CC BY
30
Latinitas Аврелия Августина на фоне языковой ситуации Римской империи IV - начала V вв.
Резюме. В латинском языке, помимо диахронических изменений, отмечены регион альные изменения. В эпоху Империи региолекты существовали наряду с социолектами - вариантами латинского языка, которые в источниках назывались sermo cotidianus, eruditus, usualis, plebeius, inconditus, vulgaris, perpolitus, proletarius, rusticus, militaris, urbanus. «Смешанная речь» (mixta), на которой говорили
малообразованные слои населения Римской империи, была насыщена «солецизмами» («неправильностями») и «варваризмами» и считалась искаженной или даже «испорченной». Основная задача настоящего исследования заключалась в том, чтобы понять, как отразилась лингвистическая ситуация Римской империи IV - начала V вв. на языке произведений Аврелия Августина, в какой мере коснулись их происшедшие изменения в языке и в какой мере его письменная речь сохранила чистоту (осталась incorrupta ‘незагрязненной’) от проникающих в народный латинский язык «неправильностей».
Ключевые слова: языковая ситуация; latinitas; лексические изменения; регионализм; африканская латынь; сниженный стиль.
Известный латинский христианский писатель, теолог, представитель западной патристики Аврелий Августин (354-430 гг.), готовясь в 384 г. к прохождению конкурса на должность профессора риторики в Медиолануме (Милане), всерьез беспокоился о правильности своей речи. Это беспокойство выражено в его работе De ordine («О порядке»). Обращаясь к своей матери Монике, собиравшейся приехать к нему в Милан, Августин написал: Aug. ord. II. 17.45 si enim dicam te facile ad eum sermonem peruenturam, qui locutionis et linguae uitio careat, profecto mentiar. me enim ipsum, cui magna necessitas fuit ista perdiscere, adhuc in multis uerborum sonis Itali exagitant et a me uicissim, quod ad ipsum sonum attinet, reprehenduntur ‘Если бы я сказал, что ты легко достигнешь такой речи, которая была бы лишена погрешностей словоупотребления и языка, я бы, безусловно, солгал. Даже меня самого, которого заставила необходимость основательно это выучить, италийцы до сих пор упрекают за произношение многих звуков в словах, и я, в свою очередь, также упрекаю их в том, что относится к произношению’. Образование, по его мнению, не может стереть из речи знаков рождения: aliud est enim esse arte, aliud gente securum. ‘Одно - быть спокойным из-за выучки, другое - по рождению’.
Успех в столице зависел от владения говорить на «городской» (urbanus) латыни.
Сын предупреждал мать о том, что она никогда не сможет достичь в своей речи того, что римляне называли latinitas -«правильности» речи, свободной от погрешностей (uitium), подразумевавшей употребление грамматических и лексических норм классической латыни (Lausberg 1990: 254-257). Речь без соблюдения «правильности» в среде образованных римлян считалась варварской, о «солецизмах» («неправильностях») и «варваризмах» говорилось с пренебрежением, неправильная речь ассоциировалась с неподобающим поведением ее носителей: Isid. 9. 1. 8 Mixta, quae post imperium latius promotum simul cum moribus et hominibus in Romanam civitatem inrupit, integritatem verbi per soloecismos et barbatismos corrumpens ‘смешанная <речь>, которая после более широкого продвижения Империи вместе с нравами и людьми вторглась в римское государство, <и> загрязнила из-за солецизмов и варваризмов целостность <языка>’. Термин oratio, sermo corrupta ‘речь испорченная’ использовал Цицерон в диалоге «Брут» для характеристики речи не-римлян, приезжих (Cic. Brut. 132, 202, etc). Правильным латинским языком Рима во времена Империи был литературный язык (Adams 2007: 187), он по-прежнему рассматривался как некий стандарт для провинциальной интеллигенции. Рим остается важным, сохраняющим культурное наследие центром, и во многом - ориентиром для нормы.
На первый взгляд беспокойство блестящего ритора Августина кажется безосновательным. Но оно вполне объяснимо, если мы обратимся к анализу языковой ситуации многочисленных провинций Римской империи.
Детство и юность Августина прошли в Северной Африке, там он получил образование и там началась его карьера ритора (354-383 гг.). В 388 г., после пребывания в Италии, Августин вернулся на родину и оставался в североафриканском городе Гиппоне до конца своих дней (430 г). Языковая ситуация на территории Империи определяется как мультилингвальная, разговорный латинский язык в провинциях имел свои особенности. Латынь была разговорным языком Италии и западных провинций Империи1, на латыни говорили римляне и романизированные «варвары» - кельты и германцы. Около II-III вв. латинский стал языком общественных и частных богослужений; первоначально таковым был греческий. Помимо латыни, в Римской империи были распространены греческий, финикийский, кельт-
1 Оставшихся в составе Западной Римской империи после ее раздела в 395 г.
ские и германские языки, на Балканском полуострове - фракийский и иллирийский. По-гречески говорили жившие в Риме выходцы с востока - торговцы, ремесленники, рабы, матросы, греческий язык знали образованные слои Рима. Центром греческой культуры долго оставалась бывшая колония Массилия (Марсель), греческий был широко распространен на всем юге Галлии. Известно, что при приветствии арльского епископа в
VI в. часть христиан пела по-гречески (Перфилова 2003: 90). В бывших финикийских колониях Средиземного моря оставались носители финикийского языка, относящегося к ханаанейской подгруппе северо-западной группы семитских языков2. Кельтское население Галлии и Британии говорило на кельтских языках, германские языки были разговорными на территории проживания того или иного племени в Верхней и Нижней Германии и Британии.
Соответственно, бытовавшая на отдельных территориях Империи разговорная латынь имела свои особенности. Местные особенности латыни нередко осознавались самими жителями провинций. Современник Августина Иероним3, указывал, что латинский язык меняется как по местностям, так и во времени: Hier. ^mm. in Ep. ad Galat. Prolog. 2. 3 Latinitas et regionibus cotidie mutatur et tempore. Дж. Адамс, автор монографии «Региональная диверсификация латинского языка» (Adams 2007), находит доказательства существования региональных различий латинского языка в следующих источниках. Это т. наз. бытовой язык, которым писали надписи, папирусы, острака не слишком образованные люди: в них содержатся ошибки, типичные для обыденной речи. Сохранились и литературные свидетельства о региональных различиях. Представляет интерес проведенное автором исследование факторов, определяющих региональные особенности языка. Дж. Адамс перечисляет факторы, вызывающие отличия колониальных форм английского от британского английского, и указывает, что они находят параллели в латинском языке отдельных регионов Римской империи: необходимость адаптации привнесенного в регион языка к новым условиям (например, топографическим); хронологический этап развития привнесенного языка; языковые изменения, которые
2
Язык прекратил существование ок. 400 г., его последними памятниками являются т.наз. латино-пунические надписи IV в. из Трипо-литании и Ливии (Лявданский 2009: 278-295).
3 Софроний Евсевий Иероним Стридонский (342-419 / 420 гг.) - выходец из Далмации, один из «отцов церкви», создатель канонического латинского перевода Библии. С 386 г. жил в Вифлееме, где и выполнил перевод Vulgata.
могут иметь место в Италии, но не происходят в колониях; напротив, языковые изменения могут иметь место в колонии, но не проходить в это время в Италии; отдельные слова в провинциальной среде могут получить новую жизнь - как, например, зафиксированное в Испании лат. ciconia ‘журавль’ для обозначения механического сооружения по подъему воды. Региональные отличия могут определяться языковым контактом, возможно влияние субстрата (Adams 2007: 33-34, 187). К этому следует добавить, что о региональных вариациях латинского языка свидетельствует различия, наблюдаемые в романских языках. Значение субстрата было убедительно показано А. Мейе (Мейе 2009)4.
Не претендуя на реконструкцию всего сложнейшего разнообразия местных вариантов латинского языка, вкратце осветим языковую ситуацию Северной Африки, определившую в значительной мере формирование Августина как писателя.
В Северной Африке римляне появились в 146 г. до н. э., после 3-й Пунической войны. Ранняя дата колонизации обусловила консерватизм африканской латыни, основательность знакомства с ранней римской литературной традицией, множество архаизмов в лексике. По мнению П. Монсо, язык был более архаичен по сравнению с тем, который бытовал в Риме (Monceaux 1894: 99-121). В столице язык быстро изменялся. Знатоки современных языков знают, что выдать себя за жителя столицы невозможно: слишком быстро меняется язык. В латыни североафриканских провинций языковые изменения происходили независимо от метрополии. Африканская латынь сохранила отдельные формы времен пунических войн (по выражению
А. Садова, с римскими солдатами в Африку пришла «Плав-то-Катонова латынь» (Садов 1917: 176). Так, при анализе семантики и функциональных характеристик латинского слова cor, cordis n ‘сердце’ мы обнаружили, что употребление производного от cor существительного corculum, i n в значении ‘маленькое сердце, сердечко’ отмечено у Плавта (250-184 гг. до н.э.): Plaut. Cas. 836 meum corculum, melculum, verculum ‘ах, мое сердечко! моя сладость! маленькая моя весна!’ - такие слова произносит старик Лисидам по отношению к возлюбленной.
4 Здесь оговоримся, что А. Мейе писал не о региональных различиях в рамках одного языка, а об особенностях, присущих отдельным индоевропейским языкам: «Каждый индоевропейский язык представляет собой самостоятельное развитие исходного общего языка. В каждом из них мы различаем специфические тенденции, в известной мере отражающие особенности, присущие прежним наречиям, место которых заняла та или иная индоевропейская группа» (Мейе 2009: 154).
Употребление corculum в этом значении не представлено у последующих авторов вплоть до позднего периода. Следующий пример употребления corculum в значении ‘маленькое сердце, сердечко’ находим у Апулея: Apul. Apol. 40 aselli piscis solius omnium in medio aluo corculum situm ‘сердечко трески, единственной из всех, расположенное в середине живота’. Но в данном случае перед нами не архаизм. Как заметил Дж. Адамс, «если слово найдено у Плавта, а затем выходит из употребления, чтобы несколько веков спустя снова появиться у одного из африканских писателей, оно не может быть признано архаизмом, сохранявшимся на протяжении нескольких веков между Плавтом и позднейшим писателем». Региональные архаизмы, по его мнению, ничего не значат, в истории латинского языка они являются не более чем курьезом (Adams 2007: 712, 714). В данном случае имеет место архаичность другого типа. Африканские писатели изучали раннюю латынь, и архаичное употребление слов - результат их ученых изысканий. Тяготение к архаичному словоупотреблению можно объяснить влиянием греческой литературы, в эллинистический период все более склонной к подражанию (imitatio). Imitatio североафриканских писателей было обращено к Катону, Эннию, Плавту. Под этим влиянием, в частности, находились получившие греческое образование Фронтон и Апулей, Гелий, Арнобий, отчасти - Тертуллиан.
Сравнительно небольшое количество региональных архаизмов несколько контрастирует с обилием региональных инноваций, к которым можно отнести лексические заимствования из других языков, неологизмы, расширение семантики слова и появление новых метафор. Как регионализм можно отметить у Августина употребление sermo вместо verbum: Aug. Conf. 4. 14. 23 Et magnum quiddam mihi erat, si sermo meus et studia mea illi viro innotescerent ‘И мне было очень важно, чтобы мое cnово и мои труды стали известны этому человеку’, - написал он о своем желании представить свое произведение оратору Гиерию. Исследователи отмечали влияние на формирование латинского языка в Африке греческого языка, имевшего в Восточном Средиземноморье до середины III в. н. э. значение международного, и бытовавших в Северной Африке семитских языков пуний-ского (финикийского) и арамейского, понятных местному населению. Влияние этих языков прослеживается в греческих и семитских заимствованиях. Речь африканских авторов (большинство из которых имело греческое образование) была насыщена грецизмами. Много грецизмов пришло из до-Иеронимо-вых переводов Библии.
Во II-IV вв. североафриканские провинции, давно латинизированные (латынь там культивировалась как родной язык), переживали расцвет. Северная Африка дала Империи династию
Северов, из африканских провинций в Рим отправлялись подготовленные адвокаты и риторы. Провинции, по выражению М. фон Альбрехта, «преобразуются в самостоятельный культурный ландшафт» (Альбрехт 2006: 1408).
Расцвет североафриканских провинций относился, в том числе, к области литературы, давшей начиная со II в. намного больше выдающихся писателей, философов, ораторов. Африка, которую М. фон Альбрехт назвал «цитаделью латыни», со II в. заявила претензии на литературное лидерство, оправдавшее позднее «целый ряд великих авторов от Тертуллиана до Августина» (Альбрехт 2006: 1408). Выходцами из африканских провинций были, помимо Августина, писатель, философ-неоплатоник Апулей, автор «Аттических ночей» Авл Геллий, христианские писатели Арнобий, Лактанций, Киприан, Минуций Феликс, Тертуллиан, писатель-историк Флор, оратор и адвокат Фронтон, явившиеся (в особенности Апулей) создателями латинского литературного языка в Африке. Долгое время наряду с латынью такую же роль играл греческий язык; так, Апулей и Тертуллиан были двуязычными. В IV в., при Иерониме, Августине, Пруденции, латиноязычная литература переживала новый подъем. В конце IV в. даже греки - Клавдиан и Аммиан Марцеллин - писали по-латыни.
Тексты североафриканских писателей отличало стремление к языковым эффектам в речи (письменной и, наряду с ней, устной - например, проповеди), новизне поэтических оборотов, сложный синтаксис. В «Метаморфозах» Апулея, например, есть труднопереводимое выражение obstinato corde ‘с упорствующим /упорствуя сердцем". Герой произведения, Луций, слушая рассказы о магии, говорит своему собеседнику: Apul. Met. 1. 3 tu vero crassis auribus et obstinato corde respuis quae forsitan vere perhibeantur ‘ты, верно, будучи тугоух [букв.: ты... толстыми ушами] и упорствуя сердцем, отверг те <положения>, которые представляются вполне правдоподобными’5. В похожем контексте - в контексте непринятия теоретических положений собеседника - выражение corde obstinato встретилось у Августина. В трактате «О граде Божием», рассуждая о желании и возможности вечной жизни, Августин сделал небольшое замечание: высказанные положения очевидны для каждого, кто «противоборствующим сердцем не является врагом самому себе» (Aug. civ. 6. 4 qui corde obstinato sibi non fuerit inimicus).
5 В переводе М. Кузмина: «ты, верно, заткнув уши и заупрямив сердце, так отвергаешь то, что может быть истинной правдой» (Апулей 1988: 113).
Как особенность стиля «африканцев», исследователи отмечали нагромождение риторических средств, «излишество в выражениях» (обилие слов и преувеличенная образность языка) и нередко объясняли перечисленные особенности влиянием tumor Africus - «африканской надутостью» (Садов 1917: 171).
Народный латинский язык в североафриканских провинциях («африканская латынь») имел свои особенности. Особенности «африканской латыни» не сводятся к лексическим заимствованиям, стилистическим или незначительным лексическим изменениям. Особенности проявились в грамматике и, пожалуй, в большей мере - в фонетике. «Африканцев» можно было легко узнать по их речи. Современники отмечали stridor punicus, особое произношение с присвистом, как влияние финикийского языка: Hier. Ep. 130 ad Demetr. 5 stridorpunicae linguae.
Августин оставил свидетельство об африканском пренебрежении к количеству гласного: Aug. doctr. christ. 4. 10. 24 cur pietatis doctorem pigeat imperitis loquentem ossum potius quam os dicere, ne ista syllaba non ab eo, quod sunt ossa, sed ab eo, quod sunt ora, intellegatur, ubi Afrae aures de correptione uocalium uel productione non iudicant? ‘Почему учитель благочестия, произнося речь для необразованных <людей>, досадует, что он скорее скажет «ossum» («кость»), чем «os», с тем, чтобы этот слог не был понят не как то, что есть «ossa» («кости», мн. ч.), а как то, что есть «ora» («уста», мн. ч.), где африканские уши не различают ни краткости гласных, ни долготы?’ (см. также Aug. Enarr. In Psalm. 138. 20). По этому поводу можно, вслед за Дж. Адамсом, заметить, что в классической латыни долгое и краткое о различались не только долготой, но и тембром, и это различие сохранилось в романских языках (за исключением сардин-ского)6.
Грамматики замечали, что в африканской латыни вместо b в некоторых словах пишут v (Isid. 1. 32. 8), а также ей свойственен «лабдацизм»: употребление ll вместо l («llargus» вместо «lar-gus», «llex» вместо «lex»), или наоборот: «Metelus», «Catulus» вместо «Metellus», «Catullus». Явление лабдацизма не имело ничего общего с явлением ассимиляции (а именно так его рассмотрел Исидор). Замечено смешение гласных o и u (volon-tatis), ае и е (maemoria), удвоенное написание гласных: uu, ii (fratruum, ipsiius), опущение на письме конечных -m и -s (Deu, centu), придыхательного h (Cristus), написание cx вместо x
6 Дж. Адамс также пишет о том, что в настоящее время предпринимаются попытки восстановления системы гласных «африканской латыни» на основе латинских заимствований в берберском языке (Adams 2007: 261-262.).
(instrucxit, vicxit), c вместо qu в слове «recievit», и некоторые другие особенности.
В грамматике отмечались необычные глагольные формы; родительный падеж замещался предлогом de с abl., дательный -ad с acc. Отмечено стремление свести все склонение к трем падежам. К африканизмам также относят opinio cogitationis -обороты в роде nugae nugarum. Августин использовал такой оборот неоднократно: в «Исповеди», объясняя смысл своего исповедания Богу, он написал: Aug. Conf. 11. 1. 1 Iam dixi et dicam: amore amoris tui facio istuc ‘Я уже сказал и скажу: делаю это из любви к любви (gen. obiectivus) <Твоей>’; в труде «De Genesi ad litteram» («О Книге Бытия буквально») он употребляет аналогичный оборот: Aug. Gen. 2. 2 caelum caeli ‘небо из небес [букв.: небо неба]’.
Не следует полагать, что африканская латынь могла быть однородной. Изменения в основном коснулись разговорной формы латинского языка в соответствии с вариативностью, свойственной живому разговорному языку. Особенности разговорной латыни образованных слоев населения прослеживаются в языке христианской письменности. Этот обыденный язык в чем-то был схож, а чем-то отличался от народного языка, он также не был одинаков и различался по местностям.
Анализируя высказывание Августина в работе De ordine, Дж. Адамс обратил внимание на еще одно обстоятельство: Августин, в свою очередь, обнаружил неправильность речи италийцев. За несколько веков до Августина такое было немыслимо. Более того, в эпоху поздней Империи появились регионы, язык которых считался более правильным, чем urbanus Рима. Это, прежде всего, находящийся в Цизальпинской Галлии Медиолан, где в конце IV в. находилась императорская резиденция7.
Подчеркнем факт хронологически одновременного существования письменной литературной и разговорной латыни еще до распространения ее за пределы Рима. В ходе завоевания Италии на основе латыни возникло своеобразное разговорное койне -понятный всем италикам язык, имевший в каждой местности местные особенности, отражавшие родной для данного италийского племени язык. Италийские языки в I-II вв. были вытеснены латинским; от них остались надписи V-I вв. до н. э., но разговорный язык италийского и неиталийского населения Италии нам почти неизвестен. О сосуществовании в первоначальной латыни (prisca latinitas) латинского народного компонента
7 Августин прибыл в Медиолан в 384 г. и прожил там пять насыщенных событиями лет. В Медиолане состоялось обращение и крещение Августина.
(sermo plebeius) с речью образованных слоев населения (sermo urbanus) писали римские авторы, которых беспокоила правильность римской речи: «Некоторые полагают, что нет никакого иного естественного красноречия, кроме наиболее близкого к повседневному языку, на котором мы говорим с друзьями, женами, детьми, рабами», - написал во II в. Квинтилиан. К разновидностям народной речи он относил sermo cotidianus, usualis, plebeius, inconditus, vulgaris, proletarius, rusticus, militaris, в противовес sermo eruditus, perpolitus, urbanus (Quint. Inst. orat. 11. 3. 10) 8.
Языковую эволюцию вызвало постепенное распространение «креолизированного пиджина»; первоначально он именовался sermo barbarus, в период Империи - sermo rusticus, lingua Romana, и т. п., которые связывают с тем языковым типом, который научная терминология именует романским койне, общероманским, протороманским и ставит в один ряд с ними sermo simplex, как локальное наименование романской речи, распространенное в Римской Африке, Галлии и северной Италии в III-
VII вв. н. э., речи, которую Исидор Севильский назвал mixta ‘смешанная’ (Черняк 2007: 327-328). Структурой, наименее подверженной влияниям другого языка, является морфология; после ее изменения прежняя языковая система исчезает. На это обстоятельство обратил внимание О. Блош ^loch 1921: 135).
Какие слои бытовавшей в IV-V вв. латыни можно найти в лексике Аврелия Августина? Его «программным высказыванием» (М. фон Альбрехт) стало: Aug. Serm. 3. 6 melius in barbarismo nostro vos intellegitis, quam in nostra disertitudine vos deserti eritis ‘лучше <будет, если> вы поймете наш варварский язык, чем останетесь в стороне при нашем красноречии’. Но М. фон Альбрехт откомментировал эту фразу Августина следующим образом: «однако само это программное высказывание в высшей степени риторично: это что угодно, только не
V> V> 1—' V> 1
разговорный народный язык. 1лавным украшением этой «рифмованной прозы» служат повторения слов и гомеотелевты, подготовившие стиль проповедей позднейших эпох» (Альбрехт 2006: 1831). В литературных произведениях (в частности, в «Исповеди») Августин придерживается языка цицероновской прозы, в духе требований Цицерона о «незагрязненном» (incorrupta) языке. В его литературных текстах (например, в «Исповеди») нет романских аналитических конструкций, автор часто пользуется оборотом acc. cum inf.
Q
Характеристику различных стилей латинского языка можно найти в обобщающем труде Р. Мюллера (Muller 2001: 29-258).
Д. Садовский отмечал у Августина «плавное и гармоничное, до рифмы доходящее, сочетание слогов и слов, плавные и мерные окончания периодов или отдельных частей периода» (Садовский 1913: 284), - и обращал внимание читателя на такую, например, фразу Августина: Aug. Serm. 34. 6 cantate vocibus, cantate cordibus, cantate oribus, cantate moribus ‘воспевайте ‘<Его> голосом, воспевайте сердцами, воспевайте устами, воспевайте нравами’. Латинский стиль Августина нельзя было бы понять, не принимая во внимание особую музыкальность автора, проявившуюся «не только в риторическом анализе отрывков апостола Павла по периодам и колонам», но и «в потрясающем признании, что красота псалмопения увлекала его иногда больше, чем содержание» (Альбрехт 2006: 1830). Августин, заметим, сам пишет об этом в «Исповеди» (Aug. Conf 10. 33. 49). В «Исповеди» были замечены аллитерации. Античные риторы считали, что l ласкает слух, твердое t придает высказыванию стройность, r раздражает слух, звук s считался некрасивым, назальные m, n - нейтральными, считалось, что они производят «среднее действие». Так, Августином аллитерированы l, t/d в строках хвалы Богу в «Исповеди»: Aug. Conf. 1.1.1 (Tu excitas,) ut laudare te delectet ‘(Ты побуждаешь,) чтобы <нам> нравилось Тебя славословить’. В сцене порицания своего грешного прошлого Августин аллитерирует r, s, m, n: Aug. Conf. 1.1. 30 ego puer morum in limine iacebam miser ‘я, несчастный мальчик, находился на пороге такой жизни’ (Григорьева 1992: 520).
В то же время Августин был вынужден учитывать особенности разговорной формы латинского языка. Считается, что его «Проповеди» (Sermones), предназначавшиеся для чтения вслух, ближе к народному языку; но эта языковая близость нередко исчерпывается содержанием примеров, которые Августин брал из жизни своей аудитории9.
Христианство дало новый импульс развитию латинского языка. И в этой области латынь постепенно теснит греческий: «овладение миром отвлеченных понятий связано с необходимостью обсуждать на родном языке философские и догматические темы - независимо от того, идет ли речь о дилетантах или образованных людях, которые недостаточно владеют гре-
9 На занятиях Августин, как и многие преподаватели-христиане -бывшие выпускники риторических школ - подбирал примеры из римской дохристианской литературы в связи с запретом использовать Писание для подбора примеров (Маггои 1948: 416). В тоже время замечено, что Августин после написания «Исповеди» долго, вплоть до т. наз. «поздних произведений», избегал использовать в своих текстах цитаты из языческих писателей (Казанский 2009: 83).
ческим»; в эпоху поздней Империи таких становится все больше (Muller 2001: 1423). Появление новых смыслов и новых отвлеченных идей, которые трудно (а подчас невозможно) передать на классической латыни, было причиной обращения христианских писателей к народному языку. Это обстоятельство отчасти обусловило богатый образами и метафорами язык Августина. В профессиональных дискурсах (теологии, философии и правоведении), в научном языке и в повседневной речи метафоры обеспечивают выражение понятий, обозначение которых при помощи общелитературного языка затруднительно. Как указывал М. М. Покровский, «нужно искать первоначальную причину изменения значений слов в соответствующем изменении условий жизни и в реальном окружении, в котором находятся данные предметы и люди, и если принимать систематически эту причину в соображение, можно открыть в изучаемых явлениях довольно тонкие оттенки, которые иначе могли бы остаться незамеченными» (Покровский 1959: 44).
По мнению Кр. Морманн, «христианская латынь» (latin chretien) представляла специальный язык, изобретенный христианскими писателями для нужд христианской литературы. Формулируя христианское учение на латыни, авторы приспосабливали ее к новым задачам. Так, прилагательное paganus ‘сельский, деревенский’ стало обозначать язычника (сельская местность христианизировалась намного медленнее, чем города). К древнеримским представлениям восходит противопоставление собственного народа (populus) и чужих (gentes). В патристике оно было перенесено на противопоставление христиан (как народа Божьего) и язычников. Слова ethnicus, gentiles, paganus в проповедях Августина имеют значение «народный» (Mohrmann 1965: 26-27). М. фон Альбрехт по этому поводу более осторожно заметил, что христианские авторы только «старались следовать конкретному окружению» (Альбрехт 2006: 1426). Христианство приносит новые выразительные формы, но не порождает новый язык. Писатель вынужден пользоваться наличными выразительными средствами для того, чтобы не оказаться непонятым.
Язык христианской латыни формируют (нередко ориентируясь на говорящих по-латыни иудеев) ранние переводчики Библии и первые проповедники. Проблема перевода Библии в соответствии со священным оригиналом создала для римской литературы совершенно новую ситуацию: римские писатели привыкли к свободной переработке текста. Гебраизмы, грецизмы, кальки, неологизмы проникают в литературный язык римлян, в разговорную латынь. Калькой (с греческого) является, например, употребление verbum dicendi c предлогом ad: dicere ad, loqui ad (Mohrmann 1965: 30-31, 39).
Через христианскую проповедь в язык проникали вульгаризмы, чтобы сделать ее доступной простолюдину. Августин по этому поводу писал, обращаясь к пастве: Enarr. In Psalm. 123. 8 Saepe enim et verba non Latina dico, ut uos intelligatis ‘Часто же и нелатинские выражения я употребляю, чтобы вы понимали’; 138. 20 Sic enim potius loquamur: melius est reprehendant nos grammatici, quam non intelligent populi ‘Мы же будем говорить так: лучше пусть упрекают нас грамматики, чем не поймут люди’. Комментируя Книгу Бытия, Августин уточнял причину употребления им народного языка: Aug. Gen. 1. 1 et me monu-erunt, ut communem loquendi consuetudinem non desererem... Hunc enim sermonem usitatum et simplicem etiam docti intellegunt, illum autem indocti non intellegunt ‘и меня убеждали, чтобы общую привычку говорить я не оставлял... Ведь эту речь, обиходную и простую, ученые люди понимают, а другую неученые не понимают’.
В поздней античности, начиная с Аврелия Августина, возникает новый стиль - sermo humilis ‘сниженный стиль’, предполагающий описание реальной действительности, в том числе - и плотски-низменного. Применявшийся античными писателями только в комедии или сатире, стиль вышел из строго определенной сферы: христианские писатели применяли его для описания возвышенного, поэтому sermo humilis известен в литературе не только как «низкий», но также и как «смиренный стиль» (Muller 2001: 111-116). Заинтересованные в том, чтобы их произведения были понятны простым людям, христианские писатели часто прибегали к не входившей в норму классических писателей лексике.
Влияние разговорной латыни на язык латинской письменности сдерживалось и уравновешивалось развитием образования, которое было одинаковым для элиты общества по всей империи. Об уровне преподавания свидетельствовал конкурс на занятие профессором кафедры, который и вызвал такое беспокойство у Аврелия Августина. «Соискатель» должен был доказать свои знания и способности перед соперниками, отвечая на вопросы в речи, произнесенной экспромтом или «по приготовлении». На конкурсе обязательно присутствовал проконсул области, который, в случае разногласий, доводил ситуацию до императора и просил его решения (Цветаев 1902: 8-11, 48, 93).
Литература
Adams 2007 - Adams J. N. The regional diversification of Latin 200 BC-
600 AD. New York: Cambridge University Press.
Bloch 1921 - Bloch O. La penetration du frangais dans les parlers des
vosges meridionales. Paris: H. Champion.
Lausberg 1990 - Lausberg H. Handbuch der Literarischen Rhetorik: Eine Grundlegung der Literaturwissenschaft. 3. Auflage 1990. Mit einem Vorwort von Arnold Arens. Stuttgart: Steiner.
Marrou 1948 - Marrou H.-I. Histoire de l’education dans l’antiquite. Paris: Editions du Seuil.
/
Monceaux 1894 - Monceaux P. Les Africains, Etudes sur la litterature latine d’Afrique, Les Paiens. Paris: Lecaene, Oudin.
Mohrmann 1965 - Mohrmann Chr. Etudes sur le Latin Chretiens. T. 3. Latin chretien et liturgique. Roma: Ed. Di Storia e letteratura.
Muller 2001 - Muller R. von. SprachbewuBtsein und Sprachvariation im lateinischen Schrifttum der Antike. Munchen: Beck.
Альбрехт 2006 - Альбрехт М. фон. История римской литературы от Андроника до Боэция и ее влияние на позднейшие эпохи. Т. III. Пер. с нем. А. И. Любжина. М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина,.
Апулей - Апулей. «Метаморфозы» и другие сочинения. Пер. с лат. М.: «Художественная литература», 1988.
Григорьева 1992 - Григорьева Н. О поэтике «Исповеди» // Блаженный Августин. «Исповедь». Перевод с латинского М. Сергеенко. М.: «ГЕНДАЛЬФ». С. 507-541.
Казанский 2009 - Казанский Н. Н. Исповедь как литературный жанр // Вестник истории, литературы, искусства. Том шестой. М.
Лявданский 2009 - Лявданский А. К. Финикийский язык // Языки мира: Семитские языки. Аккадский язык. Северозападносемитские языки. М.: Academia,.
Мейе 2009 - Мейе А. Основные особенности германской группы языков / Пер. с 5-го фр. изд. Н. А. Сигал; под ред., с предисл. и прим.
В. М. Жирмунского. М.: URSS.
Перфилова 2003 - Перфилова Т. Б. Образование в Римской империи: историографические аспекты проблемы (XVIII - н. XIX вв.). Ярославль: Изд-во ЯГПУ.
Покровский 1959 - Покровский М. М. Избранные работы по языкознанию. М.: Издательство АН СССР.
Садов 1917 - Садов А. Латинский язык в памятниках христианской письменности древнейшего времени (до VIII века). Опыт исторического и системного обзора языка древних западных христиан-латинян. Часть первая - историческая. Вып. I. Петроград: Синодальная типография.
Садовский Д. Блаженный Августин как проповедник. Историко-гомилетичесое исследование. Сергиев Посад: Тип. Св.-Тр.
Сергиевой Лавры, 1913.
Цветаев 1902 - Цветаев И. В. Из жизни высших школ Римской империи. 2-е изд. М.: Унив. Тип.
Черняк 2007 - Черняк А. Б. «Путешествие Эгерии к святым местам» 2: к какому языковому варианту принадлежит «Путешествие»? // Индоевропейское языкознание и классическая филология XII. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тронского. 18-20 июня 2007 г. / Отв. редактор Н.Н. Казанский. СПб.: Нестор-История. С. 326-329.
Summary
V. L. Makarova. St. Augustine’s latinitas and the linguistic situation of the Roman Empire in the 4th - early 5th centuries AD.
The Latin language throughout its history underwent both diachronic and regional changes. In the Imperial period regiolects existed beside sociolects, such as sermo cotidianus, eruditus, usualis, plebeis, inconditus, vulgaris, perpolitus, proletarius, rusticus, militaris, urbanus (as they were defined by Roman authors). The mixed language (mixta), widely spoken by the non-educated people, abounded in solecisms («wrong forms») and barbarisms and was considered to be distorted and corrupted (corrumpens). The purpose of this paper is to find out whether the linguistic situation of the Roman Empire in the 4th - early 5th centuries AD influenced the language of St. Augustine, and whether it was or not «corrupted» by colloquial features.
