CC BY
203
С. М. Марчукова
«ЛАБИРИНТ СВЕТА И РАЙ СЕРДЦА» Я. А. КОМЕНСКОГО И СОВРЕМЕННАЯ ПЕДАГОГИКА
Работа представлена кафедрой истории педагогики Санкт-Петербургской Академии постдипломного педагогического образования.
В статье обоснована актуальность сочинения «Лабиринт света и рай сердца» (1623), которому принадлежит особое место в педагогическом наследии Я. А. Коменского (1592—1670). Автор акцентирует внимание на социокультурных предпосылках педагогики Нового времени в их связи с современной ситуацией, а также с проблемой возвращения к истокам и традициям европейской педагогики. Проанализированы концептуальные и содержательные аспекты сочинения «Лабиринт света и рай сердца», определяющие его актуальность для современной педагогики.
Ключевые слова: наследие Я. А. Коменского, «Лабиринт света и рай сердца», педагогика Нового времени, пансофия, практическая направленность образования, духовно-нравственное воспитание.
S. Marchukova
"LABYRINTH OF THE WORLD AND PARADISE OF THE HEART" OF J. A. COMENIUS AND MODERN PEDAGOGICS
The paper proves the topicality of the work "Labyrinth of the World and Paradise of the Heart " (1623), which holds a special position in the pedagogical heritage of J. A. Comenius (1592—1670). The author of the paper draws attention to the sociocultural preconditions for pedagogics of the early modern period in their connection with the contemporary situation and the problem ofreversion to the origins and traditions of European pedagogics. The author also analyses the conceptual and substantial aspects of the "Labyrinth of the World and Paradise of the Heart" determining its relevance for modern pedagogics.
Key words: heritage ofJ. A. Comenius, "Labyrinth of the World and Paradise of the Heart", pedagogics of the early modern period, pansophy, practical orientation of education, moral education.
Актуальность изучения наследия Я. А. Коменского (1592—1670) обусловлена прежде всего тем, что в его эпоху просматривается начало и развитие процессов, которые проявились в наше время [13]. Сходство эпох обус-
ловило сходство проблем, нашедших отражение в педагогике. Сформированная в преддверии Нового времени, в эпоху становления глобального сознания, она отразила необходимость воспитания нового человека, соот-
ПЕДАГОГИКА
нашу значимость и превращает нас в рабов». В качестве одного из примеров того, как машина овладевает человеком автор приводит «физическую, почти эротическую связь со своим автомобилем» [Там же, с. 301, 306]. Рассуждения о подобной связи с компьютером уже стали тривиальными.
Интересно сопоставить слова У. Эко о «механизме этого мира» с представлением Комен-ского о «машине мира». В таком сопоставлении разница смыслов отражает особенности технократического мышления, которое лишь намечалось в эпоху Коменского. Вот как писал Камоэнс (1524—1580) в конце XVI в.:
Предстала пред тобой машина мира,
Что с мудростью великой и бескрайней
Из вечных элементов и эфира
Сотворена с красой необычайной.
Перед современным человеком «машина мира» предстает в виде лабиринта вещей, которые, как отмечает У. Эко, были созданы им и одновременно им управляют. Механизмы этого мира подавляют человека, диктуют ему свои цели, создавая ситуацию отчуждения как от мира природы, так и от мира машин. Это отчуждение тем больше, чем сильнее человек верит в то, что эта ситуация — наилучшая из возможных [15, с. 293].
• Миротворческое начало «Лабиринта света»
По признанию самого Коменского, мысль о создании «Лабиринта света» появилась у него в разгар Тридцатилетней войны, «когда войны захватили соседние страны и вскоре затем всю Европу, угрожая целиком разрушить христианский мир». Панорамы военных действий в «Лабиринте света» — самые жестокие картины человеческих заблуждений. В содержании «Лабиринта света» проявилось миротворческое начало пансофии. Вот описание сословия воинов: «Потом мы пришли в соседнюю улицу, где сейчас же на первой площади стояло немало людей, одетых в красную одежду. Подойдя поближе к ним, я услышал, что они сговариваются о том, как бы дать крылья смерти, чтобы она во мгновение ока могла проникнуть издалека так же, как и вблизи. Советовались также, как бы
разорить в один час то, что было устраиваемо в продолжение многих лет» [5, с. 71—72].
Странника испугали такие речи: до сих пор ему приходилось слышать только рассуждения об удобстве и комфорте человеческой жизни, о славе, богатстве, бессмертии. Однако в ответ на его недоумение спутник, Толмач (Обман. — С. М.), ответил; «Иих стремление такое же, но несколько иным путем, именно; посредством уничтожения того, что служит помехой. Потом ты поймешь это» [Там же]. С ужасом описывает Коменский многочисленные орудия для пыток и убийств, которым «даже не видно было конца», «стада этих людей, одетых в железо», которых сначала досыта кормили и поили, а затем «вывели на плац, где на них падал дождь, снег, град, мороз, вьюга и всякая грязь, где они мучались жаждою и голодом, так что многие дрожали, тряслись, шатались, мерзли, отдавали себя на съедение вшам, собакам и коршунам» [Там же, с. 72—73]. Картина войны, где «слышно страшное огненное сверкание и гром, здесь то у того, то у другого летит прочь рука, голова, нога; один через другого падает и все плавает в крови», приводит Странника в оцепенение. «О всемогущий Боже! Что это делается? — сказал я — Неужели должен погибнуть этот свет?». Едва опомнившись, не знаю, как и куда попал я с этой площади, и, собравшись немного духом, но трясясь еще всем телом, спросил своих проводников; «Куда же вы привели меня?» Толмач ответил; «Ну тебя, размазню! Человеком быть — значит дать возможность почувствовать свои силы». — «Что же сделали они друг другу? — спросил я. «Господа поссорились между собою, так нужно уладить это дело». — «И что же, они улаживают его?» — «Конечно, — ответил он, — ибо кто же должен равнять великих господ, королей и королевства, которые не имеют над собою судей? Они сами должны решить это между собою мечом. Кто лучше станет драться железом с другим и повалит огнем, тот свое и поставит на верх». — «О варварство, скотство! — воскликнул я. — Разве не было других средств к примирению» [Там же, с. 73].
Что предлагал Коменский, критикуя социальное устройство общества, политику войны
и насилия, знание, которое в своем развитии отделилось от мудрости — пансофии? Это были «ошеломляюще конкретные» (К. Э. Нипков) предложения: «Такими могли бы оказаться предложения наиболее дальновидных из сегодняшних политиков... Лишь в XX столетии поступили реальные предложения по созданию подобных организаций, и были основаны Лига наций, ООН, ЮНЕСКО. Все это и даже в большем масштабе предвосхищено Ко-мениусом более 350 лет назад» [9, с. 44]. А. Ву-касович подчеркивает значение «одной пансо-фической тенденции» в творчестве Коменско-го, которая становится все более актуальной в современном мире. Это идея «терпимости и всеобщего взаимопонимания между народами или, как это теперь принято называть, об идее мирного сосуществования, . Теперь, когда достижения науки и техники привели человека к роковому перепутью, откуда дорога может вести к благосостоянию или к катастрофическому концу человечества и отрицанию достижений цивилизации, снова возникает насущная потребность в смягчении идеологических, религиозных, расовых, политических, национальных и других конфликтов в духе идеи пансофии. Ее дух терпимости и взаимопонимания между людьми и народами и в настоящее время затрагивает суть общественных процессов» [2, с. 159].
• Необходимость обучения в течение всей жизни
В «Лабиринте света» Коменский обращается не к детям, а к юношеству, представляя мир как школу, в которой человеку необходимо сопровождение. «Мы живем в новое время и в совершенно иных условиях, — пишет А. Вука-сович, — но пансофическая мысль о необходимости всестороннего образования все еще не только жива, но и сугубо злободневна. Ведь именно теперь, в период научно-технический революции, педагогика на первый план выдвигает проблематику общего образования и общей культуры для всех категорий населения. .Без такой культуры и образования современный человек чувствует себя потерянным в условиях технической цивилизации [2, с. 159]. В начале XVII в., когда информационные пото-
ки, как и в наше время, многократно увеличились, Коменский, как известно, подчеркивал необходимость всестороннего образования для учителя. «Некоторые книгочеи, — пишет он в сочинении «Единственно необходимое», — интересуются только тем, что имеет отношение к их профессии. Мы же рекомендуем всестороннее образование».
Позже это требование нашло отражение и развитие в трудах А. Дистервега, который, выдвинув тезис об «умении разучиваться», не менее важном, чем «умение учиться». Воспитание этого умения, непосредственно связанное с практической направленностью пансофи-ческой идеи, делает знание универсальным. «За видимым и привычным миром, — пишет С. Г. Вершловский, — за миром «здравого смысла» индивиду открывается мир скрытых отношений. Человек перешагивает узкие границы своего индивидуального существования, психологически и социально начинает становиться в определенном смысле универсальным существом» [1, с. 18].
Человеку необходимо учиться всю жизнь. Проблема старости и смерти — одна из основных проблем «Лабиринта света». «При обучении взрослых людей, — пишет К. Э. Нипков в книге «Ян Коменский сегодня», — акцент обычно делается на совершенствование профессионального образования. Идея «обучения в течение всей жизни» в структуре современного образования вызывает смешанные чувства и побуждает к вопросам. С одной стороны, конечно, способен учиться и взрослый человек. Новое дополнительное образование дает ему шансы для самораскрытия. С другой стороны, пожизненная учеба в современном обществе безжалостной конкуренции может восприниматься как понуждение и тягость. Но прежде всего следует задать вопрос: чему и как нужно учиться? Какое знание необходимо? Что полезного может дать для теории школы изучение соотношения между знанием и мудростью, предпринимаемое по следам Комен-ского?» [9, с. 48].
• Формирование «философии сердца» как концептуального основания систем воспитания и образования
дил, что если он хочет судить обо всем «по своему разуму», вряд ли этим останется довольна королевна — «та, которая управляет всем светом и его делами.... Имя ей — Мудрость, хотя некоторые умники называют ее суетою. Поэтому я заранее предупреждаю тебя: когда мы будем ходить и осматривать там, ты не умничай там, иначе попадешь в беду, и я вместе с тобой» [Там же].
Вскоре они встречают знакомого, который обращается ко Всеведу с такими словами: «А что же без меня? Знаешь ведь, что твоя обязанность — провожать, а моя — указывать, где что находится» [Там же]. Новый знакомый представился толмачом королевны света, Мудрости. Странник обрадовался такому проводнику, однако испугался, услышав его имя — Обман: «Всевед обратился ко мне: «Что — на попятный двор?» Не успел я ответить ему что-нибудь, как он набросил на меня узду, удила которой попали мне в рот... Другой же провожатый со своей стороны повел такую речь : «А я дам тебе очки, через которые ты будешь глядеть на свет». И вдруг насадил мне на нос очки, взглянув через которые на свет я увидел перед собою все в другом виде. . На мое счастье надел он мне их как-то криво, так что они не прилегали вплотную к глазам, и я, повернув голову и подняв глаза, мог глядеть на вещи совершенно естественно. Я обрадовался этому и подумал: «Хоть вы и замкнули мне рот и заслонили глаза, но я верю своему Богу, что не отнимете вы у меня разума и мысли. Пойду и посмотрю, что представляет из себя этот свет, на который по желанию госпожи Суеты нужно смотреть через ее очки, а не собственными глазами» [Там же, с. 20].
Сначала оставаясь на заднем плане, Обман все более оттесняет Всеведа, постоянно осаживая Странника: «И с чего тебе, умнику, это чудится?... Не мудрствуй чрезмерно!... Ни в чем не сомневаться, всему верить, ничего не проверять, все принимать, ничего не порицать, всем быть довольным... Тогда бы ты спокойно шел своим путем... Уж и не знаю, чем помочь твоей дурной голове.».
«Идти своим путем» значит здесь «быть как все». Совсем другой смысл вкладывал в это выражение Коменский: «Цель мудрости в том,
— писал он в своем духовном завещании «Единственно необходимое», — чтобы люди не следовали как скот за толпой, шедшей прежде них, идя не куда следует, а куда глаза глядят. Нет, они должны, ясно видя дорогу перед собой, благоразумно следовать по ней, помятуя о прошедшем, понимая настоящее и предвидя будущее» [VI, 1]. Посмотрев весь свет, попутчики приводят Странника к замку королевны света — Суеты: «Мы пришли к лестнице, по которой ходили куда-то наверх; боясь, что лестница рухнет, я не хотел идти; вероятно, сердце мое предчувствовало, что должно мне встретиться там. Толмач сказал: «К чему мой милый, эта фантазия? Бойся, чтобы небо не рухнуло. Разве не видишь, как много других идут вверх и вниз?». Таким образом, по примеру других, пошел и я по высокой винтообразной лестнице; идя по ней, можно было получить головокружение» [Там же, с. 87].
Всевед видит маски, а не суть вещей, он ведет Странника по маскараду, ориентирует его на успех в маскараде [Там же, с. 24]. Все средства хороши для этого. Пансофия как «искусство отличать нужное от ненужного» (Я. А. Коменский) ориентирует педагогику на формировании внутреннего мира человека. «Хочешь, чтобы твой ученик знал много и основательно?» — задает вопрос Коменский во «Всеобщем совете об исправлении дел человеческих», и так отвечает на него: «Научи его многое не знать, а именно те пустяки, которыми занята толпа». Наблюдая конец жизни человеческой, Странник остается в одиночестве: оба неразлучных спутника, Всевед и Обман, покидают его. «Перед лицом смерти обман заканчивается» — одна из поговорок, о которых автор неоднократно напоминает читателю. Всеведение, много знаний без понимания — тот же обман.
Разногласия Странника и Всведа не всегда выливаются в споры и столкновения. Может быть, в этом сказался характер Коменского, который не был склонен к спорам, считая их напрасной тратой времени. Однако уже с первых страниц книги Странник не следует совету своих провожатых, не доверяется чужому мнению, он хочет все попробовать сам, во всем
ПЕДАГОГИКА
сомневается и ничего не принимает на веру. Не в изменчивых ориентирах внешнего мира, а только в своей природе, в «раю сердца», в понимании своего предназначения, в собственных корнях берет начало настоящее образование. «В историко-педагогической традиции, — пишет Ю. В. Сенько, — взгляд на образование как у-знавание — «все из собственных корней» восходит к Я. Коменскому: «Обучать надлежащим образом юношество — не значит набивать головы учеников смесью всяких фраз, изречений, мыслей, собранных из писателей, но раскрывать разумение вещей так, чтобы из него, как из живого источника, вытекали ручейки, подобно тому, как из древесных почек вырастают листья, цветы, плоды»... Эта метафора перекликается с метафорой обретения знания как родовспоможения, предложенной Сократом и разработанном в его майевтическом методе [12, с. 9].
Подведем итог. Наследие Я. А. Коменского отражает особенности его эпохи — преддверия Нового времени. Именно тогда, в XVII столетии, окончательно преодолевается европей-
ская замкнутость, формируется глобальное сознание, мир ассоциируется с рынком, где человеку необходимо проявлять независимость, самостоятельность, предприимчивость. Мир как лабиринт, как «рынок, наполненный разными товарами и людьми» отражен Коменским в его сочинении «Лабиринт света и рай сердца». Актуальность этого сочинения для современной педагогики отражена в следующие его концептуальных и содержательных аспектах:
• выявление практической направленности пансофической идеи;
• представление «лабиринта света» как «лабиринта вещей»;
• миротворческое начало «Лабиринта света»;
• необходимость обучения в течение всей жизни;
• формирование «философии сердца» как концептуального основания системы духовно-нравственного воспитания;
• выражение отношения Коменского к всеведению, многознайству, обширному знанию без понимания (образ Веведа).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Вершловский С. Г. Образование человека: ценности и мотивы // Актуальные проблемы современного образования. СПб.: СПбАППО, 2008. С. 13-21.
2. Вукасович А. Концепция пансофии у Я. А. Коменского // Материалы международного симпозиума «Человек — культура — общество в концепции Яна Амоса Коменского». М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1997. С. 153—159.
3. Джибладзе Г. Н. Философия Коменского. М.: Педагогика, 1982. 168 с.
4. Колесникова И. АА. Педагогическая реальность Яна Амоса Коменского: взгляд из XXI века // Материалы международной научно-практической конференции «Наследите Яна Амоса Коменского в контексте проблем современного образования». СПб., 2007. С. 12—24.
5. Коменский Я. А. Лабиринт света и рай сердца / пер. Н. П. Степанова // Сочинения. М.: Наука, 1997. 476 с. (Памятники философской мысли).
6. Лебеденко А. А. Философия сердца в концепции гуманной педагогики. М.: Изд. Дом Шалвы Амо-нашвили, 2005. 128 с.
7. Льюис К. С. Человек отменяется, или мысли о просвещении и воспитании, особенно же о том, чему учат в старших классах английских школ // Собр. соч.: в 8 т. М.: Изд. фонд о. Александра Меня, 1999. Т. 3. С. 371—404.
8. Морева Л. М. Международный симпозиум «В лабиринтах культуры: философия, культура, человек в поисках самоидентичности» // Вестник РГНФ. 1997. № 2. С. 149—159.
9. Нипков К.. Э. Ян Коменский сегодня. СПб.: Глаголъ, 1995. 103 с.
10. Равкин З. И. Великий реформатор школы. К 400-летию со дня рождения Я. А. Коменского // Педагогика. 1992. № 5—6. С. 81—85.
11. Розин В. Образование в меняющемся мире // Alma Mater. 2006. № 7. С. 18—27.
12. Сенько Ю. В. Образование: обращенность в будущее // Вестник Высшей школы. 2006. № 3. С. 3—10.
13. Человек — культура — общество в концепции Яна Коменского: материалы работы международного симпозиума. М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1997.
14. Шаллер К. Универсализм Я. А. Коменского // Материалы международного симпозиума «Человек — культура — общество в концепции Яна Амоса Коменского». М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1997. С. 65-73.
15. Эко У. Открытое произведение. Форма и неопределенность в современной поэтике. СПб.: Симпозиум, 2006. 412 с.
16. Comenius und der Weltfriede. Deutsche Comenius. Gesellschaft Berlin, 2005.
17. Treml A. K.. Die utopische und reale Dimension in den Schriften des Johann Amos Comenius // Comenius und der Weltfriede. Deutsche Comenius. Gesellschaft Berlin. 2005. S. 858-873.
18. SchadelE. Sehendes Herz (cor oculatum) — zu einem Emblem des spaeter Comenius // Schriften zur Tradik und Ontodynamik. Frankfurt am Mein, 2003.
