CC BY
22УДК 008
DOI10.34823/SGZ.2020.1.51287
Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор, эксперт центра «Гражданское общество и социальные коммуникации» (кафедра ЮНЕСКО) РАНХиГС при Президенте РФ*
Культурно-средовое многообразие России и цивилизационное единство сообществ Северной Евразии
Автор обосновывает научное понимание культурной среды, а также проблем средового многообразия и культурного единства в сложном сообществе. Анализ проводится в рамках культурологии, теории цивилизаций, с опорой на методы исторической и актуальной компаративистики, на идеи синергетики, системологии и др. Трансформации средового многообразия и культурного единства исследуются в ключе самоорганизации древних межплеменных сообществ Северной Евразии, а также в фокусе спонтанных меж-средовых связей, государственного их регулирования в Российской империи/СССР. Во втором случае процессы средового много-образия и единства трактуются как механизмы цивилизационного развития и как факторы, влияющие на устойчивость государства.
Ключевые слова: культурная среда, культурно-средовое многообразие, цивилизационное единство средовых сообществ.
G.A. AVANESOVA Doctor of Philosophical Sciences, Professor, expert of the centre "Civil society and social communication" (UNESCO Chair) of RANEPA under the President of Russian Federation
Cultural and environmental diversity of Russia and civilizational unity of the communities of the Northern Eurasia
* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: gal-09@list.ru
The author substantiates the scientific understanding of the cultural environment, as well as the problems of environmental diversity and cultural unity in a complex community. The analysis is carried out within the framework of culturology, the theory of civilizations, based on the methods of historical and actual comparative studies, the ideas of synergetics, systemology, etc. Transformations of environmental diversity and cultural unity are investigated in the key of self-organization of ancient tribal communities of Northern Eurasia, as well as in the focus of spontaneous inter-environmental relations, their state regulation in the Russian Empire/USSR. In the second case, the processes of environmental diversity and unity are treated as mechanisms of civilizational development and as factors affecting the stability of the state.
Keywords: cultural environment, cultural and environmental diversity, civilizational unity of environmental communities.
1. Научный анализ культурно-средового многообразия и цивилизационных процессов на территории Северной Евразии
Обоснование проблемы. Еще недавно аналитики Запада и немало российских обществоведов уверенно говорили о многообразии глобального мира, о необходимости применять в разных странах политику мультикультурализма. Реже поднимался вопрос о скрытых силах, желающих управлять миром, которые давно определились - им было важнее иметь дело с человечеством без этносов и наций, чего нельзя достигнуть при исторически сложившемся разнообразии культур и локальных цивилизаций. Напомним, что эпистемология либеральных и марксистских теорий Х1Х-ХХ вв. базировалась на вестернизаторском мышлении; и то и другое направление исходили из презумпции грядущего «единого человечества» под главенством западных европейцев. Подобные представления о будущем доминировали на Западе до начала ХХ1 в., обосновывая в политике гомогенный однополярный мир, но уже под эгидой США. На эту задачу нацеливалась и массовая миграция - отчасти спонтанная, но во многом регулируемая -из отсталых регионов в страны Запада. В такой политике были скрытые цели: сталкивая, перемешивая разнородные культурно-расовые конгломераты в намеченных странах, тайные силы стремились хаотизировать и ослабить конкурирующие с ними государства.
Но мондиалистские стратегии срабатывали не так или совсем не действовали; мир менялся иначе, преодолевая изощ-
ренные провокации и не подтверждая псевдонаучные прогнозы Запада. На протяжении нулевых и 10-х гг. геополитическая карта планеты активно трансформировалась. Обновлялись также основы теоретической геополитики; ее ключевые единицы - цивилизации Моря и Суши - стали пониматься во многом иначе, нежели в классической теории. Отсутствие реализма в западных стратегиях развития привело к тому, что сообщества макро-регионов, еще недавно не помышлявшие о международном уважении, стали создавать новые центры силы, претендующие на статус экономических, политических, культурных полюсов - дальневосточная, индо-буддийская цивилизации, мусульманские страны и др. Все это говорит о том, что мир продолжает оставаться разнородным, формируя в межгосударственной практике и в науке более релевантное понимание культурного разнообразия в глобальном контексте. Появившиеся еще в древности цивилизации Востока ныне не только сохраняют в своих макрорегионах упорядоченную культурную энергию миллиардов людей, но эта энергия учитывается в прогнозах глобального будущего. Тем самым эти цивилизации успешно соперничают с политикой «единого человечества», с практикой мультикультурализма, которые по ходу ХХ столетия в немалой степени рассеивали энергию наций Запада и создавали диссипативные тенденции на разных материках.
Между тем в мире, помимо локальных цивилизаций, издавна развивались также устойчивые масштабные государства с расово и этнически смешанным населением, с разнородной культурой и мозаичной стратификацией. Существуя задолго до европейских наций и колониальных империй, некоторые из таких стран становились центральными, вокруг (или внутри) них формировались цивилизацион-ные системы. Сегодня к таким странам относятся Китай, Индия, Россия. Еще недавно структуры их населения считались «уходящей натурой», ибо сравнительно с гомогенными нациями они оценивались как сложно-архаические, не соответствующие времени. Политики Запада пытались подчинять эти страны, но успех был частичным, недолгим. Ныне каждая из них, преодолевая угрозы и риски, самостоятельно создает свое будущее.
Сегодня структура населения РФ в большей мере этнически и культурно сбалансирована, нежели в империи и СССР; однако растет неблагополучное соотношение доли
граждан с мигрантами, гастарбайтерами, что вызывает протесты. Более опасным следует признать толерантное отношение власти и чиновников к росту средового многообразия за счет выходцев из других стран. Публицисты тоже не всегда убедительны в анализе этих проблем, понимая их односторонне: одни из них исходят из неизбежности миграции, ибо она позволяет смягчить дефицит рабочей силы, другие предлагают закрыть для мигрантов границы, восплняя недостаток трудовых ресурсов с помощью конструктивных демографических свойств-показателей коренного населения. Есть немало политологов, этнологов, социологов, которые пытаются уйти от столь плоской дихотомии методами своих дисциплин, но это им не всегда удается. Ниже мы осмысляем проблемы культурно-средового многообразия и единства сообществ Северной Евразии в древности, а также в Российской империи/СССР, применяя междисциплинарный потенциал культурологии, теории цивилизаций, методы исторической и актуальной компаративистики, идеи синергетики, системологии и др. Многомерный анализ, на наш взгляд, позволит глубже раскрыть сущность средового многообразия и единства в сложном сообществе, не сводя закономерности их развития к одной-двум причинам.
Теоретическое понимание культурной среды и средового многообразия в сложных сообществах. В наших социально-гуманитарных науках культурные среды, их многообразие и единство стали глубже изучаться в ходе последних десятилетий. Надо признать, что и сегодня понимание этих проблем остается весьма поверхностным: не сложились аксиоматика и аппарат исследования культурной среды; не разработана таксономия средового многообразия, не обоснованы междисциплинарные методы анализа. Неясно и то, как между разнородными средами могут развиваться процессы культурно-цивилизационной интеграции.
В общем значении термин «среда» трактуется как совокупность типологически сходных процессов и условий, сложившихся вокруг объекта или субъекта деятельности, к которым объект/субъект адаптирован и на которые он может оказывать обратное воздействие, нередко меняя их развитие. В разных научных дисциплинах выделяются свои объект-предметные аспекты среды, подлежащие изучению, что затрудняет не только совмещение гуманитарных подходов в анализе среды, но также их пересечение с естественно-
научными теориями и методами. Эти препятствия, на наш взгляд, во многом преодолеваются с помощью междисциплинарных возможностей культурологии. В этом случае сре-довые явления, весьма разнообразные по факторам, характеру, механизмам развития, анализируются полиаспектно, в исторической и краткосрочной динамике.
Ряд авторов сводят сущность культурной среды к тому, что она выступает частью природно-окружающей среды, наделенной смыслами1. Безусловно, некоторые культурные среды, тесно связанные с природой, климатом, космосом, не могут исследоваться без учета естественных наук. Последнее обстоятельство мы раскрываем ниже, включив ДНК-анализ в рассмотрение родогенеза и отчасти этногенеза. Но в изучении множества иных средовых форм природа и космос приобретают опосредованную значимость. Еще один спорный аспект в трактовке культурной среды: она нередко приравнивается к культуре (этнической, конфессиональной) или к субкультуре. Но ни в теории, ни в практике культура, субкультура и культурная среда, как правило, не совпадают. Они связаны, но остаются разными по субъектам, содержанию, соподчиненности. Их отождествление уязвимо в анализе как моноструктурной, так и особенно полиструктурной среды, ибо ведет к когнитивной путанице.
Есть трудности и в том, что культурные среды в сложном сообществе представлены колоссальным диапазоном форм и субъектов, выражающих общечеловеческие свойства, запросы эпохи, этно-национальные признаки, территориальную специфику и др. Обилие средовых форм и субъектов осложняет разработку критериев членения этих сообществ, их типологию и дифференциацию в культурном контексте. Что касается сре-дового многообразия, то в сложном обществе его невозможно свести к социальной стратификации, к мозаике политических или этноконфессиональных сил, хотя многие из этих феноменов образуют свои среды, которые изучаются как явления культуры. Многообразие потому и названо культурным, что оно связано с широким диапазоном неодинаковых форм сосуществования разнородных общностей, социальных конгломератов, слоев, образующих системно-иерархическое единство в пространстве страновой культуры сложного типа. В истории
1 Гаврилина Л.М. Среда культурная // Прикладная культурология. Энциклопедия / Под ред. Быховской И.М. М., 2019.
совместная жизнедеятельность таких сообществ проходит в виде коэволюции; ее многообразие и длительное развитие определяются не двумя-тремя обстоятельствами, но фундаментальными предпосылками и условиями, создающими в каком-либо макрорегионе мира страновую культуру гетерогенного характера. Жизненный цикл такой культуры может измеряться не одним тысячелетием. Ее эволюция определяется базисными факторами: условиями существования (природно-ландшафтными, геополитическими и др.); коллективными носителями (социальными стратами, этноплеменны-ми союзами, смешанными сообществами); стадиями и механизмами развития (фазами происхождения и становления, способами самоорганизации, институциональным регулированием, консолидирующими и разъединяющими обстоятельствами, стадиями подъема, кризиса, катастрофы); сферами деятельности (хозяйством, политикой, военным делом, бытом, коммуникативно-языковыми сетями, духовными комплексами) и др. Это позволяет рассматривать культурно-средовое многообразие и единство не абстрактно, но в ключе их социально-политической прагматики, устойчивости государства, значения этих проблем в жизни людей, в самоорганизации сложных культур и цивилизаций.
Мы исходим из того, что ни эмпирически, ни концептуально культурную среду невозможно определить через произвольный набор признаков или путем жестко обозначенных носителей; необходим комплексный критерий ее опознания и вычленения в родоплеменной, страновой культуре или в цивилизационном макрорегионе. Таким критерием, на наш взгляд, являются социокультурные особенности и отличительные качества среды: ее коллективный субъект, партикулярные функции, назначение, формы репрезентации и результаты деятельности, ценностные ориентиры и символы и т.п., отделяющие ее от других сред и социальных феноменов в обществе. Если эти признаки отсутствуют, значит нет и среды, но лишь ее размытое подобие; если же такие свойства слабо выражены, то скорее всего идут процессы ее формирования или распада.
Рассмотрим ряд критериев опознания среды в сложной культуре России, обозначив ведущие качества, указывающие порой и на коллективного субъекта: расположение на территории (русская среда на Кавказе, провинциальная среда); профессиональная принадлежность (шахтерская); продуктив-
ное самовыражение деятелей искусства (художественно-творческая); этнические и субэтнические формы жизни (казачья); профессионально-функциональные свойства субъекта (бюрократическая); нарушение субъектом общественных норм и законов (преступная среда) и др. В одних случаях культурные среды ограничены территорией, имеют жесткие формы организации. Другие развиваются диффузно, спонтанно проявляя себя в страновой культуре. Совокупное множество средовых качеств, их дифференциация, содержательно-функциональные различия, отношение к ним населения и власти, - все это отображает культурное многообразие общества на том или ином этапе истории. Похожие средовые формы и типологически близкие характеристики культурного многообразия могут иметь место в разных странах (урбанистическая, экологическая среда), выступая межстрановым или межцивилизационным многообразием. Пространственно-темпоральные аспекты средовых форм в этом случае становятся предметом компаративного анализа; важно при этом учитывать, что каждой стране присущи своя специфика и мера средового многообразия, меняющиеся по ходу истории. Предлагаемый подход позволяет изучать разные среды в кратко- и среднесрочной динамике или в ходе эволюции.
Субъекты культурно-средовых сообществ. В анализе коллективных субъектов - носителей среды (групп, слоев, общностей, сообществ) выработаны определенные методические критерии их идентификации. Чаще всего исследователи говорят о средовых субъектах двух типов. К первому типу средовых сообществ - назовем их основными, базовыми -относятся те, которые способны в ходе истории целостно воспроизводить свои отличительно средовые качества, важные как для коллективного субъекта, так и для культуры и общества в целом. Субъекты этих сред дифференцируются по следующим критериям: этно-национальные (племена, этносы, нации, диаспоры и др.), семейно-родственные (родители, братья), территориально-поселенческие (жители Поволжья, население Русского Севера), военно-политические (властвующая элита, офицерский состав армии), социальные (молодежь, женские коллективы, средний класс), экономические, в том числе профессионально-трудовые (прекариат, рабочие, учителя), конфессиональные (мусульмане^ язычники) и др. Культурные среды базового типа наиболее массовидные; будучи целиком или частично институционализированными,
они воспроизводятся также и традициями, самоорганизацией участников, нередко формируя внутри себя материально-технические комплексы, духовные и психологические особенности, изменяя ландшафт. Эти среды отчасти базируются на наследуемых или культурно закрепленных свойствах носителей (антропологических, ментально-когнитивных, профессиональных), что позволяет сохранять как внутрисредовой, так и общественный статус членов, их историческую память, коммуникации, совмещая нормы среды с переменами вовне. Жизнеспособная среда базового типа адаптирует инновации эпохи к своему развитию. Если носители отторгают инновации, среда либо снижает свой потенциал в культуре, либо исчезает, сохраняя лишь историческое значение.
В практике и в науке известны разные подходы к выделению средовых сообществ и субъектов данного типа. Так, татарская культурная среда в РФ выделяется этническими свойствами татар (чувством идентичности, происхождением, языком и др.). Возможен и другой вариант членения, связанный с неоднородностью самой татарской культуры, т.е. с разными субкультурами (в этом случае культурная среда и субкультура могут почти совпадать, но анализ среды сохраняет специфику). Скажем о 4-х субкультурных вариантах татарской среды (в российской практике их гораздо больше), представители которых компактно живут в Западной и Южной Сибири, Поволжье, Приуралье. Каждый субэтнос проживает в непохожих геоклиматических условиях с разными соседями. У субэтносов неодинаковые родовые корни; внутри субэтноса могут быть группы со своим самоназванием, идентичностью, особой памятью о прошлом; часть субэтноса разговаривает на татарском литературном языке, другие - используют диалекты. Не все исповедуют ислам; есть атеисты, «крещеные татары». Наш перечень дифференцирующих качеств татар неполон, но он весьма красноречив, раскрывая сущность разных средовых субъектов.
Второму - вспомогательному типу средовых феноменов и их субъектам присущи иные механизмы развития, формы активности и результаты. Вспомогательные среды не воспроизводят ведущие компоненты жизнедеятельности коллективного субъекта; они сосредоточены на сегментах развития той или иной части населения, на отдельных аспектах социокультурной практики, на преходящих запросах социальных групп. Среды и субъекты вспомогательного типа
выражают интересы конкретных слоев, проявляя мотивацион-ную спонтанность, самоорганизацию, вариативность познавательных норм и ценностных устремлений. Средам этого типа присущи как изменчивость, так и консерватизм; как законопослушность носителей, так и нарушение общих норм. Одни из них могут быть отчасти институционализированы, иметь цели деятельности, сохранять свою историю, устойчивые связи (Международный союз общественных организаций книголюбов). Члены других находятся в неформальных отношениях, рассредоточены в культуре, их цели не всегда четко выражены, история развития невелика или малоизвестна (сторонники того или иного вида искусства, потребители продукции какой-либо отрасли). Есть методические сложности выделения коллективных носителей в размытых средах, где действует не монолитный субъект, а нечеткая их совокупность, как в медиа-информационной сфере.
Вспомогательный средовой тип продуцирует множество конструктивных для общества форм деятельности, не обретающих при этом фундаментального значения в культуре, сохраняющих партикулярный, поисковый характер; таковы электорат и члены политических партий, потребители той или иной сферы услуг, участники неформальных групп, организаций (кланов, землячеств), приверженцы разных видов отдыха (альпинизма, азартных игр) и др. Субъекты этого типа могут что-то ценить в прошлом или воссоздавать культурные элементы истории (неоязычники). Множество субъектов реагирует на новые запросы в своей или зарубежной культуре. Так, в начале ХХ в. мода, идущая с Запада, объединила в России любителей массового спорта; в СССР спорт стал отраслью со зрелищно-оздоровительными функциями. В РФ эта среда обрела размытый характер, ибо спортом ныне считают авторские практики, этнические виды рекреации (йога, славянская борьба).
Наиболее серьезные трудности возникают в анализе гибридных средовых топик, в которых человек вплотную подходит к познавательно-антропологической границе или вынужден выходить за ее пределы. Укажем на специфический опыт и спонтанные состояния в духовно-религиозной практике, когда продвинутые адепты стремятся сблизиться с Абсолютным Началом, Богом, потусторонними силами; в России эти среды были развиты в родоплеменных сообществах, действовали в православных и буддийских монас-
тырях, в мусульманских общинах. С древности существуют и другие типы гибридно-средовых ареалов. Так, субъекты некоторых гибридных топик связаны со стихиями природно-климатической среды, с биоценозами (специалисты по сохранению лесных ресурсов, по взаимодействию с океанической средой). Современное общество формирует технико-экологические отрасли и космические комплексы со своими профессиональными средами (отряд космонавтов, специалисты по гидроэнергетике).
Вместе с тем вспомогательный тип содержит в себе также среды разрушительно-антисистемного характера. Они охватывают социально опасные сообщества с деструктивными ценностями, отклоняющимся поведением (криминальные, террористические и др.). Среды специфического вида появляются и на базе извращенных потребностей, моральных отклонений, психических болезней. Они становятся заметными, когда в обществе нарастает диссипация, происходит рост масштабов аморального поведения, усиливается интерес к выходу за пределы психического и духовного здоровья (сатанисты, наркозависимые слои, сторонники однополых связей), что увлекает немало людей в топику культурной деградации, безумия, извращения телесного, ныне связанного с киберпространством1. Во всех перечисленных случаях общество, наука сталкиваются с энергией, поведением людей, их жизненным и познавательным опытом, которые сложны или недоступны рациональному анализу. В развитии культуры важность осмысления подобных топик и гибридных сред, вероятно, будет возрастать.
Обобщая тему дифференциации средовых явлений и субъектов, скажем, что их цели, формы репрезентации во многом определяются вызовами эпохи, конкретными условиями жизни странового сообщества (геоприродной средой, развитием культуры, демографией, политикой, экономикой и т.п.). Немалое значение имеют общественные формы сознания, массовая психология, когнитивные потребности, а также врожденные или культурно приобретенные свойства людей: наследуемые признаки, воспитание, место проживания, профессия, чувство социальной ответственности, склонность к подражанию или новизне, желание самореализации, которые общесоциальная практика в полной мере не удов-
1 См.об этом: Хоружий С.С. Очерки синергийной антропологии. М., 2005.
летворяет. Любой человек на разных фазах жизни является участником множества средовых сообществ. В некоторые он включен пожизненно по факту рождения. Многие среды человек избегает, покидает; в другие стремится попасть; есть и такие среды, в которых он оказывается неизбежно по ходу жизни или внезапно, вопреки желанию.
В целом культурные среды создают в обществе сложную иерархическую панораму разных запросов, несхожих потребностей людей, форм и видов их активности, тесных отношений или редких контактов, симпатий или предубеждений. Одни среды пересекаются в развитии, иные через опосредующие звенья переходят одна в другую, третьи не соприкасаются друг с другом. Анализ средового многообразия позволяет понять и отобразить со стереоскопической полнотой динамику культурных трансформаций сложного сообщества на разных шкалах исторического времени.
Анализ древних межплеменных связей в Северной Евразии и культурного многообразия в Российской империи/СССР. У многих средовых субъектов современной РФ сохранена память о приходе предков на территорию проживания, о соседях-друзьях или врагах. Распад имперской России, затем СССР вызывал сословно-классовые, межэтнические конфликты^ давние обиды^ желание одних страт «избавиться от эксплуататоров», других - «очистить землю от чужаков». Мотивируя активность среды, эти позиции часто затрудняли понимание прошлого у коллективного субъекта, мифологизируя его настоящее, а порой закрывая ему путь в будущее. Ученые тоже не всегда были на высоте.
Историки, излагая не так давно наше прошлое, начинали с соседского проживания восточнославянских и угро-финских племен ^Ш-Ж вв. н.э.); на вопросы, когда, откуда они здесь появились, ответов не было. В изучении отечественной истории нашим ученым нередко были свойственны спорные взгляды, деформированные оценки. Так, одни отрицали ее эволюцию (П.Я. Чаадаев), другие в 20-е гг. в СССР поддержали изъятие этого предмета из системы образования, как исторически несостоятельного. Однако археологические раскопки имперского периода (XVШ-XIX вв.) располагали артефактами: в глубокой древности на
1
европейской части России, Северном Кавказе, в Крыму , Южной Сибири жили и контактировали прапредки славянских, угро-финских, тюркоязычных и других народов. Отечественная мысль XIX в. (Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев и др.) вырабатывала нетривиальные идеи о России, как о самостоятельном культурном типе. В 20-30-х гг. XX в. их позиции углубляли аналитики русского зарубежья (Н.С. Трубецкой, П.А. Сорокин, Г.В. Вернадский и др.), что позволило западным авторам завершить теорию локальных цивилизаций. Но идеи о России как о цивилизации, о предках ее народов советская и западная науки XX в. в целом игнорировали, ибо они шли вразрез со стереотипом, что центры «прогрессивного развития» связаны с Западной Европой, Ближним Востоком.
Ныне науки о развитии народов и российской культуры переживают серьезные изменения. Воссоздаваемые междисциплинарным анализом далекое прошлое Евразии и цивили-зационное настоящее России оказываются для многих неожиданными; даже специалистам нелегко принять новые воззрения. Весь советский период был табуирован анализ исторических ариев, прямых предков русских, украинцев, белорусов, а также косвенных предков многих этносов страны и мира. Между тем следы жизнедеятельности ариев на территории СССР всегда были многочисленны и очевидны, но эти темы научная среда не обсуждала2. Незадолго до распада страны советская общественность протестовала против искусственного затопления Аркаима-Синташты - уникальных остатков арийских поселений древней металлургии на Южном Урале (3600-3800 лет назад)3. Уникальную территорию удалось спасти, но политика искажения прошлого и игнорирования предков утратила доверие общества. Ныне исследователи обсуждают правомерность отнесения к нашей истории понятий «древние арии», «арийская культура».
1 По-видимому, в советский период последним исследованием, где позитивно осмыслялся анализ имперской наукой жизнедеятельности ариев и скифов на юге европейской части России, был труд историка казачества и краеведа Е.П.Савельева «Древняя история казачества», изданный частями в Новочеркасске в 1915-1918 гг. После этого книга Савельева была воспроизведена репринтно лишь в 1990 г. в Ростове-на-Дону, а в 2010 г. опубликована издательством «Вече».
2 См.об этом: Буровский А. Арийская Сибирь.М.,2017, с.100-102.
3 Аркаим. Исследования, поиски и открытия. Челябинск, 1995.
Немалую значимость приобретают современные принципы анализа, весьма актуальные для историков, этнологов, культурологов, лингвистов, хотя порой все сводится к полемике между сторонниками одной из форм альтернативной лингвистики, историографии, а также представителями общепризнанных теорий. Все же ситуация меняется под влиянием биохимического метода ДНК-генеалогии, изучающего родовые корни (наследуемые физические свойства) по останкам в захоронениях и у живущих мужчин, ибо эти признаки передаются с помощью Y-хромосомы от отца к сыну, сохраняясь в течение тысячелетий. Этот естественно-научный метод позволяет уверенно судить о маршрутах и сроках миграций племен с конкретными корнями, сравнивать их гаплогруппы с маркерами живущих людей, воссоздавая динамику человеческого родогенеза и опосредованно - этногенеза народов. Неизбежные мутации гаплогрупп у мужчин с общим маркером показывают, как далеко поздние поколения отошли от первопредка1. Специалистам удается раскрыть в конкретном этногенезе комбинации древних маркеров родовых корней с более поздними, и осмыслить, как эти совмещения связаны с языком народа, религией, с его культурной историей в целом. Естественно-научная логика и выводы ДНК-анализа вызывают вопросы у гуманитариев, так как в их науках обесцениваются привычные взгляды, появляются новые решения тупиковых проблем. Ныне ученые активно обсуждают способы интеграции результатов этого метода с выводами социально-гуманитарных наук. Наш анализ древнейших основ культурного многообразия и межплеменного единства народов Северной Евразии опирается на принципы гуманитарных исследований, а также на ряд бесспорных результатов ДНК-генеалогии.
Вместе с тем мы уверены, что проблемы межсредовых взаимодействий, культурного многообразия и единства сложных сообществ нельзя понять без представлений о локальных цивилизациях или игнорируя системологию, структурно-функциональный анализ, синергетику. Наше обществоведение, анализируя вопросы культурно-средовой тематики, в новом ключе начинает осмыслять зависимости между само-
1 О роли ДНК-генеалогии в общественных науках см.: Клёсов А. Происхождение славян. М., 2013; Клёсов А., Пензев К. Арийские народы на просторах Евразии. М., 2015.
организацией российской культуры, с одной стороны, и институциональным регулированием межкультурных связей в обществе - с другой. Обозначив проблему системной самоорганизации и саморазвития, подчеркнем: эти процессы носят в наблюдаемой части мироздания универсальный характер, возникая из неустойчивости, неравновесности природно-космических систем в их взаимодействиях и тем самым в их противостоянии хаосу.
В культурно-цивилизационных системах самоорганизация действует на смешанных основах; здесь ее природные формы и естественные механизмы дополняются осмысленной социальной организацией - государственными целями, правом, познанием, традициями и инновациями, моралью и др. Механизмами самоорганизации в культурно-цивилизационных системах выступают их совокупные внутренние состояния и возможности саморазвития, потенциальная энергия, характер их взаимодействий с внешней средой, что и позволяет сохранять упорядоченность, целостность системы, объединяющей масштабные сообщества. Подобные механизмы культурно-цивилизационных систем гармонизируют внутри себя когерентное, т.е. взаимосвязанное развитие разнородных компонентов и качеств (свойств ландшафта, материально-ресурсной базы, разных форм культурной активности и др.), поддерживая условия их совмещения. В таких системах законы самоорганизации играют ведущую роль; особую важность приобретают системные свойства самопроизвольности, адаптивности, отсутствие единого рационально-регулятивного начала. Самоорганизация делает культуру и цивилизацию самообучаемыми, самоуправляемыми системами, подчиняя их социально-природной коэволюции. Процессы самоорганизации систем на уровне элементов в анализе видятся как сверхсложные, бесконечномерные, хаотические изменения; но на высших уровнях самоорганизации аналитикам доступны их более упорядоченные связи и общее саморазвитие.
В противовес этому подсистема государства изначально действует в культуре в виде иерархических звеньев управления, рационально-целевой организации, правовых норм и контроля за их выполнением. Институционально-правовые способы развития современных сообществ приобретают немало особенностей сравнительно с древней самоорганизацией межплеменного типа. Во-первых, подсистема госу-
дарства является поздним продуктом культурной эволюции, вырастая из общественных запросов в институциональном порядке, суверенитете, в организации межгосударственных связей. Во-вторых, с рождением государства - не ранее! -формируются условия для появления первых локальных цивилизаций, т.е. культурных макросистем, объединяющих крупные сообщества на сопредельной территории (древнеегипетская, шумерская и др.). Цивилизационное единство охватывает соседние страны (реже одно крупное государство), включая их в себя, но не наоборот (хотя немалый объем самоорганизации в практике управления спонтанно действует). В-третьих, государство своими способами организации не может впрямую изменять развитие культурно-цивилизационной системы в силу ее размеров, сложной структуры, адаптивной сущности. Власти страны могут рационально регулировать лишь отдельные сегменты социокультурного саморазвития, придавая им осмысленный, упорядоченный характер; или, напротив, власть непродуманной политикой может спровоцировать в стране диссипативные процессы, вплоть до разрушения государства.
Через процессы управления политическое регулирование включается в самоорганизацию страновой культуры и в цивилизационное саморазвитие макрорегиона, транслируя им собственные импульсы, но не подчиняя их своим стратегиям и целям. Помимо этого, в обществе действуют разные традиции, морально-правовые нормы, множество коллективных или личных планов, продуманных или спонтанных форм поведения. Тем самым миллионы, миллиарды субъектов порождают хаотизированные процессы, которые на высших уровнях развития страны, макрорегиона совмещаются, самопроизвольно нейтрализуя слабые импульсы, «учитывая» массовид-ные тенденции, усиливая необходимые для цивилизации свойства, упорядочивая результаты разнотипных взаимодействий внутри нее. В итоге уравновешиваются отношения между культурой/обществом и внешним миром, создавая условия для синергийного обмена веществом, энергией, информацией. В целом самоорганизация позволяет реализовать многим сообществам их замыслы; некоторые среды достигают лишь части своих целей; всегда есть множество субъекторв - неудачников. Главное, что саморазвитие формирует в цивилизации и ее страновых культурах непредвиден-
ные для всех участников эффекты совместной деятельности, эмерджентные результаты общественных стратегий.
Итак, политика властей, активность элитных слоев и массовая деятельность людей опосредованно и неодинаково влияют на результаты самоорганизации в стране, в цивили-зационном макрорегионе. Исходящие от них импульсы, как опасные, так и благоприятные для общества, могут быть усилены воздействием из других государств, культур, цивилизаций. Серьезная несбалансированность самоорганизации в стране из-за рассогласований между внутренней политикой, интересами элит, массовыми устремлениями, а также влиянием извне может разрушить единство сложного сообщества, особенно на опасных фазах его эволюции или в экстремальных условиях. Государство может исчезнуть под ударами врагов. Несостоятельная власть также способна разрушить свою страну. Но уничтожить военно-политическими силами здоровое сообщество, зрелую имперскую или национальную культуру, цивилизационную систему, где доминируют самоорганизующие начала, задачи не из легких. Однако и они могут решаться через вражеские нашествия в том случае, когда общество, культура или цивилизация входят в фазу ослабления (конец Древнего Рима, Византии). Этот поворот анализа актуализирует тему устойчивости российского государства, связанную с культурным единством, с мультипликативными эффектами средовых форм. Подобные проблемы не только не изучены наукой, но еще и не названы. Среди причин этого укажем на издержки социально-гуманитарных наук Запада и марксизма в СССР, видевших будущее мира национально и культурно гомогенным.
Ниже наш анализ исходит из понимания двух путей развития культурно-средового многообразия: а) через самоорганизацию в догосудар-ственные эпохи, когда межплеменные союзы были ее основной силой; б) через институционально-организационные механизмы государства, действующие в культуре наряду с саморазвитием. В последнем случае темы самоорганизации средового многообразия и культурного единства Северной Евразии совмещены с проблемой сохранения устойчивости государства.
2. Зарождение средового многообразия и самоорганизация культурного единства на Северной Евразии в древности
Арийская культура как консолидирующий фактор древних племен Северной Евразии. Рассмотрим эволюцию системных до-государственных форм самоорганизации на примере арийско-скифской предыстории нашей культуры, которая начиналась 4000-5000 лет назад, в том числе через развитие системообразующих структур (2600-3000 лет назад), среди которых были и древнейшие средовые формы. Примерно 4600-4900 лет назад с Балкан на Русскую равнину стали проникать племена кочевников, переходящие к земледелию. Они говорили на протоиндоевропейском языке; их физический облик и генеалогия позволяют отнести их к европеоидам. Со временем их племенная культура заняла степную и лесостепную зоны от Балкан до Урала. Ее носители, по данным ДНК-анализа, имели родовую гаплогруппу Rla, называемую восточно-европейской. Ныне она - основной маркер, ведущая компонента в структуре родовых корней мужской части русских, украинцев, белорусов, поляков, в определенной мере литовцев, латышей, а также других народов или некоторых их слоев (в арабо-мусульманском мире, в высших кастах Индии и др.). Межплеменные контакты делали восточно-европейскую компоненту одной из предковых, но с неодинаковым удельным весом у ряда неславянских народов нынешней Евразии, говорящих на языках разных семей (тюркских, угро-финских и др.), имеющих в качестве ведущих иные родовые маркеры.
Позже арийские племена начинают взаимодействовать на Русской равнине с носителями другой гаплогруппы Жс1, представители которой, покинув регион Урала 4000 лет назад, осваивали земли современной Финляндии 1500-2000 лет назад и южной Балтии 2000-2500 лет назад. Эта общность в будущем создаст основу для появления народов с угро-финскими языками (финнов, карел, эстонцев, коми, мордвы и др.) и южнобалтийских этносов с индоевропейскими языками (пруссов, поморян, позже - литовцев, латышей и др.). Коэволюция арийско-скифских и финно-угорских племен запускала механизмы конвергенции и дивергенции их антропологических признаков, речевых практик, других культурных свойств, что в будущем вело к появлению
сложных по генетической структуре, но при этом адаптив-
i
ных и устойчивых этносов .
До недавнего времени вопрос о прапредках восточных славян оставался без ответа, но ныне, похоже, он проясняется. Установлено, что в исторический период (3000-3500 лет назад) часть носителей маркера Rla с Русской равнины мигрирует на Кавказ, Урал, Юг Сибири, Алтай, в Центральную Азию, на границу с Монголией, Китаем, в Индию, на Иранское плато. В ходе миграций другие племена узнавали их самоназвание - арья (современное произношение арии). Специалисты по ДНК-анализу уточняют: это название правомерно относить к их соплеменникам, оставшимся на Русской равнине, ибо здесь они были одним сообществом с единым родовым маркером, языком, ведическими культами и др.
ДНК-анализ позволяет воссоздать древние миграции по Великой Степи - открытому пространству от излучены Дуная в Венгрии до хребта Хинган на Дальнем Востоке: в начале арийской эпохи европеоиды двух родов двигались в противоположных направлениях. О носителях гаплогруппы Rla, идущих на восток, выше уже сказано. Носители другой европеоидной гаплогруппы Rib шли в обратную сторону -из центра Азии, через Ближний Восток на запад; ныне их потомки доминируют среди народов Западной Европы, отчасти у тюркоязычных этносов, в том числе народов Кавказа, Центральной Азии2.
Арии, проходя на восток своими маршрутами, оседали в удобных местах, где укоренялся их динамичный мир. Он не был монолитным, но состоял из союзов разных арийских племен, которые то жили оседло, то мигрировали на далекие расстояния, которые вели обмен, воевали или мирно контактировали друг с другом и с племенами имевшими иные родовые корни, расовый облик, языки, культурные свойства. Арии Русской равнины, а также те, кто уходили на Южный Урал, в Сибирь, Северный Казахстан, создавали новшества и усовершенствования мировой значимости. Археология показывает: 6000-7000 лет назад в протоарийской среде приручили лошадь для перевозки грузов; позже у ариев появились колесо с ободом, втулкой, спицами и боевая колесница;
1 Клёсов А. Славяне, кавказцы, евреи с точки зрения ДНК-генеалогии. М., 2015; Клёсов А., Пензев К. Арийские народы на просторах Евразии, с.118.
2 Там же.
в скифское время на лошадь сел всадник . Долгий период социальная структура ариев состояла из жрецов, воинов, скотоводов, затем землепашцев. Хозяйство с земледелием, отгонным скотоводством, металлургией, расширяло структуру новыми средами - торговой, ремесленной (в том числе строителей, оружейников). Арии создавали оригинальные формы оружия, применяли эффективные тактики и стратегические приемы войны. Они не знали института рабства как пожизненного закабаления других народов и соплеменников,
поклонялись солнцу и огню, украшали одежду, утварь -2
крестами и свастикой .
На юге Западной Сибири арии начинают контактировать с носителями алтайской семьи (языковые группы прототюркс-кая, монгольская, тунгусо-манчжурская и др.), с племенами европеоидно-монголоидной подрасы и монголоидной расы. В этот период на юге Сибири и в Казахстане европеоидное население с гаплогруппой R1b, проживавшее здесь задолго до ариев, уходило на запад. Но сюда же, помимо ариев, начинали приходить и монголоидные племена; между ними путем самоорганизации складывались конструктивные связи, формируя коэволюцию3. Продвигаясь на восток - на Енисей, в Прибайкалье, более многочисленные арии контактировали с автохтонами, которые сохраняли ранние фазы развития с каменными орудиями, не знали вьючных животных, чье средовое разнообразие было невысоким; их транзит от присваивающей культуры (рыболовы, охотники) к производящей (скотоводы) лишь начинался.
Арии вырабатывали более сложную социальную структуру, ибо они были пластичны, легко адаптируясь к широкому диапазону геоклиматических зон с разными биоценозами. Хотя в тайгу и тундру они не шли, но, помимо степи, жили в лесостепи, в горах и предгорьях, поселяясь в полупустыне с резко континентальным климатом. Один из их очагов - Афанасьевская археологическая культура на Енисее (ранний бронзовый век); более поздние ее памятники найдены в Восточном Казахстане, Западной Монголии. Со временем появляются сме-
1 См.об этом: Гудзь-Марков А.В. Индоевропейцы Евразии и славяне. М., 2004.
2 Буровский А. Предки Ариев. М.,2008, с. 316-325.
3 Балуева Т.С. и др. Становление и динамика облика населения Сибири и Казахстана // Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям. М., 2009.
шанное население и новые археологические культуры: Андро-новская (Южный Урал, Западная Сибирь, Северный Казахстан), арийско-угорская Еловская (Томской обл.), Окуневская (Хакасия) и др.1. Анализ взаимодействия указанных культур Евразии, разных по уровню развития, по расово-антрополо-гическим и другим качествам носителей, показывает: сами арии осваивали немало полезного из местных традиций, адаптируясь к суровому климату. Малочисленные аборигены тоже охотно перенимали достижения пришельцев, сохраняя те практики своих культур, которые были лучше приспособлены к неблагоприятным условиям жизни. Археологи подсчитали, что число афанасъевцев на Енисее составляло от 10 до 30 тыс.; местные охотники на той же площади могли прокормить не более 3-5 тыс.человек2 Из общих кооперативных связей, из психоментальной совместимости вырастали новое единство и коэволюция с позитивными итогами для основных участников.
Коэволюция племен умножала численность смешанных культур, которые не всегда становились едиными; нередко они развивались наособицу, как несхожие варианты арийской культуры; то или иное обстоятельство могло вызвать их распад. Лишь со временем появляются общности, где между племенами достигалась консолидация с прочными связями. В этом случае самоорганизация формировала у разных племен общекультурный ярус, стягивающий их, как обручем. Такой ярус скорее всего был у Андроновской культуры, имевшей не менее 20 археологических вариаций. Лишь при наличии культурного единства межплеменные связи могли причудливо соединять в новых поколениях разные антропологические признаки, сближать племенные наречия, нормы хозяйства^ рождать синтезированные стили в искусстве, что говорит о появлении протоцивилизационных форм консолидации.
Но быстрый рост объема сложных форм культуры мог и растворять слабые племена в новой среде. К тому же соединенные разнородные традиции не всегда оказывались жизнеспособными. Лишь племена с устойчивым единством могли создавать продуктивные среды, обеспечивая прорывы в будущее, что подтверждает Сейминско-Турбинский транскуль-
1 Кызласов Л.Р. Древнейшая Хакассия. М.: МГУ, 1986.
2 Буровский А. Арийская Сибирь, с. 53.
турный феномен (СТТФ). Речь идет о ряде крупных некрополей с 79 могильными комплексами захоронений, а также о самостоятельных погребениях. Поражает гигантский ареал захоронений: от Финляндии на севере, до Молдавии на юге и Монголии на востоке. Внутри ареала находили захоронения вдоль рек Восточной Европы, а также за Уралом (Тюменская, Омская области, Минусинская котловина, берега Байкала), в Монголии. Захоронения и возведение некрополей относят к ХУИ-ХУ вв. до н.э., что считается малым сроком жизни для археологической культуры. Вокруг комплексов и могил не было следов жилых поселений. Учитывая это, археологи не относят СТТФ к этнической культуре; многие полагают, что «сеймин-цы» были межплеменным союзом воинов и оружейников1. В таком случае они - субкультурная среда базового типа.
Большинство погребений - кенотафы, условные могилы без праха (в то время так поступали, когда нельзя было доставить тело к месту погребения). Ложные могилы заполнялись сейминским оружием из бронзы (боевые топоры, ножи и др.), весьма инновационным для той эпохи. В подлинных могилах в одних случаях были погребены воины-колесничии, в других -металлурги-литейщики с инвентарем; останки мужчин принадлежали двум расовым типам: европеоидному и европеоидно-монголоидному, что говорит о межрасовом сотрудничестве. Раскопки указали регионы изготовления оружия - север Восточной Европы, Рудный Алтай. Позже оно создавалось и на Южном Урале, куда с Алтая шли бронзовые заготовки, которые мастера превращали в конечный продукт. Из этих центров оружие поставлялось в места пребывания союзных воинских групп. Найденный к востоку от Урала боевой инвентарь изготовлялся не только из металла. Степные и таёжные племена Сибири, Казахстана продолжали применять привычные им материалы: дерево, костяные пластины на защитном жилете, сплетенные прутья и обработанную кожу для щита, что говорит о культурном синтезе традиционных и новых технологий. Оружие из бронзы, изготовленное особыми приемами литья и обработки, совмещенное с местными материалами снаряжения, лучше защищало воина2.
1 Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Древняя металлургия Северной Евразии. Сейминско-Турбинский транскультурный феномен. М., 1989.
2 Соловьев А. Сибирское вооружение: от каменного века до средневековья. Новосибирск, 2003.
Ныне филологи спорят - какие языки обслуживали транскультурные коммуникации. Многие уверены: в любых вариантах заимствования ведущих слов из индоевропейской лексики воинов и мастеров были неизбежны. Все это подтверждает: СТТФ - межплеменная культурная среда. Ее групповой субъект был сформирован объективными условиями жизни: потребностями разных племен в безопасности; размещением на большой территории союзных сообществ и воинских групп, а также мест залежей руды и оружейного производства; запросами военной среды в оружии и транскультурных связях, оружейников - в кооперации и разделении труда.
Культурная интеграция и средовое многообразие на Северной Евразии в скифский период. В период 1 тысячелетия до н.э - 1 тысячелетия н.э. Северную Евразию объединяли и развивали скифы, потомки ариев. На первый взгляд, скифы оставались ариями: у подавляющей части мужчин сохранялся ведущий маркер Иа, сообщество скреплялось племенными союзами, имело сходную социальную структуру, общинные формы жизни. Но по мере расширения племенных и межрасовых контактов народы антропологически и культурно меняются, в чем немалую роль играют жены и матери из других племен, передающие детям наследственные признаки иначе, нежели отцы. В итоге одна и та же мужская гап-логруппа ветвится, соединяясь с непохожими врожденными свойствами и разводя потомков-мужчин по разным этносам, что многократно усложняет процессы конвергенции/дивергенции в этногенезах разных племен и народов, создавая для нынешних исследователей изощренные ребусы относительно родовых корней. Скифы-мужчины, оставаясь прямыми потомками ариев, из-за мутаций в У-хромосоме, переставали быть такими же, как предки. Да и мир вокруг становился другим: рождались новые народы и государства, города и письменность. Древние греки, римляне, китайцы не раз описывали скифов и близкие им народы (сармат, саков, массагетов и др.). Но многое у скифов остается поныне неизвестным, спорным: нет точных данных, к какой семье принадлежал их язык или какие диалекты были свойственны их разным средам. Сегодня трудно восстановить в полном объеме их культы, мифы; данные об их письменности размыты либо косвенны и т.п.1.
1 См. об этом: Пензев К.А. Арии древней Руси. М., 2009; Кутузов Е.Н. Индоевропейцы, славяне, русские. Казань, 2009.
Сравним признаки скифской и арийской культур по формам единства и средового многообразия. Скифы более эффективно, нежели арии, интегрировали тот же степной ареал «Великой Скифии» (выражение греков), обеспечивая безопасность не на колесницах, а с помощью конницы, прибегая к простейшим приемам политического управления. Их воинская среда углубляла тактику войны; напомним о дошедших до нас методах - «выжженная земля», партизаны в тылу врага и др. Но кристаллизацию культуры скифов археологи связывают не с Европой, как у ариев, а с Алтаем, Северным Казахстаном, Тывой: здесь найдены ранние артефакты (Х1-1Х вв. до н.э.), ставшие у скифов устойчивыми - особый тип оружия, снаряжение коня и воина, украшенные изображением животных. Речь идет о знаменитом «зверином стиле», воссоздавшем в прикладном искусстве фауну, флору степи и фантастических животных.
Изначально звериный стиль рождался в археологической культуре «плиточных могил» (носители - монголоиды и смешанные с европеоидами племена жили в Х!!-!У вв. до н.э. на землях Монголии, затем Южного Прибайкалья, Забайкалья). «Плиточники» ставили по степи массивные отесанные камни с простейшими рисунками оленей. Скифы заимствовали «олен-ные камни», со временем отработав на разных материалах выразительную стилистику изображения оленей с ветвистыми рогами, запрокинутыми назад в стремительном беге. В Па-зырыкских курганах на Алтае, помимо камня, найдены и другие материалы (металл, дерево, рог, цветной войлок), на которых скифы реалистически, а в чем-то мистически, не-отмирно воплощали образы зверей, птиц, наделенных жизненной силой, удивительной художественной пластикой. Звериный стиль зачаровывает и наших современников; в древности же он приковывал внимание разных сообществ Азии. В этом убеждают заимствования как скифоидными племенами, так и населением ранних государств (например, китайцами). Разные мастера обогащали звериный стиль традициями своего искусства. Такой вид интеграции через искусство, как наиболее доступного средства, примечателен; очевидно, что стиль объединял в древности сторонников поверх племенных различий, формируя в Евразии среду ценителей не хуже, чем звезды Голливуда ныне сплачивают своих поклонников по всему миру.
Тесные связи между скифами и иными сибирско-азиатс-кими племенами были в других сферах, умножая профессиональные занятия - в земледелии, скотоводстве, сооружении простейших изб (жилищ из бревен, но без фундамента), хотя землянки, юрты продолжали сохраняться. В V-IV вв. до н.э., т.е. намного раньше «шелкового пути», здесь появились «степные пути» караванной торговли. Они проходили от Центральной Азии до Персии, Причерноморья, от Урала до Иртыша, Алтая, Джунгарии. Создать безопасность караванов могли лишь скифы и близкие им племена. Торговля рождала кооперативные связи, нормы организации, создавая среду тех, кто руководил караванами, охранял их, кто приобретал товары. В последнем случае не всегда это была племенная знать, могли быть и зажиточные общинники, в чем убеждает персидский ковер из отнюдь не «царского» погребения в ущелье Пазырык.
Отмеченные средовые признаки в коэволюции разных племен позволяют говорить, что в 1 тысячелетии до н.э. в макрорегионе складывалось скифо-сибирское культурно-историческое единство - так эти процессы называют историки. Объединялись почти оседлые сообщества с отгонным скотоводством, более многоплеменные, прочные, нежели арийские; но государственного единства у них тоже еще не было. Помимо скифского монолитного ядра, здесь было немало культур или родственных с ним, или им опосредованных, или использующих выгоды его лидерства в макрорегионе, что рождало эффект мультипликатора - умножало число и формы средовых общностей. В основу скифского единства закладывались кооперативные связи, приемлемые нормы организации, ментально-психологическая и моральная комплиментарность (по Л.Н. Гумилеву). Ученые фиксируют, что с неолита и до раннего средневековья население Сибири, Центральной Азии было «относительно разнородным в пределах большого европеоидного ствола»1
Самоорганизация внутри скифского мира, его отношения и семантика на Урале, в Южной Сибири, Центральной Азии приобрели ярко выраженное своеобразие. Этот мир отличали установки на консолидацию, свободу, равноправие племен; он не нёс на себе следов эллинского влияния, как в Причерноморье. В азиатской части Скифии можно было выжить,
1 Балуева Т.С. и др. Указ. соч.
лишь усложняя оригинальные формы организации и упрочивая межплеменные связи. Стабилизатором служило межкультурное единство, а динамизирующим началом - средовое многообразие. Разные сообщества оставались здесь неприхотливыми, не снижали защитно-боевого духа, свободно проявляли коллективную волю, изобретательность, расширяли общие методы познания. Не случайно у скифов и близких им племен материальные блага не оседали в высших слоях^ не укоренялось рабство и бесправие женщин. Здесь долго оставались союзы племен раннегосударственного типа, общинная жизнь. Именно в Южной Сибири, в центре Азии культура скифов не слабела, не поглощалась, но менялась, проходя через поздние циклы эволюции, сохраняя термодинамическое равновесие со средой, оставаясь плодоносной; в ней вызревали черты, характерные для ранних тюрок, ибо в это время они жили на Алтае, были европеоидами, говорили на диалектах индоевропейских языков .
Культура скифов повсюду была открытой системой. На юго-востоке Европы она получала во многом иные цивилизаторские импульсы от эллинистических государств Средиземноморья, империй Ближнего Востока, а позже от набегов кельто-германских племен. Скифы вели изнурительные войны (с римлянами, персами, бастарнами, гуннами), что снижало их демографический потенциал, усиливая диссипативные процессы, рассеивающие культурную энергию. В то же время скифы осваивали городское и государственное строительство. Здесь их среда иначе структурировалась (царские скифы, скифы-пахари, скифы-воины и др.). Менялось их искусство, осваивая социальные образы и шлифуя передачу психологических деталей. В Европе скифская культура к IV-!! в. до н.э. ослабевает, копируя в Крыму формы античного искусства, чуждой государственности (наследственной монархии с аристократией). Она сближается хотя и с союзными, но не родственными культурами (сарматов-алан, гаплогруппа 03 и др.), поглощаясь иными народами. Но здесь же скифы подчиняют родственную чернолесскую культуру земледельцев (гапло-группа Р1а) по берегам Сейма, Южного Буга, Псёла, Северного Донца, становясь скифами-пахарями. Энтропийный вектор скифского развития переходит в начало культурогенеза восточных славян, которые свои скифо-арийские корни посте-
1 Буровский А. Арийская Сибирь, с. 151.
пенно обогащают долями угро-финских и южно-славянских компонентов.
Греческое влияние на скифское искусство нельзя судить строго, ибо скифы были столь талантливы, что превзошли учителей, в чем с новой силой проявилась их глубинная творческая одаренность. Освоив художественные приемы греков, скифские мастера с удивительной выразительностью отображали свой мир и соплеменников во время битвы, охоты, в конном походе, бытовых занятиях. В древнем искусстве скифы всегда узнаваемы: на протяжении веков они сохраняли традиционную одежду. Но создавая образы соплеменников, скифские мастера удивляют потомков не только творческим даром. Внимание российских археологов, проводивших в конце XIX в. раскопки в Крыму, привлекли изображения скифов на утвари из металла, воссоздавшие этно-типажи русских мужчин из низов. Археологов поражало (как и нынешних ценителей коллекций скифского золота), насколько точно лица скифов Причерноморья, их мимика, позы, стрижка волос и борода, части одежды (длинная рубаха, кафтан, онучи, кожаные сапоги летом или войлочные сапожки зимой) передавали фенотипические и культурные признаки «местных мужиков», что уже тогда оценивалось как аргумент прочности генотипа и культурной преемственности скифов и русских1.
Говоря о значимости самоорганизации скифского мира для будущего единства и многообразия российской культуры, сделаем еще один важный вывод. В течение многих веков скифам было под силу удерживать и обживать протогосу-дарственными способами огромный ареал сопредельной территории. Позже аналогичную интеграцию осуществляли, хотя в рамках краткого периода истории и с помощью государственных механизмов, лишь татаро-монголы (при этом мы абстрагируемся от завоеваний заморских колоний нациями Запада, носивших иной характер и цели). История свидетельствует: для ведущего крупного этно-племенного сообщества удержание единства сдвоенного материкового ареала было тяжелой ношей. Скифский мир подтверждает это ростом неупорядоченной, хаотической динамики. Пережив не один апогей расширения, он разламывается на сибирскую и восточноевропейскую части, которые какое-то время оставались
1 См.: Петухов Ю.Д., Васильева Н.И. Евразийская империя скифов. М., 2007, с. 210.
культурными средами. Но масштабная протяженность территории не позволяла скифам сохранять их единство; среды неотвратимо становились разными мирами по базовым признакам, что лишало их культуру термодинамического равновесия с внешней средой, т.е. вело к распаду.
Обобщая анализ базовых предпосылок, заложенных на Северной Евразии скифо-арийской культурой и определивших коэволюцию и самоорганизацию разных сообществ, скажем, что многие из этих предпосылок продолжали воспроизводиться потомками ариев и скифов - новыми народами в ходе этногенезов и общей жизнедеятельности. Народы жили в той же ландшафтно-климатической среде; межэтнические отношения и духовные ценности носили сбалансированный характер. Состав расовых популяций оставался типологически устойчивым, хотя в позднее Средневековье (с Х!!! в. н.э.) в структуре населения Южной Сибири, Центральной Азии менялось соотношение расовых и межрасовых компонент: падал удельный вес европеоидов, но росла доля уральской и южносибирской контактной европеоидно-монголоидной расы1. Обуславливая друг друга, предковые корни местных племен и современные факторы развития новых народов вели к тому, что потомки ядра коренных сообществ Северной Евразии даже в условиях разъединения и центробежных тенденций сохраняли «память формы» - предрасположенность к соседскому проживанию и продуктивным контактам друг с другом.
Продолжение следует
1 Балуева Т.С. и др. Указ. соч.
