CC BY
17
КУЛЬТУРА ПОВСЕДНЕВНОСТИ
Л.А. Софронова
О «ВЕТХИХ ДЕРЮГАХ», ЗОЛОТОМ «КОРАБЛИКЕ» И «КРАСНОМ ЖУПАНЕ»*
Гоголь, представляя человека телесного, существенно дополняет его внешний облик одеждой. Писатель не стремится к созданию этнографических портретов хуторян в национальных костюмах. Он как бы отодвигает от них эти костюмы, зачастую ограничиваясь перечислением наименований. Нет такого персонажа, чья одежда не была бы поименована: «догадливые политики в серых кобеняках и свитках», «баба в козацкой свитке», «толстый человек в зеленом сюртуке» мелькают на страницах повестей. Кто эти персонажи, остается неизвестным. Также выступления главных героев обязательно сопровождаются «ремарками», фиксирующими их наряды.
Ранние повести пестрят названиями одежды - это кобеня-ки, которые «...и поныне носят малороссийские мужики», свитки, кунтуши, жупаны, овчинные кожухи. Непременны указания на шапку, пояс и люльку (трубку). Шапка - это главный знак принадлежности к козачеству, обойтись козаку без шапки невозможно. Этот мотив разворачивается в «Пропавшей грамоте» и в одном эпизоде «Страшной мести». Пояс, разноцветный, красный, золотой, непременно дополняет костюм козака. Это «элемент одежды, маркирующий возрастной, половой и социальный статус человека,
* Софронова Л.А. О «ветхих дерюгах», золотом «кораблике» и «красном жупане» // Коды повседневности в славянской культуре: Еда и одежда. - СПб.: Алетейя, 2011. - С. 325-345.
а также, наряду с крестом, символизирующий принадлежность человека к "своему", человеческому миру». Внешний вид козака не полон без трубки (люльки), с которой он никогда не расстается. Как говорит Данило, «наша жена люлька, да острая сабля!». Козак и в танец бросается с трубкой, он даже в церкви готов «люльку затянуть», как Хома.
Плахты, запаски, сорочки, намитки, кораблики, очипки Гоголь упоминает, создавая портреты женских персонажей. «Набор пятен ярок; костюм пырскает золотыми и серебряными позументами; и он изобразительнее лица; запоминаются бабы скорей по очипкам: эта - в желтом, та - в красном...». Бытовая же украинка Гоголя - костюм с кукольной, стереотипной личиной. «Дивчата» красуются в венках из разноцветных лент. Катерина в «Страшной мести» выступает в золотом кораблике, верх которого делался из «сутозолотой» парчи, «с небольшим вырезом на затылке, из которого выглядывал золотой очипок, с двумя выдавшимися, один наперед, другой назад, рожками, самого мелкого черного смушка». Это редкий пример подробного описания детали одежды.
По мнению жителей Диканьки, сильные мира сего одеваются, как и они сами, только их одежда отличается новизной и невероятным блеском. В рассказах деда («Пропавшая грамота») царица появляется «в золотой короне, серой новехонькой свитке, в красных сапогах». Вакула, попав во дворец, кроме черевичек царицы, «видел один блеск и больше ничего».
Горожане одеваются иначе, чем сельские жители, что привлекает их внимание, как, например, сюртук Ивана Осиповича жителей села Мандрык в «Двух главах из малороссийской повести "Страшный кабан"», который «производит... удивительное влияние». Степан Иванович Курочка («Иван Федорович Шпонька и его тетушка») щеголяет в панталонах из цветной выбойки и китайчатом желтом сюртуке. Городская одежда - отличительный признак демонологических персонажей. Черт, названный в «Ночи перед Рождеством» проворным франтом, спереди похож на немца, сзади - на губернского стряпчего в мундире, «потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды».
Фасоны часто называемой одежды намечены штрихами, но их цвет всегда находится на первом плане. Сюртук Григория Григорьевича - зеленый, как и жупан, который надевает Вакула в Петербурге, кафтан панича - гороховый, у полковника - синие шаровары шитые серебром. Гоголь создает и свои наименования цветов: у писаря жилет цвета винных дрожжей, балахон Фомы Григорьевича - «цвету застуженного картофельного киселя». Необычным обозначением цветов писатель будет заниматься и в дальнейшем. Разнообразию ярких цветов в повестях - синему, красному, зеленому, золотому - противостоит серый. Бедные козаки носят серые свитки и кобеняки. Слово «смурный», «смурый» обозначает «темный или коричневатый оттенок серого цвета».
Цвета даются в статике, как в описании церковной службы, где они, собираясь воедино, контрастируют между собой - белый, зеленый, синий, желтый, золотой. Свадьба вся «раскрашена» в яркие цвета, приходящие в движение: кружатся в танце желтые, зеленые, розовые ленты, «золотые кораблики», мелькают красные карманы синих кунтушей. На фоне движущегося красного моря козаков во время сбора сверкает гетманская булава, чернеет вороной конь. В бою с ляхами Данило мечется, как птица: «Но виден в толпе красный верх козацкой шапки пана Данила; мечется в глаза золотой пояс на синем жупане». Появляется Данило и в кармазинном жупане, т. е. из шерсти «очень высокого качества, окрашенной в ярко-красный цвет».
Итак, гоголевские персонажи рисуются в контрастных и дополнительных цветах. Остраница в повести «Гетьман» смотрит на хуторян сверху и видит их только в цвете: «...женские парчевые кораблики, белые намитки, синие кунтуши; одним словом, двор представлял игрушечную лавку, или блюдо винегрета, или, еще лучше, пестрый турецкий платок». Цветовая гамма одежды оказывается значительнее ее покроя. Она не только участвует в создании портретов персонажей, но и обогащает мощный колористический фон повестей, существенно дополняет цветовой ряд мира природы и мира вещей.
Если цвет костюма «своего» свидетельствует о традиционных обычаях и вкусах, то цвет костюма «чужого» позволяет отличить его от «своих». «Чужие» идентифицируются по цвету одежды -
для ляха это красный и золотой. К Пидорке в «Вечере накануне Ивана Купала» сватается лях, «обшитый золотом», с усами, с саблею, с шпорами, полное снаряжение ляхов - золотая сбруя.
Через цвет одежды опознаются демонологические персонажи: для них характерен красный. Колдун в «Страшной мести» в красном жупане пробирается в свой замок. Когда Данило подглядывает за ним с дерева, вместо красного жупана на нем оказываются шаровары, «какие носят турки». Его красную одежду и чудную шапку примечает верный Стецько во время битвы с ляхами. В красном жупане колдун приезжает к дочери под видом гостя. Этот красный жупан, очевидно, сродни дьявольской красной свитке, такой яркой, что, кажется, она горит, как огонь. Польский пан во вводном рассказе повести «Гетьман» также появляется в красном жупане. Это одежда дьявола: «Теща рассказывала года за четыре когда была еще при памяти, что встретила однажды в лесу дьявола в красном жупане, в каком ходил и покойный пан». Для других демонологических персонажей цвет одежды не становится особой характеристикой. Только о русалках сказано, что на них белые рубашки, свитка Грицько в «Сорочинской ярмарке» того же цвета. Белый цвет, наравне с красным, относится к цветам, характеризующим нечистую силу и обозначающим смерть и загробный мир. «Белые одежды характерны для духов, мифологических персонажей... почти вся нечистая сила одета в белое, в то время как черт носит черный костюм и сам черен».
Писатель предлагает идентифицировать персонажей не по фасону костюма, а по сорту материи, из которой он сшит - фабричное сукно, шерсть, кашемир, ситец, шелк («полутабенек»), нанка, гарус. Даже передавая зазывания рыночных торговок в «Вие», он как бы между прочим замечает, что они «...дергали на подхват за полы тех, у которых полы были из тонкого сукна или какой-нибудь бумажной материи». Оперируя названиями тканей, Гоголь выстраивает рассказ о миргородской моде, где пономарь сделал на лето нанковые шаровары и жилет из полосатого гаруса, а канцелярист и волостной писарь взяли себе синей китайки. Подражая судье и городничему, мелкие чиновники перестали носить нагольные тулупы и сшили себе крытые: «Теперь же и заседатель, и подкоморий отсмолили себе новые шубы из решетиловских
смушек с суконною покрышкою». Вакула на улицах Петербурга видит множество господ в крытых сукном шубах и полагает их заседателями. Крытая шуба - знак достатка, крестьяне и горожане победнее носили нагольные тулупы.
Фома Григорьевич не носит пестрядевого халата, как другие деревенские дьячки, т. е. из ткани домашней выработки из остатков пряжи разного качества (лен, шерсть и т. д.), разного цвета. У него тонкий суконный балахон, зато в пестрядевых штанах выступает один явно не процветающий ярмарочный торговец. Некий юноша в повести «Гетьман» приходит в ставку полковника в полотняном крашеном кунтуше и таких же шароварах, что вызывает презрение щеголеватого козака: «Если б у тебя был хоть суконный кунтуш да пищаль, тогда бы, конечно... Ведь ты, верно, попович или <школяр>?». Петро «заткнул бы... за пояс всех парубков тогдашних», если бы был одет в жупан, подпоясан красным поясом, имел бы шапку из черных смушек с синим верхом, турецкую саблю, малахай (плетку), люльку в красивой оправе. Но ходит он в бедной серой свитке».
Черевик невысокого мнения о праздничном одеянии супруги. «Одна свитка больше стоит, чем твоя зеленая кофта и красные сапоги», - так расхваливает он будущего зятя. О цене материи говорится не раз: упоминаются синяя китайка по шести гривен аршин, сукно по шесть рублей за аршин. Поймав пытавшегося убежать Хому, Явтух тут же осведомляется, сколько он платил за аршин сукна, из которого сшит его сюртук. Интерес к материям по-своему выказывает Хома, когда хочет узнать, из чего сшиты сорочка и плахта у одной молодки. В своих странных снах Иван Федорович Шпонька приходит в лавку к купцу, где хочет заказать сюртук из самой модной материи, которая оказывается женой, ее меряет и режет купец, шить из нее сюртук портной отказывается.
Гоголь замечает причудливые, странные фасоны одежды, а также ее невероятные размеры, т.е. отклонения от нормы. У Па-цюка такие огромные шаровары, что «какой бы большой ни сделал он шаг, ног было совершенно незаметно, и, казалось, винокуренная кадь двигалась по улице». «Бурса и семинария носили какие-то длинные подобия сюртуков, простиравшихся по сие время: слово техническое, означавшее: далее пяток». Такой сюртук мешает Хо-
ме убежать из усадьбы - его куски он оставляет в кустах терновника. Писателя привлекает и устаревшая мода. Анна Ивановна («Две главы из малороссийской повести "Страшный кабан"») носит капот и чепчик, «покрой которого утратился в толпе событий, знаменовавших XVIII столетие», коричневый шушун, башмаки без «задков».
Как и в случае с внешностью человека, писатель не обходится без детализации, доходящей до разъятия целого. Гоголь ставит на его место деталь, выхватывает отдельные особенности и называет их много раз. Значимость деталей вырастает в сравнениях. Так, у долгополого сюртука Ивана Ивановича («Иван Федорович Шпонька и его тетушка») огромный стоячий воротник, закрывающий весь затылок, в котором голова сидит, будто в бричке. Высовывая голову из этой брички, он ведет беседы о пользе чтения и разумном хозяйствовании. Главное украшение сюртука Ивана Осиповича в «Двух главах из малороссийской повести» - огромные костяные пуговицы черного цвета величиной с большой грош, на которые засматриваются даже уличные ребятишки, а не только красавицы. На пестрядевых штанах писаря выделяется обширный карман.
Гоголь не упускает случая заметить дефекты одежды, которая может быть рваной, заплатанной, грязной. Пестрядевые шаровары одного торговца в «Сорочинской ярмарке» засалены и запачканы дегтем, свитка другого - вся в заплатах. В чистой полотняной рубахе и грязных полотняных же штанах отправляется на ярмарку Черевик. С заплатанными локтями свитка у мальчика, прислуживающего Григорию Григорьевичу («Иван Федорович Шпонька и его тетушка»). Официант, подающий блюда за обедом, одет в серый фрак с черной заплатой. Бурсаки ходят в «изодранных или запачканных платьях». Подобное состояние одежды может свидетельствовать о «чужести» персонажей, например, цыгана: «...все это как будто требовало особенного, такого же странного для себя костюма, какой именно был тогда на нем. Этот темно-коричневый кафтан, прикосновение к которому, казалось, превратило бы его в пыль... башмаки, надетые на босые, загорелые ноги, -все это, казалось, приросло к нему и составляло его природу». Гоголь акцентирует ветхость этого костюма, означающую в этом
случае не просто бедность или неряшество. Отсутствие одежды, обуви, рваная или грязная одежда, лохмотья - все это свидетельствует о принадлежности к «иному» миру.
В одежде других «чужих» заметны отдельные детали: поляки обязательно забрасывают назад откидные рукава, даже если жупаны их оборваны. Такие же рукава «алого цвета с золотым шнурком» у сторожевого козака в повести «Гетьман», хотя различение «своего» и польского костюма требовалось обязательно: Лапчинский «...в избежание неприятностей, каким бы он неминуемо подвергнулся от жителей, не терпевших всего, что только носило название ляха или принадлежало ляхам, принужден был переменить щегольской костюм свой на скромное одеяние козац-кого десятника». Среди «чужих» лях выделяется щегольством, эта его черта служит основанием для следующего сравнения: «... красногрудый снегирь, словно щеголеватый польский шляхтич, прогуливался по снеговым кучам». Детали одежды других «чужих» - еврейская ермолка, турецкие шаровары и чалма. В «Соро-чинской ярмарке» черт, стараясь сойти за человека, использует только детали «человеческого» костюма - надевает рукавицы и шапку.
Костюмы имеют разное предназначение. В повседневной жизни персонажи одеваются одинаково. Дед в «Заколдованном месте» всегда ходит в подпоясанной свитке и в шапке, т. е. одевается правильно, не нарушая традиций. Голова в «Майской ночи», когда ездил с царицей в Крым, был одет в синий козацкий жупан, который теперь хранится под замком. Не терпя щегольства, он носит полотняные шаровары и рубаху, свитку черного домашнего сукна, шерстяной цветной пояс, «и никто никогда не видал его в другом костюме». Это замечание чрезвычайно важно и относится оно не только к голове, но практически ко всем персонажам, которым не свойственно немотивированное переодевание, оно - удел «чужих» и демонологических персонажей, оборотничество которых, кстати, описывается в коде одежды: черт появляется на ярмарке в «костюме ужасной свиньи». В обрядовых играх переодевания разрешаются. Левко, устраивая бесчинства, призывает парубков переодеваться «кто во что ни попало» и сам появляется в вывороченном овчинном черном тулупе, с лицом, измазанным са-
жей и длинной белой бородой. Не узнав своего сына, голова называет его вывороченным дьяволом.
Персонажам более высокого социального статуса одежда также дается «раз и навсегда». Григорий Григорьевич по своему двору ходит в привычном сюртуке, но без галстука, жилета и подтяжек («Иван Федорович Шпонька и его тетушка»). Василиса Кашпоровна в будние дни появляется в темно-коричневом капоте с мелкими сборками. На праздники она накидывает красную кашемировую шаль, хотя ей бы больше подошли драгунские усы и длинные ботфорты. Так «мужественность» тетки передается через воображаемую смену женского костюма на мужской и окончательно утверждается родом ее занятий, соответствующих внешнему виду: охота, рыбная ловля, хозяйство.
Одежда, как сказал бы Гоголь, должна быть «соразмерна» тому случаю, ради которого она достается из сундуков или закупается на ярмарке. Особенно тщательно выбираются наряды к церковным праздникам, когда полагается надевать все новое. Вот как одевается Солоха, отправляясь в церковь: «А пойдет ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты золотые усы». Дьяк невольно смотрит в ее сторону, а голова говорит своему соседу: «Эх, добрая баба! Чорт-баба!» Пожилые женщины стоят на службе в праздничных белых намитках и суконных свитках, дворянки - «в зеленых и желтых кофтах, а иные даже в синих кунтушах с золотыми назади усами». На свадьбах парубки щеголяют в высоких шапках, «в тонких суконных свитках, затянутых шитыми серебром поясами, с люльками в зубах». У «дивчат» на голове «намотана... целая лавка лент», наряжены они в тонкие рубашки, «вышитых по всему шву красным шелком и унизанных мелкими серебряными цветочками, в сафьяновых сапогах на высоких железных подковах». На ярмарку также одевались нарядно. Мачеха Параски красуется в шерстяной зеленой кофте с нашитыми хвостиками, «только красного цвета». На ней богатая плахта, «пестревшая как шахматная доска». Плахта в клетку - праздничный наряд, в обычные дни носили простые, однотонные запаски. Голову Хиври покрывает ситцевый цветной очипок. Этот головной убор делают также из «кумача, парчи и золотой парчи... Они
бывают разноцветные, но предпочитаются красные». Как только Черевик получает деньги за кобылу, Хивря бежит покупать плахты и «всякие дерюги». О том, что на ярмарку не приезжают в повседневной одежде, говорится в «Пропавшей грамоте» в сравнении ведьм с разряженными и «размазанными» панночками, приехавшими на ярмарку.
Говоря об одежде, Гоголь не забывает упомянуть об отношении к ней персонажей - так вещь уже в ранних повестях сближается с человеком. Хуторяне берегут ее, но могут снести в заклад шинкарке. Попав под дождь, дед снимает новые сапоги, заворачивает их в хустку и бежит босиком. Богословы и в ясную погоду вешают сапоги на палки и носят на плечах. Фома Григорьевич чистит сапоги самым лучшим смальцем, «какого, думаю, с радостью иной мужик положил бы себе в кашу». Чуб интересуется у головы, чем он смазывает сапоги, дегтем или смальцем, тот предпочитает деготь. О мундире заботится Иван Федорович, сдувая с него пушок. Со всей серьезностью относится он к своему белью. Тетушка Василиса Кашпоровна послала ему «пять пар нитяных карпеток и четыре рубашки тонкого холста». Тот доволен: «Особенно карпетки у меня очень старые, что даже денщик штопал их четыре раза, и очень от того стали узкие». В дороге он перебирает белье, смотрит, «так ли вымыто, так ли сложено». Бурсаки, отправляясь на «вакансии», кладут в мешки одну рубашку и пару онуч.
Костюм в повестях Гоголя участвует в создании обобщенного образа хуторян, которые делятся на возрастные и гендерные группы и представляются в основном через одежду, всегда для всех одинаковую. Создается впечатление, что одежда подменяет человека. Это заметил А. Белый, сказавший, что писатель «...видел все пылинки на бекеше Ивана Ивановича столь отчетливо, что превратил самого Ивана Ивановича в пыльную бекешу: не увидел он только в Иване Ивановиче человеческого лица» (цит. по: с. 333). На самом деле и Ивана Ивановича Гоголь разглядел, а не только бекешу, но видел он его, как и всех своих персонажей, под особым углом зрения, который объединяет его способ портретиро-вания с тем, который присущ художественному примитиву. Значимые аксессуары и костюм для его мастеров всегда были на пер-
вом плане по сравнению с внешностью изображаемого ими человека. Как и эти мастера, писатель накапливал множество внешних деталей, принципиально не стремясь к единству образа. У него была другая задача: показать человека через нагромождение частностей, перебивающих друг друга и не сочетающихся между собой, - их Гоголь берет из самых разных пластов повседневности, из круга вещей, которые называет, перечисляет, но не описывает полно. Среди них особое место занимает одежда.
С.Г.
