CC BY
62
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 99(471.67)
О КРОВНОЙ МЕСТИ КАК ЯВЛЕНИИ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ В ДАГЕСТАНЕ XIX В.
®2010 Абдурахманов А.Ш.
Дагестанский государственный технический университет
В статье рассматриваются место и роль обычая кровной мести в Дагестане XIX века, определяется его сословно-классовая сущность.
The author of the article considers the place and the role of the custom of the blood revenge in Dagestan in the 19th century, determines its class nature.
Ключевые слова: месть, примирение, цена крови, выкуп, община, сословие, композиция.
Keywords: revenge, reconciliation, by the blood, buyout, community, class, composition.
Важнейшей нормой общественной жизни в Дагестане, во многом определявшей и регулировавшей характер взаимоотношений внутри общины, между членами, общин, феодальных образований, была кровная месть. Кровная месть А. И. Першиц определяет как «...обычай мщения за убийство, увечье, обиду или материальный ущерб, универсально распространенный в первобытном обществе и особенно на его поздних стадиях как форма коллективной взаимозащиты,
необходимая в условиях
догосударственной жизни. Будучи взаимозащитой по сущности, месть кровная на уровне явления выступала как наказание виновного» [6].
«В случае возникновения по тем или иным причинам кровной распри во взаимном истреблении принимают участие все
родственники, весь род одной и другой стороны, - пишет в первые
десятилетия XX века о дидойцах А. К. Сержпутовский. Месть продолжается иногда многие годы, от нее погибают не только семьи, но нередко целые селения...» [11].
В этом и подобных утверждениях, сообщениях больше публицистики, ставки на экзотику, чем исторической правды. По традиции все члены родственного коллектива лица, совершившего убийство, считались кровниками. Однако задолго до XIX века кровной местью преследовался сам убийца или, если он скрылся, его ближайшие родственники по отцовской линии. Кроме того, если не всегда, то довольно часто кровомщение заменялось «ценой крови»: материальными ценностями, деньгами, уплачиваемыми
родственниками убийцы родным убитого за право примирения.
С развитием общества менялось и содержание обычая. С дальнейшим развитием общества, углублением процесса имущественной
дифференциации его членов, появлением феодальных отношений и государственности при
осуществлении кровной мести принимались во внимание общественный статус сторон, степень материального или морального ущерба, а также пол и возраст виновной и пострадавшей стороны. Усиление одних родов за счет слабости других,
антагонистический характер
развивающихся общественных
отношений, развитие частной собственности на орудия и средства производства обусловили
превращение родового обычая в правовую норму. «Месть из нормы бытовой с появлением частной собственности на скот, землю и рабов становится правовым обычаем и в качестве такового пережиточно сохраняется у различных народов в течение весьма длительного исторического периода», - писал А. С. Омаров [5]. Одновременно развивается и система композиций. Постоянно, шаг за шагом, принимаются меры для ограничения кровной мести и утверждения принципиально другого начала -уголовных платежей за деяния, вызывающие право мщения. Конечно же, такое положение вещей уже подчеркнуто, рельефно выражало неравноправное социальное и имущественное положение членов общества. «В случае
смертоубийства,- писал И. И. Нордемстам об аварцах федерации союзов Антль-Ратль, - обыкновенно делается кровомщение между семействами убитого и убийцы, которое нередко простирается на самых дальних родственников и даже потомство; случается иногда, что за смертоубийства мирятся на деньги, но это редко и считается постыдным» [4]. Формой
общественного наказания за материальный или моральный ущерб, причиненный личности, для виновного, вплоть до введения русского уголовного
законодательства, оставались
имущественные платежи. Эта форма наказания, получившая название системы композиций (от лат.
«сотроэю» - «соглашение»), со
временем стала характерной для всех народов Дагестана. Возникла система как обеспечение получения возмещения за причиненный ущерб уже в период разложения первобытно-общинного строя.
Кровная месть, как отмечает А. С. Омаров, первоначально не имевшая каких-либо ограничений, уступила место талиону, эквивалентному возмездию по принципу «око за око, зуб за зуб», а позднее взысканиям в пользу потерпевшего или его родственников. Размер взыскания устанавливался по договоренности сторон, а затем стал регулироваться обычаями.
Уже в памятниках ХУІ-ХУІІ вв. - в «Постановлениях кайтагского уцмия Рустем-хана», в «Кодексе законов Умму-хана Аварского
(Справедливого)», в «Гидатлинских адатах» - кровная месть
регулируется определенными
юридическими нормами. Месть в этих памятниках не была запрещена, но вместе с тем для признания ее правомерности необходимо было соблюдение ряда условий. «Скорые и действенные меры, - писал А. Руновский, - могли быть
употреблены только против такого убийцы, который не имел никакого значения. С убийцей же богатым и сильным дело кончалось по большей части мировою, и нередко на тех условиях, какие считал достаточным сильный противник». «В основе
порядков осуществления
кровомщения, - писал он далее, -лежало то же своеволие и тот же гнет сильного над слабым» [7].
Имеющий право на кровную месть обладал узаконенными адатом полномочиями, минуя суд и местные органы власти, искать и добиваться самоудовлетворения за кровь. Подобный порядок рано или поздно не мог не поставить характер и размер возмездия в зависимость от силы мстителя, что обеспечивало явное превосходство
привилегированных и богатых тухумов. Выкуп за кровь, устанавливаемый в зависимости от социальной принадлежности убитого и убийцы, у народов Дагестана был
неодинаков. Имущественные, а затем и денежные платежи за убийство определялись обычаем, а величина их у дагестанских народов была различной в силу присущего обычному праву Дагестана партикуляризма.
В сборнике гидатлинских адатов «цена крови» составляла 30 коров [1]. Такие же платежи стороны убийцы родственникам убитого за право примирения определены были и в других памятниках ХУ!-ХУИ вв. Во всех памятниках этого периода убийство раба не вызывало кровной мести. Согласно кодексу Умма-хана Аварского, если раб убивал узденя, то имущественный выкуп взыскивался с его хозяина, а раб изгонялся на три года на чужбину, в «канлы». В названных нами правовых сводах подчеркивается, что убийство раба - это не особенно значимое общественное
преступление. «За убийство кем-
либо раба взыскивать с каждого дома всего общества по одной паре обуви и по мешку саману (соломенной трухи, оставшейся после обмолота и веяния зерновых -авт.)», - значится в постановлениях Рустем-хана. В варианте «Уцмиевых адатов», переведенных на арабский и русский языки, в частности говорится: «Если слуга уцмия (читай раб - авт.) нанесет кому-нибудь обиду, и обиженный его убьет, то с убийцы взыскать пару поршней (обуви из сыромятной кожи - авт.) взамен шариат-ахча (т.е. алума -авт.)» [12]. Иначе говоря, размер выкупа за убийство в зависимости от социального положения личности дифференцируется не жестко. С развитием феодальных отношений ответственность за убийство раба повышается, поскольку это рассматривается как ущерб, нанесенный владельцу раба.
Право на выкуп также принадлежало владельцу раба, а не его семье и родственникам. «Возможно, - пишет А. С. Омаров, -что на практике размеры имущественных платежей и были различны, но правовые привилегии в системе композиций,
зафиксированной в этих памятниках,
еще не сложились». В сводах адатов, зафиксированных в более поздний период, положение меняется. «Если кто-либо из узденей хорошей фамилии убил человека зависимого сословия, например, раба, то убийца оставался кровников в продолжение трех лет и платил родственникам убитого 30 руб. по истечении этого срока в знак примирения».
С развитием феодальных отношений и углублением процесса имущественной дифференциации членов общины принцип определения различных мер по защите жизни и интересов личности в зависимости от ее социальной принадлежности проступает все более и более рельефней. Медленно, но неуклонно процесс развивался в сторону запрета кровной мести в отношении привилегированных лиц.
«Результатом этого процесса явилось, например, что в Ругуджа и Согратле сознавшийся в убийстве признавался виновным только в том случае, если был равного происхождения и имущественного положения с убитым», - отмечает А. С. Омаров [5].
В адатах Андалальского союза общин говорится в частности: «Кто признается в убийстве, тот считается кровником, если он уздень (т.е. не раб, не раят - авт.) и не является пришельцем» [9]. Бек-убийца
мщению со стороны убитого не подвергался и как канлы из своего селения не удалялся. Уплатив родственникам убитого
установленную сумму, он примирялся с ними. Иначе говоря, в каждом конкретном случае мера наказания зависела от социального и имущественного положения
виновной и пострадавшей стороны. «Человеку бедному, не имеющему большого родства, которое бы могло ему помочь, - писал А. В. Комаров, -трудно выхлопотать прощение от богатых и сильных родственников убитого, тогда как убийца, богатый и сильный родством и
покровительством важного лица, иногда (скорее, чаще всего - авт.) отказывается примириться с бедными родственниками убитого им» [3]. Н. П. Семенов отмечал, что у кумыков «...князь легально стал
безответственным за некоторые правонарушения, как в силу своего превосходства над другими, так и по положению главы административной власти» [10]. В адатах шамхальства Тарковского и ханства Мехтулинского записаны следующие нормы: бек, происходящий из рода шамхалов от равного брака (уланбий или шамхальский бек), за убийство узденя из знатного тухума удалялся из родных мест на 3 месяца. По истечении этого срока бек при посредстве почетных лиц и кадия мирился с семейством убитого, подарив ему кутан, пастбищную гору и оказывая впоследствии родственникам убитого помощь и покровительство. Если беком был убит уздень из «незначительного тухума», он по истечении трех месяцев мирился с семьей убитого, подарив ей лошадь, оружие «и на платье жене убитого и детям». Уздень же, убивший уланбия, навсегда удалялся из родных мест, с родственников убийцы пеня не взыскивалась [8]. «Если князь убивал своего узденя, - пишет Н. П.
Семенов, - то дело заканчивалось тем, что он уплачивал родственникам убитого некоторую сумму денег или жаловал землей». С конца XVIII - начала XIX вв. уздень вообще не имел права на месть в отношении князя, а если такое убийство или поранение случайно происходило, то он нигде не мог найти себе безопасного пристанища. Только шамхал Тарковский мог оказать ему покровительство.
В делах по кровомщению между князьями, как правило, должны были принимать участие уздени и все подвластные обеих сторон, но право мести они имели только по отношению друг к другу, но не по отношению к князьям.
Представители зависимых
сословий не имели права кровной мести в отношении свободного узденя, который, в случае убийства им лага или раята, делал некоторое вознаграждение родственникам убитого и вносил известную сумму на благотворительные цели.
Исследователь и знаток традиционного быта народов
Дагестана и Кавказа А. И. Исламмагомедов считает, что широкое распространение обычая кровной мести здесь формировалось «молвой, а не фактами», что на обыденном уровне часто ставится знак равенства между понятиями «убийство» и «месть», тогда как месть надо понимать как следствие убийства [2]. Основываясь на данных А. В. Комарова, ученый приводит следующие цифры: с 1861 по 1867 гг. в Гунибском округе Дагестанской области было совершено 50 убийств, из них на почве кровной мести 10; в Аварском округе за это же время было совершено 25 убийств, из них на почве кровной мести - ни одного. Тем не менее, кровная месть в Дагестане в ХІХ в. не просто имела место, а была явлением не редким.
Кровная месть имела и определенные ограничения
морально-этического порядка, в ее исполнении надлежало
придерживаться веками
формировавшихся традиционных норм. Особые нормы поведения вменялись также родне, мужчинам и женщинам убийцы по отношению к родственникам и родственницам убитого. Первые по сложившимся нормам уступали дорогу и место вторым, старались не веселиться, не шутить, не смеяться в их присутствии, при случайных встречах и контактах избегали смотреть в глаза родственникам убитого, в идеале - избегать участия в группах беседующих, работающих,
отдыхающих и др., если там был родственник убитого и др. У части лакцев и народов Западного Дагестана, если убийца был родственником женщины, жены члена тухума убитого, то она на 40 дней покидала дом мужа и жила в доме своего отца, нося траур по погибшему; отцовская родня приходила к ней с
соболезнованиями. Если убийцей родственника жены был ее муж, сын или близкий родственник мужа, то она вела себя так же, с той разницей, что на время проживания вне дома мужа имела право на этот же срок взять с собой своих несовершеннолетних детей.
В народе резко осуждалось осуществление кровной мести в дни мусульманского поста (в месяц Рамадан), в дни поминовения умерших родственников (Курбан-байрам), в день прихода весны, первого плуга и других массовых календарных праздников. Считалось недостойным нанесение удара или выстрела в спину, осуществление мести по отношению к молящемуся, находящемуся в хадже, а также к спящему, утоляющему жажду, находящемуся в узаконенных интимных отношениях, справляющего естественные надобности.
Преследованию не подвергались дети, женщины, глубокие старцы, тяжелобольные до выздоровления и умственно неполноценные. Если преднамеренное или нечаянное убийство совершал кто-либо из указанных лиц, кровному
преследованию подвергался
ближайший родственник виновного:
Примечания
1. Гидатлинские адаты / под ред. X. М. Хашаева, М. С. Саидова. Махачкала, 1957. С. 15. 2. Исламмагомедов А. И. Аварцы: Историко-этнографическое исследование. XVIII - начало XX вв. Махачкала, 2002. С. 376-377. 3. Комаров А. В. Адаты и судопроизводство по ним // ССКГ. Тифлис, 1968. Вып. 1. С. 33-34. 4. Нордестам И. И. Описание Антль-Ратля. 1832 // ИГЭД. С. 326-327. 5. Омаров А. С. Система композиций в обычном праве Дагестане // Ученые записки ИИЯЛ. Махачкала, 1966. Вып. 16. С. 257. 6. Першиц А. И. Месть кровная // Социально-экономические отношения и соционормативная культура: Свод этнографических понятий и терминов. М., 1986. С. 83. 7. Руновский А. Дневник// АКАК. Тифлис, 1904. Т. 12. С. 1428. 8. Сборник адатов шамхальства Тарковского и ханства Мехтулинского // Памятники обычного права Дагестана. С. 192-195. 9. Свод решений, обязательных для жителей Андалальского округа // Памятники обычного права Дагестана XVII—XIX вв. М., 1965. С. 64. 10. Семенов Н. П. Туземцы Северо-Восточного Кавказа: Рассказы, очерки, исследования, заметки о чеченцах, кумыках и ногайцах и образцы поэзии этих народов. СПб., 1895. С. 274-275. 11. Сержпутовский А. К. Поездка в Нагорный Дагестан // Живая старина. 1916. Вып. 25. С. 288-289. 12. Уцмиевы адаты (в Кайтаге) // Из истории права народов Дагестана. Материалы и документы. Махачкала, 1968. С. 191.
отец, брат, сын и др., для женщины -муж.
Таким образом, кровная месть в Дагестане в XIX веке все еще играла определенную роль в общественной жизни населения. Она, как и в более ранние периоды, продолжала носить сословно-кпассовый характер,
охраняя права и приоритеты главным образом социальной и имущей верхушки. Тем не менее, применение обычая было не настолько частым, как это утверждается в подавляющем большинстве исследований, так или иначе касавшихся этой проблемы. Сознание неотвратимости мести или, в лучшем случае, примирения со стороной убитого ценой разорительно высокого выкупа, сдерживало широкое распространение этого обычая. В этом смысле можно говорить о кровной мести как о факторе, явлении, способствующем поддержанию
традиционного правопорядка в дагестанской общине - джамаате.
Статья поступила в редакцию 13.04.2010 г.
