CC BY
67
ББК 81.2Рус-3 УДК 811.161.1 '373
О.И. ЗВОРЫГИНА
O.I. ZVORYGINA
ЛЕКСИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ СКАЗКИ ПУШКИНСКОГО ПЕРИОДА
LEXICAL ORGANIZATION OF THE RUSSIAN LITERARY TALE OF PUSHKIN'S PERIOD
Вопрос лексической организации литературной сказки пушкинского периода является весьма значимым в контексте изучения эволюции языка и стиля названного жанра. В конце 1820-х - в 1930-е годы были созданы его лучшие образцы - А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, П.П. Ершовым, В.Ф. Одоевским, А. Погорельским, В.И. Далем. В это время сложились основные тенденции использования авторами языковых единиц, в том числе лексического уровня, которые стали определяющими для дальнейших периодов развития жанра.
The problem of the lexical organization of Pushkin's period literary tale is rather significant in the context of the study of language evolution and the style of the genre under analysis. The best samples of this genre were created by A.S. Pushkin, V.A. Zhukovsky, P.P. Yershov, V.F. Odoyevsky, A. Pogorelsky, V.I. Dahl in 1820-1930-s. That time is characterized by the formation of the constitutive tendencies of using language units, including those of the lexical level.
Ключевые слова: литературная сказка, лексика, старославянизмы, архаизмы, диалектизмы, разговорно-просторечная лексика, народно-поэтическая лексика, мифологизмы.
Key words: literary tale, lexis, Slavonicisms, archaisms, dialectal words, low colloquialisms, folk poetic words, mythologisms.
Сказка пушкинского времени, известного читателю как «золотой» период в развитии жанра, представлена в русской литературе такими именами, как
A.С. Пушкин, В.А. Жуковский, П.П. Ершов, В.Ф. Одоевский, А. Погорельский,
B.И. Даль. Язык произведений этих писателей отличается красотой, богатством, выразительностью, чувством жанра. Под их пером вырабатываются узнаваемые в дальнейшем языковые и стилевые черты сказки. Приняв наследие писателей-сказочников XVIII века, с пестротой и неупорядоченностью лин-
гвостилистических приемов в их произведениях, Пушкин и его современники опирались на языковые процессы, присущие их эпохе.
Начало 30-х годов XIX века в русской литературе характеризуется особым вниманием писателей и поэтов к фольклору. Создаются сказки на основе фольклорных сюжетов, собираются народные песни. Обостренный интерес к народному творчеству имеет под собой основу: конец 20-х - начало 30-х годов ознаменовывается острой борьбой за народность в литературе. «Этот спор о народности далеко не был отвлеченной теоретической проблемой, - за литературными оценками и суждениями вставал вопрос об общественной гегемонии, о праве тех или иных социальных групп говорить от имени нации и, особенно, об основных элементах, из которых должна создаваться национальная литература. Естественно, что проблема народности в литературе тесно и неразрывно связывается с проблемой фольклора и должна была вызвать обострение интереса к последнему» [1, с. 110-111]. Обращение к фольклору означало для писателей ориентацию на широкие массы, что явилось предпосылкой в качестве инструмента создания сказок использовать народный язык, или «просторечье». Период 20-х-30-х годов XIX века стал решающим этапом в процессе образования национального литературного языка. Он охарактеризуется разрушением старой системы трех стилей, открытием пути для свободного объединения в одном и том же контексте слов различного происхождения. По словам Ф.П. Филина, в это время «Народная речь стала базой, активным началом, основой творческой лаборатории, в которой были переплавлены и богатое старославянское наследство, и интенсивные заимствования из западно-европейских (прежде всего французского) языков» [6, с. 18-19].
В работе Ю.С. Сорокина «Развитие словарного состава русского литературного языка в 30-е-90-е годы XIX века» показаны динамика и статика словарного состава русского литературного языка. Исследователь особо выделяет «литературное творчество 20-х годов, прежде всего творчество Пушкина, давшее живые, непреходящие по своему значению образцы новых форм и форм литературно-языкового выражения» [10, с. 23].
В языке пушкинских произведений обнаруживаются традиционные элементы русского литературного языка, полученные им в наследие от прошлых периодов развития. Говоря о лексике, мы имеем в виду церковнославянизмы, мифологизмы, архаизмы, заимствования из европейских языков и др. Стиль сказок Пушкина отличается определенными принципами использования лексических средств, что является условием применения особенных стилистических приемов. Анализируя русский литературный язык первой половины XIX века, Л.А. Булаховский коснулся словарного состава сказок А.С. Пушкина, отметив следующее: «Лексика всех этих сказок, в отличие от стиля Жуковского, имеет значительную примесь просторечия и слов народных, не говоря уже о многочисленных стилистических приемах, присловиях и формулах народной поэзии...». По его мнению, «вся лексика и фразеология «Сказки о попе...» носит соответствующий характер крестьянского просторечья. А основа «Сказки о рыбаке...» - общелитературная, хотя и здесь с очень большой примесью просторечия, народной лексики и особенностей народного склада. Просторечие этой сказки - в диалогах», - заключает Л.А. Булаховский [2, с. 267-268].
Исследователи находят схожие с пушкинскими языковую организацию и стилистические приемы сказки П.П. Ершова «Конек-Горбунок». Л.А. Островская, изучавшая источники лексики сказки «Конек-Горбунок» в сравнении со словарем А.С. Пушкина на фоне языковых и стилистических традиций и норм
конца XVIII и начала XIX веков, обнаружила, что большая часть лексики сказки Ершова восходит к словарю Пушкина. Сравнение показало, что «из 2440 слов сказки Ершова более 2000 (2044, т.е. 5/6) употреблялись А.С. Пушкиным (зарегистрированы в словаре). И лишь 400 слов (396, т.е. 1/6 - 16%) не оказалось в словаре великого писателя» [8, с. 26].
Язык сказок В.А. Жуковского не лишен демократизма. Но для него как для романтика была значима формула «высокое и прекрасное» из эстетики Шиллера. Употребляя народно-поэтические слова и выражения, разговорные лексемы, Жуковский избегал грубопросторечных языковых единиц. По этому поводу Е.А. Маймин пишет: «Пушкин сумел создать на литературной почве поразительную иллюзию непосредственного, как бы стихийного творчества, свойственного сказке народной. Жуковский создал иной, чисто литературный тип сказки, с обнажением приема, с прямо выраженной авторской иронией -тип сугубо романтической сказки» [7, с. 45].
В.И. Даль, являющийся представителем «натуральной школы», в своих произведениях показывал простого мужика, солдата, крестьянина. Одной из основных задач издания сказок Даль считал пропаганду русского народного языка. Разговорная, диалектная лексика соседствовала с пословицами, поговорками, что создавало народный колорит сказок.
В русской литературной сказке пушкинского периода на фоне нейтральной лексики выделяется огромнейший пласт слов разговорного характера. Этот лингвистический факт является показателем процесса демократизации в русской литературе указанного периода. Рамки жанра сказки весьма удобны для вмещения нахлынувшей стихии народности.
Значительную часть разговорной лексики составляет лексика бытовая. Она представляет собой наименования жилища, утвари, пищи, одежды, обуви, украшений:
Поживи-ка на моем подворье,
Окажи свое усердье и проворье [9, с. 305];
Ночь проходит, день приходит;
С сенника дозорный сходит
И, облив себя водой,
Стал стучаться под избой... [4, с. 6];
...Есть же давай мне вареную полбу [9, с. 305];
«Вследствие сего Иван Молодой Сержант наутро вычистился, белье натер человечьим мясом, брюки велел жене вымыть и выкатать, на себе высушил - словом, снарядился, как на ординарцы, и явился ко двору» [3, с. 396]. Как видно из примеров, эти слова в большинстве своем служат для прорисовки бытового фона, на котором разворачиваются волшебные события.
Помимо предметной бытовой лексики, в разговорный стилевой компонент вплетаются обстоятельственные, характеризующие слова, лексемы, передающие действие: «Стало сызнова смеркаться...» [4, с. 6]; «Не удивишь ты нас, Иван окаянный, что скоро воротился, и врасплох нас не застанешь!» [3, с. 407];
Что, батька, так рано поднялся?
Чего ты взыскался? [9, с. 305].
Широко представлена в сказке по указанным причинам разговорно-просторечная лексика (за исключением произведений В.А. Жуковского) типа вздуриться, вестка, дворский, заживить, мыкать, намеднишний, несподручный,
отмахать, отродясь, переться, пождать, позашить, по-ихнему, притравить, промен, соглядать, срамно, теперича, ужо, учинать и мн. др. Например: «Притравил словом одним Иван бесов своих на старого недруга закоснелого: схватили - не довольно по клочку, по волоску на каждого не досталось!» [3, с. 407];
Смилуйся, государыня рыбка!
Пуще прежнего старуха вздурилась... [9, с. 340];
...Как в котлах он не сварился,
Как красавцем учинился [4, с. 30].
Просторечия выполняют традиционную функцию - демонстрируют живую народную речь.
Как и в период становления литературной сказки, в произведениях 1830-х годов много разговорно-просторечных слов, содержащих в своей семантической структуре оценочный компонент. Их функции традиционны: они служат характеристике персонажей, показывают взаимоотношения между героями, демонстрируют отношение автора к персонажам. В ряде случаев оценка формируется семантикой слова («Дурак ты, - сказал настоятель, сатана-староста, Сидору, когда этот пришел к нему плакаться на беду свою, - дурак круглый и трус, и худой, как я вижу, нам слуга, когда жалеешь для службы нашей шкуры своей и пары-другой зубов! [3, с. 410]) либо привносится суффиксами с коннотативным потенциалом («Между тем у новых советников царских мало-помало умишко поразгулялся, и они придумали-пригадали Ивану такую добрую службу сослужить...» [3, с. 400]). Максимальная эмоционально-экспрессивная характеристика рождается при сочетании в слове или контекстуально связанных словах двух этих способов создания характеристики: «...и марш на один шабаш в родимую свою сторонушку» [3, с. 407].
Необходимо отметить, что стилистические приемы, используемые в сказке первой трети XIX века, по сравнению с произведениями этого жанра XVIII века, усложняются. Так, А.С. Пушкин использует слова с положительной коннотацией с целью создания иронии:
...а Балда братца гладит, Приговаривая: «Братец мой любимый, Устал, бедняжка! отдохни, родимый». Бесенок оторопел, Хвостик поджал, совсем присмирел, На братца поглядывает боком [9, с. 308].
Диалектная лексика сказки выполняет функции, схожие с функциями разговорно-просторечной лексики: она помогает передать особенности речи героев, приближает авторскую речь к народно-разговорной, наконец, диалектная лексика является источником речевой экспрессии.
Диалектизмы не встречаются в сказках В.А. Жуковского. Интерес к ним проявляют писатели-реалисты, поскольку они стремятся правдиво отразить жизнь народа, передать «простонародный» колорит. Особенно много диалектизмов в сказках В.И. Даля и П.П. Ершова. Они могут быть как оценочными («Сам же думает: «Постой-ка, /Я те двину, неумойка!» [Ершов б: 34]), так и безоценочными: «Ах вы, любезные мои повытчики, батюшкины посольщики, нашему делу помощники, пожалуйте сюда!» [3, с. 397]; Вот бы курево раз-весть! [4, с. 20].
Народно-поэтическая лексика, с одной стороны, выполняет жанрообра-зующую функцию, осуществляя связь сказки литературной с ее народной основой, оживляя устойчивые фольклорные образы; с другой стороны, выполняет стилистическую функцию: формирует сказочную поэтику. Наиболее распространены фольклорные эпитеты-прилагательные: «Душно стало царю под палаткой, и смерть захотелось / Выпить студеной воды» [5, с. 157]; «Иван же царевич / В крепкой думе поехал обратно из темного леса» [5, с. 159]; «...вспомнил родину свою, супругу молодую, прекрасную Катерину, и залился слезами горькими» [3, с. 404]; «Все грустил, вишь, по сестрице, / Той ли красной Царь-девице» [4, с. 72].
Также встречаются двойные лексемы, организующие смысловой повтор («Царь с царицею простился, / В путь-дорогу снарядился...» [9, с. 344]); иногда они сочетаются с собственно авторскими выражениями, созданными по образцу народно-поэтических: «Стоит над путем-дорогой избушка-домоседка, распустила крылья, как курочка-наседка, а в ней стукотня...» [3, с. 405].
Авторы сказок осознанно используют историзмы и архаизмы, желая показать давность происходящих в сказке событий, передать колорит эпохи древности. При этом принцип исторической стилизации для них не был связан с воспроизведением всех особенностей языка эпохи. Использовались средства современного языка, а архаическая лексика была своеобразным речевым сигналом эпохи, причем не какой-то определенной, а лишь относящейся к прошлому.
Историзмов в сказке мало, поскольку они, являясь хронологическими маркерами, не предусматриваются стилевыми канонами жанра, хотя и не отвергаются ими: «...садиться казаку на коня, а нашему брату браться за пищаль да за щуп» [3, с. 412]; «С тех пор как нашего брата с неба спихнули, все обижают; всякий ярыга дулю подносит и по ушам хлещет!» [3, с. 411].
Архаизмы представлены в достаточно большом количестве. Они встречаются в речи автора: «А века тогда были темные, грамоте скорописной мало кто знал, печатной и в заводе не было, - церковными буквами под титлами и ключами числа несметные нагорожены: азы прописные - красные, узорчатые, строчные - черные буднишние, - кто им даст толку?» [3, с. 398]. Но более того они встречаются в речи персонажей и выступают как их речевое характеризующее средство: «Идем пожить весело, умереть красно!» [3, с. 412]; «Но возьми же ты в расчет / Некорыстный наш живот» [4, с. 18]; «Ох ты гой еси, добрый молодец, Иван Молодой Сержант, без роду, без племени, спроста без прозвища, витязь безродный и бесконный!» [3, с. 400];
«Эко диво! - все кричали. -Мы и слыхом не слыхали, Чтобы льзя похорошеть!» [4, с. 94].
По происхождению лексика русской литературной сказки первой трети XIX века в большинстве своем исконно русская. Безусловно, в ней имеют место старославянизмы: «...как люди служат, не для поживы и личных выгод, а для блага и пользы общей нашей...» [3, с. 411];
Чтоб концы своих владений Охранять от нападений, Должен был он содержать
Многочисленную рать [9, с. 358].
Большинство славянизмов ассимилировалось на русской почве и стилистически слилось с нейтральной русской лексикой (как в приведенных выше примерах), но есть и такие старославянские слова, которые воспринимаются как отзвук высокого стиля и сохраняют свойственную ему торжественную, риторическую окраску: «... и решили наконец единогласно и единодушно, чтобы грамоту нерукотворную харатейную отдать на сохранение в приличное книгохранилище и передавать из рода в род позднейшему потомству яко достопамятность просвещенного века великоименитого, великодаровитого, великодержавного и великомудрого царя Дадона Золотого Кошеля...» [3, с. 398].
Славянизмы являются неотъемлемой частью идиолекта А.С. Пушкина, на протяжении всего творчества поэта они служат для создания художественных образов. Их функции в лирических произведениях Пушкина многочисленны и разнообразны: для создания приподнятого, торжественного слога, как средство создания антологического стиля, они используются для воссоздания библейских образов, для создания восточного слога, исторического колорита, комического эффекта, выполняют характерологическую функцию. В сказках А.С. Пушкин также использует многие стилистические возможности старославянизмов, однако делает это очень тонко.
Во первых, концентрация славянизмов в сказках Пушкина невелика. Во вторых, они не являются ярко выраженным стилевым компонентом текстов -они лишь слегка «проявляют себя» на фоне литературной, приближенной к простонародной речи произведений. Обращает на себя внимание эпизод благословения матерью князя Гвидона и царевны:
Князь ей в ноги, умоляя:
«Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе.
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви».
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
Бог вас, дети, наградит» [9, с. 332].
Церковнославянизмы здесь создают приподнятый, но не торжественный, не патетичный стиль. С одной стороны, показ важной для ментальности русского человека традиции благословения молодых на брак, передача связанных с этим моментом эмоций требуют особых средств для их выражения. В данном случае одним из таких средств и выступают церковнославянизмы. С другой стороны, излишняя торжественность даст стилистический слом в повествовании, приближенном к народному строю речи, к которой и сводит автор финал этого эпизода:
Князь не долго собирался, На царевне обвенчался; Стали жить да поживать, Да приплода поджидать [9, с. 332].
Традиционно в сказке используются и европеизмы (они в большом количестве представлены в сказочных произведениях XVIII века): «...увидел перед собою человека невысокого росту, в низкой треугольной шляпе без пера, в расстегнутом сером сюртуке, длинной жилетке, в ботфортах...» [3, с. 414]; «А старик выучил читать, писать / И арифметике...» [5, с. 232]. Отдельные квалифицируются как варваризмы: «Нет вам пардону!» [3, с. 408].
Заимствованная лексика в данный период не несет никакой стилевой нагрузки, поскольку она весьма малочисленна и просто «тонет» в стихии русской, приближенной к народной, речи.
Столь же невыразительны канцеляризмы и военная лексика. Слов, представляющих данные семантические поля, немного, и встречаются они по большей части в сказках В.И. Даля: «...а потому не благоугодно ли будет вышепоименованному Ивану Молодому Сержанту повелеть, яко остающемуся и пребывающему под сомнением, повелеть службу служить ему иную и исполнить оную с большим тщанием и рачением?» [3, с. 398-399]; «Царь Дадон Золотой Кошель выслал звать его ко двору на чай и ужин, произвел в военачальники свои, губернаторы, сенаторы, генералы и кавалеры...» [3, с. 407].
Мифологизмы античного происхождения, являясь неотъемлемым стилевым компонентом поэзии изучаемого периода, почти не встречаются в сказке. Они чаще всего используются для сравнений, для проведения каких-то параллелей. Встречаются библеизмы («И Соломон и Давид согрешали - давидски согрешаете, да не давидски каетесь!» [3, с. 408]), однако тоже довольно редко.
С гораздо большей активностью используются славянские мифологизмы. Самые популярные из них «бес», «черт», «сатана», называющие искусителя христианской души. Этот мифологический персонаж часто фигурирует в сюжете сказки: «Беса старого взяла тут унылость» [9, с. 306]; «Ты, бесенок, еще молоденек, / Со мною тягаться слабенек...» [9, с. 307]; «Сатана, не самый старший, всегда лично в первопрестольном граде своем царствующий, а один из приспешников и нахлебников его, один из чертей-послушников, праздновал именины свои; а звали того черта Сидором, и Сидором Поликарповичем» [3, с. 418]. Другие мифологизмы также обозначают действующих персонажей сказок: «Видят дворец Кощея бессмертного...» [5, с. 161]; «Летит жар-птица, огненной звездою / Блестя и в день преоб-ращая ночь» [5, с. 205]. Так, основная функция мифологизмов литературной сказки пушкинского периода - обозначение мифологических персонажей. Кроме того, мифологизмы используются для сравнения и в этом случае выступают в качестве характеризующего речевого средства.
Таким образом, лексика русской литературной сказки 1830-х годов являлась отражением лексического строя языка этого периода, отвечала тенденциям стилистики лексики художественной речи. Ориентация литературы на народность проявилась, в частности, в обращении к разговорной, просторечной, диалектной, народно-поэтической лексике. Включение мифологизмов в сказку оправдывалось содержательной направленностью жанра. Канцеляризмы, заимствования, в том числе славянизмы, представлены в сказке в незначительном количестве; они, как правило, не выполняют особых стилистических функций.
Выявление тенденций употребления лексических единиц пушкинского периода в эволюции авторской сказки представляется весьма важным, поскольку именно в это время отрабатываются лингвостилистические приемы
жанра, которые использовались писателями-сказочниками всех последующих периодов развития жанра.
Литература
1. Азадовский, М.К. Сказки Пушкина [Текст] // Сказки / А.С. Пушкин. - Л., 1936. -С. 105-142.
2. Булаховский, Л.А. Русский литературный язык 1-й половины XIX века [Текст]: в 2 т. / Л.А. Булаховский. - Киев: Рад. школа. Напечатано в Харькове, 1957. - Т. 1. - 452 с.
3. Даль, В.И. Повести. Рассказы. Очерки. Сказки [Текст] / В.И. Даль. - М.-Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1961. - 463 с.
4. Ершов, П.П. Конк-Горбунок: Сказка [Текст] / П.П. Ершов. - Минск: «Юнацтва», 1989. -95 с.
5. Жуковский, В.А. Сочинения [Текст]: в 3-х т. / В.А. Жуковский. - М.: Художественная литература, 1980. - Т. 3. - 622 с.
6. История лексики русского литературного языка конца XVII - начала XIX веков [Текст] / Е.Т. Черкасова и др. - М.: Наука, 1981. - 372 с.
7. Маймин, Е.А. О русском романтизме [Текст] / Е.А. Маймин. - М.: Просвещение, 1975. -239 с.
8. Островская, Л.А. Язык и стиль русской литературной сказки (лингвостилистический анализ сказки П.П. Ершова «Конек-Горбунок») [Текст]: дисс... канд. филол. наук / Л.Я. Островская. - Ташкент, 1984. - 204 с.
9. Пушкин, А.С. Полное собрание сочинений [Текст]: в 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушк. дом). - 4 изд. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. - Т. 4. - 446 с.
10. Сорокин, Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка в 30-е-90-е годы XIX века [Текст] // Материалы и исследования по лексике русского языка XVIII века. - М.-Л., 1965. - С. 19-35.
