Лазерные пучки Эйри с гиперболической траекторией в ближней зоне Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

СИБИРЬ: ИМИДЖ МЕГАРЕГИОНА

Под научной редакцией д.ф.н. В. И. Супруна

Фонд социо-прогностических исследований «Тренды» Новосибирск 2012

УДК 316.658 ББК 60.56(253) С 34

Научный редактор д.ф.н. В. И. Супрун

С 34 Сибирь: имидж мегарегиона . Под ред. В. И. Супруна. — Н.: ФСПИ «Тренды», 2012.— 364 стр.

ISBN 978-5-902688-11-2-8

Международная монография «Сибирь: имидж мегарегиона» является оригинальной работой, основная проблематика которой—имидж мегарегиона Сибирь в современном мире. Сочетание междисциплинарного и межпрофессионального подходов, анализа и размышлений в эссеистской манере о динамике развития Сибири делают книгу не только своеобразной, но и актуальной. Такой принцип построения монографии позволяет более четко увидеть перспективы развития мегарегиона Сибирь и созидания его позитивного имиджа. Авторами международной монографии являются видные политики и эксперты, представители разных дисциплин — экономисты и социальные философы, историки и политологи.

Важнымразделомработыявляютсясоциологическиеинтервью с известными западными аналитиками из США, Великобритании, Германии. Эти интервью позволяют получить представление о том, как серьезные западные эксперты воспринимают Сибирь.

Разнообразие взглядов и содержательность анализа делают книгу полезной и актуальной не только для политиков и экспертов, предпринимателей и деятелей культуры, но и для всех, кто озабочен судьбой огромного мегарегиона — Сибирь.

ISBN 978-5-902688-11-2

© ФСПИ «Тренды», 2012

«Природа назначила сей край не для того, чтобы неимоверными трудами извлекать несколько крупинок серебра, разбросанного по горам; но для сильного населения, ... для всех истинно-полезных заведений, кои могут быть здесь устроены на самом размере с очевидными успехами».

М. М. Сперанский, российский реформатор, генерал-губернатор Сибири 1819-1821 гг.

«Едва ли есть на свете страна, подобная Сибири, о которой бы существовали столь смутные и столь разнообразные мнения. С давних пор Сибирь была то предметом увлечений и похвал, предметом радужных надежд и мечтаний; то вдруг делалась предметом разочарования, порицаний и обманутых надежд».

Н. М. Ядринцев, известный сибирский публицист, общественный деятель и путешественник-археолог

«Нужно учитывать перспективы развития Сибири, как позиции мировой борьбы, и всякое сопротивление, которое начинают нам оказывать под флагом рентабельности расчетов сегодняшнего дня и на основании сегодняшней конъюнктуры, есть прямое непонимание того, в какую игру сил мы включены».

Г. М. Кржижановский, советский партийный и государственный деятель, председатель ГОЭЛРО (1920)

«Сама протяженность и размах Сибири трансформировали Россию из маленькой Московии в огромную империю. Во время Второй мировой войны Сибирь заплатила Советскому Союзу огромную «дань», важность которой трудно переоценить. Сибирь сделала СССР несокрушимым».

М. Олмонд, известный британский политолог и историк, профессор Оксфордского университета (Великобритания)

«Сибирь - это развитый регион, очень богатый ресурсами, во многом схожий с Калифорнией конца XIX века. Несомненно, они находятся на разных ступенях развития, но, очевидно, Сибирь - это будущее России».

К. Коукер, профессор Лондонской школы экономики и политических наук (Великобритания)

«Сибирь до сих пор не выбрала модель своего развития на ближайшие десятилетия... Но Сибирь как кладовая ресурсов и как транспортная артерия превращается в некоего геополитического игрока».

М. Голдман, влиятельный эксперт по политике и экономике СССР и России, профессор Уэлсли колледжа (США)

«Сибирь должна перестать жить старыми и навязанными представлениями о себе и, как первопроходцы в те далекие времена, снова отправиться в путь в поисках нового имиджа».

В. И. Супрун, д-р филос. наук, директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды»

Фонд «Тренды» полагает данную публикацию важной составляющей своего исследовательского проекта

«Сибирь в геополитическом и экономическом пространстве »

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ..................................................................................... 9

ПРЕДИСЛОВИЕ

Толоконский В. А. МЕГАРЕГИОН СИБИРЬ: ЗАДАЧИ И ПЕРСПЕКТИВЫ............................................................................ 13

Д. филос. н. Супрун В. И. СИБИРЬ: ИМИДЖ

МЕГАРЕГИОНА............................................................................. 24

Д. юрид. н. Усс А. В. СИБИРЬ: НОВАЯ ИДЕОЛОГИЯ

РАЗВИТИЯ...................................................................................... 58

Член-кор. РАН Ламин В. А. ЛИКИ СИБИРИ — ДАВНИЕ И

БЛИЗКИЕ........................................................................................ 73

Д. и. н. Красильников С. А. ОБРАЗ СИБИРИ В

ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ........................................ 95

Д. филос. н. Донских О. А. СТОЛИЧНОСТЬ КАК ИМИДЖ В КОНТЕКСТЕ МЕГАРЕГИОНА.................................................... 111

Д. филос. н. Антипов Г. А. СИБИРЬ КАК ПРОЕКТ................... 127

Член-кор. РАН Суслов В. И., д. э. н. Лавровский Б. Л. ИМИДЖ СИБИРИ В ЗЕРКАЛЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

И СТРАТЕГИИ................................................................................ 143

Ак. РАН Ваганов Е. А. ИМИДЖ КАК ФАКТОР РАЗВИТИЯ

НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ В СИБИРИ....................................... 170

Ак. РАН Гительзон И. И. РАЗМЫШЛЕНИЯ О СИБИРИ........... 178

К. ф.-м. н. Люлько А. Н. ТРАНСФОРМАЦИЯ ИМИДЖА СИБИРИ В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ГЛОБАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ................................................................................ 185

К. ф.-м. н. Ефимов В. С. СИБИРЬ КАК НЕРАСПОЗНАННЫЙ МЕГАРЕГИОН................................................................................ 199

К. э. н. Кычаков А. А. ФОРМУЛА РАЗВИТИЯ СИБИРИ:

ИМИДЖ И ПЕРСПЕКТИВЫ........................................................ 210

К. э. н. Рычков Н. Н. СИБИРЬ: БИПОЛЯРНОСТЬ ИМИДЖА...... 221

Бабичев Л. Н. ИМИДЖ СИБИРИ: ЭКОНОМИЧЕСКИЙ И

ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПАРАМЕТРЫ.............................................. 233

Боков К. В. СТРОИТЕЛЬСТВО ИМИДЖА — ИМИДЖ СТРОИТЕЛЬСТВА......................................................................... 247

Макурин И. И. ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО КАК ФАКТОР

ФОРМИРОВАНИЯ ИМИДЖА МЕГАРЕГИОНА....................... 261

К. и. н. Александрова Н. Н. СИБИРЬ КАК ОБРАЗ И

ВОСПОМИНАНИЕ........................................................................ 271

Васильев М. Г. КОНКУРЕНТНЫЕ ПРЕИМУЩЕСТВА КАК

КОНСТРУКТ ИМИДЖА СИБИРИ.............................................. 282

Д. биол. н. Моргун В. Н. НОВЫЙ ИМИДЖ СИБИРИ КАК НЕОБХОДИМОЕ ЗВЕНО СТРАТЕГИИ РАЗВИТИЯ.................. 292

ИНТЕРВЬЮ С ЗАРУБЕЖНЫМИ ЭКСПЕРТАМИ ПО ТЕМЕ

«ИМИДЖИ СИБИРИ»................................................................... 303

Д-р Маршалл Голдман (США) СИБИРЬ: ПЕРИОД ТРАНСФОРМАЦИИ...................................................................... 305

Д-р Александр Рар (Германия) СИБИРЬ - НАДЕЖДА

ЕВРОПЫ ИЛИ ЧАЯНИЯ АЗИИ?................................................. 320

Д-р Марк Олмонд (Великобритания) СИБИРЬ - РЕСУРСЫ

ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО КАПИТАЛА................................................. 328

Д-р Кристофер Коукер (Великобритания) СИБИРЬ КАК

НОВАЯ КАЛИФОРНИЯ............................................................... 334

Д-р Питер Шульце (Германия) СИБИРЬ - УНИКАЛЬНЫЙ ОПЫТ РОССИИ............................................................................. 337

КРАТКИЕ БИОГРАФИИ АВТОРОВ............................................ 342

ВВЕДЕНИЕ

Книга «Сибирь: имидж мегарегиона» представляет собой своеобразный срез современных представлений о Сибири как мегарегионе и её имидже — разных взглядов известных аналитиков, как российских, так и зарубежных политиков и предпринимателей.

Это обновленная версия книги «Имиджи Сибири», выпущенной двумя тиражами и имевшей значительный резонанс у читателей — представителей разных слоёв населения.

Актуальность проблематики книги не вызывает сомнений, так как обусловлена важностью роли, которую играла и играет Сибирь в исторической судьбе России, в разработке стратегии ее дальнейшего развития и перспектив модернизации. Чем успешнее будут проходить модернизационные процессы в Сибири, чем быстрее здесь будет осуществляться переход от сырьевой экономики к экономике современного типа, тем решительнее будет реализовываться инновационная трансформация во всех сферах и в европейской части России.

Возможно, звучит парадоксально, что модернизацию нужно начинать с Сибири, однако, учитывая масштаб территории, достаточно высокий уровень квалификации рабочей силы и наличие мощных энергетических ресурсов, это вполне реальный вектор развития, конечно, если при этом будет решена демографическая проблема, а именно — приостановлен отток населения, особенно высокообразованных молодых специалистов. «Утечка мозгов», бесспорно, является проблемой не только сибирских регионов, но и всей России. Однако здесь она будет ощущаться наиболее остро, если будет выбран вектор модерни-зационного развития.

При реализации такого проекта следует учитывать, что Сибирь является мегарегионом с особого рода социо-экономическими и культурными алгоритмами, являясь при этом неотъемлемой частью России.

Сибирь находится ближе, чем европейская часть России, к самому перспективному, с точки зрения экспертов, ме-гарегиону мира — Юго-Восточной Азии, поэтому её связи с этим мегарегионом представляются наиболее органичными. Юго-Восточная Азия позиционирует себя, прежде всего, как мегарегион быстро развивающейся инновативной экономики, следовательно, Сибирь не должна позволить превратить себя в сырьевой придаток, ей следует находиться с этим ме-гарегионом как в партнерских, так и в конкурентных отношениях.

Требуется отказ от привычной парадигмы, стереотипа восприятия Сибири как «набора» из ресурсных регионов и формирование концептуального понимания Сибири как пространства роста, трамплина для инновационного рывка. Но это уже «высшая математика», а принятие во внимание весьма сложных геоклиматических условий жизни в Сибири — это «простая арифметика», которая тоже часто не берется в расчет при выработке стратегии.

Одной из причин упрощённого восприятия Сибири, даже на уровне альтернатив, является не только психология потребления, а не развития, но и весьма негативный имидж. То же самое, кстати, можно сказать и о России в целом, если рассматривать её со стороны Запада и Юго-Востока.

В современном мире имидж страны или мегарегиона является не беллетристическим, а экономическим фактором. Позитивный имидж Сибири как мегарегиона будущего может способствовать, например, привлечению внимания крупных европейских компаний, которые сейчас находятся в ситуации поиска новых партнеров и рынков. Важно, чтобы они открывали здесь не только дилерские центры — пункты продажи своей продукции, — но также заводы и фабрики, исследовательские центры и штаб-квартиры крупных компаний.

Сибирь должна стать не просто транзитной территорией, через которую только едут и везут, этаким «шелковым путем», как бы красиво это ни звучало, а сочетанием кластеров современных производств и центров «экономики знания».

Возможно ли это? А почему нет? Кто еще тридцать лет назад думал, что Китай испытает кардинальную трансформацию и станет главным экономическим соперником США, самой развитой экономики мира. Но, чтобы сделать такой рывок, нужна смелая современная стратегия развития, где Сибирь должна играть важную роль, а ее имидж — освободиться от негативных штампов. Так большой корабль очищается от ракушек, налипших на его днище, чтобы двинуться вперед.

В этой книге представлен широкий спектр воззрений на Сибирь, что обусловлено разнонаправленностью сфер деятельности и дисциплин, в рамках которых трудятся эксперты. Эта установка на разнообразие определяет и структуру монографии.

В первом блоке дается концептуальное представление о мегарегионе, его проблемах, стратегии развития, значимости аналитических разработок и центров, а также о необходимости построения нового имиджа мегарегиона (В. А. Толоконский, В. И. Супрун, А. В. Усс).

Во втором блоке представлены взгляды историков, экономистов и социальных философов на различные аспекты имиджей Сибири, рассматриваются исторические предпосылки возникновения современных мировоззренческих концептов о Сибири (В. А. Ламин, С. А. Красильников), анализируются экономические характеристики имиджа (В. И. Суслов, Б. Л. Лавровский), и представлены социо-философские размышления о некоторых сущностных характеристиках имиджа, в частности параметра «столичности» (О. А. Донских, Г. А. Антипов, В. С. Ефимов, И. И. Гительзон).

В третьем блоке представлен веер взглядов политиков и предпринимателей, большей частью уже по конкретным проблемам. Однако все эти статьи примечательны тем, что не носят чисто эмпирический характер — авторы не «зашорены» только своим родом деятельности, поэтому работы этого раздела от-

личаются нетривиальностью суждений, часто не уступающих анализу профессионалов-экспертов.

В книге намеренно отсутствует схоластическая научность, а некоторые статьи вообще написаны в эссеистской манере (Н. Н. Александрова), что отнюдь не снижает уровня их концептуальности. При этом присутствуют точки зрения представителей разных поколений — молодых и зрелых — предпринимателей.

Книга многое потеряла бы, если бы в ней не были представлены взгляды и мнения известных аналитиков из США, Англии, Германии (М. Голдмана, А. Рара, К. Коукера и др.)

Было существенно важно, чтобы свои соображения высказали не журналисты, а именно эксперты, причем эксперты элитного уровня — те, кто публикуется в серьезных изданиях, пишет книги, а не только статьи, то есть те, кто формирует концептуальные представления о России. Все эти люди широко известны, их суждения нетривиальны и могут быть полезны, с точки зрения понимания того, что же думает о Сибири экспертное сообщество Запада, а также вероятности использования некоторых советов при разработке стратегии и формировании позитивного имиджа.

Книга представляет собой многопалубную конструкцию, и команда этого «корабля», весьма своеобразная и интернациональная, объединена одной целью — нанести на карту «новый курс» к модернизированному будущему Сибири. И пусть читатель судит, насколько успешной была эта попытка.

В. И. Супрун, д-р филос. наук, директор Фонда «Тренды»

В.А. ТОЛОКОНСКИЙ

Полномочный представитель Президента РФ в СФО

МЕГАРЕГИОН СИБИРЬ: ЗАДАЧИ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Главное богатство Сибири не только алмазы, уголь и нефть, не только колоссальные запасы чистого воздуха, чистейшей в мире байкальской воды. Это прежде всего человек, его творческая сила, духовное богатство.

А. П. Окладников

У очень многих людей, даже не сибиряков, слово «Сибирь» вызывает множество разнообразных ассоциаций, связанных с необъятными сибирскими просторами, раскинувшимися от Урала до Тихого океана, несметными природными богатствами, уникальным сочетанием тайги и степей, равнин и гор, вечной мерзлоты и палящей жары, редким по красоте озером Байкал и могучими реками — Обью, Ангарой, Енисеем и т.д. У людей старшего поколения Сибирь всегда ассоциируется с великими стройками: созданием нефтегазового комплекса, строительством БАМа, крупных промышленных комплексов и гидростанций. Для человека, родившегося здесь, в Сибири, все это, конечно, воспринимается как малая родина, которой стоит гордиться.

Мало кому суждено увидеть и узнать всю Сибирь, и, наверное, поэтому крупные ученые России и Сибири, понимая все особые богатства и возможности Сибири, старались как можно больше узнать о ней, организовать сюда экспедиции и провести

исследования. Например, академик А. Г. Аганбегян, занимавшийся экономическими проблемами, математикой в экономике, математическими методами прогнозирования, казалось бы, мог ограничиться кабинетной работой или посещать экономически насыщенные регионы. Тем не менее, он постоянно организовывал экспедиции в Арктику, проходил Северным морским путем, посещал и Норильск, и Дудинку, и самые-самые отдаленные территории. Известный ученый и врач В. П. Казначеев тоже проводил много времени в экспедициях, не ограничиваясь одними лабораторными исследованиями. Можно привести еще немало примеров людей, которые, занимаясь проблемами Сибири, обязательно ставили перед собою задачу увидеть все ее многообразие, понять ее особенности, почувствовать специфику отдельных территорий.

Не только просторы и географические особенности, но и фрагменты известных книг и фильмов, таких, как «Угрюм-река», «Вечный зов» и т.д.— таких произведений очень много — формируют особое представление о Сибири. В то же время, когда приходится говорить о Сибири с кем-то, кто ее не знает, кто не бывал здесь, требуется обращать внимание на то, что Сибирь — это не только просторы, не только природные богатства, не только великие стройки и крупные промышленные объекты, но и по-настоящему современные крупные города — мощная база дальнейшего развития Сибири. Ведь импульс развития дают именно крупные города — их научные, образовательные и культурные кластеры. В Сибири находится один из крупнейших городов России — Новосибирск; есть и город-миллионник — Омск, почти миллионный Красноярск; здесь же находятся крупные университетские центры — Томск и Иркутск. И все это — Сибирь. Сибирь как мегарегион.

Думаю, научное употребление понятия «мегарегион» вполне корректно в отношении Сибири — не в административном смысле, а в историко-географическом, т.е. Сибирь в этом случае понимается как территория от Урала до Дальнего Востока. В современном социо-экономическом контексте очень важно интерпретировать понятие «мегарегион» как необходимое и адекватное понятие для создания стратегии современной экономики

и жизнедеятельности социума. Еще совсем недавно жизнедеятельность была максимально привязана к поселениям — будь то небольшое сельское или большое городское образование, так как хозяйственная и непосредственная жизнедеятельность вполне аккумулировались в одном ареале — почти не было миграции, не было мобильности, не было особых транспортных коммуникаций. Потом длительное время в советский период и, может быть, еще несколько лет в постсоветское время хозяйственная, экономическая жизнедеятельность максимально была привязана к субъекту федерации. Существовали отдельные системы жизнеобеспечения, замкнутые энергосистемы, замкнутые системы снабжения населения товарами и услугами. Сейчас же ситуация изменилась — практически все сферы жизнедеятельности выходят за рамки субъекта федерации, они больше не могут быть привязаны к сложившемуся административно-территориальному делению. И это относится не только к России. Бизнес в любой сфере не может сегодня эффективно функционировать в рамках одного субъекта. То же самое можно сказать о крупных университетских и медицинских центрах.

Мегарегион означает наличие тесных связей межрегионального и международного типа. Современные наукоемкие инновационные производства, даже если они совсем небольшие, изначально ориентированы на экспорт, на глобальные рынки, на мировой спрос, на кардинальные тренды. Не может быть роста жизнедеятельности отдельно в Новосибирской, Омской или Кемеровской области. Стратегическое определение мегарегио-нов повышает качество планирования, повышает возможности построения новых межрегиональных связей и в рамках самих мегарегионов. При этом «улучшение» имеющегося или конструирование нового, позитивного имиджа мегарегиона, позволяет усиливать и позиции регионов, входящих в его состав, — все богатство и многообразие Сибири может улучшать имидж каждого отдельного региона. Нельзя противопоставлять бурное развитие некоторых сибирских территорий за счет нефти и газа — например, Иркутской области и Красноярского края — Новосибирской области, где, само собой разумеется, не может быть такого интенсивного освоения сырьевых ресурсов.

Развитие Сибири как мегарегиона позитивно скажется на каждом отдельном сибирском регионе. В современной региональной политике эти связи, к сожалению, практически не учитываются.

Исторический опыт говорит нам, что единство регионов Сибири присутствовало в сознании общества уже в начале двадцатого века. Новосибирск, например, замышлялся и формировался как центр, ориентированный на поддержку развития соседних регионов, т.е. всего мегарегиона. Одной из первых задач, поставленных перед Новосибирском, была подготовка кадров для всей Сибири. На первых заводах Новосибирска создавалось горно-шахтное оборудование для Кузбасса, производилась сельскохозяйственная техника, необходимая для освоения и культивации просторов Алтая, Сибирского Приобья и т.д. Эта стратегия инфраструктурно рассчитана на мегарегион. Далее, Сибирское отделение Академии наук — это, конечно, полномасштабный проект, рассчитанный на всю Сибирь. Причем такое понимание возникло не в 1950-е годы, когда начал строиться новосибирский Академгородок, а еще в годы Великой Отечественной войны, когда геополитическая ситуация определила, что этот уникальный исследовательский центр нужно создавать именно в Сибири.

Электростанции, построенные в советское время, — это экономика и энергетика именно мегарегиона, они не были привязаны к отдельному субъекту федерации. Все эти подходы и стратегии актуальны и сейчас. Речь не идет о том, чтобы отказаться от традиционного подхода к отраслевому, функциональному планированию, тем более что задача современного государства — создать условия для самостоятельного развития конкретных производств, бизнеса, однако государственное регулирование и государственная политика в социальном и экономическом развитии должны более основательно учитывать региональные особенности, стремиться к комплексному, гармоничному развитию мегарегионов, наиболее ярким примером которых на территории России является Сибирь.

Одна из основных задач, стоящая перед экспертным сообществом, — найти некую модель, некий образец, согласно

которому может развиваться Сибирь как мегарегион, или же создать собственный уникальный путь развития. Но прежде всего нужно ответить на вопрос: с чем сопоставима Сибирь как мегарегион? Для полноценного сравнения нужно учитывать природно-климатические, исторические, социо-экономические условия, традиции и национальные отношения.

При разработке стратегии Сибири нужно очень бережно и внимательно учитывать исторически сложившиеся интеграционные связи, которые имеют тенденцию сохранять свой потенциал. У Сибири как мегарегиона очень перспективные отношения с бывшими республиками СССР — нынешними странами СНГ. Эти контакты еще длительное время будут основой нашей экономической, национальной, культурной интеграции, поэтому взаимодействие со странами Центральной Азии — принципиально важный компонент взаимодействия с «внешним миром».

Опыт Китая, особенно Северо-Восточного и СевероЗападного, также весьма полезен для разработки стратегии развития Сибири: там тоже достаточно суровый климат, есть проблемы технического перевооружения, модернизации многих отраслей, это тоже мегарегион, где стоит вопрос альтернатив развития: аграрного, индустриального или постиндустриального. Китайские управленцы нашли вариант синтетического развития, что позволило произвести значительные вложения в северных провинциях в инфраструктуру и промышленность и получить очень мощную отдачу. Безусловно, очень полезно изучать также опыт и Канады, и ряда других стран.

Сейчас крайне важно определиться, как дальше развивать и усиливать те конкурентные преимущества, которые есть в Сибири. На наш взгляд, развитие Сибири как инновационного центра — сегодня вполне реальная перспектива. Глобально сейчас никакие сферы деятельности, никакие территории невозможно рассматривать без инновационного вектора, который определяет направленность всего развития. Другое дело — совершенно неправильно воспринимать Сибирь только как сырьевую «кладовую», как территорию, дополняющую современное промышленное и высокотехнологичное развитие «большой» России и

мира. На самом деле — и в этом состоит серьезное конкурентное преимущество Сибири — здесь исторически заложена база инновационного развития: крупные города, сильные университеты и научные центры — большое количество исследовательских центров, без чего инновационная экономика невозможна. Современная экономика и способы производства все меньше и меньше зависят от материально-вещественных факторов: от зданий и сооружений, от машин и механизмов, от физического расстояния. В ближайшем будущем важнейшую роль будут играть информационные и интеллектуальные факторы, будет происходить генерация и трансформация интеллектуальной энергии. И те факторы, которые длительное время рассматривались как некоторые конкурентные недостатки Сибири: холодный климат, удаленность, слабо развитые транспортные коммуникации, высокая стоимость строительства производственных объектов, — в современной ситуации будут нивелироваться.

Это приведет к повышению миграционной подвижности, поднятию новой волны миграции в Сибирь. Глобализация мира толкает людей к получению каких-то новых, необычных и «тонких» ощущений — хочется насладиться другим пейзажем, испытать на себе проявление другого климата, окунуться в другое пространство.

Если до XX века необычность и привлекательность не были основными критериями в принятии решений по освоению Сибири, то сейчас эти факторы, конечно, необходимо учитывать при выборе стратегических решений по превращению Сибири в современный и конкурентоспособный мегарегион.

Если характеризовать современную ситуацию, то Сибирь сегодня — это сырьевой и индустриальный регион. В то же время, было бы неправильно говорить, что здесь нет аграрного и инновационного развития, финансовых центров. Но инновационные и финансовые центры — это только отдельные точки на территории Сибири, но не Сибирь целиком. А вот сырьевые и индустриальные параметры являются определяющими в нашем мегарегионе, где каждый из его регионов обладает тем или иным природным богатством: где-то это нефть и газ, где-то это уголь и руда, где-то это лес и вода — и везде есть крупные промышленные объекты.

Разрабатывая стратегию развития Сибири как мегарегио-на, не очень продуктивно противопоставлять «поддержание» и модернизацию наших сырьевого и индустриального секторов инновационному развитию. Просто Сибирь — и в этом, на наш взгляд, еще одно ее конкурентное преимущество — уже обладает разносторонним потенциалом. В Сибири есть не только заводы и шахты, но и несколько десятков современнейших исследовательских центров, есть университеты с очень сильными традициями — эту данность тоже необходимо принимать во внимание. У нас уже есть города-миллионники, современные аэропорты и мощная Транссибирская магистраль — и это нельзя игнорировать. В то же время у нас есть огромные богатства, которые могут и должны сработать на развитие Сибири, если правильно организовать добычу сырья — в первую очередь, конечно, нефти и газа, — и сформировать в Сибири современные отрасли нефтегазохимии, если использовать тот, уже прописанный в законах, механизм создания особых экономических зон с особыми налоговыми режимами. Россия многообразна, и вряд ли возможен общий подход к развитию абсолютно всех ее территорий — вот та принципиальная позиция, которая должна стать ключом к региональной политике. Да, некоторая историческая практика нашего государства заставляет иногда настороженно относиться к введению особых экономических и налоговых режимов, особых зон. Ведь то, что мы сейчас называем «особыми зонами», трактуется как некая премия: сначала докажите свою эффективность, тогда, может быть, и получите какие-то льготы. А нужно наоборот — заранее давать сигнал экономике, бизнесу и обществу в целом, что здесь, в Сибири, присутствует особый налоговый климат, а не только морозы. Нужно выдвинуть лозунг: «Идите сюда! Вкладывайтесь и приумножайте свои богатства!». Нужно дать инвесторам понять, что здесь их ждут даже более привлекательные условия, чем в Китае или Казахстане. В конце 1970-х - середине 1980-х годов имидж Китая был гораздо сомнительнее, чем имидж нынешней Сибири. Там только что вышли из культурной революции, там не было современной инфраструктуры, не было полноценного человеческого капитала. Но, послав глобальным предпринимательским структурам

мощный сигнал: вас ждут низкие налоги и благоприятные условия для производства, — Китай сумел аккумулировать огромные инвестиции, показать свою работоспособность и организацию. Загадочный феномен — китайский трюк — практически из ничего создать очень сильную экономику мирового уровня, конкурирующую с экономикой США. Поэтому вряд ли можно отпугнуть инвестора какими-то негативными имиджами Сибири, наоборот, эти «страшилки» могут обратиться в очень мощное преимущество. Современному инвестору, современному бизнесу не хватает сегодня мегапроектов. Сегодня уже нельзя удовлетворить запросы крупных компаний вложениями в гостиницы, в магазины, в торговые центры и т.п. Современному бизнесу нужны стремительные и протяженные железные дороги, сложные коммуникации, мощные гидростанции и нефтеперерабатывающие комплексы, впечатляющие аэропорты — и это все можно разрабатывать в Сибири, в отличие от других регионов, где это все разместить нельзя: нет подходящих территорий, необходимого уровня энергетики, наконец, нет даже соответственно настроенных людей.

Необходимо также понимать, что сегодня активно рождается другая экономика — экономика знаний. И это значит, что все больших и больших вложений требует не нефтепереработка, а университеты, научно-инновационные и аналитические центры. Необходимо создать все условия для развития уникальных примеров изобретательства, творчества, инновационности в нашем мегарегионе. Продукт будущего виртуален — он, скорее, в голове, в особом образе мышления людей, которые, по сути, не привязаны к какому-то рабочему месту и к конкретному продукту производства. Специалисту экспертного уровня не нужно в сорокаградусный мороз заводить машину и обязательно ехать в офис, он может работать в комфортных для себя условиях — у него просто по-другому организовано мышление. Кроме того, он умеет объединять таких же интеллектуально продвинутых экспертов и за счет интеграции интеллектуальных энергий получать совершенно новый продукт. При этом мы сталкиваемся с неким парадоксом: с одной стороны, мы стремительно входим в информационный век, но с другой стороны — в мире явно ощу-

щается дефицит концептов, концептов как таковых, более-менее стройных, объясняющих стратегию и дающих видение. Справиться с этой проблемой поможет создание и развитие аналитических центров — института, которому в мире уделяется все больше внимания. К сожалению, в России еще недооценивается роль аналитических центров, их мало. Тем не менее, существует довольно острая необходимость в продуцировании и разработке концептов междисциплинарного типа, а значит, и в подобных «фабриках мысли». Однако для появления организаций такого рода необходима определенная среда: сильное университетское образование, сильные, а главное — независимые исследователи. Вряд ли будет дееспособным центр, выполняющий только заказ государства. Да, этим центрам нужна востребованность, нужны элементарные средства к существованию, но, в первую очередь, они должны быть независимыми — как только в таком центре появляется психология исполнителя, работа начинает терять объективность, а стало быть, и ценность. Необходимо, чтобы был общественный заказ, собственное творчество, чтобы эти центры объединяли самодостаточных, независимых и в то же время внутренне очень ответственных людей, а такие люди, безусловно, есть в нашем мегарегионе и государстве в целом.

Стоит подчеркнуть, что особенностью этих центров в нашем мегарегионе должны стать усиление регионального подхода, анализ мегарегиональной политики и прогнозирование развития социо-экономической ситуации. Как правило, подобные организации занимаются общераспространенными экономическими, социологическими или политологическими вопросами и редко успешно адаптируют акуальную проблематику к региональным особенностям, а тем более к мегарегиональным задачам. Прежде всего нам необходимо ответить на вопрос: в чем, собственно, заключается наша геополитическая задача, в чем наша сверхзадача, — чтобы за счет особых возможностей, особых преимуществ и особого места нашего мегарегиона можно было более четко рассчитать и векторы развития Сибири. В этом случае вполне возможно добиться максимально эффективного сочетания общегосударственных интересов с интересами конкретного региона. Поэтому понятие мегарегиона важно для

решения очень многих практических управленческих задач. За этой концепцией будущее.

Нынешняя ситуация такова, что определенная аналитическая база активно представлена только в столице, но не в регионах. Отчасти по этой причине многие региональные и мегарегиональные проблемы до сих пор не получили своих адекватных и действенных решений. Поэтому задача региональных экспертов — выходить со своими свежими идеями на федеральный уровень, участвовать в глобальных обсуждениях, чаще появляться в поле зрения федеральных СМИ и пытаться как можно эффективнее донести свои аналитические разработки до Москвы. Руководитель региона, если он действительно заинтересован в более продуктивном диалоге с обществом своей территории, а не только с Москвой, должен, не дожидаясь задания «сверху», найти оптимальный вариант развития своего региона — с помощью аналитиков и таких «фабрик мысли». Если же его позиция достаточно пассивна, низведена до роли «выполните те поручения, которые даны руководителями государства, реализуйте те программы, которые уже сформированы» — темпы развития ощутимо замедляются, и больше ответственности необоснованно перекладывается на федеральный центр и аналитиков из столицы.

Однако прежде чем регионы смогут участвовать в подобных обсуждениях наравне с Москвой, нам необходимо научиться правильно формулировать и продвигать свою концепцию и своих лидеров в исследованиях. Любой подобный проект, с одной стороны, привлекает внимание и интегрирует нас с общей системой, с другой — объединяет вокруг себя активных, талантливых, неравнодушных людей, которых в Сибири очень много. Когда мы говорим о потенциале Сибири, мы должны понимать, что человеческий капитал за счет больших городов, за счет университетских центров, современных отраслей экономики здесь развит достаточно хорошо, и использовать его надо более эффективно. Это является конкурентным преимуществом Сибири.

Кроме того, необходимо не только самим выходить на федеральный уровень, но и повышать статус мегарегиональных

конференций, изданий, привлекая международное экспертное сообщество для наших дискуссий и встреч. Сегодня практически каждый сибирский регион уже сформировал себе площадку, которая действительно привлекает и российских, и международных экспертов и специалистов, но эти площадки еще недостаточно интегрированы, еще не всегда проведение таких форумов подкреплено подготовкой и реализацией на достойном уровне. Этот процесс должен быть непрерывным: сначала идет подготовка к очередной дискуссии, к очередному смотру интеллектуальных сил, потом идет реализация интеллектуального продукта, воплощение его в жизнь, затем опять идет подготовка и реализация. Круговорот идей — жизненная сила общества.

Любая работа по укреплению позиций мегарегиона и представлений о нем предполагает использование всех составляющих гражданского общества: и научно-экспертное сообщество, и гражданские инициативы, и общественные организации, и самодеятельность граждан. Это, опять же, дает вполне благодатную почву и благоприятные условия для более качественного, по-новому организованного диалога власть-общество, общество-власть, потому что плохо, когда подобные вопросы обсуждаются только во властных структурах или, наоборот, их обсуждают только ученые и общественные деятели, а государственные институты от них отстраняются. Вот это как раз то поле, которое может эффективно объединить государственные институты и институты гражданского общества, притом на пути к простой и понятной для общества и каждого гражданина цели. Именно в поиске наилучших проектов дальнейшего развития заключается тот патриотизм к России, к Сибири, который может объединить очень многих людей, очень многие силы на пути развития.

Д-р филос. наук В. И. СУПРУН

Директор Фонда «Тренды», заведующий кафедрой философии ИФиПр СО РАН

СИБИРЬ: ИМИДЖ МЕГАРЕГИОНА

Леса и горы скопом, Земли довольно, чтоб на ней Раздаться вширь пяти Европам Со всею музыкой своей.

А. Т. Твардовский

Идея мегарегиона возникла не так давно и наиболее подробно была разработана в публикациях К. Омаэ, японского экономиста и политолога. Согласно этой концепции, мегаре-гион включает в себя несколько стран, обладающих определенной экономической, социальной и культурной общностью, как, например, Юго-Восточная Азия. Однако, с нашей точки зрения, мегарегион — это некий конгломерат регионов, имеющих экономическую, историческую и политическую общность. Таким образом, несколько мегарегионов могут располагаться в пределах одной страны. Например, юг Соединенных Штатов Америки, может интерпретироваться как отдельный мегарегион с Техасом в качестве связующего штата. То же самое можно сказать и о Китае: юг Китая отличается от севера, как в экономическом, так и в культурном плане. В то же время, Канаду, обладающую большой территорией, но сравнительно малым количеством населения, вряд ли стоит разбивать на отдельные мегарегионы, так как южная часть Канады состоит из англоязычного (провинция Онтарио со столицей Торонто) и франкоязычного регионов (провинция Квебек с одноименной

столицей), то есть они являются именно регионами, находящимися рядом, но не представляют собой единый мегарегион, в силу различной культурной идентичности, что демонстрируют нам итоги неоднократных голосований по поводу государственной независимости Квебека.

При всестороннем анализе мегарегиона как особого социо-экономического феномена следует учитывать целый ряд факторов:

Прежде всего, мегарегион отличается от региона более масштабной территориально-пространственной характеристикой, которая подразумевает наличие обширной территории с достаточно высоким уровнем населенности, не менее 25-30 миллионов жителей, как, например, в Канаде или Сибири. Как правило, население мегарегиона располагается относительно компактно вокруг какого-либо промышленного ядра или же вдоль транспортной магистрали. Кроме того, пространственная характеристика важна при формировании стратегии развития мегарегиона и в геополитическом отношении. Последнее, конечно, зависит от места расположения данного мегарегиона, близости или удаленности от центров развития и влияния на мировые экономические и политические процессы. Сибирь расположена близко к весьма перспективному, с точки зрения многих аналитиков, мегарегиону — Юго-Восточной Азии.

Пространственная характеристика влияет и на мировосприятие жителей мегарегиона — они более склонны к масштабным проектам и вызовам. Жители такого мегарегиона предприимчивы, они не теряются во времени и пространстве, оказавшись перед необходимостью принятия решения. Их не пугает движение по этому пространству и перемещение из одной точки в другую. Подобная черта была характерна для американской волны освоения Запада США и Аляски, а также для русских первопроходцев, дерзновенно шедших в Сибирь и далее, к Океану. Понятие мегарегиона дает возможность более глобального восприятия мира, ломает рамки повседневной рутины, генерирует волевой импульс большим группам людей, способствуя их латентному стремлению к эксперименту и риску.

Сибирь как мегарегион испытывает определенный недостаток населения, такая же проблема, кстати, стоит перед Канадой. Но перспективы Сибири, с нашей точки зрения, выглядят более обнадеживающими, чем в Канаде, где вырублены леса и тундра, ведь в Сибири — тайга, горы, великие реки, превосходящие, например, Маккензи — крупнейшую реку Канады — по мощи и красоте.

Чтобы состояться, мегарегион должен обладать культурно-бытийной самоидентификацией на основе общности территории, которую люди, живущие здесь, воспринимают как свою Родину, а также на основе коммуникативной общности языка, обычаев и традиций. При этом мегарегион не исключает культурного и языкового разнообразия, например, наличия национальных диалектов и других языков. Важно, чтобы люди, населяющие его, тождественным образом воспринимали Пространство и Время, чтобы существовало восприятие единства истории и традиций. Ощущение сопричастности к происходящему в мегарегионе и его судьбе позволяет сформировать некое культурное единство, что важно для движения мегарегиона по пути развития, а не консервации старого и раздробления на отдельные региональные блоки. Культурная самоидентификация немыслима без наличия ценностного кластера: базисных убеждений, на которые опираются жители данного мегарегиона, сталкиваясь с проблемами и принимая значимые решения. Естественно, что мегарегион не может рассматриваться только с точки зрения пространства, демографии и культурной самоидентификации, без учета экономических связей и стратегии развития. Разностилевое развитие мегарегиона без формирования его стержня и постановки гиперцелей вряд ли имеет смысл. В силу вышесказанного Сибирь может рассматриваться в нескольких ипостасях:

• Сибирь как сырьевой придаток европейской части России, источник, обеспечивающий нефтью, газом и другими ресурсами развитие экономики европейской части;

• Сибирь как модернизационный актив России, т.е. ее заводы, фабрики должны производить современную продукцию, конкурентоспособную и на внешнем рынке, что важно в силу действия тенденций глобализации;

• Сибирь как кластер инновационного развития, благодаря наличию крупных научно-исследовательских и образовательных центров, например, в Новосибирске, Красноярске, Томске.

В то же время некоторые политики и эксперты предлагают концепцию существования Сибири в качестве некоей «ничейной» земли, кладовой ресурсов для всего мира, преимущественно западного. Хотя такой подход может быть привлекателен и для бурно развивающегося соседнего мегарегиона — Юго-Восточной Азии. Естественно, что для нашей страны подобный вектор развития не может рассматриваться как приемлемый, так как по существу он ведет к отторжению Сибири и дезинтеграции на различные зоны добычи полезных ископаемых, принадлежащих разным государствам. Для России это означало бы не только потерю гигантской территории, богатой ресурсами, но и колоссальную геополитическую травму, которая может привести к сжатию самой России в пределах так называемой Московии.

Не только теоретическое введение понятия «мегарегион», но и его практическое применение позволит создать современный модернизированный кластер притяжения для близлежащих мегарегионов мира и стать «экспериментальной площадкой» для смелых и венчурных идей.

Интеграционные связи внутри мегарегиона могли бы быть усилены при наличии тесной кооперации со стороны образовательных структур высшего уровня, которые могли бы создать базис для формирования образовательного мегацентра, способного конкурировать с лучшими университетскими кластерами Запада, например, с Американской Лигой Плюща, объединяющей 8 старейших образовательных центров Америки (Гарвард, Принстон, Йель и другие).

Сибирский мегарегион находится в благоприятной ситуации с точки зрения научно-образовательных проектов, так как у него есть интеграционные механизмы в лице Сибирского отделения РАН, которое может координировать исследовательские проекты в составе мегарегиона, но для этого требуется ясное видение, достоверная стратегия, и твердая воля.

К трудностям эффективного функционирования сибирского мегарегиона можно отнести следующее:

• отсутствие по-настоящему крупных инвестиций в перспективные инновационные и модернизационные проекты;

• недопонимание геополитической и экономической значимости роли Сибири для России;

• отсутствие полноценных и масштабных международных контактов, без которых Сибирь обречена на роль провинции в глобальном разделении труда;

• отсутствие саморефлексии посредством аналитических центров, необходимой для понимания контекста, в котором существует Сибирь в современном мире, разработки стратегии ее развития и изменения непривлекательного имиджа, который настоян на мифах и идеологемах, явно не соответствующих становлению мегарегиона как конкурентоспособного проекта.

В последнее время, как никогда ранее, становится актуальным вопрос о формировании нового, позитивного имиджа не только России в целом, но и ее отдельных регионов, в частности Сибири. Этот огромный в географическом и геополитическом смысле регион размером с континент, раскинувшийся от Урала до Тихого океана, что позволяет назвать его мегарегионом, явно нуждается в обретении нового имиджа. И необходимо это не из соображений сиюминутной моды или вымышленного престижа, а диктуется самой динамикой глобальной и мегарегиональ-ной конкурентной борьбы за политическое влияние, экономические преимущества, финансовые и человеческие ресурсы.

Позитивный имидж, имеющий стратегическую направленность, должен быть у любой уважающей себя страны и у любого ставящего перед собой крупные задачи мегарегиона. Не будет такого имиджа — не будет денег, называемых инвестициями. Негативный или невнятный имидж мегарегиона приведет к тому, что он будет представляться в виде калейдоскопа отдельных регионов, находящихся в фазе перманентной конкурентной борьбы за ограниченные ресурсы инвесторов и внимание федеральных властей. Не будет положительного имиджа — и пришествие крупных корпораций и банков будет отложено надолго, а

если они и придут, то лишь после других, более «продвинутых» регионов, по остаточному принципу. Имидж «некомфортного» региона с низким качеством жизни воспрепятствует притоку квалифицированной рабочей силы, не позволит решить демографические проблемы и увеличит «утечку мозгов», подтолкнет миграцию в более привлекательные регионы.

При этом построение или обновление имиджа — задача не для имиджмейкеров или полит-технологов. Их время придет позже, когда появится концепция или базисная идея имиджа — фундамент, несущие конструкции, каркас, на основе которого можно что-то строить, и только затем можно совершать процедуры по «украшению», придавая своеобразную привлекательность самому зданию.

Задача создания имиджа — это вызов для лидеров и аналитиков, которые обладают видением. Далеко не всем экспертам, политикам и топ-менеджерам присуще это бесценное, как показывает опыт, качество — видение. Интересно, что все современные «гуру» в области управления, как политического, так и делового (П. Дракер, Фр. Хессельбайн, Дж. Най и др.), указывают на важность и сопряженность имиджа и видения. Это понятно, так как имидж должен быть обращен в будущее, без видения он теряет свою привлекательность, эффект полета в перспективные дали. Также и разработка какой-либо стратегии без видения, только на основе расчетных моделей — уже вчерашний день.

Современный мир — это мир быстро меняющихся ситуаций, настоящая игра переменных: политических, экономических, культурных и т.д. Слишком много игроков, слишком много вызовов, рассчитать появление которых невозможно, а предвидеть и «уловить» — желательно.

«Новейшая экономическая история Российской Федерации характеризуется огромным прогрессом, который, однако, сопровождается значительным числом проблем, тормозящих развитие...

Нет сомнения, что Россия — это страна огромного и нереализованного потенциала»1 (то же самое относится и к сибирскому мегарегиону — В.С.).

1 The Russia Competitiveness Report 2011. World Economic Forum, 2011. P. 3.

Позитивный имидж может позволить стране, мегарегио-ну или региону чувствовать себя более уверенно, действовать активно, не просто реагировать на возникающие проблемы, а созидать ситуацию, привлекать сторонников и партнеров.

С негативным или невнятным имиджем невозможно добиться не только притока инвестиций, но и привлечения квалифицированных мигрантов, что существенно важно в условиях демографического спада, вовлечения крупных компаний в реализацию значимых проектов, размещения на территории их региональных штаб-квартир, присутствие которых, в свою очередь, повышает имидж региона.

Имидж страны или мегарегиона может стать фактором серьезного конкурентного преимущества в условиях интенсивной глобализации и возрастания конкуренции по всем векторам развития, но он же может привести и к «отбрасыванию» страны или региона на периферию не только экономических, но и геополитических процессов.

Все ускоряющаяся глобализация также заставляет страны и регионы, города и сообщества во все большей степени конкурировать друг с другом, борясь за внимание как национальных, так и наднациональных структур, как отечественных или региональных СМИ, мегапрессы, а также международной «сети» и, прежде всего, влиятельного экспертного сообщества.

Не только дела, но и слова и образы играют огромную роль в нашем, в значительной степени, виртуальном мире. Имидж — это «послание», которое транслируется вовне — «городу и миру». Задача усложняется тем, что, особенно в отсутствие устойчивого имиджа — подлинного брэнда и сложившихся в общественном сознании стереотипов, нередко наличествует не имидж, а некий калейдоскоп представлений, часто вступающих в противоречие друг с другом, что затрудняет не только созидание, но и просто формирование позитивного имиджа.

Чтобы определиться, «выбрать» имидж из веера альтернатив, необходимо предпринять аналитическую экспедицию в поле различных представлений, составить некий «гербарий» из этих естественно или неестественно исторически возникших «растений» — образов. Это интеллектуальное путе-

шествие — непростая междисциплинарная задача для экспертов и аналитиков, которые должны суметь селекцировать соответствующий вызовам современности образ, а затем попытаться сформулировать концепт позитивного имиджа.

Ценность или рейтинг предлагаемого продукта, а таковым может являться не только нечто материальное (заводы, дороги, самолеты или прохладительные напитки, например «Кока-кола»), но и сама деятельность как таковая, которая может стать стержнем имиджа или брэнда — устойчивого «фирменного знака» страны или региона, являются результатом системных организационных, политических и экономических усилий.

Разработка имиджа того или иного региона или города является не только трудоемким предприятием, но и областью достаточно новой, неизведанной, — работ в этой сфере мало, а технологии применяются весьма упрощенные, заимствованные из маркетинга или PR-акций.

Сам предмет разработки представляется весьма сложным, требующим комплексного анализа — не только экономического, но и исторического, культурологического, социологического и т.д. Требуется обработка большого массива информации, а также изучение точек зрения как экспертов, так и политического и делового сообщества, не говоря уже об анализе общественного мнения как в регионе, так и в России в целом, а также и за рубежом. Ведь имидж региона или города направлен не только на внутреннее, но и на внешнее потребление.

Конечно, эта работа — во многом креативная и субъективная, основанная на ценностных предпочтениях самого аналитика, требующая воображения, как, например, мастерство составителя икебаны, который из разных растений создает нечто необычное и привлекательное. Чтобы по мере возможности избежать субъективизма, концепт имиджа должен базироваться на объективных данных, выявлении тенденций развития социума.

Теперешние имиджи Сибири носят весьма расплывчатый характер и к тому же конфликтуют между собой. Если попытаться дать их предварительную, «рабочую» классификацию, то получится следующая картина:

• исторический имидж, который ассоциируется с дружиной Ермака и ссыльными декабристами, переселенцами эпохи Столыпина и вольницей сибирского крестьянства, охотниками, бродягами и золотодобытчиками, в конце концов — с каторжниками;

• географический имидж вызывает в представлении бескрайние просторы, бесконечные зимы с лютыми морозами, тайгу с медведями, могучие реки и жемчужный Байкал и дорогу длиной в тысячи километров — путь к Океану;

• индустриальный имидж — бездонные кладовые сырья: нефти и газа, угля и золота и т.д.; шахты и комбинаты, гидроэлектростанции, Транссиб и Турксиб, промышленно развитые города и... загрязнение девственной природы;

• модернистский имидж — вполне современный регион с развитой наукой, перспективами создания высокотехнологичных производств, качественными университетами и «уровневой» культурой и т.д., но этот имидж, как правило, связывают не со всем регионом, а с Новосибирском и Томском.

Возможны и другие классификации, как по базисному элементу (энергетическая мощь), так и по вектору развития (транспорт, коммуникации) или по эмоционально-образному восприятию (страна холода, вечной мерзлоты и бескрайних просторов).

«Люди, которые выросли в Америке и в западной Европе, привыкли к мысли, что Запад доминирует в мировой экономике, но, по сути, аномальным , что группа из чуть более 30 стран с небольшой долей мирового населения должна заказывать музыку»2.

Совершенно очевидно, что регион нуждается в разработке позитивного имиджа и в его продвижении в восприятии людей, «впечатывании» его в современный культурный контекст, не только в России, но и за рубежом.

Конечно, имидж Сибири тесно связан с имиджем России, который в настоящее время, как показывают данные различных опросов и рейтингов, выглядит не очень привлекательно. От-

2 A game of catch-up (Special Report) // The Economist, Sept. 24th, 2011. P. 4.

метим здесь, прежде всего, требующий разрушения устойчивый стереотип представления о России как об агрессивной, принципиально недемократической и консервативной стране, сложившийся в сознании не только среднего западного человека, но и представителей элитарных слоев — политиков и бизнесменов. Этот стереотип постоянно подпитывается или не очень компетентными, или же идеологически ангажированными средствами массовой информации, которые провозглашают наступление нового этапа конфронтации.

Наряду с этим существуют многочисленные сконструированные идеологические модели, интерпретации прошлого и настоящего России, а также прогностические оценки перспектив ее развития, которые часто носят характер не просто скептический, а негативный и провозглашаются видными западными политическими аналитиками, например З. Бжезинским.

Естественно, что Россия и такой огромный и исключительно важный ее регион, как Сибирь, должны сделать все возможное, чтобы изменить нелестное представление о себе, так как, с одной стороны, оно не соответствует истинному положению дел, а с другой — позитивный имидж позволил бы создать благоприятную среду для реализации многих взаимовыгодных проектов, улучшить инвестиционную ситуацию. Необходимо изменение общественного мнения Запада во всех его структурных элементах, а именно: мнений бизнес-сообщества, представлений политиков и суррогатных восприятий «простого человека с улицы».

Эти восприятия настояны на истории, на незнании и на тех суждениях-посланиях, с которыми выступают аналитики. Важнейшими ингредиентами подобных восприятий являются обычные, казалось бы, сообщения, публикации, которые появляются в средствах массовой информации. Этот весьма сложный, часто убийственный по своему воздействию коктейль из неких бликов, обрывков сообщений, предрассудков и стереотипов определяет не только реакции «простых людей с улицы», но и решения и поведение политиков и предпринимателей.

В то же время невозможно изменить имидж, обратившись к неким, даже широко известным, PR-компаниям, которые мо-

гут в какой-то степени повлиять на ход и результаты избирательной кампании, «продавить» какой-либо, даже непопулярный, законопроект, но в силу своего чисто прикладного ремесла не способны воздействовать на сложившиеся глубинные представления о той или иной стране или регионе.

В современном социальном контексте, в условиях становления «экономики знания», это под силу лишь высококвалифицированным экспертам, которые призваны не только обеспечить прочность фундамента для принятия значимых решений, но и дать видение перспектив, образ, пусть иногда и не вполне четкий, той или иной страны. Это новый принцип «синтетической» или «креативной» аналитики, когда фактические данные приобретают контуры образа, некоего мессиджа — послания.

Такого рода публикации мессиджевого характера в авторитетном издании могут не только определить выбор альтернатив, но и сформировать новые представления и даже модели поведения в политическом и экономическом пространстве. К таким влиятельным концептуальным представлениям можно отнести, например, идеи «футуршока», «третьей волны» О. Тоффлера, «конфликта цивилизаций» С. Хантингтона и «гибкой власти» Дж. Ная. Изложенные в книгах названных авторов эти идеи стали частью дискурса для лидеров политического и экономического истеблишмента Запада. И имидж, и перспективы той или иной страны или макрорегиона эти лидеры рассматривают и оценивают сквозь призму данных влиятельных моделей глобальных процессов, как бы накладывая их на тенденции развития, чтобы понять степень инновативности, оценить способность к гибкому реагированию на вызовы будущего, адекватность человеческого потенциала модернизационному процессу.

Следовательно, на современном этапе необходимо не просто разрабатывать некие стратегические программы, но прежде всего обеспечить их концептуальную обоснованность, которая, в свою очередь, вытекает из анализа некоей игры переменных, в их трендовом развитии, из сфер политики, экономики и культуры. В то же время при разработке макростратегических программ для успешной их реализации необходимо принимать во внимание наличие неких имиджей-образов, которые находятся

на уровне культурного подсознания, не будучи оформлены ни теоретически, ни даже понятийно.

Рассмотрим некоторые принципы построения имиджа в современном контексте.

Динамизм — одно из ключевых качеств современного имиджа. Динамизм характеризует способность к переменам, к быстрому реагированию на вызовы, к трансформации своих структур и поиску новых возможностей.

Если регион воспринимается как медленно развивающийся, как «слишком устойчивый», т.е. по сути инерционный, то трудно надеяться, что имидж неповоротливого, негибкого субъекта вызовет желание к сотрудничеству с ним в осуществлении креативных проектов. В лучшем случае его будут рассматривать как объект для манипуляций или же просто игнорировать.

Динамизм как компонент имиджа рождается не из суетливости повседневной жизни. К примеру, автомобильные пробки на дорогах не могут рассматриваться как признак бурного развития города, а, скорее всего, как отсутствие стратегического плана урбанистического развития и показатель снижения, а не повышения качества жизни. Пробки — они и есть пробки: это стояние, а не движение. Автомобильные пробки — символ иррациональности современного положения дел. Динамизм предполагает прежде всего максимальную быстроту принятия решений, но просто решений недостаточно при отсутствии смелого стратегического плана и выраженного концептуального видения, которое становится движущей силой имиджа.

Динамизм как компонент имиджа и имидж динамичного региона тесно взаимосвязаны как структурный и образный феномены и органично соответствуют динамизму конкуренции, когда соперничество за внимание идет не только с рядом расположенными регионами или соседними городами, но и с регионами и городами, находящимися в других частях страны или даже света.

Так, например, Горный Алтай претендует на брэнд «российской Швейцарии», что подразумевает наличие природных условий, не уступающих швейцарским, а то и превосходящих последние, — красоту ландшафта, качественную экологию и

т.д. Это предполагает, по идее, готовность конкурировать с этой прославленной своими природными достопримечательностями и туристическим сервисом страной за «место под солнцем». Однако намерение приобщиться к уже раскрученному брэнду может привести к негативным последствиям, если не подкрепляется наличием соответствующей инфраструктуры, т.е. когда декларируемое не совпадает с реальностью. Не лучше ли в этом случае создать свой собственный, оригинальный брэнд?

Другим примером конкуренции может служить соперничество между Новосибирском и Томском за имидж «самого просвещенного» города Сибири, за звание «центра сосредоточения интеллектуальной и научной деятельности». При этом каждый город выкладывает свои «козыри»: один — прославленный, по крайней мере, во второй половине XX века, Академгородок, другой — старейший в Сибири университет. Очевидно, что это конкуренция не просто за «лавры просвещенности», а за внимание и инвестиции со стороны властных и предпринимательских структур, а также за привлечение становящейся все более дефицитной талантливой молодежи, а то и просто за пополнение рядов местного студенчества.

Однако в обоих случаях следует иметь в виду, что реферирование к прошлому, обращение к былым успехам недостаточно, так как в современных условиях чрезвычайно важны динамизм и инновативность развития. Данный брэнд требует реинжиниринга или даже переизобретения, только тогда прошлое начнет работать на будущее, даст новый импульс креативному процессу. Иначе прошлое может «закольцевать» развитие на себе, воспроизводя все более ухудшенные копии когда-то яркого оригинала.

Парадоксальность имиджа заключается в том, что, с одной стороны, это вещь непостоянная, что в большей степени касается брэндов товаров, а с другой стороны — достаточно константная, и это касается имиджа страны или региона. Трансформация имиджа происходит естественным и «неестественным» путем — через выработку целенаправленной стратегии. Ведь имидж, однажды возникнув, с трудом подвергается изменению в массовом сознании. Например, как отмечалось выше, имидж

России как опасного, непредсказуемого и загадочного соперника прочно засел в сознании не только европейского обывателя, но и весьма продвинутой элиты. При этом трансформацию неблагоприятных для России представлений необходимо вести по двум направлениям — разрушать старое и одновременно предлагать новое, подкрепляя его реальными делами и свершениями. И конечно, усилия маркетологов и маркетинговых компаний выглядят в этом отношении не просто наивными, но и вредными. Что хорошо при продаже «кастрюль», бесполезно при продвижении имиджа региона.

Непродуманные, неконцептуальные имиджевые кампании способны принести большой вред, если посредством их будут предложены ложные или иллюзорные образы страны, региона или города. Ведь «потемкинские деревни» так и останутся раскрашенными декорациями, которые могут обмануть, и то ненадолго, простака, а не достаточно информированного европейца или американца. Незамедлительно этим воспользуется и конкурент, которому непродуманное имидж-творчество оппонента может подарить возможность развенчать дутый имидж, уличить его «творцов» в лживости, глупости или некомпетентности. Все эти варианты плохи.

Конечно, брэнд промышленного товара утвердить и разработать легче, его только нужно суметь «раскрутить», хотя и это непросто, и поддерживать посредством надлежащего качества продукции или услуг, чутко реагируя на запросы потребителя и делая акцент на ценностях, воплощенных в товаре. Так, торговая марка японских автомобилей означает такие ценности, как качество и надежность, удобство и утилитарность. Эти же характеристики стремится задействовать и Китай, но при этом делая акцент на дешевизне своей продукции, что в принципе достаточно несложно, учитывая уровень стоимости рабочей силы в одной из последних коммунистических стран.

Однако имидж региона или города — совершенно иная вещь, более сложная и трудноопределимая, которую нельзя свести только к экономическим факторам, таким как налоговые послабления или дешевизна земли. Здесь часто фигурируют другие параметры. Например, при определении рейтингов городов

мира в исследовании, проведенном еще в 2007 г. при поддержке консалтинговой компании Global Market Insight, крупнейшего в мире поставщика комплексных решений для международных маркетинговых исследований, принимались во внимание следующие характеристики3:

• впечатление, производимое городом;

• вклад в мировой прогресс;

• ритм жизни;

• красота и климат местности;

• набор «увлекательных» занятий, возможность которых предоставляет город (имеются в виду не только развлечения);

• общая безопасность и комфортность жизни;

• дружелюбие жителей;

• благоприятные условия для отдыха и туризма. Очевидно, что выбор параметров носит весьма произвольный характер. Одни из них поддаются расчету, другие же имеют оценочную природу. Интересно, что по сумме этих характеристик из 60 городов Москва заняла 48-е место, а Санкт-Петербург — 40-е.

В то же время, с нашей точки зрения, здесь недостает важнейших составляющих имиджа региона или города, как-то:

• «историческая глубина» региона;

• динамизм и перспективность развития;

• уровень и качество культуры;

• образовательный потенциал;

• демографическая динамика (т.е. степень однородности или разнородности населения, количество носителей «других» культур и т.д.).

Если вернуться к вышеупомянутой классификации, оказывается, что по своим географическим характеристикам Москва оказывается только на 60-м месте, а Петербург — на 58-м. Что же тогда говорить о сибирских городах с точки зрения их расположения? По-видимому, нужно набирать вес благодаря другим преимуществам, если они вообще имеются.

3 How the World Views Its Cities. The Anholt City Brands Index.

Режим доступа: www.citybrandsindex.com.

Климатические параметры, конечно, играют большую роль, например, с точки зрения туризма и миграции. Города, которые не обладают климатическими преимуществами, должны серьезно работать над тем, чтобы «согреть» свой образ. Это подразумевает положительное восприятие социальной, культурной и экономической — именно в такой последовательности — сфер жизни региона или города. Трудно «утеплить» восприятие города, если качество жизни и среда обитания весьма неблагоприятны — в городе мало зелени, парки и сады вырубаются, а люди недоброжелательны. Также и фактор гостеприимства является одним из весьма значимых при восприятии и оценке города.

Несмотря на представление русских о самих себе как о гостеприимном народе, Москва по этому показателю заняла последнее, 60-е место. Почему это так? Возможны два ответа. Или в Москве живут вообще не русские, но тогда кто? Или же эта ценность — доброжелательность — оказалась утерянной в вихре социальных перемен.

Конечно важно, чтобы у города был свой фирменный знак. С. Анхольт пишет: «Города были всегда брэндами: Париж — это романтика, Милан — это стиль, Нью-Йорк — энергия, Рио — веселье и т.д.»4. Естественно, что брэнды, названные С. Анхольтом, спорны: например, Париж можно характеризовать как законодателя мод не только в одежде, но и в сфере культуры; Нью-Йорк — как средоточие финансовой мощи и ритма современной жизни; Лондон — как центр имперского величия, столицу империи, где «никогда не заходит солнце», и т.д.

Из этого ясно, что брэнды городов тесно связаны с историей и сутью этих мест. Достаточно легко обнаружить так называемый исторический след и, если он позитивен, сохранять его. Намного сложнее определить суть того или иного места. И еще труднее выработать брэнд как перспективу. Без видения этой не всегда четкой, но необходимой картины будущего трудно надеяться на выработку вдохновляющего, рождающего позитивные ассоциации брэнда. Брэнда, который будет порождать сторонников или даже поклонников, давать импульс развитию того или иного региона или города. Очевидно, что это не про-

4 Там же.

сто место проживания или трудовой деятельности, это должно быть местом, которое притягивает, дает надежду не просто на «выживание» и комфортное жизнеустройство, а на реализацию себя как личности, местом, где жить интересно, где можно общаться с разными и яркими людьми, где жизнь обогащает тебя не обязательно только материально, но и интеллектуально и эмоционально. Это и есть актуальная тенденция в формировании брэнда. Культурный параметр чрезвычайно важен. Брэнд — это обещание. Брэнд — это перспектива.

Трудно не только разработать, но и сформулировать брэнд без аналитической работы и без достоверного воображения. Особенно сложно это сделать, когда имидж страны или региона находится в неопределенном, смутном состоянии, когда происходит «отказ» от предыдущего имиджа, как это имеет место в России, а новый не ясен, четко не просматривается. Тогда возникает вопрос: что вы хотите иметь? Имидж благополучной, благообразной, мещанской страны «среднего класса» или же инновативной, турбулентной, стремительной, иногда хаотичной, но рвущейся к своему собственному, «незаимствованному» будущему, т.е. страны-«птицы-тройки»? Это принципиально важный вопрос — с чем себя идентифицировать, с каким имиджем — страны, стремящейся к полету или же пытающейся идти проторенной дорогой за другими, «более цивилизованными». Это так называемые «мегаимиджи».

Однако, как ни странно это покажется, то же самое касается и современного имиджа любого региона или города такой великой страны, как Россия. Креативность и динамизм—обязательные характеристики нового брэнда. Рекомендации относительного того, что конкретно нужно для этого делать, выходят за рамки данной статьи. Можно только сказать, что сотворение имиджа — это не акция в рамках политической кампании или маркетингового конструирования. Повторим еще раз: все это будет обречено на неудачу без концептуального стратегического подхода, принимающего во внимание взаимодействие комплекса разнообразных факторов. Бесполезно и привлекать к этому опросы общественного мнения, которые могут дать только срез сиюминутных представлений и предпочтений, но не генерируют видение будущего.

При этом следует отбросить возникший в 1990-е годы имидж страны-неудачницы, пошедшей по якобы «неправильному» пути. Этот имидж поражения, второсортности нужно всеми силами преодолеть. Ведь представление о России как о стране, где царит хаос, слабой, якобы потерпевшей поражение в «холодной войне», накладывается при этом на предыдущей ее имидж как страны, угрожающей всем достижениям западной цивилизации. Возникает опасный и искаженный образ, словно глядишь в треснувшее зеркало или смотришь на сюрреалистическую картину «Воин, совершивший харакири и с интересом рассматривающий собственные кишки». Неприятный и шокирующий образ.

Интересно, что в создание имиджа «неправильной», потерпевшей крах страны, готовой идти на уступки, значительный вклад внесли как сама политическая элита 1990-х годов, так и российские средства массовой информации, которые с большим восторгом поносили не только тоталитаризм, но и любые достижения прошлого. Ведь это именно они ввели в обиход такие понятия, как «деревянный рубль» и «совок».

О каком имидже теперь можно говорить? И какие же усилия нужно приложить, чтобы хоть как-то подправить этот «скособоченный» имидж, тем более в условиях весьма пренебрежительного отношения среди определенных кругов и в самой России к попыткам реконструировать позитивный имидж сильной, уважающей себя страны. Кстати, на Западе, особенно в США, не любят слабых и неуспешных, вечно жалующихся и поносящих свою страну, не любят они и второсортных, униженных и оскорбленных. Да, они могут подать на бедность раз или два, но отнюдь не готовы взять бедных на постоянное «содержание». Да, они готовы использовать слабости своего оппонента, в том числе и его нечеткий имидж. Ведь имидж является фактором «гибкой власти» (по выражению Дж. Ная)5, а «гибкая власть» предполагает действия по деструкции имиджа своего конкурента и навязывание своих представлений о той или иной стране или регионе. Чтобы противостоять чужой и сделать имидж фактором своей «гибкой власти», необходимы хорошо проработан-

5 Най Дж. С. Гибкая Власть. Новосибирск: ФСПИ «Тренды», 2006.

ная стратегия, достоверные прогнозные разработки на основе корректных показателей развития страны или региона. Конструируемый имидж — это квинтэссенция видения, а основа его — внятная и привлекательная стратегия, которую должно разделять подавляющее большинство жителей страны, региона или города. Манипуляции с общественным сознанием не только чреваты последствиями, но и бессмысленны, если ставить себе цель добиться устойчивого благоприятного результата. Провозглашение ложной или иллюзорной цели крайне опасно. Например, известное заявление Н. Хрущева, что граждане СССР в 1980 году будут жить при коммунизме, не только привело к потере доверия, но ударило по всей идеологической системе и в конечном итоге по имиджу государства. Результатом стали не только разочарование, но и утрата достоверной перспективы, погружение в интеллектуальный и эмоциональный застой, в инертность повседневной жизни. Брэнд КПСС был подорван, как и имидж ее генеральных стратегов.

В этом случае был нарушен один из принципов построения или создания брэнда, а именно принцип соответствия заявленного брэнда самой деятельности или функционированию носителя брэнда. Если КПСС провозглашала себя носителем глобального прогресса, а практика этого не подтверждала, то это естественно ставило под удар весь брэнд, где одним из основополагающих принципов было соответствие провозглашенной истины практике, т.е. деятельности, функционированию системы.

Продукт перестал соответствовать брэнду, и из-за этого возникло отторжение и продукта, и самого брэнда.

Современная типология брэндов, конечно, прежде всего соотносится с экономикой. Например, что касается региона, это:

• брэнд цены, т.е. степень затрат или степень риска при осуществлении тех или иных операций в регионе;

• брэнд качества ведения дел в регионе, степень быстроты принятия решений, а также условий пребывания, комфортности расположения штаб-квартир или филиалов крупных компаний, т.е. фактор «комфортности»;

• брэнд принадлежности к крупным проектам или значимым процессам и т.д.

Более подробно хотелось бы остановиться на брэнде ин-новативности, который предполагает готовность региона к изменениям, поиска новых путей развития, открытости «свежим» идеям и смелости в принятии решений. При этом необходимо иметь в виду, что инновации делятся на два типа: «поддерживающие»», которые делают акцент на сохранении приоритета уже «устоявшейся» или «устойчивой» продукции в регионе, и «прерывные», которые означают появление качественно иного продукта или же занятие другой рыночной ниши. Этот тип инноваций сопряжен с определенным риском и требует его более тщательного анализа и оценки, нежели «поддерживающие развитие» инновации.

Аналитики и эксперты страны или региона должны изучить не только существующую конкретную ситуацию, имеющийся контекст, но и альтернативные пути развития, а затем высказать свое суждение, вынести свою оценку относительно того, располагают ли страна или регион возможностями и средой, которая благоприятна для «прерывных» инноваций. Для такой оценки требуется понимание самой динамики изменений в окружающей среде, т.е. знание макроэкономической, политической и социокультурной среды, в том числе в геополитическом ракурсе, учитывая стремительно идущие процессы глобализации, т.е. необходимо применять методологию PEST6.

Следует иметь в виду, что при равных условиях, «ровном» развитии и даже осуществлении некоторых модернизационных изменений «прогрессивные» инвесторы будут искать для себя новые возможности (читай: прибыль) в странах и регионах, которые стремятся к росту на основе инноваций. Те же, кто делает акцент на традиционной, «натуральной» продукции индустриальной эпохи, такой как сырье или продукция металлургии, а модернизацию осуществляет в границах традиционной пара-

6 PEST-анализ — инструмент, предназначенный для выявления политических (Political), экономических (Economic), социальных (Social) и технологических (Technological) аспектов внешней среды, которые могут повлиять на стратегию и принятие решений страной ,мегарегионом, регионом или корпорацией.

дигмы, обречены на роль придатка постиндустриальной экономики и в перспективе, в лучшем случае, на стагнацию, а в дальнейшем и на утрату своих позиций.

Инновационный риск — это стремление уменьшить макрориск в перспективе. Брэнд инновативности — гарантия успеха.

Было время, когда страна, регион или город должны были делать только одно — улучшать то, что они уже делали неплохо, и если их усилия были достаточно целенаправленны, то и результаты оказывались достаточно впечатляющими. Но эти дни давно минули. «Информационный взрыв» и появление глобальной экономики потребовали изменения привычной парадигмы. Известный американский исследователь инновационных процессов Г. Хэмел пишет: «Следовать по пути количественных изменений, их приращения, когда соперники производят "переизобретение" отрасли, — это все равно что заниматься какими-то пустяками, когда горит Рим»7.

Другой комментатор социальных изменений, М. Блум-берг, утверждает: «В условиях новой экономики вас наверняка прикончит не тот факт, что кто-то делает что-то лучше, чем вы, а то, что кто-то делает совсем другое — новое»8.

Инновации в настоящее время «ответственны», по разным данным, за более чем 50 % всего экономического роста и исключительно прибыльны. Исследования, проведенные относительно 17 успешных инноваций, показали доходность в 56 %, в то время как даже вполне успешные традиционные инвестиции давали 16 % прибыли.

Естественно, что вышесказанное относится прежде всего к бизнес-компаниям, однако то же самое можно применить и к регионам и даже странам, если, конечно, у них есть предпосылки вхождения в новую экономику, а именно креативные людские ресурсы, перспективные технологии и правильные управленческие решения.

7 Hamel G. Strategy as Revolution // Harvard Business Review. 1996, July/August.

8 Bloomberg M. Winning at the Intersection of Fear and Opportunity // Business Week. June 11, 1999.

Инновации без креативности невозможны. Новые идеи, необычные подходы к традиционным проблемам, улавливание перспективных тенденций — все это основа инноваций. Поэтому современные компании тратят огромные деньги на развитие креативности у своих сотрудников посредством обучения, тренингов, различного рода курсов, причем часто из совершенно других областей. Кстати, рутинные курсы повышения квалификации — это вчерашний день. Безусловно, они нужны, но намного важнее формирование и сбережение творческого потенциала. Компании буквально охотятся за специалистами, способными генерировать идеи, а не быть просто дисциплинированными исполнителями.

Это касается и регионов, где должны прилагаться все возможные усилия как для удержания творческих личностей, так и для привлечения новых людей, способных генерировать свежие, нестандартные идеи. Эти действия будут способствовать созданию брэнда инновативности, что принесет и прямые экономические выгоды, привлечет инвестиции нового типа.

Конечно, генерирование оригинальных идей — основа инновационного процесса. Однако не менее важно быстрое воплощение этих идей в действия. По этому поводу еще на заре «новой экономики» известнейший эксперт в сфере менеджмента Р. М. Кантер писала: «Хорошая новая идея значит мало без высококлассного управления»9. Поэтому можно сказать, что инновации начинаются тогда, когда имеется целый ряд креативных, нестандартных идей, но при этом присутствует и смелое, творческое управление, ведь инновации — это не частичное улучшение уже имеющегося продукта, а созидание нового.

Только нелинейная, неочевидная, «неколичественная» инновация может спродуцировать долгосрочный рост благосостояния. Радикальная инновация — это тип инноваций, несовместимый со стратегией от достигнутого, и этот тип инноваций не является более альтернативным, а становится императивным. Чтобы быть конкурентоспособным, нужно совершить большой скачок вперед. Иначе не следует ждать получения каких-либо

9 Kanter R.M. Follow-up and Follow through // Harvard Business Review. 1990, March-April. P. 8.

«призов» в этой мировой гонке за доходами, престижем и славой. Тогда и брэнд страны и региона приобретет блеск новаторства, устремленности в будущее.

В связи с этим опять-таки необходимо избавляться от имиджа старомодной, опирающейся только на природные ресурсы и стремящейся кого-то догнать страны, тем более что в условиях быстрых изменений, калейдоскопа брэндов вполне возможно провести «реинжиниринг» имиджа. Хотя, естественно, полной трансформации достичь не удастся, так как все-таки продолжают действовать историческая память и сложившиеся стереотипы, подпитываемые публикациями в западной прессе. Вот некоторые примеры: «Замученная земля»10, «Сибирское проклятье»11, «Край кандалов» — это все о Сибири, а еще в прошлом веке князь В. П. Мещерский писал: «Один Невский проспект по крайней мере в пять раз ценнее всей Сибири»12.

Негативный имидж — как Каинова печать, от него трудно избавиться, поскольку любые типы имиджей связаны не только с рациональным пониманием, но и с переживанием и эмоциями, ассоциативным рядом. Поэтому нельзя просто сконструировать имидж, его можно только создать, опираясь на идеи, воображение... и дела.

Известный маркетолог Дж. Кунде в своей книге «Корпоративная религия» пишет: «Прошло время, когда одни технические преимущества могли способствовать продаже продукта. На самом деле важно то, с чем ассоциируется брэнд, эмоциональные и нематериальные ценности, ассоциируемые с ним, создают продажу. Эмоциональные ценности заменяют сейчас физические характеристики и становятся фундаментальными при воздействии на рынок»13.

Соответственно важно самим знать, каких же ценностей вы придерживаетесь и какими ценностями собираетесь поделиться с другими. Такая стратегическая установка требует от

10 The Tortured Land // Time. 1995, Sept.

11 HillF.; Gaddy C. The Siberian Curse: How Communist Planners Left Russia Out in the Cold. Washington, DC: Brookings Institution Press, 2003.

12 Сибирь в составе Российской империи. М.: НЛО, 2007. С.34.

13 Kunde J. Corporate Religion. Financial Times/ Prentice Hall, 1999.

того, кто создает или трансформирует имидж, рефлексии, т.е. попытки сначала понять суть этих детерминирующих ценностей, создать некую ментальную картину образов этих ценностей, персонифицированных или обезличенных. При этом картина может получиться весьма фантасмагоричной или сюрреалистичной.

Помимо такого рефлексивного процесса необходимо изучение этих ценностей-образов — откуда они, что их порождает. Для этого нужно провести анализ и классификацию не только исторической литературы, но и весьма большого информационного массива, включая публикации отечественных и зарубежных аналитиков и журналистов, которые могут оказывать сильное воздействие на восприятие имиджа как страны в целом, так и региона. При этом следует иметь в виду, что они оказывают влияние на тех, кто принимает решения, кто активен и на тех, кто стремится ориентироваться в информационном пространстве, т.е. на само экспертное сообщество, на креативных политиков и инновативных бизнесменов.

Естественно, помимо анализа информационного массива необходимы и эмпирические исследования, которые должны включать в себя социологические интервью с представителями фокусных групп, к каковым прежде всего относятся опять-таки аналитические, политические и бизнес-сообщества.

На основе всех вышеупомянутых процедур можно попытаться создать модель желаемого имиджа, который, опять же, не должен быть неким «облаком в штанах», представлением, оторванным от реальности, иллюзорным или утопическим и в то же время должен обладать энергетикой видения, быть «свежим» и инновативным. Имидж должен не только привлекать, но и вдохновлять. Имидж — это впечатление, впечатанное в общественное сознание на уровне коллективных чувств и переживаний, подпитываемых традицией восприятия. Имидж есть интерпретация неочевидного и неявного на языке образов. При этом новая позитивная интерпретация имеет шанс как заменить старый, «потрепанный» имидж, так и если не вытеснить, то хотя бы потеснить негативный. Почему не вытеснить полностью? Потому что имидж — это клише, которое «приклеивается» к

той или иной стране или региону, иногда намертво, и отодрать эту наклейку весьма трудно, слишком прочен клей, настоянный на истории.

Имиджи и брэнды обладают собственной историей и имеют как страстных поклонников, так и яростных противников, потому что порождают позитивные или негативные ассоциации.

Каждому обществу требуются свои образы или легенды, позволяющие людям справляться с напряжением или вызовами, с которыми они сталкиваются в жизни, особенно в периоды стремительных социальных перемен. И наличие устойчивых брэндов, которые играют роль неких «якорей», несут ассоциативную символику в социальном и культурном пространстве, позволяет говорить о преемственности, дает возможность не прерывать историческую нить. Так, брэнд «СССР», несмотря на всю свою мифологичность, тем не менее востребован российским обществом, ибо ассоциируется с «первенством», «могуществом», «успехом» и т.д. И этот брэнд не только рождает ностальгические воспоминания, но для целого ряда людей, в том числе и молодых, является вполне актуальным. Значимый брэнд всегда ассоциативен и мифологичен. Символика такого брэнда создает определенный исторический континуум. Примером тому может служить мелодия советского гимна, ставшая мелодией и гимна российского, нашедшая отклик, поскольку корреспондировалась с «величием» СССР.

Менее значимыми, но также весьма влиятельными являются и брэнды промышленной продукции, которые апеллируют к определенным группам потребителей и становятся некими мифами, обрастают ассоциативными связями. Например, брэнды «Мерседес» или «БВМ» рождают ассоциации с «надежностью», «классом», «принадлежностью к высшему сословию» и т.д. «Харлей-Дэвидсон» — мотоцикл, который ассоциируется с «бесшабашностью», «удалью» и «нонконформизмом». Успех «МакДональдс» связан не только с быстротой обслуживания, но и с принадлежностью к американскому образу жизни — съел «Биг-Мак» и ты уже «приобщился», как и питье «Кока-Колы» — это своего рода «сакральное» действо, при-

общение к некоему глобальному единству. Об этом, кстати, пишет Т. Фридмен в своей книге «"Лексус" и оливковое дерево»14, утверждая, что люди, которые питаются в одних и тех же ресторанах «МакДональдс», никогда не будут воевать друг с другом. Это, конечно, гиперболизация роли брэнда, достаточно вспомнить бомбежки Белграда, где в то время функционировало достаточно много ресторанов этой сети.

При этом нельзя не согласиться с тем, что мифологизация брэнда, наличие прочных позитивных ассоциативных связей позволяют создать «корпус» преданных «стержневых» сторонников и удерживать позиции на рынке или политическом поле в течение многих лет, как, в частности, это удавалось СССР. Брэнд страны «справедливости», «свободной от эксплуатации», «защитника угнетенных» и т.д. находил отклик в сердцах и умах многих людей, в том числе и интеллектуалов за рубежом, особенно до 1956 года и вторжения в Чехословакию в 1968 году. Разрушение СССР началось с разрушения его брэнда, как извне, так и изнутри.

Брэнд нуждается в защите и выигрывает конкурентные битвы не потому, что предоставляет какие-то отличные от других преимущества или блага, хотя, естественно, и это тоже, но в первую очередь потому, что рождает устойчивые ассоциативные связи с культурным континуумом и надеждами и чаяниями граждан, которые посредством идентификации себя с неким имиджем и брэндом приобщаются к чему-то большему, чем повседневная рутинная деятельность. Этот «сплав» с культурой, с культурными алгоритмами позволяет имиджу или брэнду становиться не только частью культуры, но и ее репрезентатором, кодом образа и стиля жизни и даже компонентном визуализации видения.

Символичность — очень важная вещь. И при разработке, например, имиджа сибирского мегарегиона нужно определиться, что будет и должно являться символом Сибири — ее просторы или шахты, металлургические комбинаты или Байкал, электростанции или Академгородок и т.д. Символ мегарегиона,

14 Friedman T. L. The Lexus and the Olive Tree: Understanding Globalization. New York: Anchor Books, 2000.

региона или города не должен быть абстрактным, схематичным или условным. Это не герб и не торговая марка, здесь требуется «привязка» к чему-то относительно конкретному и в то же время обобщенному, значимому, вызывающему позитивные ассоциации.

Стратегический акцент необходимо делать на том, что олицетворяет, что «отстаивает» данный брэнд, на его смысле, «послании». Брэнд страны, мегарегиона или города отличается от торговой марки продукта, который требует продвижения и даже «навязывания». Эти типы брэндов ценны тем, что посредством их люди приобщаются к некоей «легенде», сопереживают ей, отождествляют себя с ней.

Брэнд должен иметь глубинный смысл, придавать значимость тому миру, где мы живем, давать надежду. Повторим еще раз, что негативный имидж Сибири, ассоциируемый с кандальным звоном, колючей проволокой и вечными страданиями, естественно, никакой надежды не дает. От него нужно избавляться, его нужно разрушить. Не впечатляет и не привлекает и имидж «кладовой ресурсов» — образ сырьевого региона позапрошлого века, жители которого представляются способными к выполнению только двух функций — землеройной или охранительной («сторожей ресурсов»). Ясно, что «кладовка» не может быть впечатляющим брэндом.

Брэнд как легенда задает нам некие идеалы, образцы, на которые можно равняться, и это достигается также через персонификацию брэнда, через его воплощение в деятельности конкретных людей. «Звездные» люди как бы олицетворяют тот или иной брэнд. Например, в сфере политики, как показывают разного рода опросы, персонифицированным брэндом Франции можно считать Наполеона, США — Линкольна, Рузвельта, Кеннеди, России — Петра I или И. В. Сталина, хотя личность последнего вызывает самые горячие споры. В сфере культуры персонификацией брэнда США можно считать Мэрилин Монро — узнаваемый, привлекательный и в чем-то неопределенный образ, в Англии это Шекспир — гений описания людских страстей, возможно — Дж. Леннон и П. Маккартни, олицетворяющие молодежную культуру, в России — Ф. М. Достоевский

и Л. Н. Толстой —знатоки глубин человеческой души, может быть, также В. С. Высоцкий — хриплоголосый певец «надорванного» поколения.

Люди как бы адаптируют подобные персонифицированные брэнды, делают частью своей жизни и могут идентифицировать себя с этими «легендами», постоянно коммуникируя с ними ментально. Антропологи называют это «ритуальными действиями». Возникает цепочка: продукт - брэнд - легенда - «герой». Так, например, продукт — кроссовки «Найк», брэнд — легкость, полет, «герой» — Майкл Джордан, великий баскетболист, знаменитый своим полетом через половину площадки, легенда — каждый может так же «летать» в кроссовках «Найк», благодаря упорству и стремлению лететь выше и даль-

С имиджем стран и мегарегионов и все намного сложнее, часто он не вполне определен, а иногда одновременно наличествует ряд конфликтующих между собой имиджей. В этом случае говорить о наличии устойчивого имиджа нельзя, присутствует лишь некий относительно устойчивый доминирующий или предпочтительный имидж, коммуникирующий с культурным контекстом.

Мегабрэнды воплощают в себе не просто разные «легенды», но те из них, которые пытаются преодолеть, снять острое напряжение, испытываемое людьми в их жизни по отношению к декларируемому «модельному мировоззрению». Такое напряжение широко распространено, так как «модельное мировоззрение» бросает вызов сложившемуся стереотипу повседневной жизни, устанавливает и налагает моральные императивы, формулирует видение, к которому должно стремится общество.

Однако неизбежно жизнь многих людей оказывается весьма далека от этого видения. «Модельное мировоззрение» может, например, продвигать идеал демографической политики - крепкую семью с обоими родителями и тремя детьми, а в реальности многие граждане вынуждены мириться с ситуацией, когда «дом рушится», а семьи распадаются. Противоречие между «модельным мировоззрением» и индивидуальным опытом продуцирует чувство неустройства, волнение, стремление

идентифицировать себя с чем-то значимым. Это противоречие создает питательную среду для потребности в легендах, а следовательно, ведет к тому, что можно назвать «рынком мифов». Именно на этих рынках, а не на рынках продукции и конкурируют брэнды, чтобы стать мегабрэндами, синтезируя культурный архетип, исторические ассоциации, ожидания, веру и сопереживание, но только не прагматический расчет и логику анализа. Брэнд не анализируется, он переживается.

Итак, чтобы стать мегабрэндами, имиджи должны конкурировать не на рынках материальных продуктов, а на рынках легенд или мифов, где в неявной форме ведется спор или дискуссия о предпочтительности тех или иных культурных продуктов, каковыми являются мегабрэнды стран, регионов и городов. Эти конкурентные преимущества сопрягаются с предоставлением данными брэндами наиболее убедительных легенд, не просто апеллирующих к коллективному бессознательному, но и претендующих на доказательность «правильности» данного образа.

Мегабрэнды не имеют своей целью какие-либо потребительские сегменты или фокусные группы. Они обращены к общественному сознанию в целом, нацелены на желания, переживания и ожидания, которые присутствуют в обществе как психологические последствия слома старых привычных стереотипов. Имиджи обращены к массовой аудитории и призваны сыграть консолидирующую роль в условиях все большей фрагментации и мозаичности восприятия. Позитивный имидж объединяет людей, позволяет им коммуникировать и дает смысл их совместным действиям, направленным на реализацию «послания», которое несет с собой мегабрэнд.

Одним из компонентов позитивного имиджа, который добавляет конкурентных преимуществ, является «столичность». В России на столичность претендуют, естественно, Петербург, а также такие города, как Екатеринбург — столица Урала, Нижний Новгород — столица Поволжья, а в Сибири — Новосибирск, которому бросают вызов Томск, Красноярск и Иркутск. На Западе к таким городам, несущим смысл, можно отнести Барселону в Испании, Рим и Милан в Италии, Монреаль и Торонто в Канаде, Нью-Йорк и Лос-Анджелес в США и т.д.

Так что же такое «столичность» и как ее использовать в построении имиджа, а затем и создании брэнда — устойчивого «качественного» имиджа? Как она структурируется? На память прежде всего, естественно, приходит историческая компонента. Играл ли когда-либо тот или иной город ведущее положение в стране или регионе в сферах политики, экономики либо культуры? Или же претензия на столичность не имеет исторического основания, т.е. отсутствует историческая память о лидерской роли того или иного города или региона? В этом случае претензии не подкрепляются историческими свидетельствами, фундамент этих претензий недостаточно прочен. Нужен опыт «столичности».

Тем не менее одних исторических реминисценций также недостаточно, нужно, чтобы город сохранял «первенство» в том или ином отношении, делал нечто такое, что другие делать не могут или делают хуже. В этом отношении Бордо может считаться столицей виноделия, а Париж — столицей моды, Детройт — столицей автомобилестроения, а Силиконовая долина — столицей компьютерных технологий, Лос-Анджелес (Голливуд) — не только фабрикой, но и «столицей грез» и т.д.

Если вы претендуете на столичность, то должны быть сейчас или когда-то в прошлом в чем-то первыми, если же вы утратили это первенство, то нужно стремиться вернуть свое лидирующее положение, восстановить статус лидера.

Столичность предполагает вовлеченность во что-то значимое и «заметное», будут ли это экономические или культурные проекты. Немалое значение имеет и влияние города или региона на принятие важных стратегических решений. В этом отношении небезынтересно, хотя и спорно, мнение Р. Роуза, директора Центра исследований публичной политики при университете Абердина: «В США принято говорить, что Вашингтон — это маленький город глобального масштаба. Что касается Москвы, то это очень большой город, который, однако, помещается в пределах кольцевой дороги. В глобальном смысле Москва — маленький город»15.

15 Washington Profile. Issue 40 (892). 2008, June 16. Режим доступа: www.washprofile.org.

Как ни обидно это читать, однако нужно принять к сведению и это суждение. Оно означает, что нужно повышать влияние страны на мировой арене, улучшать и восстанавливать имидж Москвы как столицы мирового значения, где принимаются решения глобального характера.

Из приведенного высказывания можно сделать и еще один вывод: сам по себе размер города не ведет автоматически к его высокому рейтингу и к повышению уровня его «сто-личности» как лидера, первенствующего в какой-либо сфере. Можно быть городом большим и непривлекательным, крупным, но не влиятельным. Таким образом, не следует уповать на фактор размера, количества населения или даже относительного богатства.

Влиятельность сопрягается со столичностью, следовательно, нужно быть влиятельным хоть в чем-то. Если не удается добиться этого в области экономики или политики, тогда в дело должны вступать менее материальные факторы, как-то: просвещенность, культура, образ и стиль жизни, креативность и инновативность, устремленность к будущему.

В этом смысле динамичность, но не суетливость города будет также давать эффект «столичности». Динамичность должна корреспондироваться с инновативностью. Навряд ли оптовая торговля или сфера услуг в виде логистических центров придадут столичности городу. Хотя наличие хороших современных торговых центров или ресторанов, а также разнообразие и большое количество отелей являются атрибутом столичности, так как относятся к факторам уровня и стиля жизни.

Кстати, столичность ассоциируется и с наличием больших и ухоженных парков и садов. Они не только улучшают экологию, но и придают городу определенную элегантность, указывают на то, что его жители думают не только о хлебе насущном, но и о природной красоте города, его естественности и органичности. Парки и сады сообщают городу некоторую расслабленность и естественность. Их присутствие говорит о том, что в городе не только «вкалывают», но и отдыхают, что здесь можно не только передвигаться из точки А в точку В, но и гулять. И в этом тоже состоит столичность города.

Лондон очень многое потерял бы в своей привлекательности, если бы лишился своих знаменитых парков, которые цепью тянутся через самый центр города. И никто даже не помышляет вырубать там деревья и что-то строить, несмотря на высокую стоимость земли. Ведь парки принадлежат всем жителям города, более того, они принадлежат многим поколениям лондонцев, осуществляя историческую преемственность. То же самое можно сказать и о знаменитом Тиргартене, огромном лесном массиве в самом центре Берлина, или же о парках Нью-Йорка.

Столичность, конечно, связана и с культурной жизнью города, с наличием первоклассных театров и концертных залов, картинных галерей и музеев. Кстати, именно культурный фактор позволяет Москве и Петербургу претендовать на звание культурных столиц мира.

«Просвещенность» города — также весьма значимый фактор. При этом обязательно наличие в самом городе крупного университета, обладающего высоким рейтингом, или же он должен располагаться неподалеку. Так, Оксфорд и Кембридж находятся совсем рядом с Лондоном, а Сорбонна — в самом Париже. Нью-Йоркский университет, который, конечно уступает Гарварду, придающему столичность Бостону, делая его «Меккой» для студентов и преподавателей, тем не менее важен для рейтинга Нью-Йорка.

Академгородок также является исключительно важным «приобретением» для Новосибирска, он придает городу имидж «учености», интеллектуализма и... дает надежду на инноватив-ное развитие. Этот исторически сложившийся имидж нужно всячески поддерживать современными достижениями, обновлять брэнд, иначе он потускнеет и уйдет в прошлое.

Закон брэнда — не жить прошлым, иначе брэнд станет музейной реликвией.

Столичность предполагает оригинальность и индивидуальность, она не может быть вторичной, нельзя быть «маленьким» Парижем или таким же, как Москва или Петербург. Имитация убивает «столичность», превращаясь в провинциальность, притворяющуюся столичностью». Для нестандартно мыслящих людей возникает сущностный вопрос — зачем жить

в подражательском, имитационном контексте, не лучше ли попытаться перебраться или прорваться к подлинному, «настоящему»? В этом, кстати, состоит одна из причин потери «лучших» людей, которые стремятся туда, где все «первое».

Интеллектуальная и творческая жизнь города в современных условиях «экономики знания» и креативности как ценности требует от тех, кто стремится сделать город столичным, бережного отношения к творческим личностям, создания неких кластеров живой интеллектуальной жизни, полной дискуссий, столкновения мыслей, генерирования необычных и свежих проектов.

Наличие качественного и влиятельного аналитического сообщества также является не только важным элементом имиджа столичности, но и фирменным знаком современного города, его стремления разобраться в самом себе и собственными силами выработать стратегию своего развития.

Например, привлечение экспертов со стороны — вполне нормальная процедура, однако только если она осуществляется в альянсе с местными специалистами. Конечно, если эти «местные» не погрязли в провинциализме, не утонули в собственном контексте.

Откажешься от самостоятельности суждений — забудь о столичности, сделаешь акцент на узости местечковых восприятий, доморощенных, не обладающих перспективным видением «специалистах» — сгинешь в провинциализме. Постоянный контакт с лучшими в стране и мире аналитиками, столкновение мнений на разного рода конференциях и «круглых столах» придадут городу имидж «ищущего истину», где интеллектуальная жизнь рождает новые идеи. И это привлечет внимание не только политиков и инвесторов, но и всего сообщества как в стране, так и за рубежом.

Значимость имиджа, как уже отмечалось, состоит в том, что люди чувствуют себя как бы приобщенными к чему-то крупному, большему, чем повседневная жизнь. Идентификация себя с имиджем может давать чувство гордости и достоинства. При этом преданность образу собственной страны или региона может «сидеть» так глубоко, что, даже если мы

разочарованы происходящим в тот или иной исторический момент, мы остаемся верны ему, потому что отождествляем себя с этим образом.

В то же время этот образ, пусть не вербально, всегда должен отвечать на вопросы:

— Почему это место лучшее в мире?

— Почему нам нужно жить здесь?

Сибирь должна перестать жить старыми и навязанными представлениями о себе и, как первопроходцы в те далекие времена, снова отправиться в путь в поисках нового имиджа.

Д-р. юрид. наук А. В. УСС

Председатель Законодательного Собрания Красноярского края, президент Сибирского Федерального Университета

СИБИРЬ: НОВАя ИДЕОлОГИя РАЗВИТИя.

Нельзя отсечь у русского двуглавого орла голову, смотрящую на восток.

П. А. Столыпин

Сибирь — уникальный мегарегион России. Даже при имеющейся здесь численности населения с учетом большой территории, гигантских запасов природных ресурсов и серьезного социально-экономического потенциала, он может стать одним из наиболее значимых и перспективных плацдармов российского «прорыва в будущее».

Площадь Сибири, как известно, занимает около сорока процентов территории России, а стоимость сосредоточенных здесь сырьевых ресурсов составляет более шестидесяти процентов валовой ценности балансовых запасов полезных ископаемых страны.

Сибирский экспорт сегодня дает более двух третей общероссийских валютных поступлений.

Складывающаяся здесь ситуация нуждается в широком обсуждении как в свете анализа путей развития России, так и в более широком, геополитическом контексте. Немаловажной составляющей этого обсуждения являются и вопросы имиджа Сибири.

Причины этого очевидны.

У горнолыжников принято говорить: «Человеческое тело едет туда, куда смотрят его глаза». Этот постулат имеет, есте-

ственно, и более широкое социальное значение. Объективно формирующееся, или искусственно навязываемое представление о ком-то или о чем-то «намагничивает» внешнюю активность, вольно или невольно придает ей направление, соответствующее представлениям об объекте нашего интереса.

Нынешний имидж Сибири выглядит очень противоречиво (если не сказать резче) и вряд ли может стимулировать национальные и значимые международные усилия, которые способны в обозримом будущем обеспечить ее социально-экономическое процветание как опорного региона России.

В обыденном европейском и американском сознании Сибирь ассоциируется с бескрайней тайгой, экстремально сложными климатическими условиями, традиционной территорией ссылки и местом отбывания наказаний. Устойчивым стереотипом является также представление о Сибири как о сырьевой кладовой, из которой можно брать то, что хочется, по мере надобности и даже без особой необходимости. Из этого проистекает идея не освоения, а некоей «дистанционной» эксплуатации сибирских территорий.

Формированию таких пессимистических представлений способствуют специальные исследования, где последовательно формируется подход, в соответствии с которым даже нынешняя численность населения на сибирских территориях является избыточной.

Примером тому может служить работа американских ученых Фионы Хилл и Клиффорда Гэдди «Проклятие Сибири»1, где на основе внешне глубокого научного анализа настойчиво внушается мысль о том, что Россия, чтобы быть конкурентоспособной, должна оставить крупные сибирские поселения и перейти к освоению имеющихся здесь природных ресурсов только вахтовым методом.

Все это не так безобидно. Эта книга (и не только она) переведена на русский язык, а в качестве консультантов выступали и наши соотечественники. Некоторые из них в недавнем прошлом были влиятельными руководителями федерального уровня.

1 Hill F., Gaddy C. The Siberian Curse. How Communist Planners Left Russia out in the Cold. Washington: The Brookings Institution, 2003.

Поневоле начинаешь задумываться: а может быть, неслучайно один вариант программы развития Сибири, что называется, канул в Лету, второй подписан, но продвигается без особого энтузиазма.

В целом базовые отечественные представления о судьбе Сибири, разумеется, отличны от тех, что транслируют миру не лучшие наши зарубежные «друзья».

Нынешнее руководство страны уделяет комплексному развитию сибирских регионов серьезное внимание. И ни о каком уходе из Сибири речь сегодня не идет!

Подтверждением тому является тот факт, что именно у нас, в Красноярске, на экономическом форуме со своей программной речью выступил тогда еще кандидат в президенты РФ Д. А. Медведев. Здесь же проводился съезд партии «Единая Россия» с принципиально важной для нас повесткой дня — «Развитие России через развитие Сибири».

Благодаря этой позиции мы имеем сегодня федеральный университет, кардиологический и перинатальный центры, другие крупные объекты социальной и инфраструктурной направленности.

Примеры такого рода есть и у наших соседей. Алтай—развитие туристического кластера, Томск — особая технико-внедренческая зона, Новосибирск — комплекс биотехнологий. И перечень этот можно продолжить.

Однако в целом твердого и развернутого концептуального понимания того, что именно здесь, на сибирском направлении, возможен стратегический прорыв России в будущее, судя по всему, не только за рубежом, но и у нас самих пока еще не сложилось.

Даже такой основополагающий документ, как «Стратегия развития Сибири до 2020 года», по существу, представляет собой свод разработанных в недавнем и далеком прошлом проектов сырьевой направленности. Очевидно, что такой подход превращает сибирские регионы в «рабочую окраину» других территорий, закрепляет технологическую отсталость и ведет к замедлению темпов развития в целом.

К сожалению, именно такая традиционно сырьевая ориентация нашего мегарегиона находит свое предметное воплощение в реальных управленческих решениях.

И не случайно сегодня доля бюджетных инвестиций в общем объеме капиталовложений в Сибири (особенно в части социальной инфраструктуры) остается ниже, чем в стране в целом. Не спешит закрепиться здесь и перспективный бизнес. По оценкам аналитиков, на внутреннем рынке Сибирь уступает европейской части России, где реализуются проекты импорто-замещения, на мировом — странам Юго-Восточной Азии, предлагающим беспрецедентные условия и льготы по инвестициям в высокотехнологичные производства.

Соответственно, ни один из сибирских регионов, включая Красноярский край, пока не стал территорией, на которой разворачиваются комплексные и многоуровневые федеральные (или международные) проекты «топ-категории», способные радикально изменить ее социально-экономический статус и качество жизни местного населения.

А ведь в других регионах России такие примеры есть!

Так, в связи с проведением саммита АТЭС и укреплением нашего дальневосточного форпоста радикально преображается Владивосток.

Судьбоносной для российской государственности является кавказская проблема, и не случайно сейчас обсуждаются перспективы привлечения для развития этих территорий финансовых средств, исчисляемых триллионами.

На фоне проведения крупнейших спортивных мероприятий международного уровня (олимпийские игры, всемирная универсиада, чемпионат мира по футболу) социально-экономическое ускорение получат целый ряд краев и областей юга и центральной части страны.

О приоритетах поддержки наших столиц, Москвы и Санкт-Петербурга, говорить вообще излишне, они очевидны.

Какие аргументы можем предъявить мы, претендуя на статус особо перспективной территории? Может быть, в очередной раз повторить известный тезис Михаила Ломоносова о том, что могущество российское прирастать будет Сибирью?

Увы, этого мало! Сейчас, на фоне глобализации, возрастающей ценности знания и развития высоких технологий, тезис этот звучит очень общо или преподносится лишь как один из красивых афоризмов прошлого века.

Важнейшей предпосылкой изменения сложившейся ситуации и выхода на качественно иной уровень обустройства сибирского мегарегиона является необходимость разработки основополагающих представлений о месте и роли этого региона в стране и в глобальном мире.

Иными словами, под конкретными решениями и проектами должен появиться хорошо просчитанный фундамент — своего рода новая идеология социально-экономического развития. Именно она задаст вектор того, что, с кем и в какие сроки создавать, к каким целям стремиться.

Что есть Сибирь для России и глобального мира? Транспортный мост между Европой и Азией? Лесные легкие планеты и витрина девственной природы? Форпост освоения Севера? Место расположения особо значимых наукоемких производств и оборонных предприятий? Естественный территориальный буфер перед лицом нарастающего давления с юга-востока?

Все эти варианты и возможны, и приемлемы, неприемлемо лишь одно — восприятие Сибири только как кладовой природных ресурсов, которые надо осваивать, эксплуатировать, оставляя кое-что на пропитание местным «аборигенам». Всем нам — и сибирякам, и стране в целом — сегодня нужен образ принципиально иного плана.

Образ, где Сибирь предстает как один из опорных центров России, мощная плита евразийской цивилизации, пространственные, географические и ресурсные характеристики которой, во многом (а где и в решающей мере!) предопределяют экономический потенциал страны, ее безопасность и международный авторитет, ментальность населения и устойчивость власти.

Мир, как известно, изменчив. Меняются и геополитические приоритеты. Так, на протяжении нескольких веков Москва как российская столица ассоциировалась с опорой на внутренние, исконно славянские ценности. Стремление поменять ориенти-

ры — «прорубить окно в Европу» — в свое время предопределило рождение и историческую миссию Санкт-Петербурга. Последовательное усиление роли юго-восточной Азии (и прежде всего Китая), которое происходит на наших глазах, делает особо значимым восточный вектор развития России. И не исключено, что именно он способен сформировать принципиально иные подходы к будущему обустройству сибирских территорий.

Осознание этого уже пробивает себе дорогу, как в общественном сознании, так и в федеральных органах власти. Все чаще приходится слышать о так называемом «новом освоении Сибири», которое может быть сопоставимо по значению и масштабу со строительством Транссиба или столыпинским переселением.

Не так уж абсурдно выглядит сегодня и другая стратегическая идея — о переносе российской столицы в один из сибирских городов.

Первопричиной социально-экономических проблем Сибири принято считать особенности ее географического положения, предопределяющие суровость климатических условий и удаленность от мировых центров с большой численностью населения, развитыми рынками сбыта и т.д.

Отрицать значимость этих факторов нельзя, но абсолютизировать их роль тоже не стоит.

Относительность влияния «сурового климата» на социально-экономическую ситуацию убедительно подтверждена мировой практикой.

В частности, целый ряд арабских стран, расположенных в условиях экстремальной жары (более жестких, чем Сибирь, с точки зрения возможностей проживания человека), обладая соответствующими ресурсами, в короткие сроки смогли обеспечить уровень развития и качество жизни, соответствующие самым высоким стандартам.

Весьма условным (особенно сегодня) является понятие «удаленности». Когда говорят: «Сибирь — далеко», возникает закономерный вопрос: «От чего?» Москва существенно дальше от Парижа, чем Иркутск от Пекина, который, как известно, является не последним городом мира, как с точки зрения нынеш-

ней ситуации, так и его перспектив. И когда задумываешься над этим, известная шутка сибиряков «Москва это западная окраина России», наполняется иным, вполне серьезным содержанием.

Уже существующие средства коммуникации (а в ближайшем будущем в этой области можно ожидать новых, поистине революционных прорывов!) во многом стирают значение расстояний.

Интернет, радио, телевидение сделали информацию одинаково доступной практически для всех точек земного шара. Сегодня можно организовать виртуальный офис для сотрудников, живущих в разных частях света и, находясь от объекта за тысячи километров, оперативно управлять им в режиме реального времени. Показательным в этом отношении является тот факт, что Са11-центры ряда крупнейших европейских банков расположены не в Европе, а в Австралии.

Не за горами то время, когда в собственной квартире можно будет получать эмоциональные ощущения, сравнимые с теми, что имеют в этот момент зрители в театре «Ла Скала» или на Уимблдонском турнире.

Возможности физического перемещения в географическом пространстве тоже претерпевают принципиальные изменения.

Сегодня из Красноярска в Москву выполняется восемь авиарейсов. Продолжительность полета — порядка четырех часов. Столько же тратят многие москвичи на поездку из дома к месту работы и обратно. И главная проблема не сам полет, а все, что ему предшествует — дорога в аэропорт, регистрация, ожидание вылета не в самых комфортных условиях и пр. А это вопросы чисто технические и, в принципе, достаточно легко решаемые. Значение финансовой стороны дела здесь тоже зачастую преувеличивается, о чем наглядно свидетельствуют цены на авиабилеты, которые за несколько последних лет колебались не на проценты, а в разы без какого бы то ни было регулирующего воздействия со стороны государства.

При вдумчивом подходе в факторе территориальной удаленности от густонаселенных районов можно найти и конку-

рентные преимущества. И не случайно в свое время в Сибирь были перенесены оборонные предприятия, и именно здесь построены крупнейшие объекты атомной промышленности.

Сейчас ситуация изменилась. И она тем более дает возможность активного поиска условий для использования уникальной сибирской специфики как фактора, создающего дополнительные преимущества в конкурентной борьбе с максимальной пользой для интересов самого мегарегиона и страны в целом.

Исторический опыт России наглядно показал также, что при разумной экономической политике природно-климатические условия Сибири делают вполне эффективными и традиционные виды хозяйствования.

Так, в начале прошлого века использование дифференцированного транспортного тарифа на железнодорожные перевозки привело к тому, что рынки Западной Европы оказались под угрозой из-за экспансии высококачественных сельскохозяйственных товаров из Сибири — пшеница, лен, пенька и пр.

Такая очевидная истина, как учет особенностей территории в интересах ее развития, в практике сегодняшних управленческих решений почему-то игнорируется. Конечно, гораздо проще объявить тот или вид экономической деятельности в Сибири нерентабельным (далеко и холодно!), нежели произвести элементарные расчеты и повысить эту рентабельность за счет естественных преимуществ этого же региона. В частности, дешевые углеводороды и низкая себестоимость электроэнергии в принципе делают вполне конкурентоспособными в сибирских условиях практически все основные виды обычных обрабатывающих производств. Почему бы не задействовать эти механизмы в экономической политике?

Реализация даже высоко рентабельных чисто сырьевых проектов идет сегодня с трудом, а их запуск далеко не всегда приносит, казалось бы, очевидные социально-экономические дивиденды для территории. Примером тому может служить ввод в эксплуатацию крупнейшего Ванкорского нефтяного месторождения в Красноярском крае, где это событие совпало с тем, что краевой бюджет стал дефицитным. При этом цены на

горюче-смазочные материалы (при наличии собственного нефтеперерабатывающего завода!) оказались одними из самых высоких не только в Сибири, но и в стране в целом.

Как это можно назвать — экономическим абсурдом, проявлением колониальной политики или еще чем-то? Можно спорить о терминах, но очевидно одно — при таком подходе у Сибири будущее выглядит действительно туманно. Наш ме-гарегион обладает мощным и разноплановым экономическим потенциалом. И нежелание делать на него реальную ставку, откачивая отсюда финансовые ресурсы, сродни попытке сварить суп из курицы, которая несет золотые яйца.

Именно поэтому важнейшим направлением повышения общего уровня привлекательности Сибири является настойчивое продвижение предложений по совершенствованию федерального законодательства с целью отражения в нем «сибирского компонента».

Имеется в виду разграничение полномочий между федеральным центром и регионами, совершенствование налоговой системы, с целью жесткой привязки регистрации предприятий и их головных офисов к месту основной производственной деятельности, изменение тарифной политики, прежде всего, в области энергетики и транспорта и многое другое. С тем, чтобы имеющиеся финансовые возможности обеспечивали ускоренное развитие производства и создание здесь привлекательной для жизни социальной инфраструктуры. Что в свою очередь необходимо, в частности, для разворота демографической волны и широкого привлечения сюда экономически активного населения.

О человеческом потенциале надо сказать особо — именно он в конечном итоге определяет будущее любой территории. В этом отношении Сибирь исторически имела хороший генетический фундамент.

Ключевыми факторами освоения этих бескрайних просторов всегда были оптимизм, целеустремлённость и воля. Ещё казаки Ермака воплотили эти качества в реальных делах, которые стали стержневой осью истории Сибири и способствовали формированию личностных особенностей ее жителей.

Они нашли свое отражение в реализации таких масштабных и рискованных проектов, как строительство Транссибирской магистрали, воссоздание эвакуированных во время войны оборонных заводов, сооружение гигантских ГЭС.

Отличительной чертой сибиряков являлось также исконное свободолюбие и чувство собственного достоинства, убедительно описанные Вячеславом Шишковым в знаменитом романе «Угрюм-река», где создан психологически достоверный портрет народа, населявшего берега сибирских рек.

Тяга к совместной деятельности, стойкость, умение преодолевать трудности и слаженно работать в коллективе — важнейшие предпосылки выживания в сложнейших природных условиях. При этом сибиряки более чем жители других регионов, расположены к соревновательности. В них живёт конкурентный дух первопроходцев и жажда успеха!

Все это предопределяет, как бы мы сказали сейчас, готовность к венчуру, предпринимательскому эксперименту, деятельному исследованию огромного континента под названием «Сибирь».

Именно поэтому нам нужны масштабные проекты, иначе — мы теряем мотивацию и не реализуем свои лучшие качества. Нужно избавляться от приземленности целей и ставить перед собой амбициозные, вдохновляющие задачи.

Справедливости ради надо сказать, что качество человеческого капитала в Сибири в последние десятилетия подвергается серьезным испытаниям.

Происходит общее ухудшение демографической ситуации. Смертность во многих территориях превышает рождаемость, незначительный естественный прирост, характерный для последнего времени, через два-три года, скорее всего, приостановится в силу особенностей половозрастной структуры населения.

Из-за неблагоприятных социо-культурных условий и отсутствия полноценных перспектив, талантливая молодежь, не находя на родной земле применения своим способностям, ищет возможности для самореализации в Москве или за рубежом. В итоге происходит постоянная «утечка мозгов», подрывающая производственный и научный потенциал региона.

В то же время в среднеазиатских республиках бывшего СССР, а также в Китае население прирастает колоссальными темпами. Некоторая его часть на легальной и нелегальной основе оседает в том числе и в Сибири. Этот фактор следует расценивать как реальный вызов, потому что он стимулирует не «импорт мозгов», а массовый приток населения, ориентированного на доиндустриальные формы хозяйства и не несущего с собой приумножения новых знаний и умений, необходимых для модернизационного роста.

При этом коренное население уходит не в сферу высокотехнологичного производства (этот сектор сибирской промышленности просто не развит), а просто с территории постоянного проживания, что грозит крахом всей мегарегиональной социо-экономической системы.

Нарастающая тенденция движения переселенцев из Азии, учитывая малую плотность населения и плачевное состояние экономики большинства сибирских территорий, грозит большими проблемами не только для этого региона, но и для России в целом. Поэтому, ставя перед собой задачи на перспективу, мы просто обязаны формировать эффективную миграционную политику, привлекать сюда новых людей, но при этом не импортировать социальные риски.

Обновление сообщества, проживающего на огромной сибирской территории, возможно только на базе синтеза традиционных ценностей и нового стратегического видения.

Основной задачей на административно-идеологическом уровне является пробуждение созидательной активности, формирование у людей чувства ответственности за собственную судьбу, создание организационных форм объединения их общих усилий по завоеванию Сибирью позиций мегарегиона-лидера.

У нас есть, на кого делать ставку практически во всех сферах — и в бизнесе, и в спорте, и в социально-духовной сфере. Сибирской деловой и творческой элите надо помочь расправить крылья, создать условия для эффективной работы на своей земле. Что в свою очередь возможно только на основе реальных проектов, задающих вдохновляющий масштаб будущего.

Кто может стать инициатором разработки и практической реализации идеологии ускоренного модернизационного развития сибирского мегарегиона?

Учитывая не только экономическое, но и геополитическое значение этого вектора, в его поддержке уже сегодня заинтересованы представители патриотически настроенного и прогрессивного российского политического руководства, а также значительная часть собственников и менеджеров крупных финансово-промышленных групп, связывающих с этой территорией свои долговременные производственно-экономические планы.

Отражением такого интереса является проведение более десяти лет назад специального заседания совета по внешней и обороной политике под председательством Е. М. Примакова, посвященного сценариям развития Сибири в XXI веке.

Масштабную работу в сходном направлении проделала в истекшем году группа специалистов из Москвы и Иркутска под руководством А.А. Кокошина.

Серьезные надежды на практические шаги в этой сфере дает прошедшая в ноябре 2012 года встреча В.В. Путина с С.К. Шойгу, которому поручено сформировать предложения по ускоренному развитию сибирских территорий.

И все же основным двигателем этого процесса должно стать, прежде всего, само сибирское сообщество. Оно уже достаточно мотивировано и имеет для этого серьезный научно-исследовательский и организационный потенциал.

Систематизировать тенденции, формирующиеся в глобальном мире, осмыслить их значение для сибирских территорий, а затем — переложить на язык практических предложений — важнейшая задача нашей интеллектуальной элиты.

Такая миссия с одной стороны, «подтянет» ее до участия в обосновании крупных стратегических решений общероссийского уровня, а с другой — станет нашим, сибирским вкладом в формирование базовых направлений федеральной политики.

Задача эта не одного дня, и сама собой не решится. Необходима целенаправленная и серьезная работа по усилению гуманитарной составляющей научно-образовательных учреж-

дений, поддержке ярких личностей и коллективов, являющихся носителями «сибирской идеи», настойчивому ее продвижению на значимых общественно политических площадках, в научной среде, средствах массовой информации.

Сегодня практически все краевые и областные центры нашего региона имеют научные и образовательные структуры, занимающиеся социально-экономической проблематикой своих территорий.

Именно здесь, у нас создана первая в стране межрегиональная ассоциация «Сибирское соглашение», которая за более чем двадцать лет доказала свою жизнеспособность и серьезное политическое значение.

В ряде городов региона (Иркутск, Красноярск, Новосибирск, Томск) складываются традиции проведения регулярных форумов, каждый из которых начинает обретать некую специализацию, свое индивидуальное «лицо».

Все это — серьезный набор элементов, которые в совокупности способны вывести нас на формирование новых, амбициозных, но в тоже время реалистичных идей и планов в отношении роли Сибири как мегарегиона. Достижение этой цели предполагает, как минимум, объединение наших усилий, постоянное поддержание высокого «градуса» интеллектуального напряжения и тесную связь разработчиков «сибирской идеологии» с предпринимательским сообществом и политическими структурами, способными воплощать ее практические дела.

Представляется, что организационной площадкой для работы в этом направлении мог бы стать Красноярский край.

Экономический форум, который проводится здесь, в последние годы приобретает черты дискуссионной площадки, на которой обсуждаются общие вопросы развития сибирских территорий в широком федеральном контексте.

В крае расположен и активно развивается Сибирский федеральный университет, который уже сейчас приобрел статус одного из наиболее рейтинговых в России. Его основной миссией в момент создания было, как известно, формирование научно-образовательной платформы для так называемого «нового освоения Сибири» — запуск нефтяных месторождений,

строительство Богучанской ГЭС, проекты Нижнего Приангарья и т.п. Что в конечном итоге и предопределило решение о дислокации в крае этого крупнейшего учебного заведения.

Отличительной особенностью университета стала его тесная связь с предприятиями — локомотивами сибирской экономики. Типичным примером в этом плане было создание в его рамках современного института нефти и газа, который является своеобразным научным и образовательным «цехом» ОАО «Роснефть».

Соответствующая стратегическая ориентированность, непосредственная связь с базовыми субъектами практической экономики, а также возможность апробации новых идей и предложений на значимых общественно политических площадках делают университет оптимальной «штаб-квартирой» сибирских драйверов. При этом речь идет не о монополизации этой проблематики, а о выполнении вспомогательных координирующих функций в интересах всех тех, кто занимается ее разработкой.

В рамках Сибирского федерального университета как большой и разноплановой структуры функции непосредственной организации работ в соответствующем направлении мог бы выполнять «Сибирский клуб» как сообщество ученых, политиков и представителей бизнеса, заинтересованных в формировании качественной картины будущего для нашего мегарегиона.

В деятельности клуба мыслится участие как российских, так и ведущих зарубежных экспертов, которым интересна тематика такого масштаба.

Становление «Сибирского клуба» представляется очень важным еще в одном отношении. Нам надо избавляться от наследия централизованного управления. В России, как и в других ведущих державах, должно быть несколько точек опоры, где «кластеры влияния», центры экономического роста, сосредоточения высокого культурного уровня, а также экспертного анализа распределены относительно равномерно по всем территориям.

В Сибири, наряду с Москвой и Санкт-Петербургом, должен появиться ещё один экспертный центр, который может придать свой концептуальный импульс социо-экономическому развитию России в целом.

Историческая судьба нашей страны зависит от того, сможем ли мы изменить негативный тренд, создать опирающийся на реальность позитивный имидж Сибири, привлекательный как для наших граждан, так и для инвесторов мирового сообщества.

Без процветающей Сибири и вдохновляющей перспективы ее развития невозможно представить Россию и будущее наших с вами потомков. Нам необходимо мыслить масштабно, объективно анализировать сложившиеся геополитические реалии, отвечать на глобальные вызовы современности и не тешить себя иллюзиями о том, что все само собой образуется. Это вопрос нашей ответственности перед Родиной и будущим.

Если не мы, то кто? Когда, если не сейчас?

Чл.-кор. РАН В. А. ламин

Директор Института истории СО РАН

ЛИКИ СИБИРИ — ДАВНИЕ И БЯИЗКИЕ

Так в далекой Сибири, где плачет пурга, Застывают в серебряных льдах мастодонты, Их глухая тоска там колышет снега, Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.

Н. С. Гумилев

Происхождение слова «Сибирь» неясно и спорно. Оживленные дискуссии, не раз возникавшие в кругах отечественных историков, лингвистов, географов, этнографов, специалистов в области топонимики, литераторов и публицистов, к единому суждению до настоящего времени так и не привели.

Вероятно, можно только констатировать, что в русский речевой обиход слово «Сибирь» стало входить во времена возвышения Московского княжества. В ХУШ-Х1Х веках слово это нередко употреблялось как нарицательное: «Сибирью» называлось все, что не имело признаков прогресса, а литераторы-публицисты считали, что «Сибирь» начинается сразу за пределами столиц, Санкт-Петербурга и Москвы, и простирается на всю Российскую империю. Более того, в качестве нарицательного это название вышло далеко за пределы России. Так, по аналогии с экстремальными природно-климатическими условиями Сибири (до -50°С зимой при ярком, но не греющем солнце) колонисты, в том числе отбывавшие каторгу, в Австралии, «Сибирью» называли центральную пустыню этого материка, где температура летом достигает отметки выше +50°С в тени.

Есть также основания полагать, что первые представления

0 пространствах, именуемых Сибирью, начали складываться в Европе много раньше, чем появилось в языковом обороте слово «Сибирь».

Первые сведения о северных территориях Азии, более определенные, чем космографические очертания последних, стали известны европейцам в результате похода армии Александра Македонского в Индию, то есть более 2300 лет назад.

Открывшиеся македонцам за Танаисом (Сырдарьей) невозделанные полупустынные пространства, редкие явно временные поселения с примитивными жилищами разительно отличались от стран, завоеванных в прежних походах. Кочевые племена, обитавшие в междуречье Амударьи, Зеравшана и Сыр-дарьи, не производили впечатления богатого и цивилизованного народа. К тому же их вожди, взятые в плен или добровольно перешедшие на службу в македонскую армию, рассказывали, что дальше на север от их земель простирается бескрайняя равнина, дикие обитатели которой недостойны человеческого звания. Большую часть времени эта равнина покрыта снегом и заканчивается берегами морей, скованных никогда не тающими льдами. Малочисленные обитатели этих неприютных северных пространств, покрытых мраком и скованных льдом, ведут дикий образ жизни. Они «полгода спят», пробуждаясь только с наступлением короткого лета, чтобы, утолив голод, вновь погрузиться в глубокий сон. Почерпнутые от кочевников сведения об убогости северных территорий и животном существовании обитающих на них диких людей, исключавшие возможность богатой военной добычи, заставили македонскую армию летом 327 года до н.э. повернуть в «страну чудес» Индию, где сиял в лучах солнца Восточный океан1.

И хотя своими глазами македоняне северных просторов так и не увидели, леденящий душу образ Сибири надолго закрепился в представлениях западноевропейской и арабской цивилизаций. Через полторы с лишним тысячи лет после Александра Македонского на европейских и арабских картах Северная Азия изображается пустыней, редкие обитатели которой, «гоги

1 Шахермайр Ф. Александр Македонский. М., 1986. С. 239.

и магоги», лишенные «общего всем дара речи... 27 ноября умирают и потом оживают, как лягушки, на следующую весну, большею частью около 24 апреля»2. Правда, в описаниях образа существования обитателей Сибири, когда они оживают, обнаруживается некоторый прогресс. Так, арабский путешественник XIV века Ибн-Батута, по-прежнему именуя Сибирь «страною мрака», сообщает, что гоги и магоги торгуют пушниной с волжскими булгарами и разными предметами между собой, ссорятся и воюют за справедливые цены и жизненное пространство. Иначе говоря, если бы не впадали в зимнюю спячку, то могли бы считаться вполне цивилизованным народом.

После ошеломившего Западную Европу плавания Х. Колумба, открывшего Америку или, как тогда считалось, Западную Индию, а некоторые полагали, что Китай, престиж картографов поднялся на небывалую высоту. Чрезвычайно востребованными стали люди с авантюрным складом характера, готовые отправиться в неизвестные страны, чтобы добыть надежные сведения об их географии, населении, путях сообщения и т.п. Впрочем, еще больше энергия такого типа людей и экспедиций подогревалась коммерческими интересами.

Именно коммерческие, или, как сейчас принято говорить, бизнес-интересы способствовали тому, что в продолжение 200 лет после «покорения» Ермаком Сибирь служила главным источником валютных доходов для столичной казны. Примерно 25-30 % расходов Московского двора до конца XVII века обеспечивались за счет экспорта сибирской пушнины. Однако к концу царствования Екатерины II почти двухвековая слава Сибири как неисчерпаемой кладовой «мягкой рухляди» закатилась. Промысел пушного зверя продолжался, но бойкая меховая торговля и значение ее для валютных доходов казны остались в прошлом. Интересно, что и обнаруженные при Петре I запасы монетарных и пушечных металлов, а также золота к началу XIX века постепенно истощаются.

Спад задевает и металлургическое производство, но при этом Урал находится в фазе динамичного роста объемов про-

2 Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. 1032-1882. Сургут, 1993. С. 23-24.

изводства. В Сибири же очаги данной отрасли едва теплятся в «мерцающем» режиме. Причины регресса сибирских железоделательных предприятий одинаковы: архаичный технический уровень, бедная и в буквальном смысле поверхностно разведанная рудная база, дорогая рабочая сила, отсутствие средств и поддержки со стороны государства, необходимых для создания мощного производства.

Лишь на линии торговых контактов с Китаем, в районе Кяхты, до которой дотянулся Московско-Сибирский колесный тракт, происходило некоторое оживление в сфере производства товаров. Местные предприниматели, рассчитывая на освоение рынка сопредельных территорий Китая, заводили в приграничной полосе кустарные предприятия, ориентированные на примитивный спрос редкого населения севера соседней страны. Сибирский тракт, прошедший через наиболее значительные города Сибири, оживил коммерческие связи между ними и улучшил транспортное сообщение с Уралом и европейской частью страны, но не подвигнул российских предпринимателей к промышленным начинаниям за Уралом.

Оценивая сложившуюся в Сибири к началу XIX века хозяйственную жизнь и ее перспективы, сотрудник российского посольства в Китае Ф. Ф. Вигель отмечал, что в отличие от британских заморских колоний Сибирь, «как медведь», сидит у России на привязи и пока ей не нужна3.

В действительности — оказалась нужна, и очень скоро. В 1812 году Наполеон из полыхавшей пожарами Москвы предлагал русскому венценосцу заключить мир. Александр I отвечал: «Мира не подпишу, а уеду в Тобольск и оттуда буду продолжать борьбу»4. В этом категорическом отказе от «мирного» предложения из уст высочайшей власти, пожалуй, впервые является образ Сибири как неисчерпаемого, особенно в сравнении с «малогабаритной» Европой, пространственного ресурса Российской империи.

3 Ремнев А.В., Суворова А.Г. Колонизация Сибири XVIII - начала XX века: Империо-и нациостроительство на восточной окраине Российской империи // История, антропология, культурология. Ч. 2. Омск, 2004. С. 34.

4 Резун Д.Я., Шиловский М.В. Сибирь, конец XVI - начало XX века: Фронтир в контексте этносоциальных процессов. Новосибирск, 2005. С. 126.

В то же время уже тогда со всей остротой встал вопрос о демографическом факторе в развитии Сибири. В царствование Петра I почти пятая часть ее мужского населения в репродуктивном возрасте (в первую очередь мастеровые, владевшие топором, кузнечным молотом и т.п.) была волею реформатора изъята из Сибири на строительство новой столицы, верфей, кораблей, каналов, в армию и на флот.

Екатерина II, позиционировавшая себя как продолжательницу великих деяний Петра I, своеобразно восполняла убыль населения Сибири. В царствование просвещенной императрицы численность его в значительной мере пополнялась средствами и методами штрафной колонизации. «Предерзостным», не поддающимся перевоспитанию кнутом и розгами помещичьим крепостным открывалась прямая дорога в Сибирь. Государственных крестьян депортировали туда же без какой-либо вины просто потому, что нужны были рабочие руки для казенных горнозаводских предприятий, мануфактур и фабрик. По-европейски гуманная и прагматичная императрица заменила по-русски жестокую смертную казнь уголовных преступников каторгой и вечным поселением в Сибири. Возрастающим числом следовали за Урал социально многоликие массы людей, приговаривавшихся судом к ссылке и или ссылавшихся в административном порядке. Этим же курсом направлялись мятежные и подозрительные с точки зрения лояльности к России и к русской православной церкви поляки и другие «обитатели древних российских областей, к империи возвращенных».

В идеале «сибиряки поневоле» предназначались для демографического и хозяйственного развития сибирского края, для «пользы, каковую бы государство от него получить долженствовало». На деле значительная часть этих людей всеми способами уклонялась от трудовых занятий «на пользу государству».

Ничтожная результативность штрафного и принудительного водворения в Сибирь определялась широким спектром причин. В первую очередь, конечно, недостаточным и по русской традиции плохо организованным сопровождением переселения материальными стимулами и льготами. И не в последнюю — своеобразием русского характера. В отличие от рациональных

немцев и в целом западноевропейских обывателей, русские и на «приученье к хорошему», если оно «делается принуждением», реагируют протестом или другими способами неприятия. Применительно к принудительному переселению в Сибирь столь же важное значение имел широко бытовавший в России негативный ее образ. К рубежу ХУШ — XIX веков Сибирь так и не избавилась от звания «страны мрака и холода». В Сибирь ссылались преступники, заслуживавшие смертной казни, и прочие «тюремные сидельцы, тати и разбойники». Замена смертной казни пожизненным наказанием Сибирью убедительно свидетельствовала в глазах широких масс населения, что Сибирь, вероятно, больше похожа на ад и совершенно определенно не имеет абсолютно ничего общего с райскими кущами.

Естественно, что такого рода представления о Сибири не вызывали охоты туда переселиться, страшили возможностью оказаться, как говорится, ни за что, ни про что в этой «стране мрака и холода», предназначенной для вечного искупления вины душегубов, разбойников с большой дороги.

Столичным вельможам Сибирь представлялась фантастически огромным тюремным карцером, пребывать в котором по доброй воле никому в голову не придет. В сознании российской властной элиты и общества этот образ Сибири стал складываться в преддверии Великой Смуты, а еще точнее — с 1593 года, когда в Пелым были сосланы жители города Углича за «неправильные» свидетельства об убиении царевича Дмитрия, а в Тобольск — 18-пудовый колокол, набатно звонивший во время убийства царевича. «Этот первый и неумирающий ссыльный предвозвестил будущую судьбу Сибири»5. В последующие столетия «во глубину сибирских руд» постоянно и возрастающим числом отправлялись «предерзостные», мятежные, не почитающие действующих законов и порядков, а также и претендовавшие на власть устанавливать законы и порядки.

Мятежных и протестующих на Руси всегда находилось немало, а еще больше -подозреваемых властью в заговорах против нее, поэтому число ссылаемых в Сибирь не уменьшалось, а

5 Словцов П. Историческое обозрение Сибири Петра Словцова. Книга I. С 1585 до 1742 г. М., 1838. Цит. по: Щеглов И.В.Указ. изд. С. 47.

прибавлялось. Властные структуры еще долго будут отнюдь не к «пользе государству» культивировать карающий образ Сибири и страшить своих подданных ее стужей, мраком, дикостью, мертвящей безжизненностью.

А между тем параллельно дорогам, по которым гнали на казнь Сибирью виновных и без вины виноватых, в «глухую неведомую сторону» в обход застав, засек, караулов и таможен, тайными тропами пробирались люди, бежавшие от «прелестей» существования в России. Это были люди, знавшие себе цену, по характеру подобные покорителю Сибири Ермаку с его волжскими атаманами и сотоварищами. Отличие состояло лишь в том, что они шли не покорять «инородцев», а возделывать, пахать и засевать сибирскую землю.

В отличие от английских колонистов в Северной Америке, которые «искали не новую страну, а новую форму правления»6, вольнонародное крестьянское движение в Сибирь стихийно руководилось обеими этими целями. В крестьянской среде в силу ее темноты и забитости медленно и долго, но неотвратимо складывалось представление о Сибири как стране вольной, на необъятных пространствах которой вдоволь хлебородной земли.

Подстегиваемое кнутом, палками и розгами крепостного права и стремившееся к вольному труду на вольной земле, это народное движение складывалось в относительно самостоятельную составляющую роста народонаселения за Уралом.

Русское крестьянское население Сибири не пошло по пути поиска новой формы управления, как английские колонисты в Америке и позднее в Австралии. Оно вполне удовлетворилось тем, что в Сибири не существовало крепостного права. Это отличие Сибири от России в кругу ценностей русского крепостного крестьянства представлялось достаточным, чтобы констатировать: «и в Сибири также солнце светит, и здесь народ живет, но гораздо лучше вашего, потому что здесь нет кровопийц и тиранов господ»7.

При этом представление о Сибири в крестьянских массах менялось быстрее, чем в высших сферах российской бю-

Слезкин Л.Ю. У истоков американской истории. М., 1980. С. 212.

7 Ремнев А.В., Суворова Н.Г. Указ. соч. С. 15.

рократии или дворянской элиты. Так, назначенный генерал-губернатором Сибири М. М. Сперанский, архитектор законов об управлении Сибирью, писал в 1819 году: «Я смело утверждаю, что Сибирь есть просто Сибирь, то есть прекрасное место для ссылочных, выгодное для некоторой части торговли, выгодное и богатое для минералогии: но не место для жизни и высшего гражданского образования, для устроения собственности, твердой, основанной на хлебопашестве, фабриках и внутренней торговле». А через год, покидая свою резиденцию в Иркутске, заключал: «Я думаю, что Сибирь есть настоящая отчизна Дон-Кихотов»8.

Между тем сибирские «дон-кихоты» ставили мельницы, лесопилки, кирпичные заводы, отстраивали города, основывали новые деревни, расширяли пашню, приращивали тучные стада, создавали фундамент «для жизни и высшего гражданского образования, для устроения собственности, твердой, основанной на хлебопашестве и внутренней торговле». В начале второй трети XIX века в Сибири были открыты исключительно богатые месторождения золота. Местный частный, преимущественно торговый, капитал, лишь попутно занимавшийся промышленным предпринимательством, незамедлительно устремился в новую сверхприбыльную сферу приложения. В результате к крестьянской тяге в Сибирь добавилась энергичная струя рабочей силы, направлявшейся на золотые прииски. Старые, почти трехвековой давности, механизмы штрафного, принудительного переселения продолжали действовать, но параллельно с ними стихийно, без проектов и высочайших предначертаний разрасталось и ускорялось вольно-народное движение в Сибирь.

В 1790 году коллежский советник А. Н. Радищев, автор книги «Путешествие из Санкт-Петербурга в Москву», «наполненной умствованиями, оскорбительными и неистовыми выражениями против сана и власти царской» был наказан ссылкой в Сибирь9. Следуя к месту ссылки в Илимский острог, он ночевал в притрактовом селе в Барабинской степи, и был поражен

8 Резун Д.Я., Шиловский М.В. Указ. соч. С. 51.

9 Щеглов И.В. Указ. соч. С. 201.

крепкой зажиточностью сибирского крестьянина, необычной для зипунного российского крепостного добротной одеждой и особенно беседой с хозяином за утренним чаепитием. Обстоятельность и здравость расчетов и суждений сибиряка о том, как с прибылью хозяйствовать на сибирской земле, смелость и разумность, с которой собеседник объяснял, отчего ему в Сибири лучше, чем в «Рассеи», были совершенно неожиданными для первого отечественного правозащитника подневольных, обездоленных, покорных и бессловесных.

Российский крепостной крестьянин, воспитанный кнутом и страхом, оказавшись в Сибири, перерождался, становился другим. В отличие от своего собрата в России не ломал шапку перед барином, не страшился начальственного гнева, мог постоять за справедливость, а самодура, облеченного властью, послать куда подальше. Подобно российскому, на бога надеялся, но больше сам не плошал. Эти и другие свойства характера, образа жизни и духовно-культурного облика вольного сибирского крестьянина представлялись угрожающими для целостности российской государственности, ее прочности на сибирских пространствах.

Серьезным источником этой же опасности считалась и ссыльно-поселенческая часть обитателей Сибири, относительная величина которой составляла 10 — 12 % населения азиатских земель империи.

Социальные, национально-этнические, конфессиональные аспекты демографической ситуации в Сибири отличались непривычным для России своеобразием. В верхах российской власти и в общественной мысли в отношении перспективы присутствия Сибири в составе России существовали две взаимоисключающие позиции. Одни считали, что необходимо всеми средствами, вплоть до распространения на Сибирь помещичьего землевладения и крепостного права, нивелировать ее своеобразие и отличие от остальной России. Другие, среди которых были не только интеллектуалы, но и функционеры власти, полагали, что никаких решительных действий предпринимать не следует, поскольку цена их реализации будет дороже весьма сомнительных результатов. Наиболее «дальновидные» эксперты

вещали о фатальной неизбежности утраты Россией ее сибирской колонии по сценарию, подобному созданию независимых Северо-Американских Соединенных Штатов.

До начала 1840-х годов вопрос о том, что делать и чему быть в Сибири, находился в полулетаргическом состоянии. Пробудил и поставил его «ребром» перед лицом власти и общественности литератор и публицист Н. Б. Герсеванов в статьях, напечатанных в 1841 — 1842 годах в «Отечественных записках». Позиция его была однозначна. Он безапелляционно указывал на бесперспективность Сибири, которая, «питаясь соками России, сама мало от того тучнеет, а отнимает силы у своей кормилицы». «Капиталы, ум и предприимчивость», свойственные, по его наблюдениям, населению России, совершенно не следует понапрасну тратить на Сибирь — бесплодную пустыню, подобную датской Исландии.

Сходные заключения в порядке служебного отчета по итогам ревизии Сибири формулировал Н. Я. Смирнов, чиновник по особым поручениям при Министерстве государственных имуществ. Согласно его выводам, основанным на экономических соображениях, тратиться на Сибирь не только бесполезно, но и вредно. Он ультимативно предостерегал, что Сибири «не нужны попечения правительства об умножении в ней народа извне; это раннее попечение превратит Сибирь, страну богатую и довольную, — в нищую». Переселенцы будут «сыты, но нищи, от них обнищают и сибиряки. Хлеб потеряет свою цену, чем заплатят крестьяне подать, на что купят вина?»10 Созданный в 1852 году Второй Сибирский комитет призван был разобраться в реальных и надуманных, ближних по времени и возможных в будущем опасностях, — по сегодняшней терминологии, вызовах и рисках, связанных с пребыванием Сибири в составе России. Коллективный поиск научно обоснованного ответа на вопрос, быть Сибири в составе России или Россия останется без Сибири, стал предметом состоявшихся под эгидой Второго Сибирского комитета в марте — апреле 1861 года заседаний политико-экономического комитета Русского географического общества.

10 Ремнев А.В., Суворова Н.Г. Указ. соч. С. 14.

Ораторствовали много и эмоционально. Доминировали суждения, опиравшиеся на зарубежную историческую практику, в частности на факт 100-летней давности — отделение североамериканских колоний от Англии, аналогичные процессы в испанских заокеанских владениях и случившееся всего пять лет назад обретение автономии Австралией. На основании этой исторической практики делался вывод, что аграрные колонии рано или поздно неизбежно выходят из-под власти метрополии. Сибирь, как считали принимавшие активное участие в дискуссии академики К. М. Бэр и Е. К. Миддендорф, отнюдь не исключение из этого общего правила. Высокие академические авторитеты расходились только в одном. Е. К. Миддендорф считал, что, поскольку Сибирь со временем неотвратимо отделится от России, не следует тратиться на ее обустройство, пополнение населения, развитие промышленности и иные пути развития. Академик К. М. Бэр призывал к более гуманному отношению к Сибири и демонстрировал более дальновидную позицию, учитывающую перспективные интересы России. Напоминая, что «каждый совершеннолетний сын тоже отделяется от родителей», он вопрошал: «Ужели же в виду этого будущего сепаратизма родители не должны заботиться о своих детях?»11 К. М. Бэр утверждал, что Англия только выиграла от экономической самостоятельности Северо-Американских Соединенных Штатов и Россия также должна заботиться о своих интересах в будущей независимой Сибири.

В полемике о будущности Сибири использовались и тезисы, сформулированные еще 20 лет назад Н. Б. Герсевановым, полагавшим, что «Сибирь существует за счет России, что без поддержки последней Сибирь не могла бы ни прокормиться, ни одеться, ни обуться»12. Указывалось также, что факт отпадения заокеанских колониальных владений от Англии и Испании не является абсолютным доказательством неотвратимости выхода Сибири из-под юрисдикции России.

Сторонники радикального разрешения проблемы дальнейшее содержание Сибири «на шее» России квалифицировали

11 Дело об отделении Сибири от России. Томск, 2002. С. 11.

12 Там же. С. 15.

как расхищение государственных интересов России. Без мантии, сияющей богатством мехов соболей и горностаев, Сибирь представлялась вампиром, способным обескровить Россию. Возражения оппонентов, обосновывавших необходимость изучения минеральных богатств Сибири и вовлечения их в хозяйственную деятельность, парировались указаниями на прошлые малоутешительные результаты такого рода начинаний.

В то время когда противники разработки горных богатств Сибири доказывали ее бесперспективность, сибирская золотодобыча вновь восходила к зениту. В 1830 году в Сибири было добыто 45 пудов золота, через 20 лет, в 1850 году, — 1035 пудов, или более 70 % годовой золотодобычи всей империи. В 1840 — 1860 годах среднегодовая добыча золота в Сибири находилась на уровне 1200 пудов, суммарный ее объем за этот период приблизится к 24 000 пудов13. Уральская золотопромышленность, подавившая нарождавшуюся в XVIII веке сибирскую золотодобычу, померкла. Именно сибирское золото выдвинуло Россию в число ведущих золотодобывающих держав. Благодаря ему на рубеже 1840 — 1850-х годов Россия вышла на первое место по объему золотодобычи, но после открытия калифорнийских и австралийских месторождений отступила на третью позицию. Однако на вопрос, что делать в Сибири и надо ли вообще что-либо делать, участники совещания политико-экономического комитета так и не дали конкретного и согласованного ответа.

Ответ последовал из самой Сибири. Обнаружен он был в мае 1865 года в Омске совершенно случайно в кармане несовершеннолетнего воспитанника Сибирского кадетского корпуса и назывался «Патриотам Сибири». В этой «противоправительственной прокламации», в частности, утверждалось: «Интересы Сибири никогда не соединятся с интересами России, как страны при других условиях и в другом положении, нежели Россия. Особенное географическое положение, особенная территория, особенная производительность, особенные экономические интересы, особенные соседние страны, а вследствие этого потребность особенной политики — все это требует самостоятельности Сибири, и она должна отделиться от России

13 История Сибири. Т.2. О., 1968. С. 397, 399.

во имя блага своего народа, создавшего свое государство на началах народного самоуправления. Демократический состав общества особенно благоприятствует Сибири создать республику, состоящую из штатов, подобно Америке»14.

Неизвестные авторы столь конкретного и категоричного ответа на распространенную в правительственных сферах неопределенность в отношении Сибири были выявлены очень быстро. Ими оказались «юные мечтатели», полагавшие, что «главный фактор в истории есть народ, жизнь народная, творящая историю»15. В ходе следствия выяснилось, что за этими грозными пророчествами, эмоциональными заклинаниями и пламенными призывами не было сколько-нибудь сплоченной организации, какой-либо реальной деятельности, а одним из импульсов, подвигнувших «молодых сибирских патриотов к покушению на несбыточное желание», послужило совещание политико-экономического комитета ИРГО 1861 года. Однако фобия сибирского сепаратизма, существовавшая в правительственных кругах как предчувствие, обратилась в реальный страх. Фигуранты по «Делу об отделении Сибири от России» получили, как говорится, по заслугам, хотя эти «заслуги», поскольку у страха глаза велики, были многократно преувеличены. Позднее, когда первый испуг от неожиданности ввиду внезапно «открытого в Сибири тайного общества» улегся, сроки наказания, назначенные «юным мечтателям», были убавлены и условия исполнения кары смягчены.

Но и далее не имеющая границ российская власть продолжала пребывать в постоянном страхе перед опасностью территориального обособления Сибири. На некоторых высокопоставленных представителей российской бюрократии сибирское областничество оказало неизгладимое травматическое воздействие, от которого они не могли избавиться до конца своих дней. Борьба с призраком сибирской автономизации, бродившим в испуганном воображении евророссийской служивой и свободомыслящей элиты, велась всеми возможными средствами и по всем направлениям. Так, например, вместо традици-

Дело об отделении Сибири от России. Томск, 2002. С. 93 — 94.

Там же. С. 15.

14

онного названия «Сибирь» территорий за Уралом был введен термин «Азиатская Россия». Слово «сибиряк» исключалось из языкового оборота. В деревни сибиряков-старожилов, которые «о церкви не пекутся», «подсыпали» переселенцев из Европейской России с глубокими традициями набожности. Правда, вскоре и переселенцы, как сибиряки-старожилы, начинали индифферентно относиться к духовно-религиозным ценностям. Еще во времена «амурских сплавов» в столице беспокоились, что выход на тихоокеанские берега сблизит Сибирь с САСШ и может обернуться опасностью «заражения слабого русского корня чуждым влиянием». В 1905 году А. А. Кауфман, один из ведущих специалистов по проблемам колонизации, отмечал, что амурские крестьяне выглядят настоящими американцами, непохожими на русского мужика16.

Литераторы, публицисты и другие знатоки Сибири, одни с удовольствием, но большинство с возрастающей тревогой, констатировали, что население за Уралом, происходящее от российских корней, от матушки России, сильно отличается «от детей ее в родном российском доме». Особенное беспокойство вызывали факты, свидетельствовавшие об отчуждении сибиряков от коренной России, утрате сибиряками «исконно русских начал», что проявлялось подчас в пренебрежительном, политически акцентированном неприязненном назывании России не матушкой, а метрополией. При этом снижение социального давления в российской деревне после реформ 1861 года, необходимое по причине маргинализации крестьянских масс и «генерации» новых аграриев при нехватке фонда освоенной земли, низкой культуры сельскохозяйственного производства, требовало обратить повышенное внимание на Сибирь.

«Сброс» социального давления в российской деревне происходил главным образом за счет возросшей возможности крестьянской миграции в Сибирь. Среднегодовой отток свободных крестьянских переселенцев, в основном в Западную Сибирь, с 1862 по 1885 год составил около 12 тыс. человек17. Эта весьма скромная величина миграции квалифицировалась в России

Ремнев А.В., Суворова Н.Г. Указ. соч. С. 49.

История Сибири. Т.3. Л., 1968.

16

17

и в Сибири неоднозначно. Столичные аналитики, указывая на бегство дешевой рабочей силы и одновременно потенциальных выкупщиков помещичьих землевладений, били тревогу. Экстраполяция миграционного процесса на перспективу обращалась в вопрос: кто будет пахать и сеять, если стихийное движение в Сибирь не остановится и, того хуже, разрастется в массовое явление?

Возрастающий приток самодеятельных крестьянских переселенцев вызвал беспокойство и в кругах патриотов Сибири. В принципе они позитивно оценивали набиравший силу крестьянский миграционный приток в Сибирь, поскольку настойчиво и последовательно пропагандировали необходимость освоения «лежавших втуне» сибирских пространств. Но в то же время полагали, что «колонизационная емкость» Сибири, в том числе земель, пригодных для эффективного сельскохозяйственного использования, имеет естественные пределы, производные от природно-климатических условий и границ возможного «стеснения» титульного, преимущественно кочевого населения Сибири.

Расчеты, представленные вице-президентом императорского Русского географического общества П. П. Семеновым в докладе, посвященном празднованию 300-летия покорения Сибири Ермаком, показывали, что колонизационный потенциал Сибири в достаточной степени далек от исчерпания. По его оценкам, относительная величина территорий, пригодных «к обитанию оседлыми земледельческими племенами», в среднем составляла 15 — 16 % от всей площади сибирских земель. П. П. Семенов заключал, что на «имеющемся здесь количестве удобных для оседлости земель оказывается возможным поместить еще столько же населения»18.

Численность населения Западной Сибири, включая Акмолинскую и Семипалатинскую области, равнялась 5 — 5,5 млн человек. Удвоение этой величины давало 10 — 11 млн оседлых земледельческих обитателей Западной Сибири, «и таким удвоением предел емкости... для населения был бы уже достигнут»19.

18 Щеглов И.В. Указ. соч. С. 423.

19 Там же.

Количество русского населения в Восточной Сибири, от Енисея до тихоокеанского побережья, оценивалось числом 1,2 млн человек. На этих колоссальных пространствах докладчик полагал возможным 8-кратное увеличение численности земледельческого населения, но «этим только едва был бы достигнут предел емкости...»20. Таким образом, оптимальная численность земледельческого населения, с «припуском» на неизученность аграрного потенциала Сибири, давала возможность рассчитывать, что Сибирь способна обеспечить достойные условия существования не только живущим на ее просторах 7 млн человек, но и еще не менее чем 15 млн «природных русских пахарей».

Крестьянская стихийная миграция совершенно определенно показывала курс демографического движения и возможного снижения социальной напряженности в российской деревне. Однако в руководящих сферах по-прежнему опасались, что этот процесс может привести к запустению русской пашни и высокой цене рабочей силы в других сферах производства в центральной России.

Признаки политической воли проявил созданный в 1891 году Комитет Сибирской железной дороги, пришедший к выводу, что крестьянская миграция в Сибирь не опасна для экономического благополучия России, и разработавший ряд мер по упорядочению перемещения «самовольно покинувших родину».

Упрощение процедуры оформления «самовольного» крестьянского перемещения в Сибирь произошло в конце 1896 года. В последующее десятилетие в Сибирь отправились примерно 1,4 млн переселенцев. При этом в первые годы XX века количество шедших за Урал уменьшилось, поскольку российская деревня жила слухами о бесплатной передаче помещичьих земель, шли даже разговоры о возможном изъятии их силой, а затем началась русско-японская война и Первая русская революция. Надежды крестьянства на амнистию выкупа не оправдались, но взорвавшаяся стихийной экспроприацией деревня показала, что накопившийся социальный порох, несмотря на то что его удалось залить кровью бунтовщиков, способен вновь рвануть с еще большей силой.

20 Там же. С. 424.

На роль спасителя матушки России от опасности полномасштабного социального взрыва был назначен П. А. Столыпин, гарантировавший самодержцу сохранение и упрочение скреп и устоев единой и неделимой державности. За годы его премьерства Сибирь превратилась в демографическую емкость для сброса социальной напряженности. В 1906-1910 годах Сибирь приняла более 2 млн организованных и самодеятельных переселенцев. После убийства П. А. Столыпина за 1911-1914 годы прирост населения Сибири за счет переселенцев составил свыше 700 тыс. человек21. Темпы роста численности населения Сибири оказались выше, чем в других регионах империи, более благоприятных для жизнедеятельности. Из приблизительно 30 млн человек естественного прироста численности населения Европейской России в период 1896-1914 годы около 4 млн «поглотила» Сибирь.

Южная полоса ее огромных пространств огласилась свистками и пыхтением паровозов, текущие на север реки — сиплыми гудками пароходов. Сибирская деревня не покладая рук пахала, сеяла, молотила, взращивала тучные стада, сбивала сливочное масло. В пятилетие 1910-1914 годы хлебный экспорт составил 47 млн пудов. Доля сибирского мяса на столичных рынках в 1903-1907 годах равнялась 10-12 %, в 1908-1913 годах достигла 45-50 % от всей мясной торговли. В экспорте сливочного масла из России на Сибирь в 1911-1913 годах приходилось более 88 % 22.

Эти и другие выдающиеся результаты приводили в восторг инициаторов, организаторов и пропагандистов переселенческой практики. До сих пор с благоговейным придыханием цитируется утверждение П. А. Столыпина о том, что от экспорта сибирского масла государственная казна богатеет больше, чем от золотодобычи. Но существовали и другие, противоположные оценки этого грандиозного «великолепия».

Не ослепленные этими блистательными успехами оппоненты отмечали, что аграрный курс хозяйственного развития Сибири, несмотря на выдающиеся результаты, имеет органиче-

21 История Сибири. Т.3. С. 308.

22 История Сибири. Т. 3. С. 314, 317, 318.

ские дефекты. Они пророчествовали, что агарный сектор, основанный на экстенсивных формах развития и на силе естественного плодородия земли, по мере его истощения, неизбежно перейдет в траекторию падения. Во избежание такой перспективы требовалось как можно быстрее перевести экономику страны из аграрной борозды на рельсы промышленного прогресса, обеспечивающего техническое переоснащение сельскохозяйственного производства.

К заключению, что впереди аграрный тупик и преимущественно крестьянское население Сибири, ввиду истощения земельного фонда и природной силы плодородия земли, окажется в ситуации, подобной сложившейся в земледельческих районах внутренней России, пришла в 1917 году и специальная комиссия по вопросам переселения и колонизации. Ее выводы фокусировали внимание директивных структур власти на срочной необходимости стимулирования промышленного развития Сибири. В ином случае сброшенная в Сибирь избыточная крестьянская масса преобразуется в столь же взрывоопасный материал, как и в центральной России23. Эти предостережения и пророчества, сформулированные в сентябре 1917 года, на 8-м месяце Февральской революции, оказались крайне запоздалыми.

Более благоприятным и в принципе реализовавшимся стало видение перспектив Сибири, высказанное в 1913 году Ф. Нансеном, возвращавшимся на родину через Сибирь после плавания по морям Ледовитого океана. Великий норвежский исследователь предсказывал, что на бескрайних холмистых равнинах Сибири, на берегах ее могучих рек, среди гор, хранящих неисчислимые минеральные сокровища, развернется невиданных масштабов созидательная работа, которая превратит Россию, основанную лишь на циклопических территориальных владениях, в экономически могущественную державу24.

Прогнозы Ф. Нансена о промышленной будущности Сибири, «которая может дать в своих необозримых степях приют многим миллионам славян», стали сбываться скорее, чем он предполагал.

Ремнев А.В., Суворова Н.Г. Указ. соч. С. 218.

Нансен Ф.В. В страну будущего. Пг., 1915. С. 45.

23

24

Выход из аграрного тупика, в который Сибирь упорно направлял П. А. Столыпин, открылся в 1930-х годах. К концу 1937 года валовая продукция промышленности Сибири увеличилась в 2,8 раза по сравнению с началом второй пятилетки. Удельный вес промышленной продукции Сибири в общесоюзном производстве вырос с 9,2 % в 1932 году до 11 % в 1936 году25 Планом третьей пятилетки, прерванной Великой Отечественной войной, предусматривалось дальнейшее наращивание индустриального потенциала Сибири. За годы войны в результате эвакуации в Сибирь значительного числа крупных промышленных предприятий и форсированного завершения предвоенных индустриальных строек объем валового промышленного производства в Сибири увеличился в 1,9 раза, а машиностроения в Западной Сибири — в 12,6 раза26.

В начале 1970-х годов мировая экономика замерла над пропастью топливно-энергетического кризиса. Форсированная разработка энергосберегающих технологий и другие подобные мероприятия не обещали быстрых результатов. Взоры в поисках спасения от топливно-энергетического провала обратились к Сибири, где к этому времени были открыты и начали эксплуатироваться богатейшие источники углеводородных топливных ресурсов. В этой ситуации обозреватель французского журнала «Монд» в 1972 году, оценивая значение Сибири, писал: «Сибирь трижды спасала Россию. Первый раз в 1921 — 1922 годах, когда Россия задыхалась в тисках голода, хлеб из Сибири позволил стране выжить. Второй — зимой 1941 года, когда сибирские дивизии встали насмерть под стенами Москвы и не пропустили полчища врага. И вот теперь, когда мир оказался на краю энергетической катастрофы, нефть и газ из Сибири открыли для России второе дыхание и дают миру надежду на спасение»27.

В отличие от этого объективного портрета Сибири в формате мировой экономики, сегодняшние зарубежные специалисты делают все возможное, чтобы придать Сибири об-

История Сибири. Т. 4. Л., 1968. С. 391-392.

История Сибири. Т. 5. Л., 1968. С. 110.

Алексеев В.В., Ламин В.А. Прометеи сибирской нефти. Свердловск, 1989. С. 196.

25

26

раз монстра, пожирающего миллионы человеческих жизней и природные силы исторической России. Утверждают и «научно обосновывают», что в экстремальных природно-климатических условиях экономическая деятельность бессмысленна. И прогнозируют, что русские во имя процветания своей исторической родины, России, должны уйти из Сибири. Им вторят отечественные «благодетели», проклинающие тот день и час, когда неразумный Ермак повел своих атаманов и казаков покорять Сибирь. Фантазируют, как было бы прекрасно, если бы на пространствах Сибири колыхались волны доисторического океана. Тогда бы не случился роковой поход. И полагают, что без Сибири «компактная Россия», в пределах времен Ивана Грозного, со смышленым и смекалистым населением давно по всем статьям обогнала бы благоустроенную Швейцарию, родину современной демократии Англию и могущественные Соединенные Штаты Америки.

Мечта о «компактной России» сбывается, становится реальностью. Линии западных и южных границ Евророссии возвратились к временам Ивана Грозного. Конструкторам «компактной России» остается лишь отделить Россию от Сибири, и «благая цель» будет достигнута.

Сочиняются сценарии неизбежности и справедливости интернационализации Сибири в интересах всего мирового сообщества, и в первую очередь, конечно, во имя благополучия населения стран «золотого миллиарда». Правда, и обитателям «проклятой» Сибири великодушно обещается безбедное существование, компенсирующее издержки экстремальных природно-климатических условий. Для экономически могущественных западных держав затраты на счастливую, комфортную жизнь быстро убывающего населения Сибири обойдутся в копейки.

В отличие от Отечественной войны 1812 года, когда Александр I грозил Наполеону продолжением борьбы из бескрайних пространств за Уралом, во Второй мировой войне СССР опирался не на непреодолимые пространства, а на созданную в Сибири экономическую мощь, благодаря которой Россия и осталась европейской страной.

Без Сибири не было бы Победы, и не было бы России. Эту истину постигли и давние, и новые «заклятые друзья» России, традиционно атаковавшие ее по западной границе. Однако полного успеха не получалось из-за «проклятой Сибири». Поэтому и предлагаются сегодняшним российским деятелям многочисленные варианты избавления от «сибирского проклятья», освободившись от которого «быстроногая» Россия помчится скорее всех по пути прогресса и процветания.

Одним из фундаментальных объяснений того, почему по Сибири распространяется запустение, является утверждение, будто рациональная рыночная экономика расставляет все и вся по своим местам само по себе, стихийно. Правящие государством макроэкономисты-рыночники «глубокомысленно» полагают, что со временем, когда будет выгодно, частный капитал двинется в Сибирь. Подобные надежды питал и учредитель отечественной рыночной экономики Петр I. Однако очень скоро разуверился и стал загонять предпринимателей в Сибирь силой, но фактически безрезультатно. Екатерина II надеялась, что по Сибирскому тракту частный капитал все же должен пойти в Сибирь, и тоже тщетно. Инициаторы разрешения «железнодорожного вопроса» уверенно считали, что железнодорожный транспорт станет торной дорогой движения евророссийского промышленного капитала в Сибирь. Их оптимизм и подобные надежды правительственных структур также не оправдались. Крупные евророссийские состояния за Урал не тронулись. Директивные призывы власти проникнуться государственными интересами и ввиду угроз и рисков, надвигавшихся на восточные рубежи страны, вложить капиталы в промышленное развитие Сибири, звучали гласом вопиющего в пустыне. Околоправительственные столичные капиталы по-прежнему правдами и неправдами гнездились у корней всемогущей власти, истощая и подъедая государственную казну в свое удовольствие.

Когда же сибирский крестьянин возделал зону рискованного земледелия и превратил ее в одну из главных хлебных житниц империи, евророссийские оптовики, посредники, торгово-промышленные фирмы, банковские структуры опутали транспортный выход из Сибири такой сетью, уходя от попадания в

которую выгоднее было экспортировать сельскохозяйственную продукцию по Северному морскому пути.

Рыночная экономика в отечественном исполнении неизлечимо производит на свет капиталы, о которых Ш. Монтескье справедливо замечал, что они «поддерживают государство так же, как веревка поддерживает повешенного».

В современной «рыночной» ситуации, характеризующейся абсолютной импотенцией государственного экономико-политического интереса к Сибири, потомки пионерных поколений русских, «давно уже ставшие ее туземцами», и коренные, природные сибиряки лишены уверенности в завтрашнем дне. Их вновь, как во времена Александра Македонского, называют несчастными обитателями проклятых пространств. О них опять сочиняются легенды, что они, нет, не спят полгода, а круглый год беспробудно пьют горькую.

Сегодняшние «дальновидные» министры «прозорливо» заключают, что для России выгодно, чтобы в Сибири было как можно меньше «несчастных обитателей». По их разумению выходит, что в продолжение более 400 лет 20 поколений их предшественников, бившихся над разрешением проблем заселения и освоения Сибири, приращения ее и охранения «славянской грудью», были сущими недотепами.

Политика, состоящая в том, чтобы ничего в Сибири не строить и не расходовать в расчете на будущее, является увеличенной копией практики набегов в Сибирь новгородских ушкуйников. Они тоже в Сибири жить не собирались, не строили и не пахали, — конечно, как и сегодняшние рыночники, по соображениям экономии. Предпочитали рейды в Югорию, объявленную волостью Новгородской торговой республики, и тоже превращали сибирскую добычу в звонкую монету с астрономической прибыльностью. И потому пробил час и не стало Новгородской республики и ее сокровищницы в Югорской волости. А именитые граждане Новгорода Великого, не успевшие бежать в Литву, обратились в нищих, потеряли головы на плахе или были свезены в Москву для приучения торговать с прибылью для государственной казны Великой Руси.

Д-р ист. наук С. А. КРАСИлЬНИКОВ

Заведующий кафедрой отечественной истории Гуманитарного факультета Новосибирского государственного университета

ОБРАЗ СИБИРИ В ИСТОРИЧЕСКОй РЕТРОСПЕКТИВЕ

Опять —

Сибирь с серебряными рудниками, С тайгой, которую не сосчитать, С неразговорчивыми мужиками.

А. П. Ладинский

Образ региона, в данном случае Сибири, имеет сложную природу и формы своего проявления. Это и продукт интеллектуальной деятельности, и устойчивая конструкция массового сознания. На наш взгляд, можно, хотя и в достаточной мере условно, выделить несколько распространенных понятийных образов Сибирского региона.

1. Сибирь как пространственно-географическое понятие (Сибирь как гигантская по охвату территория) — наиболее устойчивый стереотипный образ, фактически он стабилен на протяжении нескольких столетий, то есть жизни десятков поколений жителей России.

2. Сибирь как административно-территориальная единица (совокупность зауральских восточных губерний, Сибирский край в 1920-е годы) — также стереотипный образ, но значительно более динамичный и меняющийся в зависимости от политико-государственной модели устройства России.

3. Сибирь как геополитическое понятие (Азиатская Россия, Северная Азия) — также устойчивый образ, но чаще под ним имеется в виду потенциальная величина, своего рода козырь и аргумент в раскладах геополитики.

4. Сибирь как экономическая величина (Сибирь как кладовая, Сибирь как внутренняя колония) — стабильная составляющая в системе российского экономического пространства, присутствующая во всех стратегических планах государства.

5. Сибирь как территория несвободы (острожная, каторжная, ссыльная).

6. Сибирь как основа для существования социокультурной и поселенческой общности (сибиряки) — образ, также обладающий чертами устойчивости, вос-производимости и динамичности одновременно.

Каждому из названных образов Сибири присуща своя форма существования и, следовательно, операционализации, на уровне как обыденного сознания, так и пропаганды и государственной политики. Все эти стереотипы сформировались еще до ХХ века, который внес лишь свои акценты и модификации и, скорее, дополнил эту систему образов только еще одним — «Сибирь научная» (территория локальной концентрации большой науки). В целом же, в очень огрубленном виде, существовал образ Сибири как громадного ресурса для прирастания «российского могущества» (по М. В. Ломоносову).

В системе отношений «колония — метрополия» (прежде всего колония внутренняя, безусловно в социально-экономическом смысле) такое восприятие положения и места Сибири Центром было неизбежно. И оно сохранялось и воспроизводилось и в ХХ веке.

Для нашего анализа принципиален период с 80-х годов XIX до начала ХХ века. Кто, с какими целями и с какой эффективностью формировал те или иные образы Сибири? Первый субъект — государство, в той мере, в какой было заинтересовано в массовых переселениях и геополитическом укреплении и освоении этих восточных территорий (для успешной реализации нескольких мегапроектов — Транссибирской магистрали, аграрного (столыпинского) переселения). Здесь в основе успехов или неуспехов пропаганды движения России и ее населения на Восток лежали в первую очередь геополитические и экономические интересы государства.

Второй субъект — интеллигенция, как российская, так и региональная, в особенности сибирская. Здесь формирование образов Сибири шло через газетно-журнальную периодику. Проблематика, на которой акцентировалось внимание публицистики, включала в себя:

• место и статус региона в составе Российской империи;

• специфику его административного, социально-экономического и культурного развития;

• образ и условия жизни различных категорий населения Сибири;

• формирование региональной идентичности.

Для центральной прессы: 1) привлечение внимания к Сибири — Сибирь как малоизвестная территория (территория для пассионариев), ожидающая интеллектуальной экспансии для изучения и познавания (с позиций европоцентризма); 2) для либерально-демократической интеллигенции — Сибирь как территория бесправия и чиновного произвола (разгул «держиморд» и «сатрапов»); 3) Сибирь как страна изгнания (территория несвободы, территория маргиналов) — образ тиражировавшийся обстоятельно и устойчиво. Романтизация изгнанников и узников (маргиналов) не только в отечественной беллетристике и публицистике, но и в зарубежной (Дж. Кеннан, см. ниже); 4) Сибирь как богатейший край, ресурсная кладовая Российской империи; 5) Сибирь как русская Америка — для целей колонизации, переселения, в сочетании с эксплуатацией утопической мечты крестьянского и религиозного населения европейской России (о Беловодье); 6) Сибирь как территория проживания — «Другая Россия»1.

Отметим несколько важных работ, получивших значительный резонанс в Сибири и за ее пределами и рассчитанных прежде всего на привлечение внимания к Сибири с ее позитивными и проблемными, негативными сторонами.

Книга Н. М. Ядринцева «Сибирь как колония. К юбилею трехсотлетия. Современное положение Сибири. Ее нужды и

1 Подробнее см.: РодигинаН.Н. Образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX - начала ХХ в: Основные итоги изучения // Образ Сибири в общественном сознании россиян XVIII — начала XXI в. Новосибирск, 2006. С. 95-105.

потребности. Ее прошлое и будущее» (СПб.,1882) — лучшая историко-публицистическая работа о регионе, появившаяся до революции. Издание, ставшее основным и наиболее известным в ряду других публикаций автора2, вызвало весьма значительный интерес не только у российских современников (рецензии в крупнейших российских журналах «Отечественные Записки», «Вестник Европы» и других были напечатаны в том же году), но вскоре стало и достоянием зарубежного читателя. В 1886 году книга «Сибирь как колония» вышла в немецком переводе с дополнениями профессора Бернского университета Э. Ю. Петри. В 1892 году Н. М. Ядринцев подготовил второе издание, исправленное и дополненное, под названием «Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении». После революции книга не переиздавалась, и ее возвращение к читателю произошло только в постсоветские годы3.

Свою задачу ученый и общественный деятель видел в том, чтобы, воспользовавшись юбилейной датой (300-летие присоединения Сибири к России), познакомить российскую общественность «с жизнью окраин». В авторском предисловии к изданию 1892 года Н. М. Ядринцев прямо сформулировал задачу «рассеять предубеждение и ложное понятие о нашем Востоке, сложившееся по его печальному прошлому, и показать, что этот край при лучших условиях мог быть страной довольства, богатства и счастия»4. В книге, представляющей собой синтез науки и публицистики, академической по содержанию и популярной по форме, Н. М. Ядринцеву удалось показать природные условия, экономику, систему управления, культурную и общественную жизнь, быт и психологию различных категорий населения региона. По мнению ученого, Сибири предстояло приобрести мировое значение в силу не только громадных природных богатств, но и особого положения региона как связующего звена между Европой и Азией, призванного выполнять посредническую культурную и политическую миссию.

2 Русская община в тюрьме и ссылке. СПб., 1872; Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб., 1891.

3 Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. Новосибирск, 2003.

4 Ядринцев Н.М. Указ. соч. С. 33.

Н. М. Ядринцев вслед за другим известным исследователем Сибири А. П. Щаповым обосновывал идею формирования в Сибири за счет взаимовлияния русских и аборигенов особого «народно-областного» типа с особыми физическими и психологическими признаками (в начале ХХ века соратники и последователи Н.М. Ядринцева в развитии областнических программ будут говорить о реальном существовании сибирской народности с присущими ей особыми свойствами). Среди духовно-нравственных качеств сибиряков Н.М. Ядринцев называл такие черты, как восприимчивость к новшествам, предприимчивость, индивидуализм, склонность к независимости и равенству, простору и воле и т.д. Нетрудно заметить, что подобные характеристики во многом применимы к типу личности, названному Л.Н. Гумилевым «пассионарным», хотя отчасти и контрастируют с другой группой характеристик, которыми традиционно наделяются сибиряки (осмотрительность в решениях, обстоятельность в их реализации, ровное настроение и т.д.).

Центральное же место в книге занимало обоснование и доказательство тезиса о Сибири как о колонии в полном смысле этого слова, то есть, как это формулировал ученый, колонии в географическом, этнографическом и историческом отношениях, подразумевая под этим и колонию в экономическом смысле слова. Работа Ядринцева стала интеллектуальным протестом против гипертрофированной имперской централизации, колониального положения Сибири в системе экономических связей и призывом к разумному хозяйственному и культурному суверенитету региона, долженствующему стать фундаментом для демократического самоуправления в Сибири.

Взгляд на Сибирь извне, получивший мировой резонанс, содержался в работах Дж. Кеннана-старшего, посетившего Сибирь в 1865 и 1885 годах. Результатом первой поездки в составе русско-американской экспедиции для прокладки телеграфных линий стала книга «Tent Kifa in Siberia» (1870), переведенная и изданная в России через два года («Кочевая жизнь в Сибири. Приключения среди коряков и других племен Камчатки и Северной Азии». СПб, 1872), где реалии Сибири были отражены с позиций сочувствия к ее жителям, но без оппозиционности по отноше-

нию к политике российского правительства в регионе. Всеобщее же признание и известность журналисту и путешественнику принесла другая книга — «Сибирь и ссылка. Путевые заметки (1885-1886 гг.)» (в 2 томах). В ней автор выступил как яркий обличитель правительственной карательной политики.

Вокруг этого произведения возник мощнейший общественный резонанс, обусловленный не только тем, что Кеннан почти на столетие предвосхитил феномен «Архипелага ГУЛАГ» А. И. Солженицына, повлиявшего на формирование в мире общественного мнения о природе сталинского тоталитарного государства. Книга Кеннана, описывающая технологию действия царской карательной машины и ее влияния на судьбы сотен тысяч ссыльных и местного населения Сибири, показала Западу «другую Россию» — ссыльную, тюремную, каторжную. Кеннан, сам соприкоснувшийся с бытом и нравами арестантов и ссыльных, не был объективен в изложении событий и фактов, обличая ссыльную систему царизма и отчасти идеализируя самих ссыльных. Итоговый вывод Кеннана не оставлял в этом сомнений: «Всей душой я надеюсь, что сибирская ссыльная система может быть отменена; но тем не менее я всерьез опасаюсь, что она еще долгие годы будет оставаться одним из самых темных пятен цивилизации девятнадцатого столетия»5.

Книга Кеннана и его многочисленные публицистические статьи и выступления сыграли свою роль в том, что существовавшее до этого в массовом сознании американцев своего рода русофильство с характерным для него представлением о России как о далекой дружественной христианской державе с отсталым населением и монархическим политическим режимом стало вытесняться критическим настроем, а Россия начала ассоциироваться с ужасами царизма. Современные исследователи полагают, что Кеннан своей книгой о Сибирской ссылке, вне зависимости от искренности его намерений «освободить Россию», фактически способствовал формированию антироссийских настроений6.

5 Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки. (1885 - 1886 гг.). Т.1. СПб., 1999. С. 320.

6 См.: Ус Л.Б. Международные научные связи Сибири (конец Х1Х - начало ХХ в.). Новосибирск, 2005. С. 179.

Качественный скачок в формировании образа Сибири официальной пропагандой и публицистикой произошел в связи со строительством Транссиба и развертыванием правительственных программ переселения в Азиатскую Россию. Своего рода апогеем этой кампании стал выпуск двухтомного издания «Азиатская Россия» и Атласа (СПб., 1914), подготовленного Переселенческим управлением Главного управления землеустройства и земледелия. В этих и других изданиях, рассчитанных на российского читателя, Сибирь рисовалась как территория, предназначенная для «правильного» государственного переселения, чтобы тем самым моделировать в нужном направлении представления потенциальных мигрантов. Сложились два уровня информационного сопровождения «восточного вектора» государственной политики. Во всевозможных справочниках Переселенческого управления тех лет Сибирь представала регионом с богатейшими ресурсами, всевозможными промыслами, легкодоступными заработками и т.д.

В высшей степени примечательно, что для российских государственников в этот период было принципиально важно за короткое время переломить в общественном сознании населения Российской империи представления о Сибири как стране ссылки, территории далекой и чуждой. В предисловии к первому тому рассчитанной на подготовленного, просвещенного читателя «Азиатской России» редакция отмечала: «Земли Азиатской России — это неотъемлемая и неотделимая часть нашего государства — в то же время и единственная наша колония. Знакомство с ними и славной историей их приобретения — неиссякаемый источник гордого и радостного сознания величия России. Ближе присмотревшись к нашим азиатским окраинам, невольно проникаешься и к ним теплым, сыновним чувством: в основе своей вновь возникающая здесь Россия — все та же старая Россия, с ее простым и несложным земледельческим укладом жизни, с ее внешнею скудостью и обилием нетронутых сил»7.

Красной нитью через все издание проходит идея о том, что Сибирь, Дальний Восток, Средняя Азия — регионы укрепления

7 Азиатская Россия. Люди и порядки за Уралом. Т.1. СПб., 1914. С. VIII.

российского могущества, где «после первого приступа к заселению происходит теперь освоение новых пространств... Недавно еще безлюдные степи, непроходимые чащи тайги, пустынные горные склоны оживают и силою народного творчества преображаются у всех на глазах. Здесь, в Азии, еще нагляднее, чем в коренной Европе, растет и крепнет молодая Россия»8.

Тезис о «молодой России», которая олицетворялась в значительной степени переселенцами, как «наиболее энергичными, твердыми волей и сильными разумом хозяевами», не случаен в подобных построениях. Апелляция к пассионарности в советское время станет одной из наиболее часто встречающихся в разных формах опорных конструкций пропаганды.

Если рассматривать формирование образов Сибири как информационно-мировоззренческую кампанию в рамках Российской империи на протяжении около 30 лет (с 90-х годов XIX века до эпохи войн и революций), то в этом феномене легко обнаружить доминанту — это кампания консолидационного типа, нацеленная на формирование позитивного образа Сибири. При этом в ней присутствовал очень мощный и явный конфронта-ционный аспект — стремление групп, оппозиционных власти, в том числе и отдельных категорий сибиряков — «беглых», «каторжан» и т.д., поддерживать негативные оценочные стереотипы, касающиеся государственной политики в отношении Сибири (территория произвола и несвободы). Государственной пропаганде приходилось прилагать немалые усилия для того, чтобы если не разрушить предубеждения и стереотипы подобного рода, то ослабить их стойкость. Гораздо сложнее были положение и позиции местной интеллигенции, пытавшейся работать в русле конструктивной критики действий центральной власти в регионе. Работали механизмы возникавшего гражданского общества, которые хотя и в ограниченной степени, но способствовали формированию позитивного регионализма, ставившего своей целью транслировать «современные нужды Сибири».

Что происходит в послереволюционные годы? Особый этап — 1917 — 1919 годы, когда в деформированной и крайне уродливой форме реализуются идеи и программы сибирского

8 Там же. С. 495.

областничества (регионализма). Это краткий период функционирования региональных представительных и исполнительных органов, носивших антибольшевистскую направленность, в том числе Временного Сибирского правительства и квазивсероссийского правительства А. Колчака. Итог — с точки зрения судеб регионализма — трагический. Регионализм стал составляющей совокупного негативного образа (государственного сепаратизма), а его реальные и потенциальные носители — частью «образа врага». С восстановлением в регионе в начале 1920-х годов большевистской политической системы здесь начинает торжествовать советская модель унитарного регионализма, или квазирегионализма (с точки зрения нормальной общемировой практики). Об этом свидетельствует наличие в СССР в 1920-е годы системы крупных региональных образований — краев (в том числе Сибирского). Создается сеть региональных органов (Сибревком, Сибсовнархоз и др.), игравших для микрорегионов (сибирских губерний, а затем и округов) ту же роль, что и Москва в отношении периферии, — воспроизводство жесткой управленческой иерархии. Новосибирск — точное название для «столицы Сибири». Делегирование последней Центром части своих полномочий на практике влекло за собой ответственность за реализацию директив Центра. В 1930 и 1937 годах были проведены административные реформы, сутью которых стало разукрупнение территорий самых больших региональных образований (Урал, Сибирь, Дальний Восток).

Все это сопровождалось и неизбежными изменениями в иерархии и структуре образов Сибири. Тем не менее можно утверждать, что советская политическая пропаганда адаптировала «несущие конструкции» образов Сибири дореволюционного периода к задачам текущего момента, соответствующим образом их модифицировав. Это оказалось возможным, поскольку субъектом № 1 и единственным социальным заказчиком и одновременно исполнителем осталось государство в его советском идеократическом варианте. На первый план выходит функция социальной мобилизации во всех ее мыслимых, а зачастую гротескных, формах. Сибири отводилось здесь значительное место как особой территории социалистического строитель-

ства — территории транспортного и индустриального освоения (модификация идеи «Сибирь как территория пассионариев»). Образ Сибири как «территории бесправия и изгнания» стал играть исключительно роль ретроспективного фактора — символа ушедшей в прошлое реальности — и важной составляющей части конфронтационной модели противопоставления прошлого Сибири ее настоящему и будущему. Более того, во временной модели настоящее уступало место пропаганде будущего — «Сибирь как край, устремленный в будущее» («Будем жить в поселке мы пока что небогатом, чтобы все богатства взять из-под земли» — характерные строки из известной песни А. Пахмутовой и Н. Добронравова 1960-х годов). Региональная идентичность («сибиряки») была сохранена, но образ ее подвергнут такой стерилизации, которая исключала проникновение вируса сепаратизма. То же присутствовало и в контексте мобилизационной модели политики и пропаганды («сибирские дивизии, отстоявшие Москву»). Никакой «другой России» — только «Советская Сибирь».

Самое значительное, фундаментальное издание, запечатлевшее образ Сибири ушедшей и трансформировавшейся — «Сибирская советская энциклопедия» в пяти томах, выходившая на протяжении 10 лет (1927 — 1937). Издание осталось незавершенным, вышли только четыре тома. Роковой стала буква «С». Попытки создать в двух статьях — «Сталин в Сибири» и «Сталин о Сибири» — эталонный и идеологически безупречный текст, несмотря на громадные усилия, предпринятые руководством энциклопедии, оказались безрезультатными, что отчасти повлияло на решение о прекращении всего издания в 1937 году. Представления Сталина о Сибири — периода двух ссылок (нарымской и туруханской) — это отдельная и серьезная тема для осмысления. Можно только отметить, что в своих публичных выступлениях он периодически касался сибирской тематики в ретроспективном ключе и в сопоставительном контексте (старое — новое). Приведем один весьма характерный эпизод. В речи перед выпускниками военных академий 4 мая 1935 года Сталин в центр своего выступления поставил кадровую проблему, ее значение для успеха любых преобразований.

В частности, он напомнил, что на смену лозунгу «Техника решает все» должен прийти новый — «Кадры решают все», и акцентировал внимание на том, что машины и механизмы по-прежнему ценят больше, чем людей. Иллюстрируя этот тезис, он далее сказал: «Я вспоминаю случай в Сибири, где я был одно время в ссылке. Дело было весной, во время половодья. Человек тридцать ушло на реку ловить лес, унесенный разбушевавшейся громадной рекой. К вечеру вернулись они в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, они равнодушно ответили, что тридцатый «остался там». На мой вопрос: «Как же так, остался?» они с тем же равнодушием ответили: «Чего-ж там еще спрашивать, утонул, стало быть». И тут же один из них стал торопиться куда-то, заявив, что «надо бы пойти кобылу напоить». На мой упрек, что они скотину жалеют больше, чем людей, один из них ответил при общем одобрении остальных: «Что ж нам жалеть их, людей-то? Людей мы завсегда сделать можем. А вот кобылу... попробуй-ка сделать кобылу"»9. Такое, по мнению вождя, равнодушное и «странное отношение людей к людям», которое он обнаружил «в далекой Сибири», требовалось кардинально изменить. На практике же сталинская методика решения кадровой проблемы состояла в повсеместном использовании государственного террора. В то же время следует отметить, что Сталин использовал образ сибиряков для привычного в советской пропаганде противопоставления нового отжившему.

Данная антитеза в значительной мере пронизывала всю конструкцию «Сибирской советской энциклопедии», этого — без преувеличения — уникального историко-культурного памятника уходящей в прошлое эпохи регионализма. В предварявшем первый том редакционном предисловии прямо указывалось: «Сибирь чрезвычайно интенсивно втягивается в общенародное хозяйство Союза и играет совершенно иную роль, чем в довоенное время: из поставщика сырья, из рынка сбыта продукции промышленности центра, из колонии царской России Сибирь превращается в область с развитой индустрией и интенсивным сельским хозяйством». Сибири прида-

9 Сталин И. Вопросы ленинизма. 11-е изд. 1939. С. 491.

валось значение «обширного края, призванного сыграть в силу природных своих богатств и географического положения роль в деле социалистического строительства СССР»10.

В редакционной статье, предпосланной второму тому (1931), четко проводилась идея о том, что Сибирь — это одна из территорий борьбы старого с новым, в ходе которой необходимо осуществить «скорейшее преодоление отдельными ее районами остатков былого культурно-экономического неравенства, полученного нами в наследство от помещичье-капиталистического государства». Будущее Сибири описывалось в категориях мо-дернизационного рывка: «Партия и Советское правительство поставили себе задачей и практически проводят создание на востоке СССР второй угольно-металлургической базы Урало-Кузнецкого комбината, ряда индустриальных гигантов, завершена постройкой Туркестано-Сибирская железная дорога, в Восточной Сибири подготовляется создание крупной энергетической базы — Ангарострой.»11

Необходимо отметить, что Сибирь и восточные районы СССР в начале 1930-х годов весьма активно фигурировали в риторике не только партийно-государственных лидеров, но и научной элиты, для которых Сибирь представлялась территорией глобальных прорывов мирового масштаба и значения. Приведем весьма типичный для того времени отрывок из пафосного и предельно политизированного выступления акад. Г. М. Кржижановского в ходе работы выездной сессии АН СССР в Свердловске и Новосибирске в июне 1932 года по проблеме Урало-Кузнецкого комбината (УКК): «Решение проблемы УКК — это своеобразный ответ социалистического мира капиталистическому, это великий показ новых методов борьбы за социалистическую культуру, новых методов пробуждения мощных человеческих массивов к социалистической жизни путем мощного вооружения их материальными и энергетическими ресурсами, показ, противостоящий капиталистическим методам грабежа и насилия, проводимым в колониальной политике»12. Акцентируя внимание на необходимости создания на

10 Сибирская советская энциклопедия. Т. 1. Л., 1929. С. Х-Х11.

11 Там же. Т. 2. Л., 1931.

12 Проблемы Урало-Кузнецкого комбината. Труды июньской сессии Академии наук. Т. 1. Л., 1932. С. 16.

этой территории «мощного станового энергетического хребта», соратник Ленина выражался весьма образно: «Сибирь является страной великих рек, и поэтому мы вправе ожидать, что гидроэлектрическое строительство Сибири откроет новую страницу и в этой области», добавив, что строительство Обской гидроэлектроцентрали обещает нанести «прямой лобовой удар по обширным засушливым районам Юго-Западной Сибири»13.

В эти годы, однако, происходит поразительное совмещение новых образов Сибири как территории созидания светлого будущего с инструментами этого «созидания», в роли которых выступали лагерно-комендатурные производственные комплексы («территория несвободы»), активно формировавшиеся в районах Урало-Кузбасса, Ангаростроя, БАМа, Колымы и т.д. Здесь возникали удивительные политико-топонимические сочетания: управленческий центр БАМЛАГа располагался в пос. Свободный, а один из спецпоселков в Васюганских болотах (Нарымский край) именовался Сталинкой.

Рассекреченные архивные документы свидетельствуют о том, что и само руководство органов ЧК — ОГПУ — НКВД также не было чуждо пафосной риторики своего времени (точнее сказать, адаптировало советский новояз для своих прагматических целей), чем цинизм только усугублялся. Достаточно привести небольшую выдержку из приказа по ОГПУ от 25 апреля 1930 года о записи добровольцев из чекистских кадров для работы в создаваемой системе ГУЛАГа: «.на ОГПУ возложена задача развития хозяйственной жизни наименее доступных, наиболее трудно освояемых и вместе с тем обладающих огромными естественными богатствами окраин нашего Союза путем использования труда изолируемых социально-опасных элементов, колонизации ими малонаселенных мест. Одним из важнейших условий успешного выполнения этой правительственной задачи по организации новых лагерей в Сибири, на Севере, на Дальнем Востоке, в Средней Азии является комплектование руководящего состава лагерей из чекистских кадров.

Чекисты не раз показали себя энтузиастами всякого нового дела. (Выделено нами — С. К.).

13 Там же. Т. 2. Л., 1933. С. 19.

Энтузиазм и энергия чекистов создали и укрепили Соловецкие лагеря, играющие большую положительную роль в деле промышленного и культурного развития далекого Севера европейской части нашего Союза.

Новые лагеря под руководством чекистов так же, как и Соловецкие, должны сыграть преобразовательную роль в хозяйстве и культуре далеких окраин»14.

Освоенческого пафоса не были лишены и отчетные документы руководителей системы спец(труд)поселений. Так начальник отдела трудпоселений УНКВД по Новосибирской области И. И. Долгих в преамбуле своего обобщающего доклада об освоении Нарымского края силами контингента переселенцев в 1930 — 1937 годах отмечал: «Проделанная за истекшие семь лет работа по освоению Севера коренным образом изменила всю экономику Нарыма и создала чрезвычайные перспективы для хозяйственного использования его громаднейших богатств. Производственные силы Нарыма получили небывалое до сего времени развитие, в корне изменились исторические условия этой части Сибири. Государственные средства, затраченные на капиталовложения, вселение и первоначальное устройство трудпоселен-цев, уже возвращены с большой эффективностью — созданием ценностей, значительно обогативших народно-хозяйственный баланс Нарыма. Нарым успешно превращается из округа потребляющего в округ производящий»15.

Другим достижением в своей работе чекист считал массовые масштабы и результаты «трудового перевоспитания бывших эксплуататоров»: «Количество восстановленных в правах до Сталинской Конституции (всего по ОТП 11 916 хозяйств, в них 57 088 человек) (то есть примерно четверть трудпоселенцев — С.К.) является одним из результатов политико-воспитательной работы среди контингента и трудовой их перековки» (выделено нами — С. К.). К слову сказать, тщательно подсчитав экономическую составляющую освоения Нарыма силами спец(труд) переселенцев, И. И. Долгих оставил в стороне, замолчал цену

14 Лубянка. ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ — МВД — КГБ. 1917-1960. Справочник. М., 1997. С. 182.

15 Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933-1938. Новосибирск. 1994. С. 216-219.

этого освоения в человеческом измерении: за названным в докладе годы доля умерших и бежавших спецпереселенцев составила до 1/3 от численности высланных в спецпоселки кре-

стьян16.

В результате в сталинскую эпоху, несмотря на колоссальную работу пропагандистской машины по формированию образа «новой, советской Сибири», в сознании большинства жителей страны Сибирь по-прежнему устойчиво ассоциировалась с территорией несвободы, особенно в местах, где формировались «зоны развития», а пропагандировавшийся пафос освоения новых земель оставался чем-то отвлеченным и весьма отличным от всем понятной грустной перефразировки известной пословицы «Дальше едешь — тише будешь».

Об эффективности государственной политики освоения восточных территорий страны и, в частности, переселенческой политики, направленной на привлечение в Сибирь и на Дальний Восток обладавшего трудовым потенциалом населения и закрепление его в местах нового проживания, говорить сложно — это предмет отдельного рассмотрения. Можно только констатировать, что если пропагандистское обеспечение трудовых миграций в нужном для государства направлении — формирование позитивного восприятия потенциальными мигрантами территории будущего проживания (в данном случае Сибири) — и играло определенную роль в мотивации переезда в Сибирь, то на решение мигрантов закрепиться, осесть в новых местах или вернуться назад влияли уже совсем другие факторы, преимущественно материально-бытового характера. Достаточно высокий процент «обратничества» (до 20 % от числа переселенцев), имевший место в ходе массовых аграрных переселений в Сибирь (и в столыпинскую эпоху, и в ходе плановых нерепрессивных советских переселений второй половины 1930-х годов), свидетельствует среди прочего и о том, что, несмотря на смену политических режимов, радикального улучшения условий проживания в Сибири для «несибиряков» в первой трети ХХ века не наступило. Вторая треть ХХ столетия добавила Сиби-

16 См.:Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь 1920-1930-е годы. Новосибирск, 2004. С. 329-331.

ри колорита, смешав эвакуации и реэвакуации военного и послевоенного времени, депортационные волны этносоциального характера с потоками промышленных переселений (в связи с активным формированием в Сибири нефтегазового и других территориально-промышленных и транспортных комплексов). Черно-белый образ Сибири стал многоцветным, но в настоящее время встает новая проблема сохранения позитивного образа региона как территории развития и толерантности.

Д-р филос. наук О. А. ДОНСКИХ

Заведующий кафедрой философии Новосибирского государственного университета экономики и управления Главный редактор научного гуманитарного журнала «Идеи и идеалы»

столичность как имидж

В КОНТЕКСТЕ МЕГАРЕГИОНА

Это имя ныне прилагается к стране, обладающей громадным и не установленным в точности и различно понимаемым пространством, в зависимости от того, с какой точки зрения мы будем рассматривать территориальный объем страны, о Сибири можно мыслить различно.

Н. В. Кюнер

Размышляя в целом о Сибири, мы не можем не затронуть такую актуальную и неоднозначную тему, как «столица Сибири», тем более что сегодня мы наблюдаем активную борьбу за это звание между крупными городами нашего мегарегиона — Новосибирска, Красноярска, Томска. Но что означает звание «столицы Сибири»? Имеет ли это словосочетание какой-то реальный смысл или это просто метафора? Для понимания этого вопроса необходимо для себя прояснить, что такое столица как явление и что такое столичность вообще. И что такое столица применительно не к стране, а к региону или мегарегиону, каким является Сибирь?

Сначала об очевидном. Столица — это место, где находятся органы государственного управления, главный город государства. Если государство — монархия, то столица — резиденция монарха, будь то князь (стол, пре-стол которого дал столице имя в русском языке) или король, или император; если же государство — республика, то в столице находятся высшие органы власти, включая исполнительные, законодательные и судебные. Возможны варианты, когда высшие органы власти не сосредоточены в одном городе, и тогда говорят о нескольких столицах одного государства. Так, столицей Нидерландов является Амстердам, хотя королевская резиденция, правительство, парламент и верховный суд находятся в Гааге. В ЮжноАфриканской республике вообще несколько столиц. Но таких исключений сравнительно немного, и они больше подтверждают правило. Понятно, что столицы появляются вместе с государствами. Но они не всегда вместе с государствами умирают. Они могут продолжать жить, иногда в качестве столицы нового государства, иногда в качестве мирового города. Это можно сказать, например, о Риме, о Петербурге. Первый, потеряв значение столицы империи в 476 году, оставался важным центром и даже столицей сравнительно небольших государств, пока после объединения Италии уже в XIX веке, не стал столицей одного из не самых больших, но значительных государств Европы. Второй, перестав быть столицей в 1918 году, остается одним из наиболее крупных и известных городов в Европе. Мировой город — это, как Венеция или Рио-де-Жанейро, или Веймар, или Гамбург. Не являясь столицами1, эти города играют значимую роль в современном мире (в данном случае неважно, являлись ли они столицами в прошлом, как Петербург или Рио-де-Жанейро, или нет). Не будучи столицами, эти города не стали провинциальными. Провинциальные города — это города местного значения со своей инфраструктурой, ориентированной на местные условия, с административной системой, замкнутой прежде всего на столицу, со своей психологической атмосферой. Таким

1 Венеция, правда, была столицей небольшой территориально, но очень влиятельной Венецианской республики, а Рио-де-Жанейро был столицей до того, как в качестве таковой была построена Бразилиа.

образом, первый нетривиальный момент, который необходимо отметить, — провинция противостоит не только столицам, но и мировым городам.

И здесь мы подходим еще к одному признаку столицы, который является почти таким же важным, как наличие органов высшей власти страны — «доступ к миру». Именно через столицу государство осуществляет большинство международных связей — дипломатических, торговых, культурных. Если это не так, то столица, являясь административным центром страны, может оставаться вполне провинциальным городом. Как Канберра в Австралии, Оттава в Канаде или Бонн (пока он был столицей Западной Германии, поскольку Берлин не мог выполнять эту функцию). Иначе говоря, столица может быть мировым городом, а может им не быть.

Что же такое провинциализм? В первую очередь это ориентация на местные, локальные интересы, ограниченная именно этими интересами, без способности взглянуть за горизонт. Провинциальное мышление, кстати говоря, может быть присуще не только провинциалам в географическом смысле, но и столичным политикам и даже главам государств.

Народное собрание, парламент мыслят более провинциально, чем монарх, или президент, которые должны заботиться не только о внутренних делах, но и смотреть вовне, на ситуацию в мире. Первые представляют интересы провинций, президент должен представлять интересы нации в целом. Сенатор по своему положению мыслит категориями своего избирательного округа и если он этого не делает, он теряет место. Президент, в идеале, мыслит о стране как целом и как о части мира. Если это не так, и президент выражает интересы только определенного региона, а не всей страны, значит, он не соответствует своей должности, полномочиям и статусу.

При этом столица является для страны не только окном в мир и витриной государства, но и символом суверенности и прерогативы принимать решения. Примечательно, что в политической журналистике название государства часто заменяется названием его столицы (например, «Лондон и Берлин договорились о.» или «Москва и Минск решили.»). Столица как бы высту-

пает полномочным представителем государства. И что интересно, при резком изменении политического курса государства столица может быть перенесена из одного города в другой. В свое время создатель современной Турции Камиль Ататюрк перенес столицу на восток в провинциальную Анкару из многоязычного Стамбула (бывшего Константинополя, оставшегося мировым городом), чтобы идентифицировать город с собственно государством одной нации — турок. Это было шагом, отличным от того, что сделал в России Петр Первый, передвинув столицу ближе к Европе и назвав ее «Санкт-Петербург», самим немецким названием подчеркнув европеизацию России. Формируя современную казахскую идентичность, Н.А. Назарбаев перенес столицу из Алма-Аты (которая до 1921 года называлась «Верный» и несла на себе историю российского завоевания этой территории) в Ак-молу (сейчас — Астана). Таким образом, столица как бы манифестирует цели и устремления целого государства.

Кроме того, как правило, столица — место, куда стекаются деньги. В силу этого столица получает преимущества, что позволяет ей лидировать и в экономической гонке. Однако существуют и исключения. Одно из наиболее известных — Нью-Йорк. Вашингтон является столицей политической, тогда как Нью-Йорк несомненно является столицей финансовой, а УоллСтрит — главная артерия, по которой бежит американская кровь — деньги. А вот пример с азиатского континента — Нанкин (букв. Южная столица), будучи важнейшим политическим центром в условиях конкуренции с Шанхаем, не достиг в социо-экономической и культурной сферах столичного уровня, отставая от Шанхая. То же можно сказать о соперничестве между Эдинбургом и Глазго. По нашему мнению, Шанхай и Глазго при этом являются мировыми городами, а Нанкин и Эдинбург — провинциальными столицами. Здесь возможны очень разные оценки и варианты. Еще один пример — Прага. Несомненная столица Чехии во всех отношениях, без равновеликого соперника, один из красивейших городов мира, но при этом ближе к провинциальному по духу в сравнении с другими столицами. Как пишет о ней Я. Шимов: «Прага — город несколько провинциальный по духу и в то же время очень логич-

ный и естественный с точки зрения исторической и культурной. Судьба избавила ее от участи Великого Города, средоточия власти, славы и мощи, политической, экономической или духовной»2.

Здесь мы приближаемся к наиболее щекотливому моменту в отношениях между столицей и провинцией. Провинция, как правило, в экономическом отношении рассматривается столицей как дойная корова. В централизованных государствах столица не стесняется забирать максимум из провинций, высасывая ресурсы. В то же время столица остается неким обручем, стягивающим страну и удерживающим государство от распада, несмотря на всегда существующие центробежные силы. Г. Тард тоже говорит нечто подобное о роли столиц, высказываясь метафорическим образом: «Столицы, всасывая и поглощая силы нации, удерживают их, несмотря ни на что, от упадка, подобно тому, как большое дерево, стоя на скате, истощает и в то же время удерживает землю от обвала»3. Как-то я обсуждал со своим другом немыслимую для нормальной страны ситуацию, когда до 90 % капитала сосредотачивается в столице, и это не в Люксембурге, а в России, с ее-то размерами..., и он удивил меня идеей, что в настоящее время только московские финансы являются той скрепой, которая может удержать страну от распада. И чем больше я размышляю над этим мнением, тем больше я с ним соглашаюсь. Правда, с того времени серьезно укрепилась вертикаль власти, до такой степени, что регионы оказались и в административной зависимости. И, как реакция, провинциализм начал дополняться и замещаться регионализмом (о чем мы будем говорить чуть позже).

И еще один аспект столичности, связанный с культурным доминированием. Столица стремится к первенству и в культурной сфере. Здесь концентрируется культурная элита, создавая критическую массу, способную генерировать новые идеи, авангардное искусство, экспериментальный стиль жизни. Общение в условиях разнообразия способно дать импульс культуре, но

2 Ярослав Шимов. Прага: скромное обаяние "посторонней" столицы. Очерк психологии города // Логос, № 3-4, 2002. С. 51.

3 Тард Г. Социальные этюды. СПб., 1902. С. 243-244.

может и выродиться в пестроту и поверхностность так называемой «светской жизни», превратиться просто в «тусовку». Конечно, знаком столичности являются рейтинговые и качественные театры и музеи, газеты и журналы. И, как правило, здесь проходят и лучшие фестивали, концерты, конкурсы, выставки. Для того чтобы поддерживать высокий уровень и статус, столица так же, как и в экономической сфере, забирает все лучшее из провинции.

Что касается обращенности столицы в мир и ее роли в мире, то с течением времени ее положение может претерпеть известные изменения. Например, Москва стала «сердцем» России, когда Петербург стал ее «мозгом» (известно выражение Наполеона, когда он говорил, что, захватив Москву, он поразит Россию прямо в сердце). Когда «мозг» (правительство большевиков) в 1918 году вернулся в Москву, вернув столичный статус, она постепенно стала терять сердечность, а после перестройки 90-х годов XX века стала символом дикого капитализма, сутяжничества и накопительства. По аналогии можно вспомнить, как один из английских историков говорил, что «во все течение английской истории Лондон никогда не был сердцем Англии, он часто был ее мозгом и всегда — денежной кассой»4. Интересный вопрос: что понимается здесь в качестве сердца? По-видимому, некое выражение лучших национальных качеств (всегда, кстати говоря, мифологическое5). Так, в отличие от чиновничьего, холодного, официального Петербурга Москва славилась гостеприимством, радушием, хлебосольством, православностью («сорок сороков» церквей).

Здесь стоит попытаться более строго определить, что же все-таки понимается под уже не раз употреблявшимся словосочетанием «мировой город». Это город столичный по культурным или экономическим качествам (объединяющий страну и обладающий мышлением глобальным), но не имеющий политической, административной власти. Часто это

4 Цит. по ст. Г. Зиммеля Большие города и духовная жизнь // Логос, № 3-4, 2002. С. 23.

5 «Мифологическое» не в смысле ненастоящее, сказочное, а в смысле действительно существующего представления о себе, выраженного в определенных символах.

бывшие столицы, но не обязательно. Если взять Австралию, то мировыми городами являются Сидней и Мельбурн, но если Мельбурн был какое-то время столицей федеративного государства (до того, как столичные учреждения переселили в Канберру), то Сидней оставался всегда лишь столицей одного из штатов. При этом столицы других австралийских штатов (Аделаида, Брисбен, Перт) мировыми городами не являются. В чем же здесь проявляются качества мирового города? В разное время Мельбурн и Сидней были столицами олимпиад. В Сиднее есть одно из самых известных зданий мира — Оперный театр в виде раскрытой раковины. В этих городах проводятся мероприятия мирового уровня — от конгрессов и фестивалей до регулярных спортивных соревнований (Australian Open, Formula 1), в этих городах находятся крупнейшие банки страны и штаб-квартиры крупнейших мировых компаний, откуда управленческие нити тянутся по всему южно-тихоокеанскому региону и связывают эти города с мировыми центрами финансов и торговли. Иными словами, эти города напрямую вплетены в глобальную сеть, охватывающую весь земной шар.

Мировыми городами Германии можно назвать Франкфурт-на-Майне, Гамбург, Мюнхен. Первый имеет мировое значение как транспортный узел — один из крупнейших в Европе, а не только в Германии, — а также центр финансовый (крупнейшая валютная биржа, место расположения ряда самых важных банков Германии). Гамбург — один из крупнейших портов мира, «морские ворота» Германии, крупный культурный и деловой центр. Мюнхен — университетский и промышленный город, столица 20-й Олимпиады, один из важнейших в культурном отношении городов мира. Кроме того, к мировым городам на разных этапах своей жизни относились Брюгге (в качестве важнейшего порта Европы), Веймар (культурный центр, особенно в конце XVIII — начале XIX века, пока там жили Виланд, Гете, Гердер и Шиллер, последний отблеск былого величия — принятие Веймарской конституции в 1919 году). Примеры можно умножать. Но вывод напрашивается вполне однозначный: мировые города — это города, в

разном отношении (транспортном, финансовом, промышленном, культурном) выходящие в мировое пространство, минуя столицы6.

Итак, в дополнение к своей определяющей административной функции, столица может играть роли экономического и культурного лидера своей страны и, кроме того, роль мирового города. Может и не играть. Хотя в большинстве случаев столица объединяет указанные роли7.

К провинциальным же относятся города, не являющиеся ни столицами, ни мировыми городами. Они связаны с миром, как правило, через столицу (не только в административном отношении, что понятно при правительственной монополии на официальные внешние связи), но и в отношении других контактов.

Все сказанное определяет отношение провинциалов к столице и, в свою очередь, обратное отношение жителей столицы к остальным жителям страны. Оно амбивалентно с обеих сторон: провинция завидует столице и подражает ей. Провинциальные города подражают столицам. Еще «все города Римской империи, даже самые отдаленные от Рима, даже наиболее чуждые по своей национальности римскому гению, как, например, африканские города, застраиваются триумфальными арками, термами, амфитеатрами, экзедрами8, базиликами, памятниками всякого рода, в точности подобными памятникам Вечного города»9. Провинциалы-горожане подражают столичным жителям. В модах, манерах, вкусах... Наиболее амбициозные и способные люди понимают, что карьеру нужно делать в столице и уезжают туда. Это, особенно при наличии несопоставимых с провинцией денежных ресурсов, создает серьезное давление во всех сферах общественной, экономической и культурной жизни, определяя более высокий темп жизни и, соответственно, в

6 См. напр.: Global City-Regions. Trends, Theory, Policy. Ed. by Allen J Scott. Oxford University Press, 2001. P.62.

7 В современной урбанистике мировые города отождествляют с глобальными городами, и в качестве критериев (что, собственно, практически совпадает с названными выше) выбираются: наличие банков, бирж, штаб-квартир ТНК, авиатранспорт, население, Олимпийские игры, гастроли Роллинг Стоунз и т.д.

8 Здания для ученых собраний.

9 Тард Г. Социальные этюды. С. 239.

глазах столичного жителя оправдывая его презрение к провинциалам и сознание того, что у него есть индивидуальное право на большую долю национального богатства. Это сознание, обращенное к провинции. Кроме того, у столичного жителя есть ощущение мирового города. Не всегда реальное, соответствующее действительности, а лишь «потенциальное», — но и этого достаточно. Если подобное масштабное сознание есть даже у небольшого процента жителей столицы (а именно этот процент и является ключевым в разных сферах деятельности), то эти люди и образуют ту группу, которую с конца XIX века, с легкой руки Маски и Парето, и стали называть «элитой».

Эта группа оценивает себя по меркам других столиц и мировых городов, игнорируя провинцию. А провинциальное сознание, в свою очередь, как бы подпитывает мировое и столичное, принимая за должное их снобизм и относясь к ним как к модельным. Типичное проявление провинциальности — отношение к жителям столицы почти как к небожителям. Типичное проявление столичности — высокомерие (граничащее с презрением) по отношению к провинциалам. Провинциальное сознание манифестирует себя своей замкнутостью на вполне узкий мир взаимоотношений внутри собственного круга лиц. В лучшем случае оно имеет границами страну, но по большей части свой регион, область и при этом избыточно озабочено «внутрисемейными» разборками.

Интересный вопрос: может ли существовать провинциальность безотносительно к столичности? Бонн был провинциальным городом, будучи столицей Западной Германии. Канберра очень провинциальна по сравнению с Мельбурном, не говоря уже о Сиднее. Таким образом, нет автоматической связи между столичностью административного статуса и столичной ментальностью — жители столицы могут быть весьма провинциальными и по образу жизни, и по своим мироощущениям. Но все же провинциальные столицы по большей части исключения, может быть и приятные.

Ведь столица вызывает не только зависть, но и неприязнь из-за того, что она беззастенчиво высасывает провинцию, не возмещая ни людских, ни материальных ресурсов. Хотя она

и демонстрирует максимум возможностей, но одновременно расчетливость, меркантилизм, холодность. Именно здесь складываются постоянные отношения без постоянных привязанностей, столица требует постоянного реагирования на смену жизненных ситуаций. Это угнетает провинциала, особенно впервые попавшего в столицу, а, в свою очередь, размеренность и относительная замкнутость провинциальных городов начинает угнетать столичного жителя, привыкшего к другому ритму жизни и другому масштабу отношений.

И, наконец, регионализм. Это нечто иное по сравнению с провинциальностью10. Регион, как правило, формируется экономически, а затем экономику сопровождает политика и культура. Регионализм сопровождает глобализацию, организуясь эффективными связями, которые, в свою очередь, задают определенные требования и делают более выпуклой специфику определенных географических областей. В. Коулман и Дж. Андерхил пишут: «Глобальная интеграция рынков сопровождалась разными типами институционально организующегося регионального экономического сотрудничества»11. Эта связь особенно отчетливо прослеживается в развивающихся странах: «Если глобализация представляет собой безудержное слияние мировых рынков, все больше включая страны, прежде лежавшие на периферии, она должна вести к углублению и усилению многосторонних торговых отношений»12. При этом векторы глобализации и многосторонности направлены в разные стороны, в результате чего парадоксальным образом глобализация не усиливает, а тормозит развитие многосторонних связей, приводя к росту регионализма13. А отношение региона к столице уже иное, нежели отношение провинции. Жители осознают прин-

10 Под «регионом» мы будем понимать здесь не область и не субъект федерации, а относительно автономное или претендующее на автономность административно-экономическое образование, подобное федеральным округам.

11 William D.Coleman and Geoffrey R.D.Underhill Introduction. Domestic politics, regional economic co-operation, and global economic integration // Regionalism and Global Economic Integration. Europe, Asia and the Americas. Ed. by William D.Coleman and Geoffrey R.D.Underhill. Taylor & Francis e-Library, 2002. P. 1.

12 Diana Tussie In the whirlwind of globalization and multilateralism: the case of emerging regionalism in Latin America // Regionalism and global economic integration. P. 81.

13 Ibid. Pp. 81-82.

ципиальное значение своего региона для развития всей страны. Их мышление не замыкается на столице, а перехлестывает ее и повернуто напрямую к миру. И, соответственно, ведущий город региона, даже не будучи по своему положению ни мировым городом, ни даже административным центром региона, начинает играть новую для себя роль.

Стоит заметить, что под регионализмом здесь понимается такой тип развития, когда формирующееся экономико-политическое образование не соответствует прямо ни государственному, ни административному14. В межгосударственных отношениях это развитие связывается с деятельностью международных организаций, тогда как крупные государства могут иметь свои региональные образования. Регионализм дает тот шанс, которого не дает провинциализм. Но для этого экономическое региональное развитие должно сопровождаться политическим. А это, в частности, в России, далеко не всегда происходит. Исследуя политические изменения на Урале, Санкт-Петербурге, Новосибирской области и Бурятии эксперты обнаружили, что структурные изменения в экономике не объясняют того, что происходит в области партийного строительства. Гораздо большее влияние оказывает на этот процесс борьба элит15. Очевидно, что это связано с тем неорганическим развитием страны, которое задано перестройкой. Тем не менее, есть признаки того, что экономика начинает все более уверенно работать на себя, не только формируя внутрирегиональные связи, но и выводя регионы напрямую на связи международные. А это не может не сопровождаться и политическим региональным строительством, в результате чего начинают складываться мегарегионы, одним из которых является Сибирь.

Теперь повернем сказанное к Новосибирску.

Понятно, что он не проходит в столицы по своему политическому положению. В административном отношении он является лишь местопребыванием Сибирского федерального округа и центром одной из далеко не самых богатых областей.

14 См. напр.: Global politics of Regionalism. Theory and practice. Ed. By M. Farrell, B. Hettne, and L. Langenhove. Pluto Press: London, Ann Arbor, 2005. P. 24/

15 Yoshiko M. Herrera Imagined economies. The sources of Russian regionalism. Cambridge University Press, 2005. P. 254.

Ранее экономически он занимал более солидное положение, но не в настоящее время, когда страна загоняет себя в положение сырьевого придатка развитых и даже развивающихся стран. Финансовым центром он также не является, здесь безоговорочно лидирует Москва, полностью диктуя ценовую политику и определяя характер и размер инвестиций. Можно, конечно, указать на важное транспортное положение, на географическое положение в центре России и чуть ли не Азии. Но даже при самой благожелательной оценке, делая Новосибирск городом, значительным для России, география не делает его значительным для мира. Он естественным образом является географическим центром региона Южной Сибири, соединяя Алтай с Транссибирской магистралью. Здесь действительно есть потенциал, но он зависит не только от самого Новосибирска, а также от динамики развития соседних областей. Но и этот потенциал пока используется минимально, а поскольку свято место пусто не бывает, это означает, что Новосибирск в настоящее время теряет свои позиции, уступая отдельные возможности другим провинциальным, но амбициозным городам, таким как Екатеринбург, Красноярск, Томск.

Есть в Новосибирске несколько олимпийских чемпионов. Но нет ни спортивных сооружений мирового класса, чтобы организовывать соответствующие соревнования, ни этих самых соревнований. Даже просто гипотеза о проведении, скажем, зимних олимпийских игр (я уже не говорю о летних) в Новосибирске выглядела бы сейчас смешно.

В культурном отношении он находится в чуть более высоком рейтинговом положении. В Новосибирске есть оперный театр с балетом мирового класса. Есть хороший симфонический оркестр. Правда, те исполнители-скрипачи, которые стали славой мировой музыки, украшают сейчас не Новосибирск, а другие города мира, так же, как и их учителя. И соответствующая исполнительская школа опустилась с мирового на уровень российский, хороший, но не лучший из возможных.

В архитектурном отношении Новосибирск не представляет ничего такого, ради чего стоило бы приезжать из других стран и даже из других городов. Некоторое количество кон-

структивистских зданий, характерных для 30-х годов XX века, неплохое здание Оперного театра, когда-то самый большой в России вокзал, византийский по стилю храм Александра Невского — все это хорошо, но вполне провинциально.

Художественный музей, созданный в 1958 году, не стал серьезным центром притяжения. Лишь несколько выставок мирового класса за пятьдесят лет. Выставок, из-за которых можно было бы приезжать из других сибирских городов. Но это далеко в прошлом.

Конечно, самые серьезные надежды могут быть связаны только с Новосибирским научным центром. Академгородок с одним из лучших университетов России — единственная надежда если не на столичность, то, по крайней мере, на статус мирового города. Его создавали ученые соответствующего уровня. Это были контакты, публикации, конференции. Благодаря Академгородку (к которому, кстати говоря, отношение других районов города было довольно долгое время не слишком доброжелательным, потому что он являлся белой вороной и находился на отшибе, в лесу, вдали от индустриальных гигантов) Новосибирск оказался одним из самых заметных городов Советского Союза. Новосибирский научный центр определил значение одного из крупнейших в мире организованных научных сообществ — Сибирского отделения Академии Наук СССР. Именно в научном отношении Новосибирск безоговорочно оказался столицей Сибири. Здесь определялась научная политика, здесь решались вопросы открытия новых научных и околонаучных учреждений в других сибирских городах. Но во многом это осталось в прошлом.

Посмотрим на Новосибирск с другой стороны — со стороны Сибири. Сибирь не является государством, так что непонятно, столицей чего должна быть столица Сибири. Если это просто территория, историческая провинция, то историче скими столицами ее, конечно, будут Тобольск и Иркутск. Столица — это имидж страны. Новосибирск — это не имидж Сибири. Сибирь — это не государство, а территория, принадлежащая России. Совершенно очевидно, что при таком населении, как в Сибири, да еще и рассредоточенном фактически

только вдоль железнодорожной магистрали, без России Сибирь не сохранит себя в качестве самостоятельного субъекта международных отношений. И еще один принципиальный вопрос: каковы размеры Сибири? Проблема возникла и усложнялась по мере продвижения Российской империи на восток и освоения этих громадных территорий. «Интерпретация региона постепенно усложнялась как с расширением внешних имперских границ, так и вследствие нарастания внутренних политических и административных задач, управленческой специализации и дифференциации, изменения этнодемографической структуры, появления новых экономических интересов»16. Одним из наиболее важных вопросов — входит ли в состав Сибири Дальний Восток? Когда мы говорим о Новосибирске как столице, то вряд ли он может мыслиться в этом качестве хабаровчанами или жителями Уссурийского края.

Задает ли Новосибирск стиль и уровень жизни для других сибирских городов? Сомнительно. Я думаю, что ни Иркутск, ни Томск, ни Барнаул, ни Кемерово, ни Красноярск на Новосибирск сейчас в этом отношении не ориентируются. Не говоря уже о Благовещенске или Владивостоке.

Если задать вопрос, является ли для Сибири Новосибирск тем, чем Москва для России, сразу все становится ясно. Да, Новосибирск — огромный город. Да, в нем много крупных и крупнейших предприятий. Да, это город студентов. Да, это транспортный узел и пока еще центр большой науки. Но ...

Всесибирского правительства нет. Есть полномочный представитель Президента Российской Федерации в Сибирском федеральном округе (который не охватывает всей Сибири) и есть «Сибирское соглашение», связь которого с Новосибирском вполне пластичная. Штаб Сибирского округа из Новосибирска уехал в Читу. Кто будет губернатором сибирских областей — решается в Москве, а не в Новосибирске. Банки за редким и малозначительным исключением московские, так же, как и недвижимость под офисы. Поскольку сейчас в экономике страны доминируют компании сырьевые, Новосибирск сильно уступает тому же Красноярску или Кемерово.

16 Сибирь в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 14.

Пока еще сохраняется мощный образовательный ресурс, и это немало, если учесть человеческий потенциал. Но для того, чтобы он играл серьезную роль, нужны ассоциации выпускников наподобие подобных ассоциаций западных университетов и многое другое. Что касается науки, то вопрос этот очень непрост. Нынешнее наступление Минобрнауки на Академию, по-видимому, продолжится в латентных формах, так же, как и наступление на образование. (И Сколково здесь только один из конкурирующих проектов.) Если Министерство победит, то Новосибирск сильно проиграет в этой области. Но и в любом случае Новосибирску необходима очень сильная и последовательная политика в области науки, чтобы вернуться на международный уровень и его поддерживать.

Роль Москвы как культурной столицы России понятна, а роль Новосибирска как сибирской столицы явно остается где-то в тени. Да и вообще, если взять уровень художественной жизни, то Новосибирск в ряде позиций уступает тому же Красноярску. В отличие от Красноярска не издается ни одного художественного журнала, очень мало выставок, имеющих действительно серьезное значение для городской элиты, таких, на которых нельзя не появиться. Так же, как и театральных постановок.

Итак, Новосибирск имеет некоторые претензии мирового города, что делает сознание его жителей не провинциальными. Новосибирск — пример провинциального города с сознанием, которое в лучшем случае поднимается до уровня сознания мирового города. Но это никак не значит, что сознание жителей Новосибирска действительно столичное. Через столицу высказывает себя страна. Россия высказывает себя через Москву. Но Сибирь не высказывает себя через Новосибирск.

Современный Новосибирск дает очень мало пищи для поддержания столичного менталитета. Есть некоторый запас его, связанный с определенными историческими реалиями, но он драматически быстро истощается. Думаю, что в качестве безусловной претензии на столичность у Новосибирска на сегодняшний день остался лишь образ мысли. Новосибирск — не провинциальный город. У его жителей сознание не провин-

циальное. При этом он не является ни столицей, ни мировым городом. Образ мысли — это реальный потенциал, но такой, который без серьезной подпитки растает в течение поколения. Поэтому, если есть настоящее желание быть столицей, необходимо проводить очень целенаправленную политику на столич-ность, и она, с учетом современных условий и особенностей города, должна сосредоточиваться в таких областях, как наука, образование и культура, и это должны быть уникальные, мирового класса проекты. Не знаю, возможно ли это, если все финансовые ресурсы будут по-прежнему в руках Москвы и если не будет по-настоящему уникальных и масштабных по размаху замыслов.

В то же время появляются явные признаки того, что избыточная централизация не только не соответствует характеру экономического развития, но и перестает удовлетворять региональные элиты, и начинает развиваться регионализм. И здесь Новосибирск имеет серьезные перспективы. Только, конечно, не как областной центр, а шире — как центр мегарегиона. В его пользу играет геополитически выгодное расположение (особенно, если учесть возможности как широтных, так и меридиональных связей; кстати говоря, вступление России в ВТО позволяет эти возможности существенно усилить). На него работает и не окончательно убитый научно-образовательный потенциал. Пожалуй, только Красноярск может и пытается конкурировать с Новосибирском, опираясь на мощную сырьевую базу. Здесь многое будет зависеть от качества региональных элит. В любом случае, именно и исключительно региональное развитие дает Новосибирску шанс не превратиться в провинциальный город со всеми вытекающими из подобного положения последствиями.

Д-р филос. наук Г. А. АНТИПОВ

Профессор Сибирского института РАНХиГС, г. Новосибирск

СИБИРЬ КАК ПРОЕКТ

Пока канителим, спорим Смысл сокровенный ища: «Дайте нам новые формы» Несётся вопль по вещам.

В. В. Маяковский

История Сибири — история реализации некоего мегапро-екта и в этой стилистике имеет основания рассматриваться. Таковой она явно становится со времени образования Сибирского приказа (министерства по делам Сибири) в 1637 году. Все территории, находящиеся за Уралом становятся объектом его управления. Объектом, но не субъектом. В этом всё дело.

Стоит попутно сказать, что стилистика проектирования особенно актуализировалась в «наше время». Как отмечал известный американский антрополог и философ науки Дональд Кэмпбелл ф.Т.СатрЬеП), «одна из особенностей всех современных обществ состоит в том, что мы сознательно выбираем и составляем проекты, которые призваны усовершенствовать наши социальные институты»1. Но вот само слово проект в сегодняшнем социальном дискурсе всё больше приобретает вид заклинания, своего рода мантры. Рассуждают об «имперском проекте», «проекте Россия», «национальном идентификационном проекте», «модернизационном проекте» и т.п. И хотя во многих случаях невольно создаётся впечатление истинного си-

1 Кэмпбелл Д. Модели экспериментов в социальной психологии и прикладных исследованиях. М.: Прогресс, 1980. С. 318.

мулякра в смысле Бодрийяра (чего-то принципиально не совместимого с какой бы то ни было реальностью, знака без значения), частота употребления подобных брэндов не может не навязывать перевода стрелок в контекст проективного мышления, отличающегося по ряду характеристик, скажем, от стандартов «научного метода».

Так, в поэтических строках поэта большевистской революции, предваряющих, в данном случае, нижеследующие рассуждения, мельтешит, как не странно, основной концептуальный порок коммунистического проекта социального переустройства России. Метафизические картины социальной, человеческой реальности, в которых мыслилось строительство беспримерно справедливого общества, представлялись всегда понятиями «вещественного» ряда, например, как строительство «материально-технической базы коммунизма». Дать вещам новые формы. А, между тем, аутентичный Маркс практиковал в сфере «сокровенных» смыслов, о новых формах у него вопили не вещи, а люди.

Тем не менее, при определённой коррекции, категория вещи не покажется такой уж чуждой контексту нашего обсуждения. Вспомним хрестоматийное дюркгеймовское: «социальные факты нужно рассматривать как вещи»2. Не являясь продуктами наших индивидуальных сознаний и воли, они определяют наши сознания и воли как бы извне. Это формы, в которые мы вынуждены отливать наши действия. Именно из такого рода «вещей» и состоит социальная реальность. Это и есть пресловутая социальная материя. В аспекте социального проектирования — подобные формы суть его материал, материал, которому следует придать новые свойства, подобно тому, как то происходит в техническом конструировании, деятельности селекционера и т.п.

Мегарегион — категория геополитическая, и в данном отношении он есть «вещь социальная». Физическое (географическое) пространство занимает здесь ровно такое же место, что и знаковая форма по отношению к смыслу в структуре

2 Дюркгейм. Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.,: Наука, 1991. С.394.

знака. Сибирь, если воспринимать её традиционным для россиян образом, — это и Урал, и Западная и Восточная Сибирь, и Дальний Восток, то есть 87% общей площади России. Уже поэтому, допустим, переводя нынешние разговоры о проекте Евразийского союза в более или менее практическое русло, невозможно не акцентировать сибирскую тему. Тем более, что ещё проектировщики из исторического прошлого обнаруживали, с какими «громадными затруднениями», по выражению Н. М. Ядринцева, сталкивалось управление Сибирью. Но всякий проектировщик объективно, помимо собственно отношения проектирования социальной реальности, должен быть ориентирован так же и в прошлое, к опыту аналогичной деятельности в прошлом. Нельзя поэтому не согласиться с тем, что опыт работы государственных органов дореволюционной России, занимавшихся управлением Сибирским мегарегио-ном, не лишён как теоретического, так и практического интереса.

Есть, очевидно, множество проблем, в той или иной мере животрепещущих, решение которых требует восприятия Сибири как мегарегиона. Прежде всего, конечно, высвечивается проблематика управленческого характера. Ме-гарегион, по определению, «предъявляет» управленцу иные требования и потенции, нежели отдельные регионы сами по себе. Вместе с тем налицо здесь и проблематика иного рода. По её сути это проблема идентификации, то есть того образа, нарратива, с которым данный социум («мега-регион») себя отождествляет. На мировом уровне проблемы этого типа всё больше приобретают ауру «проклятых». Таким проклятием для Европы стал крах политики муль-тикультуризма, в США всё с большей тревогой говорят об эрозии американской идентичности, дающей трещины по разным векторам. Кстати один из подобных алармистов констатирует подобную ситуацию в России: «С окончанием «холодной войны» лишилась национальной идентичности Россия: малая часть общества осталась приверженной коммунистической идеологии, некоторые отождествляли себя с Европой, другие пытаются определиться через культурные

элементы — православие и панславизм, третьи, исходя из географического местоположения страны, рассуждают о России как об евразийской державе»3

На главном проспекте новосибирского Академгородка вот уже несколько десятилетий можно видеть постоянно подновляемый транспарант: «Российское могущество прирастать будет Сибирью.» (М. В. Ломоносов). Едва ли кто, привычным или свежим взглядом окидывающий этот слоган, обращает внимание на обрывающее фразу многоточие. Кто не помнит лозунг, непременно украшавший каждый сельский клуб и городской кинотеатр: «Из всех искусств важнейшим для нас является кино»? Там не было многоточия, лишь скромно указывался автор — В. И. Ленин. Тем не менее, правила добросовестного цитирования в конце требовали многоточия, поскольку оборванную фразу завершали слова: «пока народ безграмотен». Понятно, что этот «хвост» существенно менял имидж «собаки», почему и был безжалостно обрублен анонимным строителем советского соцкультбыта. Так что наличие многоточия в высказывании о «российском могуществе» хотя и указывало на известную добросовестность цитирования (академики как-никак), однако же и определенные сомнения пробуждало. Что же все-таки имел в виду Михайло Васильевич?

Обратимся к первоисточнику. И тут окажется, что с многоточия эту самую цитату следовало бы и начинать. Действительно, фраза эта взята из контекста записки («письменной книги») М. В. Ломоносова «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию», имеющей посвящение цесаревичу Павлу Петровичу, числившемуся в то время президентом Адмиралтейской коллегии. Все содержание, аргументация и смысл довольно обширной записки — обоснование необходимости снаряжения русской экспедиции для поиска Северного морского пути. Собственно Сибири здесь отводилась роль средства, своего рода хинтерлянда, попутное освоение которого позволит добиться искомой цели. А таковой было развитие

3 Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Транзиткнига», 2004. С. 67.

торговли. Правда, не упускает из виду Михайло Васильевич и некоторые другие выгоды. «Для населения тамошних мест (которые по обстоятельствам кажутся быть плодоносны и здоровы), — пишет он, — и для строения города на устье реки Уды бессомненно пойдут многие охотники, ежели им обещаны будут отменные привилегии и вольности, а особливо в купечестве между собою и с соседними народами. Кроме сих, по примеру Франции, ежегодно отправлять туда людей обоего пола, которые здесь в России напрасно шатаются или за преступления сосланы быть должны. Новое место и новые обстоятельства обычай их переменят, и нужда хлеба искать научит беспорочными трудами. Пример тому — большая часть сибирских жителей»4. Отметим попутно вековую прозорливость проекта. Скажем, невольно вспоминается кампания борьбы с тунеядцами хрущевских времен.

В целом же в рассуждениях М. В. Ломоносова доминируют два взаимосвязанных посыла. Один из них, говоря языком марксизма-ленинизма, — интересы торгового капитала: «Благополучие, слава и цветущее состояние государств, — читаем мы, — от трех источников происходят. Первое — от внутреннего покоя, безопасности и удовольствия подданных, второе — от победоносных действий против неприятеля, с заключением прибыточного и славного мира, третье — от взаимного сообщения внутренних избытков с отдаленными народами чрез купечество»5. Хотя внешняя торговля и на Востоке, и на Западе, оговаривается М. В. Ломоносов, «приросла изрядно», но по сравнению с некоторыми западными державами существенно от них отстает. Строить корабли, осваивать новые пути в Японию, Китай, Индию, к западным берегам Америки необходимо, поскольку это позволит нашему купечеству «не токмо приобрести новые преимущества, великое богатство и громкую славу, но и на всех завистников своего благополучия страх навести

4 Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т. 6. Труды по русской истории, общественно-экономическим вопросам и географии. 1747 - 1765 гг. М.; Л., 1952. С. 494-495.

5 Там же. С. 421.

6 Там же. С. 422.

может»6

Однако главный мотив записки, конечно, геополитический. «Могущество», многажды фигурирующее в «письменной книге», — это именно имперское могущество. Характерны в этом смысле ссылки Ломоносова на опыт Португалии, Испании и Англии. Величие и могущество России — в величине и постоянном расширении ее территории. Чем больше, тем лучше. На славу нам и на страх врагам.

Правда, как ни странно, уже тогда «проклевывались» либеральные противники предлагаемого М. В. Ломоносовым «славного и полезного предприятия», своего рода предтечи наших либеральных перестроечников, борцов с советским имперством. «Краткое описание» призвано было еще и опровергнуть аргументы противников проекта прокладки Северного морского пути. Оппоненты ссылались на провал и неудачи всех «прежде бывших походов», на огромные финансовые и людские потери, которыми с необходимостью будут сопровождаться попытки реализации этого проекта. Но самое примечательное негативное мнение в передаче самого Ломоносова выглядело следующим образом: «.тщетная работа, которую впредь могут больше использовать другие народы, хотя бы и удача воспоследовала»7. Этим-то нытикам и маловерам адресовал наш академик свой знаменитый слоган: «Таким образом, путь и надежда чужим пресечется, российское могущество прирастать будет Сибирью (курсив мой. — Г. А.) и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке»8.

Итак, налицо первый в историческом смысле имидж Сибири. Имидж вполне рукотворный, пиаровский, как сказали бы сегодня. Он не формировался, не складывался стихийно, подобно, скажем, образу Парижа в качестве столицы мировой моды. Сибирь — отдаленная окраина, освоение которой сулит, несмотря на значительные усилия и затраты, огромные, хотя и не очевидные, выгоды. В конечном счете — это величие и могущество России. Россия и Сибирь — две существенно различные реальности, два разных мира, как, допустим, Англия и Северная

7 Ломоносов М.В. Указ. соч. С. 496.

8 Ломоносов М.В. Указ. соч. С. 498.

Америка, Португалия и Бразилия и т.п. Колония, одним словом. Но именно за счет приращения колоний росло могущество и Испании, и Франции, и Англии, на примеры которых в своей «письменной книге» постоянно кивает Михайло Васильевич.

Забавным сейчас выглядит то обстоятельство, что еще и через столетие после ломоносовского манифеста находились достаточно громогласные его оппоненты. «На самом верху» высказывалось, в частности, мнение, что метрополии вовсе не следует заботиться о колониях, поскольку рано или поздно все колонии отделяются от метрополий. А соприкосновение Сибири с Северной Америкой и вовсе введет сибиряков в соблазн порвать всякие связи с Россией, так как американцы научат их «неуважению».

Однако же, оказалось, что как в воду глядели! Уже через несколько лет возникает движение, получившее название сибирского областничества. В основе его лежали довольно разные мотивации и программы. Говорили о том, что сибиряки — это некая новая «нация», об особых путях развития Сибири, выдвигался даже «реакционный», как говорили историки советской поры, лозунг отделения Сибири от России. Объединяло всех областников неприятие колониального статуса Сибири.

Кстати, полуанекдотические отзвуки сепаратистских устремлений некоторых областников конца Х1Х — начала ХХ веков можно обнаружить и в нашей сегодняшней действительности. Так, в опубликованной газетой «Известия» заметке Сергея Любимова «Сибирякам предложили республику. Никто не понял зачем» читаем: «Под занавес года сибирякам опять предложили старую идею в новой обертке. Инициативная группа избирателей из Томска активно продвигает в массы предложение об объединении сибирских регионов в Сибирскую республику. И не только продвигает, но даже обещает провести по этому поводу референдум.

Почему идея обречена на провал? Просто опять забыли, что кроме политической и деловой элиты в Сибири живет еще порядка двадцати миллионов обычных людей. А они не мыслят себя вне страны. Сибиряки предпочитают считать себя прежде всего россиянами, а не гражданами какой-то "абстрактной" ре-

спублики. Такие социологические исследования общественного мнения проводились неоднократно и всегда с одинаковым результатом»9.

И все же, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. Почему именно из Томска повеяло духом областничества? В самом общем смысле объяснение следует искать в игре коллективной (исторической) памяти. Ведь именно Томск с 60-х годов позапрошлого века становится центром областничества. Здесь во множестве публиковались статьи, прокламации, книги ведущих представителей движения: Г. П. Потанина, Н. М. Ядринце-ва, Ф. Н. Усова и др. Г. П. Потанин по обвинению в сепаратизме был приговорен к пяти годам каторжных работ с совершением обряда гражданской казни. Правда, сам Потанин говорил, что сепаратизм не следует смешивать с местным патриотизмом, воспитание которого и было его подлинной целью. Кстати, имена областников можно прочесть на табличках с названиями улиц современного Томска и Новосибирска. Потом, в ХХ веке, Томский университет стал одним из ведущих центров по исследованию истории областничества. Но что такое история в интеллектуальном отношении? «История как искусство памяти» — такая формула фигурирует в качестве названия большой книги современного английского историка П. Хаттона10.

Коллективная память — это хранилище опыта практической и познавательной деятельности, основа и механизм воспроизводства жизнедеятельности и сохранения сплоченности социальных групп, сообществ, наконец, общества в целом. Наличие общей исторической памяти позволяет людям ощущать и сознавать сопричастность, принадлежность к определенному обществу. Общая память поколений есть основа единства общества, социальных групп, их самотождественности, или того, что на языке социологии называется идентичностью. Поколения сменяют друг друга, а общество, например нация, сохраняет свою целостность. Каждое последующее поколение сохраняет чувство принадлежности именно к данному человеческому сообществу. Разрушение исторической памяти ведет к кризису

9 Любимов С. Сибирякам предложили республику. Известия. 2006, 8 дек.

10 ХаттонП. История как искусство памяти. Пер. с англ. СПб.: Владимир Даль, 2003.

идентичности, а этот последний — к атомизации, распаду общества. Вновь прибегая к социологическим категориям, историческую память следует характеризовать как центр объединения социальной группы. Все это объясняет, к примеру, то, почему отношение к фактам прошлого вызывает столь болезненную, порой экзальтированную реакцию в ситуациях национальных напряжений, конфликтов, в периоды складывания национальных единств. Историческая память нации — одна из ее ценностей, нечто значимое для общества, поэтому всякое покушение на нее и вызывает острую негативную реакцию, стремление ее защитить и утвердить. Конечно, подобная реакция отнюдь не всегда по своей силе и обоснованности соответствует действительному положению вещей, реальной для нее опасности. Такая угроза может преувеличиваться, подчас сознательно и целенаправленно, исходя из текущих политических интересов. Охотно педалируют подобные ситуации те, кто хочет получить прежде всего политические, а затем и экономические дивиденды.

Историческая память, и это тоже ее важнейшая функция, служит средством передачи от поколения к поколению принятой в обществе системы ценностей. Ценности же суть конечные основания выбора, оценки. Память всякой общественной системы выступает не только как аккумулятор опыта деятельности, решения всевозможных практических задач. Подобно автобиографической памяти, являющейся базовой структурой личности, историческая память — базовая структура культуры общества. Память накапливает опыт исторических выборов социума. Проявляется это прежде всего в том, что в историческую память включаются в качестве образцов те конкретные поступки, деяния, которые общество считает идеалами, оптимальным воплощением принятых систем ценностей. Здесь кроется «тайна» воспитательного воздействия историографии. В основных своих чертах механизм воспитательного воздействия истории тот же, что и механизм воздействия всякого воспитателя на вос-питуемого. История, точнее, действующие лица исторической драмы демонстрируют образцы выбора в ситуациях, участниками которых как бы становятся те, кто обращается к изучению истории. Происходит приобщение личности к совокупному

ценностному опыту данного общества. В подобных обстоятельствах личность переживает этот опыт и тем самым как бы проживает его. В этом переживании много общего с восприятием произведений искусства. Ведь и искусство приобщает человека к миру ценностей.

Впрочем, кажется, с подобным не согласился бы Гегель. «Правителям, государственным людям и народам с важностью советуют извлекать поучения из опыта истории, — писал он.

— Но опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее. В каждую эпоху оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать такие решения, которые вытекают из самого состояния»11. Но, так ли это?

И да, и нет. И вовсе не в связи со статусом великого немца как «отца диалектики». Современная Гегелю историография не представляла собой форму научного знания, это была мемориальная практика, продукт которой — историческая память. Но историческая память и научное историчесакое знание — феномены разного порядка. Способ бытия исторической памяти

— нарратив, образ. Понятно, что извлечение «уроков истории» находится вне компетенции историографии как исторической памяти. Её ориентир — действительно уникальное и неповторимое, ибо историческая память имеет своей социальной функцией удовлетворять идентификационные потребности тех или иных социальных групп.

Тем не менее, опыт истории как деятельности преследующего свои цели человека откладывается и передается стихийно, чаще всего в виде неявного знания. Иногда он отливается в виде практических предписаний, вроде «разделяй и властвуй», которое было руководством для политических действий еще в Древнем Риме и продолжает быть таковым и поныне. Подобного рода исторический опыт нашел выражение в знаменитом трактате Н. Макиавелли «Государь»12 — этой поваренной книге

11 Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. 8. М.; Л., 1935. С. 7-8.

12 Макиавелли Н. Государь. М., 1990.

политики на все времена. Понятно, что Гегель, будучи последовательным рационалистом, для которого «действительным» было исключительно «разумное», данной стороны дела просто не мог увидеть. Существенно и то, что ход истории, по Гегелю, определяется мировым разумом, а вовсе не индивидуальными расчетами персонажей, непосредственно историю творящих. Мировой разум хитер, так как через игру страстей человеческих ведет к реализации целей, только ему известных, но неведомых самим людям.

Итак, примерно до середины XIX века в социальной памяти довлел имидж Сибири, сформированный в основных чертах еще М. В. Ломоносовым. Сибирь — не Россия, это край, который требует своего освоения для упрочения ее могущества как мировой державы в обстановке геополитической конкуренции с другими мировыми державами.

Однако ко второй половине XIX века начинают звучать голоса, в хоре которых все явственнее проглядывает существенно иной образ Сибири. Поскольку мы обращались к Гегелю, этот новый имидж Сибири вполне корректно обозначить как «антитезис», имея в виду под «тезисом» ломоносовский образ. Известная доля иронии, однако, заключается в том, что Н. М. Ядринцев, в фундаментальной работе которого «Сибирь как колония» конституировался этот новый имидж Сибири, к диалектике относился весьма скептически. Говоря о необходимости создания в Сибири университета, «правильно устроенного центра умственной деятельности», он солидаризируется с мнением М. И. Венюкова, известного географа, исследователя Азии: «Да избежит сибиряка участь терять драгоценное время молодости на то, чтобы сложиться духовно на манер эгоистической и враждебной русским началам жизни английской олигархии, современного поколения бонапартистской Франции или последователей Лойолы. Да будет привито ему здоровое знание реальных предметов, черпающее свою мощь в анализе Ньютона, Эйлера, Лагранжа, Лапласа, в наблюдениях и выводах Гершеля, Лавуазье, Араго, Фарадея, Буха, Лайе-ля, Дарвина, Бэра и Аристотеля нашего века Александра Гумбольдта; тогда и научное завоевание Сибири довершится само

собою»13. Через столетие по сути та же самая оппозиция была воспроизведена в знаменитом споре «физиков и лириков» — разумеется, в ином социо-культурном контексте. Лирику в данном случае можно ассоциировать не просто с диалектикой, а с диалектическим материализмом.

Имидж Сибири, рисовавшийся сибирскими областниками, акцентировал ряд ее характеристик. Существенно и принципиально то, что данный образ создавался не с позиций «внешнего наблюдателя», каковым был М. В. Ломоносов, а изнутри, «от имени и по поручению» автохтонов. Если в «тезисе» Сибирь представлялась как пространство, которым будет прирастать могущество России, то в «антитезисе» обрисовалась перспектива ее отпочкования от России в том или ином виде. Сибирь не просто колония, пустынная окраина, а молодой, растущий социальный организм с огромным потенциалом прогресса. По тогдашнему населению (4 млн чел.) она была вполне сопоставима с Канадой, сибиряки — племя здоровое, рослое, умное, предприимчивое, чрезвычайно положительное. Отсутствие помещичьей власти, опыт общинной демократической жизни, независимый дух первопроходцев, их твердый характер, малочисленность бюрократии («чиновник здесь был на послугах купца») — все это сулило прекрасную, может быть даже великую, будущность Сибири. К этому добавляются ссылки на природные богатства, что находило выражение в характерных слоганах: «Золотое дно», наши «Мексика и Перу». Не хватает ей только внутренней гражданской жизни, гражданских прав, которыми пользуются жители Европейской России, просвещения, гласности. Если М. В. Ломоносов видел в Сибири удобное место для ссылки туда преступников и тунеядцев, то областники давали этому явлению сугубо негативную оценку, видя в нем фактор разложения, деморализации местного населения. Наконец, блестящее будущее Сибири диктуется действием самих «исторических событий и законов». Между прочим, подобную веру в существование законов истории (правда, уже

13 Ядринцев Н. М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. Новосибирск: Сибирский хронограф, ММШ. 2004. С. 504.

в ХХ веке) Карл Поппер называл «историцизмом», видя в нем один из основных недостатков марксистской доктрины исторического процесса14.

Не будет большой натяжкой сказать, что формировавшийся областниками имидж Сибири соответствовал требованиям, явно или неявно адресуемым к обсуждаемому у нас сейчас на многих уровнях феномену национальной идеи. Наряду с русской идеей, да и по времени ей в резонанс, генерировалась, так сказать, сибирская идея. Правда, не по историософской линии Владимира Соловьева, а, скорее, по концепции Н. А. Бердяева, видевшего в национальной идее именно самосознание нации. «Таким образом, — писал, к примеру, Н. М. Ядринцев, — после предшествовавшей работы для этого края ожидается еще большее развитие внутренних сил. Если до сих пор народная жизнь и народные стремления в обширной колонии России, слагаясь инстинктивно и почти бессознательно, совершили многотрудную историческую работу, то есть полное основание предполагать, что те же силы, призванные к более сознательной жизни, способны будут тем более доказать свою жизненность при условиях внутреннего самоусовершенствования»15.

Однако в первой четверти ХХ века в нашем благословенном отечестве случилось то, что случилось. Вопрос в том, произошел ли в имидже Сибири требуемый гегелевским законом отрицания отрицания «синтезис»? Некоторые основания для утвердительного ответа вроде бы есть. Достаточно вспомнить, например, появившийся во время Отечественной войны бренд сибирских дивизий (и стоящий за ним контекст), с одной стороны, и послевоенный фильм «Сказание о земле сибирской», в котором доминировала и в красках воспевалась идея колонизации Сибири, — с другой. Действительно, по Гегелю: не замкнутый круг, не возвращение «на круги своя», а виток спирали, повторение имперской идеи «на более высоком уровне». В общем и целом указанный образ Сибири сохраняется и по настоящее время. Но соответствует ли он реалиям сегодняшнего дня? Да и важно ли это?

14 Поппер К. Нищета историцизма // Вопросы философии. №8, 1992, С.49-51.

15 Ядринцев Н.М. Указ. соч. С. 503.

С постмодернистской точки зрения — исключительно важно. Согласно философии постмодерна, мы сейчас живем в «гиперреальности», где именно имиджи, а не непосредственный опыт, переживаемый людьми, определяют восприятие реальности и отношение к ней. Скажем, «потребители больше не потребляют товары ради материальной выгоды, а потребляют символический смысл этих товаров, выраженный в их имидже», покупают не вещи, а их образы16. Образы становятся неотличимыми от реальности, имитированное переплетается с реальным так, что превращается в более реальное, чем сама реальность. Человек оказывается лишенным возможности противостоять бомбардировке «плавающими символами», в частности влиянию средств массовой информации с их изображениями реальности.

Возможно, да и в самом деле, налицо преувеличение. Во всяком случае, критики «гиперреального» мира указывают на уравновешивающее значение лично переживаемого человеком опыта, то есть погружения в события и действия нашего времени. Кроме того, тема имиджей явно содержит аспект «идеи», какую бы конкретную интерпретацию она ни получала. Адекватна ли нынешней сибирской реальности и ее предполагаемому развитию идея «прирастания»?

Вот буквально врывающийся в нашу тему пример. Идёт интенсивное обсуждение мегапроекта новой социально-политической реальности — Евразийского союза. Заметим, наш мегарегион, по крайней мере, в аспекте Евразийского экономического пространства занимает ключевые позиции. Характерно в этой связи замечание, высказанное в ходе дискуссии Русланом Гринбергом — директором Института экономики РАН. Он говорил, что ему как экономисту хорошо известно, что есть вещи поважнее экономики. И продолжал далее: «Все разговоры о Евразийском союзе как альтернативе ЕС кажутся мне контрпродуктивными. Надо помнить, что интеграция в рамках Евросоюза основывается не только на экономических мотивах. Здесь есть некая социокультурная европейская установка, спла-

16 Макиавелли, маркетинг и менеджмент. Под ред. Ф. Харриса, Э. Лока и П. Рис. СПб.: Питер, 2004. С. 76.

чивающая народы и государства. У нас пока такой нет. Классическая евразийская идея в данный момент непригодна. Я имею в виду ту идеологию, которую разработали в 1920-е годы русские эмигранты, пытаясь создать евразийскую политику как альтернативу Западу, который якобы обманул Россию, бросив её на произвол судьбы. Такое евразийство не может быть восстановлено. А может ли вообще созреть некая общая идеология в условиях острого дефицита демократических традиций?»17

Соотносимо ли сказанное академиком с «Сибирской идеей»? Думается, да. Диверсификация идентичностей, переопределение собственной идентичности — мировой тренд. Конечно, факторы и предпосылки, обусловливающие его действие, могут существенно разниться. Допустим, как справедливо отмечает в уже упоминавшейся книге Самюэль Хантингтон, «национальные интересы вырастают из национальной идентичности». Но станет ли кто-то оспаривать наличие региональных интересов, а, значит, и политической повестки для местных элит? В перечень общих источников идентичности обязательно включаются территориальные: деревня, город, губерния, регион, климатическая зона, континент, полушарие.

В культурологическом отношении идентичности суть смысловые конструкты. В их основе — исторические нарра-тивы, то есть связные рассказы о прошлом родины, региона и т.п. Показательно, что сразу же после образования новых государств на пространстве бывшего СССР в них начали формироваться собственные версии исторического наррати-ва, приобретавшие порой, правда, гротескные и даже анекдотические формы. Это не только рассказы, но и чувственно воспринимаемые образы. Напрашивается ссылка на тему Дикого Запада в фильмографии Голливуда, представление которой, наряду с другими, известными темами, сыграло существенную роль не только в продуцировании свойственных США почти до конца XX века форм идентификации, но и, как говорят, в преодолении Великой Депрессии. Переходя же к экономической прозе жизни нельзя не упомянуть о той

17 Гринберг Р. Не вижу никакой альтернативы щедрости России при создании Евразийского Союза. [Режим доступа: http://www.izvestia.ru/news/507566]

роли, которую играют подобные имиджи в развитии туризма, а, значит в привлечении инвестиций.

Сибирская идея должна быть редуцирована к «Русской идее». Речь, конечно, не может идти о тех интерпретациях Русской идеи, которыми наполнена сегодняшняя философская публицистика. Адекватным образом Русскую идею следует толковать как культурему, то есть совокупность определённых объективных в плане индивидуального сознания инициирующих форм, содержательно реализовавшихся в российской истории и обусловливавших её национальный колорит и особенности. В подобном ключе вполне допустимо говорить об американской идее (кстати, и говорят: «американское кредо»), британской идее и т.п. Поэтому попытки сведения рассматриваемого феномена к отдельным формулам, вроде «сбережения народа российского», некоей доктрине, мифу, идеологии и т.п. — выглядят методологически ошибочными.

Исторически у нас сформировалась некая социокультурная установка, определяющая в конечном счёте основной акцент в восприятии Сибири как мегарегиона. И с позиций региональных интересов, и с позиций общероссийских, имея в виду также вектор евразийства, в трактовке сибирской идеи нужно отказываться от акцентуации «особости» Сибири в смысле понятии «прирастания». Российское могущество уже приросло Сибирью. Сибирь — это Россия.

Чл.-кор. РАН В. И. СУСлОВ

Заместитель директора Института экономики и организации промышленного производства СО РАН

Д-р экон. наук Б. л. ЛАВРОВСКИЙ

Профессор кафедры организации производства НГТУ

ИМИДЖ СИБИРИ в зеркале экономической истории и стратегии

Путь и надежда чужим пресечется, российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке.

М. В. Ломоносов

Как известно, конкуренция является движущей силой рыночного хозяйства, энергией, генерируемой столкновением интересов, притязаний на богатство, успех и власть. Считается, что именно конкуренция как соперничество и столкновение интересов дает импульс к экономическому росту и процветанию.

Конкурируют между собой и страны, и регионы, и города с целью получения преимуществ в схватке за инвестиции, доли на рынках, влияние на принятие решений, привлечение креативных людей и т.д. Каждый из игроков, действующих на поле рыночной экономики (будь это высшая лига — страны восьмерки — или же низшая — отсталые регионы), стремится добиться результата и заручиться поддержкой «зрителей». А, как известно, зрителей не привлечешь, если у вашей команды невыразительный, «размытый» имидж.

Что же такое региональный имидж? Это устойчивое представление значительных масс людей о наиболее характерных особенностях данного региона. Близкими по смыслу, но все же не синонимичными могут быть термины «стереотип» или, скажем, «клише». Некое отпечатавшееся в сознании представление, образ, который приходит людям в голову при упоминании какой-то территории. Например: «в России все пьют водку и едят борщ», «сибиряки питаются пельменями», «в Самаре живут самые красивые девушки». Приведенные «картинки», кроме, возможно, последней, являются нейтральными в том смысле, что никак не повышают или не понижают конкурентоспособность одной территории по отношению к другой. Но есть имиджи, которые реально влияют на поведение инвестора или покупателя при принятии решения.

В некотором смысле город Новокузнецк очень привлекателен. Если смотреть на него с высокой точки, в сухую погоду можно любоваться едва ли не всеми цветами радуги в его атмосфере, что обеспечивается высоким выбросом вредных веществ, отходов металлургического производства. Но вряд ли красивая картина в стиле импрессионистов привлечет сюда многочисленных туристов или толпы пенсионеров. Имидж экологически вредного города устойчив, и изменить его весьма трудно.

Что касается имиджа Сибири в целом, то он весьма эклектичен, но почти всегда ассоциируется с отдаленной и суровой территорией, возможно даже со ссылкой. Интересно, что так на жаркой Кубе называли в народе место заточения Ф. Кастро — остров Пинос.

Что касается экономических имиджей Сибири, то они весьма разнообразны. Здесь мы поговорим лишь о некоторых из них и начнем с имиджа «российская колония» и его истории.

Российская колонизация Сибири началась после похода Ермака, и в начале этого процесса в Сибири проживало не более полумиллиона человек. Через сто лет, к концу XVII в., численность населения за счет миграции из Европейской России удвоилась. К этому же времени Сибирь перешла на самообеспечение по основным продуктам питания. В середине XIX в.

население Сибири (и Дальнего Востока) достигло 2,5 млн человек (таким образом, за два с половиной века население региона выросло в пять раз).

Что двигало русских в их стремлении на восток? Конечно, желание вырваться из-под давления крепостничества в Европейской России, уйти от религиозных притеснений (старообрядцы составляли значительную часть переселенцев), государственная политика, получившая свое логическое завершение в ГУЛАГе советского периода (хотя царское правительство в отличие от советского создавало преференции сибирским переселенцам: «подъемные», «хлебные», пониженные транспортные тарифы, налоговые льготы и т.д.). Но все же главная причина была в экономике.

До ХУШ в. в России не было собственных источников драгоценных металлов, и поэтому единственным валютным ресурсом являлась пушнина, которая ценилась исключительно высоко. В начале XVII в. человек, владевший десятью собольими шкурками, был не просто богатым, он мог быть спокоен за будущее не только своих детей, но и внуков. Именно за пушниной, прежде всего соболями, шли русские в Сибирь. В разные периоды и в разных местах ясак (налог) составлял от одного до десяти соболей со взрослого мужчины-аборигена. В среднем за год в XVII в. из Сибири поступало более 100 тыс. соболей. Считается, что они составляли 20 % доходной части государственного бюджета России. К концу века цены упали, но оставались несопоставимо высокими по сравнению с современными: от 1-4 рублей за рядовую шкурку до 25 рублей за баргузинско-го соболя, это при том, что годовой оклад обычного казака составлял 5,5 рублей. Ценилась и сибирская рыба высших сортов (муксун, нельма, сиг, таймень и т.д.). В православной России, где более полугода было запрещено есть мясо, рыба составляла очень важную часть пищевого рациона.

Если в XVII в. основным сибирским «колониальным» товаром была пушнина, то следующие полтора века — металл, главным образом золото и серебро.

В конце XVII в. Россия ежегодно ввозила из Швеции свыше 17 тыс. пудов меди. С началом Северной войны в 1700 г. та-

кая возможность исчезла. Не случайно 1700-й стал годом рождения урало-сибирской (а по большому счету — российской) металлургии. В этом году начали строиться металлургические заводы на Урале (в том числе знаменитый Невьянский — «дедушка» уральских заводов) и в Забайкалье. Первенец сибирской металлургии — Нерчинский серебросвинцовый завод — вошел в строй в 1704 г. К концу XVIII в. в забайкальском Нерчинском горнозаводском округе действовало 9 заводов, в том числе работавший на нужды округа Петровский чугунолитейный и железоделательный завод (функционирует и сейчас в Петровске-Забайкальском).

В период расцвета в третьей четверти XVIII в. Нерчин-ские заводы давали ежегодно по 400-500, а в отдельные годы и свыше 600 пудов (почти 10 т) серебра. Нерчинские руды были золотосодержащими и золото отделялось от серебра уже в Санкт-Петербурге. Значительная часть выплавленного свинца отправлялась на Алтайские заводы — как необходимый элемент технологии выплавки серебра. Ко второй половине XIX в. забайкальские заводы потеряли свое значение.

В 1729 г. на крайнем северо-западе Горного Алтая вступил в строй первый (Колывано-Воскресенский) медеплавильный завод. 15 лет спустя на Оби, в устье реки Барнаулки, заработал еще один медеплавильный завод. Со временем рабочий поселок этого завода превратился в город Барнаул — столицу современного Алтайского края. В то время «балом правил» уральский заводчик Акинфий Демидов (сын основателя династии). Согласно одной из легенд, он поплатился жизнью за то, что у себя на Урале тайно чеканил монеты из алтайского серебра. С тех пор владельцами алтайских (и нерчинских) рудников и заводов были русские цари (начиная с императрицы Елизаветы Петровны).

В середине XVIII в. на Алтае серебра производилось по 150-200 пудов ежегодно, к концу века годовые объемы выплавки доходили до 900 пудов. К 1780-м гг. здесь работало 7 заводов, в том числе Томский железоделательный, удовлетворявший на собственные потребности Алтайского горнозаводского округа. Своего расцвета алтайская металлургия достигла в первой по-

ловине XIX в., тогда она занимала первое место в России по выплавке серебра (здесь его производилось больше, чем в Англии, Франции, Швеции, Пруссии и Бельгии, вместе взятых), второе — меди, третье — золота. Алтай в целом был вторым после Урала промышленным центром России. Однако к концу ХК в. практически все заводы и рудники были здесь закрыты, поскольку запасы известных и доступных тогда руд оказались выработанными.

Особенно следует отметить сибирскую «золотую лихорадку». По своим масштабам и накалу страстей она нисколько не уступала американской (калифорнийской, а позже и аляскинской), только случилась на пару десятилетий раньше. Добыча золота (россыпного) в промышленных масштабах в Сибири началась в 1828 г. на реке Берикуль в Томской губернии (ныне Кемеровская область). В 30-е гг. XIX в. нашли золото на Алтае, в Енисейской губернии, Забайкалье, в 40-е гг. — в бассейне Лены, а в 50-е — на Амуре. Добыча золота быстро росла, достигнув к середине века 1300 пудов (20 т) в год. В 40-е гг. XIX в. Сибирь давала до 40 % мировой добычи этого металла.

В 1850-е гг. объемы добычи золота в Сибири упали (хотя по-прежнему составляли 80 % и более от общероссийских), но уже в 1860-е, по мере либерализации законодательства в области золотодобычи, становление все более рационального (не хищнического) отношения к ресурсам и более активного использования промышленных методов добычи (драги и т.д.) начали снова расти. В 1880-е гг. был достигнут исторический максимум — до 1700 пудов в год (27 т). К началу Первой мировой войны добыча опустилась до уровня середины прошлого века (составила менее 10 % общемировой) и в дальнейшем продолжала падать. В 1921 г., например, на западно-сибирских приисках намыли всего чуть больше тонны золота.

Завершая разговор о царской России и «колониальных» сибирских товарах того времени, нельзя не вернуться еще раз к Горному Алтаю с его огромными запасами уникальных поделочных камней. Еще в 1875 г. Екатерине II и ее окружению были представлены изделия из алтайских порфиров и яшмы. Их сравнивали с известными всему миру античными порфира-

ми, с камнями Древнего Египта, но ничего похожего в царских коллекциях не нашлось. Алтайский камень был неповторим!

В России тогда работали два предприятия по изготовлению художественных изделий из камня: Петергофская и Екатеринбургская гранильные фабрики. Было принято решение построить на территории алтайских заводов третью такую фабрику. «Камнерезная» история Алтая начинается в 1802 г., когда вошел в строй Колыванский камнерезный завод — на месте отработавшего свое первого на Алтае медеплавильного завода.

Славное время камнерезной Колывани — первые полвека ее существования. Завод специализировался на изготовлении крупных изделий, практически не имевших аналогов в истории человечества (иногда их сравнивали с произведениями античных времен). Предметом особой гордости являлись каменные вазы. Значительная их часть украшает в настоящее время Эрмитаж, в том числе «царица ваз» — овальная чаша почти пятиметрового диаметра из зеленоволнистой яшмы. Заготовка для нее — монолитная семиметровая глыба — была найдена в 1820 г., а закончена и отправлена в Санкт-Петербург ваза было только в 1843 г.

Все уникальные изделия были сделаны на Колыванском заводе по заказу Кабинета и вывезены в Санкт-Петербург. Они преумножали, конечно, славу России, но не добавляли благополучия Сибири. Колония она и есть колония.

В Сибири развивалась и «обычная» экономика, ориентированная на потребности живущих здесь людей (выше упоминалось, что уже к концу XVII в. Сибирь перешла на самообеспечение по основным продуктам питания). Но все же наиболее благоприятные условия для саморазвития Сибири сложились в конце XIX — начале XX в. Практически прекратилось «колониальное» давление на нее (исчерпались ресурсы «колониальных» товаров), начали сказываться результаты политики Витте и Столыпина. Сибиряки спокойно и обстоятельно обустраивали свою жизнь. Быстро росла экономика в аграрно-промышленном варианте. Увеличивался «обычный» экспорт, доходы от которого оставались в Сибири. Ежегодно в начале прошлого века экспортировалось более 1 млн т зерна, до 100 тыс. т коровьего

масла, что составляло 90 % общероссийского экспорта этого продукта (по количеству скота на душу населения Сибирь тогда в 2-3 раза превосходила Европейскую Россию). Быстро росло население: с середины XIX в. оно увеличилось более чем в 4 раза и составило в 1917 г. 11 млн человек (вместе с Дальним Востоком).

Никогда раньше принцип «взять, вывезти, не оставив ничего взамен» не применялся по отношению к Сибири так откровенно, как в советский период. Но и никогда раньше не были столь высоки темпы роста ее населения и экономики. Тезисно отметим основные вехи социалистического строительства (социалистической колонизации) в Сибири, сосредоточив внимание на советских «колониальных» товарах: уголь, металлы, черные и цветные, в том числе драгоценные, алмазы, пшеница, нефть, газ (в этот список, безусловно, входит и лес, но его освоение не сконцентрировано в каком-то определенном временном периоде).

Ярким примером, относящимся к советскому периоду освоения Сибири, можно считать Урало-Кузнецкий проект. В конце 20-х гг. прошлого века было принято решение о строительстве так называемого Урало-Кузнецкого комбината с целью объединения рудной базы Урала и коксующихся углей Кузбасса (это решение было принято вопреки «украинской точке зрения», в значительной степени благодаря поддержке Ф. Э. Дзержинского, В. В. Куйбышева и Г. М. Кржижановского). В Кемерово существенно были расширены мощности угледобывающего Кемеровского рудника, построены коксохимический комбинат и крупная электростанция, в Новокузнецке — Кузнецкий металлургический комбинат. Уже в 1933 г. в Кузбассе добывалось 15 млн т угля и выплавлялось 2 млн т чугуна.

Строго говоря, с узкоэкономической точки зрения создание новой угле-металлургической базы в Сибири было ошибочными. Вложения в Донбасс («украинская точка зрения») были бы гораздо более эффективны. Но это решение носило стратегический характер. Если бы не оно, исход Второй мировой и Великой Отечественной войны мог бы быть совсем иным.

Другим фактором, определившим значимость Сибири для СССР, стало золото. Колымская «золотая лихорадка» началась после знаменитых Колымских экспедиций Ю. А. Билибина в 1928 — 1931 гг., в ходе которых были обнаружены огромные запасы россыпного золота (позже были открыты и коренные месторождения, многие из которых эксплуатируются до сих пор). К этому же периоду относится и возникновение Магадана. Начиная с 1937 г., строили город и добывали золото в основном политзаключенные.

В 1931 г. образован «Дальстрой» — «Государственный трест по промышленному и дорожному строительству в районе Верхней Колымы». В его состав входили и горнопромышленные подразделения. Уже в 1937 г. он дал золота столько же, сколько тресты «Запсибзолото», «Лензолото», «Балейзолото» и «Якутзолото», вместе взятые. В дальнейшем на Колыму приходилось до половины добычи золота в стране. В отдельные годы здесь добывалось по 100-150 т в год (в среднем годовая добыча за первые двадцать лет существования треста составила почти 50 т). Трудно переоценить значение колымского золота для страны (но не для Сибири), особенно в период ее становления.

Почти одновременно начинается промышленная добыча цветных металлов. В 1935 г. принимается решение о строительстве города Норильска и металлургического комбината. ГУЛАГ сполна обеспечил эту новую социалистическую стройку рабочей силой. Первые сотни тонн чернового никеля были выплавлены в 1939 г., тогда же Норильск получил статус рабочего поселка. В следующем году был получен электролитный никель, еще через год — электролитная медь, в 1944 г. выплавлен норильский кобальт и отправлены «на материк» первые тонны платиноидов. Норильский никель использовался как в производстве сверхпрочных бронированных сплавов для тяжелой техники, так и в сверхлегких конструкциях военных самолетов.

Уже в 1953 г. (в этом году Норильск стал городом) комбинат давал 35 % никеля, 12 % меди, 30 % кобальта и 90 % платиноидов от общего производства этих металлов в СССР.

Немалую роль в создании «драгоценного» имиджа Сибири сыграли якутские алмазы. Во второй половине 1930-х гг. было

установлено, что из всех областей СССР наибольшее сходство с алмазоносными районами Южной Африки по геологическому строению имеет территория между Енисеем и Леной. Именно здесь в 1938 г. после специального постановления правительства начались активные поиски алмазных месторождений. После войны поиски алмазов были возобновлены на Вилюе в 1948 г. Уже на следующий год был найден первый кристалл, а в 1954 г. открыта первая в стране кимберлитовая трубка, получившая название «Зарница». В том же году основан город Мирный (тогда еще маленький поселок) — первенец алмазной промышленности.

В начале 1960-х гг. объем добычи алмазов в стоимостном выражении превысил 1 млрд долл. Алмазный край стремительно развивается. Обнаруживаются многие новые кимберлитовые трубки, быстро расширяются Ленск, Айхал, Удачный, Полярный. Мощно растет Мирный. В настоящее время здесь сосредоточено четверть мировой добычи алмазов, больше добывается только в Ботсване.

Одновременно развивалось и гранильное производство. В 1960-е — 1970-е гг. было построено 7 гранильных фабрик, входящих в систему «Кристалл». Крупнейшая из них — в Смоленске (современный центр гранильной промышленности в России), вторая по мощности — в Москве. Гранильные фабрики возникли в Белоруссии, Армении, на Украине. И только одна, маломощная, — в Сибири, в Барнауле. Колония она и есть колония.

Что касается аграрного сектора, то здесь удач было меньше, особенно в стратегическом плане. В первую очередь это касалось кампании по освоению целины. Свыше четверти «поднятой целины» (более 10 из 42 млн га за 1954 — 1960 гг.) пришлось на Сибирь и Дальний Восток. Сюда приехало несколько сот тысяч в основном молодых людей. Валовой сбор зерна вырос почти в 2,5 раза (в Алтайском крае — почти в 10 раз), а государственные заготовки и закупки — более чем в 3 раза. Однако желаемой стабильности добиться не удалось: в неурожайные годы на целине не могли собрать зерна даже на посевной фонд, в результате нарушения экологического равновесия и эрозии

почв в 1962 — 1963 гг. настоящей бедой стали пыльные бури. Освоение целины вступило в стадию кризиса, эффективность ее возделывания упала более чем в 2 раза.

К масштабным и весьма успешным проектам можно отнести создание гидроэнергетических комплексов. В 1932 г. в Москве была организована конференция по Ангаро-Енисейской проблеме, на которой были предложены проекты строительства мощных гидроэлектростанций на Енисее и Ангаре и решено, в какой последовательности должны строиться эти гидроэлектростанции: Иркутская, Братская, Красноярская, Усть-Илимская, Саяно-Шушенская, Богучанская. Именно в такой последовательности впоследствии эти ГЭС и строились. К настоящему времени построено пять из них, а вопрос о завершении строительства Богучанской ГЭС сейчас, как известно, практически решен.

Xорошо, что в то время, до войны, эти проекты не стали реализовывать. Тогда в представлении ученых и практиков ГЭС в 1,5-2 млн киловатт были фантастически мощными. Никому и в голову не могло прийти, что Красноярская ГЭС будет иметь мощность 6 млн киловатт, а Саяно-Шушенская — 6,4. Эти проекты начали реализовываться уже после войны, начиная с 1950-х гг., на основе совсем других технико-технологических решений.

Электроэнергия не была «колониальным» товаром. Она использовалась (и используется) в энергоемких технологиях по производству таких («колониальных») товаров, как алюминий, синтетический каучук, химические волокна, удобрения, целлюлоза, картон и т.д. Можно отметить для примера лишь один факт: из 11 алюминиевых заводов России 4 находятся в Ангаро-Енисейском регионе, в том числе крупнейшие в России и мире Братский и Красноярский заводы (кроме них — Саяногорский и Иркутский). В этом регионе производится три четверти российского первичного алюминия. Дешевая электроэнергия — главный фактор конкурентоспособности на мировом рынке российского алюминия (целлюлозы, минеральных удобрений и т.д.).

Энергетический профиль имиджа Сибири стал постепенно прорисовываться в 60-е г. XX в., хотя еще в 1932 г. И. Губкин

поставил «вопрос о поиске нефти на восточном склоне Урала». Это было неожиданно и не согласовывалось с имевшимися тогда сведениями о геологическом строении Западно-Сибирской низменности. Тем не менее понемногу «процесс пошел». Но даже после того, как в сентябре 1952 г. на севере Тюменской области в районе поселка Березово на одной из буровых ударил мощный фонтан газа, а в сентябре 1959 г. у села Шаим был вскрыт высокодебитный нефтяной пласт, перспективы ЗападноСибирского нефтегазового комплекса (ЗСНГК) оставались неясными.

Сильна в то время была позиция сторонников инвестиционной «накачки» нефтегазового комплекса Урало-Поволжья и Средней Азии. А Западной Сибири готовилась иная судьба: строительство чуть выше Салехарда Нижне-Обской ГЭС мощностью 5 млн киловатт. Ее водохранилище, по площади своей акватории сопоставимое с Балтийским морем, похоронило бы под собой более трех четвертей нефтяных месторождений (хотя и открыло бы возможность перекачки огромных объемов пресной воды в Казахстан и Среднюю Азию, породив непредсказуемые тогда, да и сейчас, экологические катастрофы).

Тем не менее, здравый смысл восторжествовал. Была интенсифицирована геологоразведка и открыты крупнейшие уникальные месторождения нефти (в том числе легендарный Са-мотлор в 1965 г.) и газа (Медвежье, Уренгойское, Заполярное, Ямбургское во второй половине 1960-х гг.), стало известно о фантастических запасах газа на полуострове Ямал. В 1965 г. был добыт 1 млн т нефти. Через 14 лет с начала эксплуатации здесь (Ханты-Мансийский автономный округ) получили миллиардную тонну нефти. В Татарстане для этого потребовалось четверть века, в Башкирии — полвека, Азербайджане — более столетия. Позже север Тюменской области (Ямало-Ненецкий автономный округ) вышел на лидирующие позиции по добыче природного газа. В начале XXI в. ЗСНГК давал 70 % российской нефти и более 90 % газа.

Развитие ЗСНГК происходило, однако, разбалансирован-но и было высокозатратным. Нарушались элементарные экологические требования. До начала нефтегазовой эпопеи пойма

Средней и Нижней Оби обеспечивала более 20 % рыбного стола россиян. За первую половину 1960-х гг. вылов сиговых рыб сократился на четверть, а к 1970 г. — еще вдвое.

За советский период население Сибири и Дальнего Востока выросло почти в 3 раза, составив к началу 1990-х гг. прошлого века 32,3 млн чел. Как и в конце XIX — начале XX в. прирост населения на три четверти определялся миграцией. Освоение природных ресурсов Сибири было бы невозможно без какого-то обустройства ее территории. Но это обустройство происходило в значительно меньшей степени, чем если бы сколько-нибудь заметная часть финансовых ресурсов, образуемых на этой территории, оставалась здесь.

По нашим расчетам, объем вывоза финансовых ресурсов из Сибири и Дальнего Востока (с учетом Тюмени и северных автономных округов) — порядка 100 млрд долл. в год — лишь немного меньше валового регионального продукта этого региона. Правда, в постсоветское время, когда субъекты федерации получили больше финансовых полномочий, наметился определенный прогресс в этой области (особенно в столицах и некоторых крупных городах Якутии, Ямало-Ненецкого и Xанты-Мансийского автономных округов). Но только наметился, поскольку вся постсоветская история взаимоотношений центра и регионов — это история централизации финансов. Дело дошло до абсурда: при огромном профиците федерального бюджета бюджеты некоторых сибирских регионов в последние год-два дефицитны.

Можно привести только два примера, когда Москва отнеслась к Сибири как к российской территории, а не российскому активу (колонии), имеющему пока высокую ценность. Речь, во-первых, идет о создании Сибирского отделения Академии наук СССР (ныне — СО РАН), 50-летний юбилей которого отмечался в 2007 г. Этот шаг значительно облагородил процесс социалистической колонизации Сибири. К настоящему времени Сибирское отделение превратилось в одно из самых «боевых» подразделений РАН. В частности, его организациям принадлежит почти половина всех патентов академических учреждений.

Во-вторых, это развитие военно-промышленного комплекса, при котором к Сибири относятся как к «запасному аэродрому», надежному тылу, и об этом особый разговор.

Развитие военно-промышленного комплекса (ВПК) было и с очевидностью будет приоритетным направлением российской политики. Советское руководство до войны справедливо поставило стратегическую задачу рассредоточения предприятий ВПК по территории страны, создания на случай агрессии заводов-дублеров в ее азиатской части. В результате в годы первых довоенных пятилеток на территории Сибири и было начато строительство первых крупных военных производств. По существу, на протяжении всей Транссибирской магистрали от Урала до Улан-Удэ и далее были созданы опорные стратегические объекты, получившие второе и третье дыхание в Отечественную, а затем и «холодную» войну.

В начале 1930-х гг. в Новосибирске развернулось строительство двух крупнейших предприятий ВПК. Это авиазавод № 153, ставший одним из основных военных самолетостроительных предприятий, но первоначально запроектированный как завод горного оборудования. В 1938 г. ему было присвоено имя В. П. Чкалова. С началом войны на площадях завода № 153 было размещено пять эвакуированных авиационных предприятий; еще два находились в г. Бердске.

На площадки другого предприятия ВПК — «Сибкомбай-на» (позже «Сибметаллстрой»), именовавшегося комбинатом № 179, — в период эвакуации прибыли оборудование и кадры 15 (!) заводов из-за Урала. Позже из комбината № 179 выделились и стали самостоятельными четыре крупных предприятия оборонного профиля — металлургический завод, заводы № 556 («Сибтекстильмаш»), № 677 («Луч») и № 188 (Завод низковольтного оборудования). Комбинат № 179, впоследствии названный «Сибсельмашем», стал одним из опорных предприятий по производству боеприпасов.

До войны в Сибири не было радио-, электротехнической и электронной промышленности. С началом эвакуации в Новосибирске были размещены и восстановили свое производство прибывшие из Москвы, Ленинграда и Вороне-

жа электровакуумный завод (приборы и радиолампы), завод № 208 им. Коминтерна (средства радиосвязи и радиолокации), «Электросигнал», прожекторный завод (зенитные прожекторы, электромоторы и т.д.).

Эвакуированные в годы войны в Сибирь предприятия размещались и в других крупных городах Сибири — Омске, Томске, Кемерове, Красноярске. В Омске получило развитие танковое производство, в Кемерове — химическое.

После войны в связи с необходимостью форсированного развития атомной промышленности развернулись процессы укрупнения строительных организаций и концентрации усилий, направленных на организацию военных производств нового типа, которые требовали создания не только предприятий, но и закрытых городов с соответствующей инфраструктурой, позднее названных закрытыми административно-территориальными образованиями (ЗАТО).

В Сибири действовали два крупнейших строительных управления МВД СССР — № 600 и 601. В каждом из них трудилось до 30 тыс. чел., среди которых преобладали заключенные и военные строители, небольшую долю составляли вольнонаемные рабочие и ИТР. Управление № 600 возводило химический завод № 250 (ныне — Новосибирский завод хим-концентратов), производивший компоненты топлива для атомных реакторов. Вокруг этого производства вырос один из наиболее благоустроенных районов Новосибирска — Дзержинский. Управление № 601 сооружало Сибирский химический комбинат (СХК) под Томском, предназначенный для производства высокообогащенного урана-235 и плутония, и возникший вокруг него город (ныне Северск). Аналогичное управление, численность работавших в котором достигала также почти 30 тыс. чел., отвечало за возведение Красноярского горнохимического комбината, вокруг которого вырос другой закрытый город — Железногорск. Восемь из 13 атомных реакторов СССР, производивших обогащенный уран и оружейный плутоний, размещены в Сибири.

Опыт форсированного строительства закрытых городов вокруг предприятий ВПК был с успехом использован и при соз-

дании гражданских объектов, например, новосибирского Академгородка (в частности, работами здесь руководил известный военный строитель Н. М. Иванов).

К середине 1990-х гг. на территории Сибири было сосредоточено 11 % предприятий ВПК, которые выпускали около 15 % общего объема продукции Миноборонпрома, всего — около 90 предприятий и научно-исследовательских организаций ВПК, из них 80 % — в Западной Сибири. В трех городах (Новосибирске, Омске и Красноярске) трудится около 70 % работающих в сибирском ВПК.

После войны Новосибирск стал центром сосредоточения за Уралом предприятий радиотехнической и электронной промышленности. К середине 1960-х гг. в Новосибирске и области действовали более 40 промышленных предприятий, научно-исследовательских и проектных институтов и строительных организаций, входивших в ВПК. На этих предприятиях и в учреждениях работало около 200 тыс. чел., или треть всех работников, занятых в промышленности Новосибирской области. Здесь производилась третья часть продукции оборонного значения Сибирского региона и 5 % от производимой ВПК СССР. По доле продукции ВПК в общем объеме промышленной продукции Новосибирская область занимала в стране третье место после Удмуртии и Саратовской области. Эти предприятия и организации обладают огромным инновационным потенциалом, позволяющим производить не только военную продукцию, но и технику по крайней мере двойного назначения.

Пауза в разработке и производстве вооружений, стихийная конверсия имели известные последствия. В 1990 г. в ВПК Сибири работало более 560 тыс. чел. промышленно-производственного персонала, в 1995 г. — вдвое меньше. К концу 1980-х гг. доля военной продукции в общем объеме производства, например, химкомбината в Северске составляла 80 %, к середине 1990-х гг. в результате конверсии удельный вес военного заказа снизился до 5 %. Прекратил свое существование Бердский радиозавод, не сумевший вписаться в рыночные отношения.

Ситуация, однако, меняется на глазах. В последние годы заметно растет военный бюджет, по оценке специалистов, по-

вышается степень засекреченности расходов федерального бюджета на национальную оборону. Новейшее вооружение поступает уже не только на экспорт.

Сибирский ВПК уже сегодня не стоит в стороне от современных процессов. Производя около 15 % от общего объема продукции Миноборонпрома, он вывозит за рубеж 19 % от всего экспорта продукции министерства.

Многие предприятия авиационной, ракетно-космической отраслей, станкостроения, средств связи приобрели опыт перестройки технологии на выпуск гражданских видов продукции. Так, программой производственного объединения (ПО) «Красмаш» предусмотрено освоение выпуска принципиально нового транспортного средства — наземно-воздушной амфибии (экраноплана). В ПО «Полет» (Омск) возобновлено производство грузовых самолетов АН-74. По программе развития гражданской авиационной техники завод им. В. П. Чкалова ввел мощности по выпуску самолетов АН-38. Для нужд топливно-энергетического комплекса АО «Рубцовский машзавод» (г. Рубцовск Алтайского края) освоил производство гусеничных машин высокой проходимости на базе боевой машины пехоты БМП-2.

На ведущих предприятиях сибирской оборонной отрасли разработаны серьезные проектно-технологические решения, основанные на использовании либо технологий двойного назначения (военного и гражданского), либо накопленного ранее, но не задействованного научно-технического потенциала.

Многое из недавнего советского прошлого возвращается. А в Сибири есть что защищать и от кого.

Но Сибирь славна не только энергетическим, горнорудным и военно-промышленным комплексами, создающими весьма суровый имидж мощи и масштабности, с которым, кстати, мало знаком как российский, так и западный обыватель. Расхожий имидж в большей степени связан со ссылкой, кедровой тайгой, медведями, северным сиянием, шаманами, деревянным зодчеством и т.п. При умелой аранжировке все это могло бы стать мощнейшим магнитом для западных, японских и китайских туристов. Если российский турист в общем и целом ищет ком-

форта, то западный — зрелищ, экзотики, экстрима. Впрочем, и современная российская молодежь, и не только «золотая», отнюдь не чуждается этого типа отдыха.

По разным оценкам, зарубежные туроператоры ежегодно зарабатывают на обслуживании туристов из России от 10 до 20 млрд долл. Это потери отечественной туриндустрии и вклад в экономику других государств.

Туристический ресурс Сибири огромен, и здесь мы коснемся только малой его толики. Жемчужиной не только Сибири, но и всей Азии назвал Алтай Н. К. Рерих. «Азия — колыбель религий. А душа и сердце Азии — Алтай. Приветлива Катунь. Звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы и успокоительны зеленые травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чье сердце убоялось суровой мощи и красоты?»1

В геологическом смысле Алтай — это горная система, расположенная в центре Евразии. Отсюда до Атлантического, Северного Ледовитого, Тихого и Индийского океанов примерно одинаковое расстояние (3,5 — 4 тыс. км). Здесь сходятся границы четырех стран: России, Монголии, Китая и Казахстана. Русский Алтай — наиболее высотная, замечательная по своим природным ландшафтам и богатая природными ресурсами часть этой горной системы.

Алтай — уникальнейший регион, единственный в своем роде в России. Люди начали селиться здесь сотни тысяч лет назад. Алтай является прародиной более трех десятков тюркских народов мира. Отсюда ушли завоевывать Европу сначала скифы, а потом гунны и сарматы. К скифскому периоду относится захоронение молодой женщины, известной сейчас всему миру как принцесса Алтая. Новосибирские археологи нашли его на горном плато Укок (священном для алтайцев и поэтому неприкосновенном), которое стало широко известным благодаря раскопкам скифских захоронений с мумифицированными телами. На Алтае до сих пор сохранились места, где можно увидеть высеченные на камнях рисунки животных и людей, пиктограммы и рунические надписи. Есть алтари, курганы, древнейшие каменные изваяния. Сре-

1 Рерих Н. Алтай - Гималаи (путевой дневник 1923 - 1928).

ди здесь коренного населения все еще жива языческая вера. В нее удивительно органично вплетены элементы шаманизма, магии, буддизма и др.

«Алтай — золотые горы» — один из четырех российских объектов мирового природного наследия ЮНЕСКО (вместе с Камчаткой, Байкалом и лесами Удмуртии). Гора Белуха высотой 4,5 км — одна из высочайших вершин России. Катунь — наверное, самая привлекательная с точки зрения водного туризма река России. Телецкое озеро — жемчужина Алтая. Из этого озера вытекает река Бия, которая, сливаясь с Катунью (в этом месте находится город Бийск), образует величайшую реку России — Обь.

Гордость не только Сибири — знаменитое «славное море, священный Байкал». Остров Ольхон — самый крупный на озере — обладает уникальным природно-климатическим потенциалом, многообразием ландшафтов байкальской природы. При этом на острове нет опасных животных и энцефалитных клещей. Это крупный культовый центр VI — X вв., сакральное место для шаманистов.

Меньше знают о «добрых духах» Забайкалья, о том, что шаманы, волшебные источники и мистические пещеры Бурятии лечат. За здоровьем люди едут в Агинский дацан, который сейчас возрождается, а вместе с ним и знаменитая агинская школа тибетской медицины.

Гора Алханай — главная достопримечательность округа. Это бурятский Баден-Баден. У подножия горы, которая считается одной из пяти священных вершин в северном буддизме, течет знаменитый аршан (так буряты называют священные источники) с целебной водой, а на высоте 1100 метров в створе 6-метровой арки естественного происхождения расположен «Храм ворот», одно созерцание которого, по поверью, обеспечивает процветание и здоровье.

Не менее известен и другой Аршан — поселок в живописнейшем месте Тункинской долины (долина реки Иркут) на южном склоне Восточного Саяна. Здесь много целебных источников минерализованных вод и расположены прославленные курорты всероссийского, а в прошлом — всесоюзного значе-

ния. Поселок раскинулся у подножия «Пика Любви», горы высотой 2144 м. Говорят, что молодые девушки, побывавшие на этой горе, выходят замуж в течение года, а когда спуск с нее близится к завершению, человека охватывает острое чувство любви к жизни (один из авторов испытал это чувство несколько раз — В.С.).

Однако туристические богатства Сибири отнюдь не исчерпываются Байкалом и Алтаем. Возьмем для примера Тюменскую область. Город Тюмень, насчитывающий уже 400 лет, основан как острог на месте татарского города Чимги-Тура, взятого высадившимся в 1582 г. с отрядом казаков на берегу Иртыша покорителем Сибири Ермаком.

Федеральная трасса «Тобольский тракт» проходит среди равнин и бескрайних лесов, полных зверя и птицы. В 45 км от Тюмени находится древнее святилище — обсерватория V в. до н.э. В области сосредоточены многочисленные археологические памятники: от каменного века до раннего средневековья. Все они — свидетельства богатой культуры древних угров, ариев и тюрков, населявших Сибирь много веков назад. Скифское золото — одно из уникальных собраний Эрмитажа — тоже из здешних курганов Ингальской долины, места захоронения скифских вождей. На подъезде к Тобольску по железной дороге открывается вид на сопку Сузгун. Здесь было святилище ариев — индо-иранских народов, покоривших, по некоторым данным, в далеком прошлом Среднюю Азию, Северную Индию, Иран и Сибирь.

Признанный культурно-исторический центр Тюменской области, один из 115 исторических городов России, Тобольск некогда был административным центром всей Сибирской губернии, куда помимо Сибири входили еще и Урал, и весь Дальний Восток. В Тобольске веками мирно сосуществовали христиане, мусульмане, католики, иудеи. И сейчас купола православных церквей соседствуют с мечетью и костелом. В городе велось собственное летосчисление, работала типография и в 1789 г. была отпечатана первая сибирская книга. Вообще Тобольск во многих отношениях был первым в Сибири. Уроженец Тобольска, знаменитый химик Дмитрий Менделеев вычислил,

что в верховьях реки Таз (она впадает в Обскую губу, образуя Тазовскую губу) находится географический центр Российской империи. Туристы и паломники, приезжая в Тобольск, стремятся в Абалакский Свято-Знаменский мужской монастырь — поклониться чудотворной иконе Абалакской Божией матери, а в Покровском кафедральном соборе — мощам святителя Иоанна. Тут же знаменитая звонница Угличского колокола. Приезжающая публика живо интересуется единственным в Сибири белокаменным кремлем, памятниками архитектуры XVII — XIX вв., садом Ермака.

6 августа 1917 г. Тобольск встречал колокольным звоном пароход, на котором прибыл в ссылку отрекшийся от престола последний российский император Николай II с семьей. Ссыльных царственных особ поселили в губернаторском доме. В апреле 1918 г. Романовых по указу Совнаркома и ВЦИК перевозят в Екатеринбург. И Тобольск входит в историю как «город, не убивший царя».

На пути из Тобольска в Тюмень стоит село Покровское, родина «сибирского пророка» — скандально знаменитого Гришки Распутина, «умевшего помочь царевичу Алексею облегчить страдания». В деревянном двухэтажном доме, которому более 160 лет, расположен один из первых частных музеев России, где собраны личные вещи семьи Распутиных, подлинные фотографии Григория Ефимовича и его семьи с дарственными надписями, личные записки Распутина, телеграммы из Царского Села от императорской семьи. Здесь же старый венский стул, прозванный «русской виагрой», на котором сидел Григорий.

«Все перекаты, да перекаты.» — кто не слышал эту песню Александра Городницкого? Но далеко не все знают, что написана она была про своенравную реку Тымеру, начинающуюся в самом сердце плато Путорана. Это наиболее приподнятый массив Среднесибирского плоскогорья, огромная горная страна у подножия полуострова Таймыр. Такого количества водопадов на единицу площади, наверное, нет нигде в мире. В России пу-торанским водопадам принадлежат все рекорды: здесь находятся самый большой водопад по высоте (108 м, р. Канда) и самый большой по расходу воды.

Сибирские красоты понемногу начинают обустраиваться. Создаются особые экономические зоны туристско-рекреационного типа. Например, на Алтае широко известен проект «Бирюзовая Катунь», который реализуется с 2001 г. Здесь готова вся инфраструктура, планируется строительство кемпингов, горнолыжной трассы и других объектов. Все это требует громадных средств. Скажем, для создания инфраструктуры на территории туристско-рекреационной зоны в районе поселка Листвянка на Байкале потребуется 4,32 млрд руб. бюджетных средств и 10 млрд руб. частных инвестиций.

Помогает, чем может, и заграница. Экологи из России, Франции и США провели акцию по очистке склонов самой высокой в Сибири и священной у алтайцев горы Белуха от оставляемого туристами мусора. Каждый год Служба управления ресурсами рыб и диких животных США проводит конкурс проектов охраны территорий. Деньги, выигранные в этом конкурсе, пошли, в частности, на оснащение охраны участка «Озеро Иткуль», в Шушенский биосферный заповедник и Красноярский заповедник «Столбы». В Туве Всемирный фонд дикой природы (WWF) осуществляет оригинальную программу сохранения редких животных. Фонд раздал каждому скотоводу по простенькому фотоаппарату, чтобы те могли фотографировать следы снежного барса и другие доказательства «преступлений» пятнистого хищника. И если таковые «преступления» будут доказаны, то скотоводам выплатят страховку за убитый скот. Ну а тем придется, по замыслу, оставить ирбисов в покое, хотя соблазн велик. В столице Тувы почти на каждом ларьке можно увидеть объявления: «Куплю панты, струю кабарги», «Беру желчь медведя»... Совершенно открыто китайские «купцы» охотятся за таежными сокровищами. За шкуру ирбиса они предлагают 15 тыс. у.е.

Привлечь избалованного западного туриста — искусство. Считается, например, что французы охотно поедут на Байкал, если предложить им маршрут, описанный в книге Жюля Верна «Мишель Строгофф». Полагаем, однако, что на первых порах достаточно прорыва в долгом и мучительном информационном вакууме.

В Сибири есть еще очень многое, о чем можно рассказать, но. лучше это увидеть.

В долгосрочных интересах России придать Сибири новый потенциал роста. Отставшая по многим экономическим и социальным показателям на десятки лет от Канады и Аляски, Сибирь нуждается в очередном индустриальном рывке, как это ни покажется странным иным апологетам постиндустриального развития. Малые территории способны «перескочить» естественные фазы развития, Сибирь — нет.

Первейшей предпосылкой экономического развития Сибири является ее транспортная освоенность. Одновременно и внешние обстоятельства, в частности резкое расширение экспортного потенциала стран АТР, заставляют по-новому взглянуть на территорию Сибири, ее уникальное географическое, транспортное и геополитическое положение. Речь идет об особом «транспортно-географическом потенциале» Сибири. Активное и широкое транспортное освоение восточных регионов России с общим наращиванием и более равномерным распределением промышленности по территории страны является фактором обеспечения национальной безопасности.

Обусловленная глобализацией последовательная экономическая интеграция Евроазиатского континента способствовала интенсивному росту евроазиатского товарообмена. Основным транспортным плечом, обслуживающим евроазиатскую торговлю, до настоящего времени служит экваториальный водный маршрут. Новые времена потребовали возрождения и развития сухопутных евроазиатских международных транспортных коридоров как необходимого дополнения к основному. Это еще один фактор, вызывающий необходимость и целесообразность активного и полномасштабного транспортного освоения Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера.

Главное преимущество основных евроазиатских сухопутных транспортных коридоров состоит в том, что они в три раза короче южного водного. Это значит, что и время прохождения по ним будет, как минимум, в три раза меньше.

Международный широтный транспортный коридор «Транссиб» является важнейшим действующим элементом

транспортного моста «Азия — Европа». Он объединяет Транссибирскую железнодорожную магистраль, автомобильные магистрали («Байкал», «Амур» и др.), авиационные воздушные коридоры, оптико-волоконную и другие системы связи, муль-тимодальные узлы, морские «ворота» страны и многие другие элементы транспортной инфраструктуры России.

Этот широтный транспортный коридор начал складываться в XVII — XVIII вв. как Московско-Сибирский тракт (первоначально его западные участки располагались заметно севернее современного Транссиба). Гораздо более древними являются транспортные магистрали, проходившие через Алтай. Это — самые северо-восточные маршруты «Великого шелкового пути», дороги, связывающие Среднюю Азию с Монголией и территорией обитания тюрков юга Восточной Сибири (енисейских кыргызов и др.). «Наследником» этих трасс является автомобильный Чуйский тракт, проходящий по Катуни и ее правому притоку Чуе на юг и юго-восток в Монголию. В современных условиях одного этого тракта уже недостаточно, и давно назрел вопрос о восстановлении древнего пути из Западной Сибири непосредственно в Китай через плато Укок, которое примыкает с юга к 50-километровому участку границы России с Китаем. Пока не решены все этнокультурные и экологические проблемы, связанные с этой дорогой, но позиция ее сторонников усилилась после недавнего принятия решения о строительстве по этому же маршруту газопровода «Алтай».

В перспективе Северо-Евразийский транспортный коридор, который протянется от берегов Баренцева моря (порт Ин-дига) до порта Ванино на берегу Татарского пролива, свяжет северо-восток европейской части страны с перспективными ресурсными регионами Сибири и Дальнего Востока, даст возможность сформировать новые центры экономической активности, что будет способствовать укреплению единства экономического пространства России в целом. Основой этого коридора станет будущая Северо-Российская евразийская магистраль.

Строительство Северо-Сибирской магистрали как звена Северо-Российской евразийской и превращение ее вместе с БАМом в ключевое грузовое звено будущего широтного транспортного коридора, так же как и автомобильной трассы на Ки-

тай через Горный Алтай, позволит выдержать конкуренцию с бурно развивающейся транспортной сетью Казахстана и Китая при доставке российских экспортных товаров на мировые и региональные рынки.

Россия была и остается великой морской державой, имеет свободный неподконтрольный выход в Мировой океан. С учетом меридионального направления великих рек Сибири и Дальнего Востока — Оби, Енисея, Лены, а также наличия Северного морского пути имеется исключительная перспектива сформировать в азиатской части России железнодорожно-водный транспортный каркас, обслуживающий как внутренние потребности страны, так и внешнеэкономические связи России и приграничных азиатских стран в направлении Европы. Кроме того, Россия располагает благоприятными возможностями для интеграции в мировое воздушное пространство так как может обеспечить наиболее экономичные прямые перелеты между Европой в Азией, а также по кроссполярным маршрутам между Северной Америкой и Азией. Для этого необходимо развитие как крупных аэропортов (Екатеринбург, Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Хабаровск), которые должны стать опорой для международной интеграции страны в сфере авиационных перевозок, так и многочисленных аэропортов местных авиалиний.

Стройки такого масштаба предполагают исключительно инновационные, технологически перспективные и экономически эффективные решения. Это касается, в частности, строительства эстакадных, многоярусных железных и автомобильных дорог. Традиционная прокладка дорожного полотна на пересеченной местности и вечной мерзлоте, через самые большие в мире Васюганские болота (53 тыс. кв. км), строительство многочисленных тоннелей способны завлечь страну в экономическую и экологическую пропасть. Надземные (эстакадные) дороги позволят спрямить трассы и сократить расстояния, повысить скорость движения, обеспечат экологическую безопасность на ранимых в этом отношении территориях.

Природные ресурсы России являются крупнейшими в мире. По оценке, они превосходят суммарные запасы Китая в четыре, а Соединенных Штатов — в восемь раз.

В Сибири особенно велики запасы топливно-энергетических ресурсов (ТЭР). Здесь сосредоточены основные запасы нефти (75 %), свободного газа (87 %), коксующихся (80 %) и энергетических (79 %) углей, 60 % гидроресурсов. В свободном и попутном газе Сибири содержится около 80 % ресурсов этана — сырья для развития химии полимеров. Районы Восточной Сибири занимают первое место в мире по запасам гелия.

В структуре вывоза энергоресурсов из Сибири лидирующую роль играет углеводородное топливо (нефть и природный газ). Его доля в вывозе ТЭР из Сибири в 2015-2020 гг. составит 89-90 % (в 2000 г. — 93 %). Значительная часть вывозимых из Сибири энергоресурсов будет поставляться в европейские регионы страны. В средне- и долгосрочной перспективе ТЭК Сибири должен обеспечить устойчивое развитие экономики и энергетики России.

В нефтегазовом комплексе Западной Сибири главными новыми объектами ближайших десятилетий станут освоение ресурсов газа полуострова Ямал и строительство системы газопроводов Ямал — Центр.

В ближайшие 15-20 лет должен быть сформирован новый нефтегазовый комплекс Восточной Сибири и Республики Саха, создана система трубопроводного транспорта Восточная Сибирь — Дальний Восток с выходом к российском портам на Тихом океане (Находка, бухта Перевозная), в страны АТР.

В развитии газовой промышленности приоритетным является строительство газопровода Ковыкта — Саянск — Иркутск с последующим продолжением до Улан-Удэ и Читы (в качестве альтернативы возможен вариант поставок сжиженного газа). Это позволит газифицировать юг Восточной Сибири и Забайкалье, улучшить экологическую обстановку в районе озера Байкал.

Важным направлением выступает ускоренная подготовка запасов нефти и газа в Красноярском крае и Иркутской области. В Западной Сибири приоритетом является развитие системы глубокой переработки углеводородного сырья.

Перед угольной отраслью поставлена цель поэтапного перехода к более масштабному использованию угля, увеличению

его доли в топливно-энергетическом балансе страны. Основную нагрузку в достижении требуемых объемов добычи будут нести сибирские бассейны. В перспективе угольная промышленность Сибирского федерального округа будет обеспечивать около 80 % общероссийской добычи угля.

Наблюдаемый в последние годы рост объемов добычи угля в России (к настоящему времени она уже превысила 300 млн т) связан с увеличением его экспорта. Однако дальнейшее увеличение экспортных поставок из Сибири сдерживается недостаточным развитием морского портового хозяйства и высокими железнодорожными тарифами на перевозку угля.

Повышенный спрос на коксующийся уголь как на внешнем, так и на внутреннем рынке в среднесрочной перспективе сохранится. Будущее энергетических углей Сибири во многом зависит от развития энергетических мощностей.

Для повышения конкурентоспособности необходима реализация мер по повышению качества продукции угольной промышленности за счет увеличения объемов обогащения и глубокой переработки угля. Освоение новых энерготехнологий позволит расширить ассортимент продукции из угля. Одним из перспективных направлений научно-технического прогресса и диверсификации основной деятельности угледобывающих предприятий может стать добыча метана угольных пластов и шахт.

Объявленные компаниями планы развития энергоемких производств (в первую очередь в цветной металлургии, лесохимической промышленности и нефтегазовом комплексе) предъявляют новые требования к программе ввода энергогене-рирующих мощностей в объединенной энергосистеме Сибири. Существующие мощности сибирских электростанций смогут обеспечить покрытие роста электрической нагрузки только до 2008 — 2010 г.

Крупнейшим энергетическим проектом является Богу-чанская ГЭС, строительство которой ведется с конца 1970-х гг. Кроме того, предполагается сооружение Мокского гидроузла, новой Мокской ГЭС в Бурятской энергосистеме. Необходимы дополнительные технико-экономические обоснования пред-

лагаемого региональными властями строительства Алтайской ГЭС в Республике Алтай и Крапивинской ГЭС в Кемеровской области.

РАО «ЕЭС России» продолжит реализацию крупных инвестиционных проектов по вводу конденсационных энергоблоков на Березовской ГРЭС-1 в Красноярском крае, а также Харанор-ской ГРЭС в Читинской области.

Региональными энергосистемами предусматривается строительство новых крупных ТЭЦ: до 2015 г. — улан-удэнской ТЭЦ-2 и красноярской ТЭЦ-3; после 2015 г. — новосибирской ТЭЦ-6.

Необходимым условием реализации крупных энергогенерационных проектов является соответствующее развитие электросетевого хозяйства ОЭС Сибири: сооружение линий электропередачи для выдачи мощности новых энергетических мощностей, завершение строительства ЛЭП-1150 кВ Сибирь-Урал для обеспечения надежного электроснабжения дефицитных по электроэнергии районов Сибири и выдачи мощности в европейскую часть России.

Экономическая история и экономическое настоящее Сибири позволяют нам говорить о больших перспективах, которые могут быть реализованы при наличии отвечающих времени стратегических разработок, полноценных инвестиций, политической воли и ... имиджа региона, устремленного в будущее.

Академик РАН Е. А. ВАГАНОВ

Ректор Сибирского Федерального университета

ИМИДЖ как фактор развития науки и образования В СИБИРИ

Да здравствует мороз и Сибирь!

Мороз, ожелезнивший волю.

В. В. Маяковский

Отличительной чертой имиджа сибирского мегарегиона является сильная научно-образовательная база, основу которой заложил ещё М. В. Ломоносов. Он своевременно обратил внимание на перспективы развития Сибири, установив организационную связь между властью и «бизнес-элитой» своего времени. Деятельность М. В. Ломоносова можно сегодня назвать инновационной, основные стратегические перспективы, намеченные учёным, до сих пор чрезвычайно актуальны.

Но современная сибирская наука, несмотря на свой мощный потенциал, испытывает значительные трудности, обусловленные комплексом социальных, экономических и идеологических факторов.

Надо признать, что первостепенное значение имеют проблемы идеологического плана. Отрицательный имидж Сибири как места практически непригодного для жизни, мешает притоку инвестиций, как зарубежных, так и федеральных, замедляя темпы развития науки. Дефицит абитуриентов и «утечка мозгов» на Запад также обусловлены общими негативными представлениями о Сибири. Опасный стереотип, что Сибирь — сугубо сырьевая база и вообще «крайний север», фиксируется в сознании западных и отечественных студентов, игнорируются

выдающиеся достижения советской науки, поднявшей планку отечественной науки на очень высокий уровень. Если данной проблеме не будет уделено необходимое внимание, то скоро будет исчерпан лимит прошлых достижений и чистого энтузиазма, на котором держится современная научная база Сибири. Осталось не так много учёных и аспирантов, готовых работать за гроши «ради идеи». Без конкурентоспособных научных центров невозможно представить будущее Сибири.

Имидж на первом этапе разработки — это не сфера деятельности пиар-компаний: для начала необходимо, чтобы аналитическое сообщество создало концепцию положительного имиджа, а уже потом можно включать в дело пропаганду. Имидж — глубинная вещь, он тесно связан с исторической судьбой мегарегиона и направлен в будущее, при этом необходимо учитывать все возможные варианты развития современной ситуации. Сегодня нужно суметь корректно разработать концепцию позитивного имиджа, чтобы Сибирь стала привлекательной, в первую очередь, для инвестиционных вливаний. Для этого нужны различные мероприятия — круглые столы, симпозиумы, экспедиции — связанные не с поверхностным пиаром Сибири, а с глобальным осмыслением её исторической миссии.

В создании концепции имиджа нужно опираться на особенности сибирского характера — умение преодолевать значительные трудности, неконфликтность, стремление к совместной работе, творческий подход к жизни, свободолюбие, острота мысли и т.д.

Крепкая идеологическая база усилит позиции Сибири в мировом геополитическом пространстве, приведёт к решению объективных экономических проблем, что позволит сибирским учёным заниматься наукой на высшем уровне, не отвлекаясь на поиск других «источников пропитания», вроде дополнительных аудиторных часов, и это, в свою очередь, даст возможность совершить значительные открытия в сфере новых технологий, так необходимых сегодняшней России, а если мыслить глобально, то и всему мировому сообществу.

Важным шагом в обновлении сибирской науки стал организованный в 2007 году Сибирский федеральный универ-

ситет — уникальный инновационный проект, основанный на слиянии четырёх ведущих университетов Красноярска. Впервые в истории российской высшей школы для финансирования университета используется три различных источника: государственные субсидии, собственные доходы вуза и средства эн-даументов. Фундаментальной основой развития СФУ является партнёрство университета с традиционно сильными научными школами Сибири, с крупным и средним региональным бизнесом; структура подготовки специалистов в университете ориентирована на прогноз развития Сибири в целом. Университет призван отвечать на вызовы мировой науки в современном мире, так как стремится поддерживать международную планку развития. СФУ успешно сохраняет наработанный в течение многих лет авторитет составляющих его вузов и при этом движется согласно современному тренду модернизационного развития.

Качество современного образования, заключается не только в востребованности выпускников на рынке труда, но и в новых идеях, с которыми выпускники приходят в производственную или научную среду. Бизнесу требуются специалисты, способные работать с новейшими технологиями, которые, как правило, меняются очень быстро. А значит, нужны образовательные методики, с одной стороны, позволяющие сохранять и развивать творческую инициативу, а с другой — давать прочные, востребованные знания.

Современный университет должен быть конкурентоспособным в трёх основных направлениях своей деятельности — в науке, образовании и инновациях. Для этого в нём должна быть гибкая система подготовки, способная быстро адаптироваться к потребностям рынка труда. В структуре университета на каждом новом отрезке образовательной цепочки у студентов должна уменьшаться степень детерминированности учебного процесса и возрастать свобода выбора. Кроме того, университет должен включать в себя несколько сильных научных школ по всем основным направлениям подготовки. Интересы государства и бизнеса в управлении университетом должны быть представлены попечительским советом, имеющим собственный фонд, распределяющий на конкурсной основе финансы, направлен-

ные сугубо на университетские нужды. Посредством подобного попечительского совета определяются точные представления о стратегических отраслевых приоритетах университета.

Четвёртое обязательное условие разностороннего развития современного университета—подготовка магистров и аспирантов на базе современных исследовательских лабораторий и промышленных предприятий. Вся деятельность университета, в том числе по его развитию, должна строиться на проектной основе. Без глубокой интеграции с институтами РАН — лидерами в тех или иных областях — существенный прогресс в образовательном процессе даже при значительных государственных субсидиях невозможен. Должны появляться общие проблемные лаборатории, центры коллективного пользования и другие формы взаимодействия со структурами Российской академии наук. Это касается не только Сибирского отделения, потому что вуз, претендующий на ведущие позиции в глобальном мире, должен обязательно работать со школами мирового уровня, авторитетными в своих стратегических направлениях.

Для Сибири стратегическими научными трендами являются энергетика, материаловедение, инженерная физика, вычислительная техника и моделирование, естественно, экология и рациональное природопользование, горные науки, нанотех-нологии. Подобный выбор задаётся стратегическим вектором развития сибирского мегарегиона, но кроме него необходимо учитывать тенденции и потребности Азиатского и Тихоокеанского рынка.

Сегодня в Сибири существует несколько активно развивающихся городов, находящихся в здоровых конкурентных отношениях — это Новосибирск, Красноярск и Томск. В этих городах существует мощная университетская и научная база со своими уникальными особенностями. Новосибирский Государственный Университет тесно сотрудничает с Сибирским отделением Российской академии наук, Томский государственный университет развивается за счёт государственных вложений и старейшего образовательного центра, Сибирский федеральный университет в Красноярске работает с флагманами промышленности, приобретая стремительный рост за счёт больших предприятий.

Какой из вариантов предпочтительнее для развития науки в современной Сибири?

Необходимо учитывать специфические факторы динамики каждого университетского центра, развивая их по возможности, но при этом осознавая, что перед нами стоит одна общая задача — реализация потенциала сибирской и российской фундаментальной науки.

Нужно аналитически использовать опыт всех ведущих университетов западного и отечественного образца: нельзя сосредоточиться только на одном узком направлении, необходима так называемая диверсификация научного знания. Многие задачи, которые возникают в прикладной науке, возвращаются как фундаментальные задачи, которые нужно решать и естественникам, и экономистам, и гуманитариям; при этом элемент гуманитарного образования необходим для любого научного сотрудника.

Кроме того, нужно развивать академическую мобильность: постоянное обучение и переобучение кадров, стажировки и конференции в различных университетах мирового уровня, обмен студентами и научными сотрудниками. Молодым учёным всегда полезно стажироваться за границей, и не только для освоения новых технологий, но, в первую очередь, для включения в мировую научную среду, обмена мнениями и идеями, получения опыта работы во временных коллективах, решающих какую-либо проблему в рамках научного проекта; для ознакомления с методологией научного поиска, анализа результатов и их представления в печати.

Росту академической мобильности мешают различные экономические факторы — отсутствие жилья для иностранных студентов, нехватка финансирования, низкий уровень зарплат у научных сотрудников, - многие перспективные исследования были просто заморожены из-за отсутствия денег. Кроме того -ощущение бесперспективности научной карьеры, низкий уровень социальной поддержки приводит к личной пассивности: учёный работает без энтузиазма, ищет варианты дополнительного заработка или возможность уехать в более перспективное место, желательно за рубеж, где государство уделяет развитию

науки гораздо больше внимания, чем у нас. Вместо четырех тысяч рублей в России, учёный на Западе получает три-четыре тысячи долларов, и род его деятельности имеет престижный характер. Инициативный проект в США, поддерживаемый Национальным научным фондом, и аналогичный инициативный проект в России, поддерживаемый Российским фондом фундаментальных исследований, имеют следующее соотношение: 400-500 тысяч долларов и 250-300 тысяч рублей. Разница вложений — примерно в 40 раз. Конкурентоспособной при такой разнице инвестиций российская наука долго быть не может, несмотря на весь свой мощный потенциал.

Сегодня в Бостонском, Колумбийском и многих других американских университетах учится большое количество аспирантов из России, это говорит о весьма высоком интеллектуальном уровне отечественных учёных и их хорошей подготовке, несмотря на то, технологическая база американских университетов значительно лучше нашей. Чтобы удержать этих аспирантов в России требуется оснащение наших университетов достойным оборудованием для проведения самых современных исследований, чтобы лучшие «мозги» работали здесь, где находится их Родина, семья и близкие. Великая страна не имеет права платить копейки своей интеллектуальной элите. При достаточной финансовой поддержке можно осуществлять проекты, постепенно снижающие свою стоимость за счёт дальнейших разработок, и это может быть одним из самых перспективных, экономически выгодных направлений науки. При этом необходимо консолидировать три основных составляющих компонента развития — солидную научную базу, значимые и эффективные инвестиции и тесную корелляцию с промышленностью. На сегодняшний день в Сибири достаточно развит только первый компонент, но мы рискуем в ближайшем времени потерять и этот актив.

Конечно, создание положительного имиджа Сибири, как мегарегиона, привлечёт внимание иностранных инвесторов к перспективам развития науки, позволит увеличить государственное финансирование и поможет осуществить значительные промышленные проекты, способствующие развитию мега-

региона и увеличению благосостояния его жителей. Расширение и качественный рост образовательных центров в Сибири даст толчок для модернизационного развития образования, только в таком случае Сибирь сможет стать конкурентоспособной на международном рынке образовательных услуг. Согласно экономической парадигме, конкурентность определяется привлекательностью, продуцируемой качеством научных и разработческих университетских школ, которое зависит от уровня аспирантов, магистров, профессоров, занимающихся перспективными научными разработками. Задача университетов - создание инновационной среды, ведь инновация - продукт, доведённый до востребования, хотя никогда неизвестно, какие из научных идей в конце концов дойдут до стадии конечного продукта. Инновационная среда должна инициировать и поддерживать конкретных исследователей и исследовательские группы, занимающиеся перспективными разработками, эксплицируя их из многих проектов, существующих на стадии идей, и помогая достичь конечного продукта.

Необходимо сделать акцент на взаимодействии технопарков и фундаментальной науки, в совокупности они дадут гораздо более эффективные результаты, чем по отдельности. Технопарк является заключительным звеном реализации научной идеи, в нём на определенном этапе движения, начиная от предпродук-та, отрабатываются основные экономические проблемы: от продвижения, до затрат на реализацию. В этом отношении многие отечественные университеты выгодно отличаются от европейских, в которых существует ярко выраженное противопоставление фундаментальной науки и технопарка, хотя у нас частично утерян опыт коммерческого воплощения научных разработок.

Таким образом, научившись сочетать глубокое развитие фундаментальной науки с практической, коммерчески успешной реализацией новых идей, Сибирь сможет преодолеть хроническую проблему региона - нерациональную инфраструктуру. Есть реальная возможность сделать шаг к стратегическому использованию сырьевых ресурсов, прекратив катастрофическое «сливание» природных богатств частным лицам и иностранным компаниям.

Для решения комплекса существующих проблем Сибирь нуждается в имидже успешного мегарегиона — центра науки мирового уровня, ведущего фундаментальные разработки по всем направлениям человеческого знания, а также центра, производящего высокотехнологичные продукты за счёт богатых природных и человеческих ресурсов. Привлекательный имидж поможет использовать существующий огромный потенциал сибирского мегарегиона в стратегических целях, принося неоценимую пользу России и мировому сообществу.

Академик РАН И. И. ГИТЕЛЬЗОН

Советник РАН в Институте биофизики СО РАН, г. Красноярск

размышления О СИБИРИ

Ты, Сибирь, лежишь перед глазами... Только я хотел тебе помочь, Ты сама за счастье вышла замуж, Каторги удачливая дочь.

М. Светлов

Что в первую очередь возникает в сознании, когда думаешь о Сибири?

Конечно, это природа, её нетронутость при грандиозных размерах территории. Сибирь — удивительно красивая земля, это целый континент со своими уникальными особенностями и природой. Привлекательность Сибири не меркнет в сравнении с самыми знаменитыми территориями в мире.

Почти одновременно с восхищением появляется второе, не менее сильное чувство — обида за Сибирь. Ведь природные богатства этого мегарегиона используются в сугубо потребительских интересах. Нефть и газ в бассейне Оби скоро будут исчерпаны, сейчас уже практически вахтовым методом разрабатывается Енисей. К сожалению, речь идёт не о рациональном природопользовании, действительно необходимом стране, а о грубой эксплуатации сырьевой базы, которая ведёт к трагическим последствиям в экологическом, экономическом и социальном планах. Мы с непонятным упорством пилим сук, на котором сидим, и рано или поздно рухнем на твёрдую землю со своей высокой ветки, ведь ее запас прочности не так велик, как кажется на первый взгляд.

Рациональность и справедливость использования сибирских богатств внушает сомнение. К примеру, когда в начале 50-ых годов с великим энтузиазмом строилась Красноярская ГЭС, все верили в то, что скоро будет дешёвая электроэнергия, за счёт которой можно будет быстро развить инфраструктуру и промышленность Красноярска. Но светлые ожидания, которые оказались наивными, завершились тем, что сегодня в Красноярской области стоимость электроэнергии не меньше, чем в других регионах страны, хотя в действительности, её себестоимость — сущие копейки. Львиная доля энергии уходит на производство алюминия, а городу и людям остаётся отвратительная экология и искалеченная река. Как только была построена плотина, Енисей перестал замерзать в низовье и образовалась полынья, размер которой — больше двухсот километров. Это означает, что при строительстве не учитывались экологические последствия, хотя, в принципе, были возможны более щадящие инженерные решения, при которых, по крайней мере, зимой река могла бы замерзать на ограниченных пространствах. От изменения температуры воды пострадали бактерии, очищающие реку естественным путём, и теперь воду приходится фильтровать гораздо более затратными способами. Это лишь маленький пример варварского обращения с природными богатствами. Проблема также состоит в том, что из первых ошибок до сих пор не были сделаны надлежащие выводы, и Сибирь продолжает терпеть насильственное и, мягко говоря, неумное вторжение человека. Происходит это из-за отсутствия стратегического видения и умения планировать более чем на несколько лет вперёд. Со стороны мирового сообщества даже выдвигалась концепция передачи Сибири в международное пользование, но и в столь абсурдном варианте вряд ли прекратится недальновидная эксплуатация Сибири, просто доходы от дележа сырьевых ресурсов пойдут в другие карманы. В любом случае, в подобных условиях Сибирь не будет работать на себя, отдавая львиную долю ресурсов в чужие руки.

В чём причина нынешнего низкого уровня развития Сибири, никак не соответствующего её потенциальным возможностям?

Если воспользоваться научной терминологией, Сибирь — «система с лимитом», то есть её уровень развития определяется через существующие ограничения. Основной лимит Сибири — это лимит интеллекта. Несмотря на то, что сибирская наука во времена Советского Союза занимала лидирующие позиции, и по сей день наше образование сильнее, чем в европейской части России, интеллектуальный лимит является одной из главных проблем Сибири. Развивать такую огромную территорию количественно не имеет смысла, а качеству образования уделяется мало внимания. Эту проблему нельзя решить открытием новых университетских комплексов в отдалённых городах Сибири, необходимо поднимать интеллектуальную планку на самый высокий уровень, развивая опережающее университетское и постуниверситетское образование. Затраты на проведение подобной реформы, хоть и велики, но не идут ни в какое сравнение с теми финансовыми ресурсами, которые затрачиваются на развитие нефтяной промышленности на севере. И отдача от качественно иного образования будет наибольшей. Без него никакое самостоятельное развитие Сибири невозможно.

Можно взять пример с такой страны, как Сингапур, занимавшей накануне перестройки второе место в мире по уровню среднего образования, после Японии (третьим шёл Советский Союз). Эти страны вырвались на лидирующие мировые позиции из самых катастрофических условий именно за счёт образования, подкрепленного традиционным азиатским упорством. Детям этих стран в послевоенное время приходилось буквально учиться на улицах за неимением школ, и они добились внушительных результатов. Эти страны и на сегодняшний день являются мировыми лидерами по многим рейтинговым экономическим и социальным показателям.

В сегодняшней России произошло катастрофическое угасание интереса к науке, особенно по сравнению с прорывом, связанным с образованием СО РАН и новосибирского Академгородка. После значительных достигнутых успехов вдруг стало не хватать критической массы интеллекта, а между тем, лимит прошлых достижений постепенно сходит на нет. Не хватает именно образованных людей. Умных и потенциально умных

очень много, но их возможности неразвиты в силу общей невостребованности и непрестижности интеллектуального труда. Недостаточно просто получить хоть какое-нибудь образование, нужно уметь применять полученные знания, а существующие социальные условия позволяют лишь единицам реализоваться согласно своему интеллектуальному уровню.

Второй лимит Сибири — энергетический: жизнь в сложных климатических условиях требует большего количества энергии. Особенно на Севере, где жизнь — постоянная борьба за существование и летом на небольшую семью из трех-четырех человек приходится заготавливать 20-30 кубометров дров на зиму. У жителей северной Канады существует аналогичная проблема: они живут в ещё более сложных климатических условиях, учитывая, что у них под рукой нет леса, — сплошная тундра, но энергия от добычи нефти и газа распределяется разумно и позволяет обеспечивать основные потребности коренного населения. В Сибири такого распределения не происходит, поэтому жители отдалённых районов обречены на самостоятельное выживание, практически без государственной поддержки.

Для улучшения уровня жизни людей, находящихся в экстремальных условиях, можно было бы использовать современные научные разработки, наподобие тех, что применяются для космических программ НАСА. Например, можно создать замкнутые системы обеспечения, внутри которых происходит постоянный круговорот необходимых для жизни факторов — тепла, света, овощей, витаминов. Подобный принцип самодостаточной мини-биосферы может быть успешно применён не только для экспедиций на Марс, но и для обеспечения жильём жителей Севера. Организация экологически чистых домов помогла бы решить существенную для этих краёв проблему переработки отходов, не перерабатываемых естественным путём. Подобный проект — не научная фантастика, а вполне рациональное использование энергии: стоимость содержания одного экологического дома в разы меньше, чем у традиционных жилищ и городских построек.

У больших сибирских городов, в которых созданы весьма благополучные условия для жизни, существуют проблемы более

сложного уровня, в частности, связанные с фактором имиджа. Три основных города Сибири — это Новосибирск, Красноярск и Томск. Каждый из них обладает собственными уникальными чертами и конкурентным брендом, обусловленным историей и современным состоянием города. Новосибирск — столица науки и бизнеса, Красноярск — промышленный лидер, Томск — старейший университетский центр. Конкуренция между этими городами особенно остро ощущается в области науки и образования. В этой сфере у каждого города есть свои традиционные преимущества и недостатки. Томск — сибирские Афины, он является продолжением старейших научных традиций, но из-за своего небольшого размера не может претендовать на абсолютное лидерство в сибирской науке и образовании. Право лидера сохраняется за Новосибирском, получившим сильнейший импульс в развитии после «лаврентьевского прорыва». Томский университет постоянно соревнуется с Новосибирским в привлечении инвестиций и государственных грантов, но эта борьба имеет только положительный эффект, потому что позволяет избежать столичной монополии на образование и даёт возможность равновесно развивать науку в разных областях региона. В то же время необходимо обращать внимание на уже сложившиеся научные школы. Томск, однозначно, превосходит Новосибирск в медицине в силу сложившейся давней традиции, но Сибирское отделение Медицинской Академии сегодня находится в Новосибирске, что вряд ли разумно, так как научное ядро сибирской медицины — это всё-таки Томск. Нерациональная организация и распределение научных ресурсов может сыграть роковую для сибирской науки роль.

Когда М. А. Лаврентьев объезжал Сибирь и планировал строительство будущего центра сибирской науки, то был вариант открытия академгородка международного уровня именно в Красноярске, но город был наглухо закрыт из-за плутониевого производства. На уровне принятия принципиальных решений проект красноярского академгородка был заморожен, и преимущество получил Новосибирск.

Для огромной России намного выгоднее развивать науку в различных крупных городах, чем сосредотачивать все иссле-

довательские центры в европейской части, преимущественно в столичном регионе. Включив периферийный потенциал в общую стратегию развития, можно более эффективно использовать научные и образовательные ресурсы страны.

Что касается Сибири, то в мире есть совершенно уникальная страна, которая может послужить образцом для будущего развития нашего мегарегиона, — совсем крошечная страна Науру, с населением не больше десятка тысяч человек, которая находится на одном из островов Океании. Науру развивается за счёт того, что продаёт фосфориты, снимая верхний слой. Управляющие органы Науру понимают, что скоро единственный их ресурс будет исчерпан, и потому вкладывают деньги в образование для своей молодёжи. Молодые жители Науру получают образование в самых престижных университетах мира, и именно человеческий ресурс становится главным стратегическим козырём этого маленького государства. Для Сибири подобное использование ресурсов является самым разумным, нам стоит присматриваться даже к самым неожиданным примерам, пока ещё сохраняются перспективы развития. Иначе нас ждёт ситуация, аналогичная басне Крылова «Свинья под дубом».

Существует насущная необходимость развивать фундаментальную науку, потому что это — основа основ, и всё остальное проистекает из нее, как, например, инженерная наука питается фундаментальной физикой. Но наука дискредитирована в обществе — невежественными СМИ, извращающими сведения о научных открытиях. Необходимо повышать статус науки в глазах населения и избавляться от обывательского подхода к ней. Проблема современных отношений науки и общества имеет два аспекта: с одной стороны, общество потребления требует от фундаментальной науки немедленных результатов, а с другой — наука опережает потребности и на фазе внедрения формирует эти потребности, но обществу, погруженному в сегодняшний день, неведомы эти перспективы.

Преимущество сибирской науки заключается в особенной, пространственно обусловленной, свободе мышления и в отсутствии тесноты, вызывающей не здоровую конкуренцию, а изнуряющую борьбу за свободные места. Молодому учёному не так

тяжело жить в Сибири, как кажется издалека — климатические условия вполне приемлемы, в крупных городах создана более-менее благоприятная социо-культурная среда, есть различные, в том числе и международные, перспективы для научной деятельности. По сравнению с советским временем, сегодня сглажены контрасты между жизнью в столице и на периферии. Но эти положительные факторы могут быть утеряны в стратегической перспективе, если Сибирь не сможет ответить на актуальные вызовы современности. Хотелось бы сохранять тактический пессимизм при стратегическом оптимизме, но для спокойного и уверенного взгляда в будущее нужна реальная основа, которая сегодня, к сожалению, выглядит слишком зыбко.

Стимулом для надежды должна быть консолидирующая идея, но что сегодня может претендовать на её роль после крушения глобального замысла построения социализма?

Активно насаждаемая в последнее время религиозная мысль выглядит искусственным образованием, стремящимся срочно занять пустующее место в идеологической нише, и не может претендовать на полноценный базис для стратегического преобразования Сибири и России. Нужна идея, по глобальности не уступающая коммунистической, которая сможет на разумных и гуманистических основаниях преобразовать население России в народ, способствующий развитию мировой науки и культуры и решению острых проблем человечества, находящегося в стадии глубокого кризиса, но имеющего все основания для перехода на новую ступень развития.

Канд. физ.-мат. наук А. Н. ЛЮЛЬКО

Депутат Совета депутатов г. Новосибирска

трансформация ИМИДЖА СИБИРИ В условиях новой глобальной реальности

Сибирь должна перестать жить старыми и навязанными представлениями о себе и, как первопроходцы в те далекие времена, снова отправиться в путь в поисках нового имиджа.

В. И. Супрун

За последние 20 лет в России и мире произошли изменения, которые оказывают существенное влияние на развитие российских регионов и городов. Особенно это касается Сибири. В связи с неизбежным усилением интеграционных процессов, которые будут еще более интенсивно развиваться после вхождения России в ВТО, для сибирских городов возникли новые вызовы. И от того, насколько адекватными будут ответы на эти вызовы со стороны сибирских и центральных элит, будет зависеть дальнейшая судьба и развитие Сибири как мегарегиона.

Что же изменилось в последнее время, какие вызовы возникли? Прежде всего, изменилась политическая ситуация в стране и мире. Закончилась «холодная война», мир стал более открытым, усилилась международная кооперация, что отразилось на оборонной промышленности, благодаря которой в советское время развивались многие города России, в том числе сибирские. В этой новой политической и экономической ситуации, когда бюджет государства стал пополняться

за счет продажи природных ресурсов, наиболее выигрышное положение заняли города, являющиеся центрами освоения и переработки природных ресурсов (Сургут, Тюмень, Нижневартовск, Томск, Красноярск). Можно сказать, что неплохо себя чувствуют и те города, которые, «выживая» в тяжелые времена перестройки, стали центрами международной торговли. Например, крупнейшими «перевалочными базами» по продаже товаров из Юго-Восточной Азии стали Владивосток, Хабаровск, Новосибирск.

Кроме того, за последние 20 лет произошли существенные преобразования в области мысли и технологий, которые изменили и экономику, и транспорт, и системы связи. Ни для кого не секрет, что сегодня на развитие городов и регионов стали оказывать влияние качества, которые раньше, в эпоху индустриального общества, чаще всего не замечались или игнорировались. В нашем информационном обществе на развитие городов и регионов оказывает влияние не только реальный мир, но и мир виртуальный — построенный на информации, символах и образах.

В индустриальную эпоху регионы оценивались по количеству предприятий, проживающих и занятых на производстве людей, сегодня же главным фактором стала информация, т.е. теперь при оценке того или иного региона (мегарегиона или города) руководствуются другими критериями. И среди таких критериев далеко не последнее место занимает имидж. Имидж региона — это его узнаваемость, привлекательность для людей и бизнеса, его бренд. И от того, умеет ли регион эффективно работать в области информации и формировать свой привлекательный имидж, зависит успех его развития, успех предприятий, располагающихся на его территории, благосостояние его жителей. Хороший имидж для развития региона (а тем более мегарегиона) сегодня играет решающую роль.

Иными словами, в современном мире имидж перестал быть просто абстрактным «образом» — сегодня это конкретное понятие, имеющее реальный экономический смысл. Имидж и репутация фирм сегодня имеют вполне осязаемую стоимость. Например, бренд Apple оценивается в 153 млрд. долларов,

Google — 111 млрд., IBM — 101 млрд., McDonald's — 81 млрд.1. Необходимо подчеркнуть, что это стоимость не материальных активов вышеуказанных фирм (т.е. товаров, зданий или оборудования), а сложившегося представления о фирме, о качестве ее продуктов и услуг.

Сказанное относится и к имиджу мегарегиона, в частности, имиджу Сибири — тому образу, который формируется в сознании людей и влияет на перспективу развития нашего мегарегиона. Так же, как и в случае с фирмами, этот имидж имеет вполне определенную материальную стоимость, ведь от него зависит рейтинг мегарегиона, а значит, зависят и привлечение инвестиций, и получение федеральных дотаций, и приток рабочей силы, и стоимость товаров, произведенных здесь. Одно дело, когда вы купили, костюм, произведенный известной фирмой в Париже, и совсем другое — подпольной фабрикой в одной из китайских провинций. Стоимость товаров будет, мягко выражаясь, значительно различаться, даже если качество будет одинаковым. И не случайно некоторые не совсем честные торговцы переклеивают ярлыки на товарах, меняя, допустим, «Made in China» на «Made in France». В данном случае речь идет не о качестве товара, а именно об имидже того места, где он произведен. Имидж стал экономическим понятием, реально влияющим на благосостояние граждан, проживающих в мегарегионе.

Если имидж имеет экономический смысл, то и критерии его оценки должны быть экономические. Это, прежде всего, количество привлеченных в регион инвестиций, федеральных бюджетных средств, сохранение и приумножение человеческого потенциала. Однако наиболее часто имидж, например, города пытаются оценивать исключительно по количеству положительных высказываний об этом городе и его руководстве в прессе. Это грубейшая ошибка. Как показывает опыт наиболее успешных городов мира, количество положительных публикаций о городе далеко не всегда является определяющим фактором в его успешном развитии.

В качестве примера возьмем Нью-Йорк, имеющий имидж довольно опасного в криминальном отношении горо-

1 http://www.bbc.co.uk/russian/business/2011/05/110407_apple_brand.shtml

да. Причем этот имидж «бандитского города» формируется не «злоумышленниками-конкурентами», а самими американцами, нью-йоркскими газетами, Голливудом. Однако нелицеприятные высказывания о Нью-Йорке не сказываются на его развитии и притоке инвестиций отрицательно. Нью-Йорк — один из самых инвестиционно привлекательных городов мира, а вскрываемые в американских СМИ недостатки, в том числе на страницах нью-йоркских газет, позволяют говорить о нем как об открытом и демократичном городе. Пример из нашей страны — Москва. В головах людей сложилось стереотипное представление о Москве как о самом коррумпированном городе России. Но это не мешает притоку в Москву инвестиций и талантливой молодежи со всей страны. Некоторые города мира вообще используют свой отрицательный образ для привлечения туристов и инвестиций. Например, города Сицилии с их устойчивым имиджем родины кровавой сицилийской мафии и «крестных отцов». Только в стагнирующих городах пресса пишет исключительно положительные статьи о руководстве города. Это и понятно, ведь 100% положительных высказываний можно услышать только на кладбище. Но туда никто не хочет. Заказная «елейность» — признак застоя. Таким образом, правильнее говорить не о положительном, а о привлекательном имидже города или региона, привлекательном для людей и инвестиций. Кроме того, конкуренция между городами стала выходить за границы государства — любые границы и расстояния сегодня легко преодолеваются. Ученые и классные специалисты из Сибири, не получив достойных условий труда и жизни на родине, уезжают, причем в США и Европу намного чаще, чем в Москву или Санкт-Петербург. Уходят из Сибири (и России вообще) и финансы — например, многие сибирские бизнесмены сегодня инвестируют в Китай, причем отток финансов за рубеж только увеличивается. В 2011 году отток капиталов из России составил 84,2 млрд. долларов, что более чем в 2 раза превосходит аналогичный показатель 2010 года2. И если не предпринимать дополнительных усилий, люди и финансы будут еще активнее покидать города Сибири. Сегодня нужно стремиться занять

2 http://www.itar-tass.com/c9/314593.html

лидирующую позицию в своем сегменте в мировом масштабе, иначе из сибирских городов так и будут уезжать высококвалифицированные кадры, необходимые для развития мегарегиона, а их место займут безграмотные мигранты.

Также интересно отметить, что сегодня многие преимущества крупных городов, которые раньше позволяли им успешно развиваться, нивелированы — даже расположение города больше не играет решающей роли. Поэтому у малых городов появилась возможность бросить вызов большим городам. Преимуществами крупных городов перед малыми считались лучшие и более комфортные дома, дороги, возможности найти перспективную работу, лучшие школы, университеты, больницы. Сейчас по многим показателям малые города могут конкурировать с мегаполисами и даже выигрывать эту борьбу за счет меньшей стоимости жилья, лучшей экологии и более спокойного темпа жизни, который, однако, больше не является помехой для участия в передовых разработках в области науки и промышленности. Раньше серьезные научные исследования были невозможны без наличия крупного научного центра с хорошей материальной базой и крупной библиотекой, сегодня же интернет позволяет найти любую книгу или прибор, проводить видеоконференции или лекции, общаясь одновременно с десятком своих коллег, находящихся в разных частях света. Другими словами, при современных методах связи можно успешно заниматься наукой и проводить исследования практически в любом населенном пункте мира, а не обязательно в большом городе. Это соответствует и ведущим западным трендам: состоятельные люди и интеллектуалы в развитых странах давно уже предпочитают жить и работать не в крупных мегаполисах, а в маленьких уютных городах. Крупнейшие университеты США — например, Мичиганский, Принстонский и другие — расположены в небольших городках. То же самое можно сказать и о крупных научных центрах, расположенных в городках Силиконовой долины, и даже о штаб-квартирах крупнейших современных корпораций: офис Microsoft расположен в городе Редмонд (53,5 тыс. жителей), Apple — в Купертино (52 тыс. жителей). Современному производству также уже не требуются промышленные гиганты с десят-

ками тысяч работающих. Автоматизированные и роботизированные предприятия могут располагаться в небольших городках.

Государственные органы управления и международные организации также нередко предпочитают располагаться в небольших городах. Например, Совет Европы и Европейский суд по правам человека находятся в сравнительно небольшом Страсбурге. Международные форумы часто проводятся в удобных, малых и комфортных городках. Так, Всемирный экономический форум проходит в маленьком курортном городке Давосе (11 тыс. жителей) в Швейцарии. То же самое происходит и в России. Международный дискуссионный клуб «Валдай» проводит ежегодные собрания не в Москве или Санкт-Петербурге, а небольших городках. Малые города неожиданно стали выигрывать у мегаполисов конкурсы по инвестициям. Так, Новосибирск, несмотря на его мощную научную, образовательную и экономическую базу, проиграл конкурс на научно внедренческую зону сравнительно небольшому, но уютному, сохранившему старую архитектуру городу Томску; Томск же, а не Новосибирск, по решению правительства стал Центром образования, исследования и разработок3. Гигантские размеры и удобное географическое положение сегодня не играет роли, как раньше, а иногда, наоборот, отталкивает при выборе места проведения крупных встреч и форумов. На первый план сейчас выходят не размеры города, а такие критерии, как комфорт, безопасность, культурная среда.

Что касается Сибири, то ее имидж довольно безрадостен: холодная земля, край вселенной, где живут заключенные или их потомки. И этот образ создавался не без участия многих известных писателей и общественных деятелей. До революции царское правительство, чтобы заселить малолюдный сибирский край, посылало сюда каторжан, преступников, революционеров и всякого рода прочие неугодные элементы. Вспомним пушкинские строки, обращенные к декабристам: «Во глубине сибирских руд...». Отбывали в Сибири свое наказание и писа-

3 Распоряжение Правительства Российской Федерации от 6 октября 2011 г. №№ 1756-р «Концепция создания в Томской области Центра образования, исследований и разработок».

тель Ф. М. Достоевский, и нобелевский лауреат А. И. Солженицын. В то же время многие из бывших ссыльных и каторжан стали руководителями Советского государства (В. И. Ленин, И. В. Сталин, Я. М. Свердлов и др.). Но и их воспоминания о пребывании в заточении были не слишком радостными. И этот образ сурового, негостеприимного края на долгие годы вошел во все школьные и вузовские учебники истории. Как результат — на уровне обыденного сознания представление о Сибири тоже не носит радужного характера.

Однако все не так мрачно, и ситуацию с имиджем можно изменить — в истории есть подобные случаи. Например, даже американский Дикий Запад — край бандитов и отщепенцев — при помощи кино стал восприниматься как мир лихих ковбоев, искателей приключений и белокурых красавиц. А уж современная экономика и вовсе превратила его в центр высоких технологий (Силиконовая долина) и регион развлечений (Голливуд и Лас-Вегас).

Небезынтересен и опыт Аляски, которая по своим природным условиям тоже не курорт, и представлялась американцами вначале куском льда. А потом на Аляске нашли золото. Но даже не золото и полезные ископаемые изменили образ Аляски, а прекрасные книги американского писателя Джека Лондона, который воспел этот край в своих произведениях. И Аляска из сурового, неприглядного края превратилась в край приключений и несметных богатств, в край предприимчивых людей, первооткрывателей. Американская промышленность тоже не осталась в стороне от формирования благожелательного отношения к этому суровому краю, и сейчас теплая куртка во всем мире называется «аляской».

Чем Сибирь хуже Аляски? Да ничем. Мне рассказывали, что прежний губернатор Аляски как-то обмолвился, что полезные ископаемые Аляски ничто по сравнению с богатствами Сибири. Но мы сами не используем имеющийся у нас имиджевый потенциал.

Есть успешный опыт трансформации имиджа в лучшую сторону в отдельных регионах Сибири, например в Иркутске. В начале 1980-х Иркутск не представлял собой ничего особенно-

го, обычный советский город. Эдакая глухая провинция. Единственное, что с гордостью показывали всем приезжим туристам, — большие деревянные дома, где когда-то жили декабристы. Даже свое несомненное преимущество — близость к озеру Байкал — Иркутск использовал довольно плохо. Порт Байкал был грязный; старая, сооруженная еще при царе-батюшке, железная дорога вдоль живописного берега озера была разрушена. Однако сегодня город и побережье Байкала не узнать: построены прекрасные отели, восстановлено старое железнодорожное полотно, по которому ходят экскурсионные поезда, в том числе с иностранными туристами, восстановлены старые деревянные железнодорожные вокзалы, которые сейчас превращены в музеи. Губернские власти установили памятники Александру III как основателю Транссиба, министру путей сообщения императорской России князю М. И. Хилкову, А. Колчаку — как выдающемуся полярному исследователю и политическому деятелю. В образцовом состоянии находится памятник первооткрывателю Аляски Г. И. Шелехову. Золотом блестят церковные купола. Восстановлено здание Восточносибирского отделения Русского географического общества. Регулярно проходят Байкальский экономический форум и организованные писателем В. Распутиным Дни русской духовности и культуры «Сияние России», на которые считают за честь приехать все известные российские писатели. Иркутск приобрел имидж центра освоения Сибири, северных и восточных территорий, строительства Транссибирской железной дороги и одного из центров российской культуры.

Другой пример — Красноярск. В советское время у него был имидж промышленной площадки с вечным смогом над городом. Светлым пятном была лишь удивительная природа: Красноярские Столбы и Енисей, правда, существенно изгаженный промышленностью и плотиной. При мэре П. Пимашкове город стал преображаться. Сейчас в Красноярске преобладают не заводские корпуса, а фонтаны, мостятся улицы, пешеходные дорожки, а летом в больших деревянных кадках устанавливаются экзотические для Сибири пальмы. В результате этот сибирский город получил международное признание за благоустройство, а

красноярский мэр П. Пимашков в 2006 году был отмечен премией ООН «Хэбитат», которая присуждается за выдающийся вклад в улучшение условий жизни городов.

Очевидно, что изменить в лучшую сторону имидж как отдельных городов Сибири, так и всего мегарегиона вполне возможно. Но сначала необходимо определить, что привлекательного мы должны взять для формирования образа Сибири?

Во-первых, Сибирь — источник богатств России, начиная от леса и заканчивая огромными запасами полезных ископаемых. «Сибирское могущество прирастать будет Сибирью...» — сказал почти 300 лет назад М.В. Ломоносов. Чем не прекрасный образ Сибири? Сибирь — край, который является основой могущества Российской державы. Входила бы Россия в «Большую восьмерку» без Сибири? Вряд ли.

Во-вторых, здесь замечательный народ. Сибиряки, составляя менее 17% населения страны (за Уралом живут около 30 млн. человек), дают 90% бюджета страны, обеспечивают нефтью и газом всю Европу, Китай и другие страны. Самые крупные, мирового класса российские компании — «Газпром», «ТНК-ВР», «Лукойл», «Якуталмаз» и другие — действуют в нашем мегарегионе. На деньги, заработанные сибиряками, живет вся страна.

Сибирь и Север — это наш основной «стабилизационный фонд» для будущих поколений! Действительно, по оценке правительства США, на недра территорий вокруг Северного полюса приходится 25 % неоткрытых мировых запасов нефти и газа. А выход к месторождениям на арктических шельфах имеют Россия, Гренландия, США, Канада и Норвегия.

Но кроме нефти и газа есть еще один важный природный ресурс, который может стать одним из самых важных факторов уже в скором времени, — вода. К 2015 году почти половина населения мира, более 3 млрд. человек, будет жить в странах, испытывающих недостаток пресной воды4. Стоимость воды уже сейчас превышает стоимость нефти. А Сибирь со своими ресурсами — реками Обью с ее притоком Иртышом, Енисеем,

4 Глобальные тенденции развития человечества до 2015 года. Екатеринбург: У-Фактория, 2002. С.38.

Леной, озером Байкал, Телецким озером, — обладает, пожалуй, самыми большими в мире запасами пресной воды. Даже если мы будем продавать одну только уникальную байкальскую воду в бутылках, нам хватит денег, чтобы безбедно жить не одну сотню лет. Нужно только грамотно распоряжаться богатствами нашего мегарегиона, а не загрязнять их различными целлюлозно-бумажными комбинатами.

Возвращаясь к «человеческому капиталу» — сибирякам, следует отметить их удивительные качества — стойкость и надежность. Сибирские дивизии спасли Москву зимой 1941 года, они внесли решающий вклад в перелом хода Второй мировой войны и разгром немецко-фашистских захватчиков. Сибиряки воздвигли плотины и заводы, БАМ и нефтяные вышки в самых суровых условиях.

В-третьих, Сибирь нужно подавать как мегарегион, где можно реализовать самые смелые мечты и фантазии. Где в Европе место для свершений? Там все расписано, упаковано и занято. Нет ни одного свободного местечка. А Сибирь — это край неиспользованных возможностей, где много свободного пространства, где можно быстро разбогатеть и достичь результатов. Здесь почти ничего не определено, и поэтому тут можно создавать историю. Для этого есть неограниченные ресурсы.

В-четвертых, это сибирская наука и образование. Чего стоит только имидж Новосибирского Академгородка! Практически любой американский или европейский ученый, которого попросят что-либо сказать о Сибири, вспоминает об Академгородке. Помню, когда в 1990 году я приехал в Канаду, меня спросили: «Как у вас обстоят дела в Академгородке?», а потом поведали, что, согласно проведенным ими исследованиям, самое большое богатство СССР — это не полезные ископаемые, а научные разработки. В Принстоне главный редактор «Scientific American» при встрече со мной упомянул, что первыми из российских ученых, которые откликнулись на инициативу американских коллег по поводу феномена «ядерной зимы», были ученые из Академгородка, а точнее, из Института математики.

В-пятых, сам фактор огромной территории с ее разнообразным ландшафтом и колоссальной протяженностью. Сибирь,

лежащая между Европой и Азией, в относительной близости к стремительно развивающейся Юго-Восточной Азии и все еще «родной» Аляске, не может не создавать эффекта перспективы.

Но прежде чем выстраивать положительный имидж Сибири, нам нужно и в собственной стране, и за рубежом, да и в самих себе изменить представление о Сибири как о колонии. Для этого необходимо повысить статус Сибири. Например, создать в одном из сибирских городов (скажем, Новосибирске) третью столицу России, предоставив этому городу юридические права субъекта Федерации, как Москве и Санкт-Петербургу. Последние останутся историческими столицами России, а третья столица —географический центр страны и перспективный центр ее развития. Это вовсе не означает, что какие-то федеральные структуры обязательно нужно перенести в Сибирь. Главное здесь — имиджевая составляющая — то, что Сибирь для России не сырьевой придаток, а край, который необходимо развивать и который играет особую роль в укреплении могущества государства, никак не меньшую, чем его европейская часть. Вспомним Петра Первого. Когда особое значение для страны имели северо-западные территории и выход к Балтийскому морю, и России нужно было закрепить эти территории за собой, то на болотах и на костях людей воздвигли Санкт-Петербург, сделав его столицей империи. Сейчас для России особое значение имеет Сибирь, и потому столице Сибирского региона нужно придать статус субъекта Федерации. Это не новая идея, и в современной истории есть соответствующие прецеденты. Зачем далеко ходить? Когда Казахстану надо было закрепить за собой казачьи русские территории, он перенес столицу на север, в город Целиноград, переименовав его в Астану.

Далее, в Сибири следует определить особые точки привлекательности. Нет смысла вкладывать деньги во всю территорию, она слишком необъятна. Нужно определить точки роста и формировать соответствующие их специфическим особенностям имиджи. Например, все знают, что Владивосток — это ворота России в Тихий океан, Хабаровск — ворота в Китай, Горный Алтай — Сибирская Швейцария, Иркутск ассоциируется с озером Байкал, Камчатка — с Долиной гейзеров, Красноярск — со

Столбами и Енисеем, Томск — студенческий город и центр сибирского деревянного зодчества, Ханты-Мансийск — это всемирно известный биатлонный центр, а Новосибирск—транспортный узел и научный центр (Академгородок и Кольцово). Список этот можно продолжать. Цель — финансировать то, что естественным образом уже сформировалось и определилось. Главное — вести целенаправленную системную работу по повышению статуса отдельных районов этого богатейшего края. Тогда и люди сюда поедут, и не будет угрозы потери Сибири для России.

Нужно подумать о разработке и реализации в Сибири ме-гапроектов, которые привлекут и «лишний» капитал, накопленный в России за счет сверхприбыли от продажи нефти и газа, и активных людей, готовых проявить себя и реализовать свои мечты и планы. Кое-что уже делается. Так в Новосибирске еще в советское время построен самый большой в России по площади Театр оперы и балета, в Ханты-Мансийске — мирового уровня биатлонный центр. Но этого мало.

Необходимо принятие правительством специальных программ по развитию инфраструктуры этого края. Территория Сибири — это кратчайший путь из Европы в Китай и Юго-Восточную Азию. При царях Александре III и Николае II были построены грандиозная Транссибирская магистраль и Китайская военная железная дорога. Теперь нужно провести дорогу на Сахалин, в Японию, наладить железнодорожное сообщение с Камчаткой и далее с Аляской, связав Россию железной дорогой с Американским континентом. Эти планы уже самым серьезным образом обсуждались и в прессе, и на Байкальском экономическом форуме.

Сейчас в связи с потеплением рассматривается интенсивное использование Северного морского пути — самого короткого морского пути из Юго-Восточной Азии в Европу и обратно. Доставка груза, как посчитали китайцы, сэкономит им около 80 млрд. долларов ежегодно. Этот путь потребует создания соответствующей инфраструктуры в виде портов на Севере. Для Сибири эти проекты могут принести колоссальные инвестиции и перспективы, сравнимые с тем, что Сибирь получила после

строительства Транссиба в начале прошлого века. Вложение денег в инфраструктуру Сибири и Севера с лихвой окупится, так как сделает доступными для освоения колоссальные природные богатства Сибири, Дальнего Востока, русского Севера и шельфа Северного Ледовитого океана.

К тому же очевидно, что Сибирь — Мекка для любителей экстремального туризма и охоты. При этом, как говорил один из моих американских знакомых (кстати, чемпион США по автомобильным гонкам на «Мерседесах»), в Сибири, в отличие, скажем, от Африки, прекрасная чистая природа, здесь нет опасности заболеть тропическими болезнями, здесь чистые вода и воздух. Тут можно устраивать международные соревнования по зимним автомобильным гонкам, на собачьих или оленьих упряжках, заплывам в холодной воде, гонкам на мотоциклах по льду и пр.

Особую роль в Сибири играет наука. Еще с царских времен Сибирь являлась центром освоения Северного Ледовитого океана, Северного морского пути, изучения уникальной природы. Новосибирский Академгородок по праву мог бы стать российской Силиконовой долиной. Главная проблема здесь — закрепление кадров и создание нормальных условий для молодых ученых, которые сейчас, не имея нормального жилья, зарплаты и научного оборудования, уезжают из России, пополняя кадры престижных американских и европейских научных центров.

Ну и, конечно же, для пропаганды Сибири нужно организовать проведение конференций, международных спортивных соревнований, туристические маршруты по Транссибу. Проехать по Транссибу — это мечта почти каждого путешественника-иностранца, так почему бы ее не удовлетворить. Мой знакомый, русский профессор, работающий в одном из университетов Франции, говорил мне, что образ Сибири существенно улучшился в глазах французов, когда один из французских путешественников в короткой программе на телевидении, после выпуска новостей, стал рассказывать соотечественникам о своей поездке по Транссибу, о городах и поселках, расположенных на этой магистрали, людях, которые населяют эту неизведанную для простого француза планету — Сибирь.

В пропаганду Сибири неплохо было бы привнести и элемент эзотеричности этого края. Вспомнить, к примеру, сказания о Шамбале, которая, по преданиям, находится где-то на Алтае, или о Тунгусском метеорите, о мумии «алтайской принцессы», о скифских захоронениях, о загадочных пяти метеоритных озерах, расположенных на границе Омской и Новосибирской областей, об озере Байкал и Телецком озере и многое другое.

Особый колорит придает Сибири уникальная культура многочисленных народов Севера, русских старообрядцев, да и просто искусство местных умельцев, изготовляющих шкатулки, туеса и даже картины из бересты.

Мы, сибиряки, как-то еще не очень хорошо осознаем тот интерес, который представляем в области не только народной, но и классической культуры. А американцы и европейцы специально приезжают в Новосибирскую картинную галерею посмотреть крупнейшую коллекцию картин Н. Рериха, от которых веет неповторимым мистическим колоритом. К слову сказать, в Новосибирске картин Рериха существенно больше, чем в музее Рериха в Нью-Йорке. И это тоже наше преимущество, подаренное нам Н. Рерихом по его завещанию. Однако, чтобы все сказанное воплотилось в жизнь, нужно не просто составить реестр всех этих преимуществ и достопримечательностей, но и провести исследования нетрадиционного типа, используя новейшие методы и методики, как, например, «бенчмаркинг» или РЕSТ, создать прогностические модели и сценарии развития. И с этой целью нужно организовывать «мозговые центры» типа «Рэнд Корпорейшн» или хотя бы Фонда «Тренды», которые могли бы привлечь к разработкам не только отечественных, но и западных экспертов.

Вопрос упирается в косность мышления, стереотипные подходы, устаревшие парадигмы и отсутствие политической воли. Что касается финансирования всех этих амбициозных проектов и их внедрения, то деньги найдутся. Сибирь — это богатый край, край — донор для всей России. Нужно лишь оставить, как в развитых странах Америки и Европы, на нужды местного самоуправления 85% собираемых здесь налогов. Этого будет достаточно, чтобы сделать из Сибири, как сказал поэт, «город-сад».

Канд. физ.-мат. наук В. С. ЕфИМОВ

Директор Центра стратегических исследований и разработок Сибирского федерального университета

сибирь как нераспознанный мегарегион

Если народы Запада принуждены будут, наконец, увидеть единственный лик России и признать ее призвание, то остается все еще неясным, сознаем ли мы сами, что есть Россия и к чему она призвана? Для нас самих Россия остается неразгаданной тайной.

Н. Бердяев

Любой имидж — ив особенности имидж мегареги-она — основывается на представлениях о рассматриваемом объекте, на его репутации, и имидж Сибири — не исключение. В сознании каждого человека, хоть сколько-нибудь знакомого с Сибирью (неважно, бывал ли он здесь или же только что-то слышал), живут определенные общественные паттерны представлений об этом мегарегионе, и зачастую весьма сложно отделить индивидуальную составляющую представления от этого общественного паттерна. Сибиряку, живущему внутри мегарегиона и погруженному в его среду, сложно дистанцироваться и говорить о Сибири: для него Сибирь — это место, в котором он живет и работает, где родились его дети — из этой позиции обычно нет рефлексивного отношения к Сибири. Другое дело — выйти за границу «Сибирь - не Сибирь» и

говорить от лица людей, живущих за этой границей, вне Сибири. С этой позиции Сибирь — это холод, снег, «ссыльная территория», «кандальный регион», но вместе с тем и богатейшая «кладовая» ресурсов, природных красот и возможностей — территория, которой можно бросить вызов или, наоборот, принять ее вызов, — этакая вечная terra incognita. Если учесть все вышесказанное, а также то обстоятельство, что на Земле становится все меньше и меньше неизведанных территорий, Сибирь — неизвестная территория, обладающая определенной таинственностью, магией — земля, по-настоящему непознанная, но инициирующая на познание: хочется понять, что там, как там все устроено. У большинства людей, которые родились и жили в Сибири в советское время, было представление о Сибири как о Родине, причем Родине хорошей, добротной, той, где есть много всего, где интересно жить, и которая точно имеет большую стратегическую перспективу (последнее представление существовало не только в умах сибиряков — достаточно вспомнить пафос борьбы с природой, освоения новых территорий, пронизывавший соцреалистиче-ские фильмы и книги). В каком-то смысле Сибирь была центром мира или будущим центром мира. Кстати говоря, Сибирь и сейчас остается регионом, где есть «место подвигу». Однако в определенный момент — в «лихие» девяностые — представления о Сибири кардинально поменялись. Уже в конце 90-х московские друзья говорили сибирякам: «Как, ты еще живешь в Сибири?» — Сибирь уже воспринималась ими как территория, утратившая перспективу, уходящая на периферию экономических и прочих процессов. Тогда стало абсолютно ясно, что Москва смотрит на Сибирь как на некую колониальную структуру, а на людей, которые здесь живут как на людей второго сорта. К тому же для Москвы Сибирь — это не Россия, для них Россия оканчивается Уралом. Причиной этому послужило, с одной стороны, очень быстро произошедшее «сжатие сознания», а с другой стороны — подобное восприятие стало результатом крушения советского проекта, который имел стратегическую геополитическую перспективу, а в последние десятилетия его существования Сибирь и Дальний Восток были

«форпостом» этого проекта. К сожалению, и сегодня сибиряки устраивают своих детей в Москве, в Санкт-Петербурге, в Европе и США для того, чтобы иметь «запасной аэродром».

В то время Россия действительно стала «прирастать Сибирью», потому что все инвестиции, все вложения шли сюда. Когда советский проект рухнул (для москвичей он, кстати, рухнул намного раньше, чем для сибиряков, еще во времена «живого» СССР), переключение произошло очень быстро: уже вся Россия стала неким придатком Запада. И это ощущается до сих пор: довольно большое число молодых образованных людей склонны интегрироваться в западное общество, в силу понятности и комфортности парадигм, а то, что происходит за Уралом — ситуация неопределенности, здесь требуется риск и дерзание.

Весьма серьезная «перефокусировка» восприятия, представлений требуется и от зарубежных специалистов. Для них Сибирь, конечно же, неизвестная (неизведанная — это следующий шаг) земля. И здесь не последнюю роль играют природные богатства Сибири — чистые реки, горы, тайга и т.д. — но не только они. Если ознакомиться с некоторыми зарубежными аналитическими докладами, становится понятно, что Сибирь абсолютно точно присутствует на геополитической карте мира. Причем присутствует не просто как некая территория, богатая ресурсами — пресловутый «сырьевой придаток», — но как один из мегарегионов, важный для экономического будущего всей планеты. Однако пока это только потенциально важный мегарегион, регион «в скобках» — тайна, подразумевающая некий вызов, ответ на важен для глобальной политической конфигурации. Сегодня Сибирь неведома не только иностранцам или москвичам, но и самим сибирякам: отсутствует рефлексивное отношение, о котором говорилось в начале статьи. Между тем, подобное отношение крайне необходимо сибирякам, чтобы они сами могли увидеть, чем является Сибирь сейчас и чем она должна быть.

Конечно, современная Сибирь абсолютно точно не является финансовым центром. Финансы сюда даже не приходят, потому что алюминий или никель, которые добываются здесь, продаются там, на заграничных биржах. Как ни печально это

признавать, Сибирь сегодня — «финансовая пустыня», рискующая превратиться в пустыню реальную, если в скором времени не изменится колонизаторская, по-варварски потребительская политика «потрошения» Сибири, причем речь идет уже не только о разграблении недр «кладовой» невосполнимых природных ресурсов, но и о диссипации человеческого, интеллектуального капитала Сибири.

Потомки и последователи тех ученых — если не мирового, то всероссийского уровня, — приехавших буквально «поднимать» науку в Сибири (например, в новосибирский Академгородок), лучшие писатели и музыканты, все те, кто мог бы действительно составить элиту Сибири, не уступающую столичным элитам и даже превосходящую их, уезжают отсюда. В лучшем случае — в Москву или Санкт-Петербург. В худшем — в Германию, Великобританию или США, даже Чехия сегодня кажется некоторым намного привлекательнее родной земли. Большинство из них уезжают вынужденно, и дело не только в деньгах: здесь — в «провинции», в «сырьевом придатке» — у них намного меньше шансов самореализоваться. Даже Томск с его «уникальным комплексом факторов» и Новосибирск, несмотря на его культурную восприимчивость и способность рождать действительно интересные аутентичные проекты вынуждены быть «на вторых ролях». Понятно, что люди, которые действительно амбициозны, которые по-настоящему хотят, а главное — могут совершить прорыв, стать лидерами в той или иной области, не будут связывать себя с явными аутсайдерами. Поскольку уезжают лучшие ученые, снижается уровень науки и образования в регионе — ведь преподавать в местных вузах остаются не самые талантливые. Снижается уровень преподавания — ухудшается качество образования «на выходе» из вузов: ведь заурядный преподаватель и преподавать будет заурядно, по заплесневелым лекалам пятидесятилетней давности — откуда же появятся хорошие специалисты, умеющие мыслить нестандартно? Падает уровень образования — понижается рейтинг и репутация вуза — снижается и уровень абитуриентов: кто добровольно пойдет в вуз с плохой репутацией, с плохим имиджем? Только тот, кто заранее

знает, что «не потянет» вуз более высокого уровня. Конечно, сегодня еще существует определенное количество высококлассных преподавателей в вузах Сибири, но это преимущественно люди еще советской школы, которые, к сожалению, постепенно уходят, не оставляя после себя достойной замены. Таким образом, Сибирь (и не только она) попала в порочный круг, разорвать который — еще одна неотложная задача. И далеко не последнюю роль в решении этой задачи должно сыграть создание нового, позитивного имиджа Сибири как мегарегиона.

В непосредственной связи с обсуждениями состояния образования в Сибири встает вопрос: конкурентоспособны ли наши образовательные центры на международном рынке образовательных услуг? Некоторые — в частности, те же томичи — не стесняются говорить о том, что их университеты «являются лидерами российского высшего образования» и вполне конкурентоспособны на международном рынке. Это, безусловно, важный рекламно-имиджевый ход, хотя и не вполне обоснованный и соотносимый с реальным положением дел.

Учитывая вышесказанное, есть все основания считать, что формирование по-настоящему конкурентоспособных образовательных центров является сложной задачей. Она непроста еще и потому, что любая система образования предполагает интеграцию людей в определенный социально-экономический и социально-культурный контекст. Как известно, базовый тренд и лидерство в мире сейчас определяются англоязычным культурно-образовательным ареалом, вектор движения детерминируется именно оттуда. Сейчас новые технологий подготовки управленцев для бизнеса, социальной сферы, муниципального и государственного управления создаются на Западе и, соответственно, там же создаются новые технологии подготовки управленцев. Это означает, что сферу управления мы фактически проиграли.

В то же время, если сибирские вузы будут интегрированы в мировые образовательные сети, Сибирский Федеральный университет в Красноярске, НГТУ в Новосибирске, ТУСУР и ТПУ в Томске могут развернуть подготовку современных инженеров. Но возникает вполне закономерный вопрос: под какие

инженерные практики? Понятно, что лидерами инженерного образования через пять лет будут (или даже уже сейчас являются) Индия и Китай, потому что там инженерная сфера — это локомотив социального развития, это социальный лифт, место, где люди делают себе карьеру, получают другую, новую жизненную перспективу — мы здесь отстаем. Выход на уровень международного образования — сложная и трудная задача. На ближайшие десять лет для России важно сохранить наш, русскоязычный образовательный ареал, который включает в себя образование на русском языке для стран СНГ и старых партнеров Советского Союза. И эта задача потребует огромных, прежде всего, политических усилий.

Сегодня также ведется много споров о том, какова роль науки в развитии Сибири и на какие направления науки следует делать акцент. Причем существует следующее административное или, можно сказать, предметно-ВАКовское разделение: естественные науки (биология, химия, медицина); точные науки (математика, физика); инженерные, в частности, отраслевые; четвертый блок — экономические науки; и, наконец — почти всегда на последнем месте, — науки гуманитарные. Понятно, что у этого разделения есть свои основания. Большинство людей, которым небезразлично будущее как Сибири, так и России в целом, выступают за то, чтобы любая наука в Красноярском крае, в Новосибирской области, в Томске — в Сибири вообще — развивалась. Но пока еще, к счастью, вопрос заключается не в том, быть или не быть этому развитию, вопрос — кто будет ставить задачи, а задачи, в свою очередь, предполагают фиксацию и осознание проблем и нахождение ресурсов для их решения.

Задачи для науки — это социальный когнитивный вызов, который требует ответа. Если, например, в Новосибирске, Институт ядерной физики СО РАН хорошо работает на ведущие исследовательские центры мира, то нужно всеми силами поддерживать эту деятельность, поскольку она включена в глобальные процессы. При этом, конечно, часть разработок может и должна попадать на внутренний рынок. Естественные и инженерно-технические науки в Сибири сегодня имеют по-

добную глобальную перспективу, поскольку их развитие является залогом «светлого будущего» этого мегарегиона, движения вперед и интеграции в глобальные мировые процессы.

Как говорилось выше, катастрофически недооценены сегодня гуманитарные науки, несмотря на то, что на том же Западе, воспринимаемом многими как единственно возможный образец для подражания, этим наукам уделяется довольно много внимания. У нас же их до сих пор рассматривают, в лучшем случае, как полу-науки, как некую необязательную «надстройку» над базисом наук более «материальных». Но нельзя забывать, что именно науки гуманитарного комплекса отражают современное развитие общества, осуществляют связь прошлого с настоящим, что позволяет прогнозировать будущее. Именно эти науки оперируют предельно абстрактными понятиями, но при этом сохраняют все обязательные для «науки вообще» качества: объективность, системность и обоснованность. Именно эти свойства гуманитарных наук в сочетании с междисциплинарным подходом должны стать основой для формирования пока еще практически не развитого в России социального института независимых аналитических центров, без которых невозможно дальнейшее развитие страны как сильного и прогрессивного игрока на мировой арене. Для Сибири подобные центры актуальны еще и потому, что существует очень важная задача (или пока еще предзадача) — определение социального будущего Сибири, возможной сибирской идентичности. Может она вообще формироваться? Как это можно сделать? Для того чтобы ответить на данные вопросы, нужно разбираться с понятием «идентичность», с мировыми антропологическими трендами, необходимо понимать, что такое культура и как она воспроизводится в современных условиях. Иными словами, это область гуманитарных исследований, причем весьма многообещающая: с одной стороны, обозначенные вопросы актуальны для мирового сообщества — мы не будем здесь совершенно одиноки, а с другой стороны — такие исследования крайне важны и для Сибири как мегарегиона.

Однако именно Сибирь является предметом нашего дискурса. Ее нужно и должно перестать воспринимать исключитель-

но как сырьевой (пусть и с налетом индустриальности) придаток или как один из многих регионов Российской Федерации. Нельзя забывать также, что около пяти процентов в региональном валовом продукте Сибири приходится на так называемый когнитивный уклад. Имеются в виду не какие-то ультрасовременные высокие технологии (в смысле производства какого-то «навороченного железа»), но та тонкая пленка, «деформированная сетка» интеллектуалов, которая пока еще есть в Сибири. Эти интеллектуалы уже живут «после» индустриального периода и даже за пределами экономики знаний. Можно говорить о включении их в когнитивную фазу постиндустриального развития. Потому что экономика знаний — это все-таки индустриализация знаний, а в когнитивной фазе создаются и существуют новые способы мышления и новые когнитивные институты. В первую очередь здесь требуются рефлексивные знания, знания о знаниях, которые так или иначе пересекаются со знанием экспертным. Человек с рефлектирующим знанием может начать работать не просто со знанием, но уже рефлектировать по поводу этого приобретенного знания, знать его границы и преодолевать их. Сейчас важно не растратить впустую те предпосылки, которые у нас есть, для развития в Сибири экспертного и рефлексивного знания, без которого невозможно дальнейшее развитие Сибири как мегарегиона, играющего одну из ведущих ролей не только на федеральной, но и на мировой арене.

Поэтому уже сейчас мы должны воспринимать себя и сделать все возможное, чтобы другие воспринимали Сибирь как особый мегарегион, имеющий все шансы лидирующего развития, потому что этот мегарегион практически соприкасается с одним из главных центров современного мирового развития — Юго-Восточной Азией, потому что Сибирь имеет уникальный потенциал и, наконец — в чем вообще не может быть никаких сомнений — потому что она имеет огромный запас ресурсов, причем не только природных, но и человеческих. Все шансы на это сегодня, безусловно, есть, но это перспектива на десять-двадцать лет.

В долгосрочной перспективе большая Сибирь как мега-регион должна стать центром переплетения и взаимодействия

различных технологических, культурных, социальных потоков. Вот пример пересечения различных технологических потоков: в Москве 90% машин — леворульных, во Владивостоке — 90% праворульных, а в Красноярске, Новосибирске и других крупных городах Сибири европейская и японская технологические волны перемешиваются, и простые люди — работники автосервисов, включенные во все это разнообразие, управляют и справляются и с тем, и с другим. Они, конечно, это не подвергают этот процесс рефлексии, они просто знают, как это делать. Если же этот феномен превратить в предмет рефлексии, понимания этих технологических линий, то у нас появятся дополнительные основания для развития инженерного образования и инженерия может манифестироваться как рефлексия, по крайней мере, разных технологических потоков. Если же Сибирь будет по-настоящему, а не от случая к случаю, открытой для внешних вхождений: культурных, экономических, политических в том числе — тогда она станет зоной бурного развития, ареалом генераций нового, территорией апробирования новых моделей развития. Иными словами, Сибири нужна, прежде всего, открытость.

Таким образом, мы вплотную подходим к вопросу о необходимости создания сибирской стратегии или даже собственной сибирской идеологии. И сепаратизм здесь ни при чем, поскольку Сибирь мыслится как неотъемлемая часть России. Если есть люди, если есть региональные и мегарегиональные элиты, которые думают не только «про свою кочку», значит, они должны обсуждать долгосрочные перспективы не только своей области или края, но и мегарегиона. Для этого необходимо сначала продуцировать видение, затем создавать идеологию и выстраивать стратегию. Без этого Сибирь обречена на постепенное опустошение и на жестко колониальный формат существования. Сразу возникает вопрос: а могут ли вообще появиться эти самые видение, идеология, стратегия без наличия собственных сибирских аналитических центров или же они могут быть привезены из Лондона, Москвы, Нью-Йорка? При ответе на этот вопрос необходимо учитывать два фактора. Первый: если указанные задачи решаются не здесь, то все эти концепты развития не имеют

укорененности — они не принимаются, остаются не понятыми, и всегда будут восприниматься как чужеродные и отвергаться. Второе: конечно же, эти концепты должны находиться в некоем «напряженном» дискурсе с предложениями других центров влияния, других центров мысли, которые по-другому видят ситуацию. Ведь риск произвести продукт провинциального уровня очень высок, поэтому необходимо обсуждать новые модели развития в широком кругу — и экспертном, и политическом — для оформления, для усиления сильных аспектов и ликвидации слабых мест. Но принципиально важные идеи должны быть сгенерированы именно в Сибири — ведь никакие другие субъекты не будут в них глубинно заинтересованы.

Бесспорно важной в этом отношении является разработка позитивного и результативного имиджа Сибири как мегарегио-на. Имидж как искусственно созданный образ, несущий определенную нагрузку, дающий востребованные эффекты — это изобретение эпохи модерна и начала постмодерна, когда ценности были отрефлектированы. Здесь, разумеется, имеются в виду не философы — они это сделали давно. Но когда ценности были отрефлектированы уже в массовом порядке, появился релятивизм ценностей. Дальше появилось то, что обсуждалось как практикабли и симулякры — ложные реальности, знаки знаков или звуки звуков. Имиджи попадают, с одной стороны, в эту категорию как конструируемые образы, которые могут нести — в ряде случаев — «позитив». С другой стороны, можно говорить о естественности, о натуральности появления имиджа. В этом смысле имидж — это образ или представление. Ведь существует естественное представление о Сибири, возникшее в течение длительного времени, и никакие пиар-группы этим не занимались. Хотя, конечно, журналисты и путешественники приложили к этому руку. Часть представлений о Сибири — разумеется, «позитивная» часть — должна стать компонентом нового имиджа. Сибирь сегодня как никогда нуждается в профессионалах в этой области и, может быть, среди них должно быть некоторое количество имиджмейкеров для того, чтобы понять особенности восприятия целевых групп, — однако особое внимание необходимо уделить созданию собственных аналитических центров и

подготовке специалистов, способных адекватно анализировать существующую в мире ситуацию. Понимание внешних контекстов существования имиджа, понимание позиции целевых групп и способа их восприятия — это, безусловно, очень важный компонент, на который нам еще только предстоит обратить особое внимание. Необходима комбинация анализа принципиальных трендов и конструирования имиджа на основе принципов воздействия на крупные фокусные группы. Примитивные пиар-акции бесполезны, а маркетинг территорий — очередная выдумка PR-компаний. Мегарегион не продается, как посуда или жвачка в супермаркете. Имидж — это вдохновляющий образ, настоянный на прошлом, но устремленный в будущее.

Канд. экон. наук А. А. КЫЧАКОВ

Председатель правления НКО Фонд «Эндаумент НГУ»

формула развития СИБИРИ: ИМИДЖ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Сибирь, земля моя без края, Суровой блещет красотой, Руси любимой дочь родная, С широкой русскою душой.

А. Гаврюшкин

Для точности изложения прежде всего необходимо определиться с исходным понятием — что такое «Сибирь»? Термин этот правомерно использовать для обозначения всей территории от Уральских гор до Тихого океана, то есть территории, которая входит в состав Сибирского и Дальневосточного федеральных округов. Рассмотрение этих территорий как единого целого методологически возможно, несмотря на очень существенные различия в социально-экономических и природных характеристиках субъектов федерации, входящих в эти округа. На взгляд автора, разделение Сибири на два федеральных округа носит достаточно искусственный характер и вызвано лишь соображениями административного характера. Однако это искусственное административное разделение сибирского макрорегиона повлекло за собой серьезные организационные решения. Так, постановлением Правительства РФ от 7 июня 2002 года № 765-р утверждена «Стратегия экономического развития Сибири», которая затрагивает лишь территории Сибирского федерального округа — 16 субъектов федерации. Этот документ отражает долгосрочные геоэкономические интересы Российской Федера-

ции, состоящие в создании современной экономики инновационного типа, интегрированной в евро-азиатское экономическое пространство, и определяющие особую значимость Сибири для России в целом в силу ее географического положения и наличия здесь сырьевого, производственного, научно-технического, образовательного, кадрового потенциала.

Однако при этом за рамками рассмотрения остаются территории российского Дальнего Востока, геополитически и геоэкономически сопряженные с Сибирью (а на наш взгляд, составляющие с ней неразрывное единство).

Удельный вес ресурсов Сибири1 (без учета дальнего Востока) в общероссийском балансе составляет: запасы нефти — 85 %, угля—80 %, меди—70 %, гидроэнергетические ресурсы—45 %, биологические — 41 % российских запасов (9 % мировых). Эти цифры однозначно свидетельствуют о важности Сибири в системе современных геополитических и геоэкономических отношений и ее ключевом значении для будущего России.

С точки зрения автора, необходима более четкая увязка стратегий развития территорий Сибирского и Дальневосточного федеральных округов. А это, в свою очередь, требует целенаправленной работы по улучшению имиджа данного макрорегиона, поскольку стихийно сложившийся к настоящему времени имидж Сибири (включая Дальний Восток) требует незамедлительной коррекции, что будет способствовать укреплению экономических связей не только с другими территориями России, но и с остальным миром.

Этот стихийно сформировавшийся имидж как бы аккумулирует несколько типов восприятия Сибири.

Во-первых, это образ Сибири, наличествующий в массовом сознании жителей других стран (в частности, европейских). С 1999 года автору помнятся испуганные глаза двадцатилетнего чеха и его ошеломляющий вопрос: «Откуда у вас деньги? Мы вчера по телевизору видели, как у вас (в Сибири — А.К.) вчера на улице умерло 10 человек из-за морозов и голода». Очевидно, что столь шокирующее представление у не очень образованного

1 См. например, сайт «Сибирского соглашения» (http://odss-duma.faktura.ru/scdp/ page?als=164105).

чеха — результат негативной информации о далеком и «мрачном» крае, полученной из программ местного телевидения. Западное общество после долгих лет противостояния коммунистической угрозе продолжает подсознательно быть готовым воспринимать только негатив, то есть видеть Россию страшной и непредсказуемой. Минимальные негативные информационные посылы превращаются в развернутые PR-кампании, граничащие с истерикой, при этом серия военных акций со стороны Запада, включающих в себя бомбардировки других государств, оккупацию и массовое уничтожение мирного населения, не только не получает адекватной оценки, но интерпретируется как гуманитарные акции. Практика двойных стандартов в политике и информационной подаче происходящих в России событий, безусловно, не способствует формированию положительного имиджа России, и в частности Сибири.

Во-вторых, примечателен и информационный образ Сибири, сформировавшийся во «всемирной паутине». В Интернете первая найденная ссылка по запросу на слово «Siberia» в поисковой системе www.yahoo.com — на статью в словаре American Heritage:

«Район центральной и восточной России, простирающийся от Уральских гор до Тихого океана. Населен различными группами людей, в том числе остяками, чукчами, эвенками и якутами. Обширная территория была аннексирована Россией в XVI и XVII веках. С начала XVII века использовалась как место ссылки политических заключенных, после того, как была построена транссибирская железная дорога (строительство закончилось в 1905 году), была заселена русскими, после Второй мировой войны там началась добыча полезных ископаемых. Ключевые слова:

• чукчи, эвенки, якуты,

• ссылка для политических заключенных,

• развивалась благодаря минеральным ресурсам». Таков наш образ в глобальной сети2.

2 Первое более-менее адекватное описание Сибири в Интернете находится на шестом или седьмом месте в выборке, выданной поисковиком Yahoo. Это ссылка на сайт, разработанный специалистами Института экономики СО РАН лет 10 назад (причем с тех пор этот сайт, похоже, не обновлялся), — http://www.friends-partners.org/oldfriends/ Siberia/ — «SIBERIA: CULTURE ECONOMY BUSINESS».

В-третьих, не выпадает из общей картины и образ Сибири, сложившийся в кинематографии западных стран. Абсолютное большинство западных фильмов пронизано духом «холодной войны» с соответствующими стереотипами изображения России в целом и особенно Сибири — как места обитания варваров. В западных боевиках русский (как правило, «злодей в ушанке») — это спецагент, продающий оружие либо атомную бомбу террористам. Или же кровожадные русские ловят «хороших» (западных) спецагентов и отправляют их отбывать наказание в Сибирь, в некую разновидность ГУЛага. Сибирь представляется землей страданий и наказаний, дикой и страшно далекой.

Помимо примитивной пропаганды и глубокого невежества действует и фактор исторического стереотипа, который сформировался в процессе освоения Сибири. Если крупнейшие европейские державы захватывали колонии где-то далеко от своей территории, то в России шла колонизация собственных восточных районов, и Сибирь долгое время служила местом каторги и ссылки (для Англии, например, до определенного момента схожие функции выполняли США и Австралия, приобретшая устойчивый имидж «континента каторжников»). Это послужило причиной длительного отставания развития инфраструктуры в Сибири — зачем ее развивать, если основная часть жителей находится в пенитенциарных заведениях? Но справедливости ради надо отметить, что были и блестящие исторические прецеденты, — например, создание Академгородка, который президент Франции Ш. Де Голль назвал самым ярким символом России XX века. К сожалению, такого рода «прорывных» проектов», которые способствовали формированию положительного имиджа Сибири, было очень мало.

Кроме того, имеется совершенно очевидный политический заказ определенных влиятельных кругов — сформировать имидж Сибири как некоей колониальной территории. Наряду с этим в последнее время стали муссироваться разговоры об отделении Сибири от России (что якобы пойдет на пользу сибирякам). Детальное обсуждение проблемы сибирского сепаратизма

выходит далеко за рамки настоящей статьи, автор ограничится лишь констатацией собственной позиции — все разговоры об отделении Сибири и политически, и экономически вредны и опасны.

Скачок в развитии управленческих и информационно-коммуникационных технологий, который произошел в последние 10-15 лет, создает как новые возможности, так и новые угрозы — и для России, и для Запада. Россия обязана именно в Сибири воспользоваться этими открывающимися возможностями, благодаря чему она будет представлять реальную конкурентоспособную силу на мировой арене. Естественно, что некоторые круги Запада стремятся сейчас предпринять определенные меры против такого развития событий, и одной из таких мер является формирование имиджа Сибири как колонии — органического сырьевого придатка высокоразвитых стран, предпочтительно под неким «международным» (читай — западным) контролем.

Понимание вышеназванных фактов и тенденций будет способствовать построению своей собственной модели развития Сибири, направленной на получение реальных выгод от глобализации. Стихийно же складывающаяся рефлексивная модель развития обрекает Сибирь на роль постоянно догоняющего ушедших вперед на пути постиндустриального развития.

Современный глобализующийся мир устроен чрезвычайно жестко. Он все больше разделяется на два типа государств: те, что не обладают национальным и экономическим суверенитетом и вынуждены подчиняться интересам макрорегионов и транснациональных корпораций, и те, которые выступают в роли глобального менеджера технологической эволюции, эффективно используют имеющийся человеческий и промышленный потенциал, получают выгоды от экономической и культурной глобализации. Для того чтобы Сибирь как составная часть России (автор исходит из того, что Россия входит в число стран, обладающих политическим и экономическим суверенитетом) сумела использовать открывающийся «коридор возможностей», необходим ряд условий, среди которых позитивный имидж является одним из важнейших.

О значимости имиджа в условиях современной экономики говорят следующие факты. Опрос, проведенный Лондонской группой по связям с общественностью и агентством «YouGov» показал, что для 92 % потенциальных инвесторов при принятии решения об инвестировании решающее значение имеют так называемые неосязаемые факторы. При этом «имидж» или «бренд» приобретают значительный экономический вес. Городам, регионам и странам нужно приложить немало усилий, чтобы отличаться от других, и в лучшую сторону. Например, при прочих равных условиях, инвестиции пойдут в Будапешт, а не в Бухарест, поскольку венгерская столица имеет устойчивый имидж города, где вино и еда качественнее, а транспортный вопрос решен лучше, чем в Бухаресте. Большинство (60 %) опрошенных также признают важность при принятии инвестиционного решения таких, казалось бы, несущественных, «неэкономических» факторов, как стиль жизни, культура и архитектура.

Применительно к Сибири следует иметь в виду, что инвестиционную привлекательность ей может придать прежде всего инновационная направленность развития. Только предлагая нестандартные интеллектуальные решения, Сибирь сможет занять достойное место на мировом рынке. Таким образом, главным активом инновационной Сибири должны стать креативные личности, способные реализовать свой интеллектуальный потенциал и «монетизировать» его во благо России. Используя терминологию известного аналитика в области современных управленческих тенденций С. К. Прахалада3, «ключевой компетенцией» Сибири должен стать человеческий интеллектуальный капитал. Эта базисная, сущностная модель в своей динамике предполагает переход от самостоятельного и автономного исполнения всех функций к завоеванию партнеров с помощью предлагаемых ценностей. А имидж может стать манифестацией этих ценностей.

Формирование имиджа Сибири должно вестись по всем существующим коммуникационным каналам, и прежде всего — через СМИ. В настоящее время развивается взаимодей-

3 Hammel G., Prahalad C. K. Competing for the Future. Harvard Business School Press, Boston, 1994.

ствие сибирского предпринимательского сообщества с западной бизнес-средой (определенный опыт в этом плане накоплен и у компании «Сибирский берег»), но это взаимодействие достаточно точечное и пока не оказывает сколько-нибудь существенного влияния на имидж Сибири в целом. Что касается остальных каналов коммуникации, по ним формирование имиджа нашего региона идет стихийно и наталкивается на многие препятствия, основными из которых, на взгляд автора, являются:

• низкий уровень самосознания регионального сообщества;

• дух «холодной войны», продолжающий существовать в системе международных экономических отношений (самый наглядный недавний пример, хотя и не затрагивающий напрямую Сибирь, — ситуация с «Северсталью», которой не позволили участвовать в поглощении европейского металлургического гиганта).

К числу более фундаментальных, или системных, препятствий, на мой взгляд, относится невыработанность в России национальной модели экономики. Если применительно к западным странам правомерно говорить, например, о «лондонской» модели экономики в Англии (концентрация бизнеса, прежде всего финансового, в столице страны) и «американской» в США (относительно равномерное распределение бизнеса по территории страны), то в России подобная бизнес-модель еще не сформировалась. Хотя, безусловно, присутствует гиперконцентрация бизнеса в Москве и можно говорить даже о некоем «эффекте вымывания» бизнеса из провинции. Как только региональная компания вырастает до федерального масштаба, ее топ-менеджеров начинают спрашивать: «Когда же вы переберетесь в Москву на ПМЖ»?

В то же время нельзя не отметить, что на периферии, в том числе в Сибири, сформировалась прослойка предпринимателей, которые не намерены никуда уезжать и свое будущее связывают именно с Сибирью. Очевидно, что они в наибольшей степени заинтересованы в создании положительного имиджа нашего региона. Что же касается технологий его формирования, то их достаточно, но лучше всего, чтобы другие хорошо говорили о Сибири

и рекламировали ее за нас (технология так называемого «вирусного маркетинга»). Для этого нужно акцентировать внимание на наиболее впечатляющих особенностях — клише (подобно тому, как для Франции — это Париж, культура, шампанское и т.д.). Но все-таки самый верный способ формирования положительного имиджа Сибири — это говорить то, что соответствует действительности. Разумеется, информацию нужно подавать под «правильным» углом, но в основе ее должны лежать достоверные данные — экономические, политические, социокультурные.

Задача Сибири как неотъемлемой части России — стать регионом, который воплотит в себе уникальную комбинацию достижений «звезд» мировой экономики последних 40 лет, сохранив при этом национальную и культурную идентичность. Для нас принципиальное значение имеет заимствование инновационных технологий и знаний, принципов организации, способствующих повышению производительности экономики. Но заимствование опыта ни в коем случае не должно становиться самоцелью: конечным результатом должно быть укрепление национальной и культурной идентичности, повышение качества жизни сибиряков и в конечном счете — увеличение геополитического и геоэкономического влияния России.

Необходимо творчески освоить опыт экономического развития таких регионов как:

• Сингапур (логистические, торговые, а также финансовые ворота Юго-Восточной Азии);

• Гонконг (финансовая и торговая столица Китая);

• Тайвань (производство высокотехнологичных товаров)

• Арабские Эмираты (образчик успешной модели туристического бизнеса: заполняемость отелей — 92 %, притом что рентабельность обеспечивает уже 50 % заполняемо-сти, строительство, логистический центр, крупнейший в мире аэропорт);

• Япония (достаточно назвать такие марки как «Тойота», «Панасоник» и т.д.);

• Норвегия (система управления национальными ресурсами);

• Канада (модели территориального освоения северных регионов, сходных по климатическим параметрам с Сибирью).

Следует изучить успешный опыт ряда новых индустриальных стран, которым удалось существенно продвинуться в развитии инновационной активности и повышении конкурентоспособности своих национальных экономик, несмотря на не слишком благоприятный общий экономический климат, сопротивление традиционных институтов и недостаток ресурсов. В числе таких стран можно назвать Чили, Мексику, Израиль, Южную Корею.

Мы обязаны взять их лучшие достижения (принцип «бенчмаркинга» применительно к масштабу региона) и создать на этом фундаменте собственную уникальную модель развития Сибири.

Не стоит забывать, что, глядя назад, нужно не забывать смотреть вперед. Необходимо создать систему прогнозов развития Сибири на 50 лет вперед. При этом целостную картину сможет представить только модель, в которой будут объединены огромные массивы данных — от аналитических исследований до блогов. Так, в конце 2006 года британское правительство профинансировало создание базы мировых прогнозов на 50 лет вперед — Horizon Scan. Любой желающий через Интернет4 может заглянуть в будущее с помощью баз данных «Сигма» и «Дельта». Они содержат описание тенденций развития, потенциальных проблем, возможностей и угроз для мирового сообщества. Создание аналогичного Сибирского регионального портала с целью аккумулирования различных прогнозов является необходимым элементом в работе по прогнозированию и построению будущего. Для реализации данного проекта уже зарегистрировано доменное имя второго уровня foresightsiberia. ru (а также в зонах .com, .net, .org, .info, .biz, .name).

Представляется, что основу будущей экономики Сибири должны составлять такие отрасли, как (перечисление идет не по приоритетности, а в порядке генерирования идей — А. К.):

• прикладная наука — под запросы высокотехнологичного производства;

• фундаментальная наука, которую необходимо воссоздать на более высоком уровне, но при этом, что принципиально важно, на коммерческой основе. В качестве примера мож-

4 Sigmascan.org и humanitieslab.stanford.edu/2/home.

но привести Стэнфорд: 11 млрд долларов для финансирования развития науки. Такие мощные в финансовом плане образования должны появиться в исторически сложившихся центрах фундаментальной науки — Новосибирске, Томске, Иркутске;

• туризм — 4 - 5 кластеров рекреационных зон (в первом приближении ими могут стать оз. Байкал, Алтай, Красноярский край, гейзеры Сахалина и Дальнего Востока — уникальнейшие места, не имеющие аналогов на планете);

• перерабатывающая промышленность с высокой добавленной стоимостью. В идеале желательно довести долю переработки сырья на месте, в Сибири, до 100 %. Например, зачем продавать за рубеж нефть, если можно экспортировать продукты нефтехимии? Или вывозить необработанный лес, если можно продавать мебель либо продукты глубокой степени переработки — как минимум, высококачественную доску, фанеру, а вместо руд и полуфабрикатов цветных металлов — проволоку или полупроводники с ее использованием и т.д.;

• параллельно с производствами с высокой добавленной стоимостью необходимо развивать машиностроение, которое на первом этапе будет компенсировать текущее отставание, в перспективе переходя к самостоятельным высокотехнологичным машиностроительным технологиям;

• транспорт — мультимодальные транспортные узлы, транзитные товарные и пассажирские потоки, проходящие через Сибирь;

• финансы. Согласно рейтингу газеты «Файненшл Таймс» из мировых «Тор 500» около 30 % — это компании, работающие в сфере финансов. В России (и особенно в Сибири) мы обязаны иметь эффективнейшую финансовую систему, превосходящую финансовые системы экономически наиболее развитых стран5;

5 Процентные ставки по кредитам составляют в Европе 3 - 4 %, в США 5 %, в Японии

1 - 2 %. Российские банки кредитуют предприятия под 10 - 16 % годовых — огромная разница, которая делает наши компании и товары неконкурентоспособными. Сопоставьте это еще и с потерями населения, получающего потребительские кредиты под 24 - 60 % годовых.

• строительство — все вышеупомянутые проекты требуют опережающего развития строительной отрасли, в сфере как капитального, так и жилищного строительства. Реализация названных проектов, с одной стороны, требует привлечения в Сибирь высококвалифицированных специалистов со всех концов самой России, СНГ и русскоязычных диаспор всего мира, с другой же — положительный имидж будущей Сибири сделает ее привлекательным местом для жительства, в связи с чем население Сибири должно возрасти вдвое против нынешнего — до 60 млн человек к 2030 году.

Канд. экон. наук Н. Н. РЫЧКОВ

генеральный директор ОАО «Корпорация — Новосибирский завод «Электросигнал»

СИБИРЬ: БИПОЛЯРНОСТЬ ИМИДЖА

В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был у нас переход — я не знаю, да и никто, я думаю, не знает.

Ф. М. Достоевский

Особенность современного периода жизни нашей страны состоит в том, что одна эпоха — советская, с ее определенной цельностью, стратегией и убеждениями завершилась, а другая, несущая новые обещания и новую веру в будущее, не наступила. Ситуация некоего междувремения продолжается, что не позволяет консолидировать усилия и всей страны, и отдельных регионов для достижения значимых целей, выработать ту или иную стратегию. Говорить о прогрессивном развитии как таковом, о вступлении в постиндустриальный мир пока не приходится — ведь по многим показателям не достигнут уровень даже 1990-х годов. Вероятность спада, рецессии остается, как и шанс отступить назад по всем позициям и соскользнуть в колею регресса, оказаться в раннеиндустриальной, сырьевой эре.

Особенно это касается Сибири — огромной территории России, от Урала до Тихого океана, которая в советское время была настоящим полигоном реализации крупных стратегических проектов комплексного типа, а сейчас имеет все шансы стать только сырьевым придатком европейской части России или даже Китая. Особенно динамично Сибирь развивалась с

50-х годов ХХ века. Ее освоение и развитие шло планомерно, на основе реализации пятилетних планов и масштабных и впечатляющих национальных проектов, как-то:

• строительство каскада ГЭС на Ангаре, а затем и Енисее, что позволило создать целый комплекс производств на базе дешевой электроэнергии;

• освоение Западно-Сибирского нефтегазоносного бассейна;

• начало разработки Канско-Ачинского угольного бассейна;

• освоение алмазов Якутии;

• строительство ряда важных железных дорог (например, Абакан — Тайшет и Байкало-Амурская магистраль). Правда, последний проект не был завершен из-за распада СССР и смены экономического курса.

Каждый такой мегапроект был рассчитан на десятилетия и имел не только важные экономические, но и, что не менее значимо для Сибири, серьезные демографические последствия. Грандиозные сибирские стройки привлекали в регион немалое количество людей из других частей страны. В результате на карте появлялись новые города с населением в десятки и сотни тысяч жителей (Братск, Усть-Илимск, Мирный, Тында и целый ряд других).

Очень важно отметить, что с 50-х по 80-е годы ХХ века существовала продуманная стратегия развития Сибири, девизом которой можно считать известную фразу Ломоносова: «Российское могущество Сибирью и Ледовитым океаном прирастать будет». Сегодня в этих словах Ломоносова иногда пытаются найти некий «колониальный подтекст»: дескать, при таком подходе Сибирь воспринимается не как самостоятельная сущность, а как придаток России. Однако если оставаться на почве реальности, то следует признать, что это единственно «работающая» формула в деле освоения и развития Сибири и жизни здесь россиян. Сибирь всегда была несамодостаточна, она не могла развиваться сама по себе. Для этого она имела слишком большую территорию (12 765 900 кв. км, 74,7 % территории России) и слишком маленькое население (в 2002 году нас было всего

30 497 200 человек, что составляло только 20,9 % россиян, а сегодня и того меньше). Поэтому вопрос стоял и сегодня стоит так: «Сибирью будет прирастать российское могущество или могущество Китая, Японии, США?», «Сибирь будут осваивать и в Сибири будут доминировать россияне или другие народы?» В этом плане показательна судьба Аляски, а ведь еще в первой половине XIX века Аляска была частью России и частью Сибири.

Исходя из вышеприведенной формулы Ломоносова, в советское время руководители и экономисты хорошо понимали: прежде чем взять, нужно сначала дать. И вложения в Сибирь были колоссальными. Колоссальной была и остается отдача. Что может Россия без нефти и газа Сибири? Вопрос риторический.

Но кроме вложений в производство в прежние времена принимался во внимание и человеческий потенциал — уровень его квалификации и степень устроенности. В советское время миграция в Сибирь стимулировалась в разнообразных формах: «северные надбавки» и предоставление бесплатного жилья, возможности для карьерного роста и использование моральных факторов. Все это обеспечило, по данным Ж. Зайончковской, «с 1926 по 1959 год рост населения Западной Сибири в 1,5 раза, Восточной Сибири — в 2 раза и Дальнего Востока — в 3 раза! За это время население Российской Федерации увеличилось всего на 27 %. В последующем рост населения в Сибири замедлился, стал неустойчивым, лишь ненамного опережая средние темпы по стране. За 1959 - 1989 годы население Западной Сибири увеличилось на 1/3, Восточной — на 42 %, по сравнению с 25 % по России в целом. Только Дальний Восток продолжал быстро и довольно равномерно наращивать демографический потенциал, увеличив свое население за 60 - 80-е годы на 64 %»1.

Распад СССР, политические и экономические преобразования вызвали резкие изменения в миграции населения России. Поворот к рынку сразу же коренным образом изменил ситуацию:

1 Зайончковская Ж. Сибирь и Дальний Восток в XXI веке. Публикация на сайте информационно-аналитического центра проблем миграции «Большая Земля». //www. bigland.ru, окт. 2006.

«Чукотский автономный округ потерял в течение 90-х более половины своего населения, Магаданская область потеряла 40 %, Камчатская — 18 %, Сахалинская — 16 %, Саха (Якутия) — 10 %. На Дальнем Востоке в целом теперь живет на 10 % меньше людей, чем в 1989 году. Население Восточной Сибири тоже сокращается, но медленнее — убыль составила 2 %»2.

Конечно, не энтузиазм был главной причиной, побуждавшей сотни тысяч и даже миллионы людей в 1950 - 1980-е годы ехать в Сибирь. Но в той сумме факторов, которые заставляли конкретного человека поменять жизнь на Украине, в Белоруссии, Краснодарском крае, Ростове, даже в Москве или Ленинграде на Сибирь, энтузиазм, стремление, как сейчас говорят, ответить на вызов несомненно присутствовали. Имидж Сибири как земли, где можно было проверить себя на прочность, динамично развивающейся территории с большими возможностями давал импульс предприимчивым людям, которые стремились идти «за горизонт».

Если искать исторические аналогии, то, пожалуй, для советского человека Сибирь тогда стала тем, чем для американцев было освоение Дикого Запада. Как в США на Дикий Запад, так и у нас в Сибирь шли самые энергичные, динамичные и романтичные. Привлекательный имидж Сибири во многом создавался целенаправленно. Об освоении Сибири, грандиозных стройках на Ангаре, Енисее, БАМе было снято много фильмов, написано романов, повестей и поэм. А песен вообще появилась, наверное, не одна сотня. И среди этих произведений было немало по-настоящему талантливых. Более того, именно в 1950 - 1970-е годы возникает, если можно так выразиться, «сибирское направление» в советской культуре, особенно ярко проявившееся в литературе, достаточно назвать таких выходцев из Сибири, много произведений посвятивших сибирской тематике, как В. Шукшин, А. Вампилов, В. Распутин, В. Астафьев, Р. Рождественский, Е. Евтушенко.

Впрочем, повторю еще раз, Сибирь тогда предоставляла не только романтические, но и вполне материальные перспективы. И это было правильно. В привлечении огромного количе-

2 Там же.

ства людей в Сибирь большую роль сыграло разумное сочетание материального и идеологического. Это делало Сибирь привлекательной не только для тех, кто сюда ехал «за туманом и за запахом тайги», но и для людей вполне прагматичных.

Именно положительный имидж Сибири, который сложился не только в нашей стране, но и за рубежом, сыграл в конечном счете немалую роль в том ускоренном освоении Сибири, которое происходило в 50 - 80-е годы ХХ века.

Перестройка, а затем и рыночные реформы, ударили по Сибири сильнее, чем по европейской части России. Из Сибири происходит отток населения, она превратилась в сырьевой придаток российского и мирового рынка. Иностранные инвестиции в Сибирь практически не поступают, да и отечественные идут в основном в сырьевые отрасли. Причины здесь те же, что предопределили разруху во многих сферах жизни российского общества после 15 лет катаклизмов, когда страна двигалась, что называется, «без руля и без ветрил», ухая в провалы между волнами штормящей рыночной экономики. Имидж поиспортился: место энергично шагающего к горизонту молодого человека занял образ мужика в зипуне, погоняющего свою лошаденку — подержанную иномарку — по ухабам местных бесперспективных дорог. Нет какой-либо внятной стратегии развития этого огромного региона, а ведь, как говорится, никакой ветер не будет попутным для того, кто не знает, куда ему плыть. И если в сферу производства, в той же сырьевой отрасли, вложения все же по необходимости осуществляются, то в «человеческий фактор» не желают инвестировать ни государство, ни бизнес. Точнее, вложения еще делаются на основе, если можно так выразиться, социальной инерции. Например, сохраняются «северные надбавки», хотя в московских коридорах власти уже неоднократно высказывались в том духе, что было бы неплохо эти надбавки срезать или вообще ликвидировать, хотя все понимают, что этот районный коэффициент дается сибирякам вполне справедливо.

На мой взгляд, в стране вообще нет какой-либо осознанной промышленной политики. Может, она и есть, но тогда Министерство экономического развития слишком умело ее скрывает. А раз так, то промышленность должна выживать самосто-

ятельно. Для промышленности Сибири сделать это неизмеримо труднее, чем для предприятий европейской части России. Я не имею в виду добычу сырья, в этом плане Сибирь вне конкуренции. А что касается промышленности, например близких мне приборо- и машиностроения, то предприятия этих отраслей оказываются совершенно неконкурентоспособными не только по сравнению с соответствующими предприятиями в Китае или Малайзии, но и с аналогичными производствами в европейской части России. И не потому, что мы хуже работаем, — нет, это неравенство изначально заложено в современном экономическом механизме функционирования производства.

Начнем с того, что в Сибири более суровый климат, а значит, при прочих равных условиях расходы на энергию и тепло будут больше, чем у аналогичных предприятий европейской части страны. Но гораздо важнее другое. Заработная плата за такой же труд в Сибири должна быть выше из-за районного коэффициента (для Новосибирска это 25 %). Но на эту надбавку «накручиваются» НДС, подоходный налог и ряд социальных выплат. В результате стоимость одного нормо-часа на новосибирских предприятиях оказывается на 42 - 45 % выше, чем на предприятиях в европейской части России. Учитывая, что на предприятиях приборо- и машиностроения заработная плата в себестоимости продукции составляет 30 - 40 %, получаем удорожание изделий на 12,5 - 18 %. Добавим сюда транспортные издержки на доставку на наши предприятия материалов и комплектующих изделий (большую часть которых сегодня приходится возить из-за рубежа либо из европейской части России). Нашу продукцию также в основном необходимо доставить за Урал.

Вот и получается такое «неравенство в равенстве», при котором сибирская промышленность обречена на деградацию и исчезновение. За исключением, как уже говорилось сырьевых отраслей, а также таких, как, например, пищевая, продукцию которых (не длительного хранения) невозможно или слишком накладно везти из европейской части страны или из-за рубежа.

В Советском Союзе эти проблемы решались Госпланом и Госкомитетом по ценам. Разумеется, восстановление планово-

сти народного хозяйства могло бы решить многие, в том числе и эти проблемы. Но можно использовать и абсолютно рыночный механизм: адаптировать налоговую систему к особенностям России как самого большого в мире (по территории) государства. Это может быть реализовано в виде земельной ренты, выравнивающей условия ведения бизнеса для всех субъектов народного хозяйства.

Следует принимать во внимание и такой фактор как деградация интеллектуального и трудового потенциала, без которого невозможно не только развитие, но даже инерционное существование промышленности. Это, конечно, касается всей России, но в Сибири проявляется сильнее и еще более трагично. Про падение интеллектуального потенциала Сибири, «утечку мозгов» (например, из нашего Академгородка) сказано и написано немало, но не менее драматична и ситуация с трудовым потенциалом.

Сейчас очень много говорят о необходимости инвестиций в промышленность. Но давайте вспомним поговорку: «Пока травка подрастет, лошадка с голоду сдохнет». Дело в том, что еще немного и любые инвестиции в промышленность окажутся бесполезными. Там все равно некому будет работать, если иметь в виду промышленное производство, где требуется определенный уровень квалификации. Ведь гастарбайтера из узбекского или таджикского кишлака можно использовать на уборке улиц или даже на стройке, но его не поставишь к станку.

У меня нет точных данных о состоянии трудовых ресурсов Сибири, но вот цифры по России в целом из еженедельника «Деловой вторник»3, из которых можно сделать вывод, что в Сибири дела обстоят, как минимум, не лучше, а может быть даже хуже, учитывая, что у нас и демографическая ситуация тяжелее. Итак, в промышленности России осталось всего 5 % рабочих высшей квалификации, их средний возраст — 57 лет, а в машиностроении — около 60 лет. Молодые рабочие составляют всего 4 % от общего числа, почти 20 млн человек трудоспособного возраста, которых успела выпустить система советских ПТУ, работают где угодно и кем угодно, но только

3 Неверов Ф. Вот и токари у нас — импортные // Деловой вторник. 2004. № 30.

не по своей специальности. А новых взять негде, государственное профессионально-техническое образование практически полностью ликвидировано, созданная вместо ПТУ система специальных средних учебных заведений достаточно быстро пришла в упадок. Того, что сейчас пытаются делать для подготовки молодых рабочих кадров, явно недостаточно.

Далее. Про проблему дорог и в целом инфраструктуры в Сибири не говорил, наверное, только ленивый. Поэтому здесь можно разве что согласиться с теми, кто говорит, что по большому счету дорог в Сибири вообще нет, а есть только направления.

Может показаться парадоксальным, но в Сибири с ее огромными пространствами и лесами остро стоит проблема экологии. И это не только, допустим, вопрос о прокладке нефтепровода вокруг озера Байкал. Возьмем то, что нам ближе. Экологическая ситуация в ряде крупных сибирских городов хуже, чем в Москве, хотя у нас вроде бы и антропогенная, и техногенная нагрузка на единицу городской площади значительно меньше, чем в столице России.

Список актуальных для Сибири проблем можно было бы продолжать, но стоит завершить этот перечень еще одной, которая по своей значимости способна перекрыть все остальные. Это проблема демографии. Опять же она остро стоит для всей России, которая вымирает со скоростью около 1 млн человек в год. Но в Сибири демографическая ситуация дополнительно ухудшается из-за оттока населения. А для Сибири вопрос демографии — это вопрос ее сохранения в составе России. В ряде сибирских областей и краев мы уже близки к точке невозврата, когда население сократится настолько, что удержать эту территорию, защитив ее от экспансии извне, окажется невозможным. Не поможет даже военная сила, если ее вдруг чудом удастся нарастить.

Однако давайте все-таки вспомним, что уныние относится к числу смертных грехов, и попытаемся сформулировать свой ответ на вопрос, что же делать в этой ситуации.

Как говорится, «выход находится там, где был вход». Это верно и по отношению к перспективам выхода из той ситуации, в которой все мы, живущие в Сибири, оказались.

А где был вход в кризис? Он состоял в первую очередь в том, что утвердилась идеология «ухода государства» не только из экономики, но и из других сфер жизни общества, где его присутствие жизненно необходимо: образования, здравоохранения, науки, культуры, экологии и, что для нас особенно важно, освоения и развития Сибири. Если мы посмотрим, как развивалась Сибирь и в дореволюционное время, и в советский период, то обнаружим, что любые существенные трансформации в развитии Сибири были результатом продуманной государственной политики.

Следовательно, чтобы ответить на поставленный выше вопрос, необходимо определить самое главное для распутывания узла сибирских проблем — Сибирь невозможно развивать без поддержки государства.

Поэтому радикальным и сущностным способом выхода и России, и Сибири из всестороннего кризиса является возвращение государства во все основные сферы жизни общества, в том числе и в экономику. Пока это представляется нереальным. Ведь даже широко разрекламированные национальные проекты касаются, в основном, сферы потребления, а не производства. Поэтому вряд ли им можно предсказать долгую жизнь, ведь сами российские реформаторы в свое время сказали немало правильных слов о невозможности распределения без эффективного производства. Но и в рамках существующей социально-экономической модели можно предложить ряд решений, которые, если бы и не решили названные проблемы полностью, то хотя бы смягчили их остроту.

Первая по степени важности, как уже говорилось, — демографическая проблема. Разумеется, о равномерном заселении всей Сибири говорить бессмысленно: значительная часть ее территории малопригодна для жизни или требует столь больших затрат на создание и поддержание комфортных условий, что в ближайшие столетия это будет оставаться экономически нецелесообразным. Однако 20 - 25 % территории Сибири, в основном ее южная часть, вполне могут быть заселены, по крайней мере не в меньшей степени, чем граничащие с Сибирью северные провинции Китая. По данным упоминавшейся уже

Ж. Зайончковской, почти на всей протяженности российско-китайской границы плотность населения в российских областях не превышает 4-5 чел./кв. км, тогда как даже в самой слабозаселенной провинции Китая — Хейлунцзян — она составляет 78 чел./кв. км4.

Безусловно, надеяться на внезапный и крутой подъем рождаемости в Сибири не приходится, поэтому есть только два взаимосвязанных способа не допустить здесь дальнейшего ухудшения демографической ситуации. Во-первых, закрепить то население, которое здесь уже есть, а во-вторых, привлечь людей из европейской части страны и соотечественников из ближнего зарубежья. Но они поедут сюда только в том случае, если жизнь в Сибири окажется для них комфортнее, чем там, где они живут сейчас. А это станет возможным, если будут решены две проблемы: обеспечения приезжающих доступным жильем и высокооплачиваемой и престижной работой.

Кстати, о жилищном факторе. Возможно, тезис о доступности жилья не вполне вписывается в рыночную догму, в особенности в ее российской интерпретации, но реально эту проблему в Сибири можно решить только за счет массового государственного строительства, причем жилье необходимо строить на европейском уровне комфортности. Получать жилье люди должны бесплатно, но без права приватизировать его, продавать, завещать или сдавать в аренду.

Важным аспектом привлечения людей в Сибирь должна стать работа, но массовый рост высокооплачиваемых рабочих мест возможен только за счет развития промышленности. При этом нужно развивать промышленность по переработке сырья — нефти, газа, леса и т.д., тем более что предприятия нефтяного и нефтегазового комплекса Сибири демонстрируют одни из самых значительных приростов по промышленным отраслям. Например, прирост объема производства на этих предприятиях в 2005 году составил 45,1 %. На них же пришлась наибольшая доля в совокупном объеме реализации продукции — 21 % 5. При этом современные технологии по-

4 Сибирь и Дальний Восток в XXI веке. // www.bigland.ru.

5 Самсонов Н., Слепец А. Финальный отсчет // Эксперт-Сибирь. 2006. № 37.

зволяют делать такие производства высокопроизводительными, экологичными и относительно малолюдными.

Другое направление — это развитие высокотехнологичных и наукоемких производств, которые не требуют большого количества персонала. И это вполне современное направление экономики может достаточно успешно и адекватно «сработать» в Сибири в силу ряда причин:

• рабочая сила в Сибири стоит дороже, поэтому следует минимизировать ее использование;

• ожидать большого притока соотечественников из европейской части России или из ближнего зарубежья особенно не приходится;

• образовательный и технологический потенциал Сибири достаточно высок;

• приток дешевой китайской рабочей силы нарушит демографический баланс;

• появление высокотехнологичных производств будет способствовать росту объема интеллектуальных услуг, числа высокооплачиваемых рабочих мест и, следовательно, притоку работников в эту сферу.

Важным условием для развития региона должно стать прекращение оттока населения путем уравнивания условий проживания с другими российскими регионами. А для этого необходимо, чтобы население Сибири имело уровень жизни, примерно равный тому, какой имеют россияне в других регионах, — необходимо выровнять соотношение между доходами сибиряков и ценовой политикой. Однако этого недостаточно — ведь выравнивание условий жизни в Сибири с европейскими районами России может только снизить отток населения, но никак не стимулировать переезд из Европы в Сибирь. Для этого необходимо сделать условия жизни в Сибири намного лучше, чем жизнь в европейской части России! Настолько, насколько жизнь в Германии, Австрии, Франции и других западно-европейских странах лучше жизни в Болгарии, Польше и Венгрии.

Немаловажным фактором в повышении стандартов жизни следует считать и возможность «добраться» до других ре-

гионов России благодаря развитию транспортной сети, и особенно авиации. Сами размеры Сибири, неразвитость дорожной сети даже по сравнению с европейской частью, делают этот вид транспорта очень значимым. Но авиация в Сибири не просто должна развиваться — цена билета должна соответствовать доходам основной части сибирского населения. Перефразируя известное выражение, можно сказать: «В Сибири самолет не роскошь, коей он сейчас является, а средство передвижения». А это означает, что авиационный транспорт в Сибири должен быть государственным! И это будет способствовать успешному осуществлению миграционной политики.

Для привлечения новых, современного типа людей необходимо поработать и над обновлением имиджа Сибири. Та стратегия создания привлекательного образа Сибири, которая существовала в советское время, сейчас уже не работает. Вообще реклама имеет смысл, если за ней стоит рекламируемый товар. Чтобы создать имидж Сибири как региона, где могут сбыться ваши надежды, куда вы хотели бы поехать жить и работать или куда вы стремились бы вложить свои капиталы, нужно, чтобы в Сибири для этого существовали условия. В противном случае уместно будет вспомнить восточную поговорку: «Сколько ни кричи "халва", во рту от этого слаще не станет».

Сибирь чрезвычайно богата. Но реестр проблем, с которыми сталкивается этот регион, настолько обширен, что может повергнуть в ступор. Однако если мы опустим руки, тогда и у Сибири, и у России точно нет будущего. Но в нас ведь еще жив дух пионеров! Вспомним слова, которые приписываются великому государственному деятелю, пусть и не сибиряку, У. Черчиллю: «Оптимист отличается от пессимиста тем, что пессимист в каждой возможности видит проблему, а оптимист в каждой проблеме видит возможность». Давайте быть оптимистами!

Л. Н. БАБИЧЕВ

генеральный директор ЗАО Объединение «<Вторчермет»

ИМИДЖ СИБИРИ: ЭКОНОМИЧЕСКИЙ И ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПАРАМЕТРЫ

Нужно учитывать перспективы развития Сибири, как позиции мировой борьбы, и всякое сопротивление, которое начинают нам оказывать под флагом рентабельности расчетов сегодняшнего дня и на основании сегодняшней конъюнктуры, есть прямое непонимание того, в какую игру сил мы включены.

Г. М. Кржижановский

Начнем с простых истин. Имидж — это тот образ, что формируется сознательно ради достижения определенных целей, чаще всего экономических или политических. Имидж Сибири у нас до сих пор формирует государство. И надо сказать, что за несколько десятилетий он ничуть не изменился. В отличие от обычных, расхожих представлений о сибирской земле официальный имидж самым непосредственным образом влияет на принятие политических решений, а равно и на характер экономических программ, так или иначе затрагивающих Сибирь, и есть прямая связь между этим имиджем и особенностями проводимой в стране экономической политики. А поскольку имидж Сибири на государственном уровне до настоящего момента не менялся и даже не переосмысли-

вался, то вывод напрашивается однозначный — характер экономической политики все еще в сути своей остается прежним.

Нам уже давно навязали стереотип, будто Сибирь есть богатейшая кладовая природных ресурсов, большую часть которых еще якобы только предстоит освоить. Планы такого освоения вынашивают не только у нас, но и за рубежом — ведь европейцы, американцы, китайцы так или иначе нацелены на получение определенной доли сибирских богатств. В последнее время со стороны как российского правительства, так и региональных руководителей все чаще звучат предложения относительно крупномасштабного промышленного освоения восточных территорий страны, строительства новых предприятий, мегаполисов, железных и автомобильных дорог, прокладке новых трубопроводов и т.д. Лейтмотив таков: сибирские кладовые еще полны всякого добра, так давайте его выгребать по мере сил.

Призывы опустошить сибирские кладовые раздаются уже не один десяток лет. Создается впечатление, что иной участи нашему краю не суждено. И когда сегодня мы слышим разговоры о новом масштабном освоении сибирского региона, сразу вспоминаются строки советского поэта Владимира Кострова: Старой сопке в хребтину мы опору бетонную вбили. Это больно горе, это нужно Сибири!

Хочется, однако, напомнить, что Сибирь — это не просто некая «неосвоенная» территория. Сибирь — это давно уже населенная территория, которую следует ассоциировать в первую очередь не с недрами, не с ресурсами, а с живущими и работающими здесь людьми. Стало быть, позитивный имидж Сибири (напрямую связанный, еще раз подчеркнем, с характером экономической политики) должен прежде всего учитывать интересы местного населения. А потому имидж этот должны формировать сами сибиряки, а точнее — те, кто непосредственно влияет здесь на всю хозяйственную деятельность и кровно заинтересован в ее благоприятных результатах. Ведь именно они должны

принимать во внимание динамику экономических тенденций и складывающуюся конъюнктуру, поскольку именно им (и всему сообществу, и отдельным людям) приходится расплачиваться за все ошибочные решения. И как раз им, жителям Сибири, не по душе образ «богатейшей кладовой», откуда нужно только брать. При этом ситуация усугубляется тем, что Сибирь из «кладовой» все больше и больше превращается в гигантскую свалку промышленных и бытовых отходов. И эта тенденция абсолютно несовместима с высоким качеством жизни, столь важным для современного цивилизованного общества. Экологическая составляющая является важным параметром в создании нового позитивного имиджа Сибири, способного привлечь инвестиции, дать толчок развитию туристического бизнеса, созданию рекреационных зон или даже превращению всей Сибири в территорию, которая окажется в состоянии воссоздать здоровую экологическую ситуацию в глобальном масштабе.

Однако провозглашенная ныне программа очередной широкомасштабной индустриализации восточных территорий страны во многом не учитывает вышеупомянутые параметры как факторы вхождения в современную постиндустриальную цивилизацию. Планы, согласно которым в Сибири в очередной раз начнут бешеными темпами валить тайгу, долбить землю, взрывать сопки, прокладывать трубопроводы, — это уже архаика. Так воспринимать Сибирь (а именно так многие ее воспринимают до сих пор) — значит следовать устаревшим представлениям. В прежние годы ничего другого у нас и не предполагалось. И результат налицо: западные страны ушли далеко вперед, а мы по-прежнему работаем в условиях архаической модели. Так пора бы уже чему-нибудь научиться, хотя бы перенимать передовой опыт. Как руководитель промышленного предприятия, я считаю необходимым обращаться к зарубежному опыту, изучать новейшие технологии и методы организации производства, которые внедряются в других странах — и не только на Западе, но и на Востоке. И если задуматься о причине того, почему нам в очередной раз приходится догонять (именно догонять), а не находиться в числе мировых лидеров в сфере передовых технологий, то вывод напрашивается однозначный — мы

стали заложниками устоявшихся стереотипов, некоей инерции. Проблема — на ментальном уровне, в ложных или старомодных представлениях. Она носит в первую очередь субъективный характер. Нашим руководителям, политикам, а также ученым, по-видимому, очень сложно, мучительно сложно, отбросить устаревшие взгляды, осмотреться по сторонам, отрефлексировать новейшие тенденции и выработать современную стратегию развития. Но те, кто должен это сделать, продолжают упорно держаться обветшавших идей, способных завести нас в итоге в социальный и экономический тупик, обречь Сибирь на существование в качестве только сырьевого придатка.

Сибирь исключительно как кладовая, которую надо опустошить до основания, — это и есть тот самый вредный стереотип, обрекающий нас на цивилизационное отставание. К сожалению, стереотип этот навязан нашими политиками и экономистами всему российскому обществу. Нет, проблема не в том, что в Сибири мало вожделенных богатств. Просто такой подход к ресурсам есть воспроизведение модели вчерашнего дня. Если мы опять хотим вернуться во вчера, но при этом превратиться в страну «третьего мира», тогда — пожалуйста. Но ведь бурное освоение сибирских недр даже в советские годы не спасло экономику страны от стагнации. Пока постиндустриальный мир ориентировался на новые прогрессивные тенденции экономического развития, мы все наращивали и наращивали вал, увеличивали количество энергоемких предприятий, бессмысленно проматывали ресурсы, оставляли массу промышленных отходов, отравляли природу и усиливали недовольство населения своей жизнью.

И все это время наши ведущие экономисты продолжали твердить: в Сибири-де неисчислимые запасы углеводородов, руд, угля, леса. Этого добра, мол, хватит на десятки поколений, и главная задача — забрать его как можно больше. Другие цели — энергосбережение, утилизация отходов, создание новых экологически приемлемых технологий — отодвигались на задний план. Когда речь заходила об освоении Сибири, то на первое место выдвигалась геологоразведка. Сибирь считалась плохо изученной территорией, и внимание к ней определялось исключительно тем, какое количество природных ресурсов бу-

дет здесь обнаружено. Во главу угла были поставлены ископаемые, а затем уже шли нефтяные вышки, заводские корпуса. К этому присовокуплялся «человеческий ресурс» с жилыми домами и общественными зданиями. Проблемы экологии вообще никого особо не волновали. Даже вопрос о качестве жизни поднимался лишь по мере экономической необходимости. Мы будто бы стремились все время жить в условиях непрекращающегося индустриального бума. Благо, у страны оказалось немало ресурсов для такой перманентной индустриализации — кладовые Сибири. И когда сегодня я слышу разговоры политиков и экономистов о новом промышленном освоении сибирских богатств, я будто опять возвращаюсь в советские времена.

Как писал в середине 1980-х годов академик А. Аганбегян, «будет расти роль Сибири в экономике государства, но одновременно должна возрастать и роль комплексных, все более крупномасштабных геолого-геофизических работ с привлечением кадров нового уровня подготовки»1. Иначе говоря, мало просто осваивать недра — необходимо постоянно увеличивать масштаб освоения. И чтобы не нарушить оптимистических ожиданий от такой бурной хозяйственной деятельности, академик делает успокаивающие заявления: «...расчеты показывают, что запасов углеводородов в Сибири хватит не на одно столетие»2. И далее: «Если говорить об угле, то необходимо дать хотя бы такие цифры. Запасы каменного угля Кузнецкого бассейна оцениваются в 725 млрд тонн, а добывается в год пока около 150 млн, то есть примерно одна пятитысячная часть. Следовательно, при таких темпах извлечения кузнецкого угля хватит на несколько тысяч лет»3. В том же духе идет разговор о лесе: «В целом леса прирастает больше, чем вырубается»4.

В общем, ничего нового, современного, передового даже самые «продвинутые» советские ученые-экономисты предложить так и не смогли. И свою книгу академик начинает с того, что Сибирь изначально мыслилась как богатейшая кладовая ре-

1 Аганбегян А., Ибрагимова З. Сибирь на рубеже веков. М.: Советская Россия, 1984. С. 42.

2 Там же. С. 59.

3 Там же.

4 Там же. С. 60.

сурсов и это якобы было самым величайшим прозрением, которое, дескать, подтверждается всей практикой советского хозяйствования и в будущем, по логике Аганбегяна, подтвердится многократно. Правда, говоря об освоении сибирских ресурсов, он признает, что мы вынуждены экспортировать их (включая древесину) в капиталистические страны для получения необходимой валюты. Валюта, в свою очередь, нужна для закупки машин. Любой думающий читатель, осмыслив данный факт, мог бы поставить под сомнение целесообразность и прогрессивность такой экономической политики. Однако Аганбегян оценивает ситуацию с валютной выручкой по-иному. Он еще больше убеждается в необходимости опустошать сибирские недра и вырубать леса, поскольку, оказывается, это самый надежный источник пополнения государственной казны. Но вот того, почему нельзя было наладить производство качественной древесины, а затем изделий из нее с целью экспорта, он не рассматривает.

Нельзя сказать, что советские экономисты не понимали отрицательных сторон экономической политики экстенсивного типа. Наверное, понимали. И даже иногда писали об этом. Но тем не менее акцент делали именно на масштабном извлечении сибирских богатств. Поэтому действительно важные, перспективные вещи все равно отходили у них на задний план. Это касается и экологии, которая даже на уровне рефлексии не всегда увязывалась с проблемой экономической выгоды. Хотя тот же А. Аганбегян отмечает, что утилизация древесных отходов в нашей стране толком не налажена, но решающего значения этому факту не придает, полагая, очевидно, что со временем эта проблема решится сама собой. Крупномасштабная геологоразведка кажется ему куда важнее. А ведь проблема утилизации отходов могла бы навести наших экономистов на очень серьезные размышления. Возможно, с этого началось бы переосмысление многих устоявшихся взглядов и вредных стереотипов, а дальше — появились бы новые принципы, новые подходы к развитию хозяйственной деятельности. Однако образ «богатейшей сибирской кладовой» продолжал довлеть над сознанием наших экономистов и политиков, потому наше экономическое разви-

тие шло по старой, уже разбитой колее.

И здесь мы подходим к главному. Автор недаром обратил внимание на проблему утилизации отходов, поскольку знаком с ней профессионально, по роду своей хозяйственной деятельности. Автору неоднократно приходилось выезжать за рубеж — в Германию, Финляндию, Англию, Польшу, Францию, Китай, — изучать тамошний опыт по утилизации отходов, знакомиться с новыми технологиями, новым оборудованием. Можно сказать прямо — эта проблема решается там весьма успешно, причем не без участия государства. Мы по этим показателям отстаем, и очень существенно. И главная причина здесь не в том, что у нас не хватает грамотных специалистов, научного потенциала и т.п. Нет, мы проигрываем на уровне концептуального осмысления хозяйственных задач. Утилизация отходов — это не просто один из компонентов современной индустрии. Ничего подобного — ныне это одно из приоритетных направлений хозяйственной деятельности, по большому счету — новый вектор в экономическом развитии любой подлинно современной цивилизации, которую уже давно нельзя ассоциировать с дымящими заводскими трубами, изуродованным ландшафтом, непрерывным потоком углеводородов, миллионами тонн угля и металла, бесконечным конвейером по выпуску тяжелых машин. Промышленность нового, современного типа стремится экономно и бережливо расходовать ресурсы, гармонично вписываться в природу, не оставляя после себя огромных мусорных завалов. Эффективная, высокотехнологичная утилизация отходов как раз и удовлетворяет требованиям экономичности и экологической безопасности.

Как руководитель предприятия по утилизации лома черных металлов, автор может привести следующие данные. В одной только Новосибирской области ежегодно перерабатывается 400 - 450 тыс. тонн металлического лома. Возглавляемое автором предприятие перерабатывает примерно четверть от этого объема, выплачивая ежегодно более 40 млн рублей налогов. Утилизация металлолома стала в наше время серьезным бизнесом, где конкуренция с каждым годом обостряется. На окружающей среде, кстати, это отражается самым положи-

тельным образом. Сегодня уже едва ли можно увидеть груды ржавеющего металла, как это было в советские времена, когда отечественная промышленность, в погоне за валом, выпускала такое количество тяжелых грузовиков, тракторов, станков, металлопроката, что значительная часть этого добра грудами металлолома устилала наши поля и овраги. Экологии наносился страшный ущерб: ржавчина вымывалась водой, образовывались вредные соединения, которые проникали в почву, в реки. При этом предприятий по утилизации лома явно не хватало. И это не удивительно. Государство спускало план добычи полезных ископаемых, выплавки металла, производства машин. А переработка отходов не относилась к числу приоритетных задач. Соответственно и возможности науки в этом направлении по-настоящему задействованы не были.

Что мы имеем теперь? Из-за остановки многих машиностроительных предприятий поступление металлического лома заметно сократилось. Однако проблема утилизации металла с повестки дня не снята. В нашей стране появилось огромное количество импортных машин и бытовой техники, и все это, рано или поздно, оказывается на свалке. Не будем сейчас вдаваться в юридическую сторону данного вопроса. У нас, в отличие от развитых стран Запада, нет закона об обязательной утилизации подержанного автомобиля. Коснемся только технических моментов. Современная импортная техника содержит металла на порядок меньше, чем отечественная. Там все больше пластмассы. Многим из нас, наверное, не раз приходилось слышать, что пластмасса, пластик — это чуть ли не проклятие современной цивилизации. Долгое время считалось, что эти материалы вообще не поддаются утилизации. Сжигать же их — значит отравлять воздух. И вообще огромные кучи органического мусора казались неразрешимой проблемой современности.

Тем не менее на Западе с этой проблемой, в том числе с задачей утилизации полимеров, начали успешно справляться. И все потому, подчеркнем, что стали уделять этому вопросу серьезное внимание, подключив науку и технических специалистов. Так, в Германии сегодня начинают внедряться новейшие технологии переработки пластмассы и прочей органики. Не по-

боимся сказать, что это уже прорыв в завтрашний день. Показатели тут просто ошеломляющие. С помощью специальных установок из одной тонны пластмассы можно получить около 800 л дизельного топлива, из тонны автопокрышек — 300 - 400 л; из тонны твердых бытовых отходов — 200 - 300 л; из тонны фекалий — 200 л, причем полученное дизельное топливо соответствует принятым в странах ЕЭС стандартам качества. Получать его можно также из бурого угля, древесных стружек, соломы, камыша и прочих органических отходов. Постепенно начинают осваивать эти технологии и некоторые страны Восточной Европы. Так, в Болгарии некоторую часть дизельного топлива уже получают из соломы и прочих отходов сельхозпроизводства.

А как дела с этим обстоят в нашей стране, и в частности в Сибири? Пока никак. Солома на наших полях все еще сгнивает, либо ее просто запахивают, а то и сжигают. То же делают и с древесными отходами на многочисленных вырубках. Подобным образом обходятся с бытовым мусором, который включает немалое количество пластика. Его тоже частенько сжигают, отравляя воздух диоксидами. А ведь это поистине золотое дно! Органический мусор, если хотите, тот же ресурс, не хуже того, что мы добываем в сибирских недрах. И на этом мусоре, представьте себе, тоже можно делать деньги. На Западе так уже происходит. Для нас же все это в диковинку.

Не так давно в теленовостях прошла информация, будто известный психотерапевт А. Кашпировский собирался создать на Дальнем Востоке такое предприятие по переработке органического мусора, но местная администрация его инициативу совершенно не восприняла. Возможно, из-за имиджа самого Кашпировского или же по причине косности взглядов. Местным чиновникам привычнее рубить лес и гнать его за границу, чем создавать современное цивилизованное производство.

То же самое касается и сибирских чиновников, все еще «раскручивающих» образ «богатейшей кладовой». В 2005 году красноярский губернатор А. Хлопонин на съезде партии «Единая Россия» провозгласил проект масштабного промышленного освоения Сибири. Все это преподносилось как нечто суперсовременное, использовалось много модных нынче терминов:

«инновации», «инвестиции», «инфраструктура». Однако по содержанию это были все те же идеи, высказанные в свое время советским академиком А. Аганбегяном. Почти один в один: нужно осваивать ресурсы, строить дороги, налаживать переработку, увеличивать численность населения. Впечатление такое, будто предложения советских экономистов на время положили под сукно, а теперь (за неимением лучшего) опять вытащили на свет, приукрасив модными терминами, дабы придать им вид хотя бы «второй свежести». Хлопонин предлагает создать в Сибири несколько новых мегаполисов. Откуда они появятся, если население сибирских регионов сокращается, в том числе за счет миграции? В одной только Новосибирской области с 1989 по 2002 год население сократилось почти на 100 тыс. человек.

Ведь никому теперь не хочется жить так, как живут в развивающихся странах. Население из развитых стран в развивающиеся не выезжает. Все происходит наоборот. Англичане в Индию не эмигрируют, а индусы в Англию — очень охотно. Граждане США в Мексику толпами не бегут, это мексиканцы рвутся в США. А попробуйте сопоставить развитые страны с развивающимися чисто визуально, и вам все сразу станет ясно. Что в Мексике, что в Индии — на каждом шагу кучи органического мусора, и совсем другая картина в странах Западной Европы или в США, где все вымощено, ухожено. Таково самое явное, на уровне чисто визуального впечатления, различие между странами, находящимися на стадии раннеиндустриального развития, и постиндустриальными державами. А куда зазывают нас нынешние «прогрессивные» (как они сами о себе думают) борцы за крупномасштабное освоение сибирских ресурсов? Сибиряки ведь не варвары. Они прекрасно понимают, что такое нормальная современная цивилизация. Мы, конечно, вполне допускаем, что можно решить проблему очередной сибирской индустриализации за счет миллионов иммигрантов — бедных таджиков, узбеков, китайцев, вьетнамцев. Можно, как уже было в нашей истории, настроить для них рабочих бараков, общежитий, снабдить дешевым пайком, заставить дышать отравленным воздухом. Такое мы проходили. Только в какую эпоху мы войдем? Опять в начало XIX века.

Нужно решительно отказаться от образа Сибири как некоей кладовой. В самой такой постановке вопроса есть что-то унизительное для сибиряков. Дескать, у вас тут «кладовая», а у нас там — комфортабельная квартира. Давно пора понять, что Сибирь — это территория проживания людей, которых, к сожалению, все еще воспринимают как каких-то диких туземцев, осевших на залежах ископаемых (в одном московском журнале нас, сибиряков, так прямо и назвали — «русскоговорящие индейцы»). Само существование сибиряков как будто оправдывается исключительно их участием в освоении этих самых природных богатств. Ведь действительно, каждый второй дом в европейской части страны отапливается сибирским углем или газом. Мы, конечно, понимаем, что подобное потребительское отношение к Сибири культивируется в центре, в столице или за рубежом, где сибирские ресурсы тоже вызывают особый интерес. Но трудно понять местных руководителей, не только идущих в кильватере такой политики, но и всячески ее пропагандирующих. Грандиозные цифры, которыми оперирует красноярский губернатор, меня вряд ли «очаруют». Как опытный хозяйственник, автор прекрасно понимает, что означает масштабная ускоренная индустриализация, особенно в нынешних социально-экономических условиях.

Разумеется, никто не выступает против развития, например, транспортной инфраструктуры. Но мы за смену акцентов. Сибирь — это не сырьевой придаток промышленности. Сибирь — это жизненное пространство, на котором живут вполне цивилизованные люди. И когда местные руководители провозглашают проекты промышленного развития Сибири, надо иметь в виду интересы именно этих людей, живущих здесь и сейчас. И желающих жить в нормальных, по европейским меркам, условиях. И с этой точки зрения проблема утилизации отходов имеет куда более серьезное значение, чем масштабная геологоразведка. Потому что утилизация отходов — это не просто приобщение к новейшим западным технологиям, это вхождение в режим существования нормальной европейской цивилизации.

Приведем простой пример. Сейчас во многих регионах Сибири и даже во многих районах Новосибирской области местные руководители стали большое внимание уделять

туристической инфраструктуре, развитию рекреационных и санитарно-курортных зон. Это очень правильный, разумный подход. В Сибири пока еще немало территорий с нормальной экологией. И это как раз то богатство, о котором сторонники масштабной индустриализации частенько забывают. Напомним, что чистый воздух, чистые реки, озера, леса, поля и соответственно экологически чистые местные продукты — все это неотъемлемая составляющая высокого качества жизни. А потому развитие туризма, санаториев, сельского хозяйства просто необходимо для организации нормальной цивилизованной жизни местного населения. Но посмотрите, что происходит с развитием нецивилизованного туризма — горящие свалки, берега рек и озер завалены пластиковыми пакетами и бутылками. Все побережье Байкала, облюбованное туристами, завалено таким мусором. Приезжайте на Алтай — то же самое: весь берег Катуни, где находятся туристические стоянки, усыпан пустыми пластиковыми бутылками и упаковками. Когда приезжие иностранцы видят такое, они буквально приходят в ужас.

А теперь представим, что в Сибири прекрасно налажена утилизация органического мусора, построено множество соответствующих предприятий. Люди почувствовали выгоду от этого дела, стали зарабатывать на мусоре деньги. Через какое-то время, уверяем вас, ни одной пластиковой бутылки, ни одного пакета вы в местах рекреации не обнаружите. Точно так же, как сегодня уже не найти бесхозного металлического лома: он весь сдается на пункты приема. Теперь это — бизнес. Но то же самое может произойти и с органическим мусором. Как только пластик начнут принимать, тут же появятся «охотники» за пластиковыми бутылками и пакетами. То же самое и с обычными бытовыми отходами. Сегодня вокруг дачных участков возвышаются целые горы хлама, которые не только портят красоту ландшафта, что очень важно в постиндустриальном обществе, но и отравляют и губят природу. Нужно избавлять природу от отбросов и вместе с тем получать неплохое топливо. Заливай его хоть в трактор, хоть в дизельный генератор. Но главное, Сибирь явит миру свой по-настоящему привлекательный образ — образ красивой природы, экологически чистых терри-

торий, удобных для нормальной цивилизованной жизни. Чистые реки, поля, леса и озера — вот с чем должен ассоциироваться наш край.

Подводя итог, следует сказать и о роли государственных структур в претворении в жизнь этого современного замысла. Если местные руководители действительно заботятся о будущем своего края, то им стоит уделить самое пристальное внимание созданию инфраструктуры по утилизации органических отходов. Вот куда целесообразно направить бюджетные средства, хотя бы в качестве инвестиций. Современные установки по переработке органических отходов стоят пока недешево: установка с производительностью 5 т/ч — 9 млн евро, 10 т/ч — 16 млн, 20 т/ч — 24 млн, 40 т/ч — 48 млн евро. Производитель среднего звена такие цены пока что вряд ли осилит. Государство могло бы выдавать кредиты, делать инвестиции или создавать совместные предприятия. Без особых проблем такие производства могли бы быть организованы на базе предприятий по утилизации металлического лома, где есть все ресурсы для такого перехода: производственные площади, транспорт, энергоснабжение, склады, есть, наконец, грамотные специалисты, способные быстро освоить новое дело. Еще раз подчеркнем — это выгодный бизнес, и государство, при желании, может получить здесь значительную долю доходов.

Государственные управленческие органы не могут не принимать во внимание, что наши фермеры все еще страдают от высоких цен на дизельное топливо. А тем временем «топливо» буквально валяется у них под ногами. В некоторых хозяйствах даже перешли на использование рапсового масла вместо солярки. Хотя это очень интересная инновация, но можно использовать и топливо из отходов сельхозпроизводства, как это сегодня начинают делать в Болгарии. Если хотя бы в каждом районном центре создать предприятие по утилизации органики, с горючим для тракторов и комбайнов было бы легче. А кто станет спорить, что сельское хозяйство необходимо для нормального развития экономики? Кстати, индустриальный бум в Сибири (по данным, между прочим, академика А. Аганбегяна) сильно застопорился как раз из-за серьезных проблем в сибирском

аграрном секторе.

Пока же в нашей стране высокотехнологичной утилизацией органики не занимаются нигде. Это дело только начинают пропагандировать. Мы, сибиряки, можем стать первыми среди россиян по части практического воплощения новейших разработок в этой важной отрасли. И это будет серьезный технологический и экономический прорыв. Ведь сложилась парадоксальная ситуация — в суровом краю, где просто необходимо быть экономными хозяевами, мы продолжаем бездарно разбазаривать ресурсы, демонстрируя всему миру свою безалаберность в организации как экономической, так и социальной жизни. А все потому, что мы до сих пор следуем примитивным представлениям о «богатейшей кладовой», из которой можно черпать сколько угодно. Но так дальше жить нельзя. Пора создавать образ настоящих, серьезных хозяйственников. Сама природа, наш непростой климат как будто подталкивают нас к этому. Нам давно пора учиться у тех же немцев, финнов, норвежцев, англичан или канадцев. Так мы покажем пример всем остальным россиянам, как в свое время немцы и англичане послужили образцом для итальянцев, греков или испанцев. И тогда вхождение нашей страны в постиндустриальную эру начнется именно с Сибири.

К. В. БОКОВ

Президент Ассоциации строителей и инвесторов г. Новосибирска и Новосибирской области

строительство имиджа — имидж строительства

Едва ли есть на свете страна, подобная Сибири, о которой бы существовали столь смутные и столь разнообразные мнения. С давних пор Сибирь была то предметом увлечений и похвал, предметом радужных надежд и мечтаний; то вдруг делалась предметом разочарования, порицаний и обманутых надежд.

Н. М. Ядринцев

Вынесенные в эпиграф слова известного исследователя Сибири Николая Михайловича Ядринцева были сказаны им еще во второй половине XIX века, но они актуально звучат и сегодня. Образы Сибири в нашей истории были многомерными и меняющимися, это касается и ХХ века, большую часть которого занял советский период. И эти образы (имиджи, как сейчас говорят) в немалой мере влияли на степень динамичности развития Сибири. Каковы же представления о Сибири сейчас у нас в стране и за рубежом?

В силу разных причин, в частности опыта работы в строительстве, хотелось бы рассмотреть эту общую проблему имиджа Сибири на конкретном примере Новосибирска. Но здесь не обойтись без некоторого исторического экскурса.

Сложилось так, что в первые два десятилетия советской власти один из самых молодых городов Сибири Новониколаевск (с

1925 года — Новосибирск) последовательно получил статус столицы Сибирского, а затем Западносибирского края. Эти административные модификации в значительной степени способствовали росту населения города, развитию промышленности, образования, культуры и, конечно, градостроительства. Именно в это время в Новосибирске возводится ряд зданий, которые и сегодня остаются для города знаковыми. Среди них в первую очередь следует назвать те, что были построены по проектам известного архитектора А. Д. Крячкова: здания «Сибдальторга» (ныне Новосибирская государственная консерватория им. Глинки), Сибревкома (ныне Новосибирская картинная галерея), крайисполкома (сейчас там располагается областная администрация), стоквартирный жилой дом и ряд других примечательных сооружений. В тот же период началось строительство Новосибирского театра оперы и балета, ставшего как бы «визитной карточкой» Новосибирска. Это был первый подобный театр в азиатской части страны. Все эти замечательные здания способствовали формированию имиджа Новосибирска как привлекательного, столичного города.

В это же время в складывающийся имидж города добавляется новая компонента — динамичность и устремленность в будущее. Этому способствует ускоренная индустриализация, связанная с драматическими испытаниями Великой отечественной войны, когда потребовалось провести стремительную эвакуацию крупных промышленных предприятий из европейской части СССР и разместить их на востоке страны, в частности в Новосибирске. Эта форсированная индустриализация, при всех ее недостатках, придала новый импульс развитию города, заставила его «спешить», обгоняя своих соседей — другие сибирские города, а затем, в годы холодной войны, превратила Новосибирск в «резервную столицу на востоке».

Индустриализация сопровождалась, особенно в 1950-60-е годы, бурным развитием жилищного строительства в городе, хотя и носившего в основном стандартный характер, прокладкой широких проспектов столичного типа.

Важнейшим компонентом в палитре имиджа нашего города, безусловно, стало появление вблизи Новосибирска такого уникального научного центра как Академгородок. В 1958 году

Совет министров СССР утвердил генеральный план застройки новосибирского Академгородка. Основная его часть располагалась в ленточном бору, экологически чистой зоне, в пределах пешеходной доступности от искусственного Обского моря. Такое расположение соответствовало идеологии создания научного центра, максимально удобного и благоприятного для научной деятельности и жизни ученых. Академгородок идеально вписывался в природу. В частности, жилые дома строились такой высоты, чтобы они не были выше деревьев (что сейчас повсеместно нарушается).

В 1969 году правительством принимается решение о создании Новосибирского сельскохозяйственного научного центра — СО ВАСХНИЛ (ныне — Сибирское отделение Российской академии сельскохозяйственных наук) в поселке Крас-нообск, тоже рядом с Новосибирском. При строительстве этого центра была разработана и применена система модульной координации, охватывающая всю его планировочную структуру и даже определяющая объемно-планировочное решение зданий и сооружений научного, жилого и общественного назначения. Не зря работа архитекторов и строителей этого научного центра была отмечена Государственной премией.

И наконец в 1970 году в Новосибирске был создан третий академический центр — Сибирское отделение Академии медицинских наук. Его здания и сооружения были возведены недалеко от Академгородка, в долине реки Ельцовка, и также органично вписаны в природу.

Создание этих трех научных центров способствовало формированию имиджа Новосибирска как средоточия интеллектуальной деятельности, новаторства и поиска мирового уровня, а не просто лучшего научного центра за Уралом.

В то же время превращение Новосибирска в крупнейший город Сибири и третий по численности населения в РСФСР создало определенные проблемы. Ускоренный рост нарушил своеобразную «органику города», что сказалось на комфортности жизни. Всего лишь один пример: в Новосибирске проживает около 1,5 млн жителей, а в Москве более 10 млн, но при этом территория Новосибирска составляет почти полови-

ну от территории Москвы. Конечно, с одной стороны, это дает большие возможности для дальнейшего роста, освоения уже внутригородской территории, но с точки зрения растянутости коммуникаций, в том числе и транспортных, это серьезная проблема, вызывающая реальный дискомфорт.

Однако это не самые главные негативные последствия ускоренного развития Новосибирска в советское время, к каковым можно отнести недостаточное развитие социальной сферы, жилищного строительства, индустрии отдыха и развлечений, гипертрофированное развитие ВПК, в том числе и в сфере науки. Разумеется, все это было и в других сибирских городах, но в Новосибирске, в силу особенностей его развития, проявилось особенно ярко.

И все же самое важное даже не это. Новосибирск, каким он оказался к 80-м годам минувшего века, — это типичный продукт советской плановой экономики с ее способностью к концентрации ресурсов и реализации крупных проектов, часто без всякой привязки к экономической эффективности. Новосибирск смог развиваться так быстро и масштабно только потому, что этому способствовало государство, использование административно-властных рычагов.

Но, как известно, с конца 80-х годов прошлого века начался демонтаж плановой экономики, отказ от планово-административных методов регулирования развития регионов, в том числе и сибирских, произошло резкое сокращение ВПК. И на Новосибирске это сказалось в большей степени, чем на других крупных российских и сибирских городах. Образно выражаясь, в советский период наш город развивался на основе мобилизационной модели, а в 90-е годы ХХ века наступил период «демобилизации» во всех сферах, начиная со значительного ослабления административного регулирования и заканчивая фактическим коллапсом ВПК. Новосибирск быстро и вынужденно прошел период этой «исторической демобилизации», но при этом как бы не нашел своего места в новой, «мирной» жизни. И все это происходило и происходит в контексте перехода всей страны к модели рыночной экономики. По этим и ряду других причин в последние годы Новосибирск постепенно утрачивает позиции лидирующе-

го города Сибири. Симптомами этой болезни «потери темпа» стали лишение, несмотря на все преимущества Новосибирска, возможности открыть единственный за Уралом Национальный университет (этот престижный проект почему-то отдали Красноярску) и катастрофическое поражение в соревновании с Томском за право создания особой экономической зоны.

В мае 2000 года Новосибирск стал центром Сибирского федерального округа, в который вошло 16 субъектов Российской Федерации, но на сей раз официальное обретение высокого статуса мало повлияло на изменение его имиджа. Новосибирск продолжает пребывать в поисках своего нового, «постсоветского» образа, а конкуренция со стороны других сибирских городов нарастает.

Впрочем, пока у нас нет и общенациональной стратегии развития Сибири, в которую могла бы вписаться новая модель развития Новосибирска. Поэтому прежде, чем вести речь о будущем нашего города и его новом имидже, стоит взглянуть и на сегодняшние проблемы развития Сибири в целом.

Если говорить о том, что необходимо для развития Сибири в первую очередь, то это приток инвестиций и людских ресурсов. Остановимся на первом факторе. При нынешней финансовой политике ждать в ближайшей перспективе широкомасштабных вложений государства в развитие сибирской экономики не приходится. Стимулировать государственные инвестиции могли бы крупные вложения частного капитала, тогда государство осознало бы необходимость соответствующих шагов со своей стороны в деле развития необходимой инфраструктуры, дорог и т.д. В идеале, конечно, государство должно думать о будущем, а бизнес — о настоящем. Но в современных условиях пусковым механизмом массового увеличения притока капитала в Сибирь, похоже, все же должны стать частные инвестиции. Свою роль здесь может и должен сыграть отечественный капитал, но, опять же, в современном социоэконо-мическом контексте без привлечения иностранного, в первую очередь западного, капитала, скорее всего, будет невозможно создать ту «критическую массу» вложений финансовых средств в сибирскую экономику, которая гарантировала бы динамичное развитие региону в целом, а не отдельным его частям.

Пойдет ли иностранный капитал в Сибирь в тех масштабах, которые необходимы для ее развития, а не просто для роста сибирского сырьевого экспорта? Это зависит от ряда факторов, в том числе и от имиджа Сибири.

Что касается имиджа Сибири за рубежом, точнее на Западе, то, на мой взгляд, здесь не все однозначно. В массовом сознании там серьезных перемен в восприятии этого огромного региона практически не произошло, по большому счету Сибирь не интересна западному общественному мнению, а существующие стереотипы ее восприятия в целом негативные. Однако довольно значительная эмиграция из Сибири на Запад, в том числе «утечка мозгов» из сибирских научных центров, особенно из новосибирского Академгородка, повлияла на изменение представлений о Сибири, о существующем здесь научно-интеллектуальном потенциале среди части западной научной и деловой элиты. Кроме того, политическая элита Запада в постсоветское время, в силу целого ряда геополитических и геоэкономических причин, начинает обращать на Сибирь все более пристальное внимание. Однако само по себе это не влечет притока инвестиций в экономику региона. Для развития Сибири необходимо, чтобы серьезное внимание на нее обратило западное бизнес-сообщество.

Инвестиционная привлекательность — это сложный и важный вопрос, ключевой в условиях рыночной экономики и напрямую связанный с имиджем города. С одной стороны, Новосибирск потенциально очень привлекателен для инвесторов, причем это касается и отечественного, и иностранного капитала, с другой — у них уже сформировался негативный стереотип — в Новосибирске все сложно, тебя здесь особенно и не ждут. Нет, конечно, на уровне деклараций у нас постоянно говорится о необходимости привлечения инвестиций, но как только в город пробует прийти конкретный инвестор, у него начинаются проблемы, никак не связанные с какими-то объективными экономическими обстоятельствами. Скорее можно говорить о субъективных факторах, которые становятся серьезным тормозом в деле привлечения в Новосибирск крупных и перспективных инвесторов. А ведь это тоже имидж города, и его надо менять. Субъективный фактор может тормозить и раз-

работку концепции имиджа города, который сейчас не выстраивается, а формируется стихийно, бессистемно. Однако субъективный фактор может сыграть и позитивную роль, если руководители города и региона вдохновятся идеей целенаправленной работы по созданию привлекательного образа Новосибирска. И очень бы хотелось, чтобы субъективные факторы, как говорится, работали в плюс, а не в минус.

Если в Сибирь массированно пойдет западный капитал, то это, несомненно, будет способствовать значительному улучшению имиджа Сибири и в западном общественном мнении. Существуют ли для этого объективные предпосылки? На мой взгляд, да.

Во-первых, в мире сейчас стало достаточно «тесно», не так уж много осталось мест, куда можно вкладывать капиталы, не опасаясь политической нестабильности, а то и военных конфликтов, и при этом иметь возможность получать прибыль более высокую, чем в западной экономике. Сибирь этим критериям, в общем-то, отвечает.

Во-вторых, иностранный капитал уже пошел в сибирскую экономику, и речь идет не только о сырьевых отраслях. На примере Новосибирска уже можно назвать такие мирового уровня фирмы как «Кока-кола», «Марс», «ИКЕА». Кстати, именно строители одними из первых сталкиваются с потенциальными инвесторами. И представители этой части российского бизнеса, в частности наша Ассоциация строителей, немало сделали для того, чтобы иностранцы не просто пришли и посмотрели вокруг, но и остались. Хотя, конечно, пока приток иностранных инвестиций в Сибирь очень мал по сравнению с потенциальными возможностями.

Как его можно увеличить? Рискну высказать некоторые соображения, основываясь на личном опыте общения с западными бизнесменами (американцами, англичанами, ирландцами, греками, шведами, немцами), уже работающими или собирающимися работать в нашем регионе. Одна характерная деталь: в Сибирь идут те фирмы и компании, которые уже имеют опыт деятельности в России (я, опять же, не имею в виду компании, работающие в сырьевой сфере). Приобретя опыт работы в Рос-

сии, они уже готовы ближе познакомиться и с сибирскими перспективами. Но ситуацию необходимо улучшать, чтобы Сибирь рассматривалась как регион, куда можно идти «напрямую». Это нужно делать, не откладывая в долгий ящик, и в первую очередь администрациям сибирских регионов. Ряд позитивных примеров уже есть, однако Новосибирская область в этом отношении пока не в числе лидеров.

Со слов работающих у нас западных бизнесменов, в Сибири им нравится. Во всяком случае, проблем при ведении бизнеса здесь возникает не больше, чем в целом по России, перспективы его развития здесь порой выглядят даже лучше, а в бытовом плане их очень часто привлекает сибирская экзотика (природа, рыбалка, охота и т.д.). Кстати, это тоже свидетельствует о большом потенциале Сибири, этого уникального места на планете, как территории рекреации. Однако пока «раскручено» только несколько, если можно так выразиться, «природных брендов» (Байкал, Горный Алтай), а ведь таким «брендом» могла бы стать вся Сибирь.

И все же в перспективе, при сохранении существующего социально-экономического курса и политической стабильности, можно прогнозировать рост западных инвестиций в экономику Сибири, а вот уровень этого роста будет определяться работой по выстраиванию привлекательного имиджа Сибири.

Для этого в первую очередь необходимо решить, точнее, пока лишь начать смягчать одну острейшую проблему. Это отсутствие достаточного количества рабочей силы, в том числе высококвалифицированной. Имидж Сибири как региона, переживающего демографический коллапс, может помешать осуществлению как иностранных, так и отечественных инвестиций в ее экономику. Понятно, что решение демографической проблемы, изменения положения с нехваткой рабочих рук должно быть делом государства. Улучшить демографическую ситуацию путем массового привлечения в Сибирь населения из европейской части России в современных условиях нереально, хотя, наверное, «точечное» привлечение высококвалифицированных специалистов возможно. В то же время самый простой способ — привлечение в Сибирь большого количества деше-

вой рабочей силы из такого «демографического резервуара» как Китай — неприемлем ввиду опасности быстрого и необратимого изменения этнического состава населения региона. Проще говоря, при такой политике Россия может довольно быстро потерять Сибирь. Перспективным же представляется привлечение сюда соотечественников, русских и русскоязычных жителей ближнего зарубежья, в первую очередь из республик Центральной Азии. Например, в Казахстане до сих пор проживает порядка пяти миллионов этнических русских. Как и в других центрально-азиатских республиках, это жители городов, то есть потенциально квалифицированная рабочая сила.

Все, что сказано выше, представляет собой соображения самого общего плана, и их реализация находится в основном в сфере компетенции центральной российской власти. От нас же в большей степени зависит улучшение имиджа, а значит, и более динамичное развитие нашего региона, нашего города. Поэтому я и хотел бы еще раз вернуться собственно к Новосибирску.

Та индустриальная модель, которая реализовывалась в ХХ веке, — заводы как главная визитная карточка города — ныне уже не действует, и любая попытка ее законсервировать, сохра нить будет работать против позитивного имиджа Новосибирска, представляя его архаичным городом, не вписавшимся в постиндустриальный тренд развития. А как говорится, лучше идти в ногу, чем догонять, поэтому нужна новая модель развития города, и она должна стать, если можно так выразиться, идеологической и методологической основой нового генерального плана развития Новосибирска. Такой план разрабатывается уже давно, и будем надеяться, что этот затянувшийся процесс скоро завершится, однако пока неясно, насколько в нем будут отражены современные тенденции градостроительства. И хотя 16 августа 2006 года мэрия при участии ряда проектных организаций наконец-то представила на суд общественности что-то вроде эскиза будущего генерального плана развития города — Концептуальные основы генерального плана города Новосибирска на период до 2030 года, — ответа на этот вопрос все еще нет. Это пока действительно «эскиз развития», и большинством специалистов он оценивается как недостаточно проработанный, а главное — не концептуальный.

Суть современных трендов градостроительства применительно к сформулированной проблеме можно изложить так. Сегодня развитие города и развитие промышленности в этом городе жестко не связаны. Город делится на определенные кластеры. Центральная часть сохраняется как историко-культурный и одновременно деловой центр, причем историко-культурные и деловые кластеры не должны полностью накладываться друг на друга. У нас в этом плане намечается тенденция смещения делового центра в Октябрьский район, в частности на улицу Кирова. Культурный и деловой центры окружают жилые районы, которые должны быть насыщены социально-культурной и досуговой инфраструктурой. Отдельно на окраинах или вообще за пределами городской черты, в городах-спутниках, создаются промышленные зоны. При этом активно развивается малоэтажное пригородное строительство, а жить в этих районах коттеджей становится даже престижнее и комфортнее, чем в городе. Конечно, это потребует настоящей революции в транспортном и дорожном строительстве. Таким образом, если в ХХ веке визитной карточкой города считалась его индустриальная мощь, то теперь — степень комфортности и привлекательности. Крупный бизнес и инвестиции идут ныне именно в комфортные и красивые города.

Пока же, если говорить о Новосибирске, то имидж у него совсем другой. Это город индустриального типа, вступивший в стадию деиндустриализации. Крупные промышленные предприятия по-прежнему в основном располагаются в черте города, а иногда даже в его центре. При этом они, как правило, работают лишь на незначительную часть своей мощности. Огромные производственные площади простаивают, а значительная часть производственных помещений сдается в аренду под магазины, склады, офисы фирм и т.д.

К тому же некоторые из производств, остающихся в городе, являются экологически вредными, а иногда даже опасными. Так, например, в случае аварии на жиркомбинате, ядовитое облако, по расчетам МЧС, может накрыть значительную часть городской территории. Правда, процесс «переселения» предприятий уже запущен, ряд бывших промплощадок освобождается. Но главная работа в этом плане еще впереди, ведь сегодня

промзона занимает до 40 % территории Новосибирска, причем эта деятельность должна вестись системно и планомерно, до чего еще весьма далеко. Кстати, приходящие к нам иностранные инвесторы (те же «Кока-кола» и «Марс») изначально планировали размещение своего производства на городских окраинах, в пригородных зонах, таков уж менталитет западного бизнеса. Можно прогнозировать, что процесс переселения промзон на окраины и за пределы города окажется довольно длительным и болезненным. В этой связи можно, например, вспомнить долгий, но все еще далекий от завершения ряд попыток «переселить» из густонаселенных кварталов города на окраину Новосибирский аффинажный завод.

Вторая важнейшая составляющая динамичного развития города — это транспорт и коммуникации. Известный архитектор Ле Корбюзье говорил, что архитектура — это душа города, а вот дороги и транспортные коммуникации можно назвать его кровеносной системой. И «тромбы» в этой системе не просто ведут к дискомфорту, а нарушают нормальную жизнедеятельность городского организма. А сегодня, особенно в центре, Новосибирск перманентно страдает от транспортных пробок, качество дорог оставляет желать много лучшего. И ситуация будет усугубляться, учитывая стремительный рост автопарка в городе. Пока у нас в городе нет ни одной современной транспортной развязки. Представляется, что в свое время при планировании его развития должным образом не учли потенциальную остроту транспортной проблемы

Еще одна проблема Новосибирска — большая протяженность коммуникаций тепло-, энерго- и водоснабжения, кана-лизования. Решать ее нужно, разработав план рационального уплотнения, которое не должно снижать комфортности жизни горожан, как происходит сейчас, если судить по частоте упоминаний в СМИ конфликтов вокруг того, что называют «точечной застройкой», часто сопряженной с вырубкой парков и садов, лишением света близлежащих домов и т.д.

Подходы к решению вышеперечисленных и ряда других проблем должны быть изложены в общей стратегии развития города, на которой и должен основываться генеральный план

развития Новосибирска. В отличие от целого ряда других сибирских городов такого генплана развития у Новосибирска, как уже говорилось, пока нет.

Это порождает массу проблем, вплоть до того, что в отсутствие обязательного градостроительного документа кому-то оказывается удобным «ловить рыбку в мутной воде». И все-таки хуже другое. Рискну утверждать, и это не только мое личное мнение, что при тех сроках, которые установлены, тех затратах, которые запланированы, и при нынешнем составе разработчиков полноценного плана генерального развития Новосибирска мы не получим. Нет, определенный документ, конечно, появится. Но вряд ли это будет реальная и хорошо проработанная стратегия развития нашего города на многие годы вперед.

В советское время генеральные планы развития городов разрабатывались на 25 лет, при этом, если они выполнялись хотя бы на треть, это считалось достаточно успешным. Разрабатываемый сейчас генплан развития Новосибирска тоже рассчитан на 25 лет. Возможно, такой срок допустим, но при этом следует учитывать, что динамизм развития современного общества, скорость происходящих в нем перемен возрастает, планировать на столь отдаленную перспективу оказывается весьма проблематично. Разумеется, основные направления развития должны быть определены, а вот детально планировать нужно на более близкую перспективу. Поэтому если местные власти действительно хотят получить действенную стратегию развития города, то к ее разработке совершенно необходимо более широко привлекать архитекторов и градостроителей, научную общественность, бизнес-сообщество, общественные организации и СМИ. Ведь альтернатива—жить ли нам в бездарно спроектированном поселении или продуманно спланированном городе — существует и касается всех нас, жителей Новосибирска.

Конечно, важно иметь хорошо проработанный генеральный план развития города, генеральную схему развития инженерной инфраструктуры. Но еще важнее иметь то, что раньше называли проектами детальной планировки, поскольку именно они и определяют облик города. А у нас на эту работу вообще несколь-

ко лет не выделялось денег. Поэтому и сложилась совершенно ненормальная ситуация, противоречащая основным принципам градостроительства. Сейчас идут за застройщиком, где он пожелает, там и получает место для того, что хочет построить.

Сложившуюся ситуацию необходимо менять, и это возможно. Но принципиально важно и другое. Для успешного развития Новосибирска у нас должно быть видение перспективы, некий образ будущего города. И этот образ — существенная часть построения имиджа Новосибирска как столичного, красивого и интеллектуального города.

В принципе сейчас возможны три сценария дальнейшего развития Новосибирска: первый — он развивается как промышленный и научный центр, второй — как центр торгово-транспортный и сервисный, третий — как инновационный центр с развитой торгово-транспортной инфраструктурой. Это вопросы концептуальные, и только сделав выбор, имеет смысл выстраивать стратегию развития Новосибирска на ближайшие десятилетия. Пока выбор не сделан, но делать его надо уже сегодня. Если Новосибирск позиционируется как торгово-транспортный и сервисный центр, то нужно развивать транспортную инфраструктуру, создавать аэропорт международного класса, развивать логистические центры и т.д. Если это промышленный центр, то нужно добиваться от государственной власти четкого ответа на вопрос, какие предприятия военно-промышленного комплекса нужно сохранить и развивать, какие под это будут госзаказы и государственные инвестиции. Ведь все же именно предприятия ВПК — основа существовавшей и пока еще до конца не разрушенной крупной промышленности нашего города. Если же Новосибирск будет развиваться как инновационно-информационный и образовательный центр с развитой инфраструктурой транспорта и торговли, то тогда опять же государство должно дать определенные гарантии инвестиций в фундаментальную науку и образование, особенно высшее, а привлекая частный бизнес, можно развивать прикладную науку, создавать внедренческие фирмы, которые доводили бы до воплощения в жизнь «научные полуфабрикаты», которых у нас уже и сейчас немало.

Однако при любой выбранной модели развития города строительство и стройиндустрия будут играть очень важную роль. Много строить придется при каждом варианте дальнейшего развития, и речь, конечно, не только о жилье, хотя и жилищная проблема в Новосибирске стоит очень остро. Поэтому коротко о состоянии и перспективах развития строительства и строительной индустрии в Новосибирске.

В составе регионального валового продукта области на строительство приходится 6 %, ас учетом строй-индустрии — 8-9 %. Это примерно столько же, сколько приходится на сельское хозяйство. За 1990-е годы падение производства в строительстве и строительной индустрии составило 50 %, из которых 25-30 % — это безвозвратные потери производственных мощностей. Остальное можно восстановить, и сейчас это делается. Например, часть заводов ЖБИ была закрыта, но на тех, что сохранились, прирост производства составляет сегодня 15-25 % в год. Жилищное строительство в регионе тоже еще не вышло на дореформенный уровень, хотя, во всяком случае в Новосибирске, довольно быстро приближается к этому уровню. Тем не менее сказать с определенностью, что наметились долгосрочные стабильные перспективы роста в отрасли, сейчас нельзя, не исключено, что года через 2-3 этот рост прекратится. К тому же весь этот рост приходится в основном на Новосибирск и в некоторой степени на Бердск, Искитим, Кольцово и Новосибирский район (это примерно 90 % объема прироста жилищного строительства). На всю же остальную область — только 10 %, да и то это в основном частная индивидуальная застройка. Что касается промышленного строительства, то о его развитии по сравнению с дореформенными временами говорить пока не приходится.

Нужен новый, современный проект будущего нашего города, не только его застройки жилыми зданиями и промышленными объектами, но и построения вдохновляющего имиджа. Нужна полноценная программа и интенсивная работа со стороны властей, экспертного сообщества, СМИ, общественных организаций по разработке гранд-проекта имиджа Сибири в целом и Новосибирска как неотъемлемой ее части.

И. И. МАКУРИН

Гэнеральный директор ООО «АБК — Новая Сибирь»

предпринимательство как фактор формирования ИМИДЖА МЕГАРЕГИОНА

Природа назначила сей край не для того, чтобы неимоверными трудами извлекать несколько крупинок серебра, разбросанного по горам; но для сильного населения, для земледелия, для овцеводства, для всех истинно-полезных заведений, кои могут быть здесь устроены на самом размере с очевидными успехами.

М. М. Сперанский

Если реалистично оценить все неблагоприятные факторы, негативно отражающиеся на развитии Сибири, то на первое место выйдут не суровые морозы, не растянутость коммуникаций, а именно скверный имидж, до сих пор культивируемый как зарубежными, так и отечественными СМИ. В силу этого в сознании простых российских граждан, проживающих в европейской части страны, и иностранцев (в том числе представителей бизнеса) Сибирь до сих пор ассоциируется только с лютыми морозами, бескрайней тундрой и дикой тайгой, и эта «идиллия» нарушается только изредка встречающимися газовыми и нефтяными вышками. К этой картине следует добавить написанный грубыми мазками портрет поселенца в валенках, с трудом представляющего себе, что такое настоящая цивилизация.

В свое время, общаясь с некоторыми «продвинутыми» москвичами, автор данной статьи с удивлением обнаружил, что Сибирь для них — это некая Terra incognita, чуть ли не другая планета. Вроде бы все мы изучали географию в школе, а потому было удивительно узнать, будто Новосибирск раскинулся на берегах Байкала. Из этого можно сделать вывод, что для столичного жителя нет разницы между каким-то Новосибирском и неким Иркутском — ведь это так далеко от столицы, что расстояние в несколько тысяч километров между этими городами никакой роли не играет.

Представляется, что такой же тип восприятия присущ не только столичным обывателям, но распространен и в среде столичного чиновничества и даже влиятельных в центре интеллектуалов, а также предпринимателей, в том числе и зарубежных. Такая имиджевая аберрация сказывается и на решениях, которые принимают властные структуры. Однако Сибирь — это не только природные ресурсы в виде газа, нефти, золота и т.д., которыми может прирастать могущество «культурной» европейской России, но и богатый человеческий потенциал, высокий уровень культуры и образования.

Люди, живущие в Сибири, несмотря на суровые местные условия, освоили этот край и создали все условия для жизни, адекватной требованиям современной цивилизации. В отношении Сибири до сих пор назойливо (и в чем-то даже цинично) используют так называемый количественный показатель — будто Сибирь слабо заселена и требуется-де переброска сюда дополнительных человеческих ресурсов. Против притока квалифицированной рабочей силы никто не возражает, как и в США, Германии и других развитых странах. Но при этом, в силу наличия упомянутого скверного имиджа, местное население как бы уподобляется полудиким племенам, ждущим прихода посланцев из «культурной» части страны, которые выполняли бы роль культуртрегеров и «ввели» аборигенов в цивилизацию. Центральная мысль подобных посланий: Сибирь пока еще не только не освоена, но здесь даже еще не сложились необходимые условия для освоения.

Это не только искажает реальное положение дел, но и создает в глазах всего мира превратное представление о Сибири как о недоразвитой территории, что не может не влиять

на геополитические стратегические расчеты. Необходимо говорить не только о количественном демографическом факторе, но и о качественных параметрах местного населения. Как ни патетично это прозвучит, именно местное население, включая предпринимателей, превозмогая немалые трудности, давно уже создало все предпосылки для высокого цивилизационного развития Сибири как мегарегиона. Но, несмотря на тот факт, что по своим экономическим показателям сибирские города ничуть не уступают европейским (в пределах России, и не только), нашему обществу до сих пор навязывается образ «неосвоенного» края, ждущего своих «цивилизаторов».

Сказанное прекрасно подтверждается одним наглядным примером. В 2001 году возглавляемая автором фирма стала налаживать активное сотрудничество с деловыми партнерами из-за рубежа, прежде всего из Польши, Германии и США. Если до этого мне самому приходилось отправляться в зарубежные командировки, то теперь, учитывая характер предстоящих сделок, иностранные коллеги сами пожаловали в Сибирь. До этого момента автору статьи и в голову не приходило, насколько сильны на Западе предубеждения относительно нашего региона. В представлении среднестатистического европейца или американца Сибирь — это сплошная тайга, лишенная всяких очагов современной цивилизации. Мои деловые партнеры ехали сюда с ощущением некоей миссии. Наверное, то же испытывали европейцы-первооткрыватели, создавая фактории на землях «диких туземцев».

Еще при общении с иностранными коллегами в самолете звучали стереотипные фразы о «медведях, ходящих по улицам», о «пьяных мужиках» в телогрейках и, конечно же, с балалайками. О высокой (по западным меркам, разумеется) культуре потребления речь не шла вообще. Иностранцы были убеждены, что сибирякам до этого далеко, как до Эйфелевой башни. Миссионерский дух явно ощущался и в процессе делового общения, выступая на первый план и отвлекая от серьезного обсуждения вполне реальных бизнес-планов. Было ясно, что иностранцы на что-то серьезное не рассчитывают, — к нашим предложениям они относились с трудно скрываемым скепсисом.

Каково же было их удивление, когда они увидели наши города (прежде всего, Новосибирск) своими глазами. Это было равнозначно тому, как если бы американские отцы-основатели отыскали где-нибудь в прериях индейский город величиной с Лондон. Первое впечатление наших новых партнеров можно выразить так: ба, да у них тут тоже цивилизация! Например, им даже в голову не приходило, что в Сибири доступен интернет. Это был настоящий культурный шок. Наибольшее же впечатление на иностранцев произвело обилие рекламы на улицах города. Для профессионалов от бизнеса это очень значимый показатель. Если в городе много рекламы, следовательно, это большой и серьезный деловой центр с развернутой инфраструктурой. Данное обстоятельство весьма обрадовало и обнадежило их. Посещение наших частных магазинов еще больше подняло им настроение. К своему удивлению, они обнаружили там весьма широкий ассортимент товаров, включая ведущие мировые бренды. Былой скепсис исчез окончательно — им стало понятно: здесь можно работать и делать серьезный бизнес, а с сибиряками следует общаться на равных, без всякого миссионерского тона. Общее впечатление зарубежных предпринимателей было, безусловно, позитивным: в Сибири достаточно профессионалов, с которыми можно вести дела.

Возможно, именно положительный опыт такого непосредственного общения, что называется, «на месте» содействовал наращиванию деловой активности в нашем регионе. Иностранные бизнесмены начали, отбросив всякие предубеждения, усиленно осваивать наш рынок, где все необходимые предпосылки для развития были уже созданы. Первоначально иностранцы создавали на базе наших компаний свои представительства, как это было в самом начале 2000-х годов. Затем уже они стали организовывать свои компании, чисто западные. Проявили бы они такую активность, если бы их предубеждения насчет сибирской «нецивилизованности» подтвердились на практике? Безусловно, нет. Следовательно, существующий устойчивый имидж Сибири как незаконченной промышленной стройки среди глухой тайги контрпродуктивен — не работает в нашу пользу. Приход в Сибирь иностранных компаний,

работающих на конкретных потребителей и непосредственно влияющих на повышение качества жизни, во многом осуществился вопреки тому образу нашего мегарегиона, что складывался на протяжении десятилетий. Причем это стало возможно не в результате целенаправленной работы по созданию позитивного, привлекательного имиджа со стороны властей и СМИ, а благодаря двум факторам:

• целеустремленности западных предпринимателей, чьи бизнес-интересы могут привести их в любые, даже самые «глухие» края;

• труду и упорству местных предпринимателей, расчистивших «авгиевы конюшни», оставшиеся от советского прошлого, и давших возможность западным бизнесменам остаться и укрепиться в регионе.

Человеческий фактор предпринимательства, как и менталитет первооткрывателей, имеет очевидное преимущество в сравнении с психологией населения, веками живущего в состоянии оседлости. Не будем забывать, что колонистами когда-то был создан великий Рим. США, Канада, Австралия — все это тоже детища пионеров. Колонисты, как правило, это наиболее динамичная, инициативная и предприимчивая часть населения — пассионарии, способные рискнуть, отправиться в неизвестность. Именно благодаря им практически на пустом месте созидаются новые цивилизации.

Кто отправлялся в Сибирь, кто осваивал ее? Казаки, староверы, разбойники, старатели, искатели приключений — т.е. те, кто, согласно Л. Н. Гумилеву, однозначно попадает в категорию пассионариев. Кто во время столыпинских реформ поехал распахивать сибирские угодья? Всего лишь 15% русских крестьян рискнули оставить насиженные места и двинуться в суровые края. Кто был на это способен? Опять же пассионарии.

Как утверждал сам Л. Н. Гумилев, «модусы пассионар-ности разнообразны: тут и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках; тщеславие, толкающее на демагогию и творчество; алчность, порождающая скупцов, стяжателей и ученых, копящих знания вместо денег; ревность, влекущая за собой жестокость и охрану очага, а примененная к идее — соз-

дающая фанатиков и мучеников»1. Если следовать теории Гумилева, этот пассионарный признак должен передаваться потомкам. Можно предположить, что именно эти качества и позволили сибирякам не только выжить в действительно суровых условиях, но и создать упомянутые выше предпосылки для цивилизованного (в европейском смысле) развития.

В свое время знаменитый русский историк М. К. Любав-ский (принудительные пробелы) отмечал, что при заселении Сибири огромную роль играло не принуждение, а частная инициатива. «Западная Сибирь, — пишет он, — в которой утверждались русские люди, в рассматриваемое время была в сущности пустыней. Этим объясняется легкость и быстрота, с какими русское население заняло Западную Сибирь, количественная незначительность и смелость, с какой колонисты расселялись небольшими кучками на огромных расстояниях друг от друга»2. Далее он замечает, что при освоении Восточной Сибири «частная инициатива играла еще большую роль, чем при занятии Западной Сибири»3. Небезынтересно также, что в первой половине XIX века, когда генерал-губернатором Сибири был назначен М. М. Сперанский, весьма образованный человек, власти сознательно поощряли частное предпринимательство в целях более успешного освоения края. Этот предпринимательский дух, несомненно, передался и нынешним потомкам сибирских первопроходцев и их потенциал еще не до конца использован.

Отчасти поэтому Сибирь — именно та территория, которая может в очередной раз стать местом нового венчурного проекта. Это должно стать основным посылом имиджа нашего мегарегиона, а не какие-то, если суммировать, «медведи в треухах, качающие нефть на морозе, круглосуточно пьющие водку, не отрываясь от производства, и закусывающие красной икрой и строганиной». Ведь именно этим состоянием — состоянием вызова — буквально пропитана вся история Сибири. Вспомним Строгановых и Хабаровых, декабристов и староверов, Великую сибирскую железную дорогу, столыпинское переселение,

1 Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. М.: Танаис ДИ — ДИК, 1994. С. 71 - 72.

2 Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. С. 447.

3 Там же.

эвакуацию промышленности во время Великой отечественной войны, разработку нефтяных месторождений, строительство новосибирского Академгородка, БАМ и «ракетный щит» — все это сделали мы, Сибиряки.

Сегодня пришло время для очередной социальной инновации, очередного социального «прорыва» — мы должны обустроить Сибирь через механизмы, которые никогда массового не использовались в России. Почему Сибирский мегарегион не может стать территорией смелого эксперимента, результаты которого будут затем распространены на всю страну? Эксперимента по распространению механизмов частной собственности на главное богатство Сибири — землю.

Необходима обширная общественная дискуссия о предоставлении законопослушному населению права доступа к рынку земли (в частности, земельным участкам сельхозназначения) с использованием всех накопленных медиаресурсов государства. Предлагаем несколько положений, возможных для обсуждения:

• Законодательные нормы, регламентирующие куплю-продажу земли, должны ориентироваться на европейскую модель (например, на законодательство Германии).

• Также эти законодательные нормы должны защищать первоначальных собственников земли — крестьян и их потомков в первом поколении, живущих в городах.

• Правом на владение землей должны обладать только граждане РФ, а также русские, оказавшиеся после развала СССР на «чужой» территории (т.н. русскоязычные).

• Граждане РФ должны иметь право свободно покупать, продавать, наследовать, завещать, закладывать свои и приобретенные участки, отчуждать свою земельную собственность, если иное не оговорено прямыми нормами права. Касательно вопросов перераспределения земельных ресурсов сегодня существует радикальная либеральная позиция, которая, как это ни парадоксально, полностью совпадает с патриархально-архаичной — взять и все поделить поровну. Однако при проведении земельных реформ необходимо учитывать неудачный опыт, существующий в Иране, Сальвадоре, Чили, Египте, а также в Центральной и Восточной Европе. Несмотря

на различные исходные условия и пути реформирования, во всех этих государствах наблюдается резкое сокращение уровня сельскохозяйственного производства. Допустимо ли это в нашем мегарегионе? Однозначно, нет. Поэтому нам необходимо выработать собственную стратегию распределения и использования земельных ресурсов, опираясь на мировой опыт. Мы предлагаем следующее:

Необходима выработка юридических критериев, по которым ныне действующее успешное сельскохозяйственное предприятие не попадает под критерии земельной реформы. Также должны быть предусмотрены определенные правила, регулирующие процедуру банкротства в целях недопущения искусственного разорения.

Если предприятие успешно и эффективно использует земельные доли своих собственников, а человек захотел покинуть предприятие в целях создания своего фермерского хозяйства, то выходом из такого положения может стать выпуск именных государственных бонов. Работник, вышедший из общества, должен получить боны, дающие право на приобретение земли у государства (бесплатно) и организации фермерского хозяйства в другом месте.

Если сельскохозяйственное предприятие обрабатывает только часть земли, находящейся в его ведении, а остальная часть не участвует в сельскохозяйственном обороте не менее 5-ти лет, то эту землю можно передать в собственность работникам предприятия, исходя из пропорции их долей.

Предприятия, которые разорены или распались, попадают под действие закона о собственности. Земля распределяется между бывшими работниками согласно законодательной норме. Если и после этих мероприятий будет распределена не вся земля, она должна или национализироваться, или ставиться на баланс ближайшего сельского муниципального образования, таким образом, «ничьей» земли не должно быть в принципе.

Ограничения по свободному использованию могут быть только у особо ценных земель, например пойменных, они должны являться достоянием всего общества и иметь строго целевое сельскохозяйственное назначение.

Безусловно, крайне немаловажным вопросом являются формы налогообложения и размеры налогов. Надо помнить, что земельные налоги, практически незнакомые в современной России, являются финансовой базой развития местного самоуправления.

Кроме того, нам предстоит решить проблемы дефицита жилья. Общество, в котором образованный и культурный человек даже в зрелом возрасте не может заработать себе на жилье, нестабильно и обреченно на социальные потрясения. Невозможно преодоление жилищного кризиса без массового малоэтажного строительства и без либерализации рынка купли-продажи земли, особенно для тех, кто может строить за свои деньги или через коммерческую ипотеку. В этом вопросе необходимо обратиться к опыту западных стран — в частности, Германии, где государственная ипотечная программа в высшей степени эффективна. У сибирского предпринимательского сообщества есть еще много предложений по улучшению жилищно-земельной ситуации в нашем мегарегионе, чтобы его результаты распространить по всей стране, и его проводниками станут, естественно, сибирские предприниматели.

Сибирякам — и сибирским предпринимателям в особенности — необходим дух экспансии. Собственно, именно благодаря этому духу мы смогли сформировать свое жизненное пространство. Но, покорив этот дикий и неуютный край, нам нужно двигаться дальше, за пределы Сибири, утверждая свое влияние в других регионах. Для тех, кто сумел преодолеть сопротивление суровой природы, условия в других краях должны показаться уже не столь существенной преградой. Сибирские предприниматели должны расширить пределы своей деятельности. Такая экспансия уже происходит. Отрадно сознавать тот факт, что некоторые сибирские компании сумели выйти на федеральный уровень. Иначе говоря, с азиатского Востока двинулись на европейский Запад.

Та эволюция, которую проделало сибирское предпринимательство за последние пятнадцать лет, является в прямом смысле естественным отбором. И отбор этот, безусловно, идет в направлении выживания сильнейших, способных осуществить

прорыв в другие, более благоприятные в климатическом отношении территории. Серьезная конкуренция с известными западными компаниями, которую мы сейчас можем видеть, естественным путем выведет сибирское предпринимательство на высокий уровень, соответствующий самым строгим мировым стандартам. Компании, способные выдержать такую конкуренцию, будут в состоянии заявить о себе и на мировом уровне. И это будет означать только дальнейший рост значимости Сибири как мегарегиона на мировой экономической арене — еще один аргумент в пользу того, что Сибирь надлежит не «осваивать», а именно развивать. Пора уже сменить приоритеты, избавиться от устаревших догм и стереотипов. Сибирь — это уже освоенная территория. Новосибирский бизнес — наглядное тому подтверждение.

Канд. ист. наук Н. Н. АЯЕКСАНДРОВА

Российский государственный социальный университет, г. Москва

СИБИРЬ КАК ОБРАЗ И ВОСПОМИНАНИЕ

Недаром мне вздыхалось сладко в Сибири, в дальней стороне, где доверительно и слабо растенья никнули ко мне.

Б. Ахмадулина.

Имидж, или, как говорили прежде, образ Сибири, всегда волновал коренных жителей. Сибиряки ревностно отслеживали и отслеживают две вещи: первое, каковы они в глазах соседей, ближних и дальних, и второе — как их край оценивают приезжающие из европейской части России. Образ и тема Сибири, со всей ее бескрайностью во времени и пространстве, со всей ее потаенной мощью и величием, становятся предметом как художественной литературы, так и журналистики. И конечно, роль и место Сибири обсуждаются общественностью уже с конца ХУШ века, о чем свидетельствуют издававшиеся в то время русские журналы с нарочито сложными названиями, свойственными эпохе Просвещения, — «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» (1789 - 1791), «Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная в пользу и удовольствие всякого звания читателей» (1793).

Малоизвестное сегодня слово «Иппокрена» (или «Гиппо-крена») соответственно системе координат того времени обозначало источник вдохновения, возникший от удара копытом крылатого коня Пегаса на горе муз Геликоне1, и этот древне-

1 Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. М., 1987. Т. 1. С. 305.

греческий сюжет был прекрасно знаком тогдашней просвещенной публике. Сравнение могучей сибирской реки Иртыша, на которой стоит Тобольск, с этим мифическим источником давало понять, что авторы считают свой город источником не только художественного вдохновения, но и очищения, что для некоторых лиц, сосланных сюда за деяния преступные, было весьма актуально.

Оба журнала издавались в Тобольске в типографии купца Василия Корнильева. Редакторский коллектив составляли молодые и деятельные учителя только что открытого Главного народного училища, приехавшие из центральной России, образованные и литературно одаренные ссыльные, а также государственные служащие из губернской администрации. Стоит сказать, что в то время изящной словесностью увлекались многие сибиряки и даже сибирячки.

Анализ контента первых сибирских журналов свидетельствует о том, что их авторы и редакторы-составители (а в те времена это по обыкновению были одни и те же люди) были исполнены просветительских идеалов, широко образованны, полны намерений исправить пороки человеческие распространением наук и художеств, что и нашло отражение уже в самих «говорящих» названиях этих изданий. Основным идеологом первых тобольских журналов был Панкратий Платонович Сумароков (1765 - 1814), внучатый племянник знаменитого драматурга А. П. Сумарокова. Этот человек, образованный и обладающий многими художественными талантами, в том числе даром рисовальщика, наверное, по молодости и еще гусарской лихости подделал денежные купюры. За этот проступок был осужден и сослан на жительство в Тобольск. Кстати, после возвращения из ссылки Панкратий Сумароков продолжил профессиональные занятия журналистикой, став редактором популярного журнала «Вестник Европы» (1804). На этом посту он сменил такого мэтра как Н. М. Карамзин, что свидетельствует о его профессиональном уровне как журналиста и литератора.

Что касается, так сказать, концептуальной ориентации, то первый в Сибири региональный просветительский журнал под редакцией П. П. Сумарокова проводил в жизнь идею, весь-

ма прогрессивную не только для Тобольска тех лет, но даже и для российских столиц, — исправить общество посредством образования и воспитания «гармоничной личности». Можно полагать, что в журнале нашла свое воплощение «философия вкуса» — некий бленд передовых учений европейских просветителей о нравственности, красоте, искусстве, воспитании, обра-зовании2. Сама эта теория была детищем ведущего представителя британской эстетической мысли, философа-энциклопедиста Генри Хоума. Примечательно, что в далеком Тобольске, среди лесов и снегов, были не только знакомы с работами авторов с далекого Альбиона, но и претворяли их в свою просветительскую практику.

Сибирь уже в то время была лабораторией апробирования самых передовых философских идей. Этому способствовала атмосфера удаленности от суеты, благоприятствующая вдумчивости и размышлениям, а также относительная обустроенность, уже с самого начала их появления, сибирских городов.

В то же время образ самой Сибири в первых толстых журналах присутствовал в виде краеведческих описаний — географических и исторических. Край находился в стадии познавания и ознакомления, поэтому и интеллектуальное освоение его носило в основном информационный характер.

Подобным образом описывал Сибирь и А. Н. Радищев — первый диссидент эпохи екатерининского либерализма. За свое знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву», будучи лишенным всех чинов и званий, он был сослан в Сибирь. Интересно, что здесь, в ссылке, он отошел от публицистики, обратившись к исследовательской деятельности, анализируя источники по истории Сибири и описывая «землю, которой физическое положение представляет толико разнообразностей»3. Оказавшись в Тобольске, каждый день он ходил, как на работу, в местное архивохранилище. «Время моего здесь пребывания я, по возможности, стараюся употребить себе в пользу приобретением беспристрастных о здешней стороне сведений... Я и ныне

2 Музыкальная культура в Сибири. В 3 т. Т. 2. Музыкальная культура в Сибири от походов Ермака до Октябрьской революции. Кн. 1. Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. консерватории, 1997. С. 145.

3 Радищев А. Н. Полн. собр. соч. Т. 3. М.; Л., 1938. С. 355 - 356.

тщуся все видеть обнаруженно, ни в микроскоп, ни в зрительную трубу»4. Для Радищева самое главное и удивительное в Сибири — разнообразие географических зон и климата, богатство и многообразие природы. Из Сибири, как отмечали удивленные современники, Радищев вернулся бодрым и энергичным. То же самое впечатление производили на современников и декабристы, вернувшиеся в Россию после даже не десяти-, как Радищев, а тридцатилетнего пребывания в Сибири. Что значат экология и здоровый образ жизни, как сказали бы мы сегодня.

В политическом смысле Сибирь, будучи окраиной Российской империи, с самого начала претендовала на особое место. Сравнить Сибирь по удаленности и самобытности можно, очевидно, лишь с Кавказом, который был для России такой же удаленной провинцией, только южной. Недаром и на Кавказе, и в Сибири были введены должности генерал-губернаторов. В середине XIX века генерал-губернаторы принадлежали к числу наиболее высокопоставленных лиц в империи. Они стояли вне обычной губернской администрации, находясь между нею и верховной властью, что давало им неограниченную возможность управлять, опираясь не на закон, а на «доверие государя»5.

Важно отметить, что в XIX веке назначение на службу в Сибирь воспринималось в среде государственных служащих как трамплин для успешной служебной карьеры. Многие молодые образованные и энергичные чиновники начинали здесь восхождение на административные высоты государственной службы, которая продолжалась затем весьма успешно в центральной части России. В Сибири, как в Восточной, так и в Западной, существовало много возможностей для предприимчивых и энергичных людей. Следует напомнить, что завоевание Амурского края продолжалось вплоть до весны 1858 года. Это была «вновь приобретенная страна», в которой осваивались новые пространства, закладывались и строились новые города. Здесь требовались размах, решительность, самостоятельность.

4 Там же.

5 Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX веке. М., 1978. С. 144-147.

Генерал-губернатор каждый раз приезжал с новой командой, состоящей из элитной столичной молодежи. Они привносили дух просвещения, образованности, и местное общество следовало за ними.

Такой круг сложился вокруг губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского, который, получив назначение, писал брату: «Таким образом исполнились все мои живейшие желания: я на поприще огромном и вдали от всех интриг и пересудов вашего общества и света»6. Для государственного администратора самым главным преимуществом Сибири была и остается ее удаленность.

Сибирь и по сию пору остается обширным краем с разнообразным населением. И на этой огромной территории культура издавна развивается по особым законам. Был такой краевед и историк Николай Кирьякович Пиксанов, который считал, что культура в Сибири именно по географическим причинам может развиваться только «гнездами» — то в одном культурном «гнезде», то в другом. И это, понятное дело, зависит от концентрации средств и культурных сил, а также от ума и рачительности «хозяина» этого региона.

Такое культурное гнездо организовалось в Тобольске в силу нескольких обстоятельств — назначения в древнюю и к тому времени бывшую столицу Сибири нового гражданского губернатора и наличия в городе самой большой колонии ссыльнопоселенцев, в том числе и декабристов. Тобольск, обойденный железной дорогой, которая пролегла через Омск, был пробужден от спячки молодым новым губернатором.

В. А. Арцимович пробыл на этом посту с 1854 по 1858 год. При нем город стал благоустраиваться, строиться, забила ключом культурная и общественная жизнь, начала издаваться интересная и содержательная газета «Тобольские губернские ведомости», в городе и окрестностях были продолжены научные краеведческие и археологические исследования, организованы и построены новые школы для крестьянских детей, в том числе и для девочек. Строительством мостовых и школ, организаци-

6 Цит. по: Граф Н. Н. Муравьев-Амурский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1998. С. 13.

ей городских праздников занимались общественные комитеты, которые собирали деньги, нанимали рабочих, следили за выполнением работ. Эти благотворительные или попечительские комитеты, которые столь активно действовали в городе, вполне можно считать элементами гражданского общества, полезными и важными и в современных условиях.

Энергичный и преданный делу общественного блага губернатор Арцимович, получивший благодаря веяниям времени относительную свободу, сумел за короткий срок провести в жизнь множество проектов, преобразивших жизнь города. По новой набережной Тобола гуляла хорошо одетая публика. Проводились городские праздники с большими фейерверками, которые город запомнил надолго.

В 1852 году Арцимович подготовил обширный доклад по результатам ревизии Западной Сибири, в которой он принимал участие еще до вступления в должность сибирского губернатора. В этой рукописи, под названием «Описание Сибирского края» среди прочих верных замечаний и заметок об условиях жизни местного населения, он особо писал об основном сословии, прочно укоренившемся в Сибири, — о крестьянах. «По обычаям, по домашней жизни сибирский крестьянин совершенно тот же, что крестьянин восточной полосы Европейской России, с тою только разницей, что с большим довольством и привольем»7. Довольство и приволье — вот основные отличительные признаки жизни сибирского сельского населения того времени. Действительно, если судить по газетам тех лет, то рыночные и особенно ярмарочные цены на основные товары в Сибири в разы отличались от российских.

Одним из главных сибирских вопросов, которые предстояло решить правительству, Арцимович считал вопрос собственности. «Правильное заселение Сибири и развитие общественной ее жизни возможны только при утверждении в сей стране прав собственности на твердых началах, без чего естественные богатства служат, единственно, средством удовлетворения первых потребностей переходного народонаселения и постепенно

7 Арцимович В. А. Близкое познание Сибири ныне необходимо//Исторический архив. 1996. № 5 6. С. 192.

истощаются.»8 Представление о «переходном народонаселении» как нельзя более подходит к сегодняшнему дню.

В моем собственном отрочестве и в ранней молодости особенно остро хотелось быть как европейцы, как большинство просвещенного и цивилизованного человечества. Ощущение заброшенности, дикости, того, что мы не такие, как все, слишком удалены от чего-то интересного и самого главного, присутствовало в жизни и слегка отравляло ее. Представление о том, что центр страны где-то далеко от нас, здесь же — задворки, окраина, а мы все — «валенки сибирские», широко бытовало в умах моих сверстников. Пресловутые «стиляги» пробивали брешь в этом отчуждении. Через них, через музыку «Битлз», через первые магнитофонные записи бардов в Сибирь проникало ощущение причастности к большому миру и большой культуре.

Иностранцы, которых мы с моей подругой встречаем во время наших как совместных, так и раздельных поездок по миру, в большинстве своем, когда слышат, что мы, взрослые и нормальные, вполне вменяемые и достойные женщины, родом из Сибири, делают большие глаза. Они действительно ничего не знают об этом крае, кроме того, что там по улицам бродят медведи. Но есть и другая категория европейцев — те, кто побывал в Сибири. И самое интересное, что даже если они были там не по своей воле, а в ссылке, как, например, отец миллиардера Джорджа Сороса Тивадар Сорос, то неизменно хорошо относятся к людям, с которыми там встречались. Наверное, и программы Сороса были направлены на Россию, и в частности на Сибирь, потому что его отец всегда рассказывал, какие там хорошие люди.

А знаменитая пианистка Вера Лотар-Шевченко не уехала домой во Францию из Сибири после заключения и ссылки, потому что не могла предать женщин, с которыми пережила столько трудностей.

Ректор Московской высшей школы социальных и экономических наук Теодор Шанин, который ребенком был в сибирской ссылке, вынес из нее любовь ко всей России.

Там же.

А люди в Сибири действительно хорошие. И это уже есть часть имиджа, и на эту составляющую вполне можно опереться.

Характер коренных жителей Сибири, их психология определяется отчасти исторически, родовой памятью. В Сибири не было крепостного права. Там жили вольные и свободные люди, далекие от царя, который о них, конечно, не забывал, но, тем не менее, был где-то там, далеко. Естественно, что была и есть местная власть, но она была и остается своей, домашней.

Об особости сибирского характера говорили и писали декабристские жены, которые отличались тонкостью ума и наблюдательностью. Например, Наталья Дмитриевна Фонвизина, возвратившись в свое подмосковное Марьино после трех десятков лет, проведенных в Тобольске, сетовала, что ей несносно подобострастное отношение ее крепостных крестьян. Про это я почему-то никогда не слышу теперь: может быть, и есть исследования, но я их не встречала. Считаю, что особый психотип сибиряков существует.

Вольный, свободолюбивый дух, независимость, трудолюбие, самостоятельность, сибирское здоровье — вот то, чем гордились мои предки. Вспомните оборону Москвы, ведь Москву именно сибирские полки защитили. И это тоже исторический факт.

Понятно, что Сибирь — это край, в который народ приезжает и уезжает, тем не менее, остается коренное население, которое меняется незначительно, костяк, который и определяет то, что называется «дух места» или «гений места». И его сформировали «довольство и приволье» предков этих людей.

Мне представляется, что если бы в Сибири были созданы или создавались нормальные условия для жизни, то эти гнезда продолжали бы цвести, как некогда Академгородок, который таковым и являлся, пока не превратился в некий «пикник на обочине» по Стругацким.

Академгородок, этот оазис интеллигенции, был создан благодаря национальному проекту, как сказали бы теперь. И этот проект отработал вложенные деньги многократно. Сибирь

действительно располагает к тому, чтобы быть научной лабораторией, научным плацдармом, местом сосредоточенности. Со времен Панкратия Сумарокова и Радищева так и осталось у нее это непреходящее качество.

Край бы расцвел весьма быстро, потому как именно в этих людях, коренном населении, присутствует необходимый потенциал. В Сибири народ предприимчивый, инициативный и ответственный. И предприимчивость эта не была убита семикратными раскулачиваниями в 1920-е годы одной и той же семьи в одном и том же селе. Люди снимались с места и уходили, но старались не покидать Сибири.

Среди сибиряков большое количество, даже можно сказать, большинство патриотов, которые любят свой край именно за его особость, за масштаб свершений, за настоящие, без подделок, зиму и лето, за горизонт, убегающий вдаль, к Тихому океану.

И еще одно прирожденное качество сибиряков — этното-лерантность. Котел народов, как в той же Америке, был там всегда. Я выросла в тихом центре Новосибирска, в своем доме, слева у меня была подруга — татарка Расима, через дорогу — еврейская семья, с детьми из которой дружила я, а со взрослыми—мои родители, на другой стороне улицы Пушкина жила дочь ссыльного поляка, повторно репрессированного в Новосибирске, с которой я близко подружилась позже в Москве.

У сибирских людей теплый характер. Отзывчивость, доброта, ответственность — все это как будто противопоставлено суровому и жесткому климату. Действительно, жизнь в экстремальных условиях требовала из поколения в поколение максимальной отдачи.

При создании позитивного имиджа Сибири нужно задействовать и идею экологической чистоты. Высокое небо, огромные сугробы чистого снега, экстремальные температуры, ленточные боры и прочие многочисленные красоты, а главное — простор, от которого поет душа. И это только Западная Сибирь, которая, по известному выражению А. П. Чехова, есть проза, не говоря про Восточную, которая есть, по тому же Чехову, поэзия.

Существуют и шутки на эту тему. Не могу не привести выражение питерского лингвиста Александра Певнова — Сибирь есть Азиадская Америка.

Действительно, Азия, Америка на российских просторах с отсылкой в ад.

Вопрос об имидже Сибири пересекается с более широким вопросом — об имидже всей России. А тут все, понятное дело, определяется современной ситуацией.

Вот мое конкретное видение этого вопроса. Первое — надо создавать нормальные современные условия для людей. При нынешней глобализации жители Сибири весьма «продвинуты», поэтому молодежь прекрасно осведомлена об уровне жизни в других местах. Будут нормальные условия, будут и грамотная рабочая сила, и новые идеи, и высокая производительность труда.

Второе важное обстоятельство. Необходимо изменить имидж Сибири в российских СМИ, и прежде всего в новостных сообщениях. Катастрофы, криминальная хроника, массовые отравления людей, косомордые алкоголики — все это Сибирь. Правда, про остальную Россию тоже мало чего хорошего говорят, но все же таких страхов и ужасов, заставляющих зрителя содрогаться и радоваться, что избавила его судьба от рождения и пребывания в Сибири, про другие края не слышно.

Тут может сработать простая социальная реклама. Без агрессии, спокойно и достойно следует рассказывать в фильмах, роликах, очерках, эссе, интервью о реальной Сибири. Какая она есть и какой бы могла стать. Пропагандировать проекты. С креативом в моем родном крае всегда было хорошо. Плохо с деньгами. А ведь главные российские «естественные богатства» — нефть, газ, алмазы — находятся как раз в Сибири. Так вот, чтобы были деньги, нужна последовательная и кропотливая работа, как в самой Сибири, так и за ее пределами, в центре собственного государства, откуда и надо начинать строить новый имидж.

Мы взяли для сравнения крайние хронологические точки — начало сибирской истории и сегодняшний день. Географические условия, красота природы, расстояния, суровый кли-

мат — то, что представляло новизну для россиян, в настоящее время благодаря техническому прогрессу может составить достоинства края.

Если создать в Сибири этнографическую деревню, как делают во многих развитых туристических пунктах, где собраны хоть какие-то этнографические материалы, то кроме деревянной архитектуры, прочих крупных форм весьма привлекательными могут быть и простые, повседневные бытовые вещи. Это то, чего не знают даже жители России. Например: зима, мороз, городской или сельский рынок, на прилавках лежат круги мороженного молока. Его можно взять под мышку и нести домой, откусывая по дороге. Скрипит снег под валенками, кругом бескрайняя сверкающая белизна. Сезон у этого аттракциона может быть долгим — с ноября по март. Или бесчисленные кулинарные шедевры из черемуховой муки. Замороженные ветки облепихи, которые выносят на лед реки, стучат ими об лед, ягоды осыпаются, их сметают в мешки, так решают проблему сбора этой колючей ягоды.

Сибирская этнография не такая яркая, как этнография восточных или средиземноморских стран. Но она имеет ряд преимуществ для искушенного и пресыщенного европейского туриста. Она нова, свежа. Подобного нет в других холодных странах. А если еще учесть, что в Сибири проживает большое количество разных народов, то можно смело планировать приезды европейских туристов не по одному разу.

М. Г. ВАСИлЬЕВ

Председатель Совета промышленников и предпринимателей Красноярского края

конкурентные преимущества как конструкт

ИМИДЖА СИБИРИ

Песок могу, могу тайгу, Могу и мнение...

Дмитрий Озерский

Знакомясь с материалами медийных «лидеров» — в первую очередь, московских — и встречаясь со многими людьми, не живущими в Сибири, для которых существует только та Сибирь, которую иногда показывают по телевизору, — ведь другой пока и взяться-то неоткуда, — невольно приходишь к выводу, что Сибирь воспринимается, по меньшей мере, неадекватно по причине недостаточной (а иногда и явно искаженной) информации и устоявшихся стереотипов. Имидж Сибири как таковой в умах жителей европейской части России отсутствует вообще, будучи заменен на некий «коктейль» из невнятных представлений, полученных из литературы о каторге, воспоминаний о ГУЛАГе и других лагерях, иностранных (!) фильмов (Сибирь как ледяная пустыня с малочисленными поселениями, этакий Иван Драго из известного американского фильма «Рокки IV», снявший форму офицера КГБ, надевший ушанку и обнявшийся с медведем) и чувства зависти к «бешеным» нефтяным деньгам. Причиной подобного явно негативного восприятия Сибири отчасти стало отсутствие реального интереса к этому мега-региону, когда достаточно просто питаться эрзац-информацией, льющейся с экранов, вместо того, чтобы составить собственное

мнение (а в идеале — знание) о Сибири, ознакомившись с достоверными материалами, посмотрев документальные фильмы, а еще лучше — самостоятельно посетив несколько сибирских городов. Поэтому, собственно, и живет это представление о Сибири как о бескрайней заснеженной территории, недра которой полны полезными ископаемыми, ждущими колонизаторов, а население — немногочисленно, дико, необразованно — провинциалы, в худшем значении этого слова. На самом же деле, любому, кто по-настоящему знаком с Сибирью, она открывается совсем другой стороной: Сибирь — это бескрайние просторы, порождающие ощущение бескрайней же свободы.

Да, Сибирь — это огромная кладовая ресурсов, причем под ресурсами нужно понимать не только то, что под землей, но и чистую воду, и чистый воздух, и удивительные красоты, и бескрайние просторы, которые, по нашему мнению, являются фирменным знаком Сибири. Простор — первое, что приходит в голову человеку, хорошо знакомому с Сибирью. В первую очередь это, конечно же, простор географический — безбрежное море тайги, «дикие степи Забайкалья», горы Алтая, могучие реки — Енисей, Лена, Обь. Даже один Красноярский край обладает полным спектром географических и климатических условий, простираясь от Крайнего Севера до монгольской границы. А ведь есть еще Горный Алтай — удивительный, пленяющий мир, Байкал — самое глубокое и чистое озеро планеты и т.д. В каждом регионе Сибири найдется нечто уникальное, свойственное только этой территории, а в комплексе все это создает впечатление некоей россыпи драгоценностей. Не уголь и нефть, а именно природно-климатический фактор — главное богатство Сибири. Уже сейчас ясно, что в скором времени наиболее дефицитными в мире станут не энергетические ресурсы, тем более не золото и алмазы, которыми также полны недра Сибири, но здоровые продукты питания, чистый воздух и чистая вода. Сегодня в это верится с трудом, но это вполне реальная, хоть и неутешительная для других территорий перспектива.

Уникальные просторы Сибири, в свою очередь, порождают в восприятии ощущение свободы. Причем это не только свобода передвижения, что естественно, когда мы говорим о

территориях подобного размаха и разнообразия, но и, безусловно, свобода мысли. Не будем забывать о том, что Сибирь издавна была местом ссылки или даже добровольного переселения не только уголовников, но и людей инакомыслящих — «политических» преступников, авантюристов, казаков — т.е. людей непарадигмальных, для которых ощущение свободы и некоего вызова были одной из главных ценностей в жизни. Вспомним историю освоения Сибири казаками Ермака — Сибирь как новая территория, как часть Российской Империи была заложена именно как территория людей свободных и лихих во всех смыслах. К тому же освоение Сибири происходило достаточно мирно, благодаря чему мы и сегодня имеем богатейший набор самобытных культур малых народностей, которые абсолютно естественно сосуществуют и переплетаются с русской культурой. Одновременное сосуществование многих укладов, традиций и парадигм издревле является чертой Российского государства, но именно в Сибири это качество достигает максимального расцвета. Возможно, причина именно в том, что Сибирь исторически — территория, в основном, свободных людей, которые умеют как менять ситуацию, так и встраиваться в нее, т.е. благодаря широте и свободе своего мышления умеют выходить за рамки тривиальных представлений и максимально эффективно действовать согласно меняющемуся контексту. Это качество, по нашему мнению, является уже неотъемлемой частью «психотипа» сибиряков. Но сегодня, к сожалению, положение дел таково, что, вопреки некоторым глобальным трендам, как раз эта независимость мышления и душится в большинстве сибирских (и российских) вузов, научных центров, на производстве. Это большая проблема для сибирского образования и науки, хотя при правильном подходе к подготовке кадров незашоренность сибирского мышления может стать одним из главных конкурентных преимуществ Сибири как мегарегиона.

Сегодня, при высоком уровне развития способов коммуникации, географическое месторасположение научного центра уже теряет тот смысл, который оно имело в течение нескольких сотен лет. Поэтому в Сибири совершенно спокойно можно формировать любые научные центры — либо развивать имеющие-

ся, либо формировать новые — причем по всей линейке уже существующих и только зарождающихся наук. Это могут быть науки и гуманитарного цикла, и инженерно-технические, и естественные. Однако для развития этих наук в Сибири необходимо решить даже не проблему дефицита кадров, обладающих развитым непарадигмальным мышлением, но проблему возникновения этого дефицита. В Сибири нет нехватки талантливых, образованных людей, которые могут как сами работать в самых разнообразных сферах, так и готовить профессионалов, но есть проблема невостребованности специалистов такого плана, есть проблема комфорта проживания. Совершенно естественно, что если люди, способные генерировать новые прогрессивные концепты, способные совершить реальный прорыв в своей сфере деятельности — будь это ядерная физика, инженерия, поэзия или даже кулинария, — не востребованы на своей малой родине, не имеют возможности максимально реализовать свои способности или хотя бы просто обеспечить себе и своим близким достойные условия проживания, то они либо вынуждены уехать в какие-то более благоприятные районы, либо вынуждены встраиваться в существующую, во многом устаревшую и ущербную, парадигму, зачастую растрачивая свой уникальный дар совершенно впустую. Те же, кто не находит в себе сил уехать или приспособиться, разочаровываются в жизни, замыкаются в себе, многие спиваются, следуя не самой лучшей «исконно русской» традиции. По нашему мнению, так относиться к одному из главных богатств Сибири (да и России вообще) — человеческому капиталу, — так бесполезно растрачивать его — непозволительная роскошь. Однако если мы продемонстрируем потребность в таких людях, предоставим им возможность для самореализации и достойные условия жизни — они удивительным для нас сегодня образом возникнут. Хотя, на самом деле, ничего удивительного нет: перестанет уезжать талантливая молодежь, ученые перестанут менять сферу деятельности просто потому, что доходы от науки не позволяют им достойно жить и содержать семью, начнется приток профессионалов из других регионов, начнется разработка действительно инновационных или новаторских проектов глобального масштаба — все предпо-

сылки для этого есть. Вспомним времена создания Российской академии наук, когда ее придумал Петр Первый, привезя специалистов из Европы. Ни одного профессионального ученого в России того времени просто не было, зато был огромный человеческий потенциал, что позволило российской науке довольно быстро (по глобальным, разумеется, меркам) занять одно из лидирующих мест в мире. Разве сегодняшний потенциал Сибири меньше, чем в то время? Это не так, но сегодня у нас почему-то нет спроса на эти вещи. Возможно, на уровне некоего сервиса Академия наук еще воспринимается в Сибири. Мы можем найти проекты, которые согласовывались в Российской — еще Советской — Академии Наук, в том числе проекты развития Сибири: Богучанскую ГЭС, все нижнее Приангарье — проекты, которые свои истоки берут в 1960х-70х годах, когда СО РАН от начала и до конца участвовало в этом проектировании. Сегодня же огромные проекты, имеющие геополитическое значение, разрабатываются без непосредственного участия Академии. По нашему мнению, это неправильно. Возможно, это связано с тем, что сегодня в рядах РАН недостаточно специалистов современного типа, способных выходить за узкие рамки сложившейся научной парадигмы, работать на междисциплинарном или даже мультисциплинарном уровне. Между тем, именно наличия таких специалистов требует современность.

Вырастить, воспитать достаточное количество непарадиг-мальных специалистов высокого уровня — первостепенная задача образования в Сибири. Решение этой задачи вполне реально, учитывая человеческий капитал мегарегиона. В Сибири как мегарегионе (не административном понимании, а в историко-географическом — от Урала и до Дальнего Востока) проживает порядка тридцати миллионов человек, а это не так мало. Интересно, что эти данные противоречат устоявшимся представлениям о Сибири как территории с крайне малочисленным населением. Иностранцы очень удивляются, когда им сообщают, что в Сибири есть города-миллионеры — Новосибирск (3-е место по количеству населения в России), Омск (7-е), а также стремительно приближающийся к миллионному населению Красноярск. На базе этих крупнейших городов Сибири, а так-

же Томска, который наравне с Новосибирском и Красноярском борется за место «лидера» Сибири, и многих других крупных и быстроразвивающихся городов Зауралья мы можем построить передовой, современный мегарегион. Причем уже сегодня практически у каждого крупного города Сибири есть свое лицо, свой «фирменный знак», на основе которого можно довольно ясно представить реальные перспективы развития этого города как части мегарегиона. Например, Томск — это университетский город, который способен продуцировать абсолютно реальные инновации. Новосибирск — это (в рамках Сибири как мегарегиона) столичный, культурный город, хотя и у него есть определенный научно-инновационный потенциал, но, по нашему мнению, Новосибирск — лидер именно в культурном плане. А Красноярск это, однозначно, промышленная площадка Сибири. Иркутск для «ближней» Сибири, Владивосток, Хабаровск, Благовещенск для всей России — все это наши «ворота» в Азию, в первую очередь — Юго-Восточную. Основываясь на уже имеющихся конкурентных преимуществах — географических, территориальных и т.д. — можно разработать вполне конструктивную стратегию развития Сибири как мегарегиона, которая позволит Сибири в частности и России вообще занять одно из лидирующих мест в мире. Во все времена понятие простора было понятием и экономическим, и геополитическим. Мы полагаем, что пока «большая» Россия имеет возможность и желание охранять (как в военном, так и в хозяйственном плане) и развивать Сибирь (разумеется как полноправный мегареги-он, а не сырьевой придаток), она останется частью России. Во многом, может быть, даже заглавной частью, потому что все, чем распоряжается Москва, так или иначе рождается здесь.

Однако сегодня имеет место ситуация, когда разработка стратегии развития Сибири осуществляется только в Москве, без участия непосредственно сибирских специалистов. Москва сегодня определяет скорость, направление приложения государственных сил и ресурсов к освоению тех или иных территорий. И, к сожалению, Сибирь глазами москвичей или взглядом оттуда видится только как пресловутая кладовая ресурсов, а такое восприятие Сибири людьми, разрабатывающими стратегию

ее развития, не сулит ей ничего хорошего. Поэтому Сибири необходимо воздействовать на Москву, достигнуть определенного соглашения с Федерацией. Существуют три пути подобного воздействия: через политиков или административных работников, предпринимателей и, наконец, аналитическое сообщество, которое может оказать влияние на аналитиков в Москве, но, к сожалению, катастрофически недооценивается у нас. Воздействовать на тех, кто принимает решение, — самый экономичный путь, как показывает практика, поскольку он не ведет к революциям, и в этом смысле нет издержек, связанных с коррупцией, с убеждениями. Однако это не такой простой, на самом деле, путь. Здесь мы опять касаемся проблемы дефицита людей, которые могут разработать новый концептуальный подход, которые умеют выходить за пределы парадигмы и работать на междисциплинарном уровне, — людей, способных не только профессионально работать с материалами, разработанными мировыми лидерами, такими, как RAND Corporation или Brookings Institution, но и самостоятельно анализировать существующую ситуацию на том же уровне, что и эти организации. Пока еще нет аналитических центров, которые могли бы концептуально разработать стратегию развития Сибири как мегарегиона. Все возможности для создания подобных «фабрик мысли» в Сибири есть. Другой вопрос — сможем ли мы добиться того, чтобы они работали на самом высоком уровне. В последнее время в России создается достаточно много новых институтов, новых проектов, но, к сожалению, не все они работают. Нужна понятная и отчетливая мотивация для тех людей, которые этим будут заниматься — и для заказчиков работы, и для исполнителей. Профессионализм и объективность — вот главные качества, которыми должны обладать исполнители. При этом цели должны формулироваться заказчиками адекватно существующей ситуации.

Однако многое мы можем сделать уже сейчас. Одна из основных проблем, мешающая дальнейшему развитию Сибири, заключается в том, что в умах сибиряков, в том числе и руководителей городов и регионов, пока что нет ощущения Сибири как мегарегиона, несмотря на ассоциацию «Сибирское согла-

шение», несмотря на наличие Сибирского федерального округа как административной единицы. Поэтому одной из первостепеннейших задач для ведущих специалистов Сибири является выработка некой общесибирской идеологии, т.е. мировоззрения, которое разделяла бы если не вся Сибирь, то абсолютное большинство ее жителей.

Любая наука начинается с методологии и мировоозренче-ских позиций, именно поэтому в классических университетах первой должна быть кафедра философии, а уже потом — все остальные. Точно так же и в нашем мегарегионе: сначала должна быть некая философия, идеология, которая дальше позволит уже создавать стратегии, тактики и прочие «штабные карты». Какой должна быть эта идеология, и кто должен быть носителем этой идеологии? Во-первых, представляется, что все власть имущие люди из Сибири, однозначно, должны быть ее носителями. Речь идет о политиках и предпринимателях того ранга, который делает их уже людьми, осуществляющими политику. Причем разделение и понимание этой идеологии должно быть максимально глубинным. Однако в сегодняшней ситуации любое объединение сибирских губернаторов, на любой платформе, будет восприниматься как опасность для Москвы. Поэтому важно, чтобы понимание этой идеологии было максимально полным не только в самой Сибири, но и в Москве, дабы создание собственной идеологии не воспринималось как шаг чисто сепаратистский. Отделение Сибири от России сегодня не выгодно ни первой, ни второй, а вот по-настоящему сильная и успешная Сибирь станет залогом светлого будущего и для «большой» России. Для того чтобы идеология Сибири была грамотно разработана и адекватно понята в Москве, а также для разработки стратегии развития Сибири как мегарегиона, необходимо сотрудничество сибирских и московских экспертов, но сотрудничество равноправное, а не по типу «мастер-подмастерье», к которому привыкли москвичи. Подобное взаимодействие должно принести немалую пользу обеим сторонам. Кроме того, нам нужно еще интенсивнее взаимодействовать с зарубежными научными и аналитическими центрами, чтобы вместе с ними обсуждать и формировать, прежде всего, экономическую и гео-

политическую составляющие такого единения. Подобная методика работы поможет Сибири (и России в целом) держать руку на пульсе глобальных процессов изменчивой современности и в итоге занять то место в мире, которого она достойна.

Современная Сибирь — регион, прежде всего, сырьевой и индустриальный. Сегодня нам необходимо разработать более экологичные и экономичные модели добычи сырья и промышленного производства — от этого во многом зависит конкурентоспособность Сибири как мегарегиона в будущем. Не будем забывать, что Сибирь — еще и аграрный регион, и, в свете грядущего, согласно прогнозам экспертов, дефицита натуральных продуктов питания, именно это направление стоит выбрать одним из основных в разработке стратегии будущего Сибири. Разумеется, не отказываясь от разработки остальных секторов экономики, которые, впрочем, требуют существенной доработки и модернизации. Сегодня в Сибири все еще есть плодородные земли, дефицит которых во всем мире уже не вызывает сомнений у экспертов, т.е. у нас есть уникальная возможность производить и экспортировать продукты питания — возобновляемые ресурсы, в отличие от той же нефти, угля и газа, судьбу которых можно предсказать только на ближайшие десятилетия. А то, что при правильном использовании земельных ресурсов здесь можно выращивать пшеницу как один из наиболее востребованных продуктов и сто, и двести и триста лет — это вещь, по нашему мнению, достаточно очевидная и понятная. И в этом смысле агросибирь, сельхозсибирь может стать одним из реальных приоритетов развития сибирских территорий.

В заключение необходимо сказать, что, опираясь на былое величие и объективно существующие в мире образцы, при разработке идеологии и стратегии развития Сибири как мегаре-гиона ни в коем случае нельзя останавливаться на том, что уже достигнуто мировым сообществом, всегда необходимо искать новые пути, нельзя бояться выхода за рамки парадигмы, даже если эта парадигма успешна во всех отношениях. Если полагать, что все возможные ходы и направления уже придуманы, а то, что придумано, уже успешно реализуется в других, «продвинутых» странах, то тогда «опоздала» не только Сибирь, опо-

здали все, кто не успел к тому, что уже делается. Но пример Юго-Восточной Азии опровергает этот постулат. Нужно помнить, что особые условия всегда порождают нетрадиционные подходы и нестандартные решения. Нищая с точки зрения ресурсов и «безземельная» Швейцария сумела стать богатейшей банковской империей. Застрявшая в свое время в средневековье Япония превратилась в одну из самых высокоразвитых стран менее чем за полвека. Индия, страна слонов и каст, нищеты и самосозерцания, сделала рывок в XXI веке, создав весьма конкурентоспособный центр высоких технологий.

Нужно дерзать и искать новые пути в будущее, ломая традиционные стереотипы представлений о Сибири как о земле вечной мерзлоты, нефти и медведей. Новый, позитивный имидж Сибири как мегарегиона может и должен быть создан благодаря деятельности высокопрофессиональных, непарадиг-мальных людей, которые есть в Сибири и готовы работать на ее благо. Все в наших руках.

Д-р биол. наук В. Н. МОРГУН

Директор Центра Стандартизации и Метрологии Росстандарта

НОВЫЙ ИМИДЖ СИБИРИ КАК НЕОБХОДИМОЕ ЗВЕНО СТРАТЕГИИ РАЗВИТИЯ

Страна, где мчит теченье Енисей, Где на горах червонного Алтая Белеют орхидеи, расцветая, И вольный дух вбираешь грудью всей.

К. Д. Бальмонт

Первые образы, возникающие у человека при упоминании Сибири, довольно стереотипны— бескрайние просторы, густая тайга, могучие реки. Даже уроженцам Сибири весьма сложно уйти от этих стереотипов, тем более — иностранцам, воспринимающим Сибирь исключительно как что-то бесконечно далекое и снежно-ледяное. Например, насколько нам известно, в Австралии, где плохо с отоплением, «пойти в Сибирь» означает «пойти в холодную, неотапливаемую спальню».

Несмотря на подобные устоявшиеся и весьма негативные представления, Сибирь — мегарегион с огромным потенциалом современного развития. Территория Сибири больше, чем Европейская часть России, и если попробовать грамотно рассчитать индекс влиятельности Сибири как мегарегиона, он, скорее всего, окажется выше, чем у территории «до Урала», потому что в настоящее время в составе российских элит, живущих в столице, можно найти выходцев из Сибири, не полностью утерявших сибирских менталитет, помнящих о своих корнях и знающих склонности и интересы сибиряков. И даже если у них не получается отстаивать интересы своих земляков, они пытаются

каким-то образом передать этот «мессидж» там, в столицах и европейской части России, а то и за рубежом.

Что же такое это пресловутое «сибирское мышление»? Его достаточно хорошо, универсально описывает простой эпитет — «широкое». Оно действительно широкое в целом ряде смыслов: и в понимании жизни, и в понимании человеческих отношений. Это менее коммерциализированное мышление, восприятие себя как самостоятельных индивидов, которые в меньшей мере зависят от окружения, сами творят свою жизнь.

Место Сибири не вполне определено в современном мире, где заметную роль играет конкуренция не только между странами, но и между мегарегионами (например, такими, как Юго-Восточная Азия). В этой ситуации Сибирь, к сожалению, пока не может рассматриваться как конкурентоспособный игрок по одной простой причине: когда речь заходит о Юго-Восточной Азии, всегда всплывает понятие «столичная агломерация», поскольку в данном мегарегионе существуют столичные элиты. Сибирь же до сих пор лишена самосознания столичности, некоей избранности, и поэтому не может выступать самостоятельным игроком. Тем не менее, при увеличении федеральной значимости для России Сибирь смогла бы сыграть на этом конкурентном поле совершенно по-другому. То же самое можно сказать и в отношении конкуренции между крупными сибирскими городами, например, между Томском, Красноярском и Новосибирском, — это в некотором роде конкуренция вассалов перед сюзереном за деньги. И поэтому она не строится на принципе комплементарности, на принципе специализации. Если бы Сибирский регион оказался «более центральным», то в результате специализации пропала бы и конкуренция. Хотя и сейчас нельзя отрицать, что Томск — студенческая столица, Новосибирск — средоточие науки, хотя по всем признакам этот город наиболее «столичный», наиболее комплексный, а в Иркутске хорошо представлен гидробиологический вектор и т.д. Эти специализированные тренды развития регионов, при создании центра столичности, способны создать могучий, конкурентный на мировой арене мегарегион. Однако нынешней ситуацией навязывается конкуренция за источник финансирования — если

называть вещи своими именами. Это не конкуренция за содержательные вещи — это конкуренция именно за финансовый источник, ради которого содержательные вещи отодвигаются на второй план. Решить данную проблему поможет только грамотно составленная концепция мегарегиона, с которой Сибирь сможет выйти на уровень международных финансовых институтов и влиятельное мировое аналитическое сообщество.

Исходя из опыта общения с зарубежными специалистами, можно сказать, что они тоже весьма заинтересованы в межрегиональном сотрудничестве, проявляют интерес именно к Сибири. Уже в начале перестройки и позже, в «лихие» девяностых, иностранцы, с трудом представлявшие, что здесь происходит, декларировали подобные желания. Сегодня также можно найти много точек соприкосновения. Но встает вопрос: есть ли у Сибири институциональные и аналитические возможности? На деле Сибирь практически лишена этих возможностей по нескольким причинам. Сибиряки сами не проявляют никакой концептуальной инициативы — даже стратегии развития Сибири как территории, но не мегарегиона, пишутся в Москве, а сибирские доктора наук и аналитики сидят буквально «сложа руки», иными словами, Сибирь, к сожалению, либо пытается тиражировать и воспроизводить то, что уже было, либо ждет, пока инициатива придет «сверху». Это движение «сверху» вполне объяснимо — оно напоминает ситуацию, в которой директору приходится говорить своим подразделениям, что если они не будут проявлять инициативу, тогда он сам ее проявит и, может быть, в не самой адекватной форме. Здесь имеет место то же самое: Сибирь не проявляет инициативу, не находит реализации своего огромного потенциала, не генерирует видение себя как мегарегиона. Для этого у Сибири нет «лица». Уже не работает «Сибирское соглашение», бывшее в начале перестройки формой представительской консолидации регионов, администрация федерального округа встроена в вертикаль Президента и выполняет только исполнительные функции. В силу вышесказанного «цементируется» восприятие Сибири как сырьевого придатка не только в европейской России, но и в мире.

Из этого стагнирующего отношения родилась надуманная дилемма, где жить лучше — в Сибири или где-нибудь в дру-

гом, более «комфортном» и «цивилизованном» месте, грубо говоря, в месте с более высоким рейтингом. Однако вопрос о том, является ли вполне достойным то место, где ты живешь, весьма непрост. Во-первых, многое зависит от генотипа, поскольку космополитизм, например, генотипичен. Во-вторых, имеет место влияние онтогенеза. В индивидуальном развитии у людей есть период бродяжничества — это ранняя юность, до начала пубертата, и здесь иногда происходит фиксация: многие взрослые «застревают» в этом периоде — они все время хотят куда-то поехать — искать это заветное «там», где, конечно же, «лучше», чем здесь. Далее встает вопрос, насколько и как человек соотносится с окружающей средой. Чем меньше в человеке самосознания, понимания собственной цели и воли, тем больше он готов подчиняться среде. Иногда приходится слышать подобные суждения: «Вот умные люди, они поехали жить туда-то». Наивно думать, что «там», за границей — «другая жизнь». Ведь и за границей «очень умные» так просто не появляются, и там требуется работа над собой, зачастую и там хватает собственных «лузеров», которые думают, что где-то будет лучше, где-то их оценят. На самом деле все зависит от цели и усилий, которые человек готов приложить для достижения этой цели, а не от «хлеба с маслом», который, в принципе, можно получить в любом месте.

Жить в Сибири значит отвечать на некий вызов, преодолевать некие трудности. Если говорить о биологических аспектах, то проблему адаптации, вопрос экологической ниши никто не отменял. Если человек достаточно умен, способен понять и — в определенной степени — проанализировать окружающее пространство, он сможет уяснить, в какой степени та или иная культура, этническая и языковая среда соответствует его ожиданиям. От этого очень во многом зависит возможность реализоваться как профессионалу и личности. Это лишь видимость, что среда не имеет кардинального значения, в действительности же, человек намного хуже реализует свой потенциал в чужой для него среде, поскольку более адаптивен для другой среды. Существуют определенные психологические феномены, которые дистанцируют людей от реального понимания возможно-

стей своей реализации или же привязывают их к одному месту. Поэтому многие — актеры, спортсмены, ученые — остаются на своей Родине или, наоборот, уезжают куда-то. В последнем случае далеко не всегда мотивом являются финансовые причины.

Деньги — лишь один из драйверов собственного личностного выбора. Иногда объективные факторы играют определенную роль: например, невозможность устроиться на работу по специальности. Допустим, человек защитил кандидатскую диссертацию по биологии, и для него, кандидата биологических наук, нет работы в родном городе. Он, естественно, понимает, что нужно ехать в другой, более крупный город или вообще в другой регион. Для музыкантов также огромной проблемой является невозможность реализовать себя: если творческий человек живет не в Москве или в Санкт-Петербурге — ему трудно, а значит, нужно ехать в столицу. Решить эту проблему нетрудно: необходимо реализовать те нормальные принципы федерального устройства, которые являются движителем развития всех крупных государств.

Сибирь — уникальный во многих смыслах мегарегион. Однако и ему можно найти (и находят, в том числе на Западе) некоторые аналоги: Канада, Нью-Хэмпшир — но самым ярким аналогом (разумеется, за исключением климата) можно назвать Калифорнию. Здесь имеет место совпадение по главному признаку — идее вызова и открытия. Вызов — золотоискатели, Дикий Запад, первопроходцы, предприимчивость, свобода — именно в этом Калифорния и Сибирь близки. Есть отличие в способе освоения: американцы уничтожили подавляющее большинство индейцев как на континенте вообще, так и конкретно на Диком Западе (в общей сложности около 15 миллионов), Сибирь же была ассимилирована естественным путем, причем на достаточно мягких условиях: люди совершенно спокойно платили ясак и так же спокойно сосуществовали с русскими. В то же время наличествует некий парадокс — европейская часть населения России до сих пор относится к Сибири как к колонии, ею «пользуются» как неким сырьевым придатком, не осознавая, что здесь живет более тридцати миллионов весьма образованных и предприимчивых людей.

Если говорить о реальной экономической ситуации, Сибирь сегодня — все еще индустриальный регион. Элементы этой инфраструктуры сохраняются — например, мощные остатки машиностроения, которые, однако, сейчас в виде основных фондов легко рекапитализируются. В то же время, Сибирь как индустриальный регион стремительно деградирует в сторону сырьевого. Поэтому, конечно же, нельзя говорить о какой-то постиндустриальности в Сибири. Постиндустриальное общество — это то общество, в котором возникло понимание того, что индустриальный период — пройденный этап. Постин-дустриальность возникает сначала в головах. И в этом смысле Сибири еще далеко до постиндустриальности.

Вместе с тем, весьма остро стоит вопрос грамотного развития сибирской экономики и научно-технической базы, разумного использования богатейшего потенциала Сибири. Например, не так давно распоряжением Правительства Российской Федерации1 была одобрена «Концепция создания в Томской области Центра образования, исследования и разработок». В этой концепции упоминается «уникальный комплекс факторов и конкурентных преимуществ, присущих Томской области» (к сожалению, в документе не уточняется, в чем заключается «уникальность» этого «комплекса»). При этом а-ргюй утверждается, что Томск является ведущей и образцовой инновационной зоной, а томские университеты являются лидерами российского высшего образования. Синдром, который развился в Томской области, давно известен на Западе: как только западная система организации науки перешла на гранты, возник такой интересный институт — «пожиратели» грантов. Томск представляет собой типичный пример этого явления.

Данный феномен можно назвать пароксизмом неовасса-лизма: часто в погоне за инвестициями, люди просто не понимают смысл того, что сами же и пишут. Есть понятие «научно-технический цикл», он обязательно заканчивается внедрением разработки в производство. Можно провести аналогию с

1 Распоряжение Правительства Российской Федерации от 6 октября 2011 г. №1756-р "О концепции создания в Томской области Центра образования, исследований и разработок".

популярным в настоящее время термином «инновационная система» — центром этой системы является заказчик. В той ситуации, когда Томская и Новосибирская области испытывают явный дефицит заказчиков, мощное развитие научно-исследовательской сферы приведет только к перепроизводству нововведений, к увеличению предложения, крайне вредоносному в перспективе развития национальной экономики.

Наука полезна только там, где формируется заказ на исследования. Поэтому сегодня в первую очередь необходимо развивать технические науки. Во вторую — экономические, но только как вспомогательные, в качестве своеобразного «субподрядчика» в обосновании целесообразности и путей развития технических наук и производств. Развитие естественных наук—биологии,биотехнологии,молекулярнойбиологии—также представляет огромную пользу. В постиндустриальном обществе возникает спрос в этих отраслях. В современной России и Сибири такого спроса нет, поэтому естественные науки будут влачить существование на уровне фундаментальных дисциплин и в этом смысле загнивать — что, собственно, сейчас и происходит. Если взять науки биолого-химического цикла, то область их приложения — медицина, которая, в свою очередь, тесно связана с техническим оснащением, поскольку реализовать медицинские методики можно только через техническое обеспечение, что, естественно, относится к инженерной сфере. Поэтому технические науки, с нашей точки зрения, необходимо развивать прежде всего. Вместе с тем необходимо развивать институт аналитических центров, который в России отсутствует. Если не сделать стратегический анализ или альтернативный прогноз на ближайшие несколько лет — все достижения технических наук могут пропасть втуне. Только так можно создать новую социо-экономическую модель, которая будет работать на практике.

Наличие достоверных экономических моделей вызовет системный интерес к векторам развития и потребует активности в образовательной сфере. Отсутствие таких моделей не способствует развитию университетского образования, которое не только на бумаге, но в действительности сможет стать конкурентно способным на международном рынке образовательных

услуг. Для исследований и разработок есть все условия: создана инфраструктура добычи, геологоразведка, гидроэнергетика, а инфраструктура — это уже полигон для исследований. Сибирь просто в силу географических масштабов может заниматься развитием тех технологий, которые в других регионах, в силу меньших географических размеров, невозможно реализовать. Это ее конкурентное преимущество. В Сибири сложилась практика эксплуатации опасных производственных объектов, системы их мониторинга, школа исследования бореальных лесов, гидрорежим территорий — значит, здесь, без всего прочего, есть все преимущества для развития соответствующих научных школ, которые при наличии успешной экономической модели сразу стали бы привлекательными и авангардными в науке. Можно привести очень простой пример: наличие черноземной зоны в России настолько способствовала развитию почвоведения, что название почв — даже в англоязычном мире — произносится по-русски: краснозем, чернозем и т.д. Сибирь тем более имеет все возможности выйти не только в международный вокабуляр, но и в реальную взаимовыгодную практику.

При создании моделей экономического и научного развития необходимо помнить, что время узкой специализации закончилось. Сегодня одной из основных тенденций развития науки, экономики и производства является тенденция к повсеместному внедрению междисциплинарного или даже мульти-дисциплинарного подхода. Уже давно самые лучшие докторские диссертации защищаются именно на стыке наук. Можно вполне обоснованно говорить, что междисциплинарный подход практически всегда оправдывает себя, а мультидисциплинар-ный — еще лучше. Из специалиста может вырасти правильный генералист, который, опираясь на знания в своей области, начинает разбираться в финансовых рынках, социальной термодинамике и геополитике. На этапе перехода от специалиста к генералисту возникает междисциплинарный подход, затем возникает мультидисциплинарный подход и появляется так называемый «государственный человек». Не вызывает сомнений, что и в этом отношении Сибирь обладает всем необходимым: территориальными ресурсами, научно-технической базой и ис-

следовательским потенциалом, но главное — потенциалом человеческим. Таким образом, все условия для развития так называемой «экономики инновационного типа» есть.

Хотелось бы отметить некорректность этого распространенного термина — «инновационное развитие». Любая экономика, претендующая называться развитой, с одной стороны, не может обойтись без инноваций, но, с другой стороны, развитие не может быть только инновационным, — накопление количественных изменений и качественных переходов всегда чередуется. И только момент качественного изменения может называться инновационным.

Сибирь может стать центром развития новой экономики, хотя бы по той простой причине, что здесь географически возможно инфраструктурное создание очень крупных производств. В контексте неоднократно артикулируемых идей об увеличении территории и населения Москвы, развитие регионов вообще и Сибири в частности — жизненная необходимость: это реализация федерализма, это равноценные многофункциональные города со своим лицом — только так Россия может процветать и развиваться дальше. А сама идея сделать Москву еще больше выглядела бы просто нелепой, если бы не была такой опасной для будущего России.

В развитии Сибири важны не только экономические разработки и стратегии, но и наличие определенного видения. Д. И. Менделеев в свое время писал, что развитие Сибири и Восточного направления связаны, по большей части, с Северным морским путем. А для того, чтобы развивать Северный морской путь, главное — внедрение в общественное сознание идеи освоения Севера и достижения Полюса. Именно идея, а не просто коммерческие интересы, — импульс движения вперед. Ни в коем случае нельзя ставить коммерческий интерес впереди, ведь именно идеология лежит, если использовать терминологию Л.Н. Гумилева, в основе пассионарности. Поэтому не вполне образованные люди, влекомые идеологией и имеющую твердую жизненную позицию сегодня сметают европейский суперэтнос, погрязший в непродуктивной этике. Недоученные всегда могут доучиться потом. Идеология продуцирует пасси-

онарность, и она сама питается пассионарностью, и весь этот бленд превращается в мотивацию к знанию, к повышению интеллекта. Самого интеллекта или одной стратегии недостаточно, нужна идеология как генератор пассионарности и мотивации. Однако сегодня в нашей стране практически нетронутой осталась только гендерная идеология (по типу «мы что, не мужики?!»), а общегосударственную и — тем более — сибирскую идеологии нужно воссоздавать заново.

Вопрос о создании новой, современной идеологии России и Сибири напрямую затрагивает и проблему имиджа Сибири, поскольку именно новый, позитивный имидж может стать продуктом конструируемой идеологии. Современной Сибири — особенно как мегарегиону — необходимо уйти от имиджа «вечнохолодного региона», «ссыльной территории» и — самое главное — «сырьевого придатка» России или мира. Перед нами стоит уже не политтехнологическая задача, но стратегическая проблема. Создание имиджа Сибири как мегарегио-на — не очередное задание для имиджмейкеров, которым нужно раскрутить еще один бренд. Сегодня это вызов для лидеров и аналитиков, которые обладают вйдением.

Этот новый, позитивный имидж должен быть обращен в будущее, учитывать и показывать потенциальным инвесторам и партнерам, насколько Сибирь перспективна как мегарегион, — новый имидж должен быть сопряжен с новой, учитывающей основные веяния и тенденции двадцать первого века, стратегией развития Сибири, которая приведет ее к «продвинутому» — экономическому и культурному — будущему. Возможно ли это? Конечно, возможно. Ведь еще тридцать лет назад никто не думал, что экономика Китая испытает кардинальную трансформацию и он станет достойным соперником США. Но чтобы сделать такой рывок, нужна смелая современная стратегия развития, где Сибирь должна играть важную роль, а ее имидж - освободиться от негативных штампов. Нельзя допускать, чтобы к Сибири относились как к колонии, а к ее жителям — как к людям второго сорта. Необходимо составить новое «послание» внешнему миру — сознательно и грамотно сконструированный имидж сильной и успешной Сибири. И в реше-

нии этой проблемы Сибирь не может полагаться на зарубежных специалистов или на Москву — сибиряки должны разрабатывать его сами.

Мир дан человеку в ощущениях, и если ощущения неполны или не могут восприниматься в силу каких-то ограничений личности — их нужно усиливать, их нужно «доводить», амплифи-цировать. Необходимо разработать и показать всему миру образ Новой Сибири — богатой, современной, обладающей огромным потенциалом — ведь все это в Сибири действительно есть. И в первую очередь она должна поверить в себя, ведь для того, чтобы образ или имидж мегарегиона работал, его должны разделять жители этого мегарегиона. Нельзя забывать о том, что, с точки зрения педагогики, знания идут впереди образов, действий и компетенций. Поэтому сперва нужно дать людям знания о Сибири, в том числе имиджевые знания — нужно взять те позитивные составляющие представления о Сибири, которые уже (или еще) имеются — природные красоты, территориальные и ресурсные богатства, научный потенциал новосибирского Академгородка и т.д. — и сделать на них акцент, «заретушировав» все остальное. Конечно, на одной ретуши старого образа не построить нового имиджа Сибири как мегарегиона. Нужно осовременить его, добавить новые, привлекательные в двадцать первом веке, штрихи: открытость для научного, технического и культурного сотрудничества, включенность в глобальные процессы, готовность к инновациям и развитию. Пусть Сибирь станет не только природно-ресурсной «кладовой», но местом, интересным для современного человека, местом, где можно жить и добиваться своих целей, местом, где формируются, а не копируются новые культурные и научные тренды — вот основа для новой идеологии Сибири как мегарегиона, в котором можно жить и реализовываться, а не плесневеть в провинциальном «болоте» посреди лесов и угольных месторождений. И важно донести это, прежде всего, до самих сибиряков. А они, усвоив эту идеологию, сделав ее своей, уже не позволят воспринимать себя как людей второго сорта, но понесут внешнему миру новое знание о Сибири. А люди из этого «внешнего мира», восприняв это знание, превратят его уже в действия, в новое отношение к Сибири, и это будет правильно.

социологические интервью

ПО ТЕМЕ «ИМИДЖИ СИБИРИ» С ИЗВЕСТНЫМИ ЗАРУБЕЖНЫМИ эКСПЕРТАМИ

Идея проведения социологического интервью на тему «Имиджи Сибири» с иностранными экспертами высшей квалификации органично вытекает из общей идеологии проекта «Сибирь в геополитическом и экономическом пространстве», проводимого Фондом социо-прогностических исследований «Тренды». Сам проект не может быть полноценно реализован, если не имеет фундамента в виде экспертных суждений со стороны не только российских, но и зарубежных аналитиков.

Первый шаг в этом проекте — получение экспертных оценок относительно существующего имиджа Сибири, а также важности и перспективности выработки позитивного и современного имиджа региона.

Для реализации этой цели и были проведены социологические интервью с видными зарубежными экспертами, пользуясь тем или иным случаем — совместным участием в международных конференциях в Люксембурге (интервью с М. Олмондм, К. Кокером и П. Шульце) и на Алтае (с А. Раром), а также беседой с М. Голдманом во время его краткосрочной остановки в г. Новосибирске в путешествии по Транссибирской магистрали.

Во всех интервью делалась попытка получить оценку роли и значения Сибири в современном мире, а также уяснить взгляды крупных специалистов на перспективы развития этого гигантского региона. Безусловно, было интересно узнать, какой образ Сибири присутствует в западном экспертном сообществе, и понять, почему, с их точки зрения, имидж Сибири в западном общественном сознании весьма негативен.

Мнения этих влиятельных западных экспертов, которые постоянно публикуются в авторитетных, имеющих междуна-

родный характер распространения газетах и журналах представляются исключительно важными, так как мнение экспертного сообщества способно оказать влияние не только на общественное мнение, но и на принятие решений со стороны политических кругов, ведь в современном быстро меняющемся мире именно эксперты призваны обеспечить прочность фундамента для принятия значимых решений, и к ним обращаются в высокоразвитых странах не только для выработки стратегического курса, но и для быстрого маневрирования в условиях неожиданно возникающих вызовов и проблем.

Все эти специалисты не являются конкретными специалистами по Сибири, но являются экспертами по глобальным трендам, по оценке стратегии развития глобальных мировых игроков, то есть обладают знаниями и квалификацией, чтобы уловить и оценить не только тенденции развития той или иной страны или мегарегиона, но и общую игру переменных в геополитике.

Весьма примечательной и даже удивительной для интервьюера была их общая позитивная оценка перспектив развития Сибири, ее стратегической роли. При этом все эксперты и в интервью, и в частных беседах отмечали важность выбора корректного вектора в стратегическом развитии Сибири, где предпочтительными являлись бы инновативность и современность, а также необходимость взвешенности политических решений, основанных на проработанных экспертных оценках и рекомендациях.

В. И. Супрун, д-р филос. наук, директор Фонда «Тренды»

СИБИРЬ: ПЕРИОД ТРАНСфОРМАцИИ

I

Социологическое интервью по теме «Имиджи Сибири» с известным американским экспертом

по России Маршаллом ГОлДМАНОМ, ведущим научным сотрудником Дэвис Центра по русским исследованиям при Гарвардском Университете, профессором российской экономики, Уэлсли Колледж, США1.

В.С.: Профессор Голдман, что Вы думаете о значении и важности Сибири в начале XXI века? Велика ли ее роль сейчас и в перспективе?

М.Г.: Я думаю, что значение и важность Сибири очень сильно возрастает.

— Вы имеете в виду ее значение не только с точки зрения запасов нефти и газа, но также и как транспортной магистрали, посредством которой идет поставка энергоресурсов? Но тогда и как «кладовая» ресурсов, и как транспортная артерия Сибирь превращается в некоего геополитического игрока, не правда ли?

— Да, конечно, Вы правы. Это касается и Восточной, и Западной Сибири. Этот регион становится критически важным.

— Следовательно, можно сказать, что должна возрастать и инвестиционная привлекательность Сибири?

— Да, на Западе существует мнение о важности инвестиционного фактора. Некоторые люди говорят, что русские не смогут поддерживать темпы роста освоения своих природных ресурсов на достаточно высоком уровне, так как они в недостаточной сте-

1 Интервью подготовил и провел д.ф.н. Супрун В. И., директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды». Место и время проведения: г. Новосибирск, 20.08.2006 г. Перевод с англ. В. И. Супруна.

пени инвестируют в развитие новых нефтяных и газовых месторождений. Мой ответ будет таким: ладно, возможно это так и есть, но если русские не будут разрабатывать новые месторождения, а мы — инвестировать, то это просто приведет к тому, что на рынке этих энергоносителей будет еще меньше, а цены будут еще выше.

— Да, эта проблематика носит не просто сибирский, но и геополитический характер, подразумевает деятельность таких крупных игроков, как США, Китай и Россия. Но мне бы хотелось задать Вам несколько вопросов собственно о Сибири. Мои вопросы просты и даже наивны, я использую их в стандартном социологическом интервью об имидже Сибири. Что приходит Вам на ум, когда Вы слышите слово «Сибирь»?

— Сибирь у меня ассоциируется с холодом, заключенными, бескрайними степями, может быть, тайгой, природными ресурсами, упорными трудолюбивыми людьми, но не с промышленностью. Это огромный потенциал, который, однако, даже приблизительно не реализован. А также я бы хотел упомянуть заводы военно-промышленного комплекса, которые были здесь когда-то построены вдоль Транссибирской магистрали.

— Менялся ли у Вас имидж Сибири в результате приобретаемого опыта, путешествий, чтения книг?

— Да, менялся, это мое третье путешествие в Сибирь. Первые два раза я побывал на фабриках, заводах, я видел, что существует некоторый потенциал, но я не отдавал себе отчета о довольно мощном ВПК, который здесь существовал во времена «холодной войны», в период конфронтации с Америкой. И относительно полное понимание потенциала Сибири стало приходить ко мне в результате чтения книг, посвященных Сибири, а также путешествий на поезде через всю Сибирь.

— Так какую же территорию мы можем назвать Сибирью?

— Я разделяю точку зрения, что этот континент простирается от Урала до Тихого океана. Но в то же время люди, живущие на Дальнем Востоке, не говорят о себе, как о сибиряках.

— Произошли ли какие-либо изменения, по Вашему мнению, в Новосибирске по сравнению с Вашими предыдущими визитами сюда?

— Да, и заметные. Я вижу импульс в новом развитии. Я вижу, что много строится. К этому я привык, бывая в Москве, и я думал, что это происходит только в Москве. Однако то же самое можно сказать и о Новосибирске. Я не видел этого ни во Владивостоке, ни в Хабаровске, ни в Иркутске во время теперешнего путешествия. На меня произвело впечатление строительство, которое я вижу. Сдвиг по сравнению с 1997 годом, когда я здесь был последний раз, очевиден. Тогда здесь была какая-то «двойственная» экономика? Как в Москве 10-15 лет назад. У вас был очень небольшой современного международного класса глобализированный сектор, но находящийся в процессе развития. А сейчас, по сравнению с тем временем, я вижу, что этот сектор вырос по своим масштабам. Он еще не так велик, как традиционный сектор, сектор «вчерашнего дня», и это напоминает страну еще не ставшую постиндустриальным обществом. Но процесс, как говорится, пошел.

Вы знаете, совсем недавно я думал, что Советскому Союзу будет очень трудно модернизироваться, потому что нужно было заменить все имевшееся. Сейчас же, когда вы приезжаете в Москву, то трудно увидеть нечто, принадлежащее прошлому, старому, — хотя это «старье» все еще можно наблюдать здесь, в провинции, — то, что, как я в свое время думал, сохранится навсегда.

— Интересно, как бы Вы определили экономический статус Сибири? Это аграрный регион, сырьевой, промышленный?

— Я думаю, что прежде всего сырьевой.

— Имеет ли шансы Сибирь, в частности Новосибирск с его Академгородком стать регионом высоких технологий? Или же высокоразвитой промышленности?

— Очень сомнительно. Машиностроительное производство, производство неких технологий — просто забудьте об этом. Этого просто не произойдет. Сохранится промышленность для удовлетворения непосредственных потребительских запросов. Все автомобильные компании сейчас устремляются в Санкт-Петербург, который может стать «новым Детройтом». Там очень умный губернатор, и она пытается воплотить свою идею — построить «новый Детройт» — в жизнь. Создание глобальных автомобильных парков может стать хорошим вложением денег, приходящих от продажи

нефти и газа. Но если Россия присоединится к Всемирной торговой организации, возникнут определенные трудности, потому что тарифы на ввоз должны будут уменьшиться, и протекционистские меры в виде тарифов, которые требуются для автомобильных компаний, чтобы производить машины здесь, исчезнут. Поэтому вас просто засосет болото импорта, как это происходит и сейчас, если вы посмотрите вокруг, вы не увидите новых автомашин, и все они японские.

Мы, в Соединенных Штатах, переживаем ужасное время в области промышленного производства, потому что должны сейчас конкурировать и с китайцами, и с индусами. Если уж у нас возникли такие проблемы, я не понимаю, как русские смогут избежать всех этих передряг. Ведь мы весьма продолжительное время были конкурентоспособны. Вот телефон, который Вы видите, сначала появился в США, был там изобретен, разработана модель, а теперь он производится в Китае и продается у нас. Сейчас ситуация становится все сложнее, и с укреплением рубля, из-за экспорта сырья, простому российскому потребителю становится выгоднее покупать импортные товары, чем произведенные в России, просто потому, что они дешевле.

— Вы имеете в виду китайские товары?

— Китайские в особенности. Китайцы покупают ваше сырье, но производят товары у себя. Они говорят: у нас это дешевле сделать, чем в России, потому что рубль слишком сильно укрепился, стал слишком дорогим.

— Что же Вы предлагаете нам делать?

— У вас есть ресурсы, сырье. Например, древесина. Но вместо того, чтобы вывозить эту древесину в виде бревен, вы должны научиться делать мебель и продавать уже ее.

— А все-таки как насчет высоких технологий? Как насчет Академгородка?

— Ну, может быть, программное обеспечение, то, что не требует промышленного производства, где не задействовано «железо», вы, наверное, могли бы поработать в этом направлении. Но здесь тоже все непросто, потому что вы уже запоздали, так как уже действует феномен аутсорсинга. Промышленно развитые страны, в частности США, заказывают программное обеспечение в Индии и Китае,

потому что затраты на рабочую силу там весьма низкие, а у вас они имеют тенденцию к росту. И через это мы уже прошли, а вам предстоит пройти. И это говорит о том, что и в сфере высоких технологий вам трудно быть конкурентоспособными.

— Да, это действительно настоящий вызов. Наверное, мы должны двигаться быстрее, искать новые пути.

— Вот, что я заметил, путешествуя по транссибирской магистрали. Из окна вы видите поезд за поездом, которые везут уголь, бревна, нефть или может быть наоборот, нефть, бревна, уголь. Что вам на самом деле нужно делать, так это обрабатывать сырье здесь, на месте. Вы могли бы перерабатывать нефть в бензин, керосин здесь и поставлять эти продукты за рубеж по цене, намного более высокой, чем при продаже сырой нефти. Это касается и выше упомянутых бревен. Нужны некие продукты из древесины. Сейчас же вы вывозите эти бревна китайцам, китайцы делают мебель, а затем они продают эту мебель в США. Интересно, что одним из главных предметов импорта в США является мебель — она не такая дорогая, как американская, и вполне конкурентна по качеству с американской продукцией.

— А Вы знаете, что согласно цифрам, Китай большую часть древесины вывозит из Бразилии, а не из Сибири?

— Неужели?

— И еще более интересный факт — цветные металлы Китай главным образом завозит из Чили, а также из Бразилии...

— ... и из Австралии.

— Да, из Австралии, но не из Сибири. Значит, есть и в этом смысле большой потенциал.

— Да, потенциал для экспорта. Но все равно, вы должны задуматься над тем, чтобы обрабатывать первичное сырье здесь, и только потом его продавать.

— Хотелось бы несколько сменить тему и спросить о Ваших впечатлениях и представлениях относительно и Сибири, и России, так как у нас разговор не сугубо экономический. Где бы Вы предпочли жить в России, если бы у Вас был выбор: Москва, Санкт-Петербург, сибирский город, южный город, такой как Краснодар или Одесса?

— Ну, Одесса — это не российский город.

— Ну, традиционно Одесса всегда считалась космополитическим городом, хотя и по преимуществу российским. Жители называют себя русскими, они в большинстве своем думают, что они русские. Я имею в виду жителей Одессы.

— Ну, может и так. Что касается выбора, то я бы выбрал Санкт-Петербург. Там, конечно, ужасный климат. И с точки зрения погоды возможно дело лучше обстоит в Новосибирске, а там все сыро и серо. Но я люблю Санкт-Петербург. Очень интересно наблюдать, как Санкт-Петербург опять становится «окном в Европу», окном на Запад. Губернатор Матвиенко просто потрясающая женщина, совсем другое дело, чем Яковлев, и она умеет использовать ситуацию. При ней туризм стал стремительно развиваться. Конечно, туристы приезжают и в Москву, но сами понимаете, что намного легче из Европы добраться до Санкт-Петербурга. И на этом строится стратегия по созданию зарубежного автомобильного производства в Санкт-Петербурге. И я уверен, что появится новый русский Детройт. Кроме того, она привлекает финансовые институты. Банкиры переезжают туда из Москвы. Конечно, в какой-то степени это фактор Путина, а также то, что часть правительственных учреждений переводятся из Москвы в Петербург. Со временем Петербург может стать банковской и сервисной столицей. И европейцы воспринимают его как более «сопоставимый» с Европой и близкий для них по культуре город. И он такой красивый.

— Итак, Вы думаете, что красота города — это часть его имиджа, что красота важна?

— Совершенно верно. И, кроме того, сама близость, доступность для Запада играет большую роль. По этому поводу мне на ум пришел один из русских анекдотов, которые я вообще очень люблю. Решили построить суперхайвей между Москвой и Санкт-Петербургом, да такой, которого никогда еще не было в мире, из восьми полос, но при этом одна полоса должна была идти в Москву, а семь — в Петербург.

— Да, весьма забавный анекдот. Однако, продолжим наше воображаемое путешествие по миру. Все-таки, если бы Вам предложили выбрать город для места жительства, какой бы Вы выбрали?

— Я обожаю Бостон.

— То есть Вы предпочитаете остаться там, где Вы сейчас живете?

— Да, я остался бы там, где я живу. Я родился не в Бостоне, а приехал туда со Среднего Запада, но я люблю Бостон, потому что там университеты, там процветает и торговля, и промышленность. Это настоящий культурный центр. Вы можете делать то, что не можете в Нью-Йорке, который слишком велик. И с Бостоном у меня многое связано — Гарвард, Уэлсли Колледж, банк, где я — член Совета директоров, инвестиционная компания, где я тоже в Совете, и т.д.

— Одним словом, это Ваш город.

— Да, и из Бостона я могу добраться до любой точки США и мира — это транспортный узел с великолепным аэропортом. Рядом горы и океан, вокруг озера.

— Вы говорите, как настоящий поэт. Хотел бы я также говорить о своем городе. Может быть, Вашей следующей книгой будет сборник стихов под названием «Мое сердце в Бостоне», перефразируя известное произведение Р. Бернса «Мое сердце в горах».

— Да, дай-то Бог. Я не знаю, как долго Вы были в Бостоне, но.

— Я был там совсем недолго, возможно когда-нибудь я взгляну на Бостон Вашими глазами и открою там для себя все, о чем Вы мне рассказали.

— Да, Вы обязательно должны побыть там подольше, побывать на каком-то знаменательном культурном событии. Хотя не все сейчас в Бостоне так идиллично. Например, университеты сталкиваются сейчас с множеством проблем, по крайне мере Гарвард. Там сейчас происходит процесс реорганизации, который они начали с того, что выгнали президента университета, деканов и многих уважаемых людей. Но я уверен, что Гарвард выправится, разберется со всеми своими неурядицами.

— Да, я тоже на это надеюсь. Но сейчас, хотелось бы вернуться из Бостона в Сибирь. Читали ли Вы какие-нибудь книги о Сибири, в том числе художественную литературу?

— Я не так давно прочел книгу Клиффорда Гэдди и Фионы Хилл «Сибирское проклятье», но это не художественное произведение, а аналитический труд, хотя и весьма спорный.

— Скажите, как Вы думаете, была ли Сибирь завоевана, освоена или просто заселена (из того, что Вы читали о Сибири или слышали)? Какой бы из этих терминов Вы выбрали?

— Ну, я бы сказал, что дело обстояло так же, как с американским Западом. Там жили коренные жители — индейцы, а потом туда пришли переселенцы с восточного побережья и стали теснить индейцев. В вашем случае это были казаки, которые пришли сюда, водрузили флаг Российской Империи, организовали поселения, за ними пришли все остальные. Я бы сказал, что Сибирь была и освоена, и завоевана.

— Итак, можно сказать, что это был некий «микс» — смесь из меча и сохи. А как Вы полагаете, как другие иностранцы воспринимают Сибирь?

— Для них это место, куда людей ссылали.

— А что о нас думают москвичи, которых Вы знаете достаточно хорошо?

— Я полагаю, что они скажут то же самое.

— Но они могли бы вспомнить и о том, что сделала Сибирь для всей остальной России.

— Вы, наверное, имеет в виду полезные ископаемые. Я же в этот момент подумал о другом. Что бы русские тогда могли сделать, и что бы Сибирь могла значить. Почему эта огромная территория не стала местом, куда бежали бы все эти крепостные, бежали от рабства? Как это стало возможным — создать крепостное право в европейской части России, когда на востоке лежали огромные неосвоенные и свободные земли. Почему люди просто не собрали свои пожитки, не снялись с места и не двинулись на восток?

— Ну, их бы просто поймали, заковали в кандалы, они стали бы беглыми. Хотя в Сибири действительно не было крепостного права, но были остроги.

— Всех бы не поймали, и в этом было предназначение Сибири—земли свободных людей, но эта ее роль не была реализована в истории. В США люди двинулись на Запад, в неизведанные земли, и они туда шли и шли. Почему люди в России не пошли на восток в массовом количестве? Чтобы освоить эти земли, а не ждать, когда их туда сошлют. Поэтому Сибирь и была неким бременем, некоей ношей, даже обузой, пока туда не были построены железные дороги.

— Почему Вы считаете, что Сибирь была бременем, обузой?

— Я называю это бременем, потому что Сибирь нужно было контролировать, ею нужно было управлять.

— Но при этом правительство получало неслабые дивиденды в виде мехов, золота и т.д.

— Ведь можно было бы получать меха и где-нибудь поближе, с севера европейской части России.

— Но качество и разнообразие мехов там было хуже, да и золота не доставало. Кроме того, сибиряки по уровню и качеству жизни опережали жителей европейской части, и они были самодостаточны. Стоит ли, в таком случае, говорить о некоем бремени, если только не иметь в виду какие-то геополитические факторы, протяженность и труднодоступность, но эти вопросы можно было отложить на время, ведь никто не претендовал на эти территории, а США в этот момент еще пыталась «переварить» по случаю купленную Аляску. А Япония больше размышляла о теплом Китае и стране «утренней свежести» — Корее.

— Да, возможно, Вы правы. Однако все равно стоило больших денег защищать все эти «пустые», редконаселенные территории. Эта проблема стоит перед Сибирью и перед всей Россией и сейчас, недонаселенные территории, опасность демографического коллапса, угроза геополитического характера с Юга. Как сейчас обстоит с населением Новосибирска? Оно, наверное, сокращается?

— Нет, оно вполне стабильно, так как город все-таки сохраняет статус неофициальной столицы Сибири, здесь лучше условия жизни, больше культуры, больше «продвинутости» в целом, лучше образование, и вообще больше шансов сделать значимую карьеру.

— А что происходит с регионом в целом?

— Население сокращается, и значительно. Условия жизни здесь непросты, а доходы не так уж и велики, хотя в ресурсодобывающих отраслях они находятся на достаточно высоком уровне по российским меркам. Депопуляция, потеря наиболее образованной и квалифицированной рабочей силы, которая не только мигрирует в другие регионы России, преимущественно в столицу, но и эмигрируют в другие страны, — это большая,

ставящая под угрозу стратегические перспективы, проблема, вызывающая головную боль у перспективно мыслящих людей.

— Я думаю, что с наибольшей остротой это воспринимается на Дальнем Востоке, китайский фактор.

— Может быть нам следует поработать над имиджем Сибири более основательно, привлечь русскоязычное население из других регионов России, из среднеазиатских республик, особенно квалифицированных специалистов, профессионально подготовленных, «на уровне», рабочих и служащих?

— Да, я думаю, что имидж региона важен не только для привлечения «новых жителей» для Сибири, но и становления экономической инфраструктуры нового типа. Прежде всего, имидж важен для формирования такой прибыльной отрасли как туризм. Возьмем, например, Санкт-Петербург. Прошлым летом я с группой голландцев побывал на фестивале «Белые ночи». Это было просто потрясающе: каналы, прогулка на небольшом пароходе по Неве, восхитительный балет, музыка и бал в Екатерининском дворце в Пушкине.

Нужно сотворить нечто подобное и с феноменом сибирской зимы, обыграть это, используя фактор необычности опыта. Поработать в этом направлении, пофантазировать. Некоторые из моих знакомых из Гарварда участвовали в поездке на север Финляндии, в Лапландию, в марте месяце. А у вас здесь есть все: балет, русская баня, снег и тройки и т.д. Пробуйте, думайте, привлекайте. Туризм

— это современная сервисная отрасль глобальной экономики.

— Хорошо, я думаю, Вы правы, мы недостаточно используем туристический потенциал, мыслим стереотипно, поступаем шаблонно, хотя туризм — это исключительно прибыльный бизнес, как показывает опыт других стран. И необязательно иметь вокруг развалины Колизея или массажные салоны Таиланда, чтобы привлечь пресыщенных стандартной экзотикой богатых туристов, особенно американцев на пенсии, которые относятся к разряду любознательных, не растративших свой энергетический потенциал людей, готовых к новому и необычному. Однако, что Вы все-таки думаете о более традиционном и привычном, а именно о промышленном производстве?

— Я думаю, что с традиционной промышленностью, в частности с машиностроением, у Вас будут проблемы. Рабочая сила у вас и дороже, чем в Китае, и не превосходит китайскую в квалификации, а в усердии и прилежности, обязательности и точности уступает.

Возможно, что-нибудь может получиться с Академгородком, хотя я и не вижу, как это вам удастся сделать, ведь время упущено. Туризм и сервисная сфера — это возможные перспективы.

Я вспоминаю одну из своих поездок в Сибирь. Дело было в 1997 году в Иркутске. Все вокруг было просто ужасно, все закрывалось. Я приехал домой и написал статью, где говорил, что представление, что Россия процветает, ложное, хотя рынок ценных бумаг (ГКО) демонстрировал высшие индексы. Я был одним из совсем небольшого числа людей, которые предсказали крах 1998 года. Теперь я знаю, что когда фабрики превращаются в большие торговые и сервисные центры, это означает деиндустриализацию. Хорошо это или плохо?

— Ответ совсем неочевиден и достаточно непрост. Все зависит от уровня и современности услуг, их конкурентоспособности и степени деиндустриаизации тех областей, которые просто переструктурировать нельзя, а конвертировать невозможно. Достаточно вспомнить кампанию по конверсии начала 1990-х годов, которая привела к деструкции целого ряда отраслей производства, закрытию и разрушению целых промышленных комплексов.

Кстати, что бы Вы сделали, если бы стали генерал-губернатором всей Сибири? Ваши первые три шага?

— Я бы сначала нашел финансовое обеспечение для туристического бизнеса, для организации зимних фестивалей и праздников. При этом я бы выделил наиболее космополитический город в качестве модели и испытательного полигона, например, Новосибирск. Но в таком городе должны быть хорошие отели и доступность для поездок в сельскую местность, «в поля-леса», на рыбалку и охоту, особенно зимой. Есть принцип в бизнесе: преврати свою слабость в силу, сделай свой дряблый живот стальным.

— Хорошо, это первый шаг — «поход на рыбалку в валенках». Что еще?

— Думаю, что я бы попытался организовать обработку, переработку, очистку и т.д. сырья здесь, на месте, в Сибири. Это касается нефти — нефтеперегонные заводы, древесина — распил и обработка досок, производство мебели. Почему китайцы должны делать это вместо нас? Задал бы я себе такой вопрос. Самим нужно работать с сырьем.

— Каков был бы Ваш третий шаг?

— Нужно создать в Новосибирске «хаб» — транспортный и сервисный узел. Новосибирск должен стать транспортным и сервисным узлом, центром транспортировки товаров и услуг в Азию. Опять же, здесь проходит Транссиб, здесь можно создать обширные складские помещения для дальнейшей дистрибуции товаров по разным направлениям, прежде всего в Азию! Вы знаете, что есть предложения создать некий «сухопутный мост» от Тихого океана прямо в Европу, минуя Москву, что удешевит транспортировку? Естественно, что такого рода проект может быть чрезвычайно выгоден для Сибири в целом и для Новосибирска в частности, ведь здесь может концентрироваться часть грузопотока, чтобы потом идти в Среднюю Азию, на Алтай и на Север. Попробуйте эту идею — использовать Транссиб как сухопутный мост между континентами, вступайте в конкурентную борьбу с морскими перевозками между Японией и Европой, и я думаю, вы выиграете эту схватку.

— Таким образом, Вы предлагаете воссоздать великий проект «Шелковый путь», только в новой форме, без верблюдов, купцов в халатах и знаменитых караван-сараев, но с логистическими центрами, компьютерами и быстроходными мощными электро- и тепловозами.

— Да, верно. Это будет «Новый шелковый путь».

— Путь, ведущий к модернизации и успеху. Но потребуется улучшить как саму инфраструктуру, изменить систему сервисного обслуживания, так и механизм принятия решений. Ведь такого рода проект потребует управленческих решений, эффективных бюрократических процедур. Кстати, как у вас в Соединенных Штатах обстоят дела с бюрократией? Так ли она сильна как в России или Китае?

— Роль бюрократии в США не так велика, как в упомянутых странах. У нас проще что-либо организовать, тогда как в России

или в Китае сделать это очень непросто. Сама по себе бюрократия плоха и в США, но она не так ужасна, как в Китае или в России.

С этой точки зрения наилучшим образом дела обстоят, я думаю, в Гонконге, хотя на него и оказывает воздействие Китай. Одной же из лучших стран, с точки зрения большей эффективности и меньшей бюрократизации, является соседка России — Финляндия. Можно было бы позаимствовать ее опыт.

— С чем связана и с чем отождествляется деятельность государственных структур, а именно бюрократии?

— Она связана с разрешениями и инспекциями, а это отождествляется с коррупцией, злоупотреблениями и принуждениями.

— Как по-вашему, в России ситуация в сфере административного управления, властвования, бюрократии улучшается или же ухудшается?

— По моим впечатлениям становится хуже. Однако в Китае в этом отношении тоже очень плохо, все опутано «связями». Я, кстати, работаю сейчас над статьей, где сравниваются китайские и российские олигархи. В Китае больше людей, которые «сами себя сделали», но даже они чувствуют себя «под прессом». И они не хотят, чтобы их имена появлялись в перечне богатых людей, потому что в тот момент, когда их имена появляются в этом списке, их начинают «прессовать» правительственные чиновники. Разница между Россией и Китаем состоит в том, что в России «аппаратчики» начинают давить на вас еще до того, как вы откроете свое дело, в Китае же — после.

— Что бы Вы порекомендовали сделать, чтобы уменьшить пресс бюрократических процедур?

— Я бы установил известный принцип «покупки в одном месте», как это делается в гипермаркете — вы заезжаете и делаете все необходимые покупки, экономя на этом как время, так и деньги.

Вы хотите начать свое дело здесь, в России. Тогда — независимо от того русский вы или американец, или японец — вы приходите в конкретное учреждение, заполняете и подписываете все необходимые бумаги, и смело вперед. Вся процедура регистрации и одобрения бумаг со стороны чиновников должна длится не больше недели, тогда прекратятся все бюрократические проволочки, отступит мафия.

— Вот Вы говорите, что ситуация с административным управлением, проволочками и коррупцией в России и в Китае приблизительно одинакова, так почему по крайней мере Китай так успешно развивается?

— Потому что там очень дешевая рабочая сила, труд там дешев, и у них имеется инфраструктура. Ведь, поначалу все идет с трудом. Вы приходите на рынок с дешевой силой и пытаетесь действовать, но этого недостаточно, нужны коммуникационные структуры. В Китае же отличные аэропорты и хайвеи. Можете ли Вы себе вообразить суперхайвей между Москвой и Санкт-Петербургом? С ума сойти, какое-то безумие! В 2004 году «Валдайская группа» (команда международных экспертов — В.С.) ехала из Москвы в Санкт-Петербург с полицейским эскортом. Ужасно, просто ужасно!

— Не стоит так переживать. Вы же знаете, что мы все время говорим о дорогах. Когда-нибудь Вы прокатитесь по этому хайвею, ведь у нас тоже низкие зарплаты, и труд стоит дешево. В этом мы можем составить конкуренцию Китаю.

— Да, но у вас низкая производительность труда и проблемы с трудовой этикой.

— Да, наверное, русские не могут, да и не хотят трудиться так же напряженно, с таким же усердием, как китайцы, в этом смысле они не так конкурентны. Но это, пожалуй, касается и современных американцев, которые тоже не особенно желают выкладываться на ниве трудовых подвигов.

— Нет, я с этим не согласен. Я считаю, что американцы все еще могут работать хорошо. Американцы могут работать очень упорно, хотя и не так усердно, как китайцы.

— Позвольте мне отнестись к Вашему утверждению с определенной долей скепсиса. Я помню, когда жил в Америке, меня всегда несколько изумляла такая деталь американской деловой культуры, как память об уик-эндах и непреодолимая тяга к ним. В России же люди часто забывают о выходных как об отдыхе, «вкалывая» в будни на производстве, а в выходные — в садах-огородах. Вы ведь знаете, что зарплата у нас весьма низкая и часто не связана с квалификацией, а цены вполне на уровне.

— Да, у вас «двойная» экономика. В Москве зарплаты очень высокие, сопоставимые с европейскими, а в регионах — не о чем говорить.

— Да, и при этом мы ведем разговоры о формировании какого-то среднего класса, которого я, по крайней мере по цифрам, не вижу.

— Ну, это другая интересная история. Я только что написал статью, которая должна выйти на днях, о российском среднем классе, и мой главный тезис состоит в том, что средний класс формирует не только зарплата, но также и состояние независимости, ведение мелкого бизнеса. В России же лишь 10 % ВНП приходится на долю малого бизнеса, следовательно, говорить о среднем классе не имеет смысла. Для меня высокая зарплата не является определяющим фактором в отнесении к среднему классу. Средний класс означает независимость.

— Но все-таки, как Вы думаете, чтобы принадлежать к среднему классу, каков должен быть уровень зарплаты?

— Если вы получаете зарплату от правительства, то вы предоставлены на милость этого правительства и не можете действовать независимо и мыслить свободно. Ну, в Москве, я думаю, такого рода зарплаты составляют 50 и более тысяч долларов в год.

— Вы имеет в виду средний класс?

— Не совсем так, я имею в виду людей, работающих на западные компании или ведущие дела с западными или международными компаниями.

— Ну, наверное, это не средний класс. Это выше, чем средний класс, это, наверное «высший» класс.

— Да, наверное, это так.

— Проблему слишком затеняет «серая» экономика. В непрозрачной воде трудно увидеть размеры рыб.

— Будем надеяться, что чистые сибирские реки очистят эти замутненные воды современной российской экономики.

СИБИРЬ —

НАДЕЖДА ЕВРОПЫ ИЛИ ЧАЯНИЯ АЗИИ?

Социологическое интервью по теме «Имиджи Сибири» с Александром РАРОМ, одним из лучших немецких аналитиков, руководителем программы «Россия/Евразия» Германского совета по внешней политике (Германия)1.

В.С.: Что возникает в Вашем представлении, когда Вы слышите слово «Сибирь»?

А.Р.: В первую очередь громадный исторический шанс для Европы укрепиться, усилиться и стать при помощи российской Сибири главенствующей великой державой в будущем мировом порядке. В первую очередь я думаю не о ресурсах, я думаю о пространстве, я думаю о Сибири как о той цивилизации, материке, который будет не только мостом в Азию, но будет влиять на азиатскую политику и, в конечном итоге, сможет даже продлить во времени европейское влияние, отстоять европейские интересы на азиатском пространстве.

— Изменялось ли Ваше представление Сибири с течением времени, в результате путешествий, чтения книг, общения?

— У Сибири к сожалению самые различные имиджи. Есть имидж Сибири как чисто энергетического придатка Европы и той же России. Согласно этому имиджу, Сибирь — это огромная территория, из которой высасывают газ и нефть, алмазы и другие богатства, и распродают, а деньги пропадают где-то в Мо-

1 Интервью подготовил и провел д.ф.н. Супрун В.И., директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды». Место и время проведения: г. Новосибирск, 10.07.2007 г.

скве и до Сибири не доходят. Другой имидж Сибири «политический» — это вызывающее озноб место, куда со времен царей ссылали разных оппозиционеров, диссидентов, врагов империи. Еще один имидж — бескрайнего незаселенного пространства, которое в результате геополитических игр весьма скоро может стать яблоком раздора между Европой и Азией. Хотя необходимо сказать, что Сибирь вызывает и другие ассоциации: «большой шанс», «открытие мира», «далекие горизонты».

Для меня Сибирь — это непознанный континент, куда когда-нибудь могут ринуться потоки смелого и работоспособного населения из Европы, как 300 лет назад европейцы пересекали Атлантический океан, чтобы начать новую жизнь на новом континенте. И в этот раз интеллектуалы будут одними из первых.

— Слышали ли Вы что-нибудь о сибирских городах, например, Новосибирске или Томске?

— Думаю, что те люди, которые изучают Россию и Советский Союз, понимают, что Советский Союз был репрезентирован не только Москвой, а Россия — это не только Москва и Санкт-Петербург. Такие города, как Новосибирск, Томск, Красноярск, Омск, Иркутск достаточно известны в историческом и политическом понимании для европейцев, не только для специалистов.

Нужно сказать, что имидж России в Европе сегодня весьма смутен. Европа не признает Россию как союзника, боится антидемократических тенденций, централизма, но в то же время самые популярные передачи западных электронных средств массовой информации — это вечерние фильмы об экспедициях в Сибирь или о путешествиях через этот огромный континент. Когда немцы, французы или англичане смотрят эти передачи, которые каждую неделю показывают по европейским телевизионным каналам, то большинство воспринимает Сибирь с большим интересом и любопытством, а у некоторых это даже вышибает слезу. По всем опросам общественного мнения это самые популярные передачи. Люди смотрят и понимают, что вот это и есть европейский шанс, вот союзник Европы, вот регион, который нужно понять. И это желание понять Сибирь, какая она есть, — одна из главных задач для европейцев XXI века.

— Создается ощущение, что в Европе существует определенная двойственность, некий дуализм в отношении действий, предпринимаемых Россией. С одной стороны она осуждается за излишнюю централизацию управления, за реставрацию диктата Центра, а с другой стороны — неявно поощряется консолидация власти как механизм противодействия распаду России, что могло бы иметь серьезные геополитические последствия.

— Я думаю, во-первых, нужно разделять сиюминутные тенденции и глобальные, долгосрочные аспекты политики. Во-вторых, я не думаю, что Европа имеет одно видение России или Сибири. В Европе есть две школы видения России: одна — сугубо критическая, а другая — сугубо положительная. И бывают времена, когда преобладает сугубо положительная, и тогда сотрудничество с Россией складывается успешно, тогда Россия становится нужна Европе, тогда сферы сотрудничества резко расширяются. И есть периоды, когда Россия и Европа отдаляются друг от друга, как, например, сейчас, когда, похоже, Россия и Евросоюз начинают соперничать в вопросах безопасности, экономики и политики. К сожалению, предотвратить этот зигзагообразный курс, изменить эти циклы «приливов-отливов» невозможно, поэтому, я думаю, нужно просто тактически правильно использовать то время, те годы или месяцы потепления отношений, чтобы создать нечто конструктивное — начать воздвигать мосты по обеим сторонам расселины. Если мосты будут прочными, то коррозия негативизма, политические бури и экономические потрясения не смогут их разрушить. Мосты устоят.

— Да, но трудно рассчитывать на устойчивость мостов, если при этом создается негативное впечатление о перспективах такого важного и огромного региона как Сибирь благодаря публикациям разного рода «научных» изысканий, типа книги «Сибирское проклятье», где предлагается расселить Сибирь, в частности сократить население г. Новосибирска с 1,5 млн до 400 тыс. человек, что якобы выгодно с экономической точки зрения. При этом совершенно не принимаются во внимание ни геополитический, ни социальный, ни исторический факторы. Вы понимаете, что это означает

хотя бы с геополитической точки зрения? Сейчас, как Вы сами сказали, существует имидж огромной малонаселенной территории. А что же будет, если начнется исход населения? Останутся бескрайние пустые территории. Бери — не хочу.

— Я думаю, что ко всем книгам из Америки надо относиться с долей скептицизма. Америка хочет оставаться единственной великой державой в этом мире. И все наши друзья, американские ученые, исследователи, даже те, кто симпатизирует России, каковой является Фиона Хилл...

— То есть Вы думаете, что это она симпатизирует, когда дает такие рекомендации?

— На самом деле, да. Я знаю ее много лет. Но у них свои представления, определенные стереотипы, относительно того, какой должна быть Россия. Они видят Россию младшим партнером Америки. В мире многие завидуют тому, что Россия смогла удержать, культивировать, использовать такую громадную территорию, которой она до сих пор обладает, включая Сибирь и Дальний Восток.

— То есть существует определенная ревность, да?

— Есть скрытая ревность. Есть определенное стремление, даже среди пророссийски настроенных американцев, выдвигать такие лозунги или политику, как «Только Америка может защитить Россию от Китая», «Америка знает, что лучше». Они думают, что, так как Россия в свое время продала Америке Аляску, то есть о чем поговорить, может в далеком будущем .

Я думаю, что Америка очень ревностно относится к тому, что Европейский союз может заключить с Россией стратегический договор. Америка будет стремиться этого не допустить, потому что Америка, в свою очередь, хочет иметь таковой стратегический договор с Россией. Американцы — в отличие от европейцев, которые слишком слабы, чтобы проводить такую политику, — хотят держать Россию на поводке и делать все для того, чтобы Россия не отдалилась от Америки, не стала ее соперником, и при этом не претендовала на роль первой или хотя бы второй великой державы в новом мировом порядке.

— Но все мы знаем, что статус-кво — это ситуация уже пройденная, по-видимому некая продолжительная стабиль-

ность в современном турбулентном мире вряд ли возможна. Возможно временное равновесие, но сохранение сложившейся ситуации — лидерства одной страны — этап исторически пройденный.

— В этом я с Вами абсолютно согласен. И ближайшие годы будут революционными в мировой истории, после вероятного ухода Америки с большого Ближнего Востока, тогда станет очевидным, что Америка, во всяком случае на ближайшую перспективу, теряет свое лидерство. Но нужно помнить и о другом

— в Европе большинство представителей элит боятся многополярного мира, очень боятся. Европа тоже недолюбливает Америку, но Европа не может себе представить появление некоего многополярного мира, где бы Америка больше не доминировала в глобальной политике. Сама Европа слишком анемична, чтобы стать глобальным лидером, но Европа очень боится, чтобы, не дай бог, первыми или даже вторыми в мировом властном рейтинге стали бы такие страны как непредсказуемая Россия, Индия, Китай, Бразилия или страны исламского мира.

Поэтому, исходя из того, что Европа боится такого многополярного мира, а Россия его хочет, Европа сделает все для того, чтобы «преклониться» перед Америкой, облобызать Америку, быть с Америкой при любом президенте, не потерять Америку... и себя. Я думаю, что такое состояние умов европейских элит будет сохраняться весьма продолжительное время. А в России это понимают далеко не все и на что-то надеются. Реальность такова, что любые попытки некоторых европейских политиков отделить Европу от Америки будут безуспешными. Менталитет нынешних европейских интеллектуалов нацелен на то, чтобы, может быть, и не ходить с Америкой в друзьях, но ни в коем случае не потерять Америку.

— Ну да, иметь как «некую крышу».

— Защитника в любых глобальных конфликтах.

— В таком случае очевидно, что Россия попадает в такую ситуацию, когда она просто обязана вести свою собственную игру.

— Я думаю, что России очень трудно вести свою игру, потому что у нее нет еще такого потенциала, чтобы стать полностью

самостоятельной. Я думаю, что Россия достаточно правильно старается создать себе статус независимого государства. Но при этом, рано или поздно Россия должна будет принять для себя решение, хочет ли она стать полностью европейским или полностью азиатским государством. Мне кажется, что большую пользу России принесет тесное стратегическое партнерство или союзничество с Европейским союзом. Но я должен честно сказать, что возможно к этому больше будет стремиться Россия, чем ЕС и Европа в целом.

— Однако при таком раскладе, когда к России относятся с подозрением, словно к ненадежному игроку, фактор Сибири приобретает особую значимость, он становится козырем в крупной геополитической игре, некоей «пиковой дамой». Что произойдет с Европой или той же Америкой, если Китай закрепится в Сибири?

— Да, Вы совершенно правы. И недавно начавшийся XXI век продемонстрировал нам, что Европейский союз абсолютно не мыслит стратегически, он слишком самодовольный, слишком проамериканский, слишком вялый и неповоротливый, в первую очередь думает, как сохранить свой комфортный уровень жизни. В конечном итоге, Европейский союз даже согласится на роль некого «музея демократических ценностей», где эти ценности будут храниться в виде экспонатов для визитеров из другого мира.

Люди у нас стареют, через несколько лет средний возраст населения будет далеко за 50 лет, 60-летние будут определять политику, экономическое развитие страны. Германия, Европа станут очень консервативным обществом, которое быстро прибудет на станцию «Застой». Как ни печально, но попытки удержать ускользающее всегда кончались разбитыми надеждами.

— Я иногда говорю, что Европа напоминает пожилого человека, которому просто вредно много есть, так как есть опасность пострадать от несварения желудка. Зачем нужно было пытаться «проглатывать» Восточную Европу , а сейчас пережевывать еще и Украину, если у тебя нарушена перистальтика...

— Нет, но пока Европа еще не на столько состарилась, чтобы не хотеть вкусненького, поэтому аппетиты действительно

большие. Кроме того, расширение Европы дает много положительной энергетики. Ведь лестно, когда на тебя все смотрят, твоя модель импортируется, переносится или навязывается. Не напрасно прожита жизнь, если перед тобой преклоняется полмира.

— Ну, хорошо, тщеславие удовлетворено, энергетика «выпита», а тут приходит Украина — 50 млн человек, или Турция — еще 50 млн, или обе вместе, и что тогда?

— Ну, до этого еще нужно дожить.

— Я думаю, что до этого Европа доживет или «достукается». А вот Вы лично где предпочли бы жить?

— Ну, все зависит от ситуации. Я думаю, в Сибири жить не трудно. Я думаю легче, чем в какой-нибудь американской глубинке. И трудности жизни в Сибири аналогичны трудностям жизни в европейской части России. Главная проблема — это бюрократия, которая есть и в Европе, но там она не настолько страшна. У многих русских, на психологическом уровне, присутствует фактор незащищенности — в отношении власти, бюрократии, свободы движения. Что касается всего остального, материально-технического или образа жизни, я думаю, большой разницы нет. Здесь так же как, скажем, во Франции.

— Почерпнули ли Вы эти представления из книг, просмотров кинофильмов?

— В какой-то степени. Фильмы можно смотреть бесконечно. То, что показывают по немецкому телевидению, очень красиво, ведь это фильмы о Байкале, о путешествиях по Сибири, по Транссибирской магистрали. Правда, это не художественные фильмы, художественных я что-то не припомню, однако документальные фильмы постоянно крутятся по немецким каналам.

— А показывают ли европейскому зрителю сюжеты по истории Сибири? Была ли она освоена или завоевана?

— Сибирь была однозначно освоена. Она не была покорена. Это была «ничья земля», так же как Северная и Южная Америка. Была освоена такими же европейцами — только славянами, как в свое время Северная и Южная Америка — англичанами, испанцами, французами, немцами.

— Каков вклад Сибири в историю России?

— Я думаю, что если бы Россия «не приобрела» Сибирь, то в Сибири сохранилось бы какое-нибудь татарское ханство, а Азия вечно угрожала бы Европе. Присоединением Сибири Россия отделила тогда враждебную Азию от европейского материка и спасла европейскую цивилизацию.

— Как Вы считаете, нужно ли работать над имиджем Сибири?

— Архиважно. Сегодня ситуация такова, что современные средства массовой ком-муникации просто вынуждают любого губернатора, любое правительство, любую администрацию, любую организацию заниматься и имиджем, и политикой. Кто не делает этого, тот сам дурак, тот сам виноват, что проиграет. На это надо тратить деньги, потому что сегодня коммуникации осуществляются прежде всего на уровне человека, а не организации — через Интернет, через картинку, через эмоции. Я думаю, что в этой сфере ощущается очень большая недоработка сибирских политиков и сибирского бизнеса, которые не знают и не умеют пользоваться новейшими разработками в этой области, не привлекают аналитиков. В области имиджа лежит большой ресурс.

— Спасибо за интересное интервью и за участие в конференции «Сибирь - Германия»2. Надеюсь, в следующий раз Вы мы поговорим с Вами более подробно и на другие темы тоже. А имидж Сибири благодаря таким интервью несколько улучшится.

— Я тоже благодарю Вас за вопросы и за организованную Вами конференцию и надеюсь, что наши дальнейшие совместные проекты реализуются.

— Я тоже хотел бы в это верить.

2 Первая международная конференция «Сибирь - Германия. Динамика демографических процессов», г. Новосибирск, 9-10 июля 2007 г.

сибирь — ресурсы человеческого капитала

Социологическое интервью по теме «Имиджи Сибири» с Марком ОлМОНДОМ, профессором мировой истории Оксфордского университета (Великобритания)1.

В.С.: Обладаете ли Вы экспертными знаниями в области российской политики или истории?1

М.О.: Весьма неглубокими.

— Однако достаточными, чтобы преподавать в Оксфорде, верно?

— Для того чтобы преподавать в Оксфорде, необходимо умение «кататься на коньках по тонкому льду».

— Как часто Вы бывали в Советском Союзе или России?

— Я был во всех бывших советских республиках, кроме Узбекистана и Таджикистана, и во всех странах Восточной Европы. Я — политический турист.

— Чем отличаются политические туристы от шпионов?

— Шпионам больше платят. И вообще, им все оплачивают. Туристы же платят за себя сами.

— Что возникает в Вашем представлении, когда Вы слышите слово «Сибирь»?

— Масштаб, размеры, леса, земельные ресурсы, а также расположение между европейской Россией — на западе и Китаем, Японией и Северной Америкой — на востоке. Евро-

1 Интервью подготовил и провел д.ф.н. Супрун В.И., директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды». Место и время проведения: Шенген (Германия), 12.05.2006 г. Перевод с англ. В.И. Супруна.

пейская часть России выглядит по отношению к Сибири, как Англия к Канаде.

— Менялось ли Ваше представление о Сибири с течением времени?

— Да, пожалуй. Интересно, что я не упомянул Гулаг. Если бы такой вопрос был задан 20 лет назад, то немедленно в сознании возник бы образ лагерей.

— Путешествовали ли Вы по Сибири? Какие впечатления? Что осталось в памяти?

— Я бывал в Центральной Азии и достаточно часто посещал европейскую часть России. Но я не был в Сибири. Было бы интересно туда поехать. У меня есть коллега, который хочет повторить маршрут Чехова в его путешествии на Сахалин. Он предлагает составить ему компанию в этом приключении.

— Слышали ли Вы о Новосибирске? Если да, то какое у Вас представление о нем?

— Я бы, конечно, упомянул Академгородок.

— Читали ли что-нибудь о нем?

— О, да, конечно. Я там не был, но я знаю людей, коллег из различных университетов Британии и Америки, которые работают над научными проблемами совместно с учеными из Академгородка и которые не перестают говорить об интеллектуальном шарме этого места. Кроме того, в свое время я следил за дискуссиями, которые разворачивались по проблемам советского общества, и, насколько я знаю, потенциал перестройки в значительной степени был заложен исследовательскими институтами Академгородка. Вот всем этим известен Новосибирск.

— Каково Ваше представление об экономическом уровне развития Сибири?

— По сути, это регион природных ресурсов. Здесь много нефти, газа, алмазов, золота, древесины. Это огромные ресурсы.

— Как Вы думаете, трудно ли жить в Сибири? Труднее, чем в Москве?

— Это, наверное, зависит от позиции, которую вы занимаете в обществе, от работы, которую вы имеете. Наверное, нужно при-

нимать во внимание, где именно жить в Сибири. Возможно, это не очень здорово — жить на Севере. И можно сейчас наблюдать волну миграции с Севера на Юг.

С моей точки зрения, в некотором смысле, жизнь в южных районах Сибири лучше и безопаснее, чем, скажем, в Санкт-Петербурге и Москве, если, конечно, у вас есть приличная работа. При этом, следует помнить, что в столичных городах можно заработать в два раза больше, но и стоит все в два раза дороже. И опять же, жизнь там менее безопасна, как я полагаю.

— Если бы у Вас был выбор, где бы Вы предпочли жить: в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске или же в каком-либо другом городе европейской части России?

— На этот вопрос несколько затруднительно дать ответ. Одна большая проблема с представителями академической науки заключается в том, что мы всегда считаем, что должны жить по своему образу и подобию. Однако, возможно, было бы совсем неплохо быть банкиром в Москве. Но, что касается 90 % других родов деятельности, наверное, для меня, если бы я ими занимался, жизнь в Новосибирске была бы предпочтительнее. Поэтому можно сказать, что многое зависит от вашего положения в обществе и вашего возраста.

Я могу сказать, что одним из преимуществ Советского Союза и даже современной России является то, что это «подвижная» страна, люди, в действительности, не «прикованы», они не вынуждены жить в одном месте в смысле трудовой деятельности. Они могут учиться и делать карьеру в городе, расположенном в 6 - 8 тыс. миль от того места, где они родились. И одной из «плохих» вещей, связанной с концом Советского Союза, являются технические границы, которые сузили возможности людей для передвижения в пределах одной шестой части суши.

— Читали ли Вы какие-либо книги о Сибири, в том числе художественные?

— Да, немного. Пожалуй, стоит вспомнить Ф. М. Достоевского, его «Записки из мертвого дома».

— Какую часть света напоминает Вам Сибирь?

— Она похожа на Канаду. Отношения Британии с Канадой

были бы подобны отношениям европейской части России с Сибирью, если бы нас не разделяли 3000 миль по морю. Поэтому ваши связи теснее.

— Каков вклад Сибири в историю России?

— Как мы уже говорили, сама протяженность и размах Сибири трансформировали Россию из маленькой Московии в огромную империю. Во время Второй мировой войны Сибирь заплатила Советскому Союзу огромную «дань», важность которой трудно переоценить. Сибирь сделала Советский Союз несокрушимым. Ресурсы и промышленность Западной Сибири — все это весомый вклад. А также культурный фактор, масштаб и ландшафт. Сибирь оказывает огромное влияние на менталитет. И не только в самой Сибири.

— А как насчет иностранцев вообще? Каково их восприятие Сибири?

— Не прибегая к каким-либо научным исследованиям, я думаю, что в Великобритании представление о Сибири будет очень старомодным. Для них это огромные земли, покрытые лесами, с вкраплениями старых тюрем. У них, наверное, мало понимания о важности энергетических ресурсов, несмотря на то, что об этом пишут в газетах. Я полагаю, что одна из проблем для имиджа Сибири состоит в том, что железная дорога создала ощущение, что Сибирь — это место, которое пересекают, следуя из одной точки в другую.

— Как Вы думаете, должны ли российские специалисты работать над имиджем Сибири?

— Я думаю, что это полезное дело — побеждать полное невежество остального мира относительно Сибири. Но и Сибирь также должна преодолевать свое невежество относительно западного мира, который находится далеко от нее. Возможно это происходит потому, что сибиряки, по сравнению с другими русскими, меньше выезжают на Запад. Если вы встретите русского в Лондоне или Брюсселе, с очень большой вероятностью это будет житель Москвы или Петербурга.

— Как Вы представляете себе будущее Сибири? Что бы Вы порекомендовали, чтобы сделать его лучше, более обещающим?

— Во-первых, я бы не стал просить кого-либо, кто никогда не был в Сибири выступать с рекомендациями. Тем не менее, во-вторых, я бы сказал, что полагаться полностью на наличие сырья не представляется хорошей идеей. Хорошо иметь сырье, но плохо зависеть только от природных ископаемых. Человеческий капитал — вот, что представляется наиболее важным. Нельзя допустить бесполезную трату человеческого капитала.

Как бы «неправилен» ни был мир мистера Брежнева, однако в нем было создано высокомотивированное население, энергию и способности которого только нужно было высвободить. Трагедия 1990-х годов заключается в том, что эта энергия оказалась «сокрушена», потому что у этих людей не было никакого капитала, а деньги были разворованы, а не инвестированы в реализацию талантов. И сегодня самой важной задачей является решить, как использовать относительно благоприятные условия, чтобы вложить деньги в освобождение способностей индивидов в сфере бизнеса и других видов деятельности. И именно вложение в человеческий потенциал позволит Сибири и России стать менее зависимыми от цен на нефть в будущем, скажем, через 20 лет.

— С какой страной мира должны мы в большей степени стремиться иметь дело?

— Это вопрос геостратегии. Мне кажется, что американцы хотят контролировать других людей, а не просто сырьевые базы и линии поставок. Поэтому американцы и не получают много энергетических поставок и сырьевых ресурсов из Сибири. Но они также не хотят, чтобы китайцы или европейцы действовали независимо от них и получили доступ к сибирскому потенциалу. Наблюдается все возрастающее число заинтересованных сторон, но при этом американцы будут прилагать все усилия, чтобы доминировать в этом процессе.

У Китая хорошие отношения с Россией и другими энергопроизводящими странами, потому что сам он слаб в этом отношении. Но у Китая также есть исторические, националистические и даже демографические претензии. Миграция китайцев по направлению к Хабаровску и Владивостоку ставит на повестку дня вопрос о демографическом сдвиге, и это будет

иметь последствия. Поэтому экономические, политические и геополитические причины для кооперации России и Китая могут создать определенные проблемы для европейцев, которых они до последнего времени даже не замечают.

Европейская ресурсная база все более истощается. И об этом нам, в Европе, следовало бы задуматься 10 - 15 лет назад, или даже еще когда был жив Советский Союз. Сибирь для нас важна как регион, богатый ресурсами. И мы могли бы извлечь выгоду, если бы помогали реализации лучшей экономической модели, которая сделала бы русских богаче. Если бы мы оказали содействие в формировании постсоветской модели немецкого типа, которая сделала Западную Германию очень богатой всего через 10 - 12 лет после Второй мировой войны, то это принесло бы определенную выгоду западно-европейцам, как, в свое время, мы получили пользу от сотрудничества с американцами в период послевоенного развития.

сибирь как новая калифорния

Социологическое интервью по теме «Имиджи Сибири» с Кристофером КОУКЕРОМ,

профессором факультета Международных отношений Лондонской школы экономики и политических наук(Великобритания)1

В.С.: Что возникает в Вашем представлении, когда Вы слышите слово «Сибирь»?1

К.К.: Достоевский. Если я не ошибаюсь, он находился там в ссылке. И ещё пару лет назад я прочитал книгу Колина Тербона «В Сибири», в которой он описывает свою поездку туда.

— Изменялся ли Ваш образ Сибири с течением времени, в результате жизненного опыта, чтения, путешествий, рассказов других людей и т.д.?

— Не думаю, Сибирь достаточно большое место. Поэтому, будучи англичанином, я вижу Сибирь как самое большое место из всех.

— Какую территорию, по-вашему, занимает Сибирь, откуда и докуда? Есть ли крупные города?

— Я не имею ни малейшего понятия. Но в одной из книг есть хорошее описание, там рассказывается о путешествии на поезде из Лондона в Китай и обратно. Сибирь была самым длинным этапом этого путешествия. Когда в первый день поездки главный герой взглянул на сибирский ландшафт, он был абсолютно одинаковым. Аналогичная ситуация была во второй и третий

1 Интервью подготовил и провел д.ф.н. Супрун В.И., директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды». Место и время проведения: Шенген (Германия), 12.05.2006 г. Перевод с англ. В.И. Супруна.

день. Ландшафт напоминал обои. На третий день он начал видеть швы между ними и понял, что сходит с ума. Но это, наверно, не то, что Вы хотели бы услышать.

— Каково Ваше представление об экономическом уровне развития Сибири?

— У меня довольно избирательная память. Сталин, 1930-е годы. Одна из причин, по которой ваша страна пережила Вторую мировую войну. Если бы не Сибирь, результаты могли бы быть совсем другими. Еще я знаю, что в XX веке было две важных миграционных волны. Одна — в Калифорнию в 1920 - 1930-х годах, благодаря которой Калифорния стала самым большим штатом, и другая — в Сибирь. Но в то время как Калифорния остается самым большим штатом, в Сибири по-моему наблюдается демографический кризис, отток населения, молодежь больше не селится в Сибири.

— Читали ли Вы какие-либо книги о Сибири, в том числе художественные? Смотрели ли фильмы о Сибири? Какие?

— «Доктор Живаго».

— Была ли Сибирь покорена или просто освоена?

— Освоена. Хэлфорд Макиндер, возможно, самый известный британский геополитик, написал в 1904 году известную статью «Ось истории». В ней он описал две важнейшие в современной истории миграции: на запад — через Атлантику в Новый мир и колонизацию Сибири в XVII веке. Поселенцы, пришедшие в Америку, двигались на запад и достигли побережья в XIX веке. Поселенцы Сибири достигли побережья в то же самое время. И на Тихом океане намечался конфликт между США и Россией.

— Какую часть света или регион мира напоминает Вам Сибирь?

— Россию. Для англичанина такой ландшафт представляется наиболее типичным для России.

— Каков вклад Сибири в историю России?

— Честно говоря, на ум приходит ссылка, неугодных царю ссылали в Сибирь. Поэтому Сибирь в голове англичанина имеет скорее негативную трактовку.

— Нужно ли специалистам работать над имиджем Сибири, улучшать его, «продавать»?

— И вновь вы говорите с человеком, у которого существует приобретенное мнение о Сибири. Мне кажется, в данном случае моя точка зрения наиболее типична для англичан, которые видят Сибирь как своего рода «Дикий Запад». Но это развитый регион, очень богатый ресурсами, во многом схожий с Калифорнией конца XIX века. Очевидно, что они находятся на разных ступенях развития, но, несомненно, Сибирь — это будущее России. В то же время в сторону Сибири и другие страны смотрят. И чьим будущим будет Сибирь — российским или китайским — вопрос пока не решенный.

— Есть ли у Вас некий идеальный образ Сибири и возможно ли его достичь?

— Я бы предложил калифорнийскую модель. По-моему, сегодня на конференции2 кто-то сказал, что Сибирь — это граница. И термин граница, очевидно, несет негативную трактовку, как незаселенная территория, вокруг границы всегда враги и т.п. Но граница это также и человеческие устремления, устремления к заселению и развитию. И в этом смысле Сибирь — одна из самых захватывающих перспектив для России.

2 Конференция «Homo Europaeus - Запад и Восток», май 2006, Люксембург.

сибирь — уникальный опыт россии

Социологическое интервью по теме «Имиджи Сибири» с Питером ШУЛЬЦЕ,

профессором факультета Международных отношений и сравнительного государствоведения Университета Георга Августа, Гёттинген (Германия)1

В.С.: Что возникает в Вашем представлении, когда Вы слышите слово «Сибирь»?

П.Ш.: Мой ответ не носит спонтанный характер, потому что я знаю Сибирь, и он будет отличаться от ответа среднестатистического жителя Германии, который не был в Сибири, не жил там. Я много раз посещал Сибирь, и мне приходит на ум энергия, сырьевое богатство, огромные ресурсы, очень слабо развитая инфраструктура, разбросанное население в географическом, политическом и экономическом смыслах. Сибирь имеет в некотором роде полуколониальный статус внутри РФ.

— Изменялось ли Ваше представление о Сибири с течением времени, в результате накопления жизненного опыта, чтения, путешествий, рассказов других людей и т.д.?

— Нет, потому что ничего особо не изменялось во мне. Что касается внешних перемен, то в 1990-х годах с созданием «Сибирского соглашения» были предприняты попытки политических изменений. Я нахожу этот подход к развитию очень интересным. Регионы пытались объединить усилия с

1 Интервью подготовил и провел д.ф.н. Супрун В.И., директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды». Место и время проведения: Шенген (Германия), 12.05.2006 г. Перевод с англ. В.И. Супруна

целью проведения изменений внутри Сибири. Но, к сожалению, этот проект успеха не достиг, этому помешали частные интересы.

— Какую территорию, по-вашему, занимает Сибирь, откуда и докуда? Какова численность населения Сибири? Есть ли крупные города?

— Безусловно, Сибирь простирается от Уральских гор до Дальнего Востока. В целом, включая Дальний Восток, население составляет более 20 миллионов. Большие города? Конечно, Новосибирск, Барнаул, Магадан, Чита и, например, Томск.

— Путешествовали ли Вы по Сибири? Какие впечатления? Что осталось в памяти?

— Я регулярно посещал Барнаул, Дальний Восток и Новосибирск. В 1990-х Новосибирск находился в состоянии близком к упадку, но в конце века состояние значительно улучшилось. У меня есть хорошие знакомые в Академгородке, и меня всегда впечатляло качество экспертных знаний в Университете.

— Каково Ваше представление об экономическом уровне развития Сибири?

— Это зависит от того, о какой части Сибири идет речь. Если говорить о Кемерово и Новосибирске, то это не только сырьевая база, здесь также высоко развита промышленность. На Алтае, в районе Барнаула, преобладает сельское хозяйство. Если говорить о северных и восточных регионах — там наблюдается смешанная картина.

— Что бы Вы могли предложить, для того чтобы Сибирь стала высокотехнологичным регионом?

— Это очень сложный вопрос. Я думаю, экономика, основанная на ресурсах, будет приоритетной для Сибири. Но над технологиями тоже нужно работать. Сибирь, как регион не производящий технологий, может лишь частично быть эффективной, но не в целом, ни в коем случае.

— Трудно ли жить в Сибири? Где бы Вы предпочли жить в России?

— В Москве, потому что Москва — это крупный столичный город. Но Москва — вне России, это город «с другой планеты». Она может соперничать по качеству жизни с такими городами

как Нью-Йорк, Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, Берлин. Если вы любите метрополии, вы выберете Москву. Но если бы у меня был второй выбор. Мне очень нравится атмосфера Барнаула и интеллектуальное сообщество новосибирского Академгородка. В Сибири много приятных вещей: обширные ландшафты, более свободная жизнь, жизнь, которая позволяет снять те ограничения, которые есть, например, в больших городах европейской части России.

— Читали ли Вы какие-либо книги о Сибири, в том числе художественные?

— Читал, но, к сожалению, забыл имя автора. Это книга о декабристах, сосланных в Иркутск. Ее написал один из тех, кто следовал за ними.

— Была ли Сибирь покорена или освоена?

— И то, и другое.

— Какую часть света или регион мира напоминает Вам Сибирь? Что всплывает в Вашей памяти?

— Сибирь уникальна. Вы никогда не найдете ничего подобного в мире. Мне приходят на ум южные районы Чили и Аргентины, но они все равно другие. Сибирь отличается и от Европы. Ее нельзя сравнить ни с чем.

— Каков вклад Сибири в историю России?

— Для России Сибирь — источник богатства. Начиная от ценных мехов, заканчивая энергией и сырьем. Как я уже говорил, она выступает в роли своего рода колонии для Москвы и европейской части России, которые используют сибирские богатства, для того чтобы закрепить за собой определенные ниши и даже отрасли мирового рынка.

— Как Вы считаете, что думают другие иностранцы о Сибири?

— Для многих людей Сибирь — это чистый лист бумаги. В Германии при упоминании о ней вспоминают Воркуту, лагеря. Сибирь рождает воспоминания о репрессиях. Впечатление скорее негативное и пугающее. Хотя в то же время с Россией у нас добрососедские отношения.

— Нужно ли специалистам работать над имиджем Сибири, улучшать его, «продавать»?

— Я не наблюдаю в российском правительстве или других институтах попыток «продавать» Сибирь. Но это, определенно, необходимо делать. Мой совет — представитель Кремля в Сибири должен изучить существующую на сегодняшний день картину и изучить шансы для инвестиций и разработки природных ресурсов с расчетом на Запад. Это позволит Сибири стать узнаваемой на Западе.

— Считаете ли Вы, что Сибирь должна сделать выбор между Китаем, США или Европой?

— Прежде всего Сибирь — неотъемлемая часть России. Поэтому сама Сибирь не может делать какой-либо выбор. И не должна. Если это произойдет, все каналы для внутреннего развития немедленно будут закрыты. Сибирь может развиваться только как часть РФ. Но это также означает, что и Россия должна заботиться о развитии Сибири. Я думаю на текущем этапе необходимо лоббирование сибирскими регионами в Москве интересов Сибири. В этом состоит приоритет. У каждого региона и местного общества есть право на установление контактов с целью их дальнейшего развития. Но, к примеру, не с китайским государством, а с китайскими компаниями и т.д. Но я думаю, что и здесь региональные администрации должны с осторожностью подходить к развитию условий для инвестирования капитала. Инвестиции должны быть направлены не только на разработку полезных ископаемых, но также на развитие сопутствующей инфраструктуры.

— Есть ли у Вас некий идеальный образ (модель) Сибири и возможно ли его достичь?

— Я не могу ничего сказать насчет идеальной модели. Но я думаю необходимо, чтобы каждый регион разработал свою стратегию развития. После этого они должны собраться вместе, рассмотреть стратегии и попробовать их интегрировать, так как они могут добиться успеха лишь вместе. После этого они должны предложить свою стратегию Москве. И если Москва не откликнется, искать удачу на международных рынках

— Как Вы оцениваете идею проведения экспертиз, создания комитетов и проведения конференций по Сибири?

— Безусловно, это хорошая идея. Это вопрос маркетинга, получения знаний. Без проведения этих мероприятий вы будете

зависеть от других источников информации. Я считаю, что сбор как можно большего количества знаний является абсолютной необходимостью для сибирских администраций. У нас есть шансы взаимодействовать в инвестиционной сфере.

— Хотели бы Вы принимать участие в проектах касающихся Сибири?

— Да, но я не экономист и не имею капитала. Если есть шанс сделать что-нибудь позитивное в области связей или предоставления советов, я с удовольствием поучаствую в таких проектах. У меня есть знания о том, как немцы решали свои внутренние проблемы в области улучшения региональной экономики в течение последних 30 лет.

КРАТКИЕ БИОГРАФИИ АВТОРОВ

ТОЛОКОНСКИй ВИКТОР АЛЕКСАНДРОВИЧ Полномочный представитель Президента Российской Федерации в Сибирском федеральном округе.

Закончил общеэкономический факультет Новосибирского института народного хозяйства и аспирантуру в Новосибирском государственном университете. В 1981 - 1991 гг. работал на руководящих должностях в Новосибирском облисполкоме.

1991 - 1993 гг. — заместитель председателя Новосибирского горисполкома.

1993 - 1999 гг. — мэр г. Новосибирска.

Январь 2000 г. - сентябрь 2010 г. — глава администрации, Губернатор Новосибирской области.

С 9 сентября 2010 г. — полномочный представитель Президента Российской Федерации в Сибирском федеральном округе. Награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени, орденом Дружбы, медалью «За заслуги в проведении Всероссийской переписи населения», а также орденами русской православной церкви и золотым почетным знаком «Общественное признание». Лауреат национальной премии «Лучшие губернаторы России».

Д-р филос. наук СУПРУН владимир иванович

Директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды» с 2003 г., заведующий кафедрой философии Института философии и права СО РАН с 1997 г. Образование филологическое и философское. Окончил факультет иностранных языков и аспирантуру по философии Сибирского отделения Российской Академии наук. Диссертация по теме «Современная западная футурология» (защитил в Ленинградском госуниверситете, 1988). Преподавал в качестве приглашенного профессора в американских университетах: в Сент-Томасе (г. Миннеаполис) (1991 - 1994), в Гарвардском университете, университетах Денвера, Боулдера, Майами и т.д., рейтинговых колледжах МакА-листер, Карлтон и др. (США), а также в университетах Канады: Йорк (Оттава), ЛаВалль (Квебек-сити), Альберта (Эдмонтон), Калгари и др. Участвовал в исследовательской программе в Канаде по изучению политической культуры народов Севера в 1991 - 1994 гг. В 1990-е годы являлся экспертом Швейцарского Круглого стола в г. Ко (Саих).

Является автором более 50 научных статей и монографии «Современная западная футурология». За последние годы (20042011) перевел и издал семь работ видных западных аналитиков Дж. Ная, М. Голдмана, У. Бенниса и др., выступил научным редактором коллективных монографий «Имиджи Сибири», «Инновации и современность», «Динамика инноваций».

Д-р. юрид. наук УСС

АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ

Председатель Законодательного Собрания Красноярского края.

Окончил юридический факультет Красноярского государственного университета в 1976 окончил юридический факультет Красноярского государственного университета в 1976 г., аспирантуру Томского государственного университета в 1981 г., являлся стипендиатом Института иностранного и международного уголовного права им. М.Планка (ФРГ, 1986-1988). 1981 - 1993 — ассистент, старший преподаватель, доцент кафедры уголовного права и криминалистики Красноярского государственного университета.

1993 - 1997 — начальник правового управления, заместитель Губернатора Красноярского края.

1993 - 1995 — депутат Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации.

1998 - 2001 — член Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации.

С 1998 г. по настоящее время — председатель Законодательного Собрания Красноярского края.

12 марта 2010 — избран президентом Сибирского Федерального Университета.

2011 — избран заместителем председателя Комитета по мониторингу Конгресса местных и региональных властей Совета Европы (КМРВСЕ).

Удостоен почетного звания «Заслуженный юрист Российской Федерации»; награжден почетным знаком Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации «За заслуги в развитии парламентаризма», почетной грамотой Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, благодарностью Президента Российской Федерации; орденом Святого благоверного князя Даниила Московского II степени, серебряной медалью Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации, орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

Член-корреспондент РАН, д-р ист. наук

ламин

Владимир Александрович

Директор Института истории СО РАН. Автор более 250 научных публикаций, в том числе 20 коллективных монографий. Им разработаны проблемы истории социально-экономического развития восточных районов нашей страны — истории создания транспортных структур Сибири и Дальнего Востока, их интеграции в мировую систему коммуникаций; проблемы общего и особенного в социально-экономической политике государства на различных этапах российской истории, показана высокая степень ее преемственности и однотипности; проведено сопоставление форм, методов, средств и целей фронтира — российского в Сибири и западноевропейского в Америке и Австралии. Труды учёного нашли применение при решении ряда прикладных проблем направлений развития и функционирования транспортной системы в условиях рыночной экономики. Председатель научного совета по музеям СО РАН, председатель Ученого Совета Института истории СО РАН, председатель редакционного совета издания «Гуманитарные в Сибири», член общественного совета по стратегическим проблемам устойчивого развития г. Новосибирска.

Д-р ист. наук

красильников сергей Александрович

Заведующий кафедрой отечественной истории Гуманитарного факультета Новосибирского государственного университета. Основные направления исследовательской деятельности: история отечественной и региональной (сибирской) интеллигенции в первой трети ХХ в.; динамика и формы раз-

вития регионального научного потенциала в 1920 - 1930-е гг.; государственные репрессии в 1920 - 1940-е гг.; формирование и эволюция маргинальных групп в послереволюционном российском обществе.

Ведущий научный сотрудник научно-исследовательской группы истории социально-культурного развития в Институте истории СО РАН.

Автор и соавтор более 150 научных работ, в том числе двух монографий, двух учебных пособий, 15-ти документальных научных изданий.

Д-р филос. наук

ДОНСКИХ ОЛЕГ АЛЬБЕРТОВИЧ

Заведующий кафедрой философии Новосибирского государственного университета экономики и управления, основатель и главный редактор рецензируемого журнала «Идеи и идеалы». Специалист в области философских проблем языкознания и литературы, истории античной и русской философии, культурологии.

Окончил Новосибирский государственный университет, гуманитарный факультет (1974); аспирантуру Института истории, филологии и философии СО АН СССР (1981). Докторская диссертация: «Философский анализ проблемы происхождения языка», 1990), профессор. Имеет степень PhD университета Мониша (Австралия), тема диссертации «Russian Philosophy as an Expression of Russian National Consciousness» (2002). Был старшим преподавателем кафедры философии СО АН СССР (1981-1989); заведующим лабораторией языков и культуры коренных народов Сибирского Севера Института проблем освоения Севера СО АН СССР (1989-1994). Профессор кафедры философии ИПК при Новосибирском государственном университете (1992-1994). В 1994 - 2003 гг. жил и работал в Мельбурне (Австралия).

Автор целого ряда книг, последняя из которых «Воля к достоинству» (2007).

Руководитель городского межвузовского семинара «Актуальные проблемы гуманитарных исследований». Руководитель проекта по изданию серии по социальной психологии и культурологии, колумнист газеты «Вечерний Новосибирск», пишет статьи по проблемам образования.

Д-р филос. наук

АНТИПОВ ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Профессор кафедры гуманитарных основ государственной службы Сибирской института РАНХиГС (г. Новосибирск). Окончил Томский государственный университет по специальности «история»; аспирантуру Новосибирского государственного университета (1971). Докторская диссертация: «Гносеологические и социокультурные основания исторического знания» (Институт философии РАН, Москва, 1995).

Преподавал философию для аспирантов научно-исследовательских институтов СО АН (кандидатский минимум) в качестве доцента кафедры философии СО АН СССР (1980-1991).

Автор около двухсот статей и трёх книг в области философии истории, методологии науки, русской философии и нескольких

Член-корреспондент РАН, д-р. экон. наук СУСЛОВ ВИКТОР ИВАНОВИЧ

Заместитель директора по науке Института экономики и организации промышленного производства СО РАН. Окончил Новосибирский государственный университет (1971), экономист-математик.

учебных пособий.

В Институте экономики и организации промышленного производства СО РАН работал стажером-исследователем (1971), в настоящее время — заместитель директора по науке. С 1972 г. работает на кафедре применения математических методов в экономике и планировании ЭФ НГУ. Старший преподаватель (1975), затем профессор.

Автор и соавтор более 300 научных публикаций. Основные направления научных исследований: анализ внутрирегиональных экономических взаимодействий; методы экономико-статистического и эконометрического анализа; разработка стратегий социально- экономического развития страны, её крупных регионов и отраслевых секторов; проблема перехода экономики России на путь инновационного развития.

Д-р экон.наук лАВРОВСКИй БОРИС леонидович

Профессор кафедры Новосибирского государственного технического университета. Окончил Новосибирский государственный университет (1968), экономист-математик. Является ведущим научным сотрудником Института экономики и организации промышленного производства СО РАН. Заведовал кафедрой организации производства Новосибирского государственного технического университета с 2005 по 2010 г.

Работал в качестве долгосрочного эксперта Проекта ТАСИС «Региональная политика, направленная на сокращение экономической, социальной и правовой асимметрии в РФ» (со стороны ведущего немецкого научно-исследовательского экономического института Deutsches Institut für Wirtschaftsforschung (DIW, Berlin), Берлин - Москва (1998-2000).

Читает лекции для представителей промышленного менеджмента, региональных властей (современное макроэкономическое и региональное обозрение).

Академик РАН, д-р биол. наук ВАГАНОВ

евгений Александрович

Ректор Сибирского федерального университета, г. Красноярск. В 1971 - 1981 гг. — работа в Институте физики им. Л.В. Киренского СО РАН. В 1981 — 1988 гг. — с.н.с., зав. лабораторией Института биофизики СО РАН. В 1988 г. возглавил лабораторию дендро-климатологии Института леса им. В. Н. Сукачева СО РАН, в 1990 г. назначен заместителем директора института, в 1992 г. — директором Сибирского международного центра экологических исследований бореальных лесов. С 1994 г. возглавлял Институт леса им. В. Н. Сукачева СО РАН. В 1997 г. избран академиком Российской академии наук.

28 ноября 2006 г. назначен ректором ФГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет».

Председатель Сибирского регионального учебно-методического центра. Член редколлегий трех международных научных журналов (Holocene, Tree-Ring Journal, Eurasian J. Forest Research) и двух российских («Лесоведение», «Сибирский экологический журнал»). Научный руководитель с российской стороны международной научной обсерватории «станции высотной мачты» ZOTTO. Автор свыше 200 научных публикаций, в том числе 8 книг.

Академик РАН, д-р мед. наук

гительзон

ИОСИф ИСАЕВИЧ

Советник Российский академии наук в Институте биофизики СО РАН (ИБФ СО РАН), профессор Сибирского федерального университета, г. Красноярск.

Родоначальник биофизического направления и создатель признанной научной

школы экологической биофизики. Развитые им биофизические методы, включая космический мониторинг биолюминесцентных полей мирового океана, используются для создания экспрессных средств ранней диагностики состояния больших природных экосистем для упреждения необратимых в них изменений.

Является членом редколлегий нескольких научных журналов, в том числе международных, действительным членом Международной академии астронавтики, приглашенным профессором Международного космического университета, почетным профессором СФУ.

Почетный гражданин города Красноярска.

Канд. физ.-мат. наук ЛЮЛЬКО АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

Депутат Совета депутатов Новосибирска. Профессор Сибирского института международных отношений и регионоведения. Кандидат физико-математических наук. Профессор международной кафедры ЮНЕСКО прав человека и демократии при МГИМО (У) МИД России. С ноября 2010 г. возглавляет Высшую школу политики при Сибирском институте международных отношений и регионо-ведения.

Окончил Новосибирский государственный университет (1982) по специальности «математика»; аспирантуру Новосибирского государственного университета (1986).

Четырежды избирался депутатом городского Совета г. Новосибирска, был депутатом Новосибирского областного Совета. По результатам различных опросов общественного мнения входит в число наиболее влиятельных политиков Новосибирской области.

Канд. физ.-мат. наук ЕФИМОВ ВАЛЕРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

Директор Центра стратегических исследований и разработок Сибирского федерального университета, г. Красноярск. Окончил Красноярский государственный университет, физический факультет в 1979 году. В 1990 году защитил кандидатскую диссертацию в Институте Гидродинамики СО РАН. Опубликовал более 150 работ, включая 12 монографий и аналитических докладов.

Сфера научных интересов: практики работы с будущим — Форсайт, стратегическое планирование, сценирование; стратегии территориального развития; управление сложными системами; социально-гуманитарное проектирование; когнитивные технологии.

Является членом Сибирского экспертного клуба; эксперт Фонда «Новая Евразия», в качестве эксперта участвовал в работе Сибирской открытой университетской Конвенции, Новосибирского градостроительного форума, Форума ИНТЕРРА и др.

Канд.экон. наук

КЫЧАКОВ АЛЕКСАНДР АНАТОЛЬЕВИЧ

Эксперт по недвижимости ЗАО «АК-ДЕВЕЛОПМЕНТ» (г. Новосибирск). Окончил Новосибирский государственный университет (2000) по специальности «математические методы в экономике»; аспирантуру Института экономики и организации промышленного производства СО РАН (2002), тема диссертации: «Принципы управления предпринимательскими рисками». Работал в управляющей компании «Сибиряк и К» - финансовый директор (2000-2002); в ООО ХК «АкадемКапитал» - фи-

нансовый директор, экономист (2003-2008), советник генерального директора по коммерческому развитию в ЗАО «УК «СБ» (2009).

Основатель и член правления НКО Фонд «Эндаумент НГУ»; участвует в благотворительности - Фонд «Дети России - будущее мира»; Председатель Ассоциации выпускников Экономического факультета НГУ; член Всемирного фонда дикой природы (WWF).

Канд. экон. наук РЫЧКОВ

Николай Николаевич

Генеральный директор ОАО «Корпорация - Новосибирский завод Электросигнал». Член-корреспондент инженерной Академии Российской Федерации, член Межрегиональной Ассоциации Руководителей Предприятий г. Новосибирска, член Новосибирской областной трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений.

Окончил Ленинградский электротехнический институт имени В.И. Ульянова (1971); Академию народного хозяйства при Совете министров СССР (1989); Академию народного хозяйства при Правительстве РФ (2003).

Работал на Ярославском радиозаводе (1978 - 1987) в должности начальника отдела АСУП, заместителя директора по экономическим вопросам. С 1987 г. — директор новосибирского завода «Электросигнал», затем генеральный директор ОАО «Корпорация — Новосибирский завод Электросигнал». Лауреат награды «За успешное управление бизнесом в Сибири». За активное внедрение современных технологий, освоение новых видов продукции Н. Н. Рычкову присвоено звание «Почетный машиностроитель».

БАБИЧЕВ ЛЕОНИД НИКОЛАЕВИЧ

Генеральный директор ОАО «Объединение «Вторчермет» (г. Новосибирск). Окончил Новосибирский институт народного хозяйства по специальности «экономика и планирование материально-технического снабжения».

С 1987 г. работает в ОАО «Объединение «Вторчермет» - заместителем директора по коммерческо-финансовым вопросам, с 1989 г. - генеральным директором.

Является заместителем председателя Совета директоров предприятий Кировского района г. Новосибирска.

БОКОВ

КОНСТАНТИН ВЕНИАМИНОВИЧ

Президент Ассоциации строителей и инвесторов г. Новосибирска и Новосибирской области, президент Некоммерческого партнерства «Новосибирские строители».

Окончил Новосибирский институт инженеров водного транспорта (1977) по специальности инженер-гидротехник с правом производства общестроительных работ.

Входит в состав Совета по преодолению последствий финансово-экономического кризиса и наращивания темпов развития Новосибирской области. Является членом Совета Межрегиональной Ассоциации руководителей предприятий, председателем Комитета по строительству и стройин-дустрии НРО ООО «Российский Союз налогоплательщиков».

Награжден почетными грамотами Госстроя России, Губернатора Новосибирской области, Новосибирского областного совета депутатов, Мэрии г. Новосибирска и др.

МАКУРИН ИГОРЬ ИГОРЕВИЧ

Генеральный директор ООО «АБК - Новая Сибирь» (г. Новосибирск). Окончил Новосибирский институт народного хозяйства, экономист. Работал на Новосибирском заводе химкон-центратов; СУ МЖК. Собственная компания с мая 1991 г.

Канд. ист. наук

Александрова наталия николаевна

Доцент кафедры журналистики и связей с общественностью Российского государственного социального университета (г. Москва).

Окончила Новосибирский государственный университет. Тема диссертации «Общественная жизнь Западной Сибири в середине 50-х - начале 60-х гг. XIX в. (по материалам "Тобольских губернских ведомостей")» М., 1996.

Основное направление исследовательской и преподавательской деятельности - отечественная и зарубежная журналистика и PR, современный медиа процесс.

Член Союза Журналистов России. Кинодраматург, телесценарист.

васильев Михаил Геннадьевич

Председатель «Союза промышленников и предпринимателей Красноярского края». Образование: высшее экономическое 1975-1978 — Новосибирский государственный университет.

1982-1984 — Новосибирский институт народного хозяйства.

Специальность «Планирование промышленности» 1992 — Администрация г. Красноярска, директор Департамента экономики, финансов и городского имущества; 1992-1998 — Открытое акционерное общество «Красноярский алюминиевый завод», заместитель генерального директора; 1998-2000 — ООО «СеНГИКо» (строительство Нефтеперерабатывающего завода п. Байкит (Эвенкия), генеральный директор;

2001-2002 — ООО «Рост», директор по экономике и финансам;

2002-2003 — Совет администрации края, Заместитель Губернатора - начальник Главного управления развития экономики и планирования администрации Красноярского края;

2003-2006 — Региональное объединение работодателей «Союз промышленников и предпринимателей Красноярского края», исполнительный директор;

Д-р. биол. наук.

МОРГУН ВАСИЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ

Директор Федерального бюджетного учреждения «Государственный региональный центр стандартизации, метрологии и испытаний в Красноярском крае». В 1981 году с отличием окончил Красноярский государственный университет. С 1983 года по настоящее время работает по совместительству в Красноярском аграрном университете - заведующий кафедрой, профессор. В 1993 году защитил докторскую диссертацию, в 1994 г. присвоено ученое звание профессор. В 2003 г. получил второе высшее образование по специальности «Экономика и управление». Имел длительные научные стажировки в Нидерландах и Австралии. Свободно владеет английским языком.

С 1995 г. работал в администрации Красноярского края в должностях начальника отдела управления экономики, заместителя председателя комитета пищевой и перерабатывающей промыш-

ленности, Советника Губернатора края В. М. Зубова, начальника Управления потребительского рынка и услуг в администрации Губернатора края А. И. Лебедя.

Депутат 1 созыва Законодательного Собрания Красноярского края, заместитель председателя комитета по образованию, науке и культуре. Профессор кафедры стандартизации и контроля качества Сибирского федерального университета. Председатель экспертной комиссии Краевого фонда поддержки научно-технической деятельности.

Маршалл ГОЛДМАН (Marshall I. GOLDMAN)

Один из ведущих американских экспертов по экономике и политике СССР и России, ведущий научный сотрудник Центра Дэви-са по исследованиям России при Гарвардском университете, профессор российской экономики в Уэлсли Колледж (США). Защитил докторскую диссертацию по российской экономике (1961). Ему была присуждена почётная степень Доктора юриспруденции в Массачу-сетском Университете, Амхерст, 1985.

Является автором более десятка книг о Советском Союзе, в частности «Советский Союз в кризисе» (1987), в ней он прогнозировал колоссальные проблемы, с которыми столкнется перестройка и которые в дальнейшем погрузят страну в экономический и политический хаос. Его последняя книга «Пиратизация России» вышла в 2004 г. и была переведена на русский язык и издана Фондом «Тренды». М. Голдман часто посещает Россию и бывшие республики Советского Союза, является членом элитного клуба зарубежных экспертов при Президенте России (т.н. «Валдайский клуб»). Экспертные знания М. Голдмана широко востребованы в средствах массовой информации и он регулярно пишет для таких журналов как «Foreign Affairs», «The Harvard Business Review» и др., его статьи и комментарии также часто публикуются в российской прессе. Интересы: путешествия, книги, сквош.

.,„„. Александр РАР

(Alexander RAHR)

Влиятельный немецкий политолог, специалист по России. Руководитель программы «Россия/Евразия» в Германском Совете по международным отношениям. Окончил Мюнхенский государственный университет по специальности восточноевропейская история, современная история, политическая наука (1988). Работал старшим аналитиком в исследовательском центре «Радио Свобода» (1982-1994). Руководил долгосрочным проектом по изучению советской элиты в Федеральном исследовательском центре Восточно-европейских и международных исследований (1977-1986). Был политическим консультантом «Рэнд Корпорэйшн» (США, 1986-1991).

С 1995 г. по настоящее время возглавляет программу «Россия/ Евразия» в Германском Совете по международным отношениям.

Автор множества статей и интервью для различных крупных средств массовой информации как в Германии, так и в России. Автор целого ряда значимых книг, последняя из которых «Россия давит на газ» вышла в 2008 г.

Кристофер КОУКЕР (Christopher COKER)

Популярный английский аналитик. Профессор факультета Международных отношений Лондонской школы экономики и политических наук (Великобритания).

Является специалистом по международной политике, геополитике и глобализации. Автор ряда книг, таких, например, как «Сумерки Запада», «Будущее войны» и других влиятельных работ.

Питер ШУЛЬЦЕ (Peter SCHULZE)

Профессор факультета Международных отношений и сравнительного государ-ствоведения Университета Георга Августа, Геттинген (Германия). Главный предмет исследований - Россия. Окончил Берлинский университет, стажировался в Стэнфордском университете (США), преподавал в университете Беркли (США).

Возглавлял представительство фонда Эберта в г. Москве с 1992 по 2003 г.

Очень много путешествовал по России.

Марк ОЛМОНД (Mark p. ALMOND)

Известный британский политолог и историк. Профессор Оксфордского университета (Великобритания). Работал в качестве наблюдателя на выборах в Грузии и Украине. Критически относится к западному вмешательству в процессы демократизации. Регулярно печатается во влиятельных газетах и журналах, таких как «Таймс», «Обсервер», «Гарди-ан», «Нью-стейтсмен» и т.д.

Автор ряда книг по проблемам постсоветских государств.

фондом «тренды» осуществлены ПЕРЕВОДНЫЕ издания КНИГ ЗНАКОВЫХ АВТОРОВ:

Френсис Хессельбайн «О лидерстве»

Это небольшая, но полная свежих идей книга для тех, кто видит себя лидером или хотел бы им стать, кто считает себя активным членом гражданского общества или стремится модернизировать свою организацию. Фр. Хессельбайн - директор организации «Лидер - Лидеру», наследника знаменитого Фонда П. Дракера. 2004 г.

Ричард Сеннет «Коррозия характера»

Это блестящее исследование положения личности при «новом» капитализме сквозь призму трудовой деятельности. Как изменилась работа, ее сущность и динамика, как строится современная карьера и какой ценой - вот темы этой яркой книги, ставшей бестселлером в США и Европе. Р. Сеннет - профессор знаменитой Лондонской школы экономики. 2004 г.

Маршалл Голдман «Пиратизация России»

Книга М. Голдмана посвящена одному из ключевых моментов современной российской истории - приватизации, смене форм собственности, изменению всего строя жизни. Реформы, отношение к ним, пути их внедрения, их шоковый характер - вот темы для анализа в книге. Маршалл И. Голдман - профессор Дэвис Центра по изучению России и Евразии при Гарвардском университете. 2005 г.

Барбара Келлерман «Обновленное лидерство: политика и бизнес»

Книга «Обновленное лидерство» - яркий анализ проблем взаимодействия управления в бизнесе и политике в США за последние пятьдесят лет. Представленный анализ позволяет использовать опыт ведущей капиталистической страны мира в сфере построения культуры лидерства. Барбара Келлерман - профессор Гарвардского университета. 2005 г.

Джозеф Най «Гибкая власть»

Эта книга - обязательное чтение для всех, кто интересуется динамикой власти как в международном, так и локальном контексте. Политика, экономика, культура, их взаимодействие в современном мире -вот предмет анализа. США, Россия, Европа, Япония, Китай - вот главные «игроки» в этой книге. Джозеф С. Най - влиятельная фигура в американской политической элите. Бывший председатель Национального Совета по разведке, декан одного из факультетов Гарвардского университета, автор многочисленных книг и статей. 2006 г.

Уоррен Беннис «Становление лидера»

В блестящем исследовании У. Бенниса, написанном на основе непосредственного изучения мира американского бизнеса и бесед с видными и успешными людьми, дается анализ принципиального различия между лидерством и менеджментом, указывается на их качественные характеристики и делается вывод, что мир XXI века, без лидеров в разных сферах, обречен на неопределенное и хаотичное существование.

Уоррен Беннис является почетным профессором факультета «Управления бизнесом» в университете Южной Калифорнии и консультантом многих компаний и правительств по всему миру. Автор десятков статей и более 30 книг по лидерству. 2007 г.

«Имиджи Сибири»

Международная монография «Имиджи Сибири» представляет собой первую в своем роде работу, стержнем которой является совершенно новая проблематика - имидж Сибири.

Авторами являются не только видные эксперты, но и политики, и предприниматели. Такой подход позволяет всесторонне рассмотреть перспективы формирования позитивного имиджа Сибири. Важным разделом работы являются социологические интервью с видными западными аналитиками из США, Великобритании, Германии, которые позволяют получить представление о том, как серьезные западные эксперты воспринимают Сибирь. 2008 г.

Николас Эберстадт, Ханс Грот «Грядущий демографический вызов Европе: раскрыть ценность здоровья»

Работа известных экспертов в области демографических трендов Н. Эберстадта и Х. Грота «Грядущий демографический вызов» представляет собой анализ целого ряда наиболее актуальных проблем современной Европы и России, как-то: перспектива сокращения рабочей силы, уровни и качество миграции, здоровье населения, роль в трудовом процессе пожилых и молодых людей и т.д. Большой интерес представляет оценка современной демографической ситуации в России с позиций западных экспертов, их понимание и рекомендации. 2008 г.

«Инновации и современность»

Коллективная монография «Инновации и современность» является продуктом творчества представителей разных сфер деятельности и отраслей знаний: политиков и аналитиков, управленцев и общественных деятелей.

Межпрофессиональный и междисциплинарный подходы дают возможность представить целый спектр взглядов на актуальную и мало разработанную проблему. Разнообразие взглядов и актуальность темы коллективной монографии должны представлять интерес не только для разработчиков инновационной стратегии, политиков и экспертов, представителей бизнес-кругов, но и для преподавателей, студентов и всех тех, кто интересуется процессами модернизации экономики и общества. 2010 г.

«Динамика инноваций»

Коллективная монография «Динамика инноваций» - результат размышлений ряда видных аналитиков над актуальными проблемами развития современной экономики, социальной жизни и политики, которые могут быть подведены под одну рубрику - инновации. Данная монография может представлять большой интерес, прежде всего для тех, кто задумывается о стратегии развития России по её экономическим, социальным и культурным векторам, т.е. для широкой образованной аудитории, а также для специалистов в области экономики, управления и науки. 2011 г.

СИБИРЬ: ИМИДЖ МЕГАРЕГИОНА

Научный редактор д.ф.н В. И. Супрун

Корректор А. Булычева Дизайн обложки С. Александров Компьютерная верстка А. Скринников

Фонд социо-прогностических исследований «Тренды» Адрес: 630099, г Новосибирск, а/я 8. Тел./факс +7 (383) 221-8911 E-mail: trend@acts.ru, www.fundtrends.ru

Подписано в печать 31. 01. 2012 г.

Отпечатано в тип. ООО «Издательский дом «Манускрипт» 630060, г. Новосибирск, ул. Зеленая горка, 1, оф. 202. тел./факс (383) 306-41-81, 333-40-16, e-mail: manuscript@risp.ru. www.manu-nsk.ru