CC BY
285
УДК 391/395 Нанаева Барят Балаудиновна
доктор философских наук, заведующая кафедрой философии Грозненского государственного нефтяного технического университета им. М.Д. Миллионщикова Bara_aldi@mail.ru
Умаров Усман Муцуевич
старший преподаватель кафедры философии Грозненского государственного нефтяного технического университета им. М.Д. Миллионщикова тел.: (928) 088-22-47
КРОВНАЯ МЕСТЬ КАК ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ РОДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ
Nanaeva Baryat Balaudinovna
Doctor of Philosophy, head of the chair of philosophy, Grozny State Petroleum Technical University Bara_aldi@mail.ru
Umarov Usman Mutsuevich
senior lecturer of the chair of philosophy, Grozny State Petroleum Technical University tel.: (928) 088-22-47
VENDETTA AS AN INSTITUTE OF SOCIAL AND LEGAL REGULATION OF TRIBAL RELATIONS
Аннотация:
Раскрыта социальная природа обычая кровной мести как инструмента общественного регулирования. Выявлен социально-правовой потенциал, заложенный в обычае. Показано влияние норм шариата на правовые отношения чеченцев. Установлена дестабилизирующая роль обычая кровной мести в современных условиях.
Ключевые слова:
традиции, обычаи, право, шариат, адат, правосознание, регулирование.
The summary:
The social nature of the custom of vendetta as the instrument of social regulation is revealed. The social and legal potential mortgaged in custom is revealed. The influence of the sharia norms on legal relations of Chechen is shown. The role of the custom of vendetta in modern condition is installed.
Keywords:
traditions, customs, the right, sharia, adat, sense of justice, regulation.
Дальнейшее развитие чеченского общества и проблемы интегрирования этноса в международный социокультурный процесс предполагает глубокое осмысление традиционного опыта его общественного бытия. Особенно возрастает необходимость в осмыслении таких факторов его общественного сознания, как обычай кровной мести, способного и сегодня определять социально-политическую ситуацию в республике.
Кроме того, изучение этого социокультурного феномена имеет важное стратегическое значение. Как известно, традиции и обычаи народа - это выражение коллективного мировоззрения, и в них отразилась многогранная духовная жизнь этноса, многовековой опыт его общественных отношений. Извлекая сконцентрированную в них творческую энергию, этнос обретет возможность превратить ее в свое сегодняшнее достояние и обогатиться духовным опытом прошлых поколений.
Актуальность исследования проблемы определила цель - раскрыть коллективистскую природу обычая кровной мести как элемента общественного сознания этноса и фактора его самоидентификации. В ходе достижения этой цели решаются следующие взаимосвязанные задачи: выявить социальноправовой потенциал, заложенный в обычае кровная месть, такие ментальные качества этноса, как солидарность и взаимовыручка; показать влияние норм шариата на духовную культуру чеченцев; установить дестабилизирующую роль обычая кровной мести в современных условиях.
Склонность народа к коллективизму определила все сферы его общественного бытия. Вместе с тем его не следует рассматривать проявлением безликости личности в чеченском обществе. Здесь высоко ценилась жизнь каждого индивида. В борьбе за жизнь, достойную человека высокой духовной культуры, «чеченцы создали законы, обычаи и уклад жизни, ...которые развили у них сильное чувство национальной индивидуальности... Сила и стабильность, явившиеся следствием этих особенностей национального характера, помогли чеченцам пронести все эти законы и обычаи сквозь века» [1, с. 210].
Свидетельством тому является традиция талиона - неотвратимости наказания за обиду, оскорбление, убийство, унижение, а также весь комплекс нравственных предписаний, в которых прослеживается глубокое уважение личности. То есть коллективизм общественных отношений чеченцев ни в коей мере не противоречил представлениям о ценности личности - его достоинстве и чести, и, в конце концов, ценности самой жизни. Чеченец был поставлен в такие общественные и нравственные условия, когда не мог никого оскорбить и его никто не имел права оскорбить или унизить - наказание было неотвратимым.
Среди мер предотвращения зла наиболее жестко соблюдался обычай кровной мести. Трудно переоценить влияние, которое оказывал этот общественный институт правового регулирования на консолидацию этноса, формирование этнической идентичности. Поэтому разработка данной тематики занимает зна-
чительное место в этнологии, еще начиная с XIX в. В науке определились позиции в его теоретическом осмыслении. С позиции нравственности этот обычай, считают обществоведы, не может найти оправдание (Х.М. Хашаев, А.М. Мамутов), и относят его к пережиткам патриархально-родового строя. Но наибольший интерес вызвали работы, в которых исследуется генезис и становление государственно-правовой политики, раскрывается роль обычая в регулировании общественных отношений в период традиционного бытия этноса. Так, среди них отличается работа А.М. Зюкова, в которой дается обстоятельный анализ кровной мести чеченцев как внеправового обычая этноса, подвергается обстоятельному анализу генезис, развитие и трансформация и, что важно отметить, устанавливается антиобщественный характер его применения в современных условиях [2, с. 160].
Вместе с тем автор, акцентируя внимание на дестабилизирующей роли обычая в современных условиях, уделяет недостаточно внимания таким важным аспектам его изучения, как регулирующей и консолидирующей функции обычая, защите принципов равенства и справедливости, взаимопомощи и взаимовыручки как важнейшего условия жизнедеятельности этноса.
Значительный вклад в разработку проблем правового регулирования народов Северного Кавказа и кровной мести, в частности, внес известный этнолог А.М. Ладыженский. Наряду с такими формами правового регулирования, как адаты, маслааты (институт примирения) и др., ученый, рассматривая кровную месть, выявляет этапы развития этого института в условиях жизнедеятельности северокавказских обществ, прослеживает путь процессуального права от досудебной, характерной традиционным обществам, к судебной в современных государствах. Работы А.М. Ладыженского продолжают оставаться едва ли не единственным исследованием подобного рода. Круг вопросов, затронутых в них, сохраняет свою актуальность для понимания процессов, происходящих в нынешних северокавказских республиках [3, с. 220].
Одной из сущностных характеристик кровной мести является проблема природы обычая, которая обусловлена социокультурным взаимодействием людей в обществе или является психическим свойством человека, животным инстинктом. Не ставя задачи раскрыть все подходы к пониманию сущности обычая кровной мести, мы укажем на некоторые из них. Это теория эквивалента, теория устрашения, теория родового террора, теория инстинкта мести и др. Сторонники теории эквивалента доказывают, что в кровной мести превалирует не обида, не желание возмездия, а возмещение имущественного вреда, нанесенного роду. В данном случае, на наш взгляд, недооценивается роль кровной мести, как мощного социальноправового инструмента регулирования общественных отношений родового строя, призванного защищать честь и достоинство индивида в условиях отсутствия законодательной власти.
В науке достаточно убедительно обосновывается точка зрения об обычае кровной мести как инстинкте мщения. Так, известный антрополог И. Малиновский убежден, что в нем изначально заложено инстинктивное проявление чувства мести: «месть - проявление животного инстинкта, свойственного и людям и животным. По мере раздраженного чувства дикарь инстинктивно бросается на обидчика и, мстя за обиду, бьет или умерщвляет его. По мере повторений отдельных случаев мести постепенно складывается убеждение, что мстить можно и должно. Факт мести превращается в право и обязанность мести» [4, с. 42].
На наш взгляд, и эта точка зрения не отражает сущности социально-правового феномена, каковым является обычай кровной мести. Кровная месть - явление, прежде всего, социальное. Его основу составляет основной принцип жизнедеятельности традиционных обществ - принцип коллективной ответственности семьи и рода за поведение и поступки каждого из его членов. Этот обычай выступал одной из суровых, но необходимых форм социализации личности, этнокультурной и социальной идентификации индивида.
Обычай кровной мести является не только порождением родового строя, но и его носителем, универсальным средством защиты рода и в целом сообщества родов от внешнего этнокультурного воздействия. Только отомстив обидчику, человек мог рассчитывать на равное положение в обществе. Совершая месть, человек сдерживал проявление необузданного животного начала по отношению к себе. Как справедливо заметил дореволюционный кавказовед Ф.И. Леонтович, «кровомщение есть единственная узда, которая в некоторой степени обуздывает... страсти удальца...». «...Дух древнего права - есть дух мщения, удовлетворения за каждую случившуюся несправедливость. Не только за умышленную. но и за неумышленную. несправедливость. Кара следует в древнейшем праве за всеми нарушениями права» [5, с. 12, 37].
Таким образом, кровная месть как явление социально-правовое, возникшее в условиях отсутствия государства, когда родовой союз считался одновременно и кровным и хозяйственным и нравственным союзом, в защите каждого члена этого союза должен был участвовать весь род, а каждый представитель рода нес ответственность перед ним за свои поступки. В обществе, где отсутствовали иные механизмы сдерживания индивидуальной воли, надо было защищаться и, следовательно, отомстить, то есть, отвести следующий удар, от которого могут пострадать другие, близкие ему люди. Первоначально содержание мести было достаточно примитивным: «око за око, смерть за смерть» и т.д. Но именно в этой простоте и конкретности мер противодействия и было заключено понимание принципов равенства и справедливости. Этот обычай спасал общество от анархии, произвола и хаоса, в известной степени, сохраняя в нем общественный порядок, социальную справедливость и равенство.
О социальной природе кровной мести свидетельствует форма и мера наказания: оно должно было быть адекватными совершенному преступлению, иначе не приводила к завершению процесса мщения, и взаимное исполнение мести тянулось через поколения. Мораль, в свою очередь, строго регулировала талион: для каждого конкретного случая, например, оскорбления словом, прелюбодеяния, убийства - преднамеренного или нет, были возможны лишь определенные пределы мести, выход за порог которых было непозволительно. Обязательно принимались во внимание многие обстоятельства, в том числе ситуация совершения преступления, степень умышленности покушения на жизнь и т.д. Но в любом случае суть обычая оставалась одна - виновный сдавался на милость рода убитого, и, если это было убийство, от них уже зависело,
будет тот жить далее или нет. Если же убитой оказывалась женщина, то добиться прощения было почти невозможно, что объяснялось нанесением роду двух обид одновременно - убийство и позор.
О социальной сущности обычая кровной мести говорит сама процедура ее совершения: мщение осуществлялось не в момент совершения преступления ответным действием, а откладывалась до более благоприятного момента. Она предполагала подключение к исполнению обычая всего рода, и только он определял время, форму и пределы возмездия. Поэтому обычай кровной мести - это не результат животной агрессии, а вынужденное следствие социокультурного взаимодействия индивидов в обществе. Животный страх перед необходимостью расплаты виновного подменяется родовой ответственностью, и поэтому вопрос заключался не в том, кто являлся виновным, а в том, кто должен был отвечать.
К сожалению, в традиционном обществе за преступление вынуждены были отвечать не всегда те, кто проявил злую волю. Ответственность лежала на всех членах роди убийцы, не имевших к преступлению никакого отношения. И что примечательно - для осуществления мести потерпевший род выбирал наиболее уважаемого члена рода. Это происходило в том случае, если убийцей оказывался презренный, никчемный человек и его убийство не могло быть особенно ущербным для рода, а справедливость заключалась в равном воздаянии за совершенное преступление.
Обычай кровной мести - это явление и социально-историческое. Поэтому по мере развития общества обычай последовательно подвергался трансформации, менялись его формы. Особенно заметно эти процессы стали происходить в связи с принятием мусульманства. Обычай кровной мести у чеченцев существовал до принятия ислама, так же как он существовал в первоначальных установлениях других народов. После принятия мусульманства, которое не очень одобрительно относилось к кровомщению, появились присяги - «обвинительные» и «очистительные». Конечно, современному человеку не понять, как можно освободить себя от вины, сказав, что он не виновен. Но в обществе, где господствовала мораль, регулятором выступала всепроникающая совесть, к тому, же глубокая вера в предписания ислама и убеждение, что за ложь они будут наказаны на том свете, то станет ясным, что принеся присягу, человек сам накладывал на себя тяжкое пожизненное наказание. Если же обвиняемый и его поручители ложно поклялись в своей невиновности, то они, по их глубокому убеждению, не только не освобождались от наказания за преступление, но возлагали на себя более жестокую кару. Считалось, что клятвопреступников можно было и не наказывать далее, так как они уже считались наказанными самим фактом лжеприсяги - уличенные в ложной присяге теряли всякое общественное уважение. Их слово более ничего не значило, их игнорировали, к их мнению никто не прислушивался.
Таким образом, ответственность за исполнение кровной мести возлагалась на всех членов потерпевшего рода. Но за некоторые преступления виновные считались врагами всего общества, и никакая месть уже не могла смыть его обиды. Таковым являлось убийство кровника после примирения. К этому разряду особо тяжких преступлений было отнесено также сожжение моста как важного для жизнедеятельности общества объекта, и прелюбодеяние с родственницей. Такие лица не получали защиту своего рода, и никто не осмеливался стать его поручителем и дать присягу. Обычно такие становились абреками, и были вынуждены скрываться в горах и ущельях. Каждый, кроме членов того дома, в который он приходил в качестве гостя, мог убить его. В таких случаях, наиболее близкие родственники сами должны были расправиться с ними - убить, изгнать и т.п. Если же род проявлял попустительство к подобным нарушениям морали, то насмешкам подвергался любой представитель данного рода.
Кровная месть в чеченском обществе во многом носила характер оборонительной реакции и поэтому была подчинена не столько чувству злобы, сколько достижению социальной справедливости. Этот характер обычая исходил из нравственных традиций чеченцев, в которых мы не найдем призывов к насилию над человеком, каких-либо прямых или косвенных оправданий использования своего превосходства с целью глумления над слабым человеком, немощным стариком, беззащитной женщиной. Нет стремления к личному обогащению, выгоде, нет проявления несправедливости. Наоборот, достоинство человека зависело от его умения быть терпеливым, милосердным и способности проявить эти качества в осуществлении талиона.
Огромное влияние на обычай кровной мести оказал ислам. Основанный на идее единства всех правоверных, шариат ограничил кровную месть новым принципом: «кровью кровь не моют». Суть этого принципа заключалась в том, что за убийство, совершенное из мести, месть не полагается, так как это убийство переходит в уничтожение другого рода. А имам Шамиль вообще использовал шариат для укрепления своего влияния на чеченские общества. Хорошо осознавая, что суд по адату отстраняет его влияние на население, к тому же не приносит ему никакой выгоды, он запретил его в своих владениях как суд, противоречащий постановлениям шариата. Были введены строгие наказания преступникам и разработаны условия примирения родственников убитого или оскорбленного на основе правовых норм шариата.
Однако, учитывая сильную приверженность чеченцев своим адатам, он не решился вообще запретить кровную месть, как, впрочем, заменить и другие предписания адаты на нормы шариата. Введя институт наибства (наиб - наместник мюридов - последователей ислама), имам даже сделал попытку «приласкать вольность чеченцев». Объявив о необходимости беспрекословного подчинения этим наместникам, он все же дал право населению жаловаться на них и просить об их отстранении от должности. Но наибы, полностью зависимые от милости имама, хорошо понимали, что это всего лишь заигрывание с вольнолюбивым народом и что уничтожить обычное право ему не удастся. Шамилю принадлежат слова, произнесенные им в отчаянии: «Чеченец не откажется от адата, даже если ему придется ходить без рубахи».
Как пишет известный кавказовед У. Лаудаев, «.возможно ли было вольный народ, веками привыкший к адату, подчинить шариату. Чтобы исправить неудобства, постигшие шариат, нашли необходимым согласовать его с адатом, а потому некоторые дела стали решаться по адату, а другие по шариату» [6, с. 89]. И, в конце концов, было установлено, что по шариату должны разбираться только споры между супругами, родителями и детьми по поводу завещания и религиозные ссоры. А по адату - убийства и кровная месть,
ранения, похищения невест, воровство, грабеж, поджоги, порча вещей и имущественные споры, нанесение ран, увечья и смерти в ссоре или драке без намерения совершить убийство или причинить рану, о нарушении пределов необходимой личной обороны и т.п. По справедливому замечанию В. Акаева, «в процессе ис-ламизации горцев, нормы шариата вынуждены были взаимодействовать с достаточно развитой системой обычного права» [7, с. 12]. При этом чеченцы пользовались правом выбора рода суда.
Набирало силу публичное право, которое поддерживалось царской Россией. Однако нельзя сказать, что это привело к кардинальным изменениям в сфере управления Чечней. Зависимость населения ограничивалась наложенною на них податью и повинностями, которые были не очень обременительными для населения [8, с. 55]. Царизм проявлял понимание сущности многонационального государства, и народ, имевший свою самобытную культуру, мог реализовать свои права через отдельные правовые институты. Как пишет исследователь проблемы возникновения и функционирования судебной власти в Чечне Д.Х. Сайду-мов, «.государственная власть в Российской империи в знак уважения к горскому населению осуществляла, во-первых, кодификацию обычно-правовой системы, которая длительное время осуществлялась на основе устного законотворчества; во-вторых, осуществляла поэтапную консолидацию, максимально приближая и адаптируя российские правовые нормы с традиционной системой обычая.» [9, с. 63].
После Октябрьской революции все дела стали подлежать рассмотрению только по советским законам, народным и областным судам. Советское судопроизводство осуществляет политику непримиримой борьбы с пережитками родового строя и шариата. Исключение все же было сделано для разрешения споров по семейно-имущественному разделу. Но, тем не менее, адат продолжал играть роль, хотя и не официальную, и в остальных областях жизни чеченцев. Порой он мог влиять даже на решение народных судов. Порой стороны соглашались разрешить спор мирным путем, и дело не доходило до суда. В 1927 г. ЦИК Чечни счел целесообразным создать специальную примирительную комиссию. Члены комиссии ездили по селениям Чечни, беседовали с людьми, являвшимися кровниками и добивались того, чтобы прекратить нескончаемую череду мести. В ряде случаев им удавалось добиться успеха, и кровники при стечении всего народа и семьи потерпевшего братски пожимали друг другу руки. Так, за один только год комиссия рассмотрела 80 дел кровников из селений Шалинского и Урус-Мартановского округов Чечни [10, с. 96].
В перестроечный период обычай кровной мести превратился в акт расправы, самосуда, обрел противоправный, антиобщественный характер. Если в период классической традиции за его осуществление несли ответственность и род убийцы и род потерпевшего, определялась мера наказания, то теперь этот обычай стал использоваться для сведения личных счетов, за которые члены рода не несли никакой ответственности. Его особо общественная опасность заключалась в том, что он перерос из способа урегулирования конфликтной ситуации во внутриполитические конфликтные процессы. Если обычай, порожденный родовым строем, был инструментом социального равновесия, то теперь уже он вел к его нарушению. На это настойчиво обращал внимание и первый президент Чеченской Республики Ахмад-Хаджи Кадыров, делавший акцент на примирении внутри чеченского общества как на решающем шаге к общественному согласию.
В современной России федеральная государственная власть проявляет заинтересованность в отношении данного обычая. В уголовном законодательстве предусматривается повышенная ответственность за убийство по мотиву кровной мести. Успешно эта работа стала проводиться и в Чеченской Республике. При этом она, прежде всего, нацелена на примирение кровников.
Примирительная работа является делом сложным, требующим включения разных приемов и способов. Сложность решения проблемы обусловлена тем, что стереотип возмездия все еще продолжает составлять сущностный компонент самосознания этноса и поэтому попытки волевого воздействия не всегда приводят к успеху. В перспективе задача борьбы с этим родовым пережитком, представляющим общественную опасность, видится в том, чтобы найти ему соответствующую альтернативу. Таковая видится в налаженной системе судебно-правовых органов, способной осуществлять бескомпромиссную борьбу с преступностью, защищать жизнь, честь и достоинство каждого члена общества.
Ссылки:
1. Арсалиев Ш.М.-Х. Этнопедагогика чеченцев. М., 2007.
2. Зюков А.М. Кровная месть: внеправовой обычай и государственно-правовая политика. Владимир, 2009.
3. Ладыженский А.М. Адаты горцев Северного Кавказа // Южнороссийское обозрение. Ростов-на-Дону, 2003. № 18.
4. Цит. по: Зюков А.М. Указ. соч.
5. Межидов Д.Д., Алироев И.Ю. Чеченцы: обычаи, традиции, нравы. Грозный, 1992.
6. Лаудаев У. Чеченское племя: сборник сведений о кавказских горцах // Чечня и чеченцев. Элиста, 1990.
7. Акаев В.Х. Ислам и горские адаты на Северном Кавказе // Традиционализм и модернизация на Северном Кавказе. Ростов-на-Дону, 2004.
8. См.: Самойлов К. Заметки о Чечне. М., 2002.
9. Сайдумов Д.Х. Особенности возникновения и функционирования судебной власти в Чечне. Назрань, 2009.
10. Ладыженский А.М. Указ. соч.
References (transliterated):
1. Arsaliev S.M.-H. Etnopedagogika chechentsev. M., 2007.
2. Zyukov A.M. Krovnaya mest': vnepravovoy obychay i gosudarstvenno-pravovaya politika. Vladimir, 2009.
3. Ladyzhenskiy A.M. Adaty gortsev Severnogo Kavkaza // Yuzhnorossiyskoe obozrenie. Rostov-na-Donu, 2003. No. 18.
4. Cit. by: Zyukov A.M. Op. cit.
5. Mezhidov D.D., Aliroev I.Y. Chechentsy: obychai, traditsii, nravy. Grozniy, 1992.
6. Laudaev U. Chechenskoe plemya: sbornik svedeniy o kavkazskikh gortsakh // Chechnya i chechentsev. Elista, 1990.
7. Akaev V.H. Islam i gorskie adaty na Severnom Kavkaze // Traditsionalizm i modernizatsiya na Severnom Kavkaze. Rostov-na-Donu, 2004.
8. See: Samoylov K. Zametki o Chechne. M., 2002.
9. Saydumov D.H. Osobennosti vozniknoveniya i funktsionirovaniya sudebnoy vlasti v Chechne. Nazran', 2009.
10. Ladyzhenskiy A.M. Op. cit.
