Научная статья на тему '«Культура» как превращение знаков - «Вэньхуа»'

«Культура» как превращение знаков - «Вэньхуа» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
593
149
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Мартыненко Н. П.

The article is devoted to the discussion of the problem of such form of activity specific for a man as active use of signs, symbols and drawings. The author involves wide ethnographical, culturological and linguistic materials in order to show that this kind of activity can be observed in any people community both in the most primitive cultures and in industrial cultures.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

«CULTURE» AS A TRANSFORMATION OF SIGNS - «VENHUA»

The article is devoted to the discussion of the problem of such form of activity specific for a man as active use of signs, symbols and drawings. The author involves wide ethnographical, culturological and linguistic materials in order to show that this kind of activity can be observed in any people community both in the most primitive cultures and in industrial cultures.

Текст научной работы на тему ««Культура» как превращение знаков - «Вэньхуа»»

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2006. № 3

ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ

Н.П. Мартыненко

«КУЛЬТУРА» КАК ПРЕВРАЩЕНИЕ ЗНАКОВ -

«ВЭНЬХУА»

Проблема определения понятия «культура» имеет отношение ко многим вопросам, касающимся человека и общества. И мысли, и слова существуют в культурно-историческом контексте. Культура является основным содержанием жизни человеческого сообщества в целом и каждого человека в частности, существование которых протекает в рамках культурно обусловленных форм жизнедеятельности. Это в достаточной мере иллюстрирует важность проблемы определения понятия «культура». Определение данного понятия давалось многими учеными на протяжении долгого времени. Однако, несмотря на длительные теоретические дебаты, огромное накопленное знание и выдвижение большого количества объяснительных моделей, трудно назвать какое-либо единое общепризнанное определение понятия «культура».

В связи с этой неопределенностью имеет смысл вновь обратиться к этой проблеме и сопоставить два соответствующих языжовык определения, существующих в двух крупнейших по количеству своих носителей цивилизациях: в европейской, или западной, и в китайской — единственной в мире цивилизации, сохранившей в качестве основного кода культурной трансляции иероглифическую письменность. Термин «культура» вошел в словарь понятий европейской цивилизации из латинского языка. В этимологии латинского слова «cultura» можно проследить исторически обусловленную взаимосвязь понятия «культура» с жизненным укладом народа, чью культуру можно отнести к земледельческому типу, доминантному для европейской цивилизации. Распространение понятия «культура» обусловлено тем, что на протяжении веков латинская культура в Европе воспринималась в качестве классического образца, а ее язык долгое время являлся средством культурного взаимообмена для широкой общности европейских народов.

Латинский язык много столетий был единственным письменным языком в Западной Европе. Первые надписи на немецком и английском языках датируются VIII веком, на французском языже — IX веком, на испанском, португальском и норвежском языках — XII веком, на итальянском, шведском, датском, венгерском и

чешском языках — XIII веком1. В латинском языке слово «cultura» обозначало: «возделывание», «обрабатывание», «уход»; «земледелие», «сельское хозяйство»; «воспитание», «образование», «развитие»; «поклонение», «почитание»2. Глагол «colo» использовался для обозначения практики земледельческих народов, перешедших к активному возделыванию почвы. В своем этимологическом значении, слово «cultura» изначально понималось скорее как «культивировать почву для выращивания растений» и бытовало в актуальном для общества как древних, так и современных земледельцев контексте. Например, слово «культиватор» продолжает существовать в русском языке и поныне для обозначения сельскохозяйственного орудия, предназначенного для рыхления поверхностного слоя обработанной почвы без оборачивания, предохраняя ее от засыхания и позволяя уничтожать сорняки.

Развитие уклада жизни общества земледельцев стало основой возникновения цивилизаций. Как писал Л.И. Мечников, вызревание древнейших крупных очагов цивилизаций происходило в бассейнах крупнейших рек: «Хуанхэ и Янцзы орошают местность, где возникла и выросла китайская цивилизация; индийская, или ведийская культура не выходила за пределы бассейнов Инда и Ганга; ассиро-вавилонская цивилизация зародилась на берегах Тигра и Евфрата — двух жизненных артерий Месопотамской долины; наконец, Древний Египет был, как утверждал еще Геродот, "даром" или "созданием" Нила. Речные цивилизации были изолированы друг от друга и поэтому сильно различались. По мере их распространения на побережья морей и тем более океанов они стали охватывать более широкий круг народов»3.

Богатые природные ресурсы в бассейнах великих рек и оптимальные климатические условия географического пояса примерно в границах между 20-м и 40-м градусами северной широты способствовали становлению здесь мощных центров развития земледелия. На базе развития оседлости и навыков земледелия происходило увеличение численности человеческих популяций и усложнение их внутренней структуры. По мере технологических достижений в земледелии и строительстве, развитии ремесел и торговли, происходило увеличение и усложнение общества. На этой основе складывались ранние центры развития государственности, характерными чертами которых стало строительство городов, появление бронзовой металлургии и использование письменности.

По этой причине латинское языковое определение понятия «культура» отражает определенную закономерность в истории развития культуры на этапе становления цивилизаций. Для ее характеристики указание на связь между земледелием и культурой земледельцев представляется вполне закономерным. Однако для

3 ВМУ, философии, № 3

культур «примитивных» народов земледельческий контекст является несущественным. Следовательно, сам термин «культура» в этом случае представляется в некотором роде условным, не соответствующим ее сути. В связи с этим актуален иной пример языкового обозначения понятия «культура», отражающего более универсальную дефиницию этого феномена. В качестве более универсальной характеристики человека и человеческого общества можно указать на такую специфическую для человека форму деятельности, как активное использование им знаков, символов и рисунков. Этот вид деятельности можно наблюдать в любом сообществе людей, как в наиболее примитивных, так и в индустриальных культурах.

Рассматривая знаково-символическое поведение человека в качестве его главной характеристики, чрезвычайно интересно отметить языковое определение понятия «культура» в китайском языке. Это определение значимо для обширного сино-иероглифи-ческого культурного ареала, в течение многих веков испытывавшего влияние китайской цивилизации. Важнейшим для определения понятия «культура» в китайском языке является понятие, обозначаемое иероглифом «вэнь». Этот иероглиф входит в китайские понятия, которые переводятся на русский язык и на другие европейские языки словом «культура», а в китайском языке обозначаются словосочетаниями (сочетанием иероглифов), включающими в себя «вэнь». Так, «вэньмин» (буквально — «свет/рассвет/прояснение вэнь»), в зависимости от контекста, переводится на русский язык словом «культура» или словом «цивилизация».

Словом «культура» на русский язык переводится и словосочетание «вэньхуа» (буквально — «превращения вэнь»). Например, «вэньхуабу» — «министерство культуры». «Вэньхуа» принимает также значение «образование». Понятие «вэньхуа» служит родовым определением и для археологических культур. Например, «Яншао вэньхуа» — археологическая культура Яншао, известная своей крашеной керамикой, чьи остатки обнаруживаются в среднем течении реки Хуанхэ, или «Лянчжу вэньхуа» — археологическая культура Лянчжу, известная своими нефритовыми изделия -ми, обнаруженная при раскопках остатков древних поселений в низовьях реки Янцзы (Чанцзян). Артефакты этих культур по-китайски называются «вэнь-у», что можно понимать в смысле «вещи — знаки». Эти артефакты являются основным знаком — признаком, основой систематики и изучения эволюции археологических культур.

Для понимания первоистоков, к которым возводятся культурные традиции в китайском языке, рассмотрим этимологию этого понятия. Она зафиксирована в древнейшей форме начертания иероглифа «вэнь», изображавшего человеческое тело, с нанесен-

ным на нем знаком. В этом древнейшем значении иероглиф «вэнь» означает татуировку или ритуальную раскраску на теле человека, что проявляется в таких его лексических значениях, как «смешение цветов; ритуальная раскраска, татуировка; украшение, узор»4. Этот комплекс значений сохранился в китайском языке вплоть до настоящего времени, попутно вобрав в себя и многие иные производные лексические значения, возникавшие по мере развития китайского общества и культуры. Сочетание знаков «вэньшэнь», где «шэнь» обозначает «тело», как имя существительное имеет значение «татуировка». В глагольном значении оно указывает на действие: «[наносить знак] вэнь [на] тело» или «татуировать»5. Подобное понимание «вэнь» восходит к архаическим способам культурной трансляции.

Подобного рода понимание иероглифа «вэнь» значимо для понимания классических древнекитайских текстов. Свидетельством этому может послужить диалог, зафиксированный в каноническом произведении конфуцианской образовательной традиции «Лунь юй»: «[Правитель царства Вэй] Цзи Цзычэнь сказал: в благородном муже главное его природные достоинства. К чему ему вэнь? [ученик Конфуция] Цзы Гун сказал [в ответ]: ...Вэнь выражает свойства природных достоинств, а природные достоинства отражаются в вэнь. [Ведь] выделанная [и лишенная шерсти] шкура тигра и леопарда подобна выделанной [и лишенной шерсти] шкуре собаки и барана»6. Данный контекст может послужить примером обыгрывания в тексте семантики, производной от этимологического значения иероглифа «вэнь».

В данном случае культурные атрибуты человека сравниваются с внешними атрибутами животного и «вэнь» человека рассматривается по аналогии с «вэнь» — раскраской шерсти животного. В китайском языке это естественное сравнение, поскольку «вэнь» используется и для обозначения пестроокрашенных животных, например «вэньбао» — это леопард. Это очевидно и в случае словоупотребления иероглифа «вэнь» для обозначения сортов фруктовых деревьев с яркими плодами, ярких видов рыб, узорных ракушек. Таким образом, «вэнь» рассматривается как органично присущее не только человеку, но и миру в целом. В данном контексте стоит отметить вхождение иероглифа «вэнь» в состав некоторых китайских терминов со значением — феноменов, явлений и отраслей знания: «тяньвэнь» — небесные явления или астрономия (также «тяньвэньсюэ или, буквально, «изучение вэнь неба»); «дивэнь» — земные явления или физика Земли; «шуй-вэнь» — гидрология7. Обозначение природных явлений термином «вэнь» указывает на их важность в качестве знаков, по которым человек может судить о том, что и как происходит в мире.

Знаком «вэнь» в китайской культуре обозначается также пиктографическая основа иероглифов — основной структурный и смысловой элемент китайской письменности. Древнейшие иероглифы представляли собой реалистичные, стилизованные или схематизированные изображения предметов. Сложносоставные иероглифы образовывались на основе изображений, которые находятся в особой смысловой связи между собой, выражая определенное понятие. В своих первоосновах эти знаки восходят к чрезвычайно древней мнемонической системе фиксации информации посредством рисунков. Истоки китайской письменности возводятся к первоначальным «вэнь», изобретение которых приписывается легендарным первопредкам китайской нации. Согласно наиболее распространенной версии легенд о возникновении китайской письменности, ее изобретателем является Цан-цзе (цзе также имеет произношение се), помощник легендарного основателя китайской цивилизации Хуан-ди. Подобные легенды засвидетельствованы в текстах V—III вв. до н.э. и последующих периодов8. Как гласит предание, Цан-цзе создавал первые знаки «вэнь», наблюдая очертания гор и морей, следы драконов и змей, птиц и зверей, а также тени, отбрасываемые предметами.

Иероглиф «вэнь» используется в китайском языке также для обозначения «литературы» и древнего литературного языка «вэньянь» — «языка вэнь», сохранившегося в виде языка корпуса классических текстов. Этот письменный язык «вэньянь» отражал нормы древнекитайского языка и использовался в качестве литературного языка вплоть до XX в., претерпевая в течение веков незначительные изменения. «Язык вэнь» — «вэньянь» несет в себе очень древние коннотации, свидетельством чему могут послужить архаические коннотации самого иероглифа «вэнь». Знаки китайской письменности обеспечивали передачу в первую очередь смысловой стороны сообщений, а не звучащей речи и образующих ее языковых единиц. По этой причине они использовались разными народами на территории Китая и Вьетнама, в Японии и Корее и долго служили средством межэтнического общения в странах Восточной Азии.

Китайская иероглифика заимствовалась часто параллельно с заимствованием и самого китайского языка, многие понятия которого поныне сохраняются в странах сино-иероглифического ареала. Так же, как в свое время философское наследие, зафиксированное в древнегреческих и латинских классических текстах, оказало огромное влияние на европейских мыслителей, китайские классические тексты оказали огромное влияние на мыслителей Дальнего Востока. В данном случае достаточно указать на наследие, традиционно приписываемое Конфуцию, его ученикам и последователям, которое до сих пор внимательно изучается в

Китае, Японии и Корее, Сингапуре и Вьетнаме. Независимость от действительного произношения означаемой лингвистической единицы дает иероглифической письменности также и вневременные качества. Еще в начале XX столетия иероглифическая письменность позволяла традиционно образованным людям читать древние изречения Конфуция и сочинять стихи по средневековым образцам.

При знании грамматики и семантики текст, написанный иероглифическим письмом, может быть понят независимо от того, когда был написан, а его знаки могут быть прочитаны любым удобным способом. Так, например, знаки древнекитайских классических текстов могут быть прочитаны с национальным чтением иероглифов, с любым диалектным чтением, с японским, корейским, вьетнамским чтением, независимо от того, как именно они читались в момент создания. Здесь можно провести аналогию с бытованием латинского и древнегреческого языков, которые долгое время являлись средством межкультурного обмена в ранне- и позднесредневековой Европе. Китайская иероглифическая письменность в настоящее время используется в Китайской Народной Республике, Тайване и Сингапуре, продолжая оставаться основным культурным кодом для очень многочисленной китайской нации, лидирующей по численности на Земле. Иероглифика не потеряла своего значения и в Японии, где была дополнена фонетической системой, разработанной некогда на основе скорописных начертаний китайских иероглифов.

Развитие древнекитайской иероглифической письменности осуществлялось посредством объединения простых знаков «вэнь» в один сложносоставной знак «цзы», и письменная традиция стала обозначаться также сочетанием иероглифов «вэньцзы», что означает как письменный текст, так и письменность в целом. Понятие «вэнь», обозначая знаки китайской письменности — «вэнь» или «вэньцзы», выступает в значении «знак». В этом значении оно используется и для обозначения знаков других культур. Исходя из вышеперечисленного комплекса значений иероглифа «вэнь» можно утверждать, что семантическое ядро его лексических значений сводится к понятию «знак» в широком толковании этого слова, «знак» в самом общем виде, будь это знак письменности, узор, орнамент, украшение, татуировка или любая другая форма знаковости того или иного искусственного или же природного объекта, вплоть до таких знаковых аспектов, которые выражаются в виде текстуры дерева — прожилок, узора или раскраски шерсти животных, как и знакового характера поведения человека в культурном контексте — его жестов, манер или стиля письма.

Знак является одним из наиболее важных компонентов культуры, а знаковый характер можно рассматривать в качестве ее

главного определения, ибо любая форма культуры для своей трансляции требует особых средств — знаков. Культуру в ее исторической динамике можно описывать как процесс превращения знаков, что и отражено в китайском языковом определении «вэньхуа». Это вполне закономерная взаимосвязь — знак и культура. «Вэнь» в своем этимологическом значении и понимании может послужить обозначением одного из наиболее ранних примеров зарождения и развития знаково-символических традиций не только в истории Китая, но и в истории мировой культуры. Поэтому китайское языковое определение понятия «культура» как «вэньхуа» — «превращение знаков» хорошо применимо для описания истории развития культуры, начиная с самого раннего этапа зарождения символических средств ее фиксации и трансляции и вплоть до настоящего времени. Развитие этой символической традиции происходило в определенном контексте, иллюстрацией к истории развития которого может послужить следующий комплекс лексических значений иероглифа «вэнь»: «обряд, обрядность; этикет, церемониал; знания; образование; культура, культурный».

В данном контексте можно утверждать, что обряд, этикет, церемониал выступают в качестве института образования и института трансляции знаний, синкретическое единство которых составляет собой культуру. На этой основе возникают обобщенные знаковые модели действительности — «резервуары коллективной памяти», воплощающиеся в визуальных системах представления информации, в звуке — в мифах и музыке, в жестах и поведении — в ритуалах, обрядах и т.д. Часто они функционируют в синкретическом контексте и объединяются в сложные комплексы знаково-символической деятельности, возникавшие в процессе обобщения жизненного опыта индивидуумов. Этот жизненный опыт фиксировался и транслировался из поколения в поколение и становился достоянием многих людей. Так развивались формы символического поведения, которые стали способами трансляции информации и объединения людей.

Зарождение символического поведения относится к самым ранним стадиям развития человеческого общества. Наиболее показательными с этой точки зрения являются находки охры9. Согласно этнографическим данным, охра часто применялась для раскраски тел. В связи с этим значимы и другие минеральные пигменты, но преобладающим в археологических отчетах является красный железняк, используемый для получения красителей красного цвета10. Согласно некоторым отдельным находкам на африканском континенте, первые свидетельства использования охры датируются периодом между 200 и 350 тыс. лет назад. В этом контексте фигурирует и ряд других значимых артефактов,

напоминающих антропоморфные фигуры или появление ритмичных насечек на камне, нарезок на кости и проч.11.

Все эти артефакты можно оценивать в качестве первых свидетельств зарождения символического поведения. Однако их единичность и фрагментарность затрудняют окончательные оценки точного времени их первого появления. Тем не менее накопленные современной наукой данные дают основание и для более определенных выводов. Данные современной палеоантропологии позволяют утверждать, что свидетельства знаково-символического поведения людей сопровождают самые первые находки костных останков человека современного анатомического типа — Хомо сапиенс сапиенс. Современная наука существенно продвинулась и в определении точного времени и локализации его появления.

Все большее количество палеоантропологических и генетических данных свидетельствует в пользу гипотезы о появлении Хомо сапиенс сапиенс в Африке12. Здесь с наибольшей полнотой представлены костные останки всех промежуточных видов, иллюстрирующих процесс морфологической трансформации и эволюции в направлении Хомо сапиенс сапиенс. Обнаруженные в Африке и датируемые около 200 тыс. лет назад окаменелости демонстрируют переходные формы, наиболее близкие по строению к человеку современного анатомического типа, хотя еще и отличающиеся от него13. После обнаружения в Эфиопии черепов, имевших не встречавшееся ранее сочетание признаков современного человека и его более древних предков, найден и наиболее вероятный на данный момент непосредственный анатомический пример ближайшего предка современных людей.

Этот тип человека найден у поселения Херто в районе Афар на востоке Эфиопии и назван Хомо сапиенс идалту. Слово «идалту» на языке народа афар, в районе проживания которого сделана находка, означает «старший, старейший». Обнаруженные фрагменты черепов достаточно полны для осуществленной реконструкции и датированы калий-аргоновым методом периодом 160—154 тыс. лет назад14. Они находились на расстоянии 200 метров друг от друга рядом с каменными орудиями в одном геологическом слое древней реки между двумя слоями вулканической лавы и хорошо сохранились. Вместе с черепами обнаружено свыше 630 артефактов: каменных топоров, пластин и лезвий. Предыдущие находки окаменелостей этой эпохи более фрагментарны и не настолько убедительно датированы.

По мнению ученых, обнаруженные здесь черепа относятся к ключевой стадии эволюции, во время которой окончательно сформировались лицевые особенности современного человека. Череп Хомо сапиенс идалту по своим характеристикам находится на грани анатомических признаков современных людей, но еще

отличается от них, иллюстрируя переходное звено в модели эволюции человека15. Восстановленный череп обладает ярко выраженными лицевыми признаками современного человека: выпуклый лоб, гладкое лицо, уменьшенные надбровные дуги. Этим он отличается от известных науке черепов более древних предков человека, для которых были характерны более узкие лбы и массивные надбровные дуги. В то же время этот череп отличается и от черепов современных людей более высоким лицевым сводом и имеет более четкие надбровные дуги. Мозговой отдел головы более удлиненный, чем у современных людей. В целом черепа Хомо сапиенс идалту были крупнее, что говорит о мощном телосложении их владельцев.

И анатомически, и хронологически эти черепа представляют собой промежуточное звено между более ранними и более примитивными черепами и первыми черепами человека современного анатомического типа. Предшествуя классическому неандертальцу и в то же время являясь промежуточным звеном между архаичными и современными людьми, Хомо сапиенс идалту является наиболее вероятным на данный момент анатомическим примером ближайших предков современных людей. Эти данные о промежуточном этапе становления человека современного анатомического типа согласуются с данными большого количества современных генетических исследований16.

Имеющиеся в настоящее время данные наиболее непротиворечиво объясняются с точки зрения монофилетической гипотезы африканского происхождения человека. На долю межпопуляци-онного разнообразия представителей различных рас современного человечества из разных регионов мира приходится 10—15% геномной вариабельности, что отражает недавнее происхождение биологического вида17. При сравнении популяций разных континентов наибольший уровень наследственного разнообразия, а также наименьшие различия между популяциями выявлены в Африке. Это дает основание для вывода о происхождении населения других континентов в результате мутационных изменений африканских типов после того, как человечество распространилось за пределы этого континента.

Изучение различий последовательностей митохондриального ДНК, извлеченных из останков неандертальцев и людей современного типа, показало, что, разделившись порядка 500 тыс. лет назад, далее они развивались независимо18. Отличия нуклеотид-ных последовательностей мтДНК неандертальцев от мтДНК человека выходят за границы внутривидового разнообразия современного человечества и указывают на них как на генетически отдельную, хотя и близкородственную человеку ветвь. Неандертальцы представляли собой группу гоминид, предки которых

вышли из Африки раньше (около 300 тыс. лет назад), чем предки современных людей.

В ныне существующих человеческих популяциях наблюдается четкий географический тренд в уменьшении генетической изменчивости. Это объясняется тем, что каждая новая ветвь популяци-онного дерева образовывалась небольшой по численности группой основателей19. Предполагается, что общая для всех ныне живущих людей последняя предковая митохондриальная ДНК возникла порядка 185 тыс. лет назад20. По данным изучения ДНК У-хромосомы, происхождение современных людей датируется порядка 140—175 тыс. лет назад21. Имеющиеся различия между оценками, базирующимися на исследованиях мтДНК и У-хромосо-ме, могут быть вызваны тем, что и мтДНК и У-хромосома представляют малые части генома человека. Они могут по-разному отражать миграционные события и динамику отбора в демографической истории популяций по мужской и женской линиям22.

Более точные данные получены при анализе почти 400 генетических локусов различных участков генома у более 50-ти популяций из различных регионов мира (Южной Африки, Западной Евразии, Восточной Азии, Океании, Америки). Такие маркеры представляют все хромосомы человека и наследуются и по материнской, и по отцовской линии. Построенное на этом основании эволюционное древо популяций, показывающее дивергенцию основных региональных групп, дает основание датировать первую исходную точку происхождения современных человеческих популяций порядка 141—84 тыс. лет назад.

Этот период приходится на становление предковых популяций охотников-собирателей Южной Африки — племенных групп сан и пигмеев мбути, у которых выявлено самое высокое разнообразие митохондриальных ДНК23. Наиболее древнюю ветвь из них, по-видимому, представляют племена сан. От этой предковой популяции примерно через 7,3—10,7 тыс. лет отделилась ветвь, ведущая к современным популяциям банту и внеюжноафрикан-ским популяциям. Далее они последовательно ветвились на популяции с дробным делением в пределах каждой из них. Через 18,5—12,9 тыс. лет выделилась линия населения Западной Евразии. Через 7—2,8 тыс. лет — линия населения территории Океании. Затем, через 7—2,4 тыс. лет выделилась генетическая ветвь, характерная для населения Восточной Азии и Америки24.

Общие африканские корни современного человечества дают объяснение единым корням перехода к начальной стадии позднего палеолита, который происходил единообразно на территории всей Азии. Это касается Ближнего и Дальнего Востока, Средней Азии и Южной Сибири25. Единые корни человечества свидетельствуют в пользу единства происхождения локальных культур в

процессе миграций древнейших популяций. Для реконструкции этого протокультурного ядра, восходящего к наиболее ранним африканским популяциям, важно рассмотреть артефакты, обнаруженные на наиболее ранних стоянках человека современного анатомического типа. Обнаруженные здесь артефакты указывают на развитие знаково-символического типа поведения на самых ранних стадиях его появления и являются значимым рубежом, отделяющим эпоху появления Хомо сапиенс сапиенс от предыдущих, более ранних эпох развития других видов Хомо. Археологи констатируют, что с этого времени появляются новые виды орудий труда, а также отмечаются изменения в поведении. Все это говорит о становлении традиций, ознаменовавших этап перехода к эпохе верхнего палеолита.

Одни из наиболее ранних свидетельств подобного типа обнаружены в пещере у реки Класиес в национальном парке Цици-камма на океаническом побережье в Южной Африке26. Они датируются периодом 120—60 тыс. лет. Самые древние останки человека датируются здесь порядка 110 тыс. лет назад27. Обнаруженные в этих местах куски черепа и челюсть убедительно свидетельствуют об их принадлежности человеку современного анатомического типа. Здесь обнаружены «карандаши» — мелки из охры. Другие значимые находки сделаны при раскопках в пещерах Бломбос, расположенных на океаническом побережье в 290 км восточнее Кейптауна. Приблизительный возраст этой стоянки — от 100 тыс. до 70 тыс. лет. Из костных человеческих останков здесь найдены разрозненные зубы и их обломки.

В пещерах Бломбос найдено около восьми тысяч кусочков охры. В местах выхода охры на поверхность скальных пород видно, что ее соскребали для дальнейшего использования. Многие кусочки охры хранят следы обработки, как если бы древние люди пытались получить пигментный порошок. Отдельно стоит отметить находку здесь двух кусков красной охры, сточенных с одной стороны до образования плоскости, на которой каменным резцом первобытные обитатели процарапали перекрещивающиеся друг с другом линии — крестики, в сумме дающие некий узор, конфигурация которого может быть различной в зависимости от ракурса восприятия28. Здесь уже появляется многозначность символа.

На этой стоянке в большом количестве найдены костяные орудия типа шила длиной 10—12 см. Их изготовили из кости конечностей антилопы, расщепленных каменным молотком с последующей заточкой одного конца на острие при помощи каменной пластинки с острой кромкой. При обследовании такого шила под микроскопом обнаружено, что при работе его держали большим и указательным пальцами, а торец упирали в ладонь. Он

заметно сглажен, а тот участок шила, который при работе сжимали пальцами, становился со временем буквально отполированным. Они могли использоваться, например, для прокалывания отверстий в шкурах перед их сшиванием при изготовлении одежды29.

Другим свидетельством существования символических традиций в это время являются обнаруженные здесь остатки ожерелья из мелких ракушек. Это раковины маленьких моллюсков (№в-вагшз кгаш81апш), которые, вероятно, были принесены в пещеру от ближайшей реки, находившейся в 20 км. Всего в пещере была найдена 41 ракушка. Аккуратно разложенные при обнаружении горстки ракушек были тщательно отобраны по размеру и затем просверлены. Форма и положение отверстий одинаковы в каждой из них, так что их вполне можно было носить на нитке в виде ожерелья или браслета. На них сохранился хорошо различимый след от использования кожи или веревки, на которую они были нанизаны. У основания ракушек остались стертые плоские грани, свидетельствующие о том, что ракушки терлись одна о другую, когда составляли ожерелье или браслет. В природе на ракушках такого типа плоских граней практически не встречается30.

Другой пример ранних находок бус дают раскопки в национальном парке Серенгети в Танзании на участке Лоиянгалани, где были найдены две бусинки 5 мм в диаметре, сделанные из скорлупы яиц страусов. Они датируются в диапазоне дат 45—110 тыс. лет, с определенной вероятностью к дате порядка 110 тыс. лет назад31. На участке Лоиянгалани также обнаружены и «карандаши» из охры.

По мнению ряда исследователей, для объяснения артефактов, обнаруженных на древнейших стоянках Хомо сапиенс сапиенс в Африке, убедительной иллюстрацией служит уклад жизни этнической группы племен сан32. Как уже отмечалось, они генетически восходят к наиболее древней предковой популяции, от которой произошло и все остальное современное человечество33. Они широко известны также как «бушмены» («лесные люди» или, точнее, «люди кустарника», как они были прозваны европейскими колонистами). В У-хромосоме некоторых бушменов выявлена еще более древняя мутация, не обнаруженная ни у кого из людей в других частях света, но найденная у обезьян. Вероятнее всего, эта мутация сохранилась только у бушменов потому, что их многочисленные предки в определенный момент истории заселяли значительную часть африканского континента. Племена сан значительно отличаются от остальных африканских народов, в том числе и от своих соседей банту, по ряду антропологических и лингвистических характеристик.

По ряду признаков отмечается морфологическое сходство бушменов Южной Африки, с одной стороны, с монголоидами, а с другой — с экваториально-негроидной расой. Цвет кожи у них варьирует между темно-желтым и шоколадным. Курчавые волосы сочетаются с отдельными монголоидными чертами — желтоватой (бурой) кожей, уплощенным лицом, сильно развитым веком — эпикантусом, прикрывающим слезный проток, имеется также ряд других особенностей. Сходство с монголоидами некоторые исследователи объясняют эволюцией в аналогичных климатических зонах — конвергентным педоморфным развитием данных популяций в условиях полупустынь конца плейстоцена — начала голоцена, соответственно в Южной Африке и Азии34. Однако можно предложить и иное объяснение. Оно заключается в том, что бушмены представляют собой исходный морфологический тип, дальнейшее развитие которого в разных ландшафтных климатических зонах дало две формы — монголоидов и экваториально-негроидную расу. Эта гипотеза согласуется с выявленной на основе генетических исследований эволюционной дивергенцией региональных групп, восходящих в происхождении к древнейшим популяциям, наиболее близко к которым стоят племена сан. Такое предположение согласуется и с морфологией Хомо сапиенс идалту, который, судя по имеющимся реконструкциям на основе восстановленного черепа, лицом напоминает облик бушменов.

Предположение о бушменах как о наиболее древнем типе людей согласуется и с лингвистическими данными, дополненными генетическими исследованиями. Племена сан относятся к этнической группе, языки которых содержат особые щелкающие или кликсальные звуки, не встречающиеся в других языках. Эти языки относят к койсанской группе (комбинация слов «кой-койн» — самоназвание готтентотов и «сан» — название бушменов), обособленно стоящей в системе языков мира. Всего в Африке насчитывается порядка 30 кликсальных языков. Заимствование кликсальных звуков осложнено тем, что щелкающий язык очень нелегко освоить взрослому человеку, язык которого не приспособлен к произнесению специфических щелчков, требующих большой пластичности языка. Ранее предполагалось, что щелкающие языки связаны между собой и сравнительно недавно выделились из общего источника. Однако анализ ДНК носителей этих языков, представителей племен хадзабе и сан, показал, что их не связывают родственные отношения и они не имели тесных контактов на протяжении как минимум 40 тыс. лет. Выявленные глубокие генетические различия между группами, говорящими на щелкающих языках, согласуются с гипотезой о том, что щелчки — очень древний элемент человеческого языка. Эти звуки сохранялись независимо в языках различных поселений в течение десят-

ков тысяч лет либо как нейтральная черта, либо они могли давать преимущество при коммуникации во время охоты. На этом основании считается, что щелкающие звуки в языках племени сан являются «живыми реликтами», перешедшими в эти языки из более древнего языка, на котором, вероятно, говорила большая часть человечества еще 40 тыс. лет назад35.

Ныне группа этнических общностей бушменов — племен сан (са, сонква, сарва, масарва, басарва, куа) проживает, главным образом, в Намибии и Ботсване, отчасти в Анголе и Зимбабве. По приблизительным оценкам, общая численность — от 55 до 70 тыс. человек. В настоящее время основная область расселения — пустыня Калахари и прилегающие районы Южной Африки. Физико-географические условия этих территорий таковы, что вплоть до недавнего времени бушменов Калахари со всех сторон окружали незаселенные земли. Они были изолированы от других человеческих популяций и сохранили чрезвычайно архаичный уклад жизни. Поэтому особенности культуры бушменов делают ее важной с точки зрения реконструкции гипотетических культур древнейших популяций.

В культуре племен сан в настоящее время встречаются точно такие же бусинки, как и найденные в Лоиянгалани36. В обществах охотников-собирателей бусинки из скорлупы яиц страусов до сих пор используются при социальном взаимодействии и обмене между группами. Их делают из осколков скорлупы яиц, которые собирают женщины вместе с детьми после вылупления страусят. Осколки тщательно шлифуют, придают им округлую форму и острой костью просверливают отверстие в центре овала. Затем их нанизывают на сухожилие. Технология создания бусинок сверлением их острой костью может быть соотнесена и со сверлением страусиных яиц, которые используют как фляги для воды, необходимые при переходах в пустыне. Их содержимое аккуратно выпускают через маленькое отверстие, проделанное каменным шилом, а скорлупу оплетают травой. Вода в пустыне Калахари — это одна из главных драгоценностей, а страусы — важный объект промысла. Поэтому фляги из скорлупы страусов фигурируют в очень важном жизненном контексте.

В этом жизненном контексте приобретают важность и бусинки из скорлупы, которые используют для создания бус и сережек. Применяют как подвески и мониста, с помощью которых украшают орнаментом выделанные шкуры диких животных. Стоит особо подчеркнуть, что традиция изготовления подвесок или бусинок из скорлупы яиц страусов встречается не только в Африке. Они обнаружены даже в Забайкалье, где датируются в пределах 37—40 тыс. лет назад. Обнаруженные там подвески имели округлую, овальную или дугообразную форму. При их

изготовлении использовались сложные методы обработки — сверление, прорезание и обтачивание. Эти методы обработки стали важной стадией развития новых методов изготовления орудий. На первом этапе эти методы активно осваивались при изготовлении символических артефактов37.

Бушмены продолжают использовать для раскраски тела и «карандаши» — мелки из охры, такие же, как и обнаруживаемые на древнейших южноафриканских стоянках человека современного анатомического типа. Использование охры и нанесение ее на тело получили широкое распространение, о чем свидетельствуют древнейшие останки людей в захоронениях. Их тела покрывались охрой при отправлении в последний путь38. Это поведение является явным указанием на развитие символических традиций. Еще более значимым артефактом являются крестики на двух небольших кусках красной охры, сточенных с одной стороны до образования плоскости, на которой каменным резцом первобытные обитатели процарапали перекрещивающиеся друг с другом линии. Их можно соотнести с распространенным во многих культурах крестиком на память. По размеру эти прямоугольные кубики таковы, что их удобно держать в руке. Это очень простые и в то же время показательные кросскультурные примеры простого средства, служащего для лучшего запоминания и напоминания, которые знакомы практически любому человеку. Это может послужить явным указанием на появление мнемонических или знаковых средств и развитие опосредованных способов запоминания и передачи информации.

Как показывают этнографические исследования аборигенов Австралии, они с помощью последовательно начерченных линий рассчитывали число дней или лун, после которых должны встретиться с соседними кочевыми группами. Обычно для этого они использовали круглые палочки или дощечки с нанесенными на них зарубками разной степени сложности — условными памятными знаками. Они могли неоднократно применяться в различных ситуациях39. Палка с нарезками могла служить у них и схематической картой местности, где каждая линия обозначала определенный ориентир40. Такие палочки служили мнемоническим средством, которое брал с собой гонец — посредник для встреч и обменов. Знаки помогали ему запомнить и точно передать смысл сообщения. Согласно одному из известных в этнографии описаний использования палочки гонца, на ней было зафиксировано напоминание послу о предложении одного племени напасть вместе с другим на третье. На ней схематически было показано расположение трех племен и при помощи системы линий, зигзагов и других условных начертаний изображены особенности местности — горы, реки и т.п.

Подобные мнемонические средства могут послужить объяснением функционального назначения каменных орудий и других предметов с нанесенными на них насечками, волнистыми линиями, зигзагами и проч., которые в большом количестве обнаруживаются на верхнепалеолитических стоянках. В этой же роли могли выступать и вышеуказанные крестики на куске охры из пещеры Бломбос. Подобного рода средства с глубокой древности и до наших дней известны среди различных народов. Они могли иметь разный вид и представлять собой кости, шесты, копья, каменные орудия, палочки, таблички и проч. Их объединяют нанесенные на них насечки, зарубки, свидетельствующие о возникновении ритмичных регулярных записей счетного и календарного характера, развитие которых привело к появлению серии геометрических знаков и сложных орнаментов, подробно изученных на палеолитических стоянках на разных территориях.

О том, в каком жизненном контексте мог использоваться кусочек охры с гравировкой из пещеры Бломбос, можно судить на основании исследования практически синхронной стоянки в пещере у реки Класиес. На этой стоянке обнаружено большое количество очагов диаметром 300 мм. Вокруг очагов сохранилось большое количество раковин мидий и углеродных соединений. Анализ углеродных соединений дает основание считать их остатками корнеплодов, готовившихся некогда в этих очагах. Большое количество очагов рассматривается исследователями, по аналогии с укладом жизни племен сан как свидетельство организации структуры этой общины на основе объединения нескольких семей41.

Большое количество раковин мидий говорит о том, что жители употребляли их в пищу, что было нехарактерно для этого периода и в других частях света отмечается значительно позднее. Здесь собирались и другие моллюски, особенно остроконечные морские улитки (турбиниды). Есть небольшое количество (порядка 2%) костей крупных животных — буйволов и антилоп канна. Наибольшее количество останков других животных представлено мелкой антилопой Грисбок. Найдены также кости рыб, но неясно их происхождение, так как они могли быть занесены в пещеру птицами. В пищу здесь также употреблялись морские млекопитающие, пингвины и тюлени. Исследователи считают, что все эти артефакты характеризуют быт охотников-собирателей, которые использовали собирательство как адаптацию во время засушливых сезонов. Этот вывод сделан по аналогии с образом жизни проживающих поблизости бушменов42.

Члены общин бушменов живут и трудятся как единый коллектив. В течение года они систематически мигрируют по своим территориям, то концентрируясь в многочисленные груп-

пы, то распадаясь на более мелкие. Эти миграции обусловлены циклическими колебаниями режима выпадения осадков и сезонным распределением количества пищевых ресурсов43. Простые семьи, составляющие общину, связаны кровным родством и живут как единая социальная и экономическая общность на определенной территории. Каждая такая община имеет свою собственную территорию, но в периоды особенного изобилия животной или растительной пищи люди разных общин могут собираться на непродолжительное время в группы от 100 до 1000 человек44. Подобная ситуация происходит и в особенно сложные сезоны, когда группы мигрируют в области имеющихся пищевых ресурсов.

Для бушменов характерно половозрастное разделение труда и образование целевых групп женщин-собирательниц и мужчин-охотников45. Мужчины охотятся, делают одежду, орудия, утварь. Женщины собирают растительную пищу, заготавливают воду и топливо, строят хижины, готовят еду. Мужчины иногда принимают участие в собирательстве, но женщины никогда не допускаются к охоте, которая является исключительно мужским занятием46. О древности подобной дифференциации в поведении мужчин и женщин свидетельствует ряд приобретенных эволюционных мор-фофизиологических различий, наблюдающихся и среди всех ныне живущих людей. В частности, это отмечается в отношении органов зрения, в разном количестве конических клеток, воспринимающих цветовую гамму. У женщин эти способности выше, чем у мужчин.

Это различие сказывается в количестве деталей, используемых при описании цветовой гаммы. Мужчины обычно говорят о базовых элементах спектра: о красном, синем, зеленом цветах. Женщины, как правило, используют при этом такие термины, как цвета слоновой кости, морской волны, розовато-лиловый, яблочно-зеленый. Помимо этого, женщины имеют более широкое периферийное зрение, что дает ей более широкое поле зрения по сравнению с мужчинами. Эти особенности значимы в собирательстве. Глаза мужчины при этом лучше приспособлены к слежению за дальним объектом в узком поле, так как у мужчин лучше развито «туннельное» видение — способность видеть четко и ясно прямо перед собой на большое расстояние. Такая особенность зрения значима во время охоты47.

В общинах бушменов женщины работают группами из двух-пяти человек, однако каждая собирает растения только для себя и своей семьи. Это может послужить объяснением появления на стоянке, в пещере у реки Класиес, большого количества очагов как отражающее раздельное приготовление пищевых ресурсов — моллюсков и корнеплодов, собираемых женщинами. Можно

предположить, что ее древние насельники, как и ныне живущие бушмены, периодически мигрировали по своим территориям. В наиболее неблагополучные для охоты и собирательства периоды они собирались в одном временном лагере в пещере у устья реки на океаническом побережье для объединенного промысла моллюсков, рыбы, морских млекопитающих и сбора растительной пищи. В то время как мужчины промышляли охотой, женщины и дети занимались собирательством растений и моллюсков. С одной стороны, это общая группа, но с другой стороны, в ней выделяется семейная группа. Если точнее, то это некое ядро социальной структуры, объективированное на уровне отдельных очагов. О его составе можно делать разные предположения (например, группа, состоящая из женщины и ее детей).

Мужчины-охотники могли иметь разное отношение к этой группе. В связи с гипотетическим поведением мужчин интересно отметить, что помимо костяных орудий в пещерах Бломбос найдены и микролиты — миниатюрные каменные наконечники, изготовленные и обработанные техникой отжима. В других регионах мира подобные орудия из кости и камня появляются позднее, знаменуя собой наступление эпохи верхнего палеолита. Некоторые из каменных наконечников тщательно обработаны, совершенны по форме и имеют очень острый и тонкий кончик. Они настолько миниатюрны, что обнаружившие их археологи высказали сомнение в предназначении их для практического использования в качестве оружия на охоте, так как подобный наконечник стрелы или копья, вонзившись в шкуру животного, скорее всего тут же сломался бы48. Однако эта миниатюрность может иметь свое объяснение. Функциональность этих миниатюрных наконечников может быть подтверждена по аналогии с существующими методами охоты у бушменов, использующих отравленные стрелы49. Право стрелять отравленными стрелами юноши получают, только пройдя обряды инициации. В связи с вопросами инициации и символических методов фиксации информации на телах, отмечающихся в процессе инициации, как раз и актуализируются свидетельства применения естественного минерального пигмента — охры.

Например, символическая передача данных о раскраске ядовитых гусениц и проч. актуальна для сохранения знаний об этих важных в аспекте выживания навыках использования свойств окружающей среды. Подобные формы поведения складывались в определенном адаптивном контексте. В этом же контексте можно рассматривать и функциональность артефактов, свидетельствующих о появлении на этих древнейших стоянках многочисленных признаков символического поведения, вероятно, связанных с развитием новых форм организации жизни. Примером подобного

4 ВМУ, философия, № 3

средства может послужить миниатюрный кубик из охры с крестиками из пещеры Бломбос. Например, он мог служить для планирования деятельности и определения точного расчета сроков наступления сезонных климатических изменений и времени передвижения в ходе периодических сезонных миграций по территории, мог он использоваться и в качестве палочки гонца.

Другой, более определенный древнейший пример создания мнемонического средства найден в Южной Африке в пещере Бордер, где была обнаружена малоберцовая (длинная трубчатая) кость бабуина, на которой вырезано 29 параллельных равномерных насечек. Эта цифра близка 29 дням 12 часам и 44 минутам синодического месяца, в течение которого происходит повторе -ние момента полнолуния, новолуния и других фаз лунного цикла. Это древнейшее календарное счетное средство в пещере Бордер извлечено из культурного слоя, датируемого около 37 тыс. лет назад. Деревянные счетные календарные палки подобного типа до сих пор используются среди племен сан — койсанских этнических групп. Найденые в пещере Бордер человеческие останки современного анатомического типа, предположительно, имели протокойсанский антропологический тип50. Здесь были обнаружены и уже отмечавшиеся выше бусинки из скорлупы страусиных

яиц51.

Проанализировав десятки образцов насечек на кости эпохи позднего палеолита, Александр Маршак показал, что все они представляют отметки количества дней лунного цикла. А. Маршак сопоставил их с очень похожими предметами быта сибирских якутов и жителей острова Никобар, расположенного неподалеку от побережья Малайзии, чьи «календарные палочки» очень похожи на доисторические образцы. На них фиксировалась последовательность лунных фаз: появление новой луны, ее увеличение, полнолуние, а затем убывание до следующего новолуния52. То, что самые ранние календари были лунными, представляется вполне закономерным. Время и пространство являются неотъемлемым элементом жизни, и лунный календарь служит не просто для измерения времени, а экологически обусловлен и включен в жизненный контекст в его многообразных проявлениях.

Счет времени по луне и звездам известен многим народам, не имевшим письменности. Течение времени неравнозначно в жизненном контексте человека, так как с каждым сезоном связано особое направление хозяйственной активности. На одни периоды приходятся основные промыслы, а наступление другого потребует создания запасов пищи, утепления жилищ, изготовления одежды или миграции на другие территории. С лунными фазами связано размножение многих живых существ, рыб, черепах, миграция животных и проч. Приблизительным эквивалентом лунного меся-

ца является и женский менструальный цикл (от лат. теш1гиш — ежемесячный). Все это имеет свои периодические сроки.

Для познания этих закономерностей требуется, с одной стороны, практика наблюдений, естественная в ходе охоты и собирательства, а с другой — фиксация течения времени. При самой простой фиксации течения времени возникают условия для установления результатов экспериментальной деятельности и создания интерсубъективных систем знания, календарных систем, задающих значимые ассоциации, например между основными наблюдаемыми астрономическими явлениями и синхронными им периодами, наблюдаемыми в жизни живого на Земле. В качестве постоянной системы отсчета времени в них выступает движение небесных светил, задающее самые заметные единицы: сутки, месяцы, годы. Так, Б.А. Фролов, который провел детальное изучение орнаментов на почти двухстах палеолитических предметах евро-азиатского континента, убедительно показал, что комбинации линий в них составлены в соответствии с основными счетными и календарными системами первобытных культур53.

Создание самого простого счетного устройства для организации жизни людей выводит человека из естественного течения жизни и вводит его в новый мир символической коммуникации, в котором появляется принципиально новое отношение к жизни, опосредованное знаком. Этот знак может обозначать движение на небе, место на земле и т.д. Так появляется реальность нового типа — мнемоническое средство, знак, символ и начинается их развитие и трансформация. Уже в эпоху палеолита был создан спектр форм и фигур, нередко геометрически правильных или почти правильных: крест, круг, прямоугольник, ромб, треугольник, цилиндр, шар и т.д. Они выступали согласованными между сторонами группами знаков, при помощи которых выражались определенные комплексы понятий.

Системы зарубок и насечек претворялись в орнаменты, представлявшие собой календарные пиктограммы и идеограммы, в которых устанавливались соответствия между фазами Луны, сезонами года и т.д.54 Различение климатические условий, сезонов, сроков распределения в году продовольственных ресурсов и их видов задает ассоциации разных периодов с разными условиями жизни. На создаваемый знак может переноситься все большее количество ассоциаций, а сам он получает возможность видоизменяться и становиться все более значимым средством организации поведения и развития памяти, к тому же доступной не только одному лицу.

Изобретение мнемонических средств представляет собой появление «орудий» принципиально нового типа. Подобного рода орудия увеличили не телесные возможности, как каменный топор

или копье в руках, а создали возможность все лучше и лучше актуализировать способности головного мозга. В своей систематической форме данный вид орудийной деятельности — создание знаков, символов, изображений и других всевозможных мнемонических средств — характерен только для Хомо сапиенс сапиенс. Благодаря употреблению мнемонических средств — знаков непосредственно протекающие психические процессы превращаются в опосредованную психическую деятельность. На этом уровне появляется новый, экстрасоматический принцип фиксации и передачи информации и формируются не только методы применения грубой физической силы, которое дает использование орудий труда и охоты, но и методы, увеличивающие возможности мозга запомнить, классифицировать, обобщать, сохранять и передавать информацию.

Эволюция человечества во многом связана с изобретением и развитием средств, облегчающих работу человеческого мозга. Эти принципиально новые типы орудий, появившиеся на этапе возникновения человека современного анатомического типа, дают возможность облегчить процесс запоминания и вспоминания, сохранения и воспроизведения алгоритма действий. Так возникали принципиально новые орудия, символические традиции и институты культурной трансляции, развивавшиеся от простого к сложному. Так складывался исторический контекст, важный с точки зрения наследования и передачи из поколения в поколение опыта выживания, а также интеграции человеческих сообществ.

Простым примером подобной традиции могут выступать зарубки на стволах деревьев, которые служили аборигенам Австралии напоминанием о битвах и походах55. На памятной доске индейцев пима, которую описал А. Маршак, отразилась история племени за 45 лет. Каждая неокрашенная зарубка представляла на ней один год. Окрашенные зарубки и точки символизировали важнейшие события года: набеги, метеоритные дожди, землетрясения, наводнения и т.д.56 В одном из индейских племен группы сиу шест, покрытый зарубками, передавался из поколения в поколение и старики утверждали, что в зарубках на нем отразилась история племени более чем за тысячу лет57. У майори в Новой Зеландии насечки использовались для фиксации родословных и сохранения сведений о предках. Сохраняемое таким образом генеалогическое древо рода порой приближалось к 100 поколениям и сопровождалось рассказами о деяниях предков. У джагга в Восточной Африке насечки использовались для сообщения подросткам сведений о зарождении человека в утробе матери и сопровождались поучающей песней58.

«Язык насечек» — это одно из наиболее простых средств запоминания информации и опосредованной коммуникации, ко-

торое расширило возможности человеческой памяти, стимулировало ее функции и играло важную роль в освоении человеком своего внутреннего и внешнего мира. Примером использования «языка насечек» является и русская бирка (от татарск. бирмек — брать), палочка или дощечка, на которой наносились знаки для счета, меры или приметы. В качестве знаков на бирке ножом, реже краской, наносились зарубки, крестики и другие конфигурации. Например, особая бирка создавалась для каждого должника или верителя. Ее раскалывали пополам и отдавали одну половину тому, с кем идет счет. При оплате долга для расчета и проверки складывались обе половинки. Если обе половины точно подходили одна к другой, это гарантировало верность проставленной на бирке суммы и документальную подлинность договора. В военной практике в дореволюционной России такая же расколотая пополам палочка с нарезками обменивалась съехавшимися казачьими патрулями или разъездами. Она служила для доказательства, что они съезжались, объехав должное пространство59. «Записи» на счетных бирках использовались в Европе вплоть до XX в. и в некоторых районах мира порой бытуют и поныне.

Другой распространенный пример простых средств запоминания информации и опосредованной коммуникации — шнуры с узелками: узелковое письмо. Завязывание узлов во время выслушивания сообщения и перебирание этих узлов с целью вспоминания, воспроизведения информации — это простой способ опосредования запоминания и припоминания. По этому же принципу используются в разных религиозных традициях четки. В этой функции можно использовать и бусы из раковин, которые могут фигурировать и в более сложных контекстах предметного письма. Бусы из раковин моллюсков продолжают широко применяться во многих культурах. Так, например, в африканских племенах способ ношения бус, их форма, состав и проч. являются важным социальным показателем и используются в качестве определенного рода маркера — знака. Например, посредством бус африканские женщины могут показывать, что они ищут себе мужа. Бусы из раковин служат не только украшением, но предметным письмом. В этой функции, например, используются связки раковин у африканской народности йоруба. В письме йоруба две раковины каури, соприкасающиеся тыльными сторонами, выражают несогласие. Раковины каури, соединенные попарно фронтальными сторонами, символизируют изъявление добрых чувств60.

В письме йоруба можно обнаружить разные типы символической ассоциации, включая и принцип ребуса: «Кучка из шести раковин каури имеет основное значение "шесть" — еГа. Однако, поскольку еГа означает также "увлеченный" (от Га — "увлекать"), то веревка с шестью раковинами каури, посланная молодым

человеком девушке, имеет смысл: «[Я чувствую к тебе] влечение, [я люблю тебя]». Восемь раковин каури означают "восемь" — до, а также слово "согласный" (от р — "совпадать", "быть согласным", "быть похожим"). Соответственно отправленная девушкой посылка жениху из восьми раковин каури означает: «[Я чувствую] то же, [что и ты, я согласна]»61. Традиции предметного письма в виде ожерелий из раковин, зерен, разноцветных бусинок сохраняются у целого ряда народов Африки. Аналогичным образом используется предметное письмо, называемое «ароко», и в племени иебу в Нигерии, в котором на шнур нанизываются различные предметы, выражающие некоторый смысл62. Традиции предметного письма получили широкое распространение. Примером этому могут послужить многочисленные вывески и рекламные средства, где, например, профиль деятельности сапожной лавки символизируется сапогом над ней.

Другим примером трансляции информации с помощью раковин могут послужить шнуры с нанизанными на них раковинами или сплетенные из них пояса, которые использовались аборигенами американского континента. Эти пояса состояли из четырех или пяти соединенных веревочек или сыромятных ремешков, на которые нанизывались разноцветные раковины с пробитым в середине отверстием или созданные из раковин диски. Эти раковины назывались у ирокезов «вампум». Цвет раковин символизировал определенные значения. Например, черный и фиолетовый цвета могли извещать об опасности или вражде, красный — о войне, белый — о благоденствии и мире. С помощью поясов «вампум», используя разные комбинации раковин, иногда дополненные пиктографией, зашифровывались разные сообщения и пересылались от одного племени к другому.

О том, какого уровня может достигать узелковое и предметное письмо, можно судить на основании исследований узелкового письма «кипу» (слово «дшри» на языке индейцев кечуа имело значение «узел»), существовавшего у ряда народов Южной Америки. Наибольшую известность получили «кипу» древних инков. «Кипу» состоят из толстого шнура или палки, перпендикулярно которым крепятся более тонкие шнуры, образуя как бы бахрому, широко известную ныне в виде украшения ковровых изделий и одежды, а в культуре американских индейцев это несло определенный смысл. Смысловое значение узелкового письма зависит от цвета нитей, типа и числа узелков, иногда с вплетенными в них камнями или цветными ракушками, а также от расположения нитей по отношению к главному шнуру, от их последовательности и вида переплетения. Различные расположения, соединения и цвета нитей и узелков допускали целый ряд комбинаций63. Существуют различные точки зрения относительно функции

«кипу». Противоречивые оценки о возможностях использования «кипу» давали и ранние испанские завоеватели.

Одно из мнений сводится к тому, что это мнемонический прием, служащий только для счета. Например, современные индейцы кечуа в Перу используют «кипу» для подсчета скота. Некоторые «кипу», обнаруженные в древних погребениях, весили до четырех килограмм64. В 1923 г. историк Л. Леланд Лок показал, что «кипу» имели не только декоративный смысл, но и использовались в качестве шифрограммы числового характера. Нити разных цветов символизировали разные объекты подсчета. Например, желтая нить могла обозначать золото, красная — количество воинов, бурая — картофель. Гладкая нить являет прообраз нуля, а узелки на ней олицетворяют числа. Узлы в «кипу» располагались согласно определенному порядку и имели различную форму. Единица обозначалась узлом в виде восьмерки. Для записи чисел от двух до девяти использовался длинный узел, в котором количество витков обозначало количество. Десятки, сотни и тысячи записывались с помощью обычного узла. Каждый разряд располагался на всех нитях на одном и том же уровне. В нижней части нити располагались единицы. Выше располагались десятки, сотни, тысячи, а в самом верху — десятки и иногда сотни тысяч.

Существует гипотеза и о том, что по «кипу» узнавали о числе сражений, посольств и царских постановлений и с их помощью могли передавать тексты хроник, законов, указов и даже поэтических произведений. С помощью «кипу» можно было записывать и зашифровывать не только числа, но и целые сообщения, смысл которых был понятен «кипу-камайокуна» («вязателям узлов»), которые хранили это умение и передавали его из поколения в поколение. Испанские завоеватели удивлялись быстроте и точности, с которой «кипу-камайокуна», взяв в руки «кипу», «читали» по шнурам и узлам. На современном этапе исследований антрополог из Гарвардского университета и специалист по доко-лумбовой эпохе профессор Гэри Уртон пришел к мнению, что шифр «кипу» может содержать 1536 единиц информации.

Существует семь вариантов одной нити, каждая из которых может содержать разное количество узелков. При сочетании различных методов вязания узлов общее число вариантов достигает 128. С учетом использования нитей 24 цветов число комбинаций «кипу» достигает 1536. Открытие в 1997 г. на севере Перу в захоронениях культуры Чачапоя 32 «кипу» продемонстрировало исключительно сложные их типы, включающие в себя помимо нитей на главном шнуре также вторичные и третичные подвески на отходящих нитях. Г. Уртон допускает, что в рамках этой системы каждый из элементов мог обозначать какое-либо явле-

ние, кодируемое разными знаками, которые могли нести даже смысл словесных выражений65. Число комбинаций в «кипу», которое, согласно предположению Г. Уртона, могло достигать 1536 единиц информации, сопоставимо с многообразием знаков иероглифических письменностей. Это может послужить объяснением тому, почему в государстве инков этого средства оказалось достаточно в качестве способа социальной коммуникации.

Подобного рода тип шифровки сообщений является прямым развитием простейших типов мнемонических и знаково-символи-ческих средств и принципов кодирования информации. Функциональность и прагматика вышеуказанных мнемонических средств может послужить объяснением распространения в верхнепалеолитических культурах традиций изготовления бусинок из скорлупы яиц страусов, бус и ожерелий из раковин, зубов и костей животных, браслетов и сложной орнаментации на одеждах, которые обнаруживаются при раскопках древних захоронений на костных останках людей. Не исключено, что помимо эстетических функций подобные украшения могли использоваться в качестве мнемонических средств фиксации и трансляции информации, аналогично предметному письму в африканских культурах йоруба и иебу или индейским «вампумам» и «кипу».

Многочисленные палеолитические артефакты показывают их постепенное развитие. Так, на юго-западе Франции в укрытии под скалой около Лез-Эйзи останки пяти взрослых и одного ребенка были окрашены красной охрой и погребены вместе с каменными орудиями и с морскими раковинами, в которых проделаны отверстия. На юго-востоке Франции в погребении вместе с юношей было обнаружено трехрядное ожерелье: два ряда состоят из рыбьих позвонков с отверстиями, а один — из просверленных раковин, причем все три ряда соединены зубами оленя, в которых есть отверстия. В Италии на стоянке в пещере Грот-дю-Кавийон были найдены останки мужчины с короной из оленьих зубов и с сотнями раковин моллюсков, некогда украшавших головной убор66. В России на берегу Клязьмы у Владимира на стоянке Сунгирь, датируемой около 25 тыс. лет назад, обнаружено захоронение старика, погребенного некогда в меховых одеждах, отделанных более чем тысячью бусин и другими украшениями. Поблизости были захоронены два мальчика, одетые в украшенные бусинами меха, с кольцами и браслетами из слоновой кости. Около них лежали длинные копья из бивней мамонта и два вырезанных из кости стержня, похожих на скипетры67.

Эти скипетры можно оценить в качестве счетных, календарных средств или палочек гонца. Скипетры, бусы и орнаменты из раковин, как и копья из бивней мамонта, стали важным средством выживания древних людей. Они составляют единый ком-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

плекс вещей, помещаемых в захоронения, что может свидетельствовать о придаваемом им значении в жизненном контексте умерших людей. В этом же контексте можно оценивать и остатки охры на костях, некогда покрывавшей тела, как и красочные пятна, полосы, зигзаги, волнистые линии, спирали, отпечатки рук и проч., сохранившиеся на костях, камнях и стенах пещер. Все это могло служить для сохранения информации в памяти, для сообщения ее иным лицам или самому себе. Другими, еще более значимыми средствами фиксации информации, могли служить и распространившиеся в эпоху верхнего палеолита многочисленные произведения искусства: гравюры животных и людей, сделанные из небольших камней, костей, слоновой кости, оленьих рогов; глиняные и каменные скульптуры и рельефы; рисунки охрой, марганцем и древесным углем, а также изображения, выложенные на стенах пещер мхом или нанесенные краской, выдутой через соломинку. Найденные образцы наскальной живописи указывают на высокий уровень художественных способностей древних людей. Пабло Пикассо, посетивший одно из таких мест в 1940 г., заметил, что современное искусство не открыло с тех пор ничего нового. Пространство внутри контура верхнепалеолитической живописи иногда заполнялось линиями, точками, ритмическая последовательность которых та же, что и в счетных, календарных и геометрически-орнаментальных композициях68. Образы, мотивы и сюжеты, выявляемые в палеолитическом искусстве, свидетельствуют о выражении в них определенной системы представлений.

Одним из первых, кто осознал это и постарался доказать, был французский археолог и этнограф Андре Леруа-Гуран. Произведя учет большого количества наскальных изображений, сюжетов гравировок на кости и предметов мелкой пластики, он выявил определенные закономерности. Используя статистический метод, А. Леруа-Гуран показал, что в верхнепалеолитическом франко-кантабрийском изобразительном искусстве (как в наскальном, так и в мобильном искусстве малых форм) существовало поразительное однообразие сюжетов, сохранявшееся в течение 20 000 лет (от ориньяка I до мадлена VI)69. Количественное соотношение сюжетов и порядок их расположения на стенах оказались подчиненными единому канону, свидетельствующему о наличии некоторого единого уровня мировоззрения. Это сюжетное однообразие Леруа-Гуран объяснял крайней стабильностью стоящей за этим феноменом системы представлений70. Таким образом, древние пещеры стали своеобразной «каменной библиотекой», хранящей календарные и астральные представления, переплетающиеся с повседневной земной деятельностью их древних насельников.

В этом контексте могли фигурировать и татуировки, и раскраски тел, о которых можно судить по остаткам охры в

многочисленных захоронениях. В силу объективной невозможности сохранения подобного рода знаков об этой стороне знако-во-символической деятельности древних людей можно судить только косвенно, на основании этнографических аналогий, примеры которых можно найти повсеместно. Различные виды раскраски тела и татуировок практиковались у светлокожих народов всего мира, а у темнокожих заменялись рубцеванием. Татуировались все — разные племена Европы и Азии, индейцы Северной и Южной Америки, жители Океании. В данном случае объективируется развитие уже не «предметного», а «телесного письма». Как писал Ю.М. Лотман, в бесписьменной культуре, «ориентированной не на умножение числа текстов, а на повторное их воспроизводство, роль письменности выполняют мнемонические симво-лы»71. «Телесное письмо» может быть названо одним из наиболее архаичных и в то же время самых надежных способов трансляции информации. Татуировка и шрамирование навечно фиксируются на телах людей из поколения в поколение, сопровождая их всю жизнь и исчезая только со смертью последнего носителя традиции. Оно тесно связано с социальной организацией, и присутствующие в нем мотивы и темы служат для выражения различий рангов, степени престижа, привилегий знати и фиксации информации. Существуют разные варианты, зависящие от социальной организации и дифференциации общества. Иногда этот обычай представляет собой традицию наносить на кожу знатных представителей племени надписи в виде татуировки и шрамирования, рисунков, узоров и орнамента, представляющих собой генеалогию рода. Подобного рода «хроники» с именами умерших вождей и великих представителей племени сохраняются до сих пор у ряда племен на юго-востоке Азии, в Африке и на других континентах. Раскраска или татуировка на теле часто являлись повествованием о предках человека, реальных, тотемических, мифических, несли информацию и служили напоминанием о сведениях, важных для выживания. Они выступали символом и даже своеобразной заменой титула, звания и имени, указывая на социальный статус человека и его «место» в рамках рода и племени. Знаки предков одновременно служили общими знаками единства рода и племени, а также знаками знатности и линии родства, выступали регулятивами брачных отношений в экзогамном обществе, указывали на связи в рамках тех или иных родственных и родо-племен-ных групп.

Традиции «телесного письма» служили своеобразными текстами, историческими и мифологическими повествованиями, имевшими к тому же прагматическое значение в обществе. Так, например, у маори татуировка использовалась в разных целях и в том числе для запечатления в памяти традиций и философии

племени, являясь своего рода наставлениями и сообщениями, обладающими законченностью мысли72. Эти традиции не потеряли своего значения и в индустриальных культурах, свидетельством чего является ее бытование, например, в субкультуре исправительных учреждений. К этому можно добавить и традиции раскраски тела. В этом отношении современные западные культуры принципиально не отличаются от архаических и примитивных культур. Наглядным примером этому является огромное число современных женщин, каждый день наносящих губную помаду на губы, макияж на лицо и надевающих всевозможные украшения.

Многочисленные примеры функционального использования украшений и предметной символики можно наблюдать в армиях всего мира, где определенные знаки и атрибуты на военной форме являются средством социальной и профессиональной организации. В этом контексте можно указать и на традицию носить значки. Значок может использоваться как для украшения, так и для оповещения других о том, например, что его носитель окончил высшее учебное заведение и какое именно. В языковом контексте слово «значок» можно соотнести с такими словами, как «значение», «знание», «знак», «узнавание», «опознание». О синкретическом характере украшений, отразившемся в языке, можно судить и на примере русского слова «красный», которое можно соотнести с такими словами, как «красить», «раскрашивать», «краситель», «красивый», «украшать», «украшение». Весь этот ряд слов можно соотнести в рамках определенной атрибуции, возникновение которой, судя по данным археологии, восходит к самым ранним этапам развития человечества, на которых объективируется использование красной охры.

Мода на красную губную помаду, макияж, украшения и всевозможные прически может сменяться модой на татуировки, пирсинг и многое иное, что не всегда можно рационально объяснить. Мода в современном индустриальном обществе имеет социальное и знаково-символическое значение. Украшение на теле выступает знаком, значение которого не всегда просто объяснить. Но оно есть, поскольку с древнейших времен и до наших дней эта традиция пронизывает все культуры и подобного типа поведение свойственно всем человеческим сообществам. При анализе подобного типа поведения бывает сложно провести грань между осознанным и инстинктивным. Существуют модели объяснения подобных традиций с позиций этологии. Например, традицию раскраски губ сопоставляют с поведением обезьян, у которых половая готовность самок маркируется покраснением определенных зон тела. Возможно, именно здесь проходит тонкая грань, объединяющая инстинктивное поведение и поведение сознательное, свойственное человеку.

Так или иначе, можно допустить генетически обусловленное поведение подобного типа, заложенное многими тысячелетиями его бытования. Мода меняется по своим неведомым законам, но вполне реально является интегрирующим фактором для той или иной общности людей. Эта интеграция людей является самым простым способом обозначения некоего единства и в то же время структурирования общества. Иной вариант можно усмотреть в моде на одежду или в увлечении той или иной книгой, профессией или образом жизни. Образ жизни в целом и определяется культурой, самое начало которой можно свести к простым способам кодификации поведения. Начинаясь с простого, постепенно эти различия ведут к более значимым подразделениям людей. В течение столетий и тысячелетий накапливающиеся различия предстанут в виде большого количества знаков и маркеров и тому подобного, формирование которых и составляет историю становления и развития культуры в разных ее проявлениях.

Появление мнемонических средств, знаков и символов, ставших средством трансляции информации, можно считать объективным началом развития культуры. Выступая в функции мнемонических опор, знаки стали подспорьем для работы головного мозга. Можно допустить, что именно создание системы мнемонических средств — знаков позволило Хомо сапиенс сапиенс стать не только человеком разумным — Хомо сапиенс, но и разумным разумным — Хомо сапиенс сапиенс. Последнее определение можно отнести к обозначению процесса научения посредством оперирования со знаковыми средствами. Человек разумный, изучая зафиксированные в той или иной знаковой форме плоды иного разума, может стать и становится все более разумным. Появление мнемонических средств, с точки зрения биологической эволюции, можно сопоставить с другими явлениями использования экстрасоматических средств, которые отмечались в эволюции живого. Предыдущим экстрасоматическим средством в истории гоминизации стало использование каменных и иных орудий труда. Следующим средством стало использование знаков для улучшения процессов фиксации информации, ее хранения и вспоминания. Это также можно рассматривать в эволюционном ключе.

Ранее в биологической эволюции уже вырабатывалось применение экстрасоматических средств для улучшения чувства ориентации в пространстве. Это отмечается, например, в разных способах биологической организации вестибулярного чувства. Вестибулярное чувство говорит о положении всего тела в пространстве по отношению к направлению силы тяжести. У человека и других животных слуховой нерв, идущий к улитке, имеет

ветвь, направляющуюся к другой половине внутреннего уха — к эллиптическому мешочку и его отросткам. Упрощая, можно считать, что эллиптический мешочек представляет собой полую сферу, заполненную жидкостью и выстланную эпителием с волос-ковыми клетками. Внутри этой сферы находится немного карбоната кальция, который благодаря силе притяжения сконцентрирован на дне сферы и стимулирует там волосковые клетки. Изменение положения в пространстве обусловливает передвижения частичек эндогенного карбоната кальция. Они по-разному стимулируют разные волосковые клетки и сигнализируют об изменениях положения в пространстве. Таким образом, посредством этого эллиптического мешочка живое существо может контролировать положение тела в пространстве.

Наиболее интересно то, что у ракообразных подобные органы представляют собой углубления в их теле, сообщающиеся с окружающей средой узкими каналами, куда эти животные закладывают песчинки, собирая их на дне. Когда ракообразные линяют, эти песчинки утрачиваются и их приходится заменять новы-ми73. Использование эндогенных статолитов в некотором роде можно сравнить с использованием человеком материального воплощения знаков, которые стимулируют его органы чувств. Самый простой знак, зарубка на кости или дереве, является таким же «раздражителем», который позволяет организовать сложную психическую функцию — память и ориентироваться не только в пространстве, но и во времени. В данном случае необходимо отметить проблему понимания феномена памяти и сознания, так как, с философской точки зрения, возникает вопрос статуса существования данных феноменов и отношения к проблеме субъекта и объекта. Отвлекаясь от данного аспекта и упрощая проблему, можно утверждать, что в самом общем виде знак можно рассматривать как экстрасоматическое средство опосредованной стимуляции органов чувств и определенных структур мозга, создающего специфические ассоциативные комплексы.

Имея подобное средство, в любой момент можно использовать его для повторной актуализации данного ассоциативного комплекса. Таким образом, можно постоянно иметь в наличии средство стимуляции способностей к запоминанию и воспроизведению информации, которое становится экстрасоматическим хранилищем знаний и навыков, чувств и возможностей. Будучи объективирован и выведен как бы наружу, процесс символического мышления с созданием системы знаков и символов дал новые возможности для осмысления мира и выработки новых форм поведения. Посредством перестановки средств и целей этот новый уровень не только приобретает самостоятельность, но и обогащается74. Символическое мышление, креативность и слож-

ные формы культурной преемственности являются отличительными признаками человеческого вида. Постепенное развитие разных средств организации памяти лежит в основании эволюции огромного количества разного рода знаковых средств, имеющихся во всех культурах древних и современных людей.

Мнемоническое средство, любой знак дают возможность создать дополнительную ассоциативную связь между стимулом и реакцией, которую к тому же можно вызвать в любое время по собственному желанию. Знак дает возможность постоянного возобновления и освежения в памяти уже накопленных данным человеком и популяцией в целом знаний и навыков. Улучшение средств фиксации жизненного опыта позволяет увеличить количество вариантов жизнедеятельности, что прослеживается в развитии человечества на всем протяжении его обозримой истории. Усложнение ритуальной и прочих специфических для человека типов деятельности можно свести в самом общем виде к процессу периодического пересмотра имеющихся в запасе знаков, символов. При появлении и развитии системы фиксации информации, системы знаков и способов их использования совершенствуется память.

О важности комплексного изучения мышления, памяти и развития системы мнемонических средств — знаков писал Л.С. Выготский, который экстраполировал на проблему изучения развития культуры данные психологии развития ребенка. Л. С. Выготский указывал, что мышление ребенка во многом определяется его памятью. Мыслить для ребенка раннего возраста — значит вспоминать. Мышление здесь развивается в непосредственной зависимости от памяти75. И именно обслуживание потребности развивать основу мышления — память диктует и необходимость создания мнемонических средств. Говоря о развитии памяти, Л.С. Выготский отмечал, что оно не ограничивается простым созреванием мнемической функции, а представляет собой ее культурное перевооружение. Он считал использование выработанных человечеством вспомогательных средств — знаков отличительной особенностью культурно-исторического развития высших психических функций в целом и развития памяти в частности.

До периода появления мнемонических средств на протяжении сотен тысяч и миллионов лет человеческие виды пользовались достаточно простыми орудиями из камня. Но затем началось быстрое распространение более сложных приспособлений и орудий. Одновременно с этим отмечается и развитие искусства верхнего палеолита, которое является очевидным доказательством наличия символического выражения и абстрактного мышления. Оперирование со знаками началось существенно раньше неолитической революции и перехода к производящему образу жизни

земледельцев, который ознаменовал следующий инновационный период в развитии человечества на этапе окончания последнего оледенения и адаптации к новым климатическим условиям эпохи голоцена.

Дальнейшая эволюция человека представляет собой лавинообразную массу изменений. Появление все новых орудий труда ведет к коренным преобразованиям человеческого сообщества. Происходит дифференциация общества по принципу владения навыками использования этих орудий. Это соответствует, с биологической точки зрения, новому принципу видообразования. В то же время и для этого нововведения можно найти определенные аналогии в мире живого. В свое время, еще на этапе развития мира насекомых, в эволюции был выработан принцип адаптации на основе своего рода «разделения труда». В качестве примера можно привести колонии общественных насекомых. В некоторых случаях здесь даже отмечается симбиотическое единство разных форм живого, что может рассматриваться в качестве своеобразного «одомашнивания». Примером этому являются колонии муравьев, которые выращивают в муравейнике грибковую плесень или возделывают тлю на растениях, которая питает их своими сладкими выделениями. На этом основании появление производящего типа экономики, возникшего в человеческих сообществах на стадии неолитической революции, можно рассматривать как имеющее эволюционные прецеденты.

Однако в человеческой культуре есть нечто иное, что трудно представить себе в мире животных. Трудно вообразить себе животное, которое бы испытывало потребность рисовать. А для большого количества человеческих детенышей рисование является одной из значимых потребностей. Ее реализация вплоть до взрослого состояния делает человека мастером в этой деятельности — создает художника. Художник является человеком, который реализует потребность в отражении мира. Художником является и любой писатель, описывающий этот мир, правда в несколько иной манере изображения — посредством знаков письменности. Художником является и любой ученый, который изображает мир, претворяя его в виде математических уравнений, физических или химических формул. И что самое удивительное, это отражение дает человеку приращение знаний и возможностей по-новому взглянуть на этот мир и создать нечто новое.

Развитие изобразительной традиции послужило основой дальнейшего развития знаковых средств, история которого может быть сформулирована и как история моделирования человеком окружающей среды и самого себя, т.е. в некотором виде все та же деятельность художника или скульптура. Изображая «нечто», они создают пространство культурной коммуникации и новый тип

реальности — реальность символа. Эта реальность начинает существовать, взаимодействуя как с самим художником, так и со зрителем. Это сложное взаимодействие порождает новый уровень восприятия реальности. Каждый акт трансакции при этом может создавать новый символ, трансформируя символическую реальность, которая обретает самостоятельный статус существования.

Макет, рисунок, символ, знак создают принципиально новое восприятие мира, в основе которого лежит моделирование. Создание знака в том или ином его виде дает возможность создать некую замещающую модель. В свою очередь это позволяет выработать новый взгляд на мир: взгляд на мир, трансформированный взглядом на его локальную или общую копию — знак мира. Таким образом возникает совершенно новая реальность — реальность символического общения людей друг с другом и с миром в целом. В новых условиях жизни в символической среде возникают возможности для закрепления навыков и технологических достижений на основе символической формы фиксации и передачи жизненного опыта. С этой точки зрения и насечки, и пещерная живопись, и мелкое фигуративное искусство, и монументальная скульптура, и современная наука могут быть представлены в рамках единого эволюционного ряда развития культуры как совокупности методов фиксации информации и передачи ее из поколе -ния в поколение.

Так человек создает принципиально новую среду своего обитания — среду символического общения, в которой стало доступным общение не только с ныне живущими людьми, но и со своими предками. Этим человек преодолел ограничения, накладываемые пространством и временем, и стал приобщаться к кругу творений иного разума. Когда человек читает книгу давно умершего писателя и таким образом находится с ним в ситуации некоторого рода коммуникации — разве можно назвать этот процесс иначе как преодолением границ времени? Это является основой развития нового принципа организации сообществ живых существ, фиксации и передачи знаний, не имевшего ранее аналогов в природе. В европейской цивилизации это новое явление в истории эволюции живого принято называть латинским словом «культура», а в китайской цивилизации — «вэньхуа». Понятие «вэньхуа» более точно отражает это явление, указывая на его наиболее значимый признак.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См.: Матюшин Г.Н. Археологический словарь. М., 1996.

2 Латинско-русский словарь. 3-е изд. М., 1986. С. 213.

3 Мечников Л.И. Цивилизации и великие исторические реки. М., 1995. С. 334—335.

4 Hanzi yuanliu. Guyan kui bian. Beijing, 2003. Y. 81; Guhanyu de cidian. Beijing, 2002. Y. 1844; Wang Hunyuan. Hanzi xingti yuanliu. Beijing,

2002. Y. 296.

5 Wang Hongyuan. Hanzi ziliurumen. Beijing, 1997. Y. 179.

6 Lunyu. 12-08.

7 Большой китайско-русский словарь: В 4 т. / Под ред. И.М. Ошанина. М., 1984. Т. 4. С. 58-59.

8 Tan Lan. Zhongguo wenzi xue. Shanghai, 1981. Y. 49—51.

9 Под охрой обычно понимаются минеральные красители типа красного железняка (гематита), бурого железняка (лимонита), гетита — источников красных, желтых, коричневых красителей.

10 Rudgley R. Lost Civilisations of the Stone Age. L., 1999. P. 176.

11 Barham L. From art and tools came human origins // British Archaeology. 1999. Iss. 42.

12 Stoneking M. Progress in population genetics and human evolution // Springer. Berlin, 1997. P. 164; Zhivotovsky L.A., Rosenberg N.A., Feldman M. W. Features of evolution and expansion of modern humans inferred from genome-wide microsatellite markers // American Journal of Human Genetics.

2003. N 72. P. 1171—1186; Stringer C.B. Out of Ethiopia // Nature. 2003. N 423. P. 692—694; White T.D, Asfaw B, DeGusta D, et al. Pleistocene Homo sapiens from Middle Awash, Ethiopia // Nature. 2003. N 423. P. 742—747; Barham L. Op. cit.

13 Barham L. Op. cit.

14 Stringer C.B. Op. cit. P. 692—694; White T.D, Asfaw B, DeGusta D., et al. Op. cit. P. 742—747.

15 White T.D., Asfaw B, DeGusta D. et al. Op. cit.

16 Использование разных методов при проведении глобального анализа древней демографической истории популяций человека путем генетического исследования ныне существующих народов позволяет получать все более полную картину эволюции человечества. В 2001 г. был завершен первый этап программы «Геном человека», целью которого было определение последовательности нуклеотидов генома человека. Выяснилось, что размер генома человека составляет порядка 3,3 млрд пар нуклеотидов. Стало очевидно, что геном, как и каждый человек, сугубо индивидуален. Индивидуальные различия между двумя людьми на уровне ДНК составляют в среднем один нуклеотид на тысячу. Существуют также различия на уровне этнических групп, отдельных сообществ и рас. Используя определенные типы полиморфизма ДНК, можно оценить те или иные временные события, происходившие в истории данной популяции. Путем сравнения двух генетических текстов и по числу различий между ними можно датировать время появления последней предковой мутации и тем самым установить время существования общего предка популяции (см.: Янковский Н.К., Боринская С.А. Геном человека: научные и практические достижения и перспективы // Вестн. РФФИ (Приложение к «Информационному бюллетеню РФФИ № 10»). 2003. № 2. Июнь; Хуснутдинова Э.К Этногеномика и генетическая история народов Восточной Европы // Вестн. РАН. 2003. Т. 73. № 7. С. 614—621.

17 Stoneking M. Op. cit.

5 ВМУ, философия, № 3

18 Bower B. Stone Age Genetics: Ancient DNA enters humanity's heritage // Science News. 2003. Vol. 163. N 20. P. 307.

19 Zhivotovsky L.A., Rosenberg N.A., Feldman M. W. Op. cit.

20 В основании этого расчета лежит предположение о приблизительно известной из данных палеонтологии дате разделения одного вида на два новый, один из который стал прямым предком человека разумного, а второй — предком шимпанзе, что произошло около 5—7 млн лет назад. Дальнейший анализ базируется на допущении темпа мутационной дивергенции, равной 2—4% за 1 млн лет.

21 Thomson R., Pritchard J., Shen P. et al. Recent common ancestry of human Y chromosomes: Evidence from DNA sequence data // Proceedings of National Academy of Sciences. 2000. Vol. 97. N 13 P. 7360—7365.

22 В этом могут проявляться различия поведения женщин и мужчин при переселениях, завоеваниях и колонизациях, различия самих геномов, например в интенсивности отбора вариантов мгДНК и Y-хромосомы. Y-хромосома не имеет в хромосомном наборе своей пары, и потому ей не с чем обмениваться генетическим материалом (бытают незначительные локальные исключения), и если бы не мутации, то эти хромосомы передавались бы неизменными от отца к сыну на протяжении всей истории человечества. Для большинства мест в Y-хромосоме частота мутаций исключительно низка, поэтому последовательность ДНК даже у далеких друг от друга этнических групп различается очень незначительно (см.: Хуснутдинова Э.К Указ.соч.).

23 Chen Y.S., Olckers A., Schurr T.G. et al. MtDNA variation in the South African Kung and Khwe : and their genetic relationships to other African populations // American Journal of Human Genetics. 2000. N 66. P. 1362—1383; Ingman M., Kaessmann H, Paabo S., Gyllensten U. Mitochondrial genome variation and the origin of modern humans // Nature. 2000. N 408. P. 708—713; Underhill P.A., Shen P., Lin A.A. et al. (21 co-authors). Y-chromosome sequence variation and the history of human populations // Nature Genetic. 2000. N 26. P. 358—361; Cruciani F, Santolamazza P. et al. A back migration from Asia to sub-Saharan Africa is supported by high-resolution analysis of human Y-chromosome haplotypes // American Journal of Human Genetics. 2002. N 70. P. 1197—1214; Semino O, Santachiara-Benerecetti A.S., Falaschi F. et al. Ethiopians and Khoisan share the deepest clades of the human Y-chromosome phylogeny // American Journal of Human Genetics. 2002. N 70. P. 265—268.

24 Zhivotovsky L.A., Rosenberg N.A., Feldman M. W. Op. cit.

25 Петрин B.T. Переход от эпохи мустье к позднему палеолиту на Алтае // Сибирское археологическое обозрение. Выт. 7. Новосибирск, 2002.

26 Klein R.G., Cruz-Uribe K. Exploitation of large bovids and seals at Middle and Later Stone Age sites in South Africa // Journal of Human Evolution. 1996. N 31. P. 315—334; Klein R..G. The mammalian fauna of the Klasies river mouth sites, Southern Cape province, South Africa // South African Archaeological Bull. 1976. N 31. P. 75—98.

27 Knight W. Decorative objects from the Stone Age // New Scientist. 2004. N 31. March.

28 Henshilwood Ch, Sealy J. Bone artefacts from the Middle Stone Age at Blompos Cave, Southern Cape, South Africa // Current Anthropology. 1997. Vol. 38. N 5. P. 890—895.

29 Ibid.

30 Ibid.

31 Knight W. Op. cit.

32 Klein R.G., Cruz-Uribe K. Op. cit.; Klein R..G. Op. cit.

33 Knight A., Underhill P.A., Mortensen H.M. et al. African Y-chromosome and mtDNA divergence provides insights into the history of click languages // Current Biology. 2003. N 13. P. 464—473.

34 См.: Казанков А.А. Особенности адаптаций охотников-собирателей в полупустынных зонах: эгалитаризм как эволюционная перспектива // Альтернативные пути к цивилизации / Отв. ред. Н.Н. Крадин, А.В. Ко-ротаев, Д.М. Бондаренко, В.А. Лынша. М., 2000. C. 207—218; Kazankov A.A. Hunter-Gatherer Adaptations in Semi-Desert Areas // Alternatives of Social Evolution / Eds. N.N. Kradin, A.V. Korotayev, D.M. Bon-darenko, V. De Munck, P.K. Wason. Vladivostok, 2000. P. 117—122.

35 Knight A. Op. cit.

36 Mayell H. Is Bead Find Proof Modern Thought Began in Africa? // National Geographic. 2004. March. N 31.

37 См.: Ташак В.И. Обработка скорлупы яиц страусов в верхнем палеолите Забайкалья // История и культура Востока Азии: Материалы междунар. науч. конф. (г. Новосибирск, 9—11 декабря 2002 г.) / Отв. ред. С.В. Алкин. Т. 2. Новосибирск, 2002.

38 Традиции захоронений характерны как для неандертальцев, так и для неоантропов. Самые древние места захоронений людей приписываются неандертальцам, и они обнаружены в пещерах Западной Европы и Западной Азии. Индивидуальные и коллективные погребения известны на поселениях во многих частях света, но древнейшие происходят из Западной Азии (Кафзех и Схул), они датируются порядка 90 тыс. лет назад. Предполагается, что уже 60 тыс. лет назад неандертальцы не оставляли мертвых без погребения. В некоторых случаях они помещали тела в неглубокие ямы, иногда засыпали их камнями или костями или даже насыпали небольшие холмики. Останки неандертальцев обычно не сопровождались погребальным инвентарем. Редкие находки каменных орудий и костей животных разные ученые объясняют по-разному: либо они были положены специально, либо случайно попали с землей, которой было засыпано тело. В погребении неандертальца в пещере Шанидар (Ирак) была найдена пыльца восьми разных видов цветов, которые не могли расцвести в пещере. Предполагают, что умершего похоронили с цветами умышленно. В отношении человека современного анатомического типа не вызывает сомнений, что он хоронил своих умерших вместе с личными украшениями и другими предметами повседневной жизни. Останки часто оказываются покрыты охрой.

39 Roth W.E. North Queensland Ethnography. Notes on Government, Morals, and Crime. Brisbane, 1906. P. 9—10.

40 Curr EM. The Australian Race. Melbourne, 1886. Vol. 2. P. 433.

41 Klein R..G. Cruz-Uribe К Op. cit.; Klein R.G. Op. cit.

42 Ibid.

43 Kalahari Hunter-Gatherers. Studies of the Kung San and Their Neighbors / Ed. by R.B. Lee, I. DeVore. Cambridge, 1976. P. 73-97.

44 Shapera I. The Khoisan Peoples of South Africa. L., 1930. P. 80.

45 Элленбергер В. Трагический конец бушменов. М., 1956. С. 116.

46 Marshall L. The Kung of Nyae Nyae. Cambridge, 1976. P. 96.

47 Пиз A., Пиз Б. Язык взаимоотношений мужчина—женщина. М., 2002. С. 34-38.

48 Henshilwood Ch., Sealy J. Op. cit.

49 Чтобы надежнее поразить добычу, бушмены используют съемные наконечники, т.е. вкладышевые орудия, появление которых было очень значимым показателем верхнепалеолитических инноваций. При стрельбе бушмены соединяют наконечник стрелы с древком из выточенного дерева или тростника. Бушмены охотятся в кустарнике (буше) и при жестком соединении наконечника с древком стрела может выпасть из тела животного, которое после ранения несется по кустам, цепляя стрелой за сучья и ветки. Свободно соединенный на древко, наконечник всегда остается в теле, и яд надежно отравляет кровь жертвы. Для подобного рода стрел актуальны и миниатюрные наконечники. Бушмены используют стрелы без оперения и пускают их, подкрадываясь к животному на короткую дистанцию, где они, не теряя направления, точно попадают в цель. Ныне у бушменов, охотников юга Африки, стрелы тонкие, легкие, выточенные из дерева, с нанесенным орнаментом темно-коричневого или красного цвета охры. Яркое древко стрел актуально для их обнаружения в кустарнике, а орнамент на них может иметь значимые коннотации. Стрелы со смазанными змеиным ядом наконечниками являются грозным оружием. Бушмены используют около 80 видов ядов и противоядий. Каждое племя имеет свои рецепты их приготовления и в ходе миграций отыскивает необходимые для их изготовления растения и другие ингредиенты. Рецептура порой очень сложна, включая неядовитые растения, которые в смеси с соком или пыльцой других растений превращаются в смертоносный яд, аналогичный яду змей. Обычно они выпускают в антилопу или зебру стрелу, яд которой действует через полтора часа. Однако для самозащиты могут пользоваться сильнодействующими ядами, которые способны за полчаса умертвить слона. Лев, раненный стрелой, пропитанной ядом гусеницы, умирает за две-три минуты.

50 Rightmire G.P. Implications of Border cave skeletal remains for later pleistocene human evolution // Current Anthropology. 1979. Vol. 20. N 1. P. 23—26.

51 Butzer K.W., Beamont P.B., Vogel J.C. «Lithostratigraphy of Border Cave, KwaZulu, South Africa: a Middle Stone Age Sequence Beginning. P. 195» // Journal of Archeological Science. 1978. N 5. P. 317—341.

52 Marshack A. The Roots of Civilization. N.Y., 1972.

53 См.: Фролов Б.A. К истокам познания и творчества // Гипотезы и прогнозы (Будущее науки). М., 1990. С. 253.

54 См.: Фролов Б.А. О чем рассказала сибирская мадонна. М., 1981.

55 Curr E.M. Op. cit.

56 Marshack A. Op. cit. P. 139—140.

57 Mooney J. Calendar history of the Kiowa Indians // 17th Annual Report of the Bureau of American Ethnology. Washington, 1898. Pt. 1. P. 142—143.

58 См.: Иоганнес Ф. История письма / Пер. с нем.; под ред. И.М. Дьяконова. 2-е изд. М., 2001. С. 36.

59 См.: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. 3-е изд. М., 1955.

60 См.: Иоганнес Ф. Указ. соч. С. 35.

61 См.: Добльхофер Э. Знаки и чудеса. Рассказы о том, как были дешифрованы забытые письмена и языки. М., 1963. С. 28.

62 Там же.

63 См.: Дирингер Д. Алфавит / Пер. с англ. М., 1963.

64 Сохранилось около 600 «кипу», которые пережили испанское нашествие.

65 См.: Wilford J.N. String and Knot. Theory of Inca Writing // New York Times. 2003. Aug. 12.

66 См.: Ламберт Д. Доисторический человек: кембриджский путеводитель. Л., 1991. С. 169—173.

67 См.: Сукачев В.Н., Громов В.И., Бадер О.Н. Верхнепалеолитическая стоянка Сунгирь. М., 1966.

68 См.: Фролов Б.А. К истокам познания и творчества. С. 254.

69 См.: Леруа-Гуран А. Религии доистории // Первобытное искусство. Новосибирск, 1971; Токарев С.А. А. Леруа-Гуран и его труды по этнографии и археологии // Этнологические исследования за рубежом. М., 1973.

70 Leroi-Gourhan A. Les religions de la préhistoire: Paléolithique. P., 1964. P. 77—152.

71 См.: Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М., 1996. С. 347.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

72 См.: Леви-Строс К. Искусство // Структурная антропология. М., 1983. С. 228—232.

73 Один остроумный экспериментатор убрал из аквариума все песчинки и заменил их металлическими опилками. Креветки, с которыми работал ученый, заполнили свои статоцисты железными опилками. Когда над аквариумом поместили магнит, опилки поднялись вверх, подчиняясь не силе тяготения, а притяжению магнита. При этом волосковые клетки теперь стимулировались расположенными вверху статолитами, и реакция животных была молниеносной, они тотчас встали на голову (см.: Азимов А. Человеческий мозг от аксона до нейрона. М., 2003).

74 См.: Прибрам К. Языки мозга. Экспериментальные парадоксы и принципы нейропсихологии / Пер. с англ. Н.Н. Даниловой, Е.Д. Хом-ской; под ред. и с предисл. А.Р. Лурия). М., 1975. С. 410.

75 См.: Выготский Л.С. Память и ее развитие в детском возрасте // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. М., 1982.

N.P. Martynenko

«CULTURE» AS A TRANSFORMATION OF SIGNS -«VENHUA»

Summary

The article is devoted to the discussion of the problem of such form of activity specific for a man as active use of signs, symbols and drawings. The author involves wide ethnographical, culturological and linguistic materials in order to show that this kind of activity can be observed in any people community both in the most primitive cultures and in industrial cultures.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.