УДК 004.738.5:008
Д. С. Мартьянов Культурологические аспекты электронного участия
В статье рассматривается взаимосвязь между киберкультурой и концепциями электронного участия. Анализируются концепции электронной демократии и основные политические ценности киберкультуры. Автор акцентирует внимание на ценностном конфликте демократии и киберкультуры. Делается вывод о том, что современные концепции электронного участия направлены на существенную трансформацию киберкультуры.
Ключевые слова: Интернет, электронная демократия, электронное участие, прямая демократия, киберкультура
Denis S. Martyanov Culturological aspects of e-participation
The article examines correlation between cyberculture and e-participation. The author analyzes theories of e-democracy and fundamental political values of cyberculture. The author focuses on the conflict of values of democracy and cyberculture. Researcher concludes that the modern concept of e-participation aims at a substantial transformation of cyberculture.
Keywords: Internet, e-democracy, e-participation, direct democracy, cyberculture
Киберкультура как часть культуры в целом является важным фактором влияния на политические процессы. Это касается формирования как политических ценностей, стереотипов, установок, ожиданий, так и политического поведения. То что именно киберкультура первоначально в большей степени являлась фактором политики, а не наоборот, доказывает тот факт, что сами политические акторы начали сколько-нибудь заметное проникновение в Интернет лишь в середине 1990-х гг. К тому времени киберкультура уже не только сложилась как устоявшееся многогранное явление, но и стала активно распространяться на все более широкую аудиторию.
Тем не менее, поскольку в 1990-е гг. потенциал Интернета стал очевиден политикам, политические акторы предприняли попытки трансформации своих институтов, опираясь на существовавшую теоретическую базу. В демократических государствах такие теории сформировались в рамках концепций электронной демократии и электронного участия.
В то же время вопрос о сочетаемости киберкультуры и демократии остается открытым в силу разных причин. Во-первых, в силу слабой концептуализации самого понятия «демократия». Во-вторых, в силу наличия множества моделей ее реализации. В-третьих, в силу многообразия киберкультуры. Таким образом, нас будет интересовать более широкий вопрос: какие формы политического участия являются наиболее органичными для киберкультуры.
В качестве отправной точки нашего анализа исследуем основные интерпретации демократии с точки зрения компьютерных сетей. Хотя некоторые авторы отмечают, что «электронная демократия не связана ни с каким конкретным типом демократии и не ведет к нему»1, очевидно, что реально электронная демократия обычно представляет собой определенную альтернативу современной представительной демократии.
И. А. Быков выделяет два центральных направления концепций электронной демократии - концепции прямой демократии и ком-мунитарной демократии2. Концепции прямой демократии, восходящие к И. Масуде, связаны с идеей нивелирования политических посредников, которыми выступают традиционные политические институты эпохи представительной демократии. В определенной степени подобная прямая демократия должна стать новой инкарнацией, пускай и в довольно сильно измененном виде, античной прямой демократии.
Это направление возникло задолго до широкого распространения компьютерных сетей с началом эпохи сегментизации телевидения, о чем писали Э. Тоффлер3, Дж. Нейсбит4 и др. Смысл данной концепции заключается как в более широком использовании традиционных форм прямой демократии - референдумов, так и в увеличении возможностей участия населения в принятии политических решений.
Иногда данную концепцию в российской политологии называют «демократией участия», что может создавать определенные проблемы
Культурологические аспе кты электронного участия
в силу наличия концепции «демократии участия» греческого философа Т. Фотопулоса (так называемая инклюзивная демократия), представляющей собой более частную (в том числе более идеологически «левую») теорию, подразумевающую, что демократия участия - это не только прямая (политическая) демократия, но также и экономическая, экологическая и т. д. демократии5. Поэтому проще ее обозначать как концепцию партиципаторной демократии. Впрочем, обе концепции участия сближает то, что они являются антиэлитистскими, выступают за нивелирование роли элиты.
Огромный вклад в развитие идей, связанных с коммуникативными аспектами прямой демократии, внес Ю. Хабермас6 своей теорией делиберативной демократии, сочетающей в себе элементы представительной демократии, прямой демократии и демократии участия и предполагающей политику рационального обсуждения общественных проблем7. В целом, имея собственную специфику, эта теория вписывается в общий вектор коммуникативных теорий, направленных на критику современной представительной демократии в пользу увеличения механизмов прямой демократии. Общая суть данного вектора заключается в желании трансформировать традиционные демократические элементы функционирования современного государства посредством использования коммуникативных средств, что приведет к возрастанию политической активности населения, смене модели поведения, ориентированной на восприятие себя клиентом, на модель, ориентированную на восприятие себя гражданином.
Хотя и само данное направление наиболее активно критикуется за идеализм и утопичность, оно периодически находит выражение и в высказываниях современных политиков. Так, в 2010 г. Д. А. Медведев высказался о том, что «грядет эпоха возвращения в известной степени от представительной демократии к демократии непосредственной, прямой, при помощи Интернета»8.
Основоположниками коммунитаристского подхода в рамках концепции электронной демократии являются А. Этциони и Г. Рейнгольд. В основе этого подхода лежит понимание виртуального сообщества как ключевого элемента становления электронной демократии. Виртуальное сообщество возникает в Интернете, как правило, спонтанно, исходя из профессиональных9, религиозных, политических, культурных, потребительских и т. д. интересов пользователей. Виртуальное сообщество обладает относительно стабильной аудиторией, имеющей возможность публично общаться в рамках
какого-то электронного ресурса. По мере развития такого сообщества может формироваться его сетевая идентичность, специфические правила поведения и т. д.
Таким образом, речь идет о модели, ориентированной на самоуправление, при которой существенно преобразуется, в соответствии с сетевыми принципами, иерархическая система «власть - общество».
В обеих концепциях, однако, либо практически игнорируется, либо рассматривается недостаточно комплексно фактор киберкультуры.
Если говорить о политических течениях, характерных для киберкультуры, то в первую очередь необходимо говорить об их общем анархичном характере10. Киберкультура получила свое развитие на основе художественных произведений киберпанка, идеей которых являлось противостояние индивида системе. Киберкультура, таким образом, культивирует крайний индивидуализм, граничащий с солипсизмом, что плохо сочетается даже с коммунитаристским видением демократии. Киберкультура может оказывать влияние и на реальное политическое поведение - рост абсентеизма и политического эскапизма.
Среди политически релевантных факторов киберкультуры необходимо выделить анонимность, экстерриториальность и максимальную свободу.
Политическое участие предполагает деятельность, осуществляемую в рамках конкретных политических единиц (прежде всего, государств и их регионов). Уже на первых этапах становления программ электронной демократии (программы «цифровых городов», реализованные в 1990-е гг. в США, Нидерландах, Австрии, Германии11) стало прослеживаться противоречие между ценностью экстерриториальности и географическим вектором построения электронной демократии.
Для органов государственной власти всегда важна конкретная идентифицируемая аудитория, в рамках которой можно было бы говорить о демократии участия, в то время как для пользователей зачастую важнее сохранение приватности и анонимности.
На практике возникает и вопрос о свободе действий пользователей. Если на первых этапах государство может ограничиваться информированием и консультированием, то в дальнейшем неизбежен переход к «защите» и охране безопасности гражданин. В то же время Интернет позиционируется в рамках киберкультуры как пространство, свободное от традиционной политики.
Таким образом, на практике, как отмечает
Д. С. Мартьянов
А. А. Голычев, «государство... было и будет заинтересовано только в одном - в создании и бесперебойном функционировании сетевой телекоммуникационной инфраструктуры, поддерживающей процессы выполнения органами исполнительной власти своих функций», т. е. речь идет о конструируемом преимущественно сверху так называемом «электронном правительстве»12.
Другой полюс критики «электронной демократии» заключается в том, что эгалитаристски ориентированные демократические концепции не являются единственными хорошо проработанными теоретическими сетевыми политическими теориями. Хотя Г. Рейнгольд говорил о сети Интернет как о «великом уравнителе»13, в пику эгалитаристским демократическим идеям многие исследователи выдвигали вполне не-оэлитистские концепции в духе меритократии, экспертократии и нетократии, более органично вписывающиеся в киберкультуру.
В связи с этим наметилась и концептуальная ревизия. А. И. Быков отмечает, что в плане современного политического участия сейчас логичнее отдавать предпочтение категории «электронное правительство», а не «электронной демократии»14, что подразумевает сведение участия не просто к партиципаторной концепции, но также подразумевает, что правила игры устанавливаются «сверху». Важно и то, что электронное правительство не обязательно ценностно предполагает электронную демократию.
Подводя итог, необходимо отметить, что в силу активизации политических акторов фактор киберкультуры не только утрачивает роль конструирующего политику фактора, но и вовсе требует трансформации в силу того, что он является определенной помехой для активизации политического участия.
Говоря о России, отметим, что в силу того, что киберкультура здесь не имеет столь же глубоких корней, как в западных странах, казалось бы, устранение этого фактора пройдет более безболезненно. Однако необходимо учитывать и слабость общей активистской политической культуры в России, которая будет являться до-
полнительным препятствием для электронного участия.
Примечания
1 Харечко И. З. Электронная демократия как модель улучшения политического участия граждан: зарубежный опыт // Вестн. Перм. ун-та. Политология. 2013. № 3. С. 110-120.
2 Быков И. А. «Электронная демократия» vs «электронное правительство»: концептуал. противостояние? // Политэкс: полит. экспертиза: альм. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. Вып. 3. С. 69-79.
3 Тоффлер Э. Третья волна. М.: Аст, 2010. 795 с.
4 Нейсбит Д. Мегатренды. М.: Аст, 2003. 384 с.
5 Towards an inclusive democracy: the crisis of the growth economy and the need for a new liberatory project. London; New York: Cassell Continuum, 1997. 401 p.
6 Habermas J. The structural transformation of the public sphere: an inquiry into a category of bourgeois society / transl. by Th. Burger. Cambridge: MIT Press. 1989.
7 Зайцев А. В. Делиберативная демократия как институциональный диалог власти и гражданского общества // NB: проблемы о-ва и политики. 2013. № 5. C. 29-44.
8 Медведев Д. Грядет эпоха возвращения непосредственной демократии: из встречи с активом «Единой России» 28 мая // Видеоблог Дмитрия Медведева. 2010. 31 мая. URL: http: // blog. da-medvedev. ru (дата обращения: 09. 04. 2014).
9 Мартьянова Н. А. Трансформация профессиональной этики в эпоху постмодерна // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: вопр. теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 10, ч. 2. С. 112-115.
10 Мартьянов Д. С. Виртуальные идеологии и кризис идеологий в информационном обществе // Учен. зап. За-байкал. гос. гуманит.-пед. ун-та им. Н. Г. Чернышевского. Чита, 2013. № 4. С. 77-83.
11 Бондаренко С. В. Краткий курс истории развития конструкта «электронная демократия». URL: http: // dzya-losh. ru (дата обращения: 09. 04. 2014).
12 Голычев А. А. Электронная демократия как фактор повышения политического участия граждан современной России: автореф. дис. ... канд. полит. наук. М., 2006. С. 15.
13 Быков И. А. Указ. соч. С. 72.
14 Там же. С. 76.