В. И. Бажуков V. I. Bazhukov
Культурный поворот в исследовании войны в России
Cultural Turn in War Research in Russia
Бажуков Владимир Иванович Bazhukov Vladimir Ivanovich
Московский государственный университет The Moscow State University of M. V. Lomonosov
им. М. В. Ломоносова Professor of Faculty of Global Processes
Профессор факультета глобальных процессов Doctor of Science (Cultural science), Associate
Доктор культурологии, доцент Professor
[email protected] [email protected]
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
культура, война, военная культура, военная антропология
KEY WORDS
culture, war, military culture, military anthropology РЕФЕРАТ
В статье рассматривается культурный поворот в исследовании войны, наметившийся в России на рубеже ХХ и ХХ! веков, анализируются предпосылки, которые способствовали возникновению данного феномена, определяется его значение для познания войны. Существенное внимание уделяется пониманию военной культуры и военной антропологии как основных форм проявления культурного поворота.
ABSTRACT
The article focusses on the cultural turn in the war studies being shaped in Russia at the turn of XX and XXI centuries. It analyzes prerequisites for appearing such phenomenon, defines its significance for better knowiedge of the war. Great attention is drawn to understanding of the military culture and military anthropology as the key forms of this cultural turn.
о о
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. в России наметился культурный поворот в исследовании войны. Война, долгое время трактовавшаяся преимущественно как продолжение политики насильственными средствами, стала рассматриваться в соотношении с культурой. Ученые обратили внимание на культурные аспекты военной деятельности, попытались выявить влияние культуры на сознание и поведение человека в условиях войны. В научный оборот были введены и получили разработку понятия «военная культура» и «военная антропология», активизировались исследования в области военно-исторической антропологии. Научная литература о войне и военной деятельности обогатилась работами о военной культуре и военной субкультуре различных обществ, государств и армий. Цель настоящей статьи — по-
пытаться осмыслить отмеченные явления и процессы, определить их сущностные черты и значение для исследования войны.
Важную роль в возникновении культурного поворота в исследовании войны в России сыграли теоретические предпосылки, сложившиеся в социальных и гуманитарных науках к началу XXI века. Прежде всего, это бурное развитие наук о культуре: культурологии, философии и социологии культуры, этнологии, социальной и культурной антропологии. В российском обществознании получили распространение и развитие различные подходы к пониманию и исследованию культуры: деятельностный, знаково-семиотический, философско-социологический, антропологический и др. В результате действия отмеченных факторов изменялись и расширя-
< лись представления о культуре, ее типах н и видах, появились новые возможности ^ в их понимании и исследовании. Работы ^ этнологов и антропологов показали, что ^ культурой обладают не только цивилизо-х ванные общества, но и так называемые о «примитивные». В понимании культуры о преодолевались аристократические от-И тенки.
Важной предпосылкой культурного поворота в исследовании войны явилась отмена монополии марксизма-ленинизма на истину в области методологии социальных и гуманитарных наук. Расширение рамок методологии привело к освоению и использованию в ходе исследований различных подходов: позитивистского и постпозитивистского, понимающего и объясняющего, неокантианского и феноменологического, структуралистского и постструктуралистского. Ученые получили право сравнения возможностей и пределов различных методологических принципов и выбора наиболее эффективных и адекватных для конкретного исследования. Сегодня даже самые последовательные сторонники марксистского учения признают, что характер отношений между культурой и экономикой значительно сложнее, чем это представлялось в середине прошлого века.
Наряду с общими теоретическими предпосылками следует отметить непосредственные теоретические предпосылки, которые связаны с исследованием взаимодействия войны и культуры. К числу таковых могут быть отнесены культурологические концепции, допускающие рассмотрение войны в контексте культуры, а также этнологические и антропологические теории войны и вооруженных конфликтов. Одной из них является игровая концепция культуры, разработанная во второй половине 1930-х гг. нидерландским историком культуры Й. Хейзин-гой (1872-1945), который доказывал, что война, несмотря на властвование в ней грубой силы, может при определенных условиях рассматриваться как функция культуры. В его книге «Homo ludens» применялись понятия: «игровая форма войны», «игровой характер войны», «война
как благородная игра чести», «включение войны в сферу культуры» и др. Хейзинга отличал состояние войны от состояния мира, с одной стороны, а с другой — от преступного насилия. К числу условий войны как функции культуры он относил прежде всего признание «идеи человеческой общности», предполагающей рассмотрение всех представителей воюющих сторон членами «человеческого сообщества», имеющими права «человека» и претендующими на «человеческое обращение». «О войне как функции культуры, — писал Хейзинга, — можно говорить лишь тогда, когда она ведется в границах определенного круга, члены которого признают друг друга равными или, во всяком случае, равноправными. Если же война идет против группировок, члены которых, в сущности, не признаются людьми — во всяком случае, за ними не признается человеческих прав, как бы их ни называли — «варварами», «дьяволами», «язычниками», «еретиками», — то в границах культуры она останется лишь в том случае, если одна из групп, блюдя собственную честь, сама свяжет себя определенными ограничениями. На подобных ограничениях покоилось вплоть до новейшего времени международное право, в котором нашла свое выражение идея включения войны в сферу культуры» [12].
Второй непосредственной предпосылкой культурного поворота в исследовании войны являются этнологические и антропологические теории войн и вооруженных конфликтов. Труды этнологов и антропологов, в которых рассматриваются военные столкновения в «примитивных» обществах, расширяли представления о войнах и вооруженных конфликтах, способствовали зарождению этнологии и антропологии войны, а в последующем — военной антропологии. Российские этнологи А. И. Першиц, Ю. И. Семенов и В. А. Шни-рельман подготовили обстоятельный труд «Война и мир в ранней истории человечества», в котором проанализировали военные столкновения в предклассовых и ранних классовых обществах. В работе отмечается важная роль в развитии
антропологии войны понятий этноцентризма и двойного морального стандарта в поведении людей внутри группы и по отношению к чужим, подчеркивается наличие различных течений внутри данного направления, в частности — этнических концепций [8, с. 14; 21].
В числе непосредственных предпосылок культурного поворота могут быть рассмотрены также случаи употребления понятия «военная культура» в российской научной литературе. Одним из первых его применил российский публицист М. О. Меньшиков (1859-1918) при характеристике вклада великого русского полководца А. В. Суворова в развитие военного искусства. «Суворов, — подчеркивал Меньшиков, — этот Пушкин военной культуры...» [7, с. 330]. Понятие «русская военная культура» использовалось в изданиях Русского зарубежья. Военный теоретик из числа офицеров белой армии Р. К. Дрейлинг (1880-1945) применял этот термин, характеризуя исторический путь Русской армии и значение ее деятельности для сохранения государственной самостоятельности России и для обеспечения роста и развития всей русской культуры [3]. В советский период также имеются случаи употребления этого понятия. Так, в докладе Политуправления РККА Центральному Комитету ВКП(б) от 23 мая 1940 г. отмечалось, что одной из причин больших потерь в советско-финляндской войне явилась «низкая военная культура армейских кадров и вытекающее отсюда искаженное представление о характере современной войны»1.
Основными формами проявления культурного поворота в исследовании войны в России являются две: во-первых, утверждение и разработка понятия «военная культура»; во-вторых, развитие военной антропологии как новой научной дисциплины, изучающей человека в контексте военной культуры. Теоретически обоснованное и регулярное использование понятия «военная культура» начинается в 1990-е гг. В это десятилетие и в бо-
1 См.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 199.
лее позднее время на страницах научных < изданий появляется целая серия публи- ^ каций, посвященных военной культуре. ^ Анализ этих работ показывает, что в трак- ^ товке понятия «военная культура» склады- ^ ваются различные точки зрения, имеющие ^ существенные отличия друг от друга. Если о попытаться их как-то обобщить и сгруп- о пировать, то можно выделить несколько основных направлений.
Первое направление заключается в том, что военная культура рассматривается исключительно в соотношении с вооруженными силами как культура армии и флота. К числу представителей данной точки зрения можно отнести редакторов Российского военного сборника А. Е. Са-винкина и И. В. Домнина, российского культуролога Е. Н. Романову и др. Показательной в этом отношении является точка зрения Е. Н. Романовой, которая определяет это понятие следующим образом: «Под военной культурой мы понимаем субкультуру военнослужащих, включающую такие компоненты, как образ жизни, набор ценностей и норм, язык, ритуалы, символы, материальная, художественная культура, искусство» [9, с. 213]. Романова предпринимает попытку анализа военной культуры Российской армии, выделяет некоторые ее особенности, в числе которых отмечаются следующие: маскулинность, тотальность, двойственность, регламентация тела, сакральный характер деятельности военнослужащих, способность к экстраполяции в экстремальных условиях на культуру всего общества. Работа Романовой привлекает внимание не только интересными наблюдениями о Российской армии, но и стремлением рассматривать военную культуру с культурологической точки зрения.
Взгляды представителей рассматриваемого направления не являются однородными: одни авторы видят в военной культуре только положительные стороны в жизнедеятельности армии и флота: развитую военную теорию, высокую боевую выучку воинов, профессионализм офицерского состава, техническое оснащение и т. п. Другие обращают внимание на отрицательные аспекты, такие как
< отсутствие контроля над вооруженными н силами; существование явлений, подоб-^ ных дедовщине; несправедливость су-^ ществующей системы призыва; социаль-^ но-экономическое положение офицеров ^ и др. Третьи пытаются анализировать о военную культуру с точки зрения куль-о турологии, через призму ее основных понятий и категорий.
Сущность второго направления в понимании военной культуры заключается в более широком подходе, предполагающем рассмотрение ее не только как культуры военнослужащих, а как части общенациональной культуры. Под военной культурой понимается все, созданное в обществе по части военного дела. Эту точку зрения разделяют многие авторы: А. Б. Григорьев, С. Н. Климов, В. Н. Гре-бенков, В. И. Бажуков и др. Российский философ С. Н. Климов определяет военную культуру как «...качественную характеристику бытия военной сферы деятельности, степень совершенства ее развития как системы в совокупности материальной и духовной составляющих» [5, с. 25]. В работе этого автора отмечается, что вектор активности человека как субъекта военной культуры не имеет ярко выраженной созидательной направленности. Человек, реализуя себя в сфере воинской деятельности, развивается и формируется как личность, но целевое предназначение этой личности включает в себя и разрушительную сторону. В структуре военной культуры выделяются: военная культура общества; военная культура государства; военная культура армии и военная культура личности. В работах Климова исследуется военная культура Франции, при этом обращается внимание на такие ее аспекты, как военно-политические, военно-экономические, военно-социальные, духовные, а также на социально-философские теории войны, теорию и практику строительства вооруженных сил и теорию вооруженной борьбы. Некоторые теоретические положения, высказанные Климовым, вызывают сомнения. К числу таковых относится тезис о том, что «генетически формирование военной культуры осуществляется по пути
становления от военной культуры армии через военную культуру государства к военной культуре общества» [5, с. 33]. Получается, что военная культура армии зарождается раньше, чем военная культура общества. Однако этнологи доказывают обратное: военная культура в обществе зарождается задолго до появления и государства, и армии; это происходит на ранних этапах развития человеческого общества [8].
Представители второго направления по своим взглядам разделяются на две категории: одни из них рассматривают военную культуру в самом широком смысле, другие — в более узком. В широком смысле под военной культурой понимается все, созданное человеком в области военного дела. Сюда включаются военная идеология, военная политика, военная экономика, вооруженные силы, оружие и военная техника, военная наука, военное искусство, военные доктрины и военные концепции, военные традиции, художественная культура, посвященная военным вопросам, и т. д.
Типичным представителем рассмотрения военной культуры в широком смысле является военный историк Ю. Я. Киршин, весьма убедительно выступающий за применение этого понятия в социальных и гуманитарных науках. Под военной культурой он понимает «часть общей культуры социальных групп, народов, государств, локальных цивилизаций, которая присутствует, наличествует в мирное и военное время в военной деятельности в качестве позитивной или негативной оценки ее ценности, уровня развития и эффективности» [4, с. 480]. В работе признается многообразие элементов военной культуры, которое сводится к следующим основным группам: 1) военной идеологии, военной науке, военной отрасли общественных и естественно-технических наук, военной доктрине, военным традициям; 2) военной организации, военно-гражданским отношениям; 3) вооруженным силам; 4) вооружению, военной технике, военной промышленности, военной экономике; 5) военному быту: питанию, военным городкам, казармам, землянкам,
блиндажам, бытовым, культурным и медицинским учреждениям, обмундированию, досугу, отдыху. Исследователь рассматривает функции и факторы военной культуры, ее уровни и динамику. Основное внимание уделяется анализу советской военной культуры, сформировавшейся в предвоенный период. Историк подходит к ее характеристике весьма критически, называя ее военной культурой тоталитарного государства, отмечает антициви-лизационный, атеистический, классовый характер, «революционное мессианство», низкий уровень гуманистического потенциала. В то же время Киршин признает гибкость советской военной культуры, ее способность восстанавливаться и усиливаться после жестоких поражений. «Вторая мировая война, — подчеркивает Киршин, — показала, что военная культура Советского государства оказалась самой приспособленной для ведения войны. Государственная собственность, плановая социалистическая экономика, жесткая централизация в руководстве промышленностью, сельским хозяйством, транспортом позволили обеспечить фронт всеми средствами для ведения вооруженной борьбы, продуктами питания, обмундированием» [4, с. 501].
В узком смысле военная культура предстает как комплекс элементов, имеющих непосредственное отношение к культуре: ценностей и норм, установок сознания и моделей поведения, обычаев и законов войны, военных традиций, обрядов и ритуалов, знаков и символов, присущих военной сфере общества. Подобная точка зрения реализуется в работах В. Н. Гре-бенькова, В. И. Бажукова, В. Д. Грачева, В. В. Лысенко и др. «Военная культура общества, — дает определение В. Н. Гре-беньков, — это основанный на принципах безопасного бытия и развития личности, общества и государства способ организации национальной жизнедеятельности, представленный в соответствующих продуктах материального и духовного труда, системе социальных норм, регулирующих цивилизованные отношения людей по поводу вооруженного насилия» [2, с. 24]. В публикациях этого автора выделяются
основания анализа военной культуры, < рассматривается соотношение воен- ^ ной культуры и войны, анализируются ^ тенденции эволюции военной культуры ^ современного российского общества. ^ Гребеньков отстаивает несколько осно- ^ вополагающих идей: во-первых, необхо- о димость рассмотрения военной культуры о как неразрывной части общенациональной культуры, не ограничивая ее рамками армии; во-вторых, он подчеркивает ее регулирующее воздействие на поведение людей и взаимодействие социальных институтов и организаций в военной сфере; в-третьих, отмечает сложную структуру военной культуры, включающую существующие в обществе традиции защиты отечества, действующие нормы воинской деятельности, а также идеи, концепции, убеждения, установки, ориентации и символы, обращенные на военную сферу.
Культурный поворот в исследовании войны, замеченный в конце XX — начале XXI в., проявляется не только в утверждении понятия «военная культура», но и в утверждении военной антропологии как научной дисциплины, изучающей человека в условиях войны. В работах российских обществоведов получают обоснование и разработку представления об объекте и предмете новой научной дисциплины, методологии и методах исследования, структуре и основных направлениях. В понимании военной антропологии высказываются две точки зрения, которые условно могут быть названы историко-психологической и культурно-антропологической. Автором первой из них является российский историк Е. С. Сенявская, вторая точка зрения развивается в работах автора данной статьи. Размышляя о военной антропологии, Сенявская делает акценты на ее теоретическом и практическом значении, подчеркивает академическую фундаментальность и большие возможности в комплексном познании человека в экстремальных военных ситуациях, в условиях подготовки к ним и преодоления их последствий. «Военная антропология, — пишет Сенявская, — призвана не только и не столько к специ-
< ализации в исследовании войн, сколько н к интеграции знания о них, получаемого ^ гуманитарными и общественными на-^ уками» [10, с. 40]. В составе военной ^ антропологии Сенявская выделяет два ^ основных направления: военно-истори-о ческую антропологию и военно-истори-о ческую психологию. В качестве объекта военно-исторической антропологии рассматриваются «человек и общество в экстремальных условиях вооруженных конфликтов, а также те аспекты жизни „гражданского", мирного общества, которые характеризуют его подготовку к подобного рода экстремальным историческим ситуациям и отражают их последствия». Центральным объектом изучения признается армия, как в военное, так и в мирное время [11]. В комплексе ключевых задач военно-исторической антропологии рассматриваются следующие: анализ ценностей, представлений, верований, традиций и обычаев всех социальных категорий в контексте назревания войны, ее хода, завершения и последствий. Задачи военно-исторической психологии являются близкими: необходимость учета опыта прошлых войн, психологии участвовавших в них народов, их традиций, обычаев, норм поведения, ценностей, социальной организации, тактики борьбы, методов подготовки личного состава. Особо подчеркивается значение сохранения исторической памяти и национальных традиций для обеспечения национальной безопасности страны [10].
Точка зрения автора статьи на военную антропологию, обоснованная в монографии и ряде статей, в принципиальном отношении имеет много общего с точкой зрения Сенявской. Как и Сенявская, автор выступает за формирование и развитие военной антропологии, развивает близкие взгляды на методологию и методы этой научной дисциплины, признает, что историческое и психологическое направления являются важными составными частями военной антропологии. Различия в позициях касаются понимания приоритетных связей военной антрополо-
гии с другими науками; определения ее объекта и предмета; рассмотрения структуры и основных разделов новой научной дисциплины.
Прежде всего, на наш взгляд, необходимо подчеркнуть тесную связь военной антропологии с социальной и культурной антропологией: военная антропология может рассматриваться как один из разделов этой науки наряду с экономическим, политическим, юридическим и др. Во-вторых, в понимании объекта и предмета военной антропологии следует обратить внимание на культуру и военную культуру: в качестве объекта военной антропологии предлагается рассматривать человека, культуру и общество в условиях войны и военного конфликта, а также военные аспекты их существования в мирное время. Говоря об объекте, необходимо отметить такую его особенность, как локальность: в качестве объекта антропологических исследований обычно выступают локальные общности: отдельные поселения, племена, деревни, другие сообщества, характеризующиеся непосредственным межличностным взаимодействием [6, с. 14]. Эта особенность относится и к военной антропологии. В-третьих, имеются отличия в понимании предмета военной антропологии. На мой взгляд, предметом этой дисциплины является человек в контексте военной культуры. Основные предметные области военной антропологии могут быть сформулированы следующим образом: взаимодействие военной культуры и природной среды, военной культуры и общества, военной культуры и личности, взаимодействие военных культур между собой, а также история этих взаимодействий. Исходя из этого, может быть определена структура военной антропологии, которая включает экологическое, социологическое, психологическое, символическое и историческое направления. Такой подход к структуре военной антропологии позволяет рассматривать ее как междисциплинарную область знаний, развивающуюся в тесном взаимодействии с другими науками, изучающими чело-
века, культуру и общество: физической и философской антропологией, социологией и психологией, культурологией и историей. Центральное место в объектно-предметной области военной антропологии целесообразно отвести военной культуре как системе ценностно-нормативных, духовно-идеологических, поведенческих и знаково-символических элементов, определяющих военную деятельность различных субъектов.
Обосновывая военную антропологию как новую научную дисциплину, необходимо учитывать особенности антропологического подхода к исследованию человека, культуры и общества в условиях войны. К числу этих особенностей могут быть отнесены следующие: микроуровень анализа, взгляд с точки зрения изучаемой культуры, наблюдение объекта в естественных условиях, применение эмик-подхода. Человек и культура исследуются, как правило, в небольших социальных общностях, там, где происходит непосредственное межличностное взаимодействие, они рассматриваются изнутри, с точки зрения наблюдаемых, а не с точки зрения исследователя, применяются понятия, присущие исследуемой культуре. Это обеспечивает более объективный подход и более глубокое понимание объекта и предмета исследования [1].
Как развивается военная антропология? Необходимо признать, что в настоящее время наиболее успешно развиваются историческое и психологическое направления в рамках военно-исторической антропологии. Другие обозначенные направления пока не получили заметного развития.
Заключая, следует отметить, что в результате культурного поворота в исследовании войны расширяются и углубляются наши знания о социокультурных основах военной деятельности и о военной культуре. Утверждается взгляд, согласно которому военная культура рас-
сматривается как одна из сторон обще- < национальной культуры, а не только как ^ субкультура военнослужащих. Активизи- ^ руются исследования военных культур ^ различных обществ, государств и армий ^ и их национальной специфики. ^
Новые возможности для исследова- о ния военной культуры дает примене- о ние культурологического подхода, предполагающего использование понятий и категорий науки о культуре. Это нацеливает ученых на изучение не только военной теории и военной практики, но и собственно культурных аспектов военной деятельности: ценностей и норм, моделей сознания и поведения, знаков и символов, обычаев и законов войны, военных традиций, обрядов и ритуалов, оказывающих влияние на сознание и поведение участников и современников войн и военных конфликтов.
Культурный поворот в исследовании войны ярко проявляется в утверждении военно-исторической и военной антропологии. Методология и методика антропологического подхода, сознательно используемые учеными, позволяют раскрыть важные стороны внутреннего мира и поведения военнослужащих и гражданского населения в ходе войн и военных конфликтов: воздействие войн на сознание участников и современников; особенности морально-психологической подготовки воинов различных армий; динамику представлений военнослужащих о войне и противнике; особенности фронтового быта; отношение воинов к вере и суевериям; этнокультурные характеристики воинов различных армий; специфические характеристики русского солдата, связанные с русским национальным характером; роль героических символов в войне и др. В целом культурный поворот в исследовании войны способствует военно-патриотическому воспитанию граждан страны и воинов, укреплению национальной и военной безопасности государства.
< Литература
>
^ 1. Бажуков В. И. Военная антропология: методология, направления, современное. М.: Макс ^ Пресс, 2009.
v 2. Гребеньков В. Н. Военная культура российского общества. Ставрополь: Ставропольский х гос. ун-т, 2009.
х 3. Дрейлинг Р. К. Русская военная культура // Русская культура: Сб. ст. Белград, 1925. q С. 67-74. (Из архива «Российского военного сборника»).
^ 4. Киршин Ю. Я. Великая победа: благодаря или вопреки сталинизму? (Уроки для демокра-х тической России). Клинцы: Влата, 2006.
5. Климов С. Н. Военная культура Франции ХХ века: Социально-философский анализ. М.: ВУ, 2001.
6. Козлова Н. Н. Социально-историческая антропология. М.: Ключ-С, 1998.
7. Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб., 1905.
8. Першиц А. И., Семенов Ю. И., Шнирельман В. А. Война и мир в ранней истории человечества: В 2 т. Т. I: Введение. Война как предмет исследования / В. А. Шнирельман. У истоков войны и мира. М., 1994.
9. Романова Е. Н. Военная культура и ее основные характеристики // Вестник СамГУ. 2008. № 1.
10. Сенявская Е. С. Военная антропология как новая научная дисциплина: перспективы развития и значение для обороноспособности России // Вестник Академии военных наук. 2004. № 3 (8).
11. Сенявская Е. С. Военно-историческая антропология как новая отрасль исторической науки // Военно-историческая антропология. М., 2002. С. 12-13.
12. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня / Пер. с нидерл. М.: Прогресс; Прогресс-Академия, 1992. С. 106-107.
References
1. Bazhukov V. I. Military anthropology: methodology, directions, current state. M.: Max Press, 2009.
2. Grebenkov V. N. Military culture of the Russian society. Stavropol: Stavropol State University, 2009.
3. Dreyling R. K. Russian military culture // Russian culture: Collection of articles. Belgrad, 1925. P. 67-74. (From archive "Russian military collection").
4. Kirshin Yu. Ya. Great victory: thanks to or contrary to Stalinism? (Lessons for democratic Russia). Klintsy: Vlata, 2006.
5. Klimov S. N. Military culture of France of the XX century: Social and philosophical analysis. M., 2001.
6. Kozlova N. N. Sociohistorical anthropology. M.: Key-S, 1998.
7. Menshikov M. O. Letters to neighbors. SPb., 1905.
8. Pershits A. I., Semenov Yu. I., Shnirelman V. A. War and peace in early history of mankind. In two volumes. V. I. Introduction. War as object of research / V. A. Shnirelman. At war and peace sources. M., 1994.
9. Romanova E. N. Military culture and its main characteristics // Messenger SAMSU. 2008. N 1. P. 213.
10. Senyavskaya E. S. Military anthropology as new scientific discipline: prospects of development and value for defense capability of Russia // Messenger of Academy of Military Sciences. 2004. N 3 (8).
11 . Senyavskaya E. S. Military and historical anthropology as new branch of historical science // Military and historical anthropology. M., 2002. P. 12-13.
12. Huizinga J. Homo ludens. In the Shadow of Tommorow / Translation from Netherlandish. M.: Progress, Progress-Academy, 1992. P. 106-107.