электронный научный журнал «apriori. cерия: гуманитарные науки»
www.apriori-journal.ru
№ 6 2014
УДК 811.161.1
КСЕНОФОБИЯ И КСЕНОФОБНЫЕ ИМЕНОВАНИЯ ЛИЦ В ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИНГВИСТИКЕ
Волков Валерий Вячеславович
д-р филол. наук Тверской государственный университет, Тверь
аи^ог@аргюг1-]оигпа!. ги
Аннотация. Ксенофобия - серьезный нравственный недуг, который представляет общественную опасность. В современном русском языке расширяется круг ксенофобных именований лиц как особого объекта юридической лингвистики и судебной лингвистической экспертизы.
Ключевые слова: ксенофобия; ксенофобные именования лиц; юридическая лингвистика; судебная лингвистическая экспертиза.
XENOPHOBIA AND XENOPHOBIC NAMES OF PERSONS IN JURIDICAL LINGUISTICS
Volkov Valery Vyacheslavovich
doctor of philology Tver State University, Tver
Abstract. Xenophobia is a serious moral ailment that carries a public jeopardy. In modern Russian language the group of xenophobic names of persons broadens that makes them the special object of juridical linguistics and judicial linguistic examination.
Key words: xenophobia; xenophobic names of persons; juridical linguistics; judicial linguistic examination.
Объект размышления в данной статье - ксенонимические именования лиц, предмет - лингвоюридически значимые нарицательные антро-понимические ксенонимы, а именно: такие, которые содержат в своей семантической структуре реальные (языковые) и/или потенциальные (контекстуально-речевые) семы ксенофобного характера, которые могут фиксироваться словарными пометами типа «уничижительное», «пренебрежительное», отражающими ксенофобную коннотативную окраску, как в характерных синонимических парах типа не кавказец, а чурка, не еврей, а жид.
Под термином ксенонимы в практике лингвистических исследований академического типа, как правило, понимаются языковые единицы, обозначающие специфические элементы внешних культур (инонациональные реалии), как, например, доцент, кандидат наук, меньшевик в англоязычной периодике [1, с. 736] или канцлер, государственный секретарь в российской публицистике. С этой точки зрения, ксенонимична вся неосвоенная заимствованная лексика.
Для прикладной практики лингвоюридического исследования именований лиц основополагающим является иное представление об ан-тропонимической ксенонимии, суть которого в том, что любое именование лица (как исконно или собственно русское, так и заимствованное) в определенном контексте может оказываться носителем ксенофобных коннотативных смыслов, потенциально способных модулировать сначала аморальные, а затем, как их следствие, и противоправные [2] экстремистские проявления; в соответствии с формулировками Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» - от изготовления и распространения экстремистских материалов до создания экстремистских организаций [3].
В силу прозрачности синхронной внутренней формы семантические этимоны существительного ксенофобия представляются на первый взгляд совершенно очевидными: по непосредственному восприятию но-
сителей русского языка, ксенофобия складывается из др.-гр. xenos -прилагательного (в значении 'чужой; чужеземный; необыкновенный, неслыханный, странный' [4, с. 857-858; 5, с. 1146]) или омонимичного существительного ('чужеземец (в отличие от гражданина)' [4, с. 857]) + ...фобия (из гр. phobos 'страх, ужас, боязнь' [5, с. 1739]) в значении «боязнь (враждебность, нетерпимость, непереносимость и т.п.) того, что названо в первой части слова». Таким образом, суммарное значение сущ. ксенофобия, явствующее из его синхронной внутренней формы, -«боязнь чужого, странного (человека)», «страх перед чужеземным». Однако этимология этого существительного не столь проста и в своей неоднозначности весьма поучительна, равно как и современная динамика его семантической эволюции.
Во-первых, сущ. ксенофобия - западноевропейское, а не древнегреческое образование, причем из французского первоисточника вошла в русское языковое сознание и в русский речевой обиход ксенофобия (из фр. xénophobie 'ненависть к иностранцам' [6, с. 1170]), в то время как антонимичное сущ. «ксенофилия» (фр. xénophilie 'любовь, симпатия к иностранцам' [6, с. 1170]) в русском словоупотреблении не представлено, - наличествуют лишь семантически смежные видовые именования англоман и англомания, галломан и галломания, англофил и германофил и под. (в том числе фиксирующие ксенофилию весьма завуалированно, как в сущ. петиметр или гламур [7]), причем эти именования фиксируют вовсе не «любовь к немцам, французам и т.п.», а «пристрастие к английскому / французскому / немецкому... образу жизни / обычаям и т.п.». Мена очередного «пристрастия» может рассматриваться как сигнал «фазового перехода» в пространстве лингвокультурного сознания [8].
Во-вторых, в семантике др.-гр. сущ. xenos энантиосемически соединяются конверсивные значения 'гость' и 'гостеприимец (хозяин)', лингво-культурный фон с общим значением «доброжелательное единящее гос-
теприимство», связанное с расширением «пространства Родины» [9] за счет приятия «чужого» - как своего, ср., напр., пояснение А. Д. Вейсмана к семантике этого существительного: «По древнему обычаю граждане, принадлежавшие к разным государствам или странам, заключали между собою союз, по которому взаимно обязывались оказывать друг другу гостеприимство. Этот союз домашний переходил и к детям их. Заключившие подобный союз назывались хвпо1. Оттого хвпов означает и того, который пользуется гостеприимством, и того, который оказывает гостеприимство» [4, с. 857].
Русское сущ. ксенофобия усвоило из др.-гр. хвпов лишь первый из энантиосемичных компонентов, причем в условиях негативного в конно-тативном отношении семантического сужения (не просто «гость», а именно «чужой», а значит, враждебно настроенный, опасный), и последовательно расширяет его до пределов, стремящихся к «дурной бесконечности»: ныне ксенофобия - это не только «страх перед другим человеком, иностранцем», но и «навязчивый страх перед чужим, чем-то незнакомым вообще (незнакомой культурой, другой религией, новыми идеями и т.п.)», и даже страх перед «другим» (человеком) - соплеменником по родному языку и гражданству, но отличающимся в социальном, культурном, психологическом, сексуальном [10] и т.п. отношении. Современные словарные толкования ксенофобии, с одной стороны, фиксируют ксенофобию уже как психическую девиацию или даже как болезнь, а с другой, отражают расширение сигнификативной и денотатив-но-референциальной семантики сущ. ксенофобия, тяготеющей к пределу «чужое, а значит чуждое и потенциальное опасное - всё, что не своё», ср.: «1. Болезненный, навязчивый страх перед незнакомыми лицами. 2. Ненависть, нетерпимость к чему-н. чужому, незнакомому, иностранному» [11, с. 386]); «1. Мед. Болезненное состояние, проявляющееся в навязчивом страхе перед незнакомыми людьми; боязнь высоты.
2. Ненависть, неприятие, нетерпение к кому-, чему-л. незнакомому, чужому» [12, с. 477].
Показательно, что оба цитированных филологических толкования второго значения ксенофобии перекликаются в идентификаторах «ненависть», «нетерпимость / нетерпение» с названием статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»), дальнейший текст которой четко фиксирует основные аспекты ксенофобии, ср.: «Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе...» (курсив мой. - В.В.). Как видим, помимо расизма и национализма, как наиболее очевидных проявлений ксенофобии, речь в цитированной статье УК идет также о гендерной, языковой (лингвистической), религиозной и социальной ксенофобии.
Как известно, содержание и объем понятия находятся в обратно пропорциональной зависимости: чем шире содержание, тем уже объем, и наоборот. К примеру, религиозная ксенофобия, как видовое понятие, шире по содержанию, но уже по объему, чем «просто» ксенофобия. По мере видового расширения содержания понятия «ксенофобия» расширяется и его объем, включая новые и новые группы объектов.
Совсем недавно к числу ксенофобных оскорбительных именований в юридической лингвистике было принято относить только «брань, оскорбляющую чужую нацию», ср: «В русскоязычной практике это прежде всего "жид", "чурка", "черный", "армяшка" и другие. В наше время обострившихся межнациональных конфликтов именно эта группа оскорблений заслуживает самого пристального внимания юристов как разжигающая межнациональную рознь» [13, с. 297]. Такие ксенофобные именования имеют давнюю историю, связанную, в частности, с воров-
ским и тюремных жаргоном - «феней», где, например, чурка - не только «азиат, кавказец», но и «умственно отсталый человек», а «смуглый, чернявый человек (напр., азиат, кавказец)» именуется как черножопый, черножопик [14, с. 279, 283]; некогда нейтральное жид, свободно использовавшееся, в частности, в русской классической литературе в целях именования лиц еврейской национальности и/или иудейского вероисповедания, на протяжении последнего столетия обретает все более яркую негативную окраску, и т.п.
Значительно сложнее для юридической лингвистики обстоит дело в ситуациях, когда необходимо рассматривать такие ксенофобные призывы - граффити экстремистской направленности, семантически индуцированные «образом врага», которые не включают прямых ксенофобных именований по национальности, типа «Кто не с нами - всем сосать!», «Косые ублюдки вон!», «<Нет сионистскому правительству». Авторами таких граффити-лозунгов, несмотря на то что они, вероятнее всего, достаточно молодые люди, наверняка движет инерция «застойных» времен: по удачной политологической характеристике этой инерции, «здесь и героизация тотальной и ежеминутной борьбы с "классовым врагом", и повальная охота за "врагами народа", и абсолютизация различий и противоречий между общественными системами, и сомнительно звучавшие прогнозы типа "мы вас закопаем", и одержимость секретностью и ксенофобией, и беспробудная "монолитность"...» [15, с. 29].
Основная трудность лингвоюридического анализа высказываний такого рода - диффузность, неопределенность объекта агрессивной социальной ненависти (нетерпимости), как, например, в случае с призывом «Убивай цветных иммигрантов». В качестве граффити данное высказывание оказывается адресованным самому широкому кругу реципиентов, в силу чего может вызывать самые различные реакции, а именно: понятийные - «убивать» следует всех «цветных», всех «иммигрантов», только «цветных иммигрантов»; эмоциональные - от безусловной поддержки
лозунга до полного несогласия и негодования. При этом понятие «иммигрант» оказывается соотнесенным с «нерусский», что в условиях современной России - многонациональной страны, существующей как составная часть на пространстве бывшего СССР, приводит к размытому, очень общему представлению о «чужом вообще»: в качестве такого «чужого» может восприниматься и этнический русский «иммигрант» (беженец, переселенец) из ныне самостоятельной страны Узбекистана, и россиянин - этнический якут или калмык, осевший на жительство в Москве или Твери, и т.д.
Так вроде бы нейтральное сущ. иммигрант оказывается в контексте «чувства тревоги в связи с участившимися в последнее время актами нетерпимости, насилия, терроризма, ксенофобии, агрессивного национализма, расизма, антисемитизма, отчуждения, маргинализации и дискриминации по отношению к национальным, этническим, религиозным и языковым меньшинствам, беженцам, рабочим-мигрантам, иммигрантам и социально наименее защищенным группам в обществах.» [16]. Источники тревоги - в склонности естественных для демократического общества различий во мнениях трансформироваться сначала в ксенофоб-но-нигилистическое неприятие чужого мнения, а затем в логике метонимического переноса - в агрессивное неприятие носителей этого мнения: от отдельных людей до огромных социальных, национальных, конфессиональных общностей. Остается один шаг до ненависти и вражды - до перерастания «спора о мнениях» в терроризм и открытые вооруженные столкновения.
Современные ксенофобы в своих печатных материалах называют множество самых разнообразных «чужих» - врагов, как нередко пишут, «Русского Народа». И это не только «жиды» или «чурки». Это «.евреи, армяне, грузины, цыгане, таджики, китайцы, прочие все», «инородцы». Это «президент России», «прихожане и "священство"», «русскоязычные», «бандиты и паразиты с Кавказа, из Азии и Африки», «еврейские
олигархи и орды кавказских спекулянтов-захребетников», «гастарбайте-ры», «коммунисты и либералы» и т.д. - вплоть до «доморощенных шлюх, вступающих в половые связи с оккупантами», «правозащитников», «риэлтеров», «чиновников и милиционеров».
Даже если эти списки в печатных экстремистских материалах и не сопровождаются прямыми призывами типа «Раздавить гадов!», следует помнить: «Скрытым призывом является информация, подстрекающая к каким-либо действиям, целенаправленно формирующая у адресата желание действовать или чувство необходимости действий. Скрытый призыв нередко дает развернутую программу действий, к которым осуществляется подстрекательство, т.е. автор (в скрытой или явной форме) программирует поведение адресата речи» [17]. Любое именование лица в ксенофобном контексте - это именование будущей потенциальной жертвы экстремистов.
Список использованных источников
1. Таганова Т.А. Ксенонимы-русизмы в англоязычной периодике и лексикографии // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2010. № 4 (2). С. 736-738.
2. Волков В.В., Воднева А.А. Правовое и этическое сознание как бинарный объект лингвокультурологии // APRIORI. Серия: Гуманитарные науки» [Электронный ресурс]. 2013. № 2. URL: http://www.apriori-journal.ru/seria1/2-2013/Volkov-Vodneva.pdf (дата обращения: 02.10.2014).
3. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» [Электронный ресурс]. Гарант: Информационно-правовой портал. URL: http://base.garant.ru/1212 7578/ (дата обращения: 02.10.2014).
4. Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь / Репринт У-го изд. 1899 г. М., 1991. 1370 стлб.
5. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. В 2-х т. Т. 2. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1958. С. 1041-1904.
6. Гак В., Триомф Ж. Французско-русский словарь активного типа. М.: Рус. яз, 1998. 1174 с.
7. Волков В.В., Кузнецова Л.М. От петиметров до гламура: социокультурные причины и лингвокультурные проявления // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. 2014. № 1. Тверь, 2014. С. 123-128.
8. Волков В.В. Лингвокультурные сигналы «фазовых переходов» в системе обыденных представлений о политических феноменах // Современные исследования социальных проблем. 2014. № 3 (19). С. 48-64.
9. Волкова Н.В. Пространства Родины в лирике В. С. Высоцкого // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. 2008. № 15. С. 114-118.
10. Волков В.В. Гомосексуализм в современной России: лингвокульту-рологический аспект // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. 2013. № 6. С. 168-173.
11. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / отв. ред. Н.Ю. Шведова. М.: Изд. центр «Азбуковник, 2008. 1175 с.
12. Новейший большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: Норинт; М.: РИПОЛ классик, 2008. 1536 с.
13.Жельвис В.И. Слово и дело: юридический аспект сквернословии // Понятия чести, достоинства и деловой репутации: Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценки юристами и лингвистами / под ред. А.К. Симонова, М.В. Горбаневского. М.: Медея, 2004. С. 289-298.
14. Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона (речевой и графический портрет советской тюрьмы) / авт.-сост. Д.С. Балдаев, В. К. Бел-ко, И.М. Исупов. М.: Края Москвы, 1992. 526 с.
15. Мельвиль А. Образ другого, образ врага // 50/50: Опыт словаря нового мышления / под общ. ред. М. Ферро, Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. С. 25-29.
16. Декларация принципов терпимости. Принята резолюцией 5.61 Генеральной конференции ЮНЕСКО от 16 ноября 1995 года [Электронный ресурс]. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/ declarations/toleranc.shtml (дата обращения: 02.10.2014).
17.Араева Л.А., Осадчий М.А. Судебно-лингвистическая экспертиза по криминальным проявлениям экстремизма [Электронный ресурс] // Уголовный процесс. 2006. № 4. URL: http://www.ugpr.ru/arhiv/ 16_apr_2006/topic163_sudebno45_lingvisticheskaya_ekspertiza_po_kri minalnym_proyavleniyam_ekstremizma_.html (дата обращения: 02.10.2014).