CC BY
66
КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ЭВОЛЮЦИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О РОБОТАХ
© Толстов И.Е.*, Сергеева А.С.*
Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики, г. Санкт-Петербург
Статья посвящена культурологическому аспекту эволюции понятия о роботах, как искусственных или «вторичных» созданиях, начиная с древнейших времен до вхождения представлений о роботах в современный бытовой дискурс.
Ключевые слова робот, робототехника, мобильные роботы, автома-тоны, андроиды.
Значительная часть современных научно-технических достижений не только нашла свое отражение в произведениях массовой культуры и контркультур, но и во многом была предвосхищена ими. Одним из наиболее ярких примеров является робототехника, как наиболее культурно нагруженное пересечение проблем кибернетики и электромеханики, связанное с созданием устройств, имитирующих функции живых организмов. Речь может идти как об имитации когнитивных и коммуникативных процессов, (обучение, распознавание образов, вычисление, поддержание беседы) так и о выполнении манипуляций с физическими объектами, осуществляемыми обычно людьми или животными. Несмотря на то, что на сегодняшнем этапе развития технологий роботы сильно различаются своими функциями, этот термин является собирательным и описывает как виртуальные программные комплексы, так и анатомически точных гуманоидов; как огромные военные и промышленные машины, так и конгломераты устройств микроскопического размера. В отсутствие четко заданного контекста, в языковой практике почти всегда требуется уточнение типа робота, о котором идет речь, (промышленный робот, чат-бот, андроид, биржевой робот и т.д.) в противном случае возможны затруднения с пониманием того, к какой сфере жизни он относится. Такое положение дел несколько размывает содержание понятия «робот» с культурно-исторической точки зрения и требует пристального внимания к его ретроспективе.
Сам термин «робот», до недавнего времени ассоциировавшийся преимущественно с научным дискурсным полем, был впервые использован чешским прозаиком и драматургом К. Чапеком в его пьесе «Р.УР.» (1920) [1]. Авторство термина Чапек делит со своим братом Йозефом, графиком и фотографом, в чьем творчестве нашел свое отражение сплав кубизма с фольк-
* Магистрант кафедры Социальных и гуманитарных наук.
* Преподаватель кафедры Социальных и гуманитарных наук, кандидат психологических наук.
лорной эстетикой. Важным здесь является то, что в пьесе понятие «робот» (от словацкого robota - каторга, тяжелый принудительный труд) используется не для обозначения антропоморфных устройств, как это было у ряда фантастов, популяризовавших впоследствии этот термин (А. Азимов, С. Лем и др.), а как название органических людей, выращиваемых на особых фабриках. В контексте «Р.УР.» робот является не столько символом научно-технического прогресса, сколько метафорой искусственно созданного помощника, слуги и раба, которая, хотя и имеет ряд предвестников в средневековом и античном (традиционном) культурном наследии, именно у К. Чапека впервые формулируется в модернистском ключе. Однако этико-философская составляющая здесь центрируется не столько на взаимоотношениях творения и творца, проблеме свободы воли, p-zombie и т.д., сколько на включенности роботов в производственно-трудовые отношения и том, в какой мере они являются объектами эксплуатации. Можно предположить, что такая расстановка акцентов связана с социокультурным контекстом восточной Европы 20-х гг. XX века, который во многом задавался итогами первой мировой войны, в которой Чехия потерпела крах как независимое государство, кризисом рациональности, и распространением социалистических идеологий в качестве реальной политической практики. Таким образом, изначальное значение термина «робот» обеспечивает его включенность в дискурс освободительной борьбы, которая на протяжении XX века становится предметом интереса, как авторов художественных произведений, так и футурологов. При этом модальность оценок этой гипотетической борьбы варьируется от сочувственно-положительной («Бегущий по лезвию», «Искусственный интеллект»), до испуганно-отрицательной («Терминатор», «Космическая одиссея 2001 года»).
Несмотря на то, что именно термин Чапека получил наибольшее распространение, как в научных работах, так и в массовой культуре, его содержание существенно расширилось и претерпело изменения, восходящие к более ранним явлениям мировой культуры. Начиная с древнейших времен можно встретить сюжеты, посвященные «вторичным созданиям» - явлениям, имитирующим или дублирующим те или иные человеческие свойства и при этом являющимся продуктами деятельности самих людей или третьих сущностей (богов, демонов и т.д.) [2]. Таким образом, уже в мифологическом сознании происходит дифференциация процессов «рождения» и «создания». Искусственно созданные существа встречаются во многих мифологических системах. Так, в эллинических мифах боги оживляют созданную архитектором Пигмалионом статую Галатею, Кадм, победив дракона, засеивает поле его зубами, из которых впоследствии вырастают воины-спарты. Аналогичное действие по совету своей любовницы Медеи осуществляет предводитель аргонавтов Язон. Другим ярким примером являются служанки, выкованные богом Гефестом из золота, для того, чтобы помогать ему в
кузнице и гигант Талос, выкованный из бронзы и подаренный впоследствии Зевсом Европе для защиты Крита [3]. В германо-скандинавской мифологии, в Старшей Эдде, великан Хрунгнир создает глиняного великана Меккур-кальви, чтобы тот помогал ему в битве с асом Тором - в мифопоэтическом смысле многие современные сюжеты о гигантских человекообразных роботах связаны с подобными нарративами [4] Также упоминание искусственных людей можно встретить в египетских, аккадских, шумерских, африканских и индийских мифах. Для европейского средневековья одним из наиболее известных является предание о Големе - фигуре из глины, которую раввин Йехуди Бен Бецалелем оживил с помощью каббалистической магии для защиты пражской еврейской общины в XVI веке [5].
Эти примеры позволяют сделать следующие наблюдения. Во-первых, практически все искусственные создания в мифологических сюжетах имеют антропоморфный вид, что задает определенный фрейм, в рамках которого до сих пор роботы, если их вид и функция не конкретизированы, мыслятся в первую очередь как гуманоидные фигуры, что может быть связано с общим антропоморфизмом человеческого мышления. Во-вторых, все искусственные создания из мифов созданы либо из неживой материи, (глина, металлы, дерево) либо, в редких случаях, из органических останков других существ, (кости, зубы, шкуры, жилы) и выступают в качестве символического изображения продуктов реальной технологии - например, технического приема полого литья или землепашества. Т.е. применительно к роботам, их сотворение в мифологических системах тесно связано с описанием способов технического производства. В-третьих, большинство искусственных созданий в мифах создаются для решения конкретных задач, что подчеркивает их вторичность по отношению к создателям, которые самостоятельно определяет свои цели. Иными словами, робот выполняет лишь те функции, которыми наделяет его человек и решает лишь те задачи, которые ставятся перед ним извне, не имея никаких мотивационно-волевых структур. Любопытно то, что все эти признаки можно найти во многих антропогонических мифах, повествующих о сотворении человека из неживой природы (Адам, созданный из глины в «Пятикнижии» и «Коране», Аска и Эмблу, вырезанные из ясеня и ивы в «Старшей Эдде» и т.д.) [6].
Помимо персонажей мифологической и оккультной картин мира, существуют данные о реальных механизмах, имитирующих живых существ, которые были созданы в античные времена и средневековье. Так, Авл Геллий, ссылаясь на Фаворина, пишет в «Аттических ночах» о том, что пифагорейцем Архитом Тарентским был создан механический летающий голубь. Исследователь из США Д.Р. Хилл в своей работе «Mechanical Engineering in the Medieval Near East» приводит данные о том, что прототипами антропоморфных устройств являлись механические фигуры, сконструированные арабским ученым Аль-Джазари в XII веке. По мнению Хилла, Аль-Джазари
построил небольшое судно с квартетом механических музыкантов, игравших на арфе, флейте и нескольких бубнах [7]. В XIII веке доминиканец, представитель схоластов Альберт Магнус создал некоего «железного человека», испорченного его юным учеником Фомой Аквинским. Существует версия, что именно это предание вдохновило в начале XX века Л.Ф. Баума, автора «Озма из Страны Оз» на создание Тик-Тока - заводного персонажа из меди. Архитектор Виллар де Оннекур (XIII век) в своем альбоме «ars mechanicus» нарисовал фигуру «legiere poupee», напоминающую Христа, делающего благословляющий жест с подписью «видишь двигающуюся куклу, внутри с винтом и зажимом, она заводится одним ключом» [2]. Доподлинно неизвестно, что именно изображено на рисунке, однако многие исследователи склоняются к идее о том, что речь идет об антропоморфной машине, способной передвигаться и давать на ходу благословение, работая на принципах, сходных с принципами деревянных кукол манэки-нэко в средневековой Японии. Спустя два с половиной века Леонардо да Винчи был сделан набросок механического воина - манекена, одетого в доспехи и способного выполнять основные фехтовальные движения. Имеет смысл упомянуть и попытку создания логической машины «mos universalis» Раймундом Луллием в XIII веке, основанной на троичной логике и представлявшей собой систему подвижных концентрических кругов, разделенных на сектора с атрибутами божества, логическими и метафизическими понятиями, категориями различных областей знания и т.д. [8, 9].
По мере развития классической механики в трудах таких ученых, как Жан Буридан, (XIV век), Галилео Галилей, Христиан Гюйгенс, Исаак Ньютон, Роберт Гук, (XVII век) Леонард Эйлер, Даниила Бернулли, Жозеф Луи Ла-гранж (XVIII век) и перемен в общественной мысли, сопровождавших начало Эпохи Возрождения, представления об искусственных созданиях претерпели определенные изменения. От сплава механических наработок с алхимией и астрологией в набросках «ars mechanicus» Оннекура, (XIII век) через работы да Винчи (XV-XVI века) они приходят к машинам Жака де Вокансона в XVIII веке, которые сегодня часто называют автоматонами или автоматами. Возможность их создания во многом связана с распространением пружинного привода Петера Хенляйна и маятниковых часов Христиана Гюйгенса.
Согласно одному из наиболее авторитетных специалистов в области философии техники, оппоненту и популяризатору идей Норберта Виннера, Жильберу Симондону, «машина есть нечто, что функционирует, работает в определённом режиме, который соответствует избранному типу устройств. Но главное ее качество - способность повторять одну и ту же операцию в одном и том же режиме и с тем же самым результатом. Машина воплощает собой ограниченный режим производства, так как располагается во времени произведенного. На выходе машина даёт результат» [2]. Автоматон же является особым видом машины или их конгломератом, который может дейст-
вовать по жестко заданной программе без непосредственного участия человека. В зависимости от типа устройства и программы, автоматон осуществляет процессы получения, преобразования, передачи и использования энергии, материала и информации.
Наибольшее распространение автоматоны получили во второй половине XVIII-XIX, став выразителями основных тенденций экспериментальной механики этой эпохи и предтечами робототехники, оформившейся только в ХХ веке. Часть автоматонов, созданных в этот период, предназначались для решения утилитарных задач, связанных с повышением производительности труда. Успехи в этой области во многом связаны с созданием таких носителей информации, как перфокарты, которые были впервые использованы в ткацких станках Жозефа Мари Жаккара (1808). В информатике перфокарты впервые были использованы в «интеллектуальных машинах» С.Н. Корсакова (1832), механических устройствах для информационного поиска и классификации записей, перфокарты также планировалось использовать в «аналитической машине» Бэббиджа, что нашло свое отражение в стим-панк произведении Брюса Стерлинга и Уильяма Гибсона «The Difference Engine» (1990). В числе помышленных автоматонов этой эпохи следует назвать автоматический суппорт для токарно-копировальных станков А.К. Нартова (1820-е годы), поплавковый регулятор уровня воды в котле И.И. Ползунова и (1765), центробежный регулятор Дж. Уатта (1784).
Однако большинство автоматонов использовались в развлекательных целях, представляя собой заводные модели людей, имитирующие их движения и речь. Особую популярность получили автоматоны, способные имитировать творческие процессы: игру на музыкальных инструментах, рисование, написание текстов и т.д. Пьер Жаке-Дроз, основатель сети мануфактур «Jaquet Droz» (XVIII век), ставшей впоследствии одной из крупнейших часовых марок, создал несколько автоматонов такого типа, которые и по сей день хранятся в музее Истории и Искусства в Невшателе (Швейцария). Среди них следует выделить Музыканта - девушку, состоящую из 2500 деталей и умеющую играть на органе пять мелодий, Художника из 2000 деталей, способного рисовать три картины и Калиграфа из 6000 деталей, способного воспроизводить текст из 40 букв. Жаку де Вокансону принадлежит авторство механического мальчика-флейтиста и утки, способной имитировать процессы пищеварения. В числе создателей автоматонов можно также упомянуть Джианелло Ториано, Пьера Жаке Дро (1721-1790) и его сына Анри Дро (1752-1791), от чьего имени впоследствии и был образован термин «андроид». Отдельного упоминания заслуживают паровые машины Steam Man и Steam Man Mark II: созданные во второй половине XIX века Джонни Брей-нердом и выкупившим у него патент Фрэнком Ридом-старшим, они представляли собой человекоподобные фигуры, устройством и назначением сходные с поездами того времени [11].
Несмотря на живой интерес публики к автоматонам, у многих механические люди вызывали смешанные чувства. Лотман Ю.М. писал, что при сравнении с обычной куклой автоматон «менее кукла и более человек», из-за «возросшей натуральности», однако сравнение с живым человеком сильнее подчеркивает его искусственность [12]. Таким образом, проблема восприятия человеком андроидов, активно разрабатываемая в наше время Хи-роси Исигуро (робот Geminoid HI-2) [13], Масахиро Мори [14] (феномен «uncanny valley») и др., появилась уже несколько веков назад. Индустриальный саботаж и стихийные протесты конца ХУШ - начала Х1Х веков против внедрения машин в промышленности, оформившиеся к 1811 году в движение луддитов, окончательно сформировали страх перед техникой, который пронизывает огромный пласт произведений искусства XX, а теперь уже и XXI века. Этот страх включает в себя, как архаический ужас контакта с неживой материей, так и социальную угрозу вытеснения роботами людей из многих сфер деятельности [15]. Кроме того, по мере развития и усложнения робототехники, в массовом сознании получает все большее распространение антимодернизм, неолуддизм и технофобия в отношении устройств, достаточно сложных, чтобы приписывать им непредсказуемость и даже наличие свободной воли, враждебной по отношению к человеку.
В XX веке наиболее яркими выразителями идей неолуддизма в контексте философии техники стали Мартин Хайдеггер, Льюис Мамфорд, анархист Хаким Бей и др. Лотман с Ю.М. вязывает возникновение этих страхов с тем, что автоматоны как бы оказались на пересечении «древнего мифа об оживающей статуе и новой мифологии мертвой машинной жизни», став «воплощенной метафорой слияния человека и машины» [12]. В художественной литературе XX века эти страхи и психические трансформации, сопровождающие взаимопроникновение человека и техники получили развитие в книгах Роберта Пирсига, («Дзен и искусство по уходу за мотоциклом») Джеймса Балларда, («Бетонный остров», «Автокатастрофа») описывавшего психопатологии, связанные с урбанистической средой, сексуализацию промышленного дизайна, уподобление городской топографии и механизмов устройству человеческого тела и т.д. [16]. Схожие мотивы можно найти у Андрея Платонова, который описывал в машинных категориях как физическую, так и языковую реальность, («Технический роман», «Чевенгур») создал свою классификацию машин и оставил ряд комментариев к зарисовкам де Онне-кура. Условием спасения человека по Платонову являлось «отнюдь не сохранение его пресловутой индивидуальности, мелко-буржуазной приватности, а ... его становление машиной» [17].
Конфликт между естественным и искусственным, природой и техникой, подлинником и копией нашел свое отражение в образе механической куклы, ставшей одним из наиболее ярких образов романтической эстетики XIX века, опирающимся на поэзию Уильяма Вордсворта и, частично, Уильяма Блей-
ка, живших в XVIII веке. Пожалуй, самым ярким примером здесь является творчество Э.А.Т. Гофмана, чьи новеллы «Автомат» (1814) и «Песочный человек» (1816) заложили основы изображения антропоморфных роботов в литературе. Кроме того, Гофман первым поднял вопрос о том, какими последствиями могут сопровождаться сильные чувства, возникшие к автома-тону, в отсутствие знания о его искусственной природе (отношения юноши Натанаэля и автомата «Олимпия», принимаемого им за прекрасную девушку) [18]. Проблема «бездушности» автоматов, как «вторичных созданий», являющаяся одним из важных мотивов романтической литературы перекликается с антропогоническими аспектами гностических систем, которые в XX веке были широко освещены Филипом Диком («Убик», «ВАЛИС»), внесшим существенный вклад в формирование образа роботов в массовом сознании [19]. Среди других представителей романтизма, обращавшихся к этой теме в XIX веке можно назвать В.Ф. Одоевского, А.С. Грина и др.
Возникновение электроники и радиотехники, ассоциируемое сегодня с именами Николы Тесла, Томаса Эдисона, Александра Белла, А.С. Попова и др., привело к появлению принципиально новых электронных автоматических устройств, начиная электронными реле и заканчивая управляющими вычислительными машинами. Развитие автоматов существенно расширило области их применения, превратив их в сложные автоматические комплексы с использованием ЭВМ, выполняющие функции управления, регулирования и контроля. Однако, поскольку в этот период еще не существовало идеи о соотнесении психических процессов человека с вычислительными процессами, (т.н. «компьютерная метафора») даже самые сложные ЭВМ тех лет не могли претендовать на то, чтобы восприниматься как нечто более похожее на человека, чем механические куклы [20]. Искусственный человек мыслился в первую очередь через его телесность, даже минимальное физическое подобие являлось более значимым атрибутом человечности, чем первые модели логических операций, оторванные от телесного опыта. В определенной степени это распространено и по сей день, когда в массовом сознании даже примитивные антропоморфные автоматы чаще именуются роботами, чем, например, нейронные сети.
Показательным здесь является то, что, несмотря на определенные успехи электроники, роботы у К. Чапека, автора самого термина, были органического происхождения (конвейерная сборка из разных органов на россум-ской фабрике отсылает к романам «Франкенштейн или современный Прометей» Мэри-Шелли, «Остров доктора Моро» Уэлса). Описываемые им создания являлись автоматами в том смысле, что создавались для конкретных производственных целей, и изначально были лишены собственной воли, мотивов, желаний, чувств, при этом само возникновение такого уклада по Чапеку являлось результатом слияния людей и машин. Интересно, что в том же году был закончен роман «Мы» Замятина, в котором в обществе будуще-
го, имеющего тоталитарные черты, население должно было должно подвергнуться психосоматической операции, блокирующей фантазии и мечты, т.е. превращено в роботов, похожих на тех, которых описывал Чапек. Идея, частично связанная с философией отчуждения от результатов труда, возможно, была реакционной в отношении конвейера Генри Форда, фактически создавшего новый тип массового производства. Рабочие, ранее использовавшие автоматы, как расширения своего тела, позволяющие выполнять более сложные и точные операции, теперь сами становились придатками к огромной системе, конечный результат работы которой мог находиться за гранью понимания каждого из них. Символом этого отчуждения, равно как и торжества машинной реальности над природной стала «Мега-машина», являющаяся одним из ключевых образов фильма-антиутопии «Метрополис» Фрица Ланга, считающегося вершиной европейского авангарда [2]. Другим объектом реакции могли выступать успехи психофизиологии (И.М. Сеченов, А. А. Ухтомский, В.М. Бехтерев) и распространенные в то время евгенические идеи; (Ф. Гальтон, Ю.А., Кольцов) скорее всего Чапек не предполагал, что существа, способные заменить человека на производстве, а потом, развиваясь, и в других сферах жизни, будут созданы с использованием электромеханики.
Однако темпы роста технических наук, появление все более сложных автоматов и вычислительных устройств и падение авторитета евгеники после второй мировой войны, определившие механистическую ориентацию развития цивилизации, в скором времени сделали понятие «робот» достоянием именно своего дискурса. В значительно мере этому способствовал ряд кинематографических и литературных произведений, (последние в основном относятся к «Золотому веку научной фантастики») которые популяризовали тематику робототехники в тесной связи с идеями о научно-техническом прогрессе вообще (полеты в космос, контакты с другими цивилизациями) в футуристическом ключе. Работы А. Азимова, а также более поздние -С. Лема, Ф. Дика, являющихся как интерпретаторами и популяризаторами, так и основоположниками некоторых идей на стыке кибернетики, когнити-вистики, информатики, антропологии, мехатроники и т.д., заложили основы представлений о роботах, которые до сих пор являются наиболее распространенными в массовом сознании.
В частности, постулировалась идея обратной связи между роботом и окружающим миром. Иными словами, роботом стало принято называть лишь те устройства, которые были способны получать информацию о результате произведенного ими воздействия на внешний мир - петли обратной связи стали их основным отличием от автоматонов прошлых веков. Предполагалось, что робот должен был состоять из трех основных компонентов: сенсора, (датчик, воспринимающее устройство для восприятия среды функционирования робота) рефлектора, (программа, обрабатывающее устройство,
нейрон, нейрод) и актуатора (механизм, позволяющий совершать работу в среде функционирования робота). Таким образом, робот стал трактоваться как независимая от среды функционирования автономная система, реализующая механизм обратной связи в цепочке сенсор-рефлектор-актуатор. В 1941 году в рассказе «Хоровод» А. Азимов впервые предложил термин «робототехника» и сформулировал три закона робототехники, к которым спустя 45 лет в романе «Роботы и Империя» добавил т.н. «нулевой» закон [21]. Эти принципы и по сей день являются непреложными для ряда авторов и теоретиков робототехники.
Также в произведениях культуры продолжили развитие вопросы, связанные с образностью робота: тем, как его облик влияет на восприятие человека, а также тем, как визуальный образ соотносится с функционалом, сферой применения и культурными особенностями среды, в которой робот функционирует. Говоря об антропоморфности машин, А. Азимов в своем цикле рассказов о роботах, обосновывает ее целесообразность следующим образом: «если машина должна выполнять все человеческие действия, - то ей, действительно, лучше придать форму человека. Дело не только в том, что форма человеческого тела приспособлена к окружающей среде - техника, созданная человеком, в свою очередь, приспособлена к формам его тела... Иначе говоря, робот, имеющий форму человеческого тела, наилучшим образом «вписывается» в мир, создавший человека, а также в мир, созданный человеком. Такая форма способствует его «идеальности» [20]. В дальнейшем, в художественных произведениях и общественно-научной мысли, облик человекоподобных машин получил развитие, учитывающее те функции, для которых они создавались. Роботами стали называть как устройства, полностью копирующие людей, так и отдаленно похожие на человека, модифицированные для выполнения тех или иных задач.
Конец двадцатого - начало двадцать первого века обозначили переход к тому, что можно назвать эрой присутствия роботов в дискурсном пространстве быта человека. Робот перестал восприниматься как объект вымысла, некая фантастическая идея, напротив, все большее количество объектов, интегрированных в сложные сети «умных домов» и экосистем промышленных предприятий получили статус и наименование роботов. В этой ситуации возникла необходимость в новом термине, отражающем исторически-человекоориентированный статус робота. Так было введено понятие о «социальном роботе» - автономном или полуавтономном роботе, который может взаимодействовать или коммуницировать с человеком следуя поведенческим нормам, принятым среди тех людей, с которыми осуществляется коммуникация [22]. Как следует из данного определения, задачей робототехники становится создание электронного коллеги-компаньона, который не просто выполняет команды окружающих его людей но и способен гибко реагировать на них внутри эмоционально-поведенческого контекста. При этом
можно сказать, что в природе человека видимо присутствует желание «ани-мировать» робота, наделить его субъектностью, чувствами и эмоциями. Согласно исследованию Т. Беран [23] в котором приняли участие дети от 5 до 16 лет, подавляющее большинство респондентов приписывали роботу когнитивные или эмоциональные свойства а так же пол. При этом стоит отметить, что в данном случае оценивался даже и не антропоморфный робот. В исследовании Видаля и Гуси уже взрослые испытуемые демонстрировали две различные поведенческие установки по отношению к роботу - с одной стороны, стремление понять, как устроен робот, вникнуть в его механическую суть, с другой - они взаимодействовали с роботом, словно с живым и разумным объектом [24]. Таким образом, можно согласиться с выводами И. Гаудьелло о том, что в дискурсном пространстве представлений современного человека робот занимает промежуточное место между «живыми» и «неживыми» объектами, при этом опыт «близкого знакомства» (например, программирование робота) снимаю этот волшебный статус и превращают робота в «неживую» разновидность ЭВМ [24].
Подводя итог, можно сделать вывод о том, что представления об искусственных или «вторичных» созданиях, начиная с древнейших времен и до появления терминов «робот» и «робототехника» в XX в. в основном были связаны с образом человека, носили антропоморфный характер. Притягательность идеи таких созданий заключалась как в утилитарных мотивах, (защитники, слуги) так и в мотивах стремления к богоподобию, как способности создавать новую жизнь искусственным способом. При этом большая часть произведений культуры, посвященных этой тематике, и по сей день несет в себе страх перед тем, что творение может превзойти творца и восстать против него. Кроме того, искусственный человек, начиная с романтической традиции, отождествляется с враждебным человеку началом: безжизненным, безликим, стремящимся притвориться человеком, чтобы занять его место в межличностных и социальных отношениях. К моменту появления термина «робот» и использования его К. Чапеком, искусственные создания стали мыслиться как практически неотличимые от людей, что особенно остро поставило вопрос об этичности создания и эксплуатации искусственного человека. Однако на тот момент речь шла скорее о мысленных экспериментах, являющихся метафорическим отражением социокультурного контекста Европы после первой мировой войны. Последующее развитие технологии, которое позволило размышлять о робототехнике в практической плоскости, частично нивелировало представление об антропоморфности, как об обязательном атрибуте «искусственных существ», однако породило впоследствии новые вопросы, связанные с проблемами искусственного интеллекта.
Список литературы:
1. Чапек К. Р.УР. - М.: Мир, 1966. - 568 с.
2. Фуртан Ф. Механический человек Виллара и робот Леонардо: к вопросу об эволюции средневековых представлений об антропоморфной машине [Текст] / Ф. Фуртай // Вестник Ленинградского государственного университета имени A.C. Пушкина: Научный журнал. - Серия: философия, культурология, искусствоведение. - № 4,Т. 1. - СПб., 2011. - С. 202-210.
3. Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Изд. подготовила Н.А. Чистякова; отв. редактор М.Л. Гаспаров. - М., Ладомир; Наука, 2001. - 238 с.
4. Мифы Северной Европы [Текст] / X. Гербер; пер. с англ. Г.Г. Петровой. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. - 346 с.
5. Демакова А.А. Иван Бенгальский. Гримуар Царя Соломона. - 1-е изд. -Н.Новгород: Москвичев А.Г., 2015. - С. 103-119.
6. Витгенштейн Л. Заметки о Золотой ветви Дж. Фрезера // Историко-философский ежегодник. 1989. - М., 1989. - С. 251-268.
7. Hill D.R., Mechanical Engineering in the Medieval Near East // Scientific American. - May 1991. - Р. 64-69.
8. Кульматов В. А. От «Ars magna» Р. Лулия к «Великой науке» Бело-боцкого // Verbum. Вып. 5. Образы культуры и стили мышления: иберийский опыт. - СПб.: Издательство Санкт-Петербургско философского общества, 2001. - С. 217-240.
9. Эко У Поиски совершенного языка в европейской культуре. - СПб.: «Alexandria», 2007.
10. Povarov G, Korsakov S. Machines for the Comparison of Philosophical Ideas in Trogemann, Georg (eds.) et al. (2001). Computing in Russia. Verlag. -Р. 47-49.
11. Landsberg S The Medieval Garden. - New York: Thames and Hudson, 1995.
12. Лотман Ю.М. Куклы в системе культуры // Лотман Ю.М. Избр. ст. -Таллин, 1992.
13. Официальный сайт Лаборатории Хироши Исигуро [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.geminoid.jp/en/index.html (дата обращения: 15.06.2015).
14. Mori M. On the uncanny valley. Proceedings of the Humanoids-2005 workshop: Views of the Uncanny Valley. 5 December 2005, Tsukuba, Japan.
15. Хаминова А. А., Симонова Э.Р. Эстетика в дизайне социальных роботов / А.А. Хаминова, Э.Р Симонова // Гуманитарная информатика. - 2014. -№ 8. - С. 84-92.
16. Beckett C. The Progress of the Text: The Papers of J. G Ballard at the British Library // Electronic British Library Journal. - 2011. - Retrieved 2014-07-03.
17. Чурбанов И. «Литературные» машины Андрея Платонова // Логос. -2010. - № 1 (74).
18. Гофман Э.Т.А. Песочный человек // Гофман Э.Т.А. Серапионовы братья. Соч.: в 2 т. Т. 1. - С. 267-290.
19. Каррер Э. Филип Дик. Я жив, это вы умерли. - СПб.: Амфора, 2008.
20. Хаминова А. А. Эволюция культурного интефейса роботов в художественной литературе / А. А. Хаминова // Гуманитарная информатика. - 2013. -№ 8. - С. 50-55.
21. Азимов А. Я робот: сб. рассказов. - М., 2005.
22. Bartneck C., Forlizzi J. A design-centred framework for social humanrobot interaction, in: 13th IEEE International Workshop on, Robot and Human Interactive Communication. - ROMAN, 2004. - Р. 591-594.
23. Beran T.N. et al. Understanding how children understand robots: Perceived animism in child-robot interaction // Int. J. Human-Computer Studies 69 (2011) 539-550
24. Gaudiello I. et al. The ontological and functional status of robots: How firm our representations are? // Computers in Human Behavior 50 (2015) 259-273.
