CC BY
43
Культурология:
будущее в настоящем
Приступая к анализу дисциплинарного статуса научной дисциплины, мы неизбежно задаемся рядом вопросов. Что собой представляет культурология? Какое место она занимает в содержании современного гуманитарного образования? Насколько оправданы ожидания и утверждения о ее методологических возможностях? Едва ли не самой важной проблемой является следующая: что обусловило появление научного и дисциплинарно организованного знания под именем «культурология»? Неужели весьма широкий спектр социально-гуманитарных наук не удовлетворяет потребности страждущих умов в приобщении к вечным духовным сущностям? Иными словами, где пролегает граница между объективной необходимостью культурологии и практическими решениями по ее институционализации?
содержании и границах реакцией на утрату прежней стабильности. Духовное уныние явилось своеобразной знаковой формой, за которой скрывалась назревшая необходимость в обновлении мировоззренческих оснований личности, общества, а также государства. Как бывало не раз в истории, такое -растерянное и разорванное - сознание направилось к поискам устойчивых начал бытия, объективированного в сущностных для человека ценностных образованиях: идеалах, нормах, оценках, ценностных ориентациях и жизненных позициях. Растерянное сознание нашло такое основание собственного самоопределения в вечных вопросах, к которым обращаются философия, религия, искусство. Темы любви, стоического следования долгу, свободы и ответственности, гармонии с собой и природой, напряженные рефлексии о смысле жизни и своем месте в ней - краеугольные камни новых экзистенциальных поисков. Начиналась эпоха нового социального и духовного зодчества.
Тогда казалось, что спасение от кризиса находится в культурных основаниях жизни человека. Не зря говорят: не приведи, Господи, жить в эпоху перемен. Это было время переходного состояния, когда прежние опоры уже не выдерживали груза обрушившихся на людей проблем, а новые идеалы остались лишь в сфере пожеланий. Возникновение дисциплинарного культурологического знания в такой атмосфере оказалось необходимым, как нужны каждому из нас духовные скрепы бытия. Началось время романтиков. В школьные учеб-
Валерий Позняков,
профессор кафедры молодежной политики и социокультурных коммуникаций Республиканского института высшей школы, доктор философских наук
Романтическое время культурологии
Возникновение потребности в системном культурологическом знании в нашей стране относится к началу девяностых годов прошлого века. В обстановке кризисного сознания возник духовный вакуум. Он по-разному выразился в индивидуальных мировоззренческих системах. Верующий человек обрел духовное успокоение в устойчивом консерватизме религиозных ценностей. Но для тех, кто не пришел к вере, путь поисков нередко оказывался весьма драматичным. Такое сознание обратилось к вечным истинам бытия: к высокой классике мировой культуры. Именно стремление к духовному самоопределению сблизило людей, которые ценой напряженных внутренних противоречий нашли выход в диалоге между искусством и религией, обрели единение в обращении к вечным сюжетам и темам.
Развитие культурологии, пока как истории культуры с вкраплением внутренне не связанных теоретических фрагментов, стало несколько неожиданной, но достаточно определенной в своем
ные программы включались культурологические курсы, обозначенные аббревиатурами МХК, а затем ОМХК - «Отечественная и мировая художественная культура». В вузах читалась весьма почтенная дисциплина «Теория и история культуры», в скобках было обозначено «Культурология». В учреждениях повышения квалификации и переподготовки кадров образования успешно применялись циклы, сочетавшие в себе фундаментальную культурологию, ее субдисциплины, историю культуры и широкий спектр спецкурсов. В Республиканском институте высшей школы работала кафедра философии и культурологии. Была открыта аспирантура по специальности «Теория и история культуры». По школе и вузам прокатилась волна надежды на спасительные возможности новых дисциплин, приобщающих к триаде духовного роста - добру, истине, красоте. Казалось, глядя на просветленные лица учителей и преподавателей вузов, ренессанс будет набирать силу. Однако этого не произошло. «Войти в мир культуры», как говорил выдающийся методолог Г.П. Щедровицкий, постичь «идеальные действительности этого мира», пережить «идеологию социокультурного оптимизма», чтобы поставить и решить новые сверхзадачи, не получилось [1]. Вскоре культурологические циклы прикрыли, свели их к истории культуры. Кое-где они еще существуют и по сей день - эти остатки былого пиршества духа. Что же произошло и почему? Думаю, было несколько причин.
Прежде всего сработал комплекс обстоятельств, сложившихся в самой культурологии: ее дисциплинарное определение произошло слишком быстро. Преподавательская, точнее педагогическая, общественность идентифицировала эту науку как историю культуры, реально сведя ее к истории художественной культуры, которую подменила историей искусств. До сих пор ее учебные пособия по культурологии предлагают как совокупность предметно-вещественных сущностей - артефактов, за которыми не оказалось человека и его судьбы, художника как подвижника творчества. Новое поколение гуманитариев, не пережив сполна классическую академическую традицию, но будучи «духовной жаждою томимо», поспешно редуцировало эту науку к рассказам о выдающихся произведениях искусства. Оно даже не понимало, мимо какого айсберга тихо проплыли. Благо, какие-то начала кем-то и когда-то были заложены. Об определении объекта и предметного поля новой худо-бедно дисциплинарно организованной области гуманитарного знания речь не шла, хотя где-то в глубине содержания многочисленных пособий они ощущали, что, не решив общих вопросов, не смогут подойти к решению частных. Попытки предпослать исторической части какие-то фрагменты теории оказались несостоя-
тельными. Они просто не работали в обращении к истории искусства. Это поколение гуманитариев споткнулось о старый камень: теоретическую ограниченность и методологическую бедность. Оно обратилось к частным вопросам, проигнорировав необходимость решения общих [2].
Сыграл свою роль и комплекс субъективных обстоятельств, тяготеющий просто к непониманию места гуманитарного образования в современных условиях. Поседевший, но сохранивший свою нахрапистость технократизм вновь поднял голову. Как следствие - недооценка места гуманитарно-теоретического знания в развитии личности, общества и страны. Устранение из учебных планов культурологии, особенно в технических вузах, духовно обедняет подрастающее поколение руководителей, педагогов, экономистов и других специалистов. Характерно, что государственные чиновники высокого ранга так оправдывали сокращение и устранение этого предмета из школьных программ: дескать, культура изучается в курсе истории, литературы. Другой аргумент состоял в том, что ОМХК в век компьютеризации трактора - излишняя забава. Придет время, и имена этих реформаторов, которые, к несчастью, принимали решения, будут названы, как и тех, кто закрывал в это время канал «Культура» в национальном телевещании, мотивировав свои действия ссылками на якобы специально проведенное исследование, по результатам которого получалось, что только около 4% телезрителей включали данную кнопку телеприемников. Забывали только о том, что в эти несколько процентов входили люди, которые сеяли разумное, доброе, вечное в школьном классе и студенческой аудитории. Но вот буквально в последние дни пришло обнадеживающее известие: постепенно в школы будут возвращаться курсы ОМХК.
В эпоху романтической эйфории институционально-организационное оформление культурологии у нас произошло намного раньше, чем сложился ее понятийно-категориальный аппарат и в целом теория культуры. Среди преподающих и пишущих на эту тему не нашлось ни одного исследователя, кто бы взялся за разработку фундаментальной теории культуры и спектра соответствующих ей субдисциплин. Гуманитарно-культурологическому сообществу пришлось вновь пережить времена разлада и шатаний. Продолжаются они и по сей день, но только уже не во вдохновенной атмосфере надежд и ожиданий, а в, мягко говоря, противоречивых (чтобы не сказать гораздо худших) условиях сужения содержательного и количественного спектра гуманитарных дисциплин. Даже почтительная философия оказалась сильно урезанной, равно как и ее «дочери»: этика, эстетика, логика, религиоведение и др. Произошло странное, как будто не замеченное
событие: вместо укрепления мировоззренческих и методологических основ духовного и интеллектуального ваяния личности в эпоху, отмеченную стремлением к переходу на инновационную модель развития, наступило тотальное сокращение и устранение традиционных гуманитарных курсов. Для развития культурологии открылись новые благоприятные возможности, но, к сожалению, недостаточно пока еще осознанные.
Нередко в оправдание своих действий псевдореформаторского толка ссылаются на опыт Запада. В классических западноевропейских странах жива богатая гуманитарная традиция. В Германии комплекс наук о культуре - Kulturwissenschaften - достойно представлен в учебных программах и гуманитарных исследованиях. Во Франции отсутствует термин «культурология», но есть междисциплинарная общность культурантропологического знания -Cultureantropobgie. В англо-американской традиции комплекс наук о культуре со времен Л. Уайта (незадолго до Второй мировой войны он высказал мысль о новом направлении гуманитарного знания - культурологии) назван Sciences of culture. В таком ключе приятно осознавать, что проблематика современного культурантропологического знания достойно представлена в междисциплинарном курсе «Современная зарубежная культурология», который читается на кафедре культурологии в Белорусском государственном университете культуры и искусств. Анализ показывает, что встала важная задача: множество локусов культурологического знания оформить, как сказал бы Г.П. Щедровицкий, «в мыслительную действительность» [1]. Добавим к этому важный предикат: системную мыслительную действительность.
Современное состояние культурологии
Определяя современное состояние культурологического знания, мы исходим из ряда минимально достаточных благоприятных предпосылок и критериальных параметров. Каждый из них может лежать в основании конституирования целых дисциплинарных областей культурологического знания, но в совокупности своей и системной связанности они дают довольно отчетливое представление о сложившемся положении.
Начнем с того, что сформировался корпус культурологических текстов, в которых культура осмысливается как реальность, выражающая внутри себя различенное и разнообразное отношение человека к миру. Условно подразделим их на две группы: ■ те, которые в качестве предметно-содержательного блока включают реалии культуры и их представление в гуманитарном сознании. Такие тексты
содержат богатый мыслительный материал, где культура исследуется преимущественно как культу-ротворческая деятельность и ее результаты - предметные формы (чаще их определяют как артефакты культуры), субъекты культуротворческого процесса, ценностная система (ценностные отношения, ценности, идеалы и нормы, оценки, ценностные ориентации субъектов или носителей культуры и их позиции), семиотические структуры (прежде всего знаковые формы и знаки, тексты, контексты, коды культуры - языки культуры и способы ее трансляции), традиционные (обычаи, ритуалы, обряды и др.) и специально созданные формы сохранения и трансляции культурного опыта (формы духовного производства), формы культуры (стили, направления, движения, типы, творческие методы и индивидуальные манеры творцов), мифообразы культуры и ее динамика в диахронии и синхронии, пространственно-темпоральные измерения. Естественно, каждую из этих позиций, обобщенно представляющих важнейшие универсалии, можно рассматривать более углубленно, но ясно одно: сформировался блок культурологических текстов, авторы которых ориентированы на исследование субъектных, ценностных, семиотических и других реалий культуры. Можно назвать такие тексты собственно культурологическими. Существует возможность формирования на их основании понятийно-категориального аппарата фундаментальной теории культуры; ■ тексты, описывающие культурные явления с теоретических и частнометодологических позиций гуманитарных дисциплин: философии, социологии, филологии, истории и др. Культура здесь отображается посредством научного аппарата конкретного знания. В прямом своем назначении они своими средствами исследуют определенные феномены культурной реальности, придавая им специфическую дисциплинарную интерпретацию. Так, например, тексты, носящие характер фило-софско-культурологических обобщений, авторы которых стремятся выявить предельные, метафизические основания отношения человека к миру, очень близки по своей проблематике и стилистике к трудам фундаментальной теории культуры, например таким, как работа А. Моля «Социодинамика культуры», удачно сопрягающая знания из области теории коммуникаций, социологии, философии и теории культуры [3]. Философские тексты в русло исследовательских проблем включают темы культуры, которая наряду с природой рассматривается как первоначало отношения человека к миру. Не исследуя впрямую культурные реалии, их авторы опираются на богатую, в частности, историко-культурную и философскую (например, эстетическую) традицию и разрабатывают перспективно-обобщенные линии развития культуры и цивилизации,
обосновывают необходимость новой парадигмы ценностного сознания (оставаясь при этом в рамках аксиологического измерения бытия человека), семиологического понимания и герменевтических практик работы.
Корпус культурологических текстов, тесно сопряженных с основными векторами гуманитарных исследований, выстраивается как пирамида основных дисциплинарных направлений культурологического знания: философия, социология культуры, фундаментальная теория культуры, ее субдисциплинарные «организованности» (аксиология, семиология, сравнительная культурология, типология культуры и др.), а также история культуры и прикладная культурология с их дисциплинарными ответвлениями. В целом, отчетливо проявляют себя две тенденции. Первая состоит в том, что под грифом «культурология» понимают предельно широкий круг дисциплинарно организованных культурологических знаний, вторая предполагает относительно определенный и отграниченный их круг [4].
В пространстве соотношения двух потоков культурологической рефлексии - собственно культурологических текстов, авторы которых исследуют диверсифицированные формы культуротворческо-го процесса и бытия предметных форм культуры, и гуманитарных теоретических исследований, представленных в богатстве текстов, принадлежащих к различным областям социально-гуманитарного знания,- сформировались теоретико-концептуальные репрезентации культуры. Они являются, на наш взгляд, не столько стройными теориями культуры с развитым понятийно-категориальным аппаратом, сколько подходами, в рамках которых существуют различные теоретические образы культуры, в частности аксиологический, деятельност-ный, семиологический, антропологический и др. Их достоинство, по нашему мнению, состоит в двух существенных обстоятельствах факторного, то есть продуктивного для развития культурологического знания, характера:
а) они дают различные содержательные измерения культуры и позволяют в предметном поле каждого из подходов выявить и зафиксировать наиболее существенные и репрезентативные ее свойства, что в перспективе имеет большое методологическое и методическое значение, например, для построения образовательных методик и технологий. Так, семиологический подход, исследующий культуру как знаковую систему, будучи тесно сопряженным с герменевтической ориентацией культурологического анализа, позволяет рассматривать культурные реалии как текстуальные образования - объект приложения таких герменевтических практик, как объяснение, толкование, понимание, интерпретация и создание на этой основе собственных аутен-
тичных смыслов и текстов, не порывая с традицией герменевтических прочтений [5]. Развитие семиоло-гического направления оплодотворило возникновение так называемого контекстуального подхода в педагогике и образовательной практике, теоретические, методологические, методические и конкретно-дидактические ресурсы которых в настоящее время выявляются [6, 7];
б) весьма широкий разброс в концептуальных представлениях культуры существенно обусловил постановку и необходимость решения исключительно актуальной проблемы: формирования понятийно-категориального аппарата фундаментальной, то есть теоретической культурологии. Более того, многообразие теоретических подходов и концептуальных моделей культуры содержит в себе богатейший ресурс для формирования стройного ряда понятий и категорий - языка фундаментальной культурологии как в методологической перспективе ее приложения к анализу конкретных реалий цивилизационной и социокультурной динамики, так и к культурологическому знанию, реализуемому смежными дисциплинами. Например, выделение в теоретическом знании особого класса категорий, описывающих формы и механизмы наследования, трансляции и трансмутации культурного опыта -инновация, традиция, обычай, ритуал, обряд и др. -позволяет описывать культурно-цивилизационный процесс в понятиях традиционных форм культуры и инноваций. Описание культурной целостности в категориях «знаковая форма», «знак», «символ», «текст», «контекст», «код», «монокод», «дуакод» представляет культуру как семиотико-семантическую реальность. Сопряжение двух подходов - социокультурной динамики и семиологического направления -открывает восхитительные в своих возможностях перспективы. Во-первых, для построения категориальных рядов культурологии (в нашем случае таковыми будут динамические и семиологические универсалии культуры). Во-вторых, для формирования целостной теории культуры, структура которой включает не только понятийно-категориальные ряды, но и другие составляющие: подходы, принципы, закономерности, формы культурологического знания, методы, способы, приемы исследования в его приложении практически к любому социально размерному объекту, включенному в гуманитарно-культурологическое - человеческое - измерение.
Вернемся, однако, к уже сформировавшемуся дисциплинарному полю культурологии. Оно выглядит как пирамидально-уровневое соотношение: философия культуры, изучающая предельные основания последней, как правило, в контексте или в оппозиции «природа - культура»; фундаментальная теория культуры; теоретические субдисциплины (аксиология культуры, семиология культуры,
праксиология культуры, типология культуры и др.); история культуры и сопутствующие ей предметы; прикладная культурология со своими ответвлениями. Предыдущие положения (см. п. а и б) показывают, что список субдисциплин открыт: они формируются по мере создания понятийно-категориального инструментария описания очередной предметной области культуры и соответствующего знания. Нам представляется, что это не стихийный процесс, а вполне целенаправленный и достаточно сложный, особенно на заключительной стадии. Культуролог-систематизатор должен осуществить ряд операций конструирующего характера: определение сущности потенциального субдисциплинарного знания, его назначения (вместе с целевой конкретизацией такового), места, функций, роли в организованном культурологическом дискурсе; формирование списка задач по идентификации знания как субдисциплинарного (они будут соответствовать основным единицам научного исследования); установление области средств их решения с помощью проецирования научного аппарата фундаментальной культурологии на субдисциплинарную область; рефлексию всех процессов по конструированию очередной субдисциплины; апробацию «конструкции» в культурологическом сообществе, исследовательской деятельности и в различных практиках (например, в социокультурном проектировании, разработке программ культурного развития, консалтинговой деятельности, методической работе).
Субъектные предпосылки культурологического знания. Культурологический дискурс. Помимо корпуса культурологических текстов, репрезентирующих состояние культурологического знания, в современной культурологии постепенно складываются общности культурологов-исследователей. Около года назад, например, в нашей стране на базе Белорусского университета культуры и искусств образовалась Ассоциация культурологов Беларуси как потенциально перспективная форма культурологического дискурса в его академических (научных) и профессиональных измерениях.
Важно то, что формируется сообщество ученых, рассматривающих культурологию как многоуровневое явление гуманитарной мысли и практики (в частности, в сфере образования). Вместе с тем, на наш взгляд, имеет место разрыв между культурологическими исследованиями и так необходимой проекцией полученного знания в область его методологического, методического и дидактического приложения. Причина кроется не только во внутренних проблемах самой культурологии, но и в общей тенденции к схоластическому философствованию, построению абстрактных теорий без попыток самих «строителей» приложить свои концептуальные разработки к решению практических
проблем. Или показать, как это делается. Данное противоречие своим следствием имеет омертвление теоретического, в частности теоретико-культурологического, знания, его невостребованность как выражение неспособности субъекта переложить его на язык практики (например, управленческой, методической). Как пишет методолог О.С. Аниси-мов, современные философы «не проводят систематических рекомендаций, берут кусочки разного» [8]. Это же можно сказать и о других представителях гуманитарного цеха. В таком положении оказались некоторые выпускники со специальностью «культуролог-исследователь». Сознание работодателей, в целом, пока еще не готово к тому, чтобы найти занятие не только культурологам, но и другим носителям специального гуманитарного образования. Ситуация усугублена процессами постепенного разрушения под видом оптимизации сложившейся структуры: идет устранение культурологических циклов из образовательных программ, ликвидация кафедр под предлогом реорганизации и др.
Методологические ресурсы теоретически и дисциплинарно организованного культурологического знания. Отмечая недостаточную определенность культурологии как строгой теории, мы отнюдь не хотим принизить ее объяснительные, проективные, прогностические возможности. Более того, выскажем мысль, с которой согласятся далеко не все: выявление методологического потенциала конкретной теоретической «организованности» существенно зависит от способности субъекта работать с ним как с методологическим инструментарием. Теория, даже если она пока не отвечает на все поставленные вопросы, может быть применена частично, хотя бы в экспериментальном порядке.
Современная культурология на данном этапе обладает значительными методологическими возможностями. Такое значение проистекает из центральной категории «культуры», выражающей существенные отношения и связи между человеком и окружающей его средой. В таком качестве она исследуется как объект культурологического знания. Культура как область активно-деятель-ностного, творческого отношения индивида к миру получает свое выражение в предметных формах, семиотически оформленных и транслируемых традиционными и профессиональными организационно-институциональными структурами. При таком понимании сущности культуры и ее структуры ресурс теоретического культурологического знания выглядит как единство:
описание любых объектов, в которых в социально- и вещественно-опредмеченной форме (явно или неявно) присутствует человек. Данный подход позволяет рассматривать культуру как структурированную реальность через призму отношения
человека к миру. Анализ такой действительности осуществляется посредством категориального аппарата культурологического знания. Недостаточная оформленность последнего указывает на актуальную необходимость его разработки. Нужно особенно подчеркнуть, что в сферу культурологического анализа могут быть вовлечены практически любые объекты, на которых лежит печать человеческой субъективности и творчества;
выделение культурных инвариантов, то есть таких элементов, которые с необходимостью присутствуют в любом культурном феномене и позволяют подвергнуть культурологическому анализу практически любой процесс и результат предметной деятельности персоны через призму следующих универсалий:
■ субъект культуротворчества как хранитель, носитель и творец культуры (данная категория позволяет рассматривать и оценивать с позиций культуротворчества практически каждого человека, осуществляющего деятельность);
■ нормативная система культуры, задаваемая ее ценностным содержанием, включая ценностные отношения, идеалы, нормы, оценки, выражающие ценностные позиции субъекта в его отношении к миру;
■ семиотические структуры - знаковые формы, знаки, символы, коды, тексты, контексты, в которых семантика находится в органическом единстве со знаковыми формами, и именно благодаря им осуществляется процесс трансляции и сохранения культурного опыта в историческом пространстве и времени;
■ деятельности - репродуктивные и продуктивные, обеспечивающие постоянный процесс воспроизводства культурного опыта и его обновления;
■ формы трансляции культурного опыта, которые подразделяются на два класса: традиционные (обычаи, обряды, традиционные праздники и др.) и специально сформированные или созданные организационно-институциональные структуры (например, учреждения образования и науки);
■ мифообразы культуры как традиционные (классические), так и современные (к примеру, в области рекламной трансляции);
■ культурное пространство как целенаправленно формируемое отношение вышеперечисленных элементов;
■ культурное время бытийствования реалий культуры.
Привлекает в этом контексте концептуальное понимание деятельности Г.П. Щедровицким, «схватывающее» практически все базовые элементы культурологии. По его мнению, это «структура, где идет трансляция культуры, и затем идут отношения реализации этих образцов в человеческом материале или в материале человеческих движений...
Есть еще метаструктура построения новых образцов или типов - структура нормировки. Когда вы берете эту структуру - с одной стороны, трансляции норм, прототипов культуры и их реализации, с другой стороны, метаструктуру исправления образцов по прошедшим ситуациям - то это есть то, что мы называем деятельностью» [1].
Методологический ресурс культурологического знания нуждается в постоянной проверке и подпитывании. Важным источником его обновления является культурологический дискурс - пространство и содержание профессионального общения, в котором постоянно циркулируют старые и новые идеи, подходы, концепции и другие преимущественно теоретические построения. Культурологический дискурс мы представляем как сотворческое общение авторов и носителей дискурсивных практик, разнообразных деятельностей и соответствующих действий, операций и результатов, ценностного содержания и знания. Все это выявляется в ходе обсуждений, трансформируется, содержательно изменяется, всякий раз доказывая демократичность отношений в дискурсивном сообществе и их творческую плодотворность. Дискурс имеет свою мифологию - те постоянно рождающиеся в ходе обсуждения актуальные проблемы и образы, которые располагают исключительно богатым потенциалом своего опредмечивания [9].
Нам представляется, что в культурологическом сообществе недостает таких собраний, обсуждений, обменов мнениями, то есть живой сотворческой, диалогической среды. Однако проблема кроется не в отсутствии дискурсивных практик. Мест для встреч членов научного сообщества достаточно. Не хватает умения работать с культурологическим материалом: идеями, смыслами, концепциями, подходами, проектами, аргументами, вопросами, ответами, текстами. Когда просыпается творческое сознание и, по выражению Гегеля, молния индивидуальности ударяет в косную массу, тогда «прислоняющийся» к культуре становится ее хранителем, творцом и транслятором. СИ
See: http://innosfera.by/2015/09/cultural
Литература
1. Щедровицкий Г.П. На досках. Публичные лекции по философии Г.П. Щедровицкого. Автор комментариев В.Л. Данилова. - М., 2004.
2. Позняков В.В. Учебные пособия по культурологии: приобретения и издержки // Мастацкая адукацыя i культура. 2011, № 2. С. 8-13.
3. Моль А. Социодинамика культуры. - М., 1973.
4. Культурология как наука: за и против. Материалы круглого стола // Вопросы философии. 2008, № 11. С. 3-31.
5. Позняков В.В. Методический ресурс фундаментальной культурологии: культура как семиотическая система (статья 2) // Мастацкая адукацыя i культура. 2012, № 4. С. 3-10.
6. Вербицкий А.А., Ермакова О.Б. Школа контекстного обучения как модель реализации компетентностного подхода в общем образовании // Педагогика. 2009, № 2. С. 12-18.
7. Позняков В.В. Творческое развитие личности в контекстном измерении // Воспитание в сотворчестве (моделирование и проектирование образовательных систем: сб. науч. ст. Вып. 4 / под науч. ред. д-ра филос. наук, проф. В.В. Познякова. - Мн., 2012. С. 13-26.
8. Анисимов О.С. Принятие государственных решений и методологизация образования. - М., 2003.
9. Позняков В.В. Дискурсивные контексты коммуникативной идентификации субъекта // Национальная философия в совре-меннои мире: сб. науч. ст. - Мн., 2010. С. 121-131.
