамматическими средствами. Границы между этими способами отчасти условны. Так, в следующем контексте можно установить элементы переходной зоны между лексическим и грамматическим представлением АЯЛ. АЯЛ, Бэзил Сил, корыстолюбивый министр африканского императора, выдает свое решение и интерес за желание императора. Это затрагивает грамматическую основу регистра «от первого лица», «Я-повествования», и лексическое наполнение. См. контекст:
«За перегородкой Бэзил беседовал с американским коммерческим атташе:
- Вот какая ситуация, Уокер. Я... император хочет потратить в этом году четверть миллиона на строительство дорог. Налогами таких денег не соберешь, поэто-
Н.с. КОТОВА
му я намереваюсь, чтобы накопить нужную сумму, выпустить акции. Вы, насколько мне известно, представляете здесь две компании, нефтяную «Космополитен ойл траст» и автомобильную «Стетсон карз». Каждая миля азанийского асфальта обеспечит вам пятьсот лишних машин в год, а уж сколько галлонов нефти - и не подсчитать. Если ваши компании согласятся приобрести мои акции, я готов предоставить им монополию на десять лет... (Во. Черная напасть)
Бэзил как ЯЛ-1, не сумевший вначале скрыть свой интерес, представлен лексемой Я как основным эгоцентрическим координатом и местоименным словом 1 лица. Эта лексема здесь семантически исходна, чему соответствуют ассоциативные связи с последующими лексемами.
Тот же Бэзил как ЯЛ-2, посредством смены регистра на глазах обретающий навыки лицемера-дипломата, представлен маскировкой своих интересов и намерений: замещая себя лексемой император, ЯЛ «делегирует» свой интерес другому лицу, в обобщенном плане сменяя эгоцентризм социоцентризмом, а в плане лексической конкретизации представляя его как государственный интерес, олицетворяемый императором.
В нижеследующем фрагменте из другого текста того же автора это взаимодействие несколько усложняется. Совместно действует смена лексических регистров, явленная как аналогичным случаем переходности я... то есть лорд Копер - так и «сферным» переключением с соответствующими системными ассоциациями. См. выделенные лексические единицы и единства
«- Неужели вы ничего не хотите?
- Только жить дома и писать в «Луг и чащу».
Как это было знакомо! За пятнадцать лет, которые мистер Солтер проработал в «Мегалополитан», он слышал подобные слова от бесчисленного количества коллег и сам произносил их. (...) Сердце его истекало кровью, когда он смотрел на Уильяма /Таппока/, но верность суровым традициям ремесла была сильнее. Он произнес слова, заставившие замолчать многие поколения свободолюбивых новичков.
- Но лорд Коппер считает, что его сотрудники должны выполнять свой долг там, где этого требуют интересы газеты. Не думаю, что он станет держать на службе человека, в чьей лояльности у него возникнут сомнения, чем бы тот ни занимался.
- Вы хотите сказать, что, если я не поеду в Эсмаилию,он меня выгонит?
- Да. - сказал мистер Солтер.- Именно это я. то есть лорд Коппер хотел сказать.
- Я поеду» (Во И. Сенсация)
И здесь давление лексической системности, полуигровая амбивалентность одного из собеседников, Солтера, оказались настолько значимыми, что побудили другого собеседника, Таппока, резко изменить свои первоначальные намерения (как выясняется далее - и судьбу).
Такие контексты позволяют наметить особую типизацию при взаимодействии «лексика-грамматика-прагматика» и побуждают специально остановиться на грамматических средствах представления АЯЛ..
Основной итог анализа смены лексического регистра - представление о строгой организации этого способа представления АЯЛ. Его проявления определяются не полностью совпадающими системными связями, лексическими формулами. В двух различных векторах выявления АЯЛ обобщаются как принципиальные сходства,
так и заметные различия в лексическом развертывании, связях, что также отражается в не полностью совпадающих средствах смены регистров. Типизированным является участие средств сниженного регистра. Отмечается также своеобразная лексикализация прагматических характеристик.
Литература
1. Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 1998.
2. Кошелев В.А., Чернов А.В. Мудрая фантазия сказочника. // Вельтман А.Ф. Сердце и думка. М., 1986.
3. Степанов Н.Л. Антоний Погорельский // Погорельский А. Двойник, или Мои вечера в Малороссии. Монастырка. М., 1960.
4. Штайн К.Э. Гармония поэтического текста: Склад: Ткань: Фактура. Ставрополь, 2006.
Э.П. ЛЕОНТЬЕВ
взаимодействие автора и читателя в рассказах в.м. шукшина с повышенной ролью авторской субъективности
тересно рассмотреть взаимодействие автора и читателя в рассказах Шукши-а с повышенной ролью авторской субъективности - «от первого лица». Это рассказы с эмоционально окрашенными высказываниями повествователя - восклицаниями, вопросительными предложениями, которые свободно вторгаются в повествовательные отрезки, данные в аспекте героя, и тогда голос героя вытесняется речью повествователя, что означает отход от объективной манеры.
Уже «Воскресной тоске» (далее - «ВТ») писатель избирает субъективное повествование и наделяет внешне простое содержание такими фундаментальными проблемами, как цели и законы творчества, отношение искусства к жизни, цели и смысл бытия. Рассказ, несмотря на свою принадлежность к раннему периоду, можно назвать программным для творчества Шукшина, потому что в нем ярко проявился образ автора-рассказчика, который демонстрирует перед читателем свои эстетические принципы: боязнь «нравоучительного» сюжета, отказ от «книжности», «учености» стиля и стремление собственную рефлексию, сомнение, недовольство собой сделать предметом творчества. На примере этого рассказа проследим отношения автора и читателя в структуре повествования.
Содержание рассказа можно истолковать как авторскую исповедь: это повествование от 1-го лица, прямые ссылки автора на работу над собственным романом «Любавины», штрихи собственной биографии в характере повествователя: подобно ему, автор, в то время «полубезработный», тридцатилетний, «как-никак писатель», ютился по чужим общежитиям, где и написал свой первый роман. Действительно, повествование представляет собой исповедь-размышление автора над своим состоянием, которое можно назвать муками творчества, творческой тоской. Героя-повествователя сосед по комнате Серега называет «романтиком», а себя - «реалистом», в понятие «реализм» вкладывая значение принципов, ценностей, которыми живет общество - правдивость, практичность, расчетливость и даже бесчувственность. В
