Крымское ханство в военно-политических планах Российской империи 1735 г Текст научной статьи по специальности «История и археология»

История и современность

УДК 94(47).063.2

Крымское ханство в военно-политических планах Российской империи 1735 г.1

Пётр Аваков

(Южный научный центр Российской академии наук)

Аннотация. Рассматривая вопрос о целях России в войне с Османской империей 1735-1739 гг., историки обычно не фокусируют свой интерес на Крымском ханстве. Тем не менее, в историографии всегда преувеличивается роль крымского хана Каплана-Гирея I в разжигании этого конфликта. Анализ малоизвестных архивных документов и историографии показывает, что Крымское ханство занимало важное, но не главное место в военно-политических планах Российской империи накануне и на начальном этапе войны. Организация Крымского похода в 1735 г. стала асимметричным ответом России на отправку крымского войска в Закавказье через Кабарду и Дагестан. Будучи послушным исполнителем воли Высокой Порты, Крымское ханство традиционно являлось наиболее удобной целью для военного удара России. Поскольку Каплан-Гирей I действовал на Северном Кавказе в интересах Порты, постольку и ответная реакция России не могла не затронуть Крымского ханства. Однако в 1735 г. российские власти не планировали ни завоевания, ни присоединения Крыма. Главная задача Крымского похода состояла в разорении полуострова.

Ключевые слова: Крымское ханство, Российская империя, русско-турецкая война 1735-1739 гг., Крымские походы, Б. К. Миних, историография.

Несмотря на то что история взаимоотношений Российского государства и Крымского ханства давно и неизменно привлекает внимание ученых,

1 Статья подготовлена в рамках государственного задания ЮНЦ РАН на 2018 г. «Историко-культурное наследие народов Юга России в условиях модернизации» (№ госрегистрации АААА-А16-116012610049-3).

историография проблемы по-прежнему полна лакун. Менее всего историками изучены русско-крымские отношения XVIII в., а если быть более точным - период между 1725 и 1772 гг. В этой связи значительный интерес представляет исследование той роли, которую играло Крымское ханство во внешней политике Российской империи накануне и во время русско-турецкой войны 1735-1739 гг. Данный военный конфликт по праву считается важной вехой в более чем двухвековом противостоянии России и Крымского ханства. В ходе войны российская армия трижды совершала походы на Крымский полуостров и еще чаще - в периферийные владения Гиреев в Нижнем Приднепровье, Прикубанье и Буджаке, в результате чего геополитическое положение последнего осколка империи Чингисхана в Юго-Восточной Европе существенным образом изменилось. «Из опасного и сильного противника Крымское ханство постепенно начинает превращаться в объект вторжения, но пока еще не в объект постоянного завоевания», - так охарактеризовал эту перемену Г. А. Санин [59, с. 168]. Четырехлетняя война обернулась подлинной трагедией и тяжелым испытанием для крымскотатарского народа, заложила прочный фундамент последующих побед российской армии в Крыму и подготовила гибель ханства в конце XVIII в. Российская армия впервые получила богатый опыт борьбы с войском крымского хана на территории Крымского полуострова, что имело большое значение для развития русского военного искусства. Именно в ходе этой войны отчетливо проявилась военная слабость Крымского ханства, ставшая основной причиной крушения этого государства с 340-летней историей и его поглощения Российской империей.

Для объективного понимания сути и подоплеки цепи событий, превративших Крымское ханство из субъекта агрессии в ее объект (по меткому выражению В. Е. Возгрина [10, с. 248]), необходимо обратиться к истокам сложившейся к 1735 г. ситуации, которые лежат в особом политическом статусе этого государства: с последней четверти XVI в. оно находилось в вассальной зависимости от Османской империи2. Ослабление державной мощи сюзерена на рубеже XVII-XVIII вв. закономерно повлекло за собой падение международного престижа его вассала, что четко отразилось на внешнеполитических связях Крымского ханства с Россией, которая после 1700 г. прекратила дипломатические контакты с ним на паритетной основе, предпочтя напрямую сноситься с османским двором [3, с. 76-78; 60, с. 335-340]. Именно поэтому в XVIII в. «крымский вопрос» российской внешней политики стал частью более важного «турецкого вопроса», и отношение России к Крымскому ханству, как писал А. Каппелер, «все более

2 По поводу степени и формы этой зависимости в историографии существуют различные точки зрения (см.: [7, с. 73-77; 41, с. 232, 235-238; 18, с. 290-296].

четко определялось ее отношением к Османской империи» [27, с. 41]. В этой связи, а также с учетом географического положения Крыма и не прекращавшейся даже в мирное время набеговой практики крымских татар и ногайских подданных Гиреев, любой вооруженный конфликт между Россией и Османской империей не мог не затронуть ханство.

В настоящей статье мы рассмотрим роль и значение крымского фактора в развязывании русско-турецкой войны 1735-1739 гг. и попытаемся определить, какое место занимало Крымское ханство в военно-политических планах Российской империи накануне и на начальном этапе конфликта.

Нельзя сказать, что данный вопрос еще не привлекал внимание историков - в историографии имеется немало трудов, затрагивающих его в той или иной степени. Однако далеко не все они являются самостоятельными исследованиями, свободными от давления историографической традиции и присущих ей идеологических стереотипов. Рассматривая вопрос о целях России в этой войне, в том числе в отношении Крыма, исследователи зачастую экстраполируют на него задачи и итоги «черноморской» политики Екатерины II, что приводит к нарушению логики при освещении событий и превратному толкованию их сути, а значит - к искажению реальной картины.

До сих пор в историографии преобладает сформулированная А. А. Ко-чубинским в 1899 г. концепция [33], согласно которой уже в середине 1730-х гг. Россия пыталась реализовать будто бы имевшиеся у нее широкие наступательные планы в южном направлении: стремилась получить выход к Черному морю, утвердиться на Балканском полуострове и фактически приступить к разделу Османской империи3. В 1951 г. региональный аспект концепции колоритно, в духе эпохи, артикулировал крымский историк П. Н. Надинский в своих «Очерках по истории Крыма»: «Целью этой войны было все то же неизменное и естественное стремление выйти к берегам Черного моря и уничтожить разбойничье гнездо Гиреев в Крыму» [39, с. 84-85]. Более академично эту же мысль на страницах эталонного для своего времени обобщающего труда «Очерки истории СССР» в 1957 г. озвучил Г. А. Некрасов, который спустя сорок лет повторил ее в коллективной работе «История внешней политики России» [45, с. 374; 19, с. 84]. Органично вписавшаяся в «большой нарратив» о борьбе России с «турецко-татарской агрессией» и потому унаследованная советской историографией, концепция А. А. Кочубинского перешла из нее в российскую и украинскую историческую литературу и публицистику новейшего времени (правда, уже в разных вариациях, обусловленных отличиями ценностного подхода и по-

3 Критику этой концепции см.: [70, с. 87-89; 44, с. 87-89].

литического дискурса4). Более того - положения российского ученого о целях России в войне 1735-1739 гг. и ее причинах нашли отражение даже в турецкой и американской историографии [34, р. 243-244; 22, с. 48]. Хотя в 1973 г. концепция А. А. Кочубинского была убедительно раскритикована Е. Б. Шульманом [70, с. 6-10], точка зрения последнего, как заметил Н. Н. Петрухинцев, «еще недостаточно утвердилась в науке» [46, с. 638]. Расхожее представление о том, что Россия рассматривала овладение Крымом как непреходящую цель своей внешней политики, «позволяет политизированным историкам как обличать "российский империализм", так и говорить об "исторической миссии России"». В результате история русско-крымских отношений освещается «как череда войн, завоеваний и побед, в альтернативном нарративе превращающихся в поражения и страдания» [66, с. 193]. Приверженцы этого стереотипного подхода видят во всех военно-политических акциях России в отношении Крыма лишь ступени на пути к его завоеванию/присоединению и к ликвидации ханства (см., например, работы американского историка А.У. Фишера и его российских коллег В. Е. Возгрина и Р. Т. Дейникова [73, р. 21-25; 72, с. 49-51; 9, с. 15-16; 11, с. 776-780, 791-845; 12, с. 8-54; 13, с. 261-279]).

В предшествующей историографии наибольшее внимание интересующему нас вопросу уделил Е. Б. Шульман при рассмотрении позиции России в конфликте с Османской империей в 1735-1736 гг. Недавно его наблюдения и выводы продолжил и дополнил Н. Н. Петрухинцев, изучивший «механизмы» возникновения войны [70, с. 5-61; 46, с. 638-655]. Однако оба ученых не фокусировали свой интерес непосредственно на Крымском ханстве, и поэтому региональный аспект проблемы как бы растворился на фоне общей картины. Несколько поверхностно и схематично, без учета наработок Е. Б. Шульмана и Н. Н. Петрухинцева, реконструировал планы России в отношении Крыма 1735 г. Р. Т. Дейников в диссертации о «геополитической ситуации в Северном Причерноморье в период с 30-х гг. XVIII в. по 1783 г.», которая легла в основу главы коллективной монографии «История Крыма» [13, с. 73-74, 104, 265; 21, с. 490]. Отмеченные обстоятельства актуализируют обращение к обозначенной проблеме и побуждают рассмотреть истоки русско-турецкой войны 1735-1739 гг. в «крымском контексте». Как представляется, это позволит хотя бы частично заполнить пробел в изучении «стратегических замыслов российской военно-политической элиты в отношении Крымского ханства», наличие которого констатировал В. Е. Возгрин [11, с. 801].

Как известно, предпосылки названной войны начали складываться еще на заре 1730-х гг. Не последняя роль в ее разжигании принадлежит крым-

4 Ср., например: [28, с. 139-141; 69, с. 274-276; 32, с. 37-43].

скому хану Каплану-Гирею I, проявлявшему чрезвычайную военно-политическую активность в Кабарде, на сюзеренитет (протекторат?) над которой помимо него претендовала и Российская империя5. В Санкт-Петербурге очень чутко и болезненно реагировали на любые действия хана на Кавказе, способные нарушить status quo, сложившееся в регионе после подписания в 1724 г. Константинопольского договора между Российской и Османской империями. После карательного похода в Кабарду двух крымских султа-нов6 в 1731 г. (совершенного, очевидно, без санкции Высокой Порты) кабардинский вопрос на ближайшие пять лет стал одним из главных камней преткновения в русско-турецких отношениях [62, с. 272-275; 24, с. 66-67; 40, с. 321-323]. Своего апогея напряженность в этих отношениях достигла в 1733 г., когда 20-тысячное крымское войско под командованием калги Фе-тиха-Гирея, направлявшееся по приказу султана Махмуда I к театру войны между Ираном и Османской империей в Грузии, нарушило границы России на Северном Кавказе. Тогда между крымскими и российскими войсками произошло несколько боевых столкновений, что вызвало значительный дипломатический резонанс [63, с. 368-372; 58, с. 58-62; 65, с. 116-119; 36, с. 230-233; 29, с. 170-180; 64, с. 125-131]. Комплекс событий 1733 г. стал своеобразным прологом к предстоящей русско-турецкой войне.

В том же году власти Российской империи, реагируя на обострение ситуации вокруг Кабарды, начали обсуждать планы военных действий против Османской империи, в которых не могло не найтись места и Крымскому ханству. Член Кабинета министров, вице-канцлер граф Андрей Иванович Остерман составил в августе специальную записку с планом возможной войны, в котором предусмотрел два варианта ее ведения: оборонительный и наступательный. Разработанный им план в первую очередь был нацелен на ревизию Прутского мирного договора 1711 г., предусматривал овладение Азовом и как вспомогательное средство - поход в Крым. Идея похода была предложена генерал-аншефом графом Йоханом Бернгардом Вейсбахом -командующим Украинским корпусом и киевским генерал-губернатором,

5 Российский резидент в Константинополе И. И. Неплюев так сформулировал специфичность международного положения Кабарды в промемории, поданной Порте 10 августа 1731 г.: «...провинция Кабарда, или лутче сказать Черкесия, из разных народов состоит, имея многих князей, из которых некоторыя издревле в российском подданстве, а иные у Блистательной Порты, а иныя неутральны межды обоими империями» [24, с. 43].

6 Семитысячным крымским войском в походе на Кабарду 1731 г. командовали перекопский бей Фетих-Гирей и кубанский сераскир Арслан-Гирей - родные братья, сыновья бывшего хана Девлета-Гирея II, племянники правящего хана Каплана-Гирея I и сами будущие ханы. Их силы были разбиты кабардинцами [56, л. 175, 177, 197-197 об.; 61, с. 407-408; 24, с. 50].

который самоуверенно отводил для него всего десять суток [46, с. 639-641]. В ноябре президент Военной коллегии генерал-фельдмаршал граф Бурхард Кристоф Миних, в соответствии с именным указом императрицы Анны Иоанновны, разработал план подготовки к «предбудущей кампании» военной инфраструктуры на южных границах России. Судя по всему, уже тогда российское правительство приняло принципиальное решение начать в ближайшем будущем войну с Османской империей. По крайней мере, до конца 1733 г. об этом стало известно близкому к графу А. И. Остерману резиденту Священной Римской империи германской нации при петербургском дворе Н. С. фон Гогенгольцу, а от него - британскому статс-секретарю лорду У. Гаррингтону [50, № 6512; 16, с. 166]. Начало войны было отложено лишь потому, что затянулись военные операции российской армии в Речи Поспо-литой и не были окончательно урегулированы отношения с Ираном. Своеобразным ответом России на провокационную деятельность крымского хана на Северном Кавказе стало принятие в подданство в 1734 г. запорожских казаков, находившихся с 1711 г. под властью Гиреев, что не могло не вызвать территориальных споров и не дестабилизировать обстановку на северо-западных рубежах Крымского ханства [71, с. 555-605; 23, с. 604-617; 38, с. 177].

Следует отметить, что в историографии существуют разные мнения как о времени начала войны между Российской и Османской империями в правление Анны Иоанновны и Махмуда I, так и о ее причинах. Утвердившаяся в историографии к середине ХХ в. и ныне самая распространенная датировка, судя по всему, восходит к труду А. А. Кочубинского, назвавшего конфликт «войной пяти лет (1735-1739)». Но некоторые историки по-прежнему указывают в качестве ее начальной даты 1736 г. - вероятно, находясь под влиянием авторитета А. К. Баиова, автора капитального (и до сих пор непревзойденного) исследования, посвященного этой войне [5; 37, с. 332-348]. Возникновение ее исследователи почти единодушно связывают с походом Каплана-Гирея I в Закавказье 1735 г., во время которого якобы произошло «нарушение русских границ». Примечательно, что Н. А. Казаков в «Очерках истории СССР» назвал эту экспедицию крымского хана одновременно и фактическим началом войны, и «фактическим поводом» к ней [4, с. 374.]. Его соавтор Г. А. Некрасов позже писал уже более определенно: османский султан «спровоцировал нападение татар на Кабарду и Дагестан, а также поход крымского хана <...> через принадлежавшие России области в Закавказье», который «фактически явился началом русско-турецкой войны 1735-1739 гг.» [42, с. 244; 19, с. 84].

Однако такая точка зрения на истоки войны весьма уязвима для критики. Во-первых, ее сторонники, как правило, не обращают внимания на

специфический международный статус Кабарды в первой трети XVIII в. [63, с. 369-370; 40, с. 300-308, 311-318, 311-316, 320-329; 25, с. 28-31]. Поскольку в то время политически раздробленная Кабарда не являлась частью Российской империи7, нет никаких причин квалифицировать оккупацию войском Каплана-Гирея I этой фактически нейтральной территории в 1735 г. как нарушение российских границ и разрыв мира (на уязвимость такой позиции уже указывал В. Е. Возгрин, слишком категорично утверждая о «принадлежности» Кабарды исключительно крымскому хану [11, с. 794-799]). Во-вторых, рефреном повторяемое отечественными историками суждение, согласно которому вторжение Каплана-Гирея I в Дагестан якобы ущемляло суверенитет России и являлось прямым нарушением Константинопольского договора 1724 г. [45, с. 374; 19, с. 84; 58, с. 69; 65, с. 126; 64, с. 148; 36, с. 239; 13, с. 72; 21, с. 490], тоже полностью лишено фактических оснований. Условия этого соглашения были аннулированы Гянджин-ским договором 1735 г., в соответствии с которым Россия возвратила Ирану провинции Дагестан и Ширван с городами Дербент и Баку и вывела оттуда свои войска. При этом в статье I договора специально оговаривалось, что в дальнейшем эти земли не должны быть переданы «в руки других держав, а паче общих неприятелей» - то есть Османской империи [50, с. 493-494; 64, с. 141-142.]. Установленные в Прикаспии Константинопольским договором 1724 г. границы были дважды перекроены по условиям Рештского и Гян -джинского договоров 1732 и 1735 гг. [48, № 4531; 49, № 5935; 50, № 6707], поэтому крымский хан, совершая марш в Дагестан, вторгался на территорию Ирана, но не России. Другое дело, что намерение Порты всех дагестанцев «без изъятия в протекции своей объявить» и отправить в Дагестан крымского хана с 80-тысячным войском [33, с. 102-103; 64, с. 145] справедливо рассматривалось в Санкт-Петербурге как недружественный шаг, создающий новый очаг напряженности у границ России и в известной степени обесценивающий для нее Гянджинский договор. Недаром в ходе эпистолярной дипломатической «дуэли» с великим везирем Хекимоглу Али-пашой вице-канцлер граф А. И. Остерман тщетно пытался убедить его, что после подписания Гянджинского договора Россия не отказалась от протектората над народами Дагестана, а лишь уступила Ирану его приморскую часть, и то с условием, «чтобы оные места <.. .> никогда и в вечные времена ни в какие другие руки, кроме персидских, доставаться во владение не могли,<.. .> потому что безопасность и существенные интересы Российской империи

7 По мнению ряда современных историков, суть и характер взаимоотношений Российского государства и Кабарды со второй половины XVI до второй половины XVIII в. можно квалифицировать как военно-политический союз (см.: [14, с. 67, 112, 114-119; 15, с. 15-19; 6, с. 44, 45, 56, 57, 63; 26, с. 15-25]).

не допускают отнюдь, чтобы на берегах Каспийского моря могла бы какая-нибудь другая держава, кроме Персидской, утвердиться» [64, с. 146-147]. Характерно, что власти Османской империи не расценивали экспедицию крымского войска в Дагестан и Ширван как агрессию против России. В указе султана Махмуда I хану Каплану-Гирею I от 24 мая 1735 г. даже специально оговаривалось, что последний не должен причинять никакого вреда русским на Кавказе, если они не будут атаковать его войско [74, 8. 38-41].

Проанализированные факты со всей очевидностью показывают, что взгляд на вторжение крымского хана в Кабарду и Дагестан как на начало войны Османской империи против России несостоятелен. Тем не менее, причины войны были коренным образом связаны с раздражавшей российское руководство энергичной деятельностью хана Каплана-Гирея I на Кавказе в последние годы. Однако было бы преувеличением считать, вслед за Р. Т. Дейниковым, что в 1735 г. эта деятельность осуществлялась в рамках «провокационной политики Крымского ханства в спорных регионах», направленной на поддержку и усиление напряженности в русско-турецких отношениях [13, с. 72]. В данном случае крымский хан был лишь послушным орудием в руках Порты, использовавшей его для усиления военного давления на Иран и привлечения к этому народов Дагестана [33, с. 102-103; 63, с. 282; 64, с. 144-146; 29, с. 170-175].

Когда в середине мая 1735 г. российский резидент в Константинополе Иван Иванович Неплюев и его помощник Алексей Андреевич Вешняков осознали, что возможность дипломатическим путем добиться от Порты отмены султанского фирмана об отправке крымского войска в Закавказье (что в соответствии с законодательством и политическими традициями Османской империи было невозможно8) практически исчерпана, они обратились в Санкт-Петербург с просьбой поддержать их усилия демонстрацией боеготовности российских войск на южной границе. «И хотя наших средств будет недовольно, то уповаем, что <. > граф Вейсбах те недостатки на-вершит без дальностей одним движением и показанием своей готовности, яко хану и Порте нужнее будет дому своего стеречь, нежели дагистанов <...> искать», - писал И. И. Неплюев графу А. И. Остерману 15 мая 1735 г. Надеясь, что демонстрация сможет остановить поход Каплана-Гирея I в Закавказье, А. А. Вешняков напрямую предложил графу Й. Б. Вейсбаху в ответ на сбор крымского войска выступить с внушительными силами к границе и написать хану, что если он двинется к российским землям «и хотя

8 На переговорах 13 мая 1735 г. великий везир Хекимоглу Али-паша пояснил А. А. Вешнякову, что принятая «генеральным советом» (султанским Диваном) резолюция и последовавший за этим указ султана должны беспрекословно исполняться, и «муфтиева сентенция и других законников их мнения отменены быть не могут» [70, с. 20].

единою ногою во оные в Украине или при Каспийском море вступит куда б ни было», против него будут предприняты соответствующие меры. Кроме Крыма в качестве объектов военного давления на Османскую империю дипломаты предлагали Азов и Молдавию. В то же время И. И. Неплюев и А. А. Вешняков считали, что если предупреждения и угрозы не подействуют, и Порта не отменит поход крымского хана, России придется начать войну, перспективы которой они оценивали крайне оптимистически [70, с. 19-25; 33, с. 102-103].

Майские реляции и письма дипломатов были получены в Санкт-Петербурге 14 июня, и уже 16 июня состоялось расширенное заседание Кабинета министров, где было принято решение об оказании вооруженного противодействия Османской империи, зафиксированное в пространном протоколе из 20 пунктов, который граф А. И. Остерман называл «рассуждением Кабинета». Императрица утвердила его на следующий день. Фактически на этом совете «был выработан курс, который лег в основу всех последующих распоряжений правительства в 1735 г. и в конечном счете привел к войне», - писал Е. Б. Шульман. Поскольку российские власти не могли допустить укрепления позиций Османской империи в Прикаспии, но уже не имели возможности остановить крымского хана силовым путем в связи с выводом из региона своих войск, наиболее целесообразным способом противодействия была признана наступательная операция в направлении Крыма. Но в качестве первоочередной контрмеры совет, соглашаясь с предложениями И. И. Неплюева и А. А. Вешнякова, все же избрал демонстрацию. Предусматривалось, что генерал-аншеф граф Й. Б. Вейсбах соберет «сколько возможно регулярного и нерегулярного войска» и выступит к границам Крымского ханства в полной боеготовности, «что услыша и ус-мотря татары, может быть, от того персицкого походу удержаны будут». В случае если угроза не подействует и «татары тем не удержатся» (надежд на это было мало), предполагалось «экспедицию в Крым действительно пред-восприять», а именно: «по выступлении хана крымского в Персию учинить незапное нападение на Крым и Перекопом, ежели возможно, овладеть». В операции предполагалось задействовать «всех запорожцев, часть донских казаков, такожде и слобоцких и украинских и несколько только регулярных, как полевых, так и ландмилицких». В качестве крайней меры правительство предусмотрело даже полномасштабную войну с Османской империей, но не в текущем году, поскольку пока Россия не была готова предпринять «никаких сильных действ». Е. Б. Шульман уже обращал внимание на то, что ни о каком завоевании или присоединении Крымского полуострова в «рассуждении Кабинета» речи не идет, а операция против Крымского ханства названа просто «нападением». Причем в качестве конкретной цели на-

падения фигурирует лишь взятие Перекопа - и то, если такая возможность представится. Содержание и тон документа позволили историку прийти к обоснованному заключению, что «главная задача, поставленная перед экспедицией, состояла в том, чтобы разорить татар на полуострове». Именно с этим было связано назначение в поход главным образом иррегулярных казачьих войск. Смысл похода, согласно 5 пункту «рассуждения», заключался в том, что «турки сей экспедиции препятствовать не в состоянии», а после разорения Крыма крымские татары будут вынуждены, «оставя Персию, назад возвратиться» [70, с. 25-30; 33, с. 110-111].

«Весьма любопытная черта складывающейся ситуации состояла в том, -отмечал Е.Б. Шульман, - что в Константинополе считали возможным осуществить поход татар в Прикаспий без разрыва с Россией, в Петербурге же надеялись осуществить поход в Крым, не доводя конфликт до разрыва с Портой». Так, в адресованном российским представителям в Константинополе рескрипте от 8 июля 1735 г. подчеркивалось, что графу Й. Б. Вейс-баху приказано «только против одних татар такие восприятия учинить», поскольку «турки татарми сей разрыв с нами начинают, то мы над татарами намерены сперва свое отмщение искать, не вступая с турками самими в явный разрыв». Российское руководство рассчитывало, что «турки, усмотря сие, сами опамятуются и, не получа еще с персицкой стороны свободные руки, за такое над оными татары учиненное отмщение в войну не вступят». Все эти аргументы привели Е. Б. Шульмана к выводу о решимости России в 1735 г. реализовать «ограниченные меры вооруженного противодействия, направленные непосредственно лишь против татар», с тем чтобы «обойтись без большой войны с Турцией», перспектива которой, тем не менее, «была достаточно реальной». В качестве ближайшей стратегической цели России в возможной войне в «рассуждении Кабинета» фигурирует взятие Азова, подготовку к осаде которого предлагалось начать немедленно [70, с. 30-32; 33, с. 112].

Как показал Е. Б. Шульман, решение состоявшегося 16 июня 1735 г. совещания имело переломный характер в выработке как новой внешнеполитической линии в целом, так и стратегии в отношении Крымского ханства в частности. В результате его принятия основное внимание военно-политической деятельности России переключилось «с польских и австрийских дел на турецкие», «был взят курс на немедленную ответную вооруженную акцию» - если Каплан-Гирей I выступит в поход в Закавказье, и «на подготовку к более серьезным действиям» - если провокационная политика Порты приведет к войне. Перед правительством «стояли задачи главным образом оборонительного свойства»: необходимо было пресечь принимавшую в последние годы все более провокационный характер военную активность

Крымского ханства, не допустить усиления позиций Османской империи в Кабарде и Дагестане и поддержать Иран - своего формального союзника, ведь в случае его поражения в противоборстве с Османской империей угрозы последней вмешаться в войну за польское наследство вполне могли стать реальностью [70, с. 32-33].

К сожалению, ценные наблюдения и выводы Е. Б. Шульмана о подготовке Крымского похода 1735 г. проигнорировали некоторые историки, касавшиеся этой темы в своих работах. Так, В. Е. Возгрин реконструировал планы правительства Анны Иоанновны в отношении Крыма умозрительно, исходя из своей предубежденности в имманентном стремлении России осуществить геноцид крымских татар. Действительной целью намеченного похода, по его мнению, «стало, вполне очевидно, не "усмирение" крымских татар и не месть им, а осуществление куда более значительной программы: захват Крыма должен был сыграть роль запала в надвигавшейся большой войне с Турцией», а также мог бы «обеспечить тылы во время наступления в дунайском направлении, и психологически нейтрализовать "прут-ский синдром", то есть развеять миф о непобедимости крымско-турецкой армии». Историк даже определил «неназванную» Кабинетом министров (и не упоминаемую в его распорядительных документах!) задачу Крымского похода 1735 г.: физическое истребление крымскотатарского народа [11, с. 800-801]. Для придания своей конспирологической версии пущей убедительности он провел неуместную параллель с подавлением российскими властями в 1730-х гг. башкирских восстаний и от лица А. Каппелера охарактеризовал национальную политику России «той эпохи» как «прямой этноцид тюркских народов»9. Нельзя согласиться и с Р. Т. Дейниковым, объяснявшим организацию Крымского похода в 1735 г. необходимостью «нейтрализовать Крымское ханство» в предстоящей «полноценной войне против Турции», ведь такая война изначально не планировалась [13, с. 73; 21, с. 490].

Из последовавших вскоре июньских указов Анны Иоанновны и письма

9 В действительности А. Каппелер, писал следующее: «В период особенно агрессивной политики на востоке (речь идет о колонизируемой восточной части Российской империи. - П. А.), которая к тому же была средством насильственной христианизации, дело вплотную подходило к этноциду». Далее в качестве иллюстрации он привел неточную цитату из донесения Иркутской провинциальной канцелярии от 21 июля 1746 г., в котором пересказывается сенатский указ от 18 февраля 1742 г. с распоряжением «во искоренении вышеобъявленных немирных чюкч поступать военною оружейною рукою и искоренить их вовсе», а лояльных депортировать вместе с семьями. При этом ученый отметил, что «само сопротивление нерусского населения было важным фактором, определяющим, в основном, более сдержанный характер российской политики», которая после подавления репрессий становилась «гибкой, умеренной» [27, с. 116-117; 30, с. 162-163].

кабинет-министров графу Й. Б. Вейсбаху следует, что «Крымская экспедиция» изначально ставилась в прямую зависимость от «Персидского похода» Каплана-Гирея I. Генералу предписывалось начать наступление лишь после того, как ханское войско продвинется из Прикубанья на Северный Кавказ. И наоборот, поход на Азов теперь со всей определенностью был намечен на осень 1735 г. Более того - начиная с указа генерал-фельдмаршалу графу Б. К. Миниху от 20 июля «Азовскую экспедицию» во всех документах стали называть главной, что недвусмысленно свидетельствует о постепенном изменении ситуативных военно-политических приоритетов российского правительства [53, л. 1-2, 7, 10 об. - 11 об.; 70, с. 33-34]. «Крымская экспедиция» как будто отходила на второй план и приобретала вспомогательное значение, а вперед выдвигалась «Азовская экспедиция», которая совсем недавно рассматривалась Кабинетом министров как возможная, но не обязательная. Не исключено, что это изменение отчасти было связано со своеобразной конкуренцией между двумя графами - Б. К. Минихом и Й. Б. Вейсбахом, отягощенной взаимными неприязненными отношениями. Первый был старше по званию, но имел скромные боевые заслуги, а второй слыл более опытным военачальником и экспертом по южным делам [53, л. 19-19 об.; 2, с. 258-264; 47, с. 210-223]. Так, генерал-аншеф отказался выполнить требование генерал-фельдмаршала об отправке на Дон для передачи под его начало трех пехотных и шести драгунских полков, которые сам собирался задействовать в Крымском походе. Скоропостижная смерть Й. Б. Вейсбаха 24 августа 1735 г. ознаменовала победу его конкурента. Примечательно, что Б. К. Миниху, 28 августа прибывшему в город Павловск (Новопавловск) Воронежской губернии из Польши, где он командовал действующей армией, не было ничего известно «о ево, умершаго генерала, экспедиции», так как он «от него никакого сообщения о том не имел». Явно рассчитывая расширить сферу своей компетенции, в донесении от 30 августа генерал-фельдмаршал вопрошал Кабинет министров: «коим образом с украинскою командою (Украинским корпусом. - П. А.) и порученною генералу графу Вейсбаху отдаленною коммисиею впредь поступать?» [51, л. 30, 34-34 об.].

Сформулированная в самых общих чертах на совещании 16 июня военная задача похода в последующих распоряжениях Кабинета министров приобретала все более четкие контуры. Именным указом императрицы от 25 июня Й. Б. Вейсбаху предписывалось «Перекопом и лежащими при оном башнями или крепосцами овладеть, и оные нашими гарнизонами осадить, дабы тем как возвращающимся туда, так и ис Крыма иногда спасаться хотящим татаром проход заградить». После вторжения в Крым, в случае возможности «оной содержать и тамо без крайняго газарда (риска. - П. А.)

утвердиться», генералу предлагалось «в том крайнейшее и прилежное старание иметь, поступая по своему искуству и как военный резон требует». Но если закрепиться в Крыму не удастся, ему следовало «весь Крымской остров и наиглавнейше ханскую резиденцию Бакчисарай вконец разорить, городы и деревни жечь», «искоренить» все хозяйство на полуострове («винограды и все заводы, какого б звания ни были»), разрушить до основания Перекопскую линию, а «людей с собою выгнать». Цель задуманной акции была проста: «чтоб татары в долгие годы поправиться в состоянии не были» [53, л. 12-12 об.]. Таким образом, Анна Иоанновна и ее кабинет-министры понимали, что оккупация и завоевание Крыма - трудновыполнимая задача, и поэтому решили ограничиться опустошением полуострова и репрессиями в отношении крымских татар. Контроль над Перекопской линией был призван обеспечить изоляцию полуострова от материка, чтобы лишить местное население возможности бежать, а также получить помощь от ханского войска в случае его возвращения с Кавказа. Несмотря на ярко выраженный карательный характер «Крымской экспедиции», совершенно очевидно, что в планах Кабинета министров не было никакой геноцидаль-ной подоплеки, о наличии которой утверждает В. Е. Возгрин [11, с. 801]. При этом власти Российской империи старались сохранить лицо и не подавать повода для обвинений в нарушении мира. Императрица указывала Й. Б. Вейсбаху двинуться в поход только после того, как крымский хан «ис Кубани в наши персицкие пограничные земли действительно вступит, дабы тако нарушения мира с его стороны первой поступок учинен был, и <...> он для обороны Крыма вскоре назад возвратиться в состоянии не был». Но если хан останется в Крыму «для собственной своей обороны» и пошлет в Закавказье «только некоторую часть своих татар», генералу следовало «от возприятия большой экспедиции Крымской удержаться», а вместо этого «за оными татарами немедленно отправить пристойное число донских казаков и надежных калмык з добрым командиром прямо в Кабарду», чтобы они, соединившись с кабардинцами, могли остановить группировку крымцев [53, л. 11 об. - 12].

Цепь взаимосвязанных друг с другом объективных и субъективных факторов тормозили и без того запоздалое открытие кампании. Незадолго до своей смерти Й. Б. Вейсбах, как показал Н. Н. Петрухинцев, «очевидно, осознал авантюристический характер предложенного им предприятия, еще более осложненного конкретной обстановкой». В донесениях от 15 июля и особенно от 5 августа генерал предложил перенести поход на апрель будущего года и привел в пользу этого ряд убедительных аргументов (многие из которых оказались пророческими). Императрица приняла его доводы во внимание и, хотя не согласилась с ним во всем, рескриптом от 17 августа

разрешила ему «поступать по своему разсуждению» в случае, если «непреодолимые трудности» не позволят совершить экспедицию, поскольку из Санкт-Петербурга невозможно «в таком дальном разстоянии точными указами все то определять». Отмена похода при наличии серьезных препятствий оговаривалась в последующих указах Кабинета министров от 3 и 13 сентября, адресованных уже новому командующему Украинским корпусом [46, с. 644-645; 52, л. 124-127; 53, л. 22-24 об.].

Рескриптом от 25 августа Анна Иоанновна определила в помощь серьезно заболевшему Й. Б. Вейсбаху (еще не зная, что он умер днем ранее) генерал-лейтенанта Михаила Ивановича Леонтьева10, которого первоначально предполагалось задействовать при осаде Азова. В случае необходимости он должен был возглавить Крымский поход, но при этом все решения ему предписывалось принимать совместно с майором лейб-гвардии Измайловского полка Осипом (Йозефом) Гампфом, специально прикомандированным к штабу Украинского корпуса, размещенному в сотенном местечке Кишенке Полтавского полка. Временно замещавший покойного генерал-лейтенант граф Густав Оттон Дуглас страдал от лихорадки и даже был не в состоянии подписывать рапорты. До прибытия М. И. Леонтьева, который тоже занемог, обязанности командующего Украинским корпусом фактически исполнял лейб-гвардии майор О. Гампф, не имевший полномочий самостоятельно принимать решения, касающиеся похода в Крым. В письме Б. К. Миниху от 3 сентября он признавался, что после смерти Й. Б. Вейсбаха сомневается в возможности «в действо произвести» запланированную экспедицию, и потому передает этот вопрос на рассмотрение генерал-фельдмаршала. Но в донесении в Кабинет министров от 16 сентября майор уже довольно оптимистически высказывался о целесообразности совершения похода до конца месяца и называл главным препятствием для его начала «неимение подлинного известия о действительном хана крымского вступлении в персицкие пограничные земли» [51, л. 22, 43, 50-50 об., 51 об. - 52, 53 об., 54; 53, л. 18-18 об., 28-29; 52, л. 200-200 об.; 54, л. 2-2 об.].

В соответствии с указом императрицы от 29 августа «Азовская экспедиция», подготовкой которой с воодушевлением занимался граф Б. К. Ми-них, попадала в подчиненное положение по отношению к «Крымской экспедиции», так как для участия в последней была назначена часть войск, которую генерал-фельдмаршал собирался использовать на Дону. Следовательно, промедление с Крымским походом грозило сорвать осаду Азова: из-за приближающейся зимы ее пришлось бы отложить до следующего года, что явно огорчало графа, находившегося в то время в Павловске, близ

10 М. И. Леонтьев приходился двоюродным дядей императору Петру I по материнской линии.

Воронежа. Изменить положение вещей было выше его сил, ведь расписание войск утвердила императрица. Из-за значительной удаленности от мест дислокации Украинского корпуса и неосведомленности о его состоянии Б. К. Миних не имел возможности «какого совету дать, или ордера послать» О. Гампфу, о чем донес в Кабинет министров 8 сентября. Чтобы ускорить организацию Крымского похода, он был вынужден выехать в Полтаву, куда прибыл 13 сентября и сразу заболел лихорадкой вместе со всей своей свитой. 18 сентября в Полтаву приехал вызванный им из Кишенки О. Гампф, а на следующий день подоспел из Изюма М. И. Леонтьев, еще недостаточно оправившийся от болезни. Тем не менее, генерал-фельдмаршал нашел состояние его здоровья достаточно крепким для «восприятия» порученной ему императрицей «Крымской экспедиции» [51, л. 51-52 об., 62, 63, 66; 52, л. 201; 54, л. 4]. Кстати, вопреки утверждению Р. Т. Дейникова, в 1735 г. Анна Иоанновна не возлагала командование Крымским походом на Б. К. Миниха [13, с. 74].

Тем временем, в конце июля Каплан-Гирей I с Крымской ордой переправился через Керченский пролив и остановился недалеко от Копыла, где к нему присоединилась Буджакская орда. Объединенные силы насчитывали около 40 000 человек и продолжали пополняться за счет Кубанской орды. Кубанские ногайцы присоединялись к крымскому войску неохотно, многие из них скрывались от ханских посыльных, так как уже знали о разгроме османской армии иранским векилом Тахмаспом-Кули-ханом (будущим шахом Надиром) под Ереваном. Зато на призыв откликнулась сотня казаков-некра-совцев и 400 азовских бешлю. По сведениям, полученным донскими старшиной Данилой Ефремовым от ногайских информаторов, престарелый хан и пребывавший при нем Ширин-бей Хаджи-Джантемир находились в настолько «слабом здравии», что были неспособны ездить верхом на лошадях и их возили на телегах. 6 августа Каплан-Гирей I отправил двух посланцев к мятежному калмыцкому нойону Дондуку-Омбе, который с 1732 г. кочевал со своими улусами под его покровительством в Прикубанье, а теперь, после прощения российской императрицей, вернулся в Поволжье. Крымский хан, как и в 1733 г., пытался привлечь нойона к участию в походе на Кавказ и вскоре еще несколько раз предложил ему откочевать назад на Кубань, соблазняя должностью кубанского сераскира. Но на этот раз Дондук-Омбо, уже обнадеженный Анной Иоанновной в получении под свое управление Калмыцкого ханства, не был заинтересован в предложениях Каплана-Гирея I [57, л. 4-4 об., 7-7 об.; 54, л. 7-7 об.; 52, л. 137; 67, с. 211, 223-224].

21 сентября из крепости Св. Анны на Дону в Полтаву было доставлено письмо донского старшины Д. Е. Ефремова от 11 сентября, который сообщал, что 3 сентября крымское войско форсировало р. Кубань и направилось

в Кабарду. Это известие послужило сигналом для начала Крымского похода: в тот же день М. И. Леонтьев и О. Гампф сообща постановили «намерение положить при Божией помощи сию экспедицию восприять», как писал в Кабинет министров 22 сентября Б. К. Миних. Главным аргументом при вынесении решения, судя по донесению О. Гампфа в Кабинет от 22 сентября, послужило опасение «способное время потерять» и дотянуть до наступления холодов, что вызовет дополнительные трудности [51, л. 6262 об.; 54, л. 4 об., 7-7 об.; 52, л. 201-201 об., 205-205 об.]. Вместе с тем, есть все основания согласиться с предположением Н. Н. Петрухинцева о принятии этого решения под давлением генерал-фельдмаршала [46, с. 645]. Ярким подтверждением этому служит его ордер, врученный М. И. Леонтьеву 21 сентября, сразу после получения известия из крепости Св. Анны. Поскольку данный документ еще не введен в научный оборот, позволим себе привести из него пространную цитату11. «Понеже, - писал граф, - по прибытию сюда Вашего превосходительства я с немалою радостию усмотрел, что от болезни Вашей имеете свободу, чего ради без сумненно уповаю, что по силе Ея императорского величества имянных указов о порученной Вам важной Крымской экспедиции, купно з господином маэором от гварди[и] Гамфом, разсуждения имели и все имянные указы писанныя на имя покой-наго генерала графа фон Вейсбаха, касающия до сей экспедиции, довольно разсмотрели, и из оных выразумели высокое намерение императорского величества, чтоб оная важная экспедиция всемерно произведена была. И, как уповаю, что из оных же указов усмотреть изволили, что порученная мне на Дону другая экспедиция от сей Крымской экспедиции зависит, и велено мне, смотря по Вашим произведенным операциям в Крыму, и на Дону мне поступать и меры мои брать. Того ради изволите, Ваше превосходительство, по довольному разсуждению з господином майором Гамфом без упущения времяни, в чем паче всего дела зависит, точную резолюцию взять, что чинить намерени, ибо: 1) высочайшая воля Ея императорского величества всемерно того исполнения требует; 2) при нынешных с нашей стороны благополучных канъюктурах чрез восприятие оной неприятелю великой страх учиниться может; 3) за щастливое произведенная обнадежены Ваше превосходительство высочайшею милостию Ея императорского величества; 4) в невожприятие оной зависит Донская моя экспедиция; 5) войска нашего, котораго регулярных и нерегулярных по последним репортам 35000 действительно здоровых обретается и, по моему мнению, на запорожцов крепкую надежду положить можно, несколько уже времени ко

11 Н. Н. Петрухинцев передает суть ордера графа Б. К. Миниха по экстракту из его реляции от 22 сентября 1735 г., подготовленному в Кабинете министров для доклада Анне Иоанновне (см.: [52, л. 205-206]).

оному походу во всякой готовности и могут ныне по получению ордера тот же час выступить, и как амунициею, так и правиантом находятся снабдены; что все в разсуждение принять изволите, и какая резолюция напоследок взята будет, ко мне неумедля сообщить». Стремясь поскорее покорить Азов, нетерпеливый генерал-фельдмаршал буквально подталкивал генерал-лейтенанта и его советника к принятию «нужного» решения, хотя у них был выбор. Характерно, что сам Б. К. Миних уклонился от высказывания своего мнения по поводу перспектив предстоящего похода в Крым под предлогом того, что он «о здешних обращениях и учиненных от покойнаго генерала фон Вейсбаха диспозициях и намерениях довольно не известен» [51, л. 66-66 об.]. Впрочем, это была чистая правда. Зато генерал-фельдмаршала абсолютно не смущал тот факт, что М. И. Леонтьев тоже ранее никогда не служил в этом регионе и принял командование над Украинским корпусом всего за две недели до его выступления в поход [68, с. 27-28; 54, л. 4-4 об.]. Так или иначе, но вся ответственность за принятие рокового, как оказалось впоследствии, решения целиком лежала на М. И. Леонтьеве и О. Гамп-фе - ведь именно их, а не Б. К. Миниха уполномочила на это императрица. Поэтому вряд ли обоснованно винить генерал-фельдмаршала в том, что он проигнорировал ее указы, разрешавшие отменить поход, и списывать все на его авантюризм, как это делает Н. Н. Петрухинцев [46, с. 645-646].

1 октября корпус во главе с М. И. Леонтьевым наконец выступил из местечка Царичанки, имея в обозе запас провианта на полтора месяца, и направился к северным рубежам Крымского ханства. В его рядах находилось 39 421 человек, в том числе 21 865 - малороссийских, слободских и донских казаков, компанейцев и молдаван, 10 300 драгун и солдат полевой кавалерии и пехоты, и 6911 драгун и солдат ландмилицейской кавалерии и пехоты. Из них 33 144 человека, то есть более трех четвертей состава корпуса, представляли конницу, две трети которой были иррегулярной. То есть более чем наполовину корпус состоял из казаков. Кроме того ожидалось, что у Каменного Затона к ним присоединятся около 10 000 запорожцев, уже собравшихся в Сечи, после чего численность корпуса должна была увеличиться до 50 000 человек [54, л. 12, 13 об. - 14; 52, л. 200-200 об., 51, л. 91; 17, с. 51-53; 4, с. 92.].

Вначале действия М. И. Леонтьева развивались вполне успешно: войска перешли границу у р. Кильчень и последовали на юг, вдоль течения р. Днепр, сооружая по дороге редуты. 9 октября трехтысячный конный отряд подполковника Алексея Гаста разбил пять ногайских улусов из родо-племенного объединения едисанцев, кочевавших у р. Конские Воды, потеряв при этом всего семь человек убитыми и пропавшими без вести и шесть человек ранеными. Но вскоре позднее выступление в поход дало о себе

знать. Поскольку трава в степи уже высохла, да к тому же еще оказалась местами выжжена ногайцами и вытравлена их скотом, к 10 октября от бескормицы лошади в корпусе начали худеть и уставать. 13 октября при урочище Святовом (или Горькие Воды) близ Каменного затона корпус был застигнут дождем, сильным ветром и холодом, которые 15-го числа перешли в снегопад, вьюгу и мороз. В ожидании улучшения погоды войска простояли в лагере четыре дня - с 13 по 16 октября, в течение которых пало 2888 лошадей. Если бы марш был продолжен, то «не едина б лошадь возвратиться не могла», - донес в Кабинет министров 19 октября М. И. Леонтьев. В лагере заканчивалась вода, а недостаток дров не позволял разжечь огонь, чтобы растопить снег и согреться. Люди, не имевшие ни шуб, ни епанчей, страдали от холода: у многих отмерзали руки и ноги. Не видя возможности продолжать поход, 16 октября М. И. Леонтьев собрал военный совет, на котором генералитет и штаб-офицеры единогласно «приговорили ту Крымскую экспедицию, за <...> нынешними незапно случившимися ненасными днями в пути и безкормицею лошадиною, оставить, и паки возвратиться в Украину», с тем чтобы следующей весной «оную экспедицию принять». По словам запорожцев, которые присоединились к корпусу в количестве около 2000 человек, до Перекопа оставалось всего десять дней пути (при благополучном ходе), но недостаток в фураже, ставший причиной массовой гибели лошадей и превративший конницу в пехоту, изнурение людей и возрастающая стужа делали продолжение экспедиции невозможным. Когда на обратном пути 17-го числа войска достигли урочища Култук, истомленных лошадей смогли накормить камышом, осокой и соломой, собранными ногайцами на зимовье. Измождение лошадей побудило командование бросить запасы провианта и не позволяло послать ни одного разъезда для получения сведений о неприятеле. Драгуны и казаки шли пешком и сами везли провиант, артиллерию и патронные ящики, а лошадей кормили в дороге сухарями и толченкой, расходуя свое продовольствие. В таком жалком состоянии корпус достиг приграничной р. Кильчень, где присланные из Царичанки подводы с овсом подкрепили лошадей и облегчили их дальнейший путь к российской границе. 2 ноября войска вернулись из похода [17, с. 51-55; 54, л. 12, 17-18 об., 27-28 об., 30-33, 38-38 об, 40-41, 43-49 об., 54-54 об.; 51, л. 277-284 об.].

Оценивая плачевный результат «Крымской экспедиции» 1735 г., историки обычно безоговорочно принимают на веру более позднее и непонятно на чем основанное известие К. Г. Манштейна, писавшего в своем памфлете, что «поход поглотил более 9000 человек и такое же число лошадей» [35, с. 64]. Между тем указанное им число человеческих потерь противоречит официальной отчетности. Согласно рапорту, составленному и заверенно-

му М. И. Леонтьевым 2 ноября 1735 г., безвозвратные потери регулярных войск (полевых и ландмилиции) за время похода составили 266 человек, в том числе 243 человека умершими и 23 человека пропавшими без вести. Кроме того, 39 военнослужащих бежало и 1786 вернулись больными. Зато потери конского состава регулярных частей корпуса оказались поистине катастрофичными: 10 898 из 13 354 лошадей не вернулись из степи, в том числе пало - 5028, пропало без вести - 315, и было брошено «за усталью» - 5555 [54, л. 44 - 49 об.]. При этом не следует забывать, что всего в экспедиции было задействовано 44 366 лошадей, включая казачьих [54, л. 14, 45 об.-46], то есть погибло не менее четверти из них. В рапорте генерал-лейтенанта остались неучтенными потери иррегулярных войск, но они не могли быть даже близкими к тому гигантскому числу, которое назвал К. Г. Манштейн. В документах Военной коллегии, например, зафиксировано, что из 3446 выступивших в поход донских казаков было «побито, померло и безвесно пропало» 60 человек. Гораздо более ощутимыми для донского походного войска оказалась убыль конского состава: из 6811 казачьих лошадей в степи пало, было убито и брошено 2305 животных, то есть треть от первоначального числа (донцы отправились в поход одвуконь) [54, л. 14; 55, л. 495а; 1, с. 68].

Н. Н. Петрухинцев склонен считать официальные данные о людских потерях сфальсифицированными, но приведенные им в подтверждение своей версии косвенные доводы недостаточно убедительны [46, с. 647]. В пользу достоверности указанных М. И. Леонтьевым цифр свидетельствуют его пять донесений, отправленных из похода в Кабинет министров12 - ни в одном из них не упоминается о массовой смертности среди личного состава корпуса. Кроме того, в рамках служебного расследования, проведенного по окончании похода, весь участвовавший в нем генералитет предоставил на рассмотрение Кабинета письменные объяснительные с подробным изложением причин столь бесславного возвращения корпуса. Но никто из них даже не обмолвился о значительных людских потерях. Причем все названные документы сохранились в оригиналах, что исключает любую вероятность подлога [54, л. 12-12 об., 17-18 об., 30-31 об., 38-39 об., 43; 51, л. 277-284 об., 313-314 об.].

Что касается международного аспекта так неудачно открытой кампании, М. И. Леонтьев прекрасно отдавал себе отчет в том, что уже сам факт пересечения его корпусом границы с Крымским ханством является нарушением Константинопольского мирного договора с Османской империей 1720 г., о чем прямо писал запорожскому кошевому атаману И. А. Малашевичу в

12 Всего им было отправлено шесть донесений, но до нас не дошло второе по счету - от 4 октября 1735 г.

начале похода, 5 октября. Побуждая его к активным «вернообещательным службам», генерал предупреждал: «А (если. - П. А.) никакой пользы не учиним, то на многия времяна хану крымскому и татарам ко учинению подданным Ея императорского величества обиды повод дадим <...>, и унять их в то время будет трудно и несходно» [4, с. 92]. После провала экспедиции М. И. Леонтьев предусмотрительно принял меры по сокрытию от населения Крымского ханства как ее цели, так и причин своего отступления. В письме от 18 октября 1735 г. он рекомендовал И. А. Малашевичу так отвечать на возможный вопрос крымских татар о целях российского вторжения в пределы ханства: «бутто бы уведали, яко они, татара, на в[а]ше Войско Запорожское неприятельски наступить хотели», и поэтому «росийское войско не стерпя, к защищению в[а]шего Войска вступило, но усмотривши, что того нет, паки назад возвратилось, и по-прежнему мирной трактат не нарушим содержан будет». Аналогичную мысль генерал изложил и в донесении в Кабинет министров от 19 октября [4, с. 94; 54, л. 39-39 об.].

Марш почти сорокатысячного корпуса по северной окраине Крымского ханства, даже столь кратковременный, не мог не вызвать резонанса в Османской империи. Быстро распространившаяся по русско-турецкому пограничью информация не отличалась точностью и достоверностью [33, с. 125]. Достоянием Порты стали самые невероятные слухи о появлении неподалеку от Перекопа российских войск, после чего якобы «случились токмо некоторыя ссоры между казаков кашевых и их татар нагайских», о чем сообщил 18 ноября резиденту А. А. Вешнякову новый великий везир Гюрджю Исмаил-паша. В последующие два дня он заявил британскому и нидерландскому послам, что в степях за Перекопом регулярные российские войска «с казаками запорожскими сражение имели и многих побили, как доносили татара, видевши многия тела последних в поле». Якобы это произошло в порядке наказания запорожцев, которые «неправедно о состоянии крымском и трудностях пути донесли», из-за чего, а также «от великих снегов», российским войскам пришлось вернуться [51, л. 298, 305]. 21 октября встревоженный азовский мухафыз Хаджи-Мустафа-паша через своего посланца обратился к наказному атаману Войска Донского И. И. Фролову и коменданту крепости Св. Анны бригадиру В. И. Заезерскому с запросом о причине движения к Перекопу трех российских генералов с пятитысячным войском, которое у р. Конские Воды взяло у едисанцев «несколько животов». Следуя полученным от графа Б. К. Миниха инструкциям, 24 октября И. И. Фролов письменно ответил мухафызу, что российское войско, «которое токмо ради отвращения хана крымского от походу в Персию и за-щищению своих границ следовало», вынуждено было атаковать едисанцев потому, что «та орда» ему «путь загораживала», заверив при этом турка в

неизменном миролюбии России [52, л. 259, 259 об.]. Сам граф Б. К. Миних так сформулировал официальную позицию российского двора в отношении Османской империи и Крымского ханства в письме А. А. Вешнякову от 3 декабря 1735 г.: императрица «паки соизволит напоминать, что постановленной з Блистательною Портою вечной мир непоколебимо содержитца и содержатися будет», а ее войско хотя и совершило «некоторое движение», «однако ж не имело такова указа, чтоб действительно в Крым идти», а лишь выполняло повеление «по границам татарским и нагайским <.> некоторое движение учинить», в ответ на поход «хана крымского с татары в Персию чрез земли Ея величества» и в связи с тем, что ногайцы на ее подданных «нападение учинить угрожали» [43, с. 192]. На самом же деле в Санкт-Петербурге к тому времени уже приняли решение об открытии кампании весной будущего года, а сам генерал-фельдмаршал с вдохновением занимался подготовкой осады Азова и нового похода в Крым.

Вероятно, России все же удалось усыпить или хотя бы притупить бдительность османского двора. Еще 26 ноября А. А. Вешняков писал Б. К. Миниху: «во удивление всем все вдруг утихли и министры Порты спокойны быть кажутца, и яко никаких войск к Перекопу не прихаживало, но учинили нагайские татары запорожским казакам, которые во отмездие оным деревню разорили». Тем не менее Порта приняла необходимые меры по укреплению обороны своих северных границ и отправила дополнительные войска, вооружение и боеприпасы в Очаков, Крым, Азов и другие места [51, л. 302-302 об.; 33, с. 127].

Таким образом, из-за внезапного прекращения Крымского похода М. И. Леонтьева, дефицита достоверной информации о нем, а также благодаря миролюбивым заявлениям российского резидента, власти Османской империи не заметили, что против нее уже ведется война. Однако историкам не стоит повторять ошибку Порты и датировать начало этой войны следующим годом лишь потому, что в 1735 г. Россия начала ее неудачно, без официального объявления, да еще и с нападения на Крымское ханство [8, с. 315, 316, 320, 321].

Рассмотренный материал позволяет скорректировать и дополнить имеющиеся в историографии выводы по данному вопросу, а также отказаться от некоторых утвердившихся в ней положений.

В свете проанализированных фактов представляется неубедительным тезис Р. Т. Дейникова о том, что «причиной регионального конфликта второй половины 30-х гг. XVIII столетия» стала «именно жесткая и агрессивная политика крымскотатарского политического истеблишмента» [13, с. 73; 21, с. 490]. Ход и логика событий показывают, что как раз таки в первой половине 1730-х гг. внешнеполитический курс Крымского ханства полностью

совпадал с аналогичной линией Османской империи и двигался в ее русле. Султан Махмуд I не только не возражал против экспансионистских устремлений Каплана-Гирея I в отношении Кабарды, но и всемерно поощрял их, имея аналогичные виды на Дагестан. Следовательно, отводить хану роль главного провокатора и «поджигателя» русско-турецкой войны - значит преувеличивать степень его политической самостоятельности и преуменьшать значение усилий Порты по изменению баланса сил в Прикаспии, которые и привели к эскалации конфликта с Россией. В создавшейся геополитической конфигурации Крымскому ханству не суждено было избежать незавидной роли послушного исполнителя политической воли Порты и одновременно -наиболее удобной цели для военного удара России.

Вместе с тем нет никаких оснований в этой ситуации представлять Крымское ханство в образе невинной жертвы агрессивной Российской империи. За двадцать два года со времени окончания предыдущей русско-турецкой войны у Санкт-Петербурга накопилось немало претензий к Бахчисараю, вызванных как набеговой активностью крымских татар и ногайцев, так и рядом других враждебных внешнеполитических шагов крымских ханов. По подсчетам историков, в 1713-1735 гг. с территории ханства состоялось не менее 35 набегов на южные окраины России. Жертвами их только за пять лет с 1713 по 1718 г. стали не менее 33 414 убитых и уведенных в плен русских и украинцев, при этом общая стоимость уничтоженного имущества составила более 1 миллиона рублей, то есть около 15-20% годового бюджета страны того времени [43, с. 177; 20, с. 133]. Эти набеги, наряду с вторжениями Каплана-Гирея I на Северный Кавказ в 1733 и 1735 гг., и были использованы Россией в качестве casus belli при формальном объявлении войны Порте в апреле 1736 г. [31, с. 7-36]. Но начало войне было положено Крымским походом генерал-лейтенанта М. И. Леонтьева 1735 г. То, что военный удар в первую очередь планировалось нанести по Крымскому ханству, в данном случае не имеет принципиального значения, так как к тому времени это вассальное государство уже фактически являлось провинцией Османской империи.

Организация в 1735 г. Крымского похода стала асимметричным ответом Санкт-Петербурга на марш крымского войска в Закавказье и занятие им Кабарды и Дагестана. Поскольку Каплан-Гирей I действовал на Кавказе в интересах Порты, постольку и реакция России на его действия не могла не затронуть Крымского ханства. Принципиальная разница между военными акциями противоборствующих сторон (помимо их мотивов) заключалась лишь в том, что в отличие от Крымского ханства, бывшего частью Османской империи, названные северокавказские территории не входили в состав Российской империи, но были зоной ее повышенного интереса.

Как свидетельствуют документы текущего делопроизводства Кабинета министров, в 1735 г. Российская империя не планировала ни завоевания, ни присоединения Крыма. Главной задачей «Крымской экспедиции» было разорение полуострова, причинение его населению максимального материального ущерба, массовый захват пленных. Из-за провала Крымского похода 1735 г. решить эту задачу России удалось лишь в 1736 г., когда армия графа Б. К. Миниха вторглась на Крымский полуостров и предала его города и села огню и мечу. Но к тому времени планы российского правительства в отношении ханства претерпели кардинальные изменения, поскольку локальный конфликт разросся до масштабов большой войны.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ

1. Аваков П. А. Войско Донское в Крымском походе графа Б. К. Миниха 1736 г. // Крым в войнах России: Материалы Всероссийской научной конференции (Ростов-на-Дону, 19-21 октября 2015 г.). Ростов н/Д., 2015. С. 67-72.

2. АнисимовЕ. В. Россия без Петра: 1725-1740. СПб.: Лениздат, 1994. 496 с.

3. Артамонов В. А. О русско-крымских отношениях конца XVII - начала XVIII вв. // Общественно-политическое развитие феодальной России: Сборник статей. М., 1985. С. 71-88.

4. Архiв Коша Ново! Запорозько! Счг Корпус докуменпв / упор. Л. З. Псцова та ш.; ред. I. Л. Бутич. Т. 1. Кив: 1н-тукр. археографп та джерелознавства iм. М. С. Грушевського НАНУ, 1998 (Джерела з ютори укра!нського козацтва). 696 с.

5. Баиов А. К. Русская армия в царствование императрицы Анны Иоанновны: Война с Турцией в 1736-1739 гг. [Т. 1-2]. СПб.: Электротип. Н. Я. Стойковой, 1906. ХЫХ, 556, 192 е.; [6]. II, 304, 86 с.

6. Бгажноков Б. Х. О специфике и динамике военно-политического союза России и Кабарды (симмахия и ее асимметризм) // Исторический вестник. Вып. 2. Нальчик, 2005. С. 39-87.

7. Беннигсен А., Лемерсье-Келькеже Ш. Крымское ханство в начале XVI века: от монгольской традиции к османскому сюзеренитету по неопубликованному документу из Османского архива // Восточная Европа Средневековья и раннего Нового времени глазами французских исследователей / пер. с фр. Л. Н. Лысенко и др. Казань, 2009. С. 68-84.

8. Витол А. В. Османская империя и международные отношения в 1718-1735 гг. // Османская империя: государственная власть и социально-политическая структура: Сборник статей. М., 1990. С. 306-321.

9. Возгрин В. Е. Империя и Крым - долгий путь к геноциду. Бахчисарай, 1994. 45 с.

10. Возгрин В. Е. Исторические судьбы крымских татар. М.: Мысль, 1992. 446 с.

11. Возгрин В. Е. История крымских татар: Очерки этнической истории ко-

ренного народа Крыма: в 4 т. 3-е изд., стер. Т. 1. Симферополь: Тезис, 2013. 872 с.

12. Дейников Р. Т. Основные этапы и хронологические рамки истории присоединения Крымского ханства к России // Путь на пользу: К 225-летию путешествия Екатерины Великой в Новороссию и Крым. М, 2012. С. 8-54.

13. Дейников Р. Т. Россия, Турция и Крымское ханство: геополитическая ситуация в Северном Причерноморье в период с 30-х гг. XVIII в. по 1783 г.: Дис. ... канд. ист. наук. М., 2013. 322 с.

14. Дзамихов К. Ф. Адыги и Россия. М.: Поматур, 2000. 286 с.

15. Дзамихов К. Ф. К проблеме взаимоотношений адыгских народов с Российским государством в XVI - первой половине XVIII века: историографический и политико-правовой анализ // Народы Северного Кавказа и Россия (к 450-летию союза и единения Кабардино-Балкарии, Адыгеи и Карачаево-Черкесии с Россией): Материалы Всероссийской научной конференции (г. Нальчик, 18-21 октября 2007 г.). Нальчик, 2007. С. 13-20.

16. Донесения и другие бумаги английских послов, посланников и резидентов при русском дворе с 1733 года по 1735 год / под набл. А. А. Половцова // Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 76. СПб., 1891. XIX, 591 с.

17. Журналы Крымских походов российской армии 1735-1738 гг.: Сборник документов / сост., вступ. статья, археограф. введение, передача текста, комм. и указатели П. А. Авакова; отв. ред. И. О. Тюменцев. Ростов н/Д.: Изд-во ЮНЦ РАН, 2017. 484 с.

18. Зайцев И. В. Крымское ханство: вассалитет или независимость? // Османский мир и османистика: Сборник статей к столетию со дня рождения А. С. Тве-ритиновой (1910-1973). М., 2010. С. 288-296.

19. История внешней политики России: XVIII век (от Северной войны до войн России против Наполеона). М.: Международные отношения, 1998 (История внешней политики России: Конец XV в. - 1917 г.). 304 с.

20. История Крыма. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2015. 464 с.

21. История Крыма: в 2 т. Т. 1. М.: Кучково поле, 2017. 600 с.

22. История Османского государства, общества и цивилизации / пер. с тур. В. Б. Феоновой под ред. М. С. Мейера. Т. 1. М.: Вост. лит., 2006. 601 с.

23. Iсторiя украшського козацтва: Нариси у 2 т. Т. 1. Кшв: Киево-Могилянська академiя, 2006. 800 с.

24. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв.: Документы и материалы: в 2 т. / сост. В. М. Букалова; ред. Н. А. Смирнов, У. А. Улигов. Т. 2. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1957.

25. Калмыков Ж. А. Интеграция Кабарды и Балкарии в общероссийскую систему управления (вторая половина XVIII - начало XX века). Нальчик: Эль-Фа, 2007. 232 с.

26. Калмыков Ж. А. К вопросу о характере кабардино-русских отношений в

XVI - первой половине XVIII века // Черкесский вопрос: история, проблемы и пути решения. Нальчик, 2012. С. 15-24.

27. Каппелер А. Россия - многонациональная империя / пер. с нем. С. М. Червонной. М.: Традиция - Прогресс-Традиция, 2000. 342 с.

28. Каргалов В. В. Свержение монголо-татарского ига. М.: Просвещение, 1973. 144 с.

29. Касумов Р. М. Дагестан в политике противоборствующих держав на Кавказе от Петербургского договора до Гюлистанского трактата (1723-1813). Дис. ... канд. ист. наук. М., 2013. 380 с.

30. Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: Сборник архивных материалов / под ред. Я. П. Алькора, Л. К. Дрезена. Л.: Ин-т народов Севера ЦИК СССР, 1935 (Тр. по истории. Т. 2). 219 с.

31. Копия с письма, отправленнаго по указу Ея императорскаго величества, самодержицы всероссийской, от кабинетнаго министра вице-канцлера и орденов всероссийских кавалера графа Остермана к турецкому верховному везирю апреля 12 дня, 1736 года // [Прибавление к Санкт-Петербургским ведомостям]. 1736. [К № ?]. С. 7-36.

32. Короленко Б. А. «Принуждение к союзу»: як Крим став «юконно русьюм» // Наш Крим: неросшсьш юторп укра!нського твострова: Збiрник статей. Ки!в, 2016. С. 36-43.

33. Кочубинский А. А. Граф Андрей Иванович Остерман и раздел Турции: Из истории Восточного вопроса: Война пяти лет (1735-1739). Одесса: тип. Штаба Одес. воен. окр., 1899 (Записки Имп. Новороссийского ун-та. Т. 74). 618 с.

34. Курат А. Н. Турция и Россия: Турецко-российские отношения с конца XVIII века до войны за независимость Турции (1798-1919) / пер. с тур. Л. И. Шахина и др. // Курат А. Н. Собрание сочинений. Кн. 4. Казань: Ин-т ист. им. Ш. Марджани АН РТ, 2016. 256 с.

35. МанштейнХ. Г. Записки о России / пер. с фр. [В. В. Тимощук] // Перевороты и войны. М., 1997 (История России и дома Романовых в мемуарах современников: XVII-XX вв.). С. 9-272.

36. Махмудова К. З. Северо-Восточный Кавказ в политике России, Ирана и Турции в XVIII - 20-е годы XIX в.: Дис. ... докт. ист. наук. Владикавказ, 2013. 497 с.

37. Михайлов А. А. Русско-турецкая война 1736-1739 гг.: историографический аспект // Война и оружие: Новые исследования и материалы: Труды Третьей международной научно-практической конференции, 16-18 мая 2012 г. Ч. 2. СПб., 2012. С. 332-348.

38. Мшъчев В. I. Запорозьке козацтво у тдданстш Пре!в (1709/1711-1734 рр.) // Науковi пращ юторичного факультету Запорiзького нащонального ушверситету. Вип. 26. Зат^жжя, 2009. С. 217-233.

39. Надинский П. Н. Очерки по истории Крыма. Ч. 1. Симферополь: Крымиз-дат, 1951. 231 с.

40. Налоева Е. Д. Кабарда в первой половине XVIII в.: генезис адыгского феодального социума и проблемы социально-политической истории. Нальчик: ООО «Печатный двор», 2015. 368 с.

41. Некрасов А. М. Возникновение и эволюция Крымского государства в XV-XVI веках // Некрасов А. М. Избранные труды. Нальчик: Издательский отд. КБИГИ, 2015. С. 228-242.

42. Некрасов Г. А. Роль России в европейской международной политике 1725-1739 гг. М.: Наука, 1976. 318 с.

43. Нелипович С. Г. Союз двуглавых орлов: Русско-австрийский военный альянс второй четверти XVIII в. М.: Квадрига; Объед. ред. МВД России, 2010. 408 с.

44. Орешкова С. Ф. Немировский конгресс: От двусторонних османо-рос-сийских отношений к Восточному вопросу. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2015. 336 с.

45. Очерки истории СССР: Период феодализма. [Т. 7]. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1957. 866 с.

46. Петрухинцев Н. Н. Внутренняя политика Анны Иоанновны (1730-1740). М.: РОССПЭН, 2014. 1063 с.

47. Петрухинцев Н. Н. Путь иноземца в военную элиту России (петровский генерал Й. Б. Вейсбах) // Война и оружие: Новые исследования и материалы: Научно-практическая конференция, 12-14 мая 2010 г. Ч. 2. СПб., 2010. С. 210-228.

48. Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. Т. 7. СПб.: тип. 2 Отд-ния Собств. е. и. в. канцелярии, 1830. 925 с.

49. Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. Т. 8. СПб.: тип. 2 Отд-ния Собств. е. и. в. канцелярии, 1830. 1018 с.

50. Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. Т. 9. СПб.: тип. 2 Отд-ния Собств. е. и. в. канцелярии, 1830. 1025 с.

51. РГАДА. Ф. 177 «Кабинет министров». Оп. 1. 1735 г. Д. 10.

52. РГАДА. Ф. 177 «Кабинет министров». Оп. 1. 1735 г. Д. 13.

53. РГАДА. Ф. 177 «Кабинет министров». Оп. 1. 1735 г. Д. 21.

54. РГАДА. Ф. 177 «Кабинет министров». Оп. 1. 1735 г. Д. 34.

55. РГАДА. Ф. 248 «Сенат и его учреждения». Оп. 8. Кн. 467.

56. РГАДА. Ф. 248 «Сенат и его учреждения». Оп. 8. Кн. 472.

57. РГВИА. Ф. 846 «Военно-ученый архив». Оп. 16. Д. 47.

58. Саламова Н. А. Кавказ и Причерноморье в русско-турецких отношениях: от Каспийского похода Петра I до присоединения Крыма к России: 1722-1783 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. Махачкала, 2007. 172 с.

59. Санин Г. А. Крым в геополитике и войнах России XV-XIX вв. // Москва -Крым: Историко-публицистический альманах. Вып. 1. М., 2000. С. 163-171.

60. Санин О. Г. Отношения России и Украины с Крымским ханством в первой четверти XVIII в.: Дис. ... канд. ист. наук. М., 1996. 454 с.

61. Санкт-Петербургские ведомости. 1731. № 101. 20 декабря.

62. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 19 // Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 10. М.: Мысль, 1993. С. 5-320.

63. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 20 // Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 10. М.: Мысль, 1993. С. 321-705.

64. Сотавов Н. А. Крах «Грозы Вселенной» в Дагестане. 2-е изд., расш. и доп. Махачкала: Эпоха, 2013. 304 с.

65. Ханарсланова Б. Б. Дагестан и Ширван в международных отношениях первой половины XVIII в.: Дис. ... канд. ист. наук. Махачкала, 2011. 193 с.

66. Храпунов Н. И., Конкин Д. В. История Крыма в Новое время: новые подходы к изучению // Материалы к истории Причерноморья в Новое время: Сборник научных статей. Симферополь, 2016. С. 190-198.

67. Цюрюмов А. В. Калмыцкое ханство в составе России: проблемы политических взаимоотношений. Элиста: ЗАОр «НПП "Джангар"», 2007. 464 с.

68. Чулков Н. П. Михаил Иванович Леонтьев // Сборник биографий кавалергардов: 1724-1762: По случаю столетнего юбилея Кавалергардского Ея величества государыни императрицы Марии Федоровна полка. [Т. 1]. СПб.: Экспедиция заготовления гос. бумаг, 1901. С. 49-52.

69. Шефов Н. А. Россия и Крым: Пять столетий борьбы. М.: Вече, 2014 (Военный архив). 352 с.

70. Шульман Е. Б. О позиции России в конфликте с Турцией в 1735-1736 гг. // Балканский исторический сборник. Вып. 3. Кишинев, 1973. С. 5-61.

71. Эварницкий Д. И. История запорожских козаков. Т. 3. СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1897. IV, 646 с.

72. Fisher A. W. The Crimean Tatars. Stanford: Hoover Press, 1987 (Studies of Nationalities in the USSR Series). XIII, 259 рр.

73. Fisher A. W. The Russian Annexation of the Crimea (1772-1783). Cambridge: Cambridge University Press, 1970. XVI, 180 рр.

74. Kirim Hanlarina Näme-i hümäyün (2 Numarali Name Defteri) / yayina haz-irlayanlar M. Cebecioglu et al. istanbul: T. C. Ba§bakanlik Devlet Ar§ivleri Genel Müdürlügü, 2013. 288 s.

75. Shaw S. J. History of Ottoman Empire and modern Turkey. Vol. 1. Cambridge: Cambridge University Press, 1976. XIII, 351 рр.

Сведения об авторе: Аваков Пётр Ашотович, кандидат исторических наук, научный сотрудник отдела гуманитарных исследований Федерального исследовательского центра «Южный научный центр Российской академии наук» (344006, пр. Чехова, д. 41, г. Ростов-на-Дону, Российская Федерация); pavakov@mail.ru.

The Crimean Khanate in political-military plans of the Russian Empire in 1735

Piyotr Avakov

(Federal Research Centre «The Southern Scientific Centre of the Russian Academy of Sciences»)

Abstract. Considering the question of Russia's aims in the war against the Ottoman Empire of 1735-1739, historians rarely focus their interest on the Crimean Khanate. Nevertheless, historiography always exaggerates the role of the Crimean Khan Kaplan-Giray I in the fueling of this conflict. An analysis of little-known archival documents and historiography shows that the Crimean Khanate occupied an important, but not the main place in the political-military plans of the Russian Empire prior to and in the initial stage of the war. The organization of the Crimean Campaign in 1735 became Russia's asymmetric response to sending the Crimean troops to Transcaucasia through Kabarda and Dagestan. Being an obedient executor of Sublime Porte's will, the Crimean Khanate has traditionally been the most convenient target for Russia's military attack. Since Kaplan-Giray I operated in the North Caucasus in the interests of the Porte, Russia's response could not but affect the Crimean Khanate. However, in 1735 the Russian authorities did not plan either the conquest or the annexation of the Crimea. The main task of the Crimean Campaign was to ruin the peninsula.

Keywords: Crimean Khanate, Russian Empire, Russian-Turkish War of 1735-1739, Crimean Campaign, B.Ch. Munnich, historiography.

REFERENCES

1. Avakov P. A. Vojsko Donskoe v Krymskom pohode grafa B.K. Miniha 1736 g. [The Don army in the Crimean Campaign of Count B.Ch. Munnich in 1736]. Krym v vojnah Rossii: Materialy Vserossijskoj nauchnoj konferencii (Rostov-na-Donu, 19-21 oktyabrya 2015 g.) [The Crimea in Russia involved wars: Proceedings of the All-Russian Scientific Conference (Rostov-on-Don, October 19-21, 2015)] Rostov-on-Don, 2015, pp. 67-72.

2. Anisimov E. V. Rossiya bez Petra: 1725-1740 [Russia without Peter]. St. Petersburg, Lenizdat, 1994. 496 p.

3. Artamonov V. A. O russko-krymskih otnosheniyah konca XVII - nachala XVIII vv. [About the Russia-Crimean relations at the late XVII - early XVIII centuries] Obshchestvenno-politicheskoe razvitie feodal'noj Rossii: Sbornik statej [Social and political development of feudal Russia: Collection of articles]. Moscow, 1985, pp. 71-88.

4. Giscova L. Z. and oth., ed. Arhiv Kosha Novoi Zaporoz'koi Sichi: Korpus

dokumentiv [The Kosh archive of New Zaporozhye Sech: Complex of documents.]. vol. 1. Kyiv, M. S. Hrushevsky Institute of Ukrainian Archeography and Source Studies, NASU, 1998. 696 p.

5. Baiov A. K. Russkaya armiya v carstvovanie imperatricy Anny Ioannovny: Vojna s Turciej v 1736-1739 gg. [The Russian army in the reign of Empress Anna Ioannovna: War with Turkey in 1736-1739]. vol. 1-2. St. Petersburg, Electric Printing House of N.Ya. Stojkova, 1906. XLIX, 556, 192 p.; [6]. II, 304, 86 p.

6. Bgazhnokov B. H. O specifike i dinamike voenno-politicheskogo soyuza Ros-sii i Kabardy (simmahiya i ee asimetrizm) [About the specifics and dynamics of political-military alliance between Russia and Kabarda (the symmachy and its asymmetry)]. Istoricheskij vestnik [Historical Herald], iss. 2, pp. 39-87.

7. Bennigsen A., Lemercier-Quelquejay Ch. Le khanat de Crimée au début du XVI-e siècle: De la tradition mongole à la suzeraineté ottomane (d'après un document inédit des Archives ottomans). Cahiers du Monde Russe et soviétique, vol. 13, 1972, no 3, pp. 321-337 (Russ. ed.: Bennigsen A., Lemers'e-Kel'kezhe Sh. Kryms-koe hanstvo v nachale XVI veka: ot mongol'skoj tradicii k osmanskomu syuzereni-tetu po neopublikovannomu dokumentu iz Osmanskogo arhiva. Vostochnaya Evropa Srednevekov'ya i rannego Novogo vremeni glazami francuzskih issledovatelej. Kazan, 2009, pp. 68-840).

8. Vitol A. V. Osmanskaya imperiya i mezhdunarodnye otnosheniya v 17181735 gg. [The Ottoman Empire and international relations in 1718-1735]. Osmanskaya imperiya: gosudarstvennaya vlast 'i social'no-politicheskayastruktura: Sborn-ik statej [Ottoman Empire: state power and socio-political structure: Collection of articles]. Moskow, 1990, pp. 306-321.

9. Vozgrin V. E. Imperiya i Krym - dolgijput'kgenocidu [The Empire and the Crimea - a long way to the genocide]. Bakhchysarai, 1994. 45 p.

10. Vozgrin V. E. Istoricheskie sud'by krymskih tatar [Historical Destinies of the Crimean Tatars]. Moscow, Thought, 1992. 446 p.

11. Vozgrin V. E. Istoriya krymskih tatar: Ocherki etnicheskoj istorii korennogo naroda Kryma: v 4 t. 3-e izd., ster. [The history of the Crimean Tatars: Essays on the ethnic history of the indigenous people of the Crimea: in 4 vol.], vol. 1. Simferopol, Thesis, 2013. 872 p.

12. Deynikov R. T. Osnovnye etapy i hronologicheskie ramki istorii prisoe-dineniya Krymskogo hanstva k Rossii [The main stages and chronological scope of history of the annexation of the Crimean Khanate to Russia]. Put'napol'zu: K 225-letiyu puteshestviya Ekateriny Velikoj v Novorossiyu i Krym [A Way to Benefit: To the 225th anniversary of the journey of Catherine the Great to Novorossia and the Crimea]. Moskov, 2012, pp. 8-54.

13. Deynikov R. T. Rossiya, Turciya i Krymskoe hanstvo: geopoliticheskaya situaciya v Severnom Prichernomor'e v period s 30-h gg. XVIII v. po 1783 g.: Dis-sertaciya ... kandidata istoricheskih nauk [Russia, Turkey and the Crimean Khanate:

the geopolitical situation in the Northern Black Sea Coast in the period from the 30s of XVIII century to 1783: PhD thesis (History)]. Moscow, 2013. 322 p.

14. Dzamihov K. F. Adygi i Rossiya [The Adyghes and Russia]. Moscow, Poma-tur, 2000. 286 p.

15. Dzamihov K. F. K probleme vzaimootnoshenij adygskih narodov s Rossijskim gosudarstvom v XVI - pervoj polovine XVIII veka: istoriograficheskij i politiko-pravovoj analiz [To the problem of the mutual relations of the Adyghe peoples with the Russian state in the XVI - first half of the XVIII century: historiographic and politico-legal analysis]. Narody Severnogo Kavkaza i Rossiya (k 450-letiyu soyuza

1 edineniya Kabardino-Balkarii, Adygei i Karachaevo-Cherkesii s Rossiej): Materi-aly Vserossijskoj nauchnoj konferencii (g. Nal'chik, 18-21 oktyabrya 2007g.) [The peoples of the North Caucasus and Russia (to the 450th anniversary of the union and unity of Kabardino-Balkaria, Adygea and Karachaevo-Cherkessia with Russia): Materials of the All-Russian Scientific Conference (Nalchik, October 18-21, 2007]. Nalchik, 2007, pp. 13-20.

16. Polovtsov A. A., ed. Doneseniya i drugie bumagi anglijskihposlov, poslan-nikov i rezidentov pri russkom dvore s 1733 goda po 1735 god [Reports and other papers of English ambassadors, envoys and residents in the Russian court from 1733 to 1735]. Sbornik Imperatorskogo Russkogo istoricheskogo obshchestva [The Collection of the Imperial Russian Historical Society], vol. 76. St. Petersburg, 1891. XIX, 591 p.

17. Avakov P. A., ed. Zhurnaly Krymskih pohodov rossijskoj armii 1735-1738 gg.: Sbornik dokumentov [The Journals of the Russian army Crimean campaigns in 17351738: Collection of documents]. Rostov-on-Don, SSC RAS Publisher, 2017. 484 p.

18. Zaytsev I. V. Krymskoe hanstvo: vassalitet ili nezavisimost'? [The Crimean Khanate: vassalage or independence?] Osmanskij mir i osmanistika: Sbornik statej k stoletiyu so dnya rozhdeniya A. S. Tveritinovoj (1910-1973) [Ottoman World and Ottoman Studies: Collection of Articles on the 100th anniversary of A. S. Tveriti-nova]. Moscow, 2010, pp. 288-296.

19. Sanin G. A. and oth., ed. Istoriya vneshnej politiki Rossii: XVIII vek (ot Severnoj vojny do vojn Rossii protiv Napoleona) [The history of Russia's foreign policy: the XVIII century (from the Great Northern War to the wars of Russia against Napoleon]. Moscow, International relationships. 304 p.

20. IstoriyaKryma [History of the Crimea]. Moscow, OLMA Media Group Pub-li., 2015. 464 p.

21. Yurasov A. V., ed. Istoriya Kryma: v 2 t. [History of the Crimea: in 2 vol.], vol. 1. Moscow, Kuchkovo pole, 2017. 600 p.

22. Ihsanoglu E., ed. History of the Ottoman State, Society and Civilization: In

2 vol, vol. 1. Istanbul, Research Centre for Islamic History, Art & Culture, 2001. 827 p. (Russ. ed.: Istoriya Osmanskogo gosudarstva, obshchestva i civilizacii: v 2 t., vol. 1. Moscow, Eastern Literature, 2006. 601 p.).

23. Smoly V. A., ed. Istoriya ukrains'kogo kozactva: Narisi u 2 t. [History of Ukrainian Cossacks: Essays in 2 vol.], vol. 1. Kyiv, Kyiv-Mohyla Academy Publ., 2006.800 p.

24. Bukalova V. M. and oth., ed. Kabardino-russkie otnosheniya v XVI-XVIII vv.: Dokumenty i materialy: v 2 t. [Kabardino-Russian relations in the XVI-XVIII centuries: Documents and materials: in 2 vol.]. vol. 2. Moscow, AS USSR Publ., 1957. VII, 424 p.

25. Kalmykov Zh. A. Integraciya Kabardy i Balkarii v obshcherossijskuyu siste-mu upravleniya (vtoraya polovina XVIII - nachalo XX veka) [The integration of Kabarda and Balkaria into the All-Russian management system (the second half of the XVIII century and the beginning of the XX century)]. Nalchik, El'-Fa, 2007. 232 p.

26. Kalmykov Zh. A. K voprosu o haraktere kabardino-russkih otnoshenij v XVI -pervoj polovine XVIII veka [On the character of Kabardino-Russian relations in the XVI - first half of the XVIII century]. Cherkesskij vopros: istoriya, problemy iputi resheniya [The Circassian issue: the history, problems and ways to solutions]. Nalchik, 2012, pp. 15-24.

27. Kappeler A. Russland als Vielvolkerreich: Entstehung, Geschichte, Zerfall. Munchen: Verlag C.H. Beck, 1993. 395 s. (Russ. ed.: Kappeler A. Rossiya -mnogonacional'naya imperiya. Moscow, Tradition - Progress-Tradition, 2000. 342 p.).

28. Kargalov V. V. Sverzhenie mongolo-tatarskogo iga [Overthrow of the Mongol-Tatar yoke]. Moscow: Education, 1973. 144 p.

29. Kasumov R. M. Dagestan v politike protivoborstvuyushchih derzhav na Ka-vkaze ot Peterburgskogo dogovora do Gyulistanskogo traktata (1723-1813). Dis. ... kand. ist. nauk [Dagestan in the policy of the opposing powers in the Caucasus from the Treaty of St. Petersburg to the Treaty of Gulistan: PhD thesis (History)]. Moscow, 2013. 389 p.

30. Al'kor Ya. P., Drezen L. K., ed. Kolonial'naya politika carizma na Kam-chatke i Chukotke v XVIII v.: Sbornik arhivnyh materialov [Colonial policy of the Tsarism in Kamchatka and Chukotka in the XVIII century: Collection of archival materials]. Leningrad, Institute of the Peoples of the North of the CEC of the USSR, 1935. 219 p.

31. Kopiya s pis'ma, otpravlennago po ukazu Eya imperatorskago velichestva, samoderzhicy vserossijskoj, ot kabinetnago ministra vice-kanclera i ordenov vse-rossijskih kavalera grafa Ostermana k tureckomu verhovnomu veziryu aprelya 12 dnya, 1736 goda [A copy from a letter sent by the decree of Her Imperial Majesty, an autocrat of the All-Russia, from the Cabinet Minister of the Vice-Chancellor and the orders of the All-Russian Chevalier Count Ostermann to the Turkish Supreme Vezir of April 12th day, 1736]. Pribavlenie k Sanktpeterburgskim vedomostyam [Supplement to the Saint Petersburg News]. 1736, no ?, pp. 7-36.

32. Korolenko B. A. «Prinuzhdenie k soyuzu»: yak Krim stav «iskonno rus'kim»

["Compulsion to the Union": how the Crimea became "primordially Russian"]. Nash Krim: nerosijs'ki istoriï ukraïns'kogo pivostrova: Zbirnik statej [Our Crimea: Non-Russian Stories of the Ukrainian Peninsula: Digest of papers]. Kyiv, 2016, pp. 36-43.

33. Kochubinskiy A. A. Graf Andrej Ivanovich Osterman i razdel Turcii: Iz is-torii Vostochnogo voprosa: Vojnapyati let (1735-1739) [Count Andrey Ivanovich Osterman and partitions of Turkey: Five Year War]. Odessa, Printing House of the Odessa military district, 1899, 618 p.

34. Kurat A. N. Turkiye ve Rusya. Ankara: Kultur Bakanligi, 1990. 755 s. (Russ. ed.: Kurat A. N. Turciya i Rossiya: Turecko-rossijskie otnosheniya s konca XVIII veka do vojny za nezavisimost' Turcii (1798-1919). Kurat A. N. Sobranie sochinenij. Bk. 4. Kazan, Sh. Marjani Institute of History of the AS PT, 2016. 256 p.

35. Manstein Ch. H. Mémoires historiques, politiques et militaires sur la Russie depuis l'année 1727, jusqu'à 1744 par le Général de Manstein. Nouvelle édition, collationnée sur le manuscrit original corrigé par la main de Voltaire, vol. 1. Paris, Librairie A. Franck, 1860. (4)-VIII-(5)304 p. (Russ. ed.: Liberman A. A., Naumov V. P., ed. Perevoroty i voyny. Moscow, Fund of Sergei Dubov, 1997, pp. 9-272).

36. Mahmudova K. Z. Severo-Vostochnyj Kavkaz v politike Rossii, Irana i Turcii v XVIII- 20-e godyXIXv.: Dis. ... dokt. ist. nauk [North-East Caucasus in the politics of Russia, Iran and Turkey in the XVIII - 20s of the XIX century: PhD thesis (History)]. Vladikavkaz, 2013. 497 p.

37. Mihaylov A. A. Russko-tureckaya vojna 1736-1739 gg.: istoriograficheskij aspekt [Russian-Turkish War of 1736-1739: historiographic aspect] Vojna i oruzhie: Novye issledovaniya i materialy: Trudy Tret'ej mezhdunarodnoj nauchno-prak-ticheskoj konferencii, 16-18 maya 2012 g. [War and arms: New studies and materials: Proceedings of the Third International Scientific-practical Conference, May 16-18, 2012]. St. Petersburg, 2012, pt. 2, pp. 332-348.

38. Mil'chev V. I. Zaporoz'ke kozactvo u piddanstvi Gireïv (1709/1711-1734 rr.) [The Zaporozhian Cossacks in the subjection of the Girays (1709/1711-1734)]. Naukovi praci istorichnogo fakul 'tetu Zaporiz 'kogo nacional 'nogo universitetu -Scholarly Works of the Faculty of History, Zaporizhzhya National University, 2009, iss. 26, pp. 217-233.

39. Nadinskiy P. N. Ocherki po istorii Kryma [Essays on the history of the Crimea]. Pt. 1. Simferopol: Krymizdat, 1951. 231 p.

40. Naloeva E. D. Kabarda v pervoj polovine XVIII v.: genezis adygskogo feodal'nogo sociuma i problemy social'no-politicheskoj istorii [Kabarda in the first half of the XVIII century: the genesis of the Adyghe feudal society and the problems of socio-political history]. Nalchik, Printed Yard Ltd., 2015. 368 p.

41. Nekrasov A. M. Vozniknovenie i evolyuciya Krymskogo gosudarstva v XV-XVI vekah [The emergence and evolution of the Crimean state in the XV-XVI centuries] Nekrasov A.M. Izbrannye trudy [Selected works]. Nalchik, Publishing department of KBIHR, 2015, p. 228-242.

42. Nekrasov G. A. Rol' Rossii v evropejskoj mezhdunarodnoj politike 17251739 gg. [The Role of Russia in European international politics 1725-1739]. Moscow, Science, 1976. 318 p.

43. Nelipovich S. G. Soyuz dvuglavyh orlov: Russko-avstrijskij voennyj al'yans vtoroj chetvertiXVIII v. [Union of two-headed eagles: Russian-Austrian military alliance of the second quarter of the XVIII century]. Moscow, Quadriga, Joint Editorship of The Ministry of the Interior Russia, 2010. 408 p.

44. Oreshkova S. F. Nemirovskij kongress: Ot dvustoronnih osmano-rossijskih otnoshenij k Vostochnomu voprosu [Nemirov Congress: From Bilateral Ottoman-Russian Relations to the Eastern Issue]. Moscow, Institute of Oriental Studies of the RAS, 2015. 336 p.

45. Ocherki istorii SSSR: Period feodalizma [Essays on the history of the USSR: The Period of Feudalism]. vol. 7. Moscow, Academy of Sciences of the USSR Publ., 1957. 866 p.

46. Petruhinsev N. N. Vnutrennyayapolitika Anny Ioannovny (1730-1740) [Anna Ioannovna's domestic policy (1730-1740)]. Moscow, ROSSPEN, 2014. 1063 p.

47. Petruhinsev N. N. Put' inozemca v voennuyu elitu Rossii (petrovskij general J. B. Vejsbah) [The way of a foreigner to the military elite of Russia (Peter's general J. B. Weisbach]. Vojna i oruzhie: Novye issledovaniya i materialy: Nauchno-prak-ticheskaya konferenciya, 12-14 maya 2010 g. [War and arms: New studies and materials: Proceedings of the Third International Scientific-practical Conference, May 12-14, 2010]. St. Petersburg, 2010, pt. 2, pp. 210-228.

48. Polnoe sobranie zakonovRossijskoj imperii, s 1649 goda [Complete collection of laws of the Russian Empire, since 1649]. vol. 7. St. Petersburg, Printing House of the 2nd Section of the His Imperial Majesty's Own Chancellery, 1830. 925 p.

49. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii, s 1649 goda [Complete collection of laws of the Russian Empire, since 1649]. vol. 8. St. Petersburg, Printing House of the 2nd Section of the His Imperial Majesty's Own Chancellery, 1830. 1018 p.

50. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii, s 1649 goda [Complete collection of laws of the Russian Empire, since 1649]. vol. 9. St. Petersburg, Printing House of the 2nd Section of the His Imperial Majesty's Own Chancellery, 1830. 1025 p.

51. RGADA [Russian State Archive of Ancient Acts]. f. 177 «Kabinet ministrov» [Cabinet of Ministers], in. 1, 1735, files 10.

52. RGADA [Russian State Archive of Ancient Acts]. f. 177 «Kabinet ministrov» [Cabinet of Ministers], in. 1, 1735, files 13.

53. RGADA [Russian State Archive of Ancient Acts]. f. 177 «Kabinet ministrov» [Cabinet of Ministers], in. 1, 1735, files 21.

54. RGADA [Russian State Archive of Ancient Acts]. f. 177 «Kabinet ministrov» [Cabinet of Ministers], in. 1, 1735, files 34.

55. RGADA [Russian State Archive of Ancient Acts]. f. 248 «Senat i ego uchrezh-deniya» [Senate and its institutions], in. 8, book 467.

56. RGADA [Russian State Archive of Ancient Acts]. f. 248 «Senat i ego uchrezh-deniya» [Senate and its institutions], in. 8, book 472.

57. RGVIA [Russian State Military Historical Archive] f. 846 «Voenno-uchenyj arhiv» [Military-scientific archive], in. 16, files 47.

58. Salamova N. A. Kavkaz i Prichernomor 'e v russko-tureckih otnosheniyah: ot Kaspijskogo pohoda Petra I do prisoedineniya Kryma k Rossii: 1722-1783 gg.: Dis. ... kand. ist. nauk. [Caucasus and the Black Sea region in Russian-Turkish relations: from the Caspian Campaign of Peter the Great to the annexation of the Crimea to Russia: 1722-1783: PhD thesis (History)]. Makhachkala, 2007. 172 p.

59. Sanin G. A. Krym v geopolitike i vojnah Rossii XV-XIX vv. [The Crimea in the geopolitics and wars of Russia of XV-XIX centuries]. Moskva - Krym: Istoriko-publicisticheskij al'manah [Moscow - Crimea: Historical and journalistic almanac]. Moscow, 2000, iss. 1, pp. 163-171.

60. Sanin O. G. Otnosheniya Rossii i Ukrainy s Krymskim hanstvom v pervoj chetverti XVIII v.: Dis. ... kand. ist. nauk [Relations between Russia and Ukraine with the Crimean Khanate in the first quarter of the XVIII century: PhD thesis (History)]. Moscow, 1996. 454 p.

61. Sankt-Peterburgskie vedomosti [Saint Petersburg News]. 1731, no. 101, December 20.

62. Solov'ev S. M. Istoriya Rossii s drevnejshih vremen, t. 19 [History of Russia from ancient times]. Solov'ev S. M. Sochineniya: V18 kn. [Compositions: In 18 books]. Bk. 10. Moscow, Thought, 1993, pp. 5-320.

63. Solov'ev S. M. Istoriya Rossii s drevnejshih vremen, t. 20 [History of Russia from ancient times]. Solov'ev S. M. Sochineniya: V18 kn. [Compositions: In 18 books]. Bk. 10. Moscow, Thought, 1993, pp. 321-705.

64. Sotavov N. A. Krah «Grozy Vselennoj» v Dagestane [The collapse of the "Thunderstorm of the Universe" in Dagestan]. Makhachkala, Epoch, 2013. 304 p.

65. Hanarslanova B. B. Dagestan i Shirvan v mezhdunarodnyh otnosheniyah pervojpoloviny XVIII v.: Dis. ... kand. ist. nauk [Dagestan and Shirvan in international relations of the first half of XVIII century: PhD thesis (History)]. Makhachkala, 2011. 193 p.

66. Hrapunov N. I., Konkin D. V. Istoriya Kryma v Novoe vremya: novye pod-hody k izucheniyu [History of the Crimea in the Modern Period: new approaches to studying]. Materialy k istorii Prichernomor 'ya v Novoe vremya: Sbornik nauchnyh statej [Materials on the history of the Black Sea region in the Modern Period: Collection of scientific articles]. Simferopol, 2016. pp. 190-198.

67. Tsuryumov A. V. Kalmyckoe hanstvo v sostave Rossii: problemypoliticheskih vzaimootnoshenij [Kalmyk Khanate in Russia: Problems of Political Relationships]. Elista, CJSCP «NPI "Djangar"», 2007. 464 p.

68. Chulkov N. P. Mihail Ivanovich Leont'ev. Sbornik biografij kavalergardov: 1724-1762: Po sluchayu stoletnego yubileya Kavalergardskogo Eya velichestva

gosudaryni imperatricy Marii Fedorovna polka. [Collection of biographies of the Horse-Guardsmen: 1724-1762: On the occasion of the 100th anniversary of Her Majesty Empress Maria Feodorovna's Horse-Guards Regiment], vol. 1. St. Petersburg, Expedition of Storing State Papers, 1901, p. 49-52.

69. Shefov N. A. Rossiya i Krym: Pyat' stoletij bor 'by [Russia and the Crimea: Five centuries of Struggle]. Moscow, Veche, 2014. 352 p.

70. Shulman E. B. O pozicii Rossii v konflikte s Turciej v 1735-1736 gg. [On the position of Russia in the conflict with Turkey in 1735-1736]. Balkanskij istoricheskij sbornik [The Balkan Historical Collection]. Kishinev, 1973, iss. 3, pp. 5-61.

71. Evarnitskiy D. I. Istoriya zaporozhskih kozakov [History of the Zaporozhian Cossacks], vol. 3. St. Petersburg, Printing House of I.N. Skorohodova's, 1897. IV, 646 p.

72. Fisher A. W. The Crimean Tatars. Stanford, Hoover Press, 1987 (Studies of Nationalities in the USSR Series). XIII, 259 p.

73. Fisher A. W. The Russian Annexation of the Crimea (1772-1783). Cambridge, Cambridge University Press, 1970, XVI, 180 p.

74. Cebecioglu M., et al., haz. Kirim Hanlarina Name-i humayun (2 Numarali Name Defteri). istanbul, T. C. Ba§bakanlik Devlet Ar§ivleri Genel Mudurlugu, 2013. 288 s.

75. Shaw S. J. History of Ottoman Empire and modern Turkey, vol. 1. Cambridge, Cambridge University Press, 1976. XIII, 351 p.

About the author: Avakov Piyotr Ashotovich, Cand. Sci. (History), Researcher in the Department of humanitarian studies Federal Research Centre «The Southern Scientific Centre of the Russian Academy of Sciences» (41, Chekhov av, Rostov-on-Don, 334006, Russian Federation); pavakov@ mail.ru