CC BY
64
УДК 81'271: 81'42
КУЛЬТУРА РЕЧИ КАК ЦЕННОСТЬ И РЕЧЕВАЯ КУЛЬТУРА КАК ДАННОСТЬ.
ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД
Хазагеров Георгий Георгиевич,
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка Южный федеральный университет (г. Ростов-на-Дону)
В статье постулируется идея о необходимости расширения терминологического аппарата современной культуры речи за счёт введения в него категорий экологии, в частности, понятия «экологическое мышление», которое должно стать обязательной частью не только культуры речи, но и других речеведческих дисциплин. В связи с экологическим подходом к проблемам культуры речи и эффективного речевого общения рассматривается соотношение функциональной неграмотности и «коммуникативного варвара». Особое внимание обращается на контркультурный и контрпродуктивный для коммуникации риторический идеал, основу которого составляют крайний монологизм, желание доминировать, не считаться с собеседником, не соотносить своё поведение с ценностями культуры. Утверждается, что заметным проявлением деструктивности контркультурного риторического идеала стала функциональная неграмотность, а именно глухота к собеседнику, которая объективно ведёт к коммуникативной деградации, непониманию чужих текстов. Резюмируется, что пропаганда экологического мышления является едва ли не единственным действенным инструментом формирования культуры речи.
Ключевые слова: культура речи, речевая культура, экология, идеальная коммуникация, коммуникативный идеал, коммуникативная деградация, функциональная неграмотность, «коммуникативный варвар», риторическое воспитание, экологическое мышление, экологическое воспитание.
CULTURE OF SPEECH AS A VALUE AND SPEECH CULTURE AS PHENOMENON:
ECOLOGICAL APPROACH
Khazagerov Georgiy Georgievich,
Ph.D., Doctor ofPhilology, Professor, Head of the Russian Language Department
Southern Federal University (Rostov-on-Don)
The article postulates an idea of the need to expand the terminological apparatus of the modern speech culture by introducing ecology categories, in particular, the concept of "ecological thinking", which should become an obligatory part of speech culture, as well as of other speech disciplines. The author considers issues of speech culture and effective verbal communication, correlation of functional illiteracy and "communicative barbarian " in connection with the ecological approach. Particular attention is paid to the counter-cultural and counterproductive rhetorical ideal for communication. Its basis is extreme monologism, the desire to dominate, not to reckon with the interlocutor, not to correlate one's behavior with cultural values. It is alleged that functional illiteracy, namely deafness to the interlocutor has become a noticeable manifestation of the countercultural rhetorical ideal, which objectively leads to communicative degradation, misunderstanding of other people's texts. It is summarized that the promotion of environmental thinking is almost the only effective tool for the formation of the culture of speech.
Key words: culture of speech, speech culture, ecology, ideal communication, communicative ideal, communicative degradation, functional illiteracy, "communicative barbarian ", rhetorical education, environmental thinking, environmental education.
Идеальная коммуникация и коммуникативный идеал. Коммуникативный, или риторический, идеал - это система ценностей, определяемая этическими, эстетическими, идеологическими, политическими, религиозными и другими предпочтениями. Это аксиологическая сторона дела. Но есть ещё и функцио-
нальная сторона. Это то, насколько успешно работает сама коммуникативная система при данном риторическом идеале. Вот квинтэссенция функционализма: «Язык - это система целесообразных выразительных средств, достоинство которой можно измерить лишь тем, как он справляется с поставленной перед ним за-
дачей» [1, с. 378]. Ясно, что не каждый идеал способствует идеальному функционированию. В предельных случаях идеал может быть охарактеризован как продуктивный или как контрпродуктивный для коммуникативной системы. Во всех случаях при экологическом подходе к языку следует искать баланс между господствующим идеалом (идеалами) и функцией.
Вспомним, что научное представление о языковой норме сложилось в Пражском лингвистическом кружке, где в кодифицированной норме видели способ достичь идеального состояния общения [2]. Литературный язык, как его понимал Пражский лингвистический кружок, идеален в отношении функционирования, так как он обеспечивает возможность отражать все нюансы мысли и стиля, различая их с помощью разветвлённой, признанной и кодифицированной системы синонимов. В этом и заключался пражский функционализм. Точно так же функциональная стилистика потому и называется функциональной, что исходит из идеальной, то есть оптимальной стратификации единиц языка по стилям. Коммуникативная норма, отражённая в постулатах речевого общения, вроде высказанных Г. Грайсом [3], также функциональна в том смысле, что способствует оптимизации общения. Все три нормы - языковая, стилевая и коммуникативная - идеальны не в том смысле, что за ними стоит ценностный идеал, а в том, что они функциональны, удобны в использовании.
Более того, языковая норма даже противоречит аксиологическому подходу. Ведь консерваторы консервативны, а новаторы склонны к инновациям потому, что таковы их идеалы, а не потому, что, следуя им, станет удобно общаться. Иное дело, что они нередко ссылаются на удобство общения, но это обычно выглядит неубедительно. Консерваторы и новаторы прежде всего отстаивают свои ценности: политические, идеологические, этические и
эстетические. Именно против этого была заострена теория языковой нормы, которая началась с критики функционально необоснованного консерватизма.
В то же время ни пуризм, ни новаторство никогда не сдавали своих позиций, хотя функционально обоснованная теория нормы получила своё кристальное изложение почти сто лет назад. Коммуникативный идеал и идеальная коммуникация - разные вещи.
Высказав эти общие положения как пролог к экологическому подходу, обратимся теперь к тому, как же описывается сам риторический идеал. Здесь хочется подчеркнуть, что у нас нет оснований утверждать, что в обществе доминирует один и притом высокий коммуникативный идеал, а прочее - лишь досадные сбои, скорее неумение, «коммуникативное просторечие», чем наличие других идеалов. Такое комплиментарное представление не отвечает реальности и мешает выстроить правильную стратегию защиты речевой культуры.
Формулируя риторический идеал, трудно удержаться от утопических представлений об обществе, социальной группе или целой нации. Трудно удержаться от комплиментарной трактовки риторического идеала ещё и потому, что речь ведь идёт именно об идеале, и настоящее не обязано ему строго соответствовать. Вопрос, однако, в тенденции и в расстановке сил, отстаивающих тот или иной идеал.
Примером комплиментарной трактовки национального риторического идеала, с нашей точки зрения, является достаточно распространённая теория «русского Сократа», наиболее последовательно развитая в работах А. К. Михальской [4]. Суть теории в том, что древнерусское красноречие унаследовало античный идеал Платона, заключающийся в не-конфронтационном речевом поведении, кротости, миролюбии и диалогизме. В противоположность этому американская риторика, названная горгианской, так как она, согласно теории, восходит к софисту Горгию, напротив,
конфликтна, не диалогична и манипулятивна. У «нас» - хороший идеал, у «них» - плохой.
Как человек, изучавший риторику, мы не можем не увидеть здесь противоречий: во-первых, Платон не лелеял риторических идеалов, а противопоставлял риторике сократические диалоги, участники которых превращались в вымышленных персонажей, и весь вымышленный диалог протекал так, как хотел Платон. Во-вторых, древнерусское красноречие действительно не было конфронтацион-ным, но по той простой причине, что было всецело эпидейктическим [5, с. 71 и др.], в связи с чем оно изобиловало именно горгиански-ми фигурами, такими, как омойотелевтон, изоколон и антитеза [6, с. 105 и след.]. Вспомним, что Горгий - признанный основоположник торжественного красноречия. Там, где эпи-дейктичность кончалась, конфронтация была неизбежной, как, скажем, в русской журнальной полемике. В-третьих, в Америке, где существует развитая традиция судебных речей, вполне понятно, рассчитанная на полемику и не изобилующая приёмами, которые мы находим у софиста Горгия, имеет место живой диалог между сторонами, так как последние не обладают возможностью выступать с позиции силы и вынуждены противостоять друг другу словесно (в чём и смысл риторики). Таким образом, монолог в «Сократе» объявляется высшим идеалом диалога, так как за образец взята эпидейктическая риторика - проповедь, меньше всего похожая на диалог. Диалог же считается монологом на том основании, что в нём сталкиваются противоположные точки зрения («монологи»).
Реальные коммуникативные привычки в постсоветской России не имеют отношения ни к Риму, ни к Греции, ни к Америке, ни к Европе, а связаны напрямую с беспрецедентной экспансией советского эпидейктизма в форме агитации и пропаганды [7], обращённого либо к единомышленникам, либо к людям с кляпом во рту. С этими «традициями» надо так или
иначе порывать, а не оправдывать их. Русская риторика в лучшие годы своей жизни не соответствовала подобным «идеалам», она умела обсуждать острые предметы, что порой выливалось в жаркие споры, но она не затыкала рты для того, чтобы затем кротко и без помех освещать «бесспорные» истины. Безусловно, наиболее сильные стороны русской полемической традиции надо отыскивать в девятнадцатом веке, в пореформенном судебном красноречии, в становлении академической риторики, в великой русской литературе и литературной критике.
Взвешенную позицию в отношении риторического идеала заявляет А. П. Сковородников, считающий, что ментальные представления об идеальном риторе могут быть выявлены опытным путём, а не априори. Это, кстати, даёт мостик для перехода от ценности к функции: ментальные представления, составляющие национальный риторический идеал, могут быть выявлены и изучены эмпирическим путём, в результате чего риторический идеал может быть использован в качестве «инструмента» эффективной речевой деятельности [8, с. 31]. С этим трудно не согласиться.
Что же дают нам эмпирические наблюдения?
Функциональная неграмотность и идеал «коммуникативного варвара». Проблема культивирования коммуникативного пространства неизбежно упирается в то, как сами говорящие смотрят на процесс языкового общения. Если в определённых слоях населения языковая норма как таковая не имеет никакой ценности, то всякая попытка спасти норму с помощью её либерализации обречена на провал: мы «разрешили» говорить «моё кофе» людям, которые у нас разрешения не спрашивали. Нам кажется, что мы просто пошли вслед за узусом, что является нормальным и привычным процессом, а на самом деле мы вторглись на территорию с другой, нежели у нас, системой коммуникативных ценностей. Об
этой системе ценностей стоит поговорить отдельно, так как её следствием стало такое серьёзное явление, как функциональная неграмотность, которую президент Ассоциации школьных библиотек России Татьяна Жукова называет чумой двадцать первого века [9].
Функциональная неграмотность - это неумение понять текст при умении читать и неумение создать текст при умении писать1. Причины этого явления нетрудно обнаружить в растущем равнодушии к культурному наследию, в частности к чтению. Иногда это не просто равнодушие, но демонстративное пренебрежение к культуре речи и к речи культурных людей [10]. По-видимому, это одно из проявлений того «восстания масс», о котором говорил на заре массового общества проницательный испанский журналист Хосе Ортега-и-Гассет [11].
В сегодняшней коммуникативной реальности значительно распространился некий «неидеальный» идеал. Он не неидеален в том смысле, что пренебрежение ценностями культурной речи, граничащее с вандализмом, не функционально, оно ведёт к функциональной неграмотности, сбоям в общении, созданию конфликтных ситуаций. Мы не обсуждаем сейчас, каков удельный вес такого идеала в обществе. Это непросто установить. Наша задача сейчас - лишь описать этот узнаваемый идеал, дать его качественную, а не количественную характеристику, показать его мотивацию, обнаружить в нём именно идеал, а не коммуникативное недоразумение.
Нам кажется, что упомянутый контрпродуктивный идеал описывается двумя ключевыми словами, постоянно вертящимися на языке носителей этого идеала: «круто» и «не заморачиваться». «Круто» - это когда ты мо-
1 Такое определение даёт Википедия, добавляя, что это выливается в непонимание инструкций и неумение находить нужную информацию. В англоязычной Википедии даётся следующее определение: Functional illiteracy is reading and writing skills that are inadequate "to manage daily living and employment tasks that require reading skills beyond a basic level". Ссылка даётся на: Schlechty, Phillip C. "Shaking Up the Schoolhouse: How to Support and Sustain Educational Innovation" (есть pdf).
жешь не считаться со своим собеседником. Ты авторитарен, ты доминируешь, ты подавляешь. Ты вовсе не нуждаешься в речевом этикете и коммуникативных максимах. Пусть они подстраиваются под тебя! Ты крут!
Примерно такой идеал речевого поведения не только легко обнаруживается в многочисленных интернет-постах и ток-шоу, но ещё и тиражируется на риторических тренингах. Самый успешный из тренеров Радислав Гандапас рекомендует тренируемым позицию альфа-самца. Не гибкое считывание интересов партнёра и поиск компромисса, а жёсткое доминирование - таков реальный идеал без ссылки на Сократа и Платона, предлагаемый успешным тренером. «Самцы» не соблюдают постулатов речевого общения, вежливость - удел робких «самок». Разумеется, не один Р. Гандапас почувствовал конъюнктуру. На это же ориентированы «жёсткие переговоры» журналиста Владимира Соловьёва, демонстрирующего свои идеалы на практике, и многие рекомендации так называемой «чёрной риторики» [12]. «Круто» - это идеал ритора-супермена, это асоциальное поведение во плоти. Смешно было бы запрещать такому человеку употреблять обсценную лексику, перебивать собеседника или нарушать нормы орфографии и пунктуации. Это означало бы попросить его не быть собой. Уступить он может только общественным санкциям или пересмотрев свой идеал, найдя другой идеал более привлекательным.
Вторая сторона этого коммуникативного идеала - «не заморачиваться», то есть не считаться с реальностью, не проявлять «излишнего» беспокойства по поводу самых разных проблем, в частности, собственного невежества. Это проблема скорее когнитивная, чем коммуникативная, но она имеет коммуникативную проекцию. В своё время Максим Кронгауз (Кронгауз, 2008) в своей известной книге описал стратегию сознательного недопонимания происходящего [13]. Такое поведение вписывается в принцип экономии, кото-
рый традиционно многими авторами приписывается языку и который, однако, игнорирует феномен поэзии, экспрессии, а при последовательном проведении в жизнь - всей человеческой культуры вообще со свойственной ей избыточностью. Расширение принципа экономии языка и мышления опирается на развитие всевозможных гаджетов и социальных технологий, упрощающих (но до известного предела) нашу жизнь. Например, лёгкий доступ к любой информации и возможность получения её в облегчённой для усвоения форме создаёт впечатление об избыточности серьёзного образования. Если мне что-то потребуется, мне это расскажут, покажут картинки, развлекут, приведут забавные примеры. Зачем же преждевременно «включать мозг»? То, что это делает человека некреативным варваром с чудовищной ментальной картой в руках, из внимания ускользает.
Варварский идеал обладает для многих определённой привлекательностью, даёт ложное ощущение силы, легитимизирует лень. В то же время идеал высокой культуры не находит поддержки в том, что его поборники занимают высокие места в обществе и пользуются всеобщим уважением. В такой ситуации трудно поверить в то, что объединённые силы преподавателей культуры речи способны сокрушить идеал варвара. Мало что может сделать, по крайней мере на данном этапе, и активная языковая политика. Ахиллесова пята варвара в другом и называется она дезадаптацией. Функциональная неграмотность - неспособность понять или создать текст - только первое проявление коммуникативной дезадаптации, проистекающей из идеала «круто и «не заморачиваться».
Риторическое воспитание. Античная риторика не была тайным искусством, обучающим одного говорящего как осилить другого с помощью скрытых приёмов. Не скрывала она и своих риторических идеалов, заставляя лишь догадываться о них. Она прямо их декларировала. Она была социальной практикой, разви-
вавшей учение о достоинствах речи, что не равно современным представлениям о коммуникативных качествах речи. Эта риторика занималась вопросами воспитания оратора. Можно даже сказать, что она была растворена в воспитании и образовании, и это её свойство спустя века оценили и сумели использовать гуманисты Возрождения.
Нет сомнения в том, что античная речевая культура, не располагавшая механизмами языкового принуждения, не имевшая академических словарей и современных теорий общения, держалась исключительно риторикой. Но что же такого особенного было в этой риторике, оставившей нам в наследство огромное количество плохо упорядоченных номинаций, на которые не устают жаловаться и студенты, и профессора? Трудно поверить в социальную мощь риторики, обладавшей таким запутанным терминологическим аппаратом. Но факты говорят в пользу этой мощи.
Разгадка видится в том, что риторика была первой теорией и практикой, сумевшей, хотя и не сразу, посмотреть на общение с экологической точки зрения. Разумеется, риторика не пользовалась такими понятиями, как гомео-стаз, адаптивная система, положительная и отрицательная обратная связь и т. п., которыми, впрочем, не пользуется до сих пор и экологическая лингвистика. Но классическая риторика пользовалась метафорой культивирования поля и в этом смысле была настоящей культурой речи. Она выпалывала ростки языкового варварства и насаждала ростки языковой цивилизации. А действовала она довольно просто: коллекционировала удачные и неудачные речевые прецеденты, давая им названия, откуда и обилие терминов. Затем она предлагала свои коллекции говорящим не в качестве прескрипций, а в качестве опций, в качестве инструментов, которыми при желании можно было пользоваться.
Показательно сравнить в этом смысле риторику с нормативными прескрипциями. «Ко-
дификация норм литературного языка и исчерпывающее описание его средств дают возможность языковедам познать эти средства, а всем прочим использовать их» [14, с. 338-339]. Хотя риторика не имела кодифицированной нормы и никакие риторические трактаты, включая и трактат Квинтилиана, не могут быть рассмотрены как нормативные, риторика тоже давала в руки исследователям и практикам свои инструменты, даже если риторические описания всякому, кто с ними знаком, не покажутся исчерпывающими.
Оратор, который использовал эти инструменты, повышал свои шансы убедить слушателя и одновременно развивал и совершенствовал язык, расширял горизонты языкового общения. Это было редкостное и органичное сочетание ближней (сиюминутные цели) и дальней (общее коммуникативное благо) прагматики говорящих. Практика нормирования, регламентирования речи возникла почти на полторы тысячи лет позже, а теория нормы с её кодификацией - на две тысячи.
Сегодня обучение риторике движется в диаметрально противоположном направлении: всё подчинено достижению мгновенного эффекта. Для современного студента риторический идеал ассоциируется прежде всего с людьми, стремящимися к успеху и добивающимися своих целей [15]. На это настроены и тренинги, где цель оправдывает средства, да и вузовская риторика не уходит далеко от этого, так как в понятие «эффективность» не входит дальняя прагматика. Последняя выводится из гипотетически присутствующего в нашем сознании возвышенного риторического идеала и тем самым предшествует языковому воспитанию. В вузовском учебнике по культуре речи сказано: «.. .речевая этика -это правила должного речевого поведения, основанные на нормах морали, национально культурных традициях» [16, с. 90]. Это категорический императив, не выводимый из потребностей говорящих, - что критично - и во многих и многих случаях похожий на фикцию. По сути дела,
мы не занимаемся воспитанием языковой личности: мы либо заверяем её в том, что у неё уже есть прочные коммуникативные нормы, покоящиеся на благородных традициях, либо учим приёмам, повышающим эффективность речи вне всякой связи с этими нормами. Формирования риторического идеала в процессе преподавания речеведческих дисциплин не происходит.
У античной культуры, когда она была на подъёме, были в активе, с одной стороны, предостерегающий концепт варварства, с другой -вера в перспективность цивилизации, успехи которой она уже успела оценить. У нас вместо этого присутствует ощущение прочности цивилизации, возможно, ложное. У новых варваров оно поддерживается верой в гаджеты, а у людей культуры - верой в прочность культурного наследия. Ощущение хрупкости цивилизации в целом для большинства современных людей не характерно. Но у нас есть концепт экологии и всё, что с ним связано. Экологическое мышление набирает обороты.
Если многие и многие люди осознают опасность загрязнения пластиком и согласны отказываться от него, то такая же обеспокоенность в отношении языка и общения способна стать отправной точкой для формулирования новых ценностей общения. Уже упомянутая дважды коммуникативная неграмотность - достаточно убедительный аргумент. У нас есть и собственные варвары в качестве предостережения.
Экологическое воспитание. Экологическое мышление интересно тем, что оно оперирует категориями, которые не присутствуют в явном виде ни в метафоре возделываемого поля, культивированной речи (античность), ни в метафоре «отшлифованного языка» (функционализм). Оно открывает перспективу для новых, отвечающих времени риторических идеалов. Оно понятно современному человеку. Оно, как представляется, само способно сформировать систему коммуникативных ценностей, поддерживающих, а не разрушающих общение, потому что наглядно обосновывает их необходи-
мость. Логика здесь простая. Надо дать обучающимся понятие об общем коммуникативном благе и показать заинтересованность в нём даже в тех случаях - тем более в тех случаях! -когда ты кого-то в чём-то убеждаешь. Ты не должен хамить своему собеседнику не потому, что хочешь уподобиться мужу Рима или древнерусскому книжнику, а потому, что так ты его не убедишь, а, кроме того, само коммуникативное поле твоими стараниями придёт в такое состояние, что нормальное общение со временем станет невозможным. Это прекрасно понимают пользователи форумов - ограниченных коммуникативных пространств. Они стремятся избавить себя от деструкции не потому, что на том или ином форуме процвела особая духовность, а просто действуя по логике «себе дороже». Кроме того, учащемуся нетрудно объяснить, что варварская риторика, основанная на «крутизне», не ведёт его к личностному росту (очень понятный современному человеку концепт), а, в конечном счете, ведёт к деградации -к неспособности понять простой текст.
В аргументах у воспитателя недостатка не будет. А уже на этой базе можно показывать привлекательность защищаемой системы ценностей, ссылаясь на высокие прецеденты, не упуская, однако, случая показать, как дальняя прагматика работает на ближнюю. Но, чтобы экологическое мышление заработало, надо пойти дальше представления о среде и спасения редких языков, к чему главным образом сводится сегодня экологическая лингвистика. Ключевая категория, на которую стоит опираться, - адаптивная система, гомеостаз, стремящийся поддержать параметры своего существования в пределах, необходимых для выживания.
Функционализм был первым шагом к рассмотрению адаптивных систем, в отличие от систем в духе Ф. де Соссюра. Но это был только первый шаг. Критикуя языковых консерваторов, чешских Шишковых, пражские лингвисты предложили теорию нормы, ориенти-
рованную на удобства общения. Очевидно, однако, что такое удобство - лишь один из параметров существования живой системы национального общения. Постоянный возврат консервативного дискурса и обеспокоенность иностранными заимствованиями говорят о наличии другого параметра. Ведь консерваторы видят в этих словах угрозу национальной идентичности, а не просто трудные для понимания слова. Очевидно, речь должна идти о балансе - о балансе ценностных установок и практической пользы, о балансе ближней и дальней прагматики.
Выводы. Риторические идеалы не следует соотносить с идеальным состоянием коммуникации. С точки зрения идеальной коммуникации, они могут быть как конструктивными, так и деструктивными. При этом наблюдать эти идеалы лучше всего эмпирическим путём, а не провозглашая какой-то идеал, априорно присущий данному обществу. В обществе, очевидно, действуют различные идеалы.
Сегодня нельзя не обратить внимание на контркультурный риторический идеал, основу которого составляет крайний монологизм, желание доминировать и не считаться с собеседником, а также не соотносить своё поведение с ценностями культуры. Его можно назвать в его собственных выражениях «быть крутым» и «не заморачиваться». Этот идеал является контрпродуктивным для коммуникации. Заметным проявлением его деструктивности стала функциональная неграмотность: глухота к собеседнику объективно ведёт к коммуникативной деградации, непониманию чужих текстов.
Античная риторика не была набором приёмов, которым тренер обучал обывателей, чтобы они могли манипулировать мнением других обывателей. Античная риторика была растворена в теме воспитания оратора. Но она действовала в другом историческом контексте, что позволяло ей легко совместить частные интересы говорящего с общим коммуникативным благом.
Сегодня проблема воспитания языковой личности стоит остро. Обучающийся - а часто и учитель - не видит логической связи между культурой речи и эффективностью речи.
Нам кажется, что аппарат современной культуры речи должен быть расширен за счёт категорий экологии. В рамках экологического подхода связь общего коммуникативного блага и эффективности речи легко выводится из понятия адаптации.
Библиографический список
1. Матезиус, В. О необходимой стабильности литературного языка / В. Матезиус; пер. с чешского Г. В. Матвеевой // Пражский лингвистический кружок: сб. статей / сост., ред. и предисл Н. А. Кондрашова. - М., Прогресс, 1967. -560 с. - С. 348-386.
2. Едличка, А. О пражской теории литературного языка / А. О. Едличка; пер. с нем. Н. Н. Семенюк // Пражский университет. - 1987. - 326 с.
3. Грайс, Г. П. Логика речевого общения / Г. П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. XVI. - М.: Прогресс, 1985.- 500 с. - С. 217-237.
4. Михальская, А. К. Русский Сократ. Лекции по сравнительно-исторической риторике: учеб. пособие для студ. гуманит. фак-тов / А. К. Михальская. - М.: Изд. центр "Academia", 1996. - 192 с.
5. Ерёмин, И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы / И. П. Ерёмин. - 2 изд., доп. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. - 326 с.
6. Хазагеров, Г. Г. Введение в русскую филологию: учеб. пособие для студ. вузов / Г. Г. Хазагеров. - Екатеринбург: Деловая книга, 2000. - 205 с.
7. Хазагеров, Г. Г. Коммуникативная культура в свете противопоставления полемического и проповеднического начал / Г. Г. Хазагеров // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. - 2017. - Том 21. - № 2. - С. 348-361.
8. Сковородников, А. П. О содержании понятия «национальный риторический идеал» применительно к современной российской действительности / А. П. Сковородников // Теоретические и практические проблемы речевого общения: науч.-метод. бюллетень / Краснояр. гос. ун-т; под ред. А. П. Сковородникова. Вып. 5. - Красноярск - Ачинск, 1997. - 108 с. - С. 27-37.
9. Жукова, Т. Д. Функциональная неграмотность - чума XXI века / Т. Д. Жукова // Независимая газета. - 2006 г. - 10 марта.
10. Равилов, В. Функциональная неграмотность: причины и последствия / В. Равилов. - URL: https://good-tips.pro/index.php/publications/functional-illiteracy-causes-and-consequences (дата обращения: 17.08.2019).
11. Ортега-и-Гассет, Хосе. Восстание масс / Хосе Ортега-и-Гассет; пер. А. М. Гелескул. - М.: AST Publishers, 2016. - 256 с.
12. Бредемайер, Карстен. Чёрная риторика. Власть и магия слова / Карстен Бредемайер; пер. с нем. [Е. Жевага, И. Ульянова]. - М.: Альпина Паблишер, 2018. - 184 с.
13. Кронгауз, М. Русский язык на грани нервного срыва / М. Кронгауз. - М.: Языки славянских культур, 2008.- 145 с.
14. Гавранек, Б. Задачи литературного языка и его культура / Б. Гавранек; пер. с чешского А. Г. Широковой // Пражский лингвистический кружок: сб. статей; сост., ред. и предисл Н. А. Кондрашова. - М., Прогресс, 1967. - 560 с. - С. 338-375.
15. Кириллова, Н. Н. Риторический идеал с точки зрения современного студента / Н. Н. Кириллова // Вестник НГТУ им. Р. Е. Алексеева. Серия «Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии». - 2016. - № 3. - С. 39-45 - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ritoricheskiy-ideal-s-tochki-zreniya-sovremennogo-studenta (дата обращения: 17.08.2019).
16. Культура русской речи: учебник для вузов / под ред. проф. Л. К. Граудина и проф. Е. Н. Ширяева. - М.: Изд. группа НОРМА -ИНФА.М, 1999. - 560 с.
© Хазагеров Г. Г., 2019
Экологическое мышление должно стать обязательной частью речеведческих дисциплин. Пропаганда экологического мышления -это едва ли не единственный действенный инструмент культуры речи. Успокаивать себя имманентно присущими нам высокими идеалами речевой культуры - занятие небезопасное.
УДК 82-271:398.22(=571.513)
ВТОРОСТЕПЕННЫЕ ПЕРСОНАЖИ ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА ХАКАСОВ ПО ФУНКЦИОНАЛЬНОМУ ПРИЗНАКУ
Шулбаева Наталья Владимировна,
научный сотрудник сектора фольклора Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории (г. Абакан),
младший научный сотрудник Институт филологии Сибирского отделения Российской Академии наук (г. Новосибирск)
В статье рассматриваются образы помощников главных героев, которые широко распространены в героическом эпосе тюркских народов и являются общими. На основании анализа героических сказаний выявлена классификация второстепенных персонажей хакасского героического эпоса, которые подразделены на положительных (главных помощников героя в эпосе хакасов) и нейтральных. В группе положительных персонажей по их характерным чертам выделены образы побратимов, помогающих главным героям в сражениях и приходящих им на помощь в критические моменты, и образы седоков (наездников), участвующих вместо героев в
83
