CC BY
17Хлыщева Е.В?
КУЛЬТУРНЫЙ ДИАЛОГ В ГЕТЕРОТОПНОМ ПРОСТРАНСТВЕ СОВРЕМЕННОГО МИРА: К ПРОБЛЕМЕ КУЛЬТУРНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ2
Ключевые слова: свой-чужой, мультикультурализм, гетеротопия, трансгрессия, картина мира, миграция, стереотип, межкультурная коммуникация.
Keywords: ours - not ours, multiculturalism, heterotopia, transgression, world view, immigration, stereotype, cross-cultural communication.
Ведущим сигнификатом современности продолжает оставаться глобализационный процесс, который рассматривается преимущественно как линейный, идущий из определенного центра и нацеленный на формирование единого взаимосвязанного мира с высокой проницаемостью национальных границ, повышением интенсивности, объема и скорости культурных взаимодействий. Такая «культурная трансформация»3 ставит целью моделирование «глобального пространства», а вот в каких формах пойдут изменения - вопрос дискуссионный.
Уловить и обозначить новое отношение к пространству и миру возможно через понимание культурного разнообразия, что хорошо отражает термин «гетеротопия», которая, по сути, не представляет собой новое культурное явление, но дает возможность по-новому взглянуть на привычные культурные явления. Гетеротопное пространство - это не столько конкретное место, сколько способ его видения. Идея других культурных пространств, их вычленения, движения, протяженности внутри устоявшегося мира соответствует стратегии мультикультурализма. А это неизбежно выводит на поверхность дискурс «свой - чужой» с его многочисленными проблемами.
Динамичный, неустойчивый, транскультурный и мультиконфессиональный мир предполагает культурный диалог, открытость, ориентацию на многообразие жизни, что требует признания «Чужого, как Иного, но равноправного»4. Однако сохраняющиеся стереотипы в плоскости «чужой-другой» последовательно воспроизводятся обществом, вступая в противоречие с изменяющимися социокультурными реалиями, когда мощные миграционные потоки сталкивают разноуровневые культуры между собой. Закономерное желание сохранить культурную самобытность способствует консервации многих культурных форм, не соответствующих развитию постиндустриального общества. Это вносит известный дисбаланс в сложившуюся систему культурной идентификации и нарушает культурный паритет, не способствуя гармонизации общества.
Активные международные контакты делают сегодня невозможной политику изоляции, однако разный уровень социально-экономического развития, разные картины мира народов не способствуют созданию единого транскультурного пространства, где должны мирно сосуществовать и взаимодействовать глобальные тенденции общественного развития и локальные особенности культурной динамики тех или иных народов. Формирование такого пространства -процесс длительный, базирующийся на преодолении замкнутости национальных, региональных и даже профессиональных культур и предлагающий новый способ бытия - «на выходе из своей культуры и на перекрестке с чужими»5, которые проявляются в самых различных формах, обусловленных той или иной цивилизационной ступенью их эволюции.
Поэтому мало просто зафиксировать пространственную гетеротопию, наглядно проявляющуюся в дихотомии «Свой-Чужой», нужно еще видеть, как эта «чуждость» преодолевается. В противном случае складывается ситуации «пассивного претерпевания»6, означающая отсутствие возможности активной реакции, что само по себе не конструктивно. Чтобы вернуть возможность активного воздействия, «необходимо вновь оказаться в истолкованном пространстве»7. Чужое в интерпретации «лишается своего Жала, утрачивает природу сбоя»8.
1 Хлыщева Елена Владиславовна - д.филос.н., профессор, зав. кафедрой культурологии Астраханского государственного университета. Сфера интересов - теория культуры, культурная антропология, массовая культура постиндустриального общества, культурная регионалистика, краеведение, проблемы межкультурного диалога на территории фронтира, проблемы межкультурных контактов в пространстве «Запад - Восток - Россия». E-mail: culture_mar@mail.ru
Выполнено при поддержке РФФИ проект № 15-33-11172 а(ц) Культурная безопасность в условиях гетеротопии.
3 Robertson R. Values and Globalization: Communitarianism and Globality // Globalization: Critical Concepts in Sociology / Ed. by R. Robertson, K.E. White. - L., 2003. - Vol. 4. - P.56.
4 Robertson R. Globalization: Social Theory and Global Culture Theory, Culture & Society. - L.: Sage Publications, 1998. - Р. 46.
5 Эпштейн М. На границах культур: российское - американское - советское. - Нью-Йорк: Слово, 1995. - С. 23.
6 Вальденфельс Б. Топография Чужого. - Киев: ППС, 2004. - С. 127.
7 Зиммель Г. Экскурс о чужаке // Социологическая теория: История, современность, перспективы. Альманах журнала «Социологическое обозрение». - СПб., 2008. - С. 89.
8 Там же, с. 103.
В таком контексте представляется важным осознание не только множественности культур, но и многообразия мировоззрений и возможности разных оценок одного и того же факта носителями разных культур. Это не должно приводить ни к «охранительству» своей культуры от глобальных проникновений, ни к «новаторству», стремящемуся укрепить «свое» за счет привнесения в него элементов «чужого». В обоих случаях встает вопрос о разграничении Своего и Чужого.
Важно определить, что все-таки мы сохраняем - культуру в целом или культурный код, представленный набором стереотипов и традиций? Чью культуру мы должны защищать и от кого - традиционную от вызовов глобализации, или «свою» от Чужого, а может даже от самих себя? Ну и, наконец, как мы ее защищаем - тщательно оберегая от новшеств или активно ломаем все традиционные устои, расчищая дорогу для инновационного развития?
В целом, в любом государстве в рамках одного политического и социально-экономического целого сосуществуют, вступая в контакты или противоречия, различные культурные миры, с особыми этническими историями, конфессиональной принадлежностью, спецификой бытовой культуры. Кроме того, налицо и культурная дифференциация на уровне индивидов, обусловленная системами воспитания, социальным опытом и способами самореализации. Практика конкретного бытия характеризуется наличием сложных связей между социальными и этническими группами, их притяжением-отталкиванием, общностью и различием судеб, разнонаправленными ценностными ориентациями. Поэтому, если рассматривать культуру как специфичную форму бытия в определенных пространственных координатах, опирающуюся на историческую традицию, формирующую систему ценностей и соответствующий тип личности, можно утверждать, что она превращает социальную жизнь региона и даже мира в целостность. Значит, именно культура выступает в качестве основы анализа происходящих в современном мире изменений.
Иными словами, единство человеческой культуры сочетается с множественностью ее локальных проявлений, а дистанция между представителями разных культур бывает слишком велика, тем более, если люди с разными культурными традициями живут в одном обществе. Непривычные формы поведения, демонстрация инаковости (особая одежда, язык, ценности и т.д.) вызывает культурный шок и провоцирует этноконфессиональное и социальное неприятие и даже конфликты.
По сути, происходит столкновение культурных миров традиционной и постмодернистской картины мира, разнящихся по своему цивилизационному уровню развития. Традиционная модель мира выстроена вертикально и четко структурирована, обеспечивая целостное стабильное бытие социума, а значит все, что находится за пределами этой
культуры, позиционируется как «чужое», т.е. «принципиально неприемлемое»1. В парадигме «постмодерна» «чужое»
2
практически отождествляется с «другим», становясь просто «иным культурным опытом» , поэтому главным является обеспечение наибольшего пространства для межкультурного и межэтнического диалога. Однако даже сама возможность диалога наталкивается на серьезные трудности, так как ценности либерализма принципиально неприемлемы для традиционных систем.
Противоречия и конфликты в данной ситуации переходят с межличностного уровня на социальный, затрагивая отношения между социальными группами, а «Чужой» - с индивидуального плана на уровень «социального типа», что выводит проблему типологии Чужого на новый, более сложный этап.
Во многом отношение к чужой культуре связано с установившейся в конкретном обществе картиной мира, поэтому оппозиция «свои-чужие» имеет в каждом отдельном случае свое конкретное наполнение. Однако общим становится тот факт, что если ранее культурная разность была преимущественно «внешним фактом», либо фактом временных контактов, то в современном обществе культурная разность превращается во внутреннюю проблему. Жить в таком «культурном водовороте, где каждый способен воспринимать изменение, видеть «растворение» своей культуры в другой»3 достаточно проблемно, так как именно «своя» культура, как правило, признается лучшей и служит критерием, точкой отсчета на шкале развития по сравнению с «другими».
Дестабилизирующим фактором является и сохраняющийся в научной среде примордиалистский подход к пониманию «этничности» (особенно наглядно он проявляется в России), когда каждая этногруппа «наделяется» своей культурой, а за «культурами» закрепляется определенный этнический носитель, т.е. культура рассматривается как достояние того или иного этноса, и в процессе коммуникации идет ориентация в первую очередь на этноконфессио-нальные признаки, что крайне затрудняет культурный диалог. Чужой чаще всего воспринимается как представитель другой этнической группы или религиозной конфессии, чей образ жизни кардинально не совпадает с традициями и образом жизни основных культурных групп региона. Появление такого Чужого создает различные точки бифуркаций, которые могут в конечном итоге стать неуправляемыми. Главную трудность в этом случае представляет мнение, что этнически различные индивиды не могут принадлежать одной культуре. Поэтому сегодня в большинстве случаев общество воспринимается не как культурное единство, а как совокупность этнокультурных и этноконфессиональных сообществ, которым необходимо «договариваться» между собой.
Нельзя сказать, что «смешивание культур» - это кардинально новая проблема, возникшая в конце XX - начале XXI вв. Процессы культурного синтеза происходили на протяжении всей истории, а Чужой становился своеобразным конструктом, необходимым для самоидентификации. В то же время граница между своими и чужими подвижна и на
1 Романова А.П., Хлыщева Е.В., Якушенков С.Н. Чужой и культурная безопасность. - М.:РОССПЭН, 2013. - С. 15.
2 Хлыщева Е.В. Изменение картины мира в результате миграционных процессов эпохи глобализации // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2016. - № 3 (48). - С. 108.
3 Вьевьёрка М. Коллективная разность или смешение? // Полиэтнические общества: проблемы культурных различий. - М.: Институт востоковедения РАН, 2004. - С. 179.
этом «культурном пограничье» предопределены прямые контакты нескольких культур, что приводит к изменению как самой границы, так и критериев самоидентификации культур.
Трудности процесса адаптации нагляднее всего проявляются в повседневной сфере, так как любая культура, прежде всего, представляет собой определенные структуры повседневности: специфические навыки, умения, характерные модели поведения и взаимодействий. В одних культурах более всего ценится индивидуализм, самостоятельность, активность, в других - коллективизм, послушание, подчинение. Каждая культура имеет свой язык, который является и средством коммуникации, и важным социальным явлением, и средством мышления индивидов. Поэтому степень адаптации иммигрантов определяется не только создаваемыми государством условиями, но и готовностью самих переселенцев интегрироваться в это общество, что и составляет главную проблему. Большая часть мигрантов в мировоззренческом, конфессиональном, этнокультурном, лингвистическом отношениях в силу своей картины мира сильно отличается от местного населения, и преодолеть такой барьер за короткий срок невозможно.
Иммигранты стараются как можно дольше сохранить привычный образ жизни. Тем не менее, опыт показывает,
что невозможно «на чужой почве»1 сохранить свою культуру, она в любом случае деформируется и превращается «в
2
некую версию культуры страны происхождения» .
Мультикультурные практики предполагали, что признание всех культур равноценными и достойными внимания и уважения автоматически приведет к преодолению хаоса и дезинтеграции, обеспечит внутренний мир посредством укрепления принципов толерантности и умения сосуществовать с инокультурными группами и индивидами. Однако культивирование уникальности культур меньшинств привело к обратному процессу, названному исследователями «реактивным» мультикультурализмом , когда этнические меньшинства активно пропагандируют возврат к своей прежней идентичности. Появляется все больше «азиатских» общежитий, «цветных» дискотек и кафе, вход в которые для белых фактически запрещен. В США стали реальностью расово сегрегированные школы, появившиеся в результате свободного выбора афроамериканцев. Иными словами то, что было отрицательной характеристикой, получаемой группой извне, сегодня становится положительной самохарактеристикой группы.
В такой ситуации резонно встает вопрос о границах допустимости возрождения и сохранения культурной традиции как опоры традициональной картины мира, где демонстрация этноконфессиональных отличий далеко не всегда способствует социальной интеграции, а главное - замыкает представителей конкретных групп в узкие рамки традиционного мышления. По сути, происходит конструирование неких симулякров, плохо соотносимых даже с традиционными этническими паттернами. Групповые различия становятся своеобразным маркером современного пространства принимающих социумов (узбек, таджик, молдаванин в России занимаются преимущественно строительством, выходцы с Кавказа, арабских государств - торговлей, казахи, корейцы заняты в сельском хозяйстве и т.д.). Эти симулякры, основанные на обязательном сохранении и воспроизведении народных традиций, когда этническая идентичность становится более важной, чем общенациональные ценности, искусственны и не могут решить реальных проблем адаптации, а только приводят к напряженности в отношениях минорити-групп, между которыми необходимо не позиционировать «свою специфику», не создавать «беспорядок неуместного и сближения несовместимого»4, а искать точки «соприкосновения», чтобы избежать конфликта и «определить общее место для тех и других»5. Правда, здесь возникают серьезные сложности в силу устойчивых паттернов традиционной картины мира, которые побуждают иммигрантов к формированию сообществ именно по этническому признаку, что придает каждой группе четкую этническую маркировку.
Сегодняшний иммигрант не похож на своего «предшественника - Чужого», стремящегося во что бы то ни стало стать частью нового социума. На смену этому «Чужому» приходит «Неочужой» эпохи постмодернизма, с ризомным видением мира и размытым мейнстримом. Он не стремится вписаться в социум принимающей страны, противопоставляя свою культуру культуре «новой родины». Неочужой «приходит и остается, живя по своим правилам и законам»6. Именно он пытается возродить этнические и религиозные традиции своей «идеальной прародины»7 для самоутверждения в чужой для него стране. Это вносит серьезный дисбаланс в сложившуюся систему культурной идентификации и нарушает культурный паритет. Однако, если «чужое» - это «неизвестное, которое может быть освоено per analogiam»8, то в случае «неочужого» в принципе отсутствует сама возможность интерпретации.
Феномен «неочужого» не только не «объясняется», а напротив, еще больше уходит от понимания, поэтому легче его отделить, вывести за пределы либеральных ценностей и предоставить самому себе, культивируя его традиционные практики. Значит, для преодоления сбоя реальность должна быть либо «узнана» с учётом современных коррек-
1 Europe - a new immigration continent: Policies and politics in comparative perspective / Ed. by Thranhardt P. - Hamburg: Lit, 1992. - Р. 150.
2Ibid., p. 151.
Малахов В.С. Мультикультурализм и идеология «инакости». 2007.
4 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. - СПб., 1994. - С. 34.
5 Там же, с. 35.
6 Зиммель Г. Экскурс о чужаке // Социологическая теория: История, современность, перспективы. Альманах журнала «Социологическое обозрение». - СПб., 2008. - С. 7.
7 Паин Э.А. Конструирование мифов // Нужны ли иммигранты России российскому обществу. - М.: Фонд «Либеральная миссия», 2006. - С. 57.
8 Вальденфельс Б. Мотив Чужого.- Мн.: Пропилеи, 1999. - С. 154.
тив, либо перетолкована заново, создавая новые контуры обжитого пространства. Чтобы вернуть возможность активного воздействия, «необходимо вновь оказаться в истолкованном пространстве»1.
Действенного механизма инкорпорирования «неочужого» в общество пока не существует, и даже пространственная близость мигрантов не гарантирует их полного принятия в группу или сообщество и не является показателем «внутреннего статуса, гражданства или членства в культуре»2. И хотя у многих стран к середине ХХ века уже имелся определенный опыт по выработке механизмов адаптации приезжих, столкнувшись с массовой миграцией из стран Азии и Африки, западные общества признали неэффективность прежних методов. Даже американское, канадское и австралийское общества, успешно решающие задачу по инкорпорированию «чужого» в социум, сегодня вынуждены были отказаться от прежних ассимиляционных методик адаптации приезжих. К «неочужому» они оказались не действенны.
Для сближения культур наиболее важным являются не размеры территории или численность населения, и даже не наличие природных ресурсов, а культурные и психологические факторы: «уровень национального самосознания и способность к самореализации»3. Удачи или провалы на пути включения новых членов в общество определяются множеством объективных и субъективных факторов, важнейшими из которых становятся занятость или безработица, уровень образования, наличие у выходцев из мигрантской среды необходимой профессиональной квалификации, достойное жилье, отсутствие явной и скрытой дискриминации в доступе к рабочим местам и т.д. Если эти проблемы не решены, то никакая мультикультуралистская риторика не принесет желаемого эффекта.
Общество не может быть стабильным и не может долго существовать, не развивая чувство идентичности у своих граждан, причем речь идет об идентичности не этнической и даже не основанной на общих культурных характеристиках, т. к. мультикультурное общество слишком разнообразно, но оно должно быть политическим и основываться на понимании, что ты являешься гражданином определенной страны. Поэтому способность одного народа осваивать достижения другого, не подменяя своих - один из главных показателей жизнеспособности его культуры. Именно на этом пути взаимодействия культур складывается общечеловеческая культура, единая и вместе с тем многообразная.
Единство не устанавливается по приказу, а формируется из «гражданского воспитания, из обязательств по отношению к общему благу, из национальной истории, из общих ценностей, общего опыта, из традиционных социальных учреждений, из дискуссий об общественных интересах и о том, что требуется от людей, которые живут вместе и сталкиваются с одинаковыми вызовами на одном и том же уголке Земли»4. Современный человек должен обладать множеством разных идентичностей, это и служит гарантией толерантности. Восприятие, усвоение и адаптация другого культурного опыта является мощным стимулом порождения новых культурных форм.
Все, чем мы пользуемся, принадлежит «культурному калейдоскопу», а не только одной этнической культуре, а потому и выбор человека не может определяться этническим происхождением. В данном контексте исчезает само понятие «отдельная культура», а степень культурной интеграции зависит от мобильности населения, а также уровня межкультурной коммуникации. Культуры демократического общества должны быть космополитами, участвуя в культурном обмене, оставаясь при этом «глубоко привязанными к своим общинным корням»5, но воспринимая «культурный код» «чужой» культуры, не худшей и не лучшей, а просто «другой», которую надо понять и принять в целях осуществления мирного диалога.
1 Вальденфельс Б. Топография Чужого. - Киев: ППС, 2004. - С. 89.
2 Ilcan S. Social spaces and micropolitics of differentiation: an example from Northwestern Turkey // Ethnology. - Pittsburgh, 1999. -Vol. 38, N 3. - Р. 248.
3 Фурман Д.Е. О будущем «постсоветского пространства» // Внешняя политика и безопасность современной России. Хрестоматия в двух томах / Сост. Т. А. Шаклеина. Т. 1. Кн. 2. Исследования. - М., 1999. - С. 8.
4 Etzioni A. The Monochrome Society. - Princeton: Princeton University Press, 2003. - P. 267.
5 Kymlicka W. Politics in Vernacular: Nationalism, Multiculturalism, and Citizenship. 2001. - Р. 289.
