CC BY
70
© 2007 г. Б.И. Буйло
КУЛЬТУРА РОССИИ В ФИЛОСОФИИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Актуальность обращения к теме культуры России в философии мыслителей русского зарубежья диктуется противоречивой динамикой развития отечественной культуры и связанной с этим необходимостью осознания собственной социокультурной идентичности современным российским обществом. Проблема философии культуры России как она ставилась и решалась в русском зарубежье по-прежнему остается дискуссионной и недостаточно изученной. Несмотря на ряд исследований, проделанных с начала 90-х гг. XX в., осмысление трудов русских философов фактически только началось на постсоветском пространстве.
В начале 20-х гг. XX в. в среде русской эмиграции зарождается социально-философское и политическое движение евразийства, которое формулирует собственную своеобразную концепцию культуры России. Учение евразийцев о культуре тесно связано с их пониманием соборной или симфонической личности. При этом индивидуальность человека состоит не в том, что он отделен от других индивидуумов или от целого, а в том, каким образом он выражает или реализует целое. Если нет целого, то нет и ничего индивидуального, есть просто единичный субъект. Но и целое возможно только через осуществление своих индивидуальных проявлений.
Целое, или высшее, таким образом является единством всего индивидуального. «Поэтому „соборное" -писал Л.П. Карсавин, - не отрицает и не ограничивает индивидуального, как его ограничивает и отрицает „коллективное", т.е. „собранное" или „сборное". Для бытия соборного целого необходимо как выражение его множества, т.е. сферы индивидуального бытия, -так и выражение его единства, т.е. взаимная согласованность индивидуумов... Единство индивидуумов вовсе не безличная сфера ценностей и не метафорический субъект. Тогда бы как индивидуум мог лично его выражать, быть личностью? Это единство - не меньшая, а большая, чем индивидуум, личность, однако лично осуществляющая себя только в свободных индивидуальных личностях и их согласовании» [1, с. 177]. Согласование множества субъектов, т.е. установление симфонии, в идеале дает нам всеединство.
Народ поэтому также не может быть простой суммой классов, сословий, социальных групп, он есть их симфоническое единство. Отсюда культура Евразии выступает соборным единством народных культур, распределенных во времени и пространстве евразийского континента. По отношению к Европе, как, впрочем, и Азии, Россия выступает самостоятельным культурным субъектом, синтезирующим достижения обоих центров мировых цивилизаций. Она представляет собой уникальный и особый мир. «Особый мир этот, - отмечали евразийцы в Формулировке 1927 г., -должно называть Евразией. Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сожительства, которые трудно дости-
жимы для них в отношении народов Европы и Азии» [2, с. 217]. Россия-Евразия становится рубежом противостояния гегемонизму Запада, порождая тем самым постоянную неприязнь к себе романо-герман-ского мира и его плохо скрываемое стремление к максимальному ослаблению России. Культура народов Евразии противостоит как ее европейскому, так и азиатскому вариантам.
Эта культура предполагает существование особого соборного субъекта, в качестве которого, как уже отмечалось, выступает евразийская нация. «Культура, -подчеркивали евразийцы, - не есть случайная совокупность разных элементов и не может быть таковой совокупностью. Культура - органическое и специфическое единство, живой организм. Она всегда предполагает существование осуществляющего себя в ней субъекта, особую симфоническую личность. И этот субъект культуры [культуро-личность], как всякая личность, рождается, развивается, умирает. Весь смысл и пафос наших утверждений сводится к тому, что мы осознаем и провозглашаем существование особой евразийско-русской культуры и особого ее субъекта, как симфонической личности» [3, с. 375376]. Евразийцы отмечали, что им стыдно за русских людей, которые о существовании собственной культуры узнают от немца Шпенглера.
Поскольку на протяжении последних столетий в России-Евразии господствовала чуждая ей европейская культура, евразийцы сходятся с большевиками в том, что ее необходимо разрушить, что в качестве новой культуры Евразии-СССР должна стать культура низов, поскольку она отражает глубинные традиции русского православия. Но именно поэтому они категорически не согласны были с тем, что в качестве этой культуры большевики создавали ее социалистический, т.е. атеистический, вариант. Атеистическая культура, по мнению евразийцев, возможна только в качестве лжекультуры.
Своего высшего развития культура, считали евразийцы, может достичь лишь в Русской православной церкви, которая выступает не только средоточием, но и целью развития всех народов Евразии. «Религиозное единство России-Евразии - в смысле специальной ее религиозной потенции и в смысле наибольшего осуществления этой потенции в православии русском, -отмечали евразийцы, - должно выразиться и как единая симфоническая культура, в коей руководящее положение принадлежит опять-таки культуре собственно русской. По существу религия создает и определяет культуру, и культура есть одно из проявлений религии, а не наоборот . Культурное единство, в свою очередь, сказывается и как единство этнологическое, этнология же культурного целого соответствует его географии. Выясняя ряды этих соответствий, можно защищать тезис, что, как религия создает культуру, так и культура - этнологический тип, а этнологический
тип выбирает или находит „свою" территорию и существенно по-своему ее преобразует» [3, с. 371-372].
Единство климатических и географических условий проживания народов Евразии объединило их в потенциально замкнутую целостность и позволило монголам в свое время создать империю. Но отсутствие у евразийских народов объединяющего их духовного начала привело в конечном итоге к распаду Орды. Византийское православие, развитое на русской почве, оказалось именно той духовной основой, кото -рая создала соборное единство всех народов Евразии. В результате реформ Петра и последующей европеизации России духовное единство ее народов было во многом разрушено.
Большевики предложили собственный, качественно отличный от всех прежних фактор, выступивший основой нового объединения народов Евразии. «В качестве такого объединяющего фактора, - подчеркивал Н.С. Трубецкой, - революция выдвинула осуществление известного социального идеала. СССР есть не просто группа отдельных республик, а группа республик социалистических, т.е. стремящихся осуществить один и тот же идеал социального строя, и именно эта общность идеала объединяет все эти республики в одно целое.
...И даже если со временем характер этого идеала изменится, все же самый принцип обязательной наличности общего идеала социальной справедливости и общей воленаправленности к этому идеалу должен продолжать лежать в основе государственности тех народов и областей, которые ныне объединены в СССР» [4, с. 496]. Однако в долговременной перспективе, по мнению Трубецкого, социалистический идеал не может быть основой объединения народов Евразии. Татарам или узбекам, для того чтобы строить социализм, совсем не обязательно быть вместе с русскими в составе одного государства.
Большевизм интуитивно уловил и отразил глубинное стремление народов Евразии к достойной и справедливой жизни. Но коммунисты, писал Н.С. Трубецкой, попытались «надеть на него чуждую ему красную маску марксизма, но маска эта искусственна и случайна. По существу, у нас в России и в Азии народный „большевизм" есть восстание не бедных против богатых, а презираемых против презирающих. И острие его направлено прежде всего против тех самодовольных европейцев, которые все неевропейское человечество рассматривают только как этнографический материал, как рабов, нужных лишь для того, чтобы поставлять Европе сырье и покупать европейские товары» [5, с. 552].
Из приведенного высказывания видно, что князь Н. С. Трубецкой, как и большинство евразийцев, разделяет понятия «коммунизм» и «большевизм». Если первое для него является продуктом европейским и чужеродным по отношению к России, то второе может быть народным. Поэтому основную задачу для себя евразийцы видели в постепенном освобождении народов Евразии от чуждых им идей марксизма, путем их замены на евразийскую идеологию.
Известный русский философ Н. Бердяев, критически оценивая взгляды евразийцев на культуру, отмечал, что евразийцы вслед за Данилевским сделали
неверные выводы об отсутствии общечеловеческих основ культуры. В своих наиболее высоких и подлинных достижениях все национальные культуры универсальны и сверхнациональны. Евразийцев пленяет туранский элемент в русской культуре. Азиатское, татарское им намного ближе европейского, в том числе и славянского.
Московская Русь для евразийцев - это крещеное татарское царство. «Можно вполне согласиться с тем, - подчеркивал Н. Бердяев, - что татарское иго имело огромное, не только отрицательное, но и положительное значение в русской истории, что оно способствовало выработке в русском народе самостоятельного духовного типа, отличного от западного. Но это отнюдь не ведет еще к татарскому самосознанию, к подмене русской идеи идеей туранской» [6, с. 297]. Евразийцы не понимают, что русские остались именно русскими, а не татарами или туранцами благодаря русской вселенской христианской идеи, которая сформировала своеобразно-русский культурный тип человека.
В своем непринятии западной культуры евразийцы согласны объединиться с нехристианами Азии и Африки против христианского Запада, что является явным извращением православной традиции. При этом Бердяев специально отмечал, что в данном случае он имеет в виду чисто религиозный аспект, так как в плане критики империалистической политики западных государств он с евразийцами полностью согласен. Свое понимание специфики и своеобразия культуры России Бердяев раскрывал в книге «Судьба России», а также написанных уже в эмиграции «Русской идее» и других произведениях.
Россия, по его мнению, выступает своеобразным местом пересечения двух основных потоков мировой культуры - Востока и Запада. Она объединяет в себе оба эти мира, причудливым образом сочетая в русской душе восточное и западное начало.
Противостояние двух начал в традициях и характере русского народа во многом предопределило особенности и специфику его истории. Взятая эмпирически, она содержала в себе много такого, что отталкивало. Но постижение истории России с точки зрения ее роли и места в мировом культурно-историческом процессе раскрывает образ устремленной в будущее «святой Руси».
У русских людей издавна было предчувствие особой миссии России в мире. «Русская национальная мысль, - писал Н. Бердяев, - питалась чувством богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы, как Третьего Рима, через славянофильство - к Достоевскому, Владимиру Соловьеву и к современным неославянофилам. К идеям этого порядка прилипло много фальши и лжи, но отразилось в них и что-то подлинно народное, подлинно русское. Не может человек всю жизнь чувствовать какое-то особенное и великое призвание и остро сознавать его в период наибольшего духовного подъема, если человек этот ни к чему значительному не призван и не предназначен» [7, с. 226]. Этого не может быть и в истории народа.
Для западного человека Россия всегда была загадочным Востоком, то отталкивающим своим варварством, то притягивающим своей таинственностью.
Это был Восток, который территориально граничил с Западом, поэтому его военно-политическое присутствие в Европе ощущали постоянно. Как государство Россия уже давно признается всеми в качестве великой державы, но ее культурное влияние на Запад ничтожно. Даже имеющие мировое признание деятели русской культуры воспринимаются там не как часть западного духовного мира, а в основном как явление восточной экзотики.
России необходимо выйти за рамки этого духовного провинциализма, иначе она никогда не займет подобающего ей положения в мире и не сможет играть ведущую роль в решении поставленных перед человечеством мировых задач. «Но осуществление мировых задач России, - отмечал Н. Бердяев, - не может быть предоставлено произволу стихийных сил истории. Необходимы творческие усилия национального разума и национальной воли. И если народы Запада принуждены будут, наконец, увидеть единственный лик России и признать ее призвание, то остается все еще неясным, сознаем ли мы сами, что есть Россия и к чему она призвана? Для нас самих Россия остается неразгаданной тайной» [7, с. 227-228]. На всем протяжении российской истории ее мыслители пытались приблизиться к разгадке этой тайны.
Они стремились раскрыть истоки культурного своеобразия России, изучить специфику ее традиций. Коллективизм, общинность и соборность были специфическими чертами культуры русского человека. Национализм в том виде, как он существовал в странах Западной Европы, у русского народа до начала ХХ в. практически отсутствовал. Национальное самодовольство и самоуверенность никогда не были характерны для русских людей.
Простой русский человек всегда относился к шовинизму и национализму как явлениям привнесенным и иноземным. «Русские, - писал Н. Бердяев, - почти стыдятся того, что они русские; им чужда национальная гордость и часто даже - увы! - чуждо национальное достоинство» [7, с. 232]. В природе русского человека была готовность к самопожертвованию, к бескорыстной помощи другим, что в целом не было свойственно представителям западных народов.
Русская интеллигенция всегда придерживалась «сверхнациональных» идеалов, национализм воспринимался ею как отвратительное и неприемлемое явление. «И как ни поверхностны, - отмечал Н. Бердяев, -как ни банальны были космополитические доктрины интеллигенции, в них все-таки хоть искаженно, но отражался сверхнациональный, всечеловеческий дух русского народа. Интеллигенты-отщепенцы в известном смысле были более национальны, чем наши буржуазные националисты, по выражению лица своего похожие на буржуазных националистов всех стран» [7, с. 232]. В доктринах русской интеллигенции отражалась смутная вера в то, что подлинный дух России - это вселенский дух.
Универсализм и сверхнационализм были существенными чертами сознания русского народа. Современный национализм в России явился следствием ее европеизации. В Западной Европе практически каждая нация имела склонность к самовозвеличению и приданию себе центрального значения. Это в опреде-
ленной степени было следствием стремления к сохранению собственной самобытной культуры в условиях постоянных процессов взаимопроникновения и влияния национальных культур.
Однако и в культуре русского народа имели место глубоко националистические черты, которые все же сильно отличались от проявлений национализма на Западе. «Обратной стороной русского смирения, - подчеркивал Н. Бердяев, - является необычайное русское самомнение. Самый смиренный и есть самый великий, самый могущественный, единственный призванный. „Русское" и есть праведное, доброе, истинное, божественное. Россия - „святая Русь". Россия грешна, но и в грехе своем она остается святой страной, - страной святых, живущих идеалами святости» [7, с. 233]. В сознании русского народа Россия становится не только самой христианской, но фактически единственной подлинно христианской страной. Поэтому появляется негативное отношение к католичеству и другим христианским конфессиям, догматы которых исповедовали в том числе и народы, входившие в состав России.
Все это приводило к тому, что «Россия, по духу своему призванная быть освободительницей народов, -писал Н. Бердяев, - слишком часто бывала угнетательницей, и потому она вызывает к себе вражду и подозрительность, которые мы теперь должны еще победить» [7, с. 233]. В России осуществилась национализация церкви, в связи с чем церковный национализм становится характерно русским явлением. Русифицированного православия придерживались не только старообрядцы, но и господствующая православная церковь. Это приводило к тому, что христианская духовная близость воспринималась через призму национального или этнического родства. Такое понимание христианства искажало его природу и подрывало устои веры.
Если на Западе большая часть населения относилась к буржуазности как к добродетели, к ней здесь стремились, ради нее часто жертвовали всем, то в России даже в самой буржуазной среде к ней преобладало критическое отношение. В глубине души русский человек всегда негативно воспринимал мещанство и никогда его не идеализировал. «В русском народе, - писал Н. Бердяев, - поистине есть свобода духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства. Россия -страна бытовой свободы, неведомой передовым народам Запада, закрепощенным мещанскими нормами» [7, с. 236]. В России нет той давящей атмосферы мещанской семьи, которая преобладает на Западе.
Но, несмотря на наличие высокой степени бытовой свободы в России, личность в ней всегда была задавлена средой или коллективом. Конкретные представители даже господствующего дворянского сословия были лишены не только правосознания, но во многом и политического достоинства. За всех все решали: коллектив, власть и государство. Никто, в том числе и революционно настроенная интеллигенция, не проявляли потребности к самодеятельности или хотя бы активности, заимствуя в конечном итоге революционные учения в Европе.
Запад также воспринимался пассивно, без какого-либо желания к творческой переработке. «Россия, -подчеркивал Н. Бердяев, - столь своеобразная, столь
необычайного духа страна, постоянно находилась в сервилистическом отношении к Западной Европе. Она не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что для нас спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала культуру» [7, с. 239]. Крайности в отношении к Западу стали характерной чертой русского самосознания.
В культуре России причудливо переплелись элементы восточных и западных цивилизаций, но ее историю нельзя рассматривать просто как продолжение исторических традиций Запада и Востока. Она имеет свою духовную уникальность и глубину, не позволяющую ее свести ни к одному из двух основных «потоков» мировой истории. «Для русской истории, -писал Н. Бердяев, - характерна прерывность. В противоположность мнению славянофилов, она менее всего органична» [8, с. 45]. Бердяев выступает против утвердившегося на Западе представления о том, что еще недавно Россия была полуварварской страной. Он подчеркивает, что уже в Киевской Руси появляется культура более высокая, чем та, что была в то время в Западной Европе. Сегодня с этим в принципе согласны и многие известные ученые на Западе [9].
В русской народной культуре преобладает любовь к оргиям, пляскам и хоровым песням, которая нашла свое отражение в специфике исполнения православных культов и обрядов. «То, что называли у нас двоеверием, - писал Н. Бердяев, - соединение православной веры с языческой мифологией и народной поэзией, объясняет многие противоречия в русском народе. В русской стихии всегда сохранялся и сохраняется и доныне дионисический экстатический элемент» [8, с. 47]. В русском православии намного сильнее, чем на Западе в католичестве или протестантизме, ощущается влияние природно-языческой стихии. Русский человек органически сочетал в себе православный аскетизм с его отрешенностью от мира земного и природную, первобытную тягу к разгулу, анархии, бегству от власти и разбою.
Противоречия и противоположности развития можно обнаружить в культуре многих народов, но в России они доходят до высшей степени поляризации. Причины этого явления во многом связаны с двойственной природой культуры русского человека. В нем органически уживаются два полюса мировой культуры: Восток и Запад. Поэтому излечиться от крайностей Россия может, лишь соединив в себе оба эти начала, сделав их сторонами своей внутренней, имманентной сущности.
Восток и Запад должны стать Россией, и Россия должна окончательно утвердиться Европой и Азией. В этом состоит ее мировое призвание. Духовно объединиться, обрести себя в качестве органической целостности Россия может, лишь соединив в единое целое весь мир. «И Россия, - писал Н. Бердяев, - занимающая место посредника между Востоком и Западом, призвана сыграть великую роль в приведении человечества к единству» [7, с. 242]. В связи с этим расчленение России по национальному или территориаль-
Южный федеральный университет
ному признаку приведет в конечном итоге к еще большему разделению самого мира.
Ни одно государство или народ, кроме России, не могут столь органично сочетать в себе культуру Запада и Востока. В России, благодаря ее истории и географическому положению, сложилась своеобразная евразийская культура, соединившая в единое целое духовные традиции Европы и Азии. Поэтому попытка переориентации России только на Запад, как, впрочем, и на Восток, в перспективе нанесет непоправимый вред как культуре и традициям русского народа, так и культуре народов самого Запада. Это необходимо специально отметить, поскольку в условиях сложившегося с начала 90-х гг. ХХ в. однополярного мира резко усиливается процесс моральной и духовной деградации Запада. Для последнего все в большей степени становятся характерными чувства самоуверенности и самодовольства, высокомерного и пренебрежительного отношения к другим народам и странам. Восток и Россия стали восприниматься многими представителями элиты западного общества в лучшем случае как окраины современной цивилизации, поставляющие ей сырьевые и людские ресурсы, в худшем - как препятствие для ее развития.
Уровень цивилизованности народа и в целом государства определяется на Западе наличием в нем приверженности к рыночным отношениям и либеральным ценностям. Вместо взаимодействия различных типов культур осуществляются попытки распространения и насаждения западных форм хозяйствования и политической жизни на весь остальной мир. Любые отступления от принятых там стереотипов и критериев оценки воспринимаются как угроза всему цивилизованному сообществу, что создает реальную опасность для человечества. В связи с этим особую значимость приобретают предостережения Бердяева о неизбежных негативных последствиях «вестернизации» России не только для нее, но и для самого Запада.
Литература
1. Карсавин Л.П. Основы политики // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993.
2. Евразийство (Формулировка 1927 г.) // Там же.
3. Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992.
4. Трубецкой Н.С. Общеевразийский национализм // Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 1999.
5. Трубецкой Н.С. Предисловие к книге Г. Уэльса «Россия во мгле» // Там же. С. 543-552.
6. Бердяев Н.А. Евразийцы // Россия между Европой и Азией...
7. Бердяев Н.А. Судьба России // Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли Х1Х века и начала ХХ века. Судьба России. М.,1997.
8. Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли Х1Х века и начала ХХ века // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990.
9. Copleston F. Philosophy in Russia: From Herzen to Lenin and Berdyaev. Paris, 1986.
14 марта 2007 г.
