CC BY
63
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2014. №2(36)
УДК 82-2
КТО АВТОР ПЬЕСЫ Н.КОЛЯДЫ «ПОПУГАЙ И ВЕНИКИ»? ПРОВЕРКА ГРАНИЦ ДОВЕРИЯ ЧИТАТЕЛЯ ПСЕВДОДОКУМЕНТАЛЬНОЙ ПЬЕСОЙ
© Я.С.Жарский
В статье анализируется пьеса Н.Коляды «Попугай и веники» и делается вывод, что она представляет собой мистификацию, выполненную в псевдодокументальном жанре.
Ключевые слова: Николай Коляда, ремарка, репортаж, шоскишейагу, гиперреальность.
Пьеса Николая Коляды «Попугай и веники» выделяется из ряда других произведений драматурга в первую очередь тем, что в ней встречается нехарактерная для драмы фигура рассказчика, которая вводится через ремарки. Паратекст пьесы превращается в сказ и полностью переходит в его власть.
Все ремарки, встречающиеся в драме - это, в сущности, внутренний монолог рассказчика; периодически он отмахивается от навязчивых мыслей и спорит сам с собой, играет словами, находя стереотипные пошлые созвучия в обычных фразах, или задает вопросы и сам же на них отвечает.
Начинает он свое повествование следующим образом: «Зима. Возле бани на Фрунзе. Баня кирпичная, высокая, с трубой, из трубы дым -как крематорий дымит. Рано-рано утром. Воды в городе горячей нету, все бегут не на работу, а в баню, чтобы вымыться чисто <...> Бегут в баню мужики, бабы, дети, инвалиды, иностранцы, шахтеры, актеры, вахтеры, учителя, врачи и рвачи» [1].
Обращает на себя внимание разговорный характер этой ремарки. Интересно обозначается и место действия - возле бани на Фрунзе, которое, исходя из самой формулировки, должно быть известно всем; не указывается ни номер дома, ни город, где находится эта баня, то есть оно известно и нарратору и тому, кому он это рассказывает. Он говорит с читателем так, что возникает иллюзия личного знакомства с ним.
Также он пытается вовлечь читателя в диалог, прибегая к использованию крайнего преувеличения: «Холодно. Сто градусов мороза холодно. Вот так вам. Не верите, что сто градусов можно? Можно. У нас в Расее все можно. Если осторожно» [1].
Рассказчик выступает в роли собеседника читателя. Как и в бытовом разговоре, он позволяет себе отступать от повествования и говорить на не связанные с ним темы. Читатель имеет дело не с абстрактным автором, а с конкретной лич-
ностью, обладающей всеми признаками «обычного» человека, обывателя (частого героя пьес Коляды): простая речь, слова-паразиты, пошлый юмор, ограниченный кругозор. Что дает введение этой фигуры?
Во-первых, введение фигуры рассказчика через паратекст превращает ремарку из авторской рекомендации в событие рассказывания. Так драма сближается с эпосом.
Во-вторых, устраняется фигура автора-творца произведения; он сменяется рассказчиком, комментатором, наблюдателем событий. Подобный прием увеличивает эффект достоверности происходящего в пьесе.
В-третьих, чем достовернее создаваемая картина, тем больше шансов, что читатель сможет ощутить себя участником или непосредственным наблюдателем события; иначе говоря, чем достовернее картина, тем сильнее эффект присутствия. Об этом следует поговорить подробнее.
Введение рассказчика-комментатора создает эффект присутствия на месте событий в настоящем времени, что сближает эту драму с репортажем, а это, в свою очередь, дает возможность увидеть одну из точек зрения на событие, позволяя тем самым избавиться от фигуры всезнающего автора и вызвать большее доверие со стороны читателя. Здесь цели пьесы и репортажа сходятся.
Репортаж - это публицистический жанр, дающий наглядное представление о событии через непосредственное восприятие автора - очевидца или участника события [2]. В нашем случае рассказчик в пьесе старается передать читателю свой взгляд на события, свидетелем которых он является. Задача любого репортера заключается прежде всего в том, чтобы дать аудитории возможность увидеть описываемое событие его глазами, т.е. создать эффект присутствия [3]. Другими словами, создать при помощи выразительных средств зримую картину, позволяющую читателю ощутить себя находящимся на месте события [4].
Кратко рассмотрим черты репортажа (по Л.Е.Кройчику, [2]) и сразу приведем примеры их присутствия в паратексте пьесы:
1) последовательное воспроизведение события. Рассказчик передает то, что видит в реальном времени: «Другой мужик пришел вдруг, пришел мужик какой-то чокнутый, о, мужик пришел (курсив здесь и далее наш - Я.Ж.), пришел, купил один веник березовый, один веник еловый, под мышку зажал, ушел, не торговался» [1];
2) использование предметного описания деталей, приведения подробностей, воспроизведения поступков и реплик действующих лиц. В ремарках присутствует очень подробное описание всего, что окружает рассказчика: чем торгует Старуха, как ремонтируют канализацию и какие у героев особенности речи («Мужик - картавит, Баба - шепелявит, Старуха - заикается». [1]);
3) предельная документальность, отсутствие вымысла. Например, указание места действия «возле бани на Фрунзе», которое якобы все знают, и любой желающий может удостовериться в его реальности. Работает на документальность и сохранение особенностей орфографии Старухи: «Инволиды и ветираны войны <.. .> Иносранцы -без.платно» [1];
4) образная аналитичность - публицист выступает как исследователь. Рассказчик, проникая в головы других персонажей, может сказать, что те, например, говорят «с подтекстом» или «по русско-народному», отразив это в ремарке;
5) эмоционально окрашенный стиль повествования, придающий рассказу дополнительную убедительность. Слова с яркой коннотацией составляют существенный пласт лексики рассказчика, это видно уже по списку действующих лиц, где герои названы «Мужик», «Баба»;
6) активная роль личности самого репортера, позволяющая увидеть событие глазами рассказчика. Рассказчик пристрастен, у читателя есть только его точка зрения на происходящее.
Все перечисленные черты наличествуют в пьесе. Это позволяет говорить о том, что она может рассматриваться как близкое репортажу художественное произведение, выполненное в документальном жанре.
Введением фигуры рассказчика автор добивается того, что происходящее в пьесе воспринимается как документ, ведь это реальное событие, наблюдаемое реальным человеком.
Здесь закономерно возникает вопрос: а зачем рассказчик так старается убедить читателя, что он вместе с «народным народом» [1], зачем доводить доказательства документальности происходящего до абсурда?
При более внимательном прочтении можно увидеть, что фигура рассказчика - лишь способ маскировки совершенно другой личности, поскольку он не только выражает свое мнение, отпускает шуточки, но, собственно, придумывает и наполняет художественный мир произведения. Этот мир показан становящимся, создающимся на глазах у читателя: «Рядом на ящике из-под пива сидит их мама будто бы, нет, пусть будет квартиросдатчица, нет, умерла мама, умерла квартиросдатчица, а сидит их соседка с первого этажа, скажем, а они - с пятого» [1].
Фактически, мы наблюдаем за актом творчества. Значит, мы имеем дело не с рассказчиком (рассказчики произведений не создают), а с тем, кто себя за него выдает. Очевидно, что если мы имеем дело с творческим актом, то речь идет об авторе. Но тут возникает вопрос: а кто он, собственно, такой?
Это не маска истинного автора - Н. Коляды, поскольку маска предполагает наличие большого корпуса текстов, вынесение себя за пределы литературы. Здесь же эта фигура ограничена пространством пьесы, которая подписана Николаем Колядой, а не вымышленным именем.
Не вызывает сомнений, что языковые лично -сти автора этой пьесы и Н. Коляды не тождественны; для этого достаточно даже поверхностно сопоставить паратекст этой и любой другой пьесы. Значит, это кто-то другой.
Сформулируем это так: автор, притворяющийся рассказчиком. Он маскируется под простого человека «в пальте», но его размышления в ходе творческого акта указывают, что перед нами все-таки автор пьесы: «Стоят. Дождь идет. Нет, снег. Нет, ни снегу, ни дождя нету. Холодно. Сто градусов мороза холодно. Вот так вам» [1].
Он активно рефлексирует по поводу написанного, порою искренне удивляясь уровню собственного мастерства: «Пальма руки свои зеленые к морозному солнцу тянет (как я залудил, однако?!). Рядом с пальмой сидит в клетке большой белый попугай, его старуха шестой рукой продает (ну, юморист, скажу ведь!)» [1].
Задав начальные условия, автор предпринимает попытку функционировать как комментатор события. Он пытается преподнести мир, им выдуманный, как реальный, но выдумки своей ему не удается скрыть. В одной из ремарок он окончательно раскрывает себя: «А я вот, видите, в костюме артиста мимо бегу в баню тоже» [1]. Он хочет, чтобы о нем как об артисте говорили наряду с другими персонажами (артистка-баба в костюме БАБЫ [1]). Иначе говоря, он играет роль [рассказчика] играющего роль [артиста].
Автор - это персонаж, созданный Колядой для создания пьесы. То есть это произведение, в котором автор пишет пьесу, это произведение о написании произведения.
С одной стороны, введение подобной фигуры влечет за собой обнажение художественного приема и процесса написания в целом. Но есть и обратная сторона.
Ранее мы говорили о том, какими средствами создается впечатление о документальности пьесы. Возникает интересный эффект: то, чему доверяешь из уст рассказчика, то, что делает его настоящим, фактически делает обратное с автором, раскрывая его вымысел. Те же «сто градусов мороза» - уже не особенность речи и преувеличение, а попросту ложь. Именно очевидный вымысел и гротеск делают эту пьесу псевдодокументальной.
Документальность не тождественна действительности [5], это, в сущности, набор приемов. Разница между документальностью и псевдодокументальностью лишь в очевидности вымыш-ленности второй.
Термин «псевдодокументальность» (или «мокьюментари») обычно употребляется по отношению к кино (когда известно о намеренном вымысле), но это понятие следует рассматривать шире. Во-первых, потому что она не ограничивается только кино. Во-вторых, потому что о вымысле далеко не всегда сообщается (взять, например, статьи в т.н. «желтой прессе» или псевдонаучные фильмы о внеземном разуме, палеоконтактах и проч., которые воспринимаются обывателем исключительно как реальные).
Возможность запечатлеть жизнь непосредственно породила не только документальное кино, но и оказала воздействие на традиционное искусство, спровоцировав появление документальной драмы, документальной прозы, документального стиля съемки и даже «документальной» скульптуры [5].
В сущности, везде, в любом жанре, где речь идет о документальности, всегда будет подразумеваться и псевдодокументальность как возможность ее имитации. Есть документальное кино -ему в противовес появляется мокьюментари. Так же с фотографией, дневниками и другими документами.
Существует документальная драматургия, использующая технику verbatim. Есть средства создания документа в драме - значит, есть возможность их использовать для его имитации. Иными словами, можно говорить и о возможности такого жанра, как псевдодокументальная драма.
Интересно, что само слово мокьюментари происходит от суммы английских слов «mock» -«насмешка», и documentary. Жанр этот был изначально сатирическим [6]. Значит, можно с полной уверенностью утверждать, что рассматриваемая нами пьеса является мокьюментари в исконном смысле слова.
Раз документальность существует лишь формально [7], то всегда можно усомниться в реальности того, что преподносится как правдивое изображение действительности. Общее недоверие к документу рождает реакцию в виде вычурной, нарочито абсурдной псевдодокументалистики.
Почву для такого недоверия создают известные документы, на деле не являющиеся запечатленной реальностью: многие знаменитые фото, как, например, постановочный снимок Е.А.Хал-дея «Знамя Победы над Рейхстагом». А сообщения Совинформбюро времен Великой Отечественной войны были записаны в 1950-х гг. Можно ли считать такой документ подлинным? Должен ли он вызывать доверие?
Коляда намеренно создает абсурдный, гротескный мир с еловыми вениками, и этот мир пытается убедить читателя в том, что реален. Все специально преувеличено, чтобы проверить, посмотреть, где же проходит грань доверия читателя, где проходит грань достоверности.
Крайняя степень гротеска - это поток стереотипов, представленных в речи «рассказчика»: «Мы все тут идем в баню по нашему "Сверлов-ску": медведи идут, люди прыгают с парашютами - на крыши хрущевок садятся, потому что в городе нету аэродрома, а те, кто дома сидит, тот не ест вилкой и ножом, а только вилкой или, еще хуже, ложкой, потому что до нас цивилизейшен не дошел еще пока» [1]. Стереотипы по отдельности безобидны и являются неотъемлемой частью реальности их носителя; они не воспринимаются как выдумка, они реальны, документальны. Но собранные вместе, они создают причудливую реальность. Таким способом показывается абсурдность самих стереотипов и слепого верования в них.
«Попугай и веники» - это многоуровневый обман, мистификация. Настоящий автор (Н.Коляда), уступает место нелепому наместнику, который пытается спрятаться за личиной рассказчика, маскируясь под героев; из-за его иронии сомнительной выглядит жизненная драма героев - она тоже ненастоящая. Персонажи пьесы, как становится понятно из речи псевдорассказчика, -это артисты, играющие роль самих себя: «артистка-баба в костюме БАБЫ» [1] и при этом остающиеся обычными людьми. Они понимают,
что играют спектакль, что их жизнь - спектакль, она нереальна, а лишь преподносится как таковая; это уже гиперреальность [8], когда воображаемое реальнее реального. Собака лает на «артистов местного драматического, пар у нее изо рта идет, а ей весело на чучел лаять, дуре такой» [1] - в ремарке встречается недвусмысленный намек на искусственность персонажей: они лишь пустая оболочка. Сами герои неоднократно говорят о том, что играют спектакль.
Автор (кем бы он ни был) ясно дает понять, что не он один выдает себя за другую личность. В этой пьесе каждый является исполнителем какой-то роли, даже если играет самого себя.
Думается, что основная цель этого крайне ироничного, саркастического произведения - определить, где проходит грань доверия читателей; когда, в какой момент, читатель понимает, что его обманывают? В какой-то степени любое псевдодокументальное произведение - это реакция на часто встречающийся подлог в «настоящем» документе.
Пьеса «Попугай и веники», которую с полной уверенностью можно отнести к жанру псевдодокументальной драмы, дает читателю возможность усомниться в реальности того, что преподносится ему как настоящее. Она дает возможность трезво посмотреть вокруг себя и увидеть, что человек, зачастую об этом не подозревая, становится пленником гиперреальности, участвует в постановке собственной жизни и принимает современные мифы за реально существующие факты.
1. Коляда Н.В. Попугай и веники // URL: http://kolyada.ur.ru/popugai (дата обращения 09.03.2014).
2. Кройчик Л.Е. Система журналистских жанров // Основы творческой деятельности журналиста: учеб.пособие. Ред.-сост. С.Г.Корконосенко. СПб, 2000. URL: http://evartist.narod.ru/text5/64.htm (дата обращения 16.02.2014).
3. Тертычный А.А. Жанры периодической печати. Учебное пособие. М.: Аспект Пресс, 2000. URL: http://evartist.narod.ru/text2/01.htm (дата обращения 16.02.2014).
4. Князев А.А. Энциклопедический словарь СМИ // URL: http://www.evartist.narod.ru/text16/069.htm (дата обращения 16.02.2014).
5. Туровская М. Документальность. // Искусство кино. - 2012. - №1. URL: http://kinoart.ru/ru/archive/ 2012/01/n1-article2 (дата обращения 08.03.2014).
6. Зельвенский С. Mocumentary: история вопроса // Сеанс. - 2007. - №32. URL: http://seance.ru/n/32/ mockumentary/mocumentary (дата обращения 01.03.2014).
7. Алешичева Т. В документальном кино умирают дважды // Сеанс. - 2007. - №32. URL: http://seance.ru/n/32/shockumentary/v-dokumentalnom-kino-umirayut-dvazhdyi (дата обращения 08.03.14).
8. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция. - Тула, 2013. - 204 с.
9. Ковалов О. Великая иллюзия // Сеанс. 2007. №32. URL: http: //seance. ru/n/3 2/mockumentary/velikaj a-illjuzia (дата обращения 02.03.2014).
WHO IS THE AUTHOR OF THE PLAY «POPUGAI I VENIKI» BY N.KOLYADA? THE MOCKUMENTARY PLAY AS A TEST OF READERS' TRUST LIMIT
Ya.S.Zharskij
This article analyzes the play «Popugai i veniki» by N.Kolyada. The author concludes that this play is a hoax, written in the mockumentary genre.
Key words: Nikolay Kolyada, remark, reportage, mockumentary, hyperreality.
1. Kolyada N.V. Popugaj i veniki // URL: http://kolyada.ur.ru/popugai (data obrashheniya 09.03.2014). (In Russian)
2. Krojchik L.E. Sistema zhurnalistskix zhanrov // Os-novy tvorcheskoj deyatel'nosti zhurnalista: ucheb.posobie. Red.-sost. S.G.Korkonosenko. SPb, 2000. URL: http://evartist.narod.ru/text5/64.htm (data obrashheniya 16.02.2014). (In Russian)
3. Tertychnyj A.A. Zhanry periodicheskoj pechati. Uchebnoe posobie. M.: Aspekt Press, 2000. URL:
http://evartist.narod.ru/text2/01.htm (data obrashheniya 16.02.2014). (In Russian)
4. Knyazev A.A. E'nciklopedicheskij slovar' SMI // URL: http://www.evartist.narod.ru/text16/069.htm (data obrashheniya 16.02.2014). (In Russian)
5. Turovskaya M. Dokumental'nost'. // Iskusstvo kino. -2012. - №1. URL: http://kinoart.ru/ru/archive/2012/ 01/n1-article2 (data obrashheniya 08.03.2014). (In Russian)
6. Zel'venskij S. Mocumentary: istoriya voprosa // Se- dokumentalnom-kino-umirayut-dvazhdyi (data ans. - 2007. - №32. URL: http://seance.ru/n/32/ obrashheniya 08.03.14). (In Russian) mockumentary/mocumentary (data obrashheniya 8. Bodrijyar Zh. Simulyakry i simulyaciya. - Tula, 01.03.2014). (In Russian) 2013. - 204 s. (In Russian)
7. Aleshicheva T. V dokumental'nom kino umirayut 9. Kovalov O. Velikaya illyuziya // Seans. 2007. №32. dvazhdy // Seans. - 2007. - №32. URL: URL: http://seance.ru/n732/mockumentary/velikaja-http://seance.ru/n732/shockumentary/v- illjuzia (data obrashheniya 02.03.2014). (In Russian)
Жарский Яков Сергеевич - аспирант кафедры истории русской литературы, теории литературы и критики Кубанского государственного университета.
350040, Россия, Краснодар, ул. Ставропольская, 149.
E-mail: [email protected]
Zharsky Jacob Sergeevich - graduate student, Department of Russian Literature History, Theory
and Criticism of Literature, Kuban State University.
149 Stavropolskaya Str., Krasnodar, 350040, Russia
E-mail: [email protected]
Поступила в редакцию 16.03.2014
