CC BY
44
Ижевск: Иднакар, 2017
КРОВЬ РАБОЧИХ
В газете «Красное Прикамье» (номера с 114 по 122 за 1925 г.) публиковалась повесть о событиях Ижевско-Воткинского восстания. В качестве автора текста указан Н. Иванович. По некоторым данным - это псевдоним журналиста Новикова, который в разное время редактировал сарапуль-скую газету «Кама», а также издания «Голос крестьянства» и Телеграммо-газету. 1
При прочтении текста складывается впечатление, что автор его был свидетелем или даже участником многих событий Восстания. Однако иногда он бывает неточен, и его утверждения идут в разрез и с известной хронологией событий, и с «показаниями» многих участников тех дел. Разумеется, данная повесть отражает лишь Советскую точку зрения, но ко времени ее публикации и в то время, когда она писалась (т.е. в начале 1920-х гг.), в литературе о событиях Гражданской войны еще присутствовала некоторая объективность, иногда граничащая с натурализмом (стоит вспомнить малоизвестные сейчас произведения Бабеля, Зазубрина, в которых Красная армия и большевики, подчас, выступают вовсе не героями, а лихими бандитами, а «канонизированы» красноармейцы были советской пропагандой лишь многие годы спустя.)
Несколько лет уже я занимаюсь историей Гражданской войны, но
с __с х т
еще пока не встретил в современной литературе упоминаний о повести Н. Ивановича. Таким образом, можно смело утверждать, что данный текст историками не используется. Причина этого лежит на поверхности: Центральный Госархив Удмуртии, где есть подшивка «Красного Прикамья», после переезда в новое здание газеты читателям не выдает, а в Российской Государственной библиотеке полной подшивки номеров газеты, где печаталась повесть, не имеется. Мы собрали данный текст из разных источников и полагаем, что после публикации здесь он все же войдет в научный оборот и будет проанализирован и по достоинству оценен нашими коллегами.
1 Это предположение высказал П.Н. Дмитриев в личной беседе со мной.
101
Разумеется, данная повесть была написана по государственному заказу, ибо иных публикаций в то время и не было: все издательства и типографии были лишь государственными, советскими, и их планы работы контролировались отделами пропаганды правящей партии.
После прочтения повести лично у меня сложилось впечатление, что в основу её были положены оперативные разработки правоохранительных органов. В пользу данной гипотезы свидетельствует много обстоятельств:
Во-первых, сам автор физически не мог быть свидетелем всех одновременно происходивших событий, которые он включил в повесть. Во-вторых, он сам не мог быть участником заговорщицкой организации фронтовиков, которую столь детально описывает. Наконец, он не имел физической возможности общения с лидерами повстанцев при написании своей повести, ибо они на тот момент в числе «отступленцев» находились в эмиграции или в заключении и информировать автора о деталях происшедшего и о своих мотивах не могли. К тому же, в описаниях лидеров фронтовиков лично я узнаю приметозапечатлевающие словесные портреты, которые нас учили составлять при изучении курса криминалистики в Киевской Высшей школе КГБ СССР. И, наконец, многие куски текста имеют форму малоредактированных оперативных и процессуальных документов, т.е. агентурных сообщений и протоколов допросов.
Насколько такая гипотеза может быть обоснованной - судите сами.
ЬьШ^ I III 1 11ИИИИИШИДШШИМИИМИДМИИИИИМШИМ>ШК1Ш5ЖСТ
H ИВАНОВИЧ. *
овь рабочих.
Картикьс ефбьзтазм 1918 года»
(Продолжение). *)
I» ночь на шестое августа зацвел rv- дела тьма, бел«^ые прослойки на небе кадок. Захлебнулся и долго надрывно влкы ливались красными, отсвечивая на куно нал. будоража завод и всю округу на лад; с низу, от пруда несло тинным нет-тридцать верст.__рцц и дымом._._
Ижевск: Иднакар, 2017
Н. Иванович
КРОВЬ РАБОЧИХ Картины событий 1918 года
По Волге, по Каме жуть залегла, безлюдьем сказалась. Да и пропусков не было, кроме как по военной надобности. Мандатники ехали, да командировочные. Сначала пароходы раз в день отходили, потом реже, без расписания, по особому разрешению советов. От Нижнего до Казани две проверки по каютам, от Казани до Елабуги - три.
Вооруженная охрана в дверях, а комиссар в каюте документы проверяет. Багаж обязательно весь развертывали.
- Оружия нет?
- Нет.
- А бинокль для чего?
- Для театра куплен.
- Гм... Мы его у себя оставим.
- Помилуйте, это же не полевой.
- Петров, прими. Расписку нужно?
- Нет уж.
Случалось, что и с мандатами на берег осаживали, под охраной в город вели. Причин много было, но о них не говорили. В городе чека разберет, что за мандатник.
Только что в Москве пятый съезд советов кончился. Мятеж левых эсеров отзвучал. Ярославль дымился в развалинах. В Самаре чехо-словаки, учредиловцы хозяйничали. Про Симбирск нехорошие слухи шли.
В Казани едва разрешили пустить пароход на Каму, с безлюдной пристани и только до Елабуги, а там как власти разрешат.
Однако в Елабуге ничего, только обыск самый строгий провели чекисты и военные. Публику еще проредили, а до Сарапула разрешение дали через полсуток. В Сарапуле предупреждение: в Пермь пустят, а из Перми - выезда нет. Кому не до зареза, пусть не ездят.
В Гольянах по ступицу в грязи тонули, ни одного извозчика, а, бывало, в перебой за трешницу в Ижевск важивали. Туда и обратно сотни
подвод колесили. Узкоколейке спасибо - выручает. Катит вагонов пять, да штук шесть платформ по восемь верст в час. Ровно через пять часов в Ижевск доставляет. А бывало и так: с рельс сшибется и стоит часа три, пока домкратами не поднимут.
С Волги, Камы и сюда подошла жуть. В Гольянской чайной, что окнами на Каму, разговоры последнего чекана.
По одним разговорам, Ленина с Троцким в Москве давно нет, на аэроплане улетели, куда - неизвестно, а левые эсеры царь-пушку взорвали, отчего немецкий посол Мирбах убит. По другим словам, Троцкий в Сарапуле вотяков мобилизует, а Ленин на «Байрам Али»2 по реке Белой плывет в Уфу.
- Зачем в Уфу? - недоумевали слушатели.
Фронтовик - переодетый офицер - загадочно посмеивался и что-то говорил об учредилке. В конце концов легенды развивались как чудовищный свиток, из которого выскакивали картины одна другой нелепее.
Говорили, что Николай Романов на Уфу с войсками идет, что атаман Дутов всю Россию до Покрова покорить обещал, и вот теперь, кроме Казани, Чистополя, Елабуги, Сарапула, Перми, да еще Ижевска с Воткин-ском, и Совдепии никакой не существует. Вот почему Ленин с Троцким на Каме. С половины июля под чужими именами, да париков дюжины по три в чемоданах возят.
- Да. - тревожно думали сбитые с панталыку, - иди-ка узнай, где комиссар, где просто военный, а где мужичок.
- Потому и строгость везде - совет комиссаров скрывается на Каме.
- Да-с. А учредительное как?
- Из Самары, слышь, в Москву едет.
- То-то и оно, лопнула, значит, диктатура!
Вскоре пронесся слух, что Николаю Романову крышку дали. Бело-бородов, большевик в Екатеринбурге, пока чехи до Урала шли, совет созвал: восстановят-де. Ну, известно, кто себе голову снимет? Постановили: расстрелять.
2 Большой камский пароход, был захвачен повстанцами, входил в их Галёвскую флотилию.
о
- И Алису тоже?
- Всю семью.
Сверх ожидания - эффекта не получилось. Николая никто не жалел и в сочувствие сибиряков не верили. Провокаторы попробовали другую струну: играли на великих князьях - Николае Николаевиче и Михаиле Александровиче.
Говорили:
- Николай Николаевич Долгий4 на Кавказе войско в сто тысяч на Кубань ведет. Казаки хлеб-соль вынесли...
- Михаил Александрович в Перми как красная девушка живет, ласковый, обходительный. Вот бы такого в председатели Учредительного.
- Одна шатия, - неслось из всех углов чайной в ответ на такие речи,
- кому князья, а нам из распутинской бордели забубонники.
***
Ижевские заводы все-таки работали. Правда, с перебоями. От огромного дореволюционного штата не осталось и половины. Отвалились разные учетники из богатых, примазавшиеся на оборону, сбежали крестьяне-собственники, остались туземцы, да пролетарии из центра.
В советской работе еще с осени большевики свой курс крепко взяли, меньшевики и эсеры были недовольны. Весной на Долгом мосту меньшевистского главаря Сосулина нашли убитым. Кто убил - не дознались. Обыватели на тайных террористов кивали, а кто были такие, не знали. Да и улик никаких не было. Другие на личную месть ссылались. В феврале и марте кровь лужами стояла у пробитого пулями столба против забора5 Александра Невского. По ночам слышались выстрелы. Говорили: бандитов расстреливают. Имен не называли и стрелков не находили. Думали: кто-то самочинно.
Милицию винили - плохо смотрит.
В Совет от эсеров и меньшевиков запросы поступали: почему-де исполком не реагирует на ночные самочинства? От рабочих требования перевыборов, гул по заводу, шепоты, переглядка.
3 Принцесса Алиса Гессенская, впоследствии супруга Николая II. На Российском престоле -под именем Александра Фёдоровна.
4 Назывался так за большой рост.
5 Собора?
А как Совет переизбрали - обструкция. С шумом и угрозами вышли меньшевики и эсеры из зала. По всем вопросам разошлись с большевиками. Большевики одни остались: шуму меньше. А что касается до эсеро-меньшевистского блока - не страшен. Собственнички, дескать, и соглашатели. Ни одной унции железа в крови.
Ивана Пастухова в председатели выбрали. Из ссылки недавно, металлист. И дружину боевую от соглашателей почистили: товарища Густава начальником назначили: комитетчик, из эстонцев.
***
В Ильин день6 провожали тысячу лучших бойцов - добровольцев на чехо-словацкий фронт. Выступали с речами Алексеев и Посаженникова. Винтовки были не у всех, только у партийных, да заведомо своих. Флажки, знамена краснели. Посаженникова - максималистка, Алексеев - эсер. Говорят - колют:
- Не склоним знамен революции, товарищи. К черту соглашательство. Дутова вздуем. Пусть кивают: вы не большевики. Да. Но мы - рабочие,
6 День памяти Пророка Илии, 20 июля или 1 августа 1918 г. по новому стилю.
106
и среди нас много большевиков без билета, рабочее дело - наше дело, и земля наша полита нашей кровью. Спор с большевиками - все-таки домашний спор. Страшнее дутовщина, старое казачье, чалдоны, которые несут кнут, кабалу и монархию. В домашнем споре разберемся потом, а теперь на фронт. Ура!
- У-р-р-а-а.
«Смело, товарищи, в ногу». Песня, гул, топот. Потом во всю улицу прихлынули к исполкому, выстроились.
Вышел на крыльцо Иван Пастухов: глаза горят. Сутулая спина выпрямилась, смуглое бритое лицо стало твердокаменным. Говорит:
- Идите смело, товарищи. Недаром делали красный октябрь. Нашему октябрю рабочая рука крепче стали. На Урале, на Волге льется рабочая кровь. Генералы, банкиры, фабриканты, кулаки занесли над нами нож. С ними чехо-словаки. Что они несут - вы знаете. Идите смело. Смерть в бою лучше, чем рабство!
Пастухов перевел взгляд с добровольцев на фигуры загадочно затихших по сторонам фронтовиков, встряхнул головою и поднял сжатые кулаки:
- Но мы знаем, товарищи, сколько мы теряем, провожая вас. В десять раз крепче, в десять раз зорче встанем здесь в тылу. И пусть попробуют предатели всадить нож в спину революции, мы сумеем ударить по предательской руке, прежде чем она поднимется. Идите, мы на страже!
«Вставай, проклятьем заклейменный.» - заиграл оркестр и добровольцы тронулись рядами, в рабочих куртках, в сапогах, в лаптях, босиком. Под гору, с музыкой, в заречье, по Долгому мосту. На станции составили эшелон.
- Эй-эй.
В передних рядах волнение. Выделились максималисты, увлекли на совет своих. Совещались недолго, послали в исполком делегатов с требованием: сегодня же арестовать всех буржуев по заводу. Без этого не уедем.
В президиуме исполкома взвешивали. Согласовались: арестовать и немедленно отправить в распоряжение Сарапульского исполкома и ЧК с условием непременно в тюрьму.
- Так-то легче. Теперь и ехать можно!
Ижевск: Иднакар, 2017
Грянули гармоники. Поезд тронул. Поплыли, закружились сосны, ели, пихты, березы. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
- Ванька, лес хороводы ведет!
- И-их, накручивай, Гаврила!
- Вниз по Волге-реке да из Нижня-Новгорода...
- Брось, зачем кумышку льешь?
- Дружно, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе.
- Ха-ха-ха, тетенька, прыгай к нам!
Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Бежит, крутится лес, шумит мост, хлопают стыки, лязгают буфера. Из теплушек гомон, и огромным полотнищем тянется следом дым. На поляне старики с косами, бабы и девочки с граблями. Долго смотрят вслед теплушкам, машут прощально из-за скошенных трав. Все молодо, буйно, зелено, пряно и шумно, - дышать хочется, жить, смеяться.
- Ах, сукин сын. - Дутов, словаки, чехи, офицеры, буржуазы. - Мы ж вас! [№ 114]
В ночь на шестое августа заревел гудок. Захлебнулся и долго надрывно взывал, будоража завод и всю округу на тридцать вёрст.
Наполнились гулами, взъерошились, ожили улицы. Хлопали окна, скрипели осторожно калитки, перекидывались голоса. Прокатились два выстрела, отдались по заводскому пруду, где маячили рыбацкие огоньки.
Завыли собаки, чуя беду. Ржали и били подковами кони.
Босые, в одном белье, выскакивали к воротам, выглядывали. Пусто. Шарили по небу, ища зарева.
Голоса снижались до шёпота.
- Горит?
- Не видно.
- Чего ж он воет?
- Кто знает.
- А как завод?
- В заводе темно.
- Бунт?
- Не слышно.
Грохнули три выстрела. Где-то близко от завода, внизу, послышался топот по панели, неясные голоса. Яснее выплыло твёрдое и пугающее:
- Э-э-о-ой!
Пять пар конных промчались мимо Совдепа. Остановились на углу, посвистели и пошли галопом попарно вдоль Троицкой, Береговой, Базарной, Куренной и Старой улиц, бросая крики:
- Э-о-о-ой!
- Подымайсь!.. Э-о-о-ой!..
Грохали каблуками. Падали в лужи - накануне был дождь. Кто побогаче - прятался в погреб, в сарай, в ужасе, в трепете, что пришла последняя ночь. Бежали в гору к казармам. Всю площадь круглую и выпуклую, как буханка, с собором на верхушке, облепили гудящей массой. Редела тьма, белёсые прослойки на небе наливались красным, отсвечивая на куполах; снизу, от пруда несло тинным ветром и дымом.
Гудок всхлипывал понижая тон и вдруг оборвался, оставив в ушах гудящую ноту. В сумерках кто-то заговорил в рупор.
- Мы решили объявить.
Рупор уходил в сторону, и звуки терялись, но снова приходили и слова сыпались резкие, жуткие, вырываясь из медной глотки.
- Чехо-словаки.Дутов и прочая сволочь. Удар в спину революции.
- Что он говорит?
- Слуш.
- Учредиловцы в блоке с монархистами. Кулацкие банды. телеграмма: пал Екатеринбург.
Два фронтовика тронули друг друга локтем, и один процедил, сплёвывая никотин: слышали.
Землисто-тёмные лица рабочих под кепками, картузами, шапками хмурились. Усталость, страх подёргивали углы рта.
- Путь для пролетариев один, - продолжала медная гортань рупора, - с оружием в руках за революцию. Кто честно стоит за рабочее дело, все на поддержку мобилизации.
- Кто это говорит?
- Холмогоров.
- А сам пойдёт?
- Ч-ш-ш..
- Мы решили немедленно объявить запись добровольцев. Добровольцам особое положение, льготы. А завтра объявляем мобилизацию. Девятнадцать возрастов, с 82-го по 90-й.7
- А-а-а!
- Запись здесь, в канцелярии штаба!
Тяжело думающая спросонок, многотысячная толпа шумела. В передних рядах встревожено звали на запись. Толпа перемешалась, расклиниваясь и разделяясь. Одни шли на голос Холмогорова, другие, пряча лицо, повёртывали назад, скатываясь по скользкой глине.
Заметно светало. Стучали по панелям, но уже не так чётко: минула ночная тишь. Чмокали по грязи через Базарную, где серо низились навесы пустых лавчонок. Завод ещё молчал, пуская жидкие дымки.
Над прудом ползли туманы к плотине и вешнякам. Широко и плавно лилась вода чрез затворы и падала тремя звонкими паводками на деревянный настил, пенно и шумно сбегая в Иж.
***
- Буржуев изничтожили, а чо стало? Ни сахару, ни чаю, ни сеянки! Да чо уж: выйдешь на Базарную-то, глаза бы не глядели. Где бакалея, да чо? Мокроть, да нечисть одна осталась. А базары-то, ликося, бывало-о. От-сяль по-сяль. Чо-чо не было. Не-е-чо не ста-ало-о. Теперь, ну, шесть-
о
десят тыщ брюхов набей, не чо, нет-дак. А бывало, Митька дурак и тот ярушники ел.
- На живо-то место кто влез, кто руководительствует?
Так честили ижевцы-собственники революционеров, всех их называя одним именем: большевики. Сваливали в одну кучу все партии и всех, кто нарушал покой. Московские, питерские и брянские рабочие были для них бельмом на глазу: зачем приехали хлеб отбивать, порядки новые вводить? Жили без вас, - к вам в наквасники не лезли.
у
Фактически, Декретом Совнаркома была объявлена мобилизация лишь ДВУХ возрастов солдат и ЧЕТЫРЁХ возрастов унтер-офицеров. Если указание на 19 призываемых возрастов в Ижевске не ошибка журналиста, то это была явная попытка со стороны местных руководителей путём чудовищной несправедливости спровоцировать глухо ворчавших фронтовиков на вооружённое выступление.
Население посёлка Ижевского завода в тот период было по официальным данным близко к 70.000 чел.
- Приехали незнамо откуль, лешак не разберёт: эстонцы, латыши, поляки.
А 9
- А теперича, сукины дети, подлодочники всё искоренили, всё прахом пустили. И сами не сыты. Как были мослами, так имя и остались. Де-формы10 удумали: торговлю закрыть! Где это видано?
- Где у нас купечество, кормешники: Оглоблины, Чигвинцевы, Тихоновы, Порсевы, Афанасьевы? Где фабриканты: Евдокимовы, Березины, Петровы, а?
- Природному жителю ходу нет, ноганом в зубы. Это обстоятельному-то хозяину, у которого слава-бо. и дом, и покосы, и корова, и лошадь и жена.
- А понаехали неведомо откуль, какого роду, племени. Сам чёрт не разберёт. [№ 115]
***
Ижевцы проходили пустой базарной площадью, вонючими закоулками и злобно отворачивались от приезжих встречных с приколотыми красными бантиками.
- Лицанеры на чуже добро, своево-то нет, дак!
В мастерских, когда шабашили, своими кампаниями группировались. На митинги шли неохотно.
- Слыхали алатырев-то этих. Поди, забыли больше, чем они знают,
дак.
- Был Миколка дурак, хлеб был пятак, а при алатырях11 и за рупь
нет.
Кипело на сердце: изверились. Лучше уюта домашнего, какой свили, ничего на свете нет, а тут речи о реквизициях, о конфискациях и коммунизме. Хуже ножа это собственнику.
- Кум, заходи чай пить.
- Ладно. У тебя, поди, самодельный-жо?
- Чойно. Зато разных сортов баба заготовила.
9 Лица без определённого места жительства в то время ночевали под перевёрнутыми лодками, которых были сотни на берегу пруда.
10 Т.е. реформы
11 Алатырь - древнеславянский оберег в виде восьмиконечной звезды. Называя представителей новой власти алатырями, Ижевцы, видимо, намекают на их необычную эмблему в виде звезды вместо орла, который был эмблемой Временного правительства?
- Приходи, мотри, не морговай.12 Кузнечевского заварю. До революции купил.
- А слышал? - голос понижался до шёпота.
- Как-жо! Устревать надо.
- Скричала бы - силы, кум, не стаёт.
- Хорошим людям не стаёт, а имя что? Чего нет, не потеряшь.
Чаёвничали. Откуда-то сыновья являлись, племянники, родственники: то юнкер, то солдат-фронтовик. Кумышки, настоянной на вишне, достанут, семячек. Граммофон «Вдоль по Питерской» и «Верёвочку» наяривает. Чинно всё, для отвода глаз, но, главное, разговоры: всё о подлодоч-никах, о приезжих, о том, что терпение лопнуло.
На углу Коньшина проулка и Базарной13 чайная у фронтовиков, клуб, сцена. Союз инвалидов войны тут основался. Скрипи-нога Арсений Громогласов тут, как чёрт перед заутреней, шныряет и хлёстко слова ругательные нижет на белые нити.
- Пропала Рассея, растарарах-тах-тах, мать рассейская земля. Насели на неё хамы. Кто теперича в центре?
- Свои-то плохи были. Больше всё по заграницам ёрничали.
- Наш брат как был быдлом, так быдлом и остался. Оторвало мне, серой скотине, ногу, я и припрыгал к товарищам на култышке: помогите, право имею. Какое право? За Миколку дрался - с Миколки и спрашивай! А сами сейфы сломали и на бабёшек бриллианты нанизали. Сам видел!
- Недолго уж. - тычет кто-то за спиной фронтовиков.
- Году не будет, смахнут по всей Рассее.
- В Москве, слышь. Опять готовы.
-Екатеринбургу крышка. Пермь пала. По всей Волге завируха, братцы!
- От Уфы, слышь, по Белой чехи на бронированных пароходах сюда трапят.
- Теперича, значит, только мы и остаёмся?
- Мы-то - мы? А сколько нас-то? - усумнился кто-то.
12 гр
Т.е. смотри, не проморгай, т.е. не упускай возможность.
13
Т.е. Красногеройской и Горького. Ныне здесь корпус Мотозавод-Аксион.
- Дело в качестве, - объяснял Громогласов, - наш фронтовик один двадцать ихних сопляков уберёт. Мы-то из окопов немца пёрли, а они по заводам прятались. Оборонники. Рабочие стоят не за них. Все за нас!
- Подсчитать, так весь завод с нами.
Так толковали в клубе после проводов на дутовский фронт. Вились невидимые нити. Плелась паутина. Росло озлобление. Совпадали в путях и с доводами меньшевиков и эсеров, радуя сердца переодетых офицеров. А после ночной тревоги разговоры в чайной инвалидов приняли ещё более крутой оборот. Слова «сковырнуть», «разогнать», «к чёртовой матери» так и пестрили в галдеже фронтовиков. Тут и чай пили, и обедали. Спектакли ставили и в антракте с речами выходили. Советской России по всем этим речам каюк пришёл. Должна быть другая, а какая другая, об этом молчали.
Улица Троицкая, ныне Советская. Справа на переднем плане - рабочий (Гражданский) клуб, где проходили собрания Совета. В перспективе (см. врезку) видна башня Главного корпуса завода с орлом.
Откуда-то Ферапонт Солдатов вынырнул, чернявый, юркий, с колючими глазами, говорок.
В чека и в исполкоме следили. Бумага в клуб пришла: предлагалось представить устав клуба и отчёт дать, куда деньги девают от спектаклей.
113
Солдатову только того и надо. Вышел на сцену с Арсением Громо-гласовым и спрашивает:
- Все до одного свои?
Оглядели друг друга, все до родимого пятнышка известны.
- Ни одной Июды косопузой?
- Ни одной.
- Ставлю на голосование: а о чём, тыщу раз повторять не стану: кто за то, чтобы скопыльнуть?
Лес рук поднялся. Некоторые по две. Против - ни одного. Рукоплесканиями и рёвом наполнился клуб, даже стёкла задребезжали.
- Вопрос: когда?
Гул пошёл, - требовали немедленно.
- Скоро нельзя. Скоро бабы муку сеют. Чтобы сколыпнуть, ноготь надо навострить. Вострилы у нас есть, а пугачей мало. Поняли?
- Как не понять. Доверяем. Организуй и держи связь.
- С образованием хорошие люди не вредны?
- Как же без хороших.
- Планы и стратегию не учась не раскусишь!
- Мы завсегда. Только свистни.
- Собрание объявляю закрытым.
- Буде у кого нехватка - заявку нам. На улице - молчок!
- Однако эсеры и меньшевики не все зловредные.
- Знаем и это.
- Чего тень наводишь:
«Отречёмся от красных и серых, Ненавистен советский нам строй. Мы пойдём под знамёнами белых На последний решительный бой. Вставай, подымайся <рабочий народ Вставай на борьбу, люд голодный... >»
- Тише вы, черти! Под окнами кожаный14.
14 гр
Т.е. агент комиссаров, которые по моде того времени носили кожаные тужурки.
- Василь Фаныч, чайку по этому случаю и собачьей советской колбаски, - командовал Громогласов. [№ 116]
Исполком с утра заседал. Все исполкомовцы в сборе в кабинете Пастухова. С ноганами, как полагается по случаю военного положения. В окно луч выглянул через табачные клубы.
Пл.ч'аекШ Л а водь. Нагорная чисти.
В этом здании располагалось Офицерское собрание, Оружейная школа и Казначейство, а при большевиках - Исполнительный комитет Совета. Видно крыльцо, с которого выступал И. Пастухов. В наши дни здание надстроено, имеет адрес: ул. Советская, 1. Здесь располагаются министерства и ведомства Удмуртской Республики.
Иван Пастухов по столу ноганом стучит.
- На очереди выделение военно-революционного комитета. Председателем предлагаю Холмогорова. Членами, называйте!
Назвали. Пастухов губу закусил, покарабал карандашом в книжке, позвонил. Вырвал листок. Вошел секретарь Михаил Рычков. Приказ: составить протокол постановления исполкома.
Секретарь взъерошен больше обыкновенного. Докладывает:
- Делегаты от фронтовиков.
- Пусть подождут.
- Матерят.
- Пугни.
Лица у исполкомовцев бледные: бессонные сутки сказались. Руки дрожат. Зеркало во весь рост показывает: в чем только сила. А сила вот: все сто тысяч в струне. И социализация и мобилизация, несмотря на подвохи и злорадство.
А мобилизовать придется все-таки с разбором. Кого на станке оставить, кого на фронт. Списки, конечно, по цехам и в первую очередь молодежь на четыре года. На девятнадцать очередей амуниции не хватит. Да и опасно старое с молодым мешать.
- Второй вопрос: мобилизация: - говорит Пастухов, - с девяносто седьмого по девятьсот первый. Остальных потом.
- Правильно. Сейчас приказ в типографию. Через час расклеить. Третий вопрос: связь с Казанью.
- На предмет.
- Ясно. Командировать Матвеева. Заседание закрываю.
- Слов не нужно. Понимаем с мизинца.
Все засмеялись, вышли гурьбой. Дела - море. Не до сна. Каждому приходится лыжи держать. В штабе, в чеке, в боевой дружине, в казначействе, в заводском управлении, в комитете, в упродкоме. А тут еще митинги по всем мастерским.
Влезли фронтовики. В руках бумага. Пастухов неласково им:
- Чего надо? - и рукой за наган.
- Требование.
- Давайте.
Развернул, пробежал глазами, свернул и в стол.
- За ответом завтра.
- Почему не сейчас?
- У нас коллективно. По своему усмотрению не могу.
- Врешь, Пастухов. Можешь!
- Прошу выйти.
Звонок. В дверях вестовой. Эстонец. Руки по швам, шнур, весь в кожаном.
- Видели?
- Этого? Давно знаем, пф, пф, пф.
Ехидно и зло бросили: До увидания!
Ушли, беспорядочно стуча по гулким коридорам. Ах, сукины дети, контр-революция, учли момент, взвесили 20-е июля!
Выдернул бумагу из стола. Писал фамилии, приписал что-то на уголке. Позвонил, попросил передать Бабушкину.
Из чеки верховой в адресный <стол>. Всех барышень на ноги. Бланки рыли. Нет таких, ищи-свищи по воде. Доложили. Приказ в милицию и чекистам: после митинга задержать. Качнуло сильно в сторону. Вспомнил: две ночи без сна. Усмехнулся, обахмурило. Крикнул:
- Рычков!
Рычков у дверей
- В завод едем на митинг. Буду говорить, ты записывай. Папермей-стеру передашь отчет в газету.
Пьяно, неуемно, шало, скачками из-за стен, из глухих закоулков, среди косых взглядов, шепотов и ненависти складывались события.
Два раза хлестал по всему поселку и пруду теплый дождь. На пруде и в лужах пузырилось: быть еще дождю.
Низко плыли тучные грома. На Базарной с глухо замкнутыми воротами и запертыми лавками, на площади, насыщенной аммиаками, тени, фигуры прохожих, огненные взгляды, шепоты.
Гудка с работ в полдень не было. Рабочих на заводе задержали, но завод молчал и трубы перестали дымить.
Пробежал с ведерком расклейщик, мазнул телеграфный столб, пришлепнул бумажку, побежал дальше. Подбегали рабочие, бабы, мальчишки - лезли к бумажке. Отходили молча. Ускоряли шаги. Завод объявлялся на военном положении. Позднее шести запрещалось выходить на улицы, сидеть у калиток, зажигать огонь.
В шесть вечера, шлепая грязью мчался кожаный верховой вдоль Базарной от центра к лесу. На полдороге повернул назад, спросив у кого-то адрес исполкома, и встряхивая сумкой и винтовкой слился с сумерками.
При исполкоме в больших угловых комнатах боевики-дружинники. Сам Холмогоров прибегал несколько раз и все спрашивал: как обед, как
Ижевск: Иднакар, 2017
чай и как ужин, и как поживает «максимка». Гладил рукой прилаженный у окна пулемет, перекидывался шутками с товарищем Густавом.
Товарищи Густав и Фридрих, высокие, молодые, длиннокурые эстонцы, скалили белые здоровые зубы, говорили «эст» и были наготове. Длинно-зорко следили из окон и крепко стягивали ремни на тонких туловищах, поигрывая ноганами. На койках сидели вестовые и десятка три дружинников, играя в шашки, в карты, дымя махоркой.
В том же этаже в другом углу, где солнце утром играло лучами через ветки вязов, Иван Пастухов и весь исполком слушали донесение прискакавшего со станции. Оно было кратко: пала Казань. В Казани хозяйничают чехо-словаки, и тюрьмы переполнены рабочими. На улицах трупы, за городом расстреливают пачками.
- Когда пала?
- Шестого.
Пастухов взглянул на численник. В суматохе и растерянности с численника забыли сорвать очередной листок и там стояло роковое 6. Кто-то, кажется Лихвинцев, сорвал сразу два листка и на численнике зачернело 8. Кто-то бросил с коротким неопределенным смехом:
- Жить торопишься. Поспеешь!
Сделали вид, что не заметили. Расспрашивали делегата: как город и что москвичи, какая связь с центром. Ждут ли Троцкого. Перекидывались замечаниями о только что законченном митинге.
Отвернули электричество, и только теперь заметили, как бледны лица, какие глубокие морщины легли вновь на лбу и около рта, а те, которые <были> стали еще глубже и острее. [№ 117]
Холмогоров, весь окованный твердой решимостью, широколобый, коренастый, попросил слова. Четко, с железными нотками чеканилась речь.
- То, что пала Казань, для нас большой удар. Здешняя белогвардей-щина еще наглее поднимает голову. Мы еще ничего не знаем о Перми, о Вятке, но знаем, что Сарапул, Малмыж и Воткинск с нами. Волна бело-гвардейщины катится на нас неудержимо. Она сливается тайно с ижевской белогвардейщиной. Этому нужно положить конец. Против войны мы уже выставили свою силу, но здесь, в заводе, мы должны поставить на ноги всех товарищей. В первую голову следить и, если нужно, арестовать
Ижевск: Иднакар, 2017
всех соглашательских вожаков, учредиловцев, юнкеров. Предлагаю всех партийцев поставить под винтовку немедля.
Передохнул, вытянув руки вдоль тужурки и твердо смотря в лица товарищей. Где-то совсем близко, должно быть над прудом, треснул выстрел и, словно в ответ, отозвались два других. Прокатился гром, упала горсть первых капель на стекла.
- Мобилизацию продолжать! Из фронтовиков завтра же выдернуть всех горланов. Пополнить дружину исключительно партийными. Поставить пулеметы. Один здесь; впрочем, здесь уже поставлен, а другой на колокольню Михайловского собора.
Согласились, внеся кое-какие дополнения.
У Ивана Пастухова по лицу судороги. Вынул из ящика заявление фронтовиков.
- Внимание, товарищи. От фронтовиков.
- Очередной фокус.
- Провокация бело-серого блока.
- Может быть пересказать?
- Читай!
- «Мы, добровольцы, записавшиеся на Дутовский фронт, заявляем от лица всех, больше 300, что согласились на добровольчество после речей товарищей Холмогорова и Жечева, после того как услышали, что мобилизация будет с 82 года, т.е. до 40 лет, а теперь узнали из ваших распоряжений, что мобилизация только за четыре молодых года. На такие изменения мы не согласны, а потому требуем:
1) мобилизовать сразу все 19 возрастов
2) всем выдать оружие и амуницию здесь на месте.
3) обеспечить вперед за месяц наши семьи и обеспечивать впредь до нашего возвращения с фронта
4) мобилизованных отправить на фронт и всех сразу».
Кто-то свистнул:
- Хороши. Выдай-ка им оружие.
- Не дураки, а писал какой-нибудь капитан.
Затрещал телефон. Исполкомщики сгрудились около Пастухова. Он бросал в трубку:
- Слушаю. Я. Ну, Здесь известно. Не прорвешься? Тогда назад, Нарочный приехал. Сарапул с нами? Гроза? Ну что, гроза. Бери лошадей!
Положил трубку.
- Товарищ Матвеев из Агрызей говорит: в Казань нельзя. Сарапул на военном. В Агрызях в железнодорожном депо рабочие против чехов. На Казань эшелоны прошли. Около Вятских Полян формируют дружины.
Решили не расходиться, быть начеку, а завтра митинг собрать у исполкома: требование фронтовиков огласить и всю их тактику разоблачить перед всем населением. Выступить Пастухову с Холмогоровым. А пока деньги в казначействе арестовать, около 13 миллионов. И сегодня же перевезти в конспиративное место. Густав с дружинниками наготове. Переходами в коридоре в том же исполкомовском доме к казначею с приказом.
Выполнение пало на Пастухова и Холмогорова. Оба встали, не дрогнув ни одним мускулом. С твердыми, бледными, отливающими синевой лицами.
Разбрелись по комнатам, ловя урчание грома, гулко стуча каблуками по паркету, где когда-то звонко щелкали шпорами в такте танца офицеры-артиллеристы с ижевскими аристократками15. Дымили махоркой и заглядывали через темные окна вниз на мостовую, где вспыхивали в лужах белые огни и чернел, тревожно качаясь в вершинах, городской сад.
Под дождь и бурю сложили золото и кредитки на подводу, исчезли под чмоканье конного отряда.
***
Утром снова гудка не было. Солнце блестело ярко и горячо, подымаясь над Михайловской горой. Сохла грязь под ногами встревоженной обывательщины.
На углу Горшечного, где базар, два забрызганных грязью вотяка, оглядываясь, чтобы не увидели милицейские, продавали творог и масло, а вокруг телег сгрудилась жадная куча торопливых баб. Торговались, совестили вотяков, что забыли Бога, дерут сколько хотят, но больше для отвода глаз.
- И у вас наквасники16 не пришли?
- Нет, милка, как ушли со вчерашнего утра, так и канули на заводе.
- А чего там делается?
- Слышь ты, булочника Ашбеля выпустили, так сказывал: митинги по мастерским. И все большевиков костят.
Голос рассказчицы снижается до шепота, а 10-12 баб припадают ушами поближе.
- Сначала не выпускали, а это и на руку, - сами не захотели уходить. Постановили не расходиться до тех пор, пока не наделают оружия.
- А, матушка, восемнадцать-то тыщ, да кто их кормить-то будет.
- Не знай надолго ли. А винтовки, слышь, захватили и на складе.
- И чо делается, и чо делается. Большевиков-то, слышь, сорвали. Да свой караул у ворот поставили.
- Фронтовики-то, слышь, больно люты.
- Матушка моя, есеры так каки-то. Бузанов что ли какой и меньшевики. Уж и не знай чего хотят, уж и не знай.
- И-и. закружились головушки. Вот она власть-то.
У другой телеги разговор о ночных страхах. Какая-то благочестивая на вид старушка с Михайловской площади все новости как по радио получила. По ее словам, ночью было такое дело: отрядники какие-то со списком по буржуйским домам пошли. Архоломея какого-то хотели отпраздновать. Подошли перво-наперво к дому попа Ивана около Троицы. Только бы постучать, как осветит, да как грянет. Два отрядчика на карачках поползли, а который со списком, кулем в лужу сел и список выпустил. Сегодня уж утром попадья нашла: плавает бумажка, и фамилии на ней.
- Не попустила Владычица к пастырю.
- Пятьдесят, слышь, фамилий и все почтенные, первые в приходах люди. И священство тут.
- А что поп Иван?
- Уехал чем свет.
Всюду на панели стояли кучками не пропущенные в завод, вернувшиеся назад, недоуменно пожимая плечами и показывая в сторону завода.
16 Наквасниками в Ижевске называли пролетариев, которые не имели своего жилья и снимали комнаты с обедом у домохозяев.
Ижевск: Иднакар, 2017
На углах улиц рядом с милиционерами похаживали товарищи с че-
17
кушками , больше все молодятник. Шмыгали мимо фронтовики и ехидно поглядывали на их узкие плечи и жидкие ноги. Скрипи-нога, Арсений Громогласов, выпрыгнул из чайной и култыхнулся в рабочий муравейник, пошевеливая хохлацкими усами.
На углу Троицкого и Базарной18 суетились мальчишки, «Известия» и «Правду» всем проходящим под нос совали, накрикивая:
- Подробности Ярославского разгрома. Раскрыт офицерский заговор. Последние дни Самары.
И вдруг, неожиданно, ошеломляя и будоража всех, взревела, завыла заводская сирена. Рев взмывал, падал, рос, раскатывался над заводом, над прудом, над лесом в этот солнечный девятый час утра.
Сосущей тревогой хлестнуло по людскому муравейнику. С панелей, дорог, дворов и переулков понеслись с налету, вклиниваясь в гудящую массу перед исполкомом.
Полукругом у каменных ступеней крыльца сотни три фронтовиков. Темных, щетинистых, в тужурках защитного цвета. Глядят исподлобья, пряча усмешки. На смятой траве под окнами местная интеллигенция. Массивный и добродушный Никита Морозов впереди учительниц каламбурит что-то о Новгородском вече и сегодняшнем митинге.
- Ч-ш, ч-ш, ч-ш... ш-ш..
Гуд стихает. На крыльце показывается сам Иван Дмитриевич Пастухов, за ним Холмогоров, Жечев, Матвеев, Дапермейстер19.
- Товарищи, - отчеканил на всю площадь Пастухов.
- Здесь нет товарищей, - крикнул кто-то из защитной шеренги, -здесь граждане и гражданки.
- Мы с тобой в остроге не сидели! Пастухов насторожился, шагнув вперед.
- Знаем, что скажешь!
- Дадите вы мне говорить? - спокойно и твердо спросил Пастухов. Фронтовики смолкли, криво усмехаясь, уткнув прямые и косые глаза
в землю. Следили через сдвинутые брови за Пастуховым.
17
Возможно, с гранатами?
18 В наши дни - Советской и Горького.
19 Так в тексте. Видимо, Папирмейстер, редактор газеты.
- Вот они, - обратился Пастухов к тысячной толпе и повел рукой на фронтовиков, - предъявили нам требование мобилизовать сразу 19 возрастов. Но это немыслимо и физически невозможно в 2-3 дня. Да, мы мобилизуем. Но по частям, не сразу, разбив мобилизацию на неделю, на две. Почему? - Потому что у нас не хватает на всех амуниции.
- А оружие? - крикнул фронтовик, - Где дадите оружие?
- Оружие получите в Сарапуле. Мы не имеем права выдавать здесь. Вы знаете, что оружие выдается когда уже распределят по частям.
- Мы не бараны. В Сарапул с голыми руками не желаем.
-Требование оружия незаконно, вы можете говорить только об обеспечении. Но на этот счет у нас приняты меры. Все семьи добровольцев по списку обеспечиваем в первую очередь. Мы уже сделали распоряжение.
- На воде вилами!
- Долой!
- Долой! Гар-р-р...
Пастухов вспыхнул, подавшись вперед и смерял загоревшимися глазами крикунов. Толпа насторожилась.
- Молчать! Именем пролетарской революции я здесь первый страж и красный воин. Всякий, кто посягнет на рабоче-крестьянскую власть, будет беспощадно уничтожен. Не забывайтесь. У нас военное положение.
Крикуны молчали, сузив плечи, шевеля пальцами, не отрывая глаз от земли. Кто-то из-за спины других крикнул:
- Ослобоните наших: Солдатова и прочих.
- Освободить не могу, пока не придете сами к порядку. У исполкома и комитета есть основания. Мы все знаем, - и, берегитесь!
Стал выше ростом, непримиримее, тверже, с выпрямленной спиной, смотря поверх толпы затихшей и покорной. Струилась током невидимая сила, сламывая сопротивление, выжигая косые взгляды, повелевая массой.
Кое-кто из обывателей незаметно пятился от крыльца и вьюном проскальзывал подальше. Даже добродушнейший Никита Морозов поощрительно кивнул в сторону Пастухова и буркнул про себя: да, это металл. И не договорил.
Выступил Холмогоров.
- Долой! - рявкнули десятки глоток.
Ижевск: Иднакар, 2017
Подъехали конные и по знаку, данному с крыльца, расклинили толпу. И так же быстро, как и собиралась полчаса назад, толпа расплылась, унося торопливые говоры и шепот по всем улицам. На площади мелькали конные. И товарищи Густав и Фридрих ровняли боевую дружину.
И снова над прудом, с плотины, точно по сигналу сухо треснули выстрелы. И снизу из окон заводского корпуса пыхнули два белых дымка, донося ответный треск.
Улицы по всей горе и Заречью, еще недавно ярко солнечные, живые и людные, как-то вдруг потемнели и обезлюдели. С севера, с устья Ижа налетела холодная, валом через пруд, поморозь и повесила мутную сетку.
Вотяки гнали от центра сломя голову за реку, теряя по ветру клочки сена, грохотали по Долгому мосту. А из завода и с горы такали:
- Так-так-так!
- Так-так!
Сыпало крупным горохом с перекрестков центральных улиц.
Из корпусов дразнили:
- Нак... нак... нак... нак!.. [№ 118]
К вечеру начал садить пулемет с колокольни Михайловского собора.
Оттуда зорко следили. Сам Холмогоров не выпускал из руки бинокля. Были видны все корпуса как на ладошке. За корпусами, крадучись между штабелями дров и грудами железной стружки, ползли фронтовики. По ним палили из винтовок. Иногда лазутчик-фронтовик поднимался с земли, перебегал на улицу через заводские ворота.
Чуялся зловещий замысел с переброской враждебных сил где-то за полем зрения. По Заречью готовился обход. И чьи-то щупальца росли, смыкались, чем ближе к ночи, тем плотнее.
Ваня Воронов - юный большевик низал с рогульки20, устроившись на углу Горшечного, целясь по ту сторону пруда, за три версты. Брал на мушку мелькавшие по взгорью около дач серые фигуры.
- Чего ты видишь? - спрашивал милиционер.
- Вижу, - говорил Ваня - вот сейчас за кустом. Вот хочет на полянку. Вот целит.
20 Т.е подросток - наблюдатель сидит на дереве и понарошку «стреляет» из рогатки? За 3 версты ни из винтовки, ни из пулемёта не стреляют.
Ижевск: Иднакар, 2017
***
Спускал курок, сдерживая отдачу, и щурил зрачки, не выпуская из зубов папиросу.
Бах.
Жегся ствол. Пятнадцать пуль в пятнадцать минут. А фигуры все мельтешат. От штаба товарищ. Глаза не мигают. Прожикнуло выше кепи. Шепчет:
- Холмогоров.
- Ну?
- Навылет.
Опустились руки. Встал вопрос. Без руководителя?
- Ничего, товарищ. Наши крепки коллективом.
Огромные невода раскидывались над землей, стряхивая из тумана капли. Смолк пулемет.
- Что там - ночь или ленты вышли?
Сумерки торопливо закрывали увалы, домишки, горы, завод и пруд.
21
И вдруг на углу Горшечного , где дежурил Ваня, и на других углах, где дежурили другие товарищи - едва надвинулась темь, сверкнули, треснули оглушительные взрывы петард. Кто-то бежал, и вслед ему пускали звериный рев и веер огня с новым треском:
- В бога. в мать.. .в кровь.
***
На рассвете срывали вывески с учреждений. Опрокидывали и разбивали столы, рвали портреты, поддевая на штыки.
Ломились в квартиры, отворяли сараи, раскрывали погреба, взламывали половицы, шарили на чердаках, стучали, рыли, допытывались.
- Где большевики?
- Кто знает. С вечера пропали!
- Показывай. - И ноган в руке сжимался еще крепче. - И оружие!
Перетряхивали постели, выдвигали ящики, заглядывали за шкапы и
укладки. Рылись в печной золе. На дворах черпали и цедили черпаком в помойках.
- Черт возьми, куда же спрятали? Не все же унесли с собой!
- У них, кажется, только на себе.
- На себе? А ты видел?... А ты кто?
Красные глаза останавливались на свидетеле и толпе сбежавшихся со всего двора баб, девчонок, мальчишек. И было горе тому, кто жил недружно или неласково со всей этой разношерстной публикой. От косого взгляда какой-нибудь торговки, от намека ехидного домовладельца, от кивка сплетницы зависела свобода, а может быть и жизнь.
И было: кивали, ехидно подмигивали и провожали арестованного до самых ворот, с пожиманием плеч, и злой радостью, что всё-таки отлилось за всё, что убрали тех, кто был близок вчерашней власти, кто дружил с большевиками.
У дома милиции толпились фронтовики: строился новый кадр милицейских. Какой-то рыжий солдат мял и скручивал еще новенькую вывеску Советская милиция, приплясывал на красных буквах: РСФСР и объяснял на всю улицу, хрипло похохатывая:
21 Ныне - угол Бородина и Горького.
- Что такое есть РСФСР?
- Скажи им, Сидоренков, - подзадаривал безусый длиннорукий парень, выдирая на цигарку клин из какого-то «дела», выброшенного из окна.
- Знаем, - догадался один фронтовик, - купцы сказывают: «Ржаные сухари фунт сто рублей».
- Попал пальцем в небо! - тут не торговая политика, - гоготал фронтовик, - а военная: РСФСР - распустили солдат фронтовиков, собрали рас.
- Ха-ха-ха.
На солнечных улицах, на панелях сгустками скипелась кровь. За вонючими лавчонками валялся вотячок: его растаскивали свиньи.
***
Арестовывали десятками, сотнями. Набили две комнаты в исполкоме. Напичкали школу у Долгого моста и арестантскую на Михайловской, где находился большевистский штаб.
Охотились с ружьями наперевес, с дробовиками, с вилами, как на зверей, в полях, в лесах, в оврагах.
Начальника дружины Густава и товарища Фридриха с тремя отряд-никами настигли у села Завьялова в овсах. Перебили прикладами челюсти, переломали руки и ноги, согнали крестьян подбирать изуродованные тела и везти в Ижевск. В Ижевском у лазарета стояли длинным обозом подводы, с которых стаскивали изувеченных во двор. Убитых везли к кладбищенской сторожке.
Искали исполкомовцев, особенно Пастухова Ивана. Партизаны рыскали по всей округе, подымая вотские деревни, обязывая советы арестовывать беглецов. [№ 119]
Одно за другим были расклеены по городу объявления. В первом, за подписью Солдатова, говорилось о свержении власти. Население призывалось к спокойствию и порядку. Объявлялась свобода торговли, отменялась хлебная и иные монополии. Открывался беспрепятственный ввоз хлеба на базар.
Ижевск: Иднакар, 2017
Фотофонд НМ УР.
Во втором - о формировании Народной армии и призыв к добровольчеству, чтобы сейчас же ударить по следам недобитых.
К вечеру запестрели одно за другим объявления: от коменданта о немедленной сдаче оружия под угрозой ареста и суда по всей строгости законов военного времени. От членов исполкома, меньшевиков и эсеров, когда-то устроивших большевикам обструкцию - призыв к рабочим депутатам явиться на экстренное собрание Совета. От штаба Народной армии - о мобилизации и о победах: падении Казани, Перми и других городов.
***
Собрался Совет: заполнили залу рабочие, суровые, настороженные, посматривая на сцену; там уже заседали за столом, торжествуя, Астрахан-цев и Михайлов - меньшевистские вожаки. Не так давно здесь сидели большевики. Выкатился маленький рыжий вотячок под шепот депутатов:
128
Ижевск: Иднакар, 2017
- Евсеев, учредиловец.
Явился следом за ним второй - Бузанов. И, поскрипывая новыми ботинками, поправляя пенсне, присел к столу с портфелем Чухлонцев. Сгибая колени, шлепая опорками на босу ногу, забрался на сцену длиннорукий, длинноногий студент Куценко.
Лезли с улицы обыватели. Напирали на двери, заглядывали через головы и плечи депутатов, шептались.
Поднялся и пошел к рампе Астраханцев, оставив на председательском месте Михайлова. Погладил лысину, поморщил большой лоб и откашлялся. Куценко глядел исподлобья из угла. Евсеев посмеивался хитренько в рыжую бороду, перешептываясь с Михайловым.
- Поздравляю. - начал Астраханцев, но не докончил: захлопали неистово и бурно. На улице загремел барабан. Шагала живая масса и пела, отправляясь на Гольяны:
«Соловей, соловей - пташечка,
Канареечка
Жалобно поет»
<Раз поёт, два поёт, три поёт,
Перевернётся и поёт
Задом наперёд.
Раз! Два!
Горе — не беда,
Канареечка жалобно поёт>22
Два фронтовика втащили на сцену знамя, развернули складки, склонили стяг: чеканилось серебром по красному шелку: «Да здравствует Уч-
23
редительное соб.» И снова гул рукоплесканий.
- Поздравляю с властью большинства, угнетаемого до сих пор, так сказать, меньшинством, которое, так сказать, узурпировало все права, данные свободно избранным гражданам, так сказать, депутатам. Победа
22
Старая импровизационная солдатская песня, слышанная мной от отца и деда.
23 Пока не опубликовано свидетельств того, что именно под этим знаменем наши повстанцы шли в бой. Тем не менее, в литературе есть образная характеристика повстанцев: «С красным флагом против Красных».
стоила нам недешево, и 8 августа на улицах завода полито, так сказать, вашей горячей кровью. Кровь, граждане, льется и сейчас по окрестностям. И вторично, так сказать, поздравляю: Казань наша. Ура.
- Ур-ра.
Витиевато говорил Астраханцев, любил длинные речи, недаром побывал в Государственной думе, как член. Слышал и Чхеидзе, и Церетели, и Керенского, и Милюкова, а манеры перенял у самого Федора Измайло-вича Родичева: клонить голову и подымать перст. Старался убедить. Впрочем, и убеждать было нечего: все заранее так думали: вся власть Учредительному, а Советы для говорения.
- Слово члену полновластного, полномочного Учредительного Собрания Евсееву, - отрекомендовал Михайлов.
Похлопали. Мягко, вкрадчиво, умненько, точно изготовленными кирпичами сложил уютную коробочку-речь вотячок про Учредительное, про необходимость организации Прикамского Учредительного комитета. Крепко сложилась коробочка, даже умиление охватило. И все снова хлопали.
Высокий, худощавый, с синеватыми впалыми щеками, большеносый военный с офицерскими нашивками подошел к столу и пошептался с Михайловым.
- Главнокомандующий войсками всего Прикамского края, - торжественно крикнул Михайлов. - Подполковник Федичкин.
Главнокомандующий щелкнул шпорами и отдал честь Совету, рапортуя, как на параде, хрипловатым голосом:
- Честь имею доложить Совету рабочих: вверенными мне доблестными частями народной армии занят завод Воткинск, село Петропавловское, Дебёссы, пристань Галёво24.
Все вскочили с мест, отбивая ладони, крича «Ура». Федичкин ждал, держа под козырек.
- Партизаны доблестной Народной армии рассыпаны по двенадцати волостям, части армии двинуты на Сарапул. Ожидается взятие Сарапула. О таковом донесу. Устанавливается связь с Уралом, Уфой, Казанью. Ура!
- Ур-а-а!..
24
Указанные населённые пункты были вовлечены в орбиту Восстания лишь через 10 дней после захвата Ижевска.
Неистово хлопали Михайлов, Астраханцев, а за ними и весь Совет.
***
А на крыльце, где еще вчера стояли восторженные железные фигуры Пастухова, Холмогорова и других, рыхло переминался с ноги на ногу какой-то отставной почтовик в белом пуху и валенках.
- Нет власти, аще не от Бога, - говорил почтовик и сослался на апостола Павла. Но, - запнулся он, - кому же неизвестно, что власть портит людей. Портит того, кто берет власть, угнетает того, кто остается под властью. Стало быть всякий честный гражданин должен поставить перед собой вопрос: нужна ли власть, взятая насилием.
Юркий, чернявый Солдатов вынырнул из толпы, оттеснил почтовика, и резко припрыгивая на месте, зажестикулировал:
- Граждане, я тот самый Солдатов, которого еще вчера хотели поставить к стенке. Я тот самый Солдатов, который был приговорен. Но вот вчерашние цари сами свалились туда, куда свалить меня хотели. Судьба играет человеком.
Солдатов призывал к добровольчеству. И как вчера на этом же месте стоял добродушный Никита Морозов с учительницами, медлительно почесывая плечо под чесучовой рубашкой, и каламбурил вполголоса.
- Это же куда интереснее Новгородского веча. Бухнуло в Казани, слышно в Рязани.
Какая-то седая, но розовая учительница иронически покачивала головой и отмахивалась. Тут же слушала, широко расставив широкие ноги и выпятив огромный живот, торговка с базара - Марковна. Стоял рядом с Марковной Николай Максимович Агафонов, человек Божий, и говорил, улыбаясь окружающим, подняв ввысь бронзовое, в сиянии красной бороды, лицо:
- Спастись всем можно, при всякой власти. Призовите имя Господа нашего Иисуса Христа, скажите: «Господи, помилуй» трижды, и спасетесь!
А __^ __с
- А ты про свиней расскажи, - съехидничал помятый торгаш, чеснув в затылке.
- Что, свиньи, - безобидно отозвался Николай Максимович, - свиньи - мирные существа. Но если мы станем есть твою свинину, в нас войдет дьявол.
С забора городского сада свистели мальчишки.
Строилась рота, поблескивая новыми винтовками.
На столбах, на витринах четко белели бумажки: «Разыскивается бывший председатель исполкома Иван Пастухов. Приметы: несколько выше среднего роста, смуглый, походка тяжелая, лет 30. Усы и борода бритые. Особых примет нет. Указавшему место пребывания - крупная награда».
А ниже обращение к гражданам нести в казначейство свои сбережения, жертвовать в фонд армии, так как весь денежный запас в 13 миллионов 750 тысяч рублей золотом и кредитными билетами увезен неизвестно куда большевиками. Для полного и быстрого успеха в розысках денег и большевиков призывалось все население города и деревень.
- Ни черта лысого не найдут, - буркнул рабочий, пробегая мимо бумажек, - большевики не такой народ.
Через день прошел слух: поймали Пастухова где-то у Чутыря25, на вотском пчельнике.
- Матушка, сама видела, - рапортовала на улице досужим соседкам
26
какая-то тетка Фетинья с птичьим носом, встряхивая скорблую юбку, - в
27
телеге привезли, как Пугача, руки накрест привязаны к кичигам , а по бокам фронтовики со свечками.
Телеграф и почта не работали. В помещении почты за решеткой на столах и скамьях лежали почтари, позевывая, вертели цигарки. Перекидывались:
- Вот когда праздник.
- Чисто зайцы на острове.
- И-и-и-ах, и ночка была, вот так была!
- Была, брат, У кладбищенской сторожки трупов этих. и Холмогоров там.
25 Село по Якшур-Бодьинскому тракту.
26 Т.е. мятую?
27
Ичиги - сапоги. См. в наст. издании фото раскопок могилы Пастухова: там ясно видны лапти.
- Видал. Он-то ничего, чикнула пулька навылет и все, а вот другие: половинка головы, грудь разорвана и руки напрочь. Хоронить, чать, без попов будут, в братской.
- В братской, да не всех. Своих-то с попами, а большевиков известно
как.
- Слышь, арестованных девать некуда.
- Найдут куда.
- Ходил козел по Базарной двенадцать лет. Мишкой звали, баб сзади сшибал с единого маху. Ребятишкам потеха. Фронтовики сегодня пристрелили.
- Это к чему ты?
- А так, должно быть жрать им нечего, так на суп!
- Фабриканты приедут, накормят.
- И-а-ах.свол.
- Давай не баять28. [№ 120]
***
Шла, нарастала, давала отбой обратная волна.
Где-то за Юськами бухали орудия. Формировали новые роты, выстраивая рабочих перед Советом, гнали на фронт. Выкачивали из завода всех, кто способен был носить оружие. Ставили на станки женщин и детей.
Всякому, кто уклонялся от мобилизации, власти грозили арестом, военным судом.
По городу расклеили приказ: рыть окопы. Сотские, десятские по всем домам в обход пошли: всех, кто способен взять заступ, записывали.
Каждый вечер у ступеней Михайловского собора кучки обывателей со страхом смотрели вдаль к югу. Охваченные позолотой осени желтели вдали леса и вытягивались лентой, как кротовые норы, свежие окопы.
Замечали дымки и считали удары. Примеривали: не меньше пятнадцати верст.
- А были ближе.
- У станции были.
28 т
Т.е. не разговаривать.
Пришло известие: Сарапул занят народной армией.29 Звонили к благодарственным молебнам. Созвали экстренный совет. В комитете Учредительного в Генеральском доме ликование и подготовка к встрече казанских офицеров. В генеральских теплицах рвали цветы. Дамы заказывали маникюр.
***
Из Казани приехали офицеры, но тайно, скромно. Замкнулись в Генеральском доме.30 Евсеев властью председателя приказал:
- Никого, кроме самых близких.
Была радость надежды, когда шли на ночной банкет. Но вселилась тревога и неуверенность, когда выходили. В мыслях сверлили слова: Москва, Питер, рабочие, Волга, Казань, Красная гвардия, Красная Армия, Ленин, Троцкий.
Злыми, настороженными встали утром. Совещались и решили рассовать арестованных: партию в Воткинск, партию в Сарапул. Места в тюрьме нет - в монастырь. В монастыре нет - в баржи. Обувь снять и дать рогожи.
На базаре пусто. Только торговки на трех-четырех лотках разложили стопки ржаных лепешек и переругиваются с покупателями-рабочими.
- А вы знаете почем мука-то теперича?
- Из старых запасов, небось.
- Были запасы да сплыли.
- Так потому и дерете?
- Это при свободе-то торговли?
- Эй, милицейский!
- Чего широко орешь. - Шаньгой подавишься.
- Какую она имеет праву драть с рабочего.
Население начинало голодать. Подвоза не было. Спекуляция росла по часам. Мобилизовать было некого, трупный запах шел с полей, где сжималось кольцо и кровавились зори.
29
1 сентября 1918 г.
30
Ныне здесь - Музей Ижевска.
Дом начальника Ижевского Оружейного и сталеделательного завода.
Фото начала ХХ века.
***
От Гольян нажим.
Три раза переходили через окопы красные, три раза ревела сирена, булгача всех. Три раза завод был на волоске от падения.
В последний раз сцепились в рукопашную за кладбищами. Сам Аст-раханцев с последней ротой ударил: не хватило пуль - бились прикладами, поролись штыками. Отбили, гнали пятнадцать верст, свистя, матерясь, с ревом и завываниями.
Выбили красных из Гольян, прогнали в Закамье. На «Байрам-Али» сообщение установили: Гольяны - Сарапул. К Галеву пробились.
Глядели друг другу в глаза:
- Не конец еще?
- Не видно. Нет, не видно.
- Заварили кашу.
Голос падал. Запасы живой силы даже в округе истощились, а там, за Юськами и около Агрызей, передвижки, атаки, обходы, контр-атаки и
снова лицом к лицу в штыки, в рукопашную. И все чаще по ту сторону красные султаны мелькают и ухают пушки, посылая шрапнель.
Комфортабельный теплоход «ПОЛИНА ОСИПЕНКО» (бывш.«БАИРАМ-АЛИ»)
31
служил до 1959 г.
***
В Генеральском доме среди учредиловцев секретные разговоры. С Урала вести пришли: в Челябинске не ладно. Шли распри директории с кадетским центром. Намечались пути расхождения и раскол. Грозил Пе-пеляев учредиловцам от имени кадетского центра, учредиловцы посылали к черту Пепеляева. В Самаре усиленно толковали о новом фронте. Всюду пошли трещины. Ждали освежающих вестей из Уфы от второго государственного совещания, но и оттуда пришли черные слухи. Директория шаталась, кололась, спорила с новым претендентом на Романовский трон адмиралом Колчаком. Представители Колчака уехали в Омск, не спевшись с директорией, и директория двинулась следом за ними на броневиках. Еще накануне был раскрыт офицерский заговор против учредиловцев.
32
И когда явились в Омск броневики, власти Колчак им не сдал. Офицер-
31 „ и
См. подробнее о речной войне на Каме осенью 1918 г.: [Галёвская флотилия Вот-кинских повстанцев// Лапшин Р. В., Коробейников А.В. Белый флот Гражданской войны. Часть 1. Ижевск: Иднакар, 2014. 300 с.]
32
32 В действительности, А.В. Колчак стал Верховным правителем России лишь 18 ноября 1918 г., т.е. после подавления Восстания в Ижевско-Воткинском регионе.
ство ощетинилось, за ним пока еще стояло войско из чалдонов. Силы были слишком не равны, и директория пошла на уступки. Министры Колчака хитрили. Колчак за кулисами посылал директорию ко всем чертям. Наконец, в одну сибирскую темную ночь, когда весь Омск хлюпал по колено в грязи, члены директории были арестованы и отвезены в тюрьму в тех автомобилях, в которых приехали за властью в Омск.
А офицеры Колчака кутили беспробудно во всех ресторанах и кабачках Омска, где рекой лилась монополька, и пели открыто, катаясь на автомобилях и брызгая грязью во встречных: «Боже, Колчака храни».
Всего этого не знали, но о многом слышали в Генеральском доме и заводе. И вот почему глаза учредиловцев искали невольно на карте уголок, куда можно было бы кинуться. Шел сентябрь, дохнули холода.
Решили ехать в Сарапул. Созвать совещание членов учредительного всего Прикамья. Гнездилась неотвязная мысль, которую старались замалчивать: бежать в Закамье, в леса.
***
Народная армия таяла. Не было денег, хлеба, амуниции. Все, что можно было реквизировать, взять в крестьянских хозяйствах, было взято. Посылали делегацию в Уфу, в Самару, просили золота. Делегатам ответили: «Изыскивайте местные средства». И уж заодно, точно вспомнив, что Ижевск является крупнейшим центром по выделке винтовок, прислали заказ изготовить несколько тысяч винтовок в кредит.
Дисциплина в армии разлагалась. Солдаты пьянствовали по деревням, дорвавшись до вотской кумышки, и пьяные бросали винтовки. Шли обратно в Ижевск, на родину, в ближние волости, крича встречным:
- Навоевались. Поиграли дерьмом.
3 3
Подобранные в окопах большевистские летучки33 делали свое большое и страшное для народной армии дело, быть может, не менее страшное, чем хорошая артиллерия. Летучки прятали подальше и тайком читали в кустах группами.
Скалили зубы.
- Ах, мать их, мать, офицерню нашу!
- А мы-то, дураки, за учредительное поперли.
33 Листовки.
- Неужто промахнулись, Кешка?
- Хуже, как кур во щи попались, так их мать.
- На царя, так их мать, курс у них.
- Учредиловцы между прочим. Их промеж пальцев обернет офицерня.
- А на что Михайлов, Евсеев? А советы меньшевистские на что?..
- Для болтовни, для проформы, вот на что. Да вот еще нашего брата через дробилку пропустить. Вывеска красная, а дела черные. Что Федич-кин скажет, тому так и быть.
- А что он скажет?
- А что при Романове говорил, то и теперь скажет.
А в это время всюду на витринах, на заборах мозолили глаза боевые сводки штаба народной армии, где говорилось о доблестных победах армии, перечислялись десятки убитых, сотни взятых в плен.
По Ижевску, Воткинску, Сарапулу ползли, ширились слухи о новых арестах и казнях без ведома, без санкции, без одобрения, и часто против воли учредиловцев и исполкомщиков. Члены исполкома, когда им говорили о казнях, уныло разводили руками и мямлили:
- Штаб. Ничего не поделаешь. Штаб.
И по всем улицам изо дня в день молодежь, желторотые подростки, ходили с кружками, выпрашивая у каждого, в каждом доме:
- На подарки народной армии.
- На красный крест.
- В фонд помощи семьям сирот.
Лазареты были набиты битком. Доктора, сестры, сиделки ночей не спали. Санитары выбивались из сил. Не хватало бинтов, йода.
На дворе кладбищенской сторожки лежали рядами трупы, распространяя удушливый смрад. И трудно было узнать в разорванных, искромсанных, с черными разутыми ногами, в окровянившихся массах в рабочих блузах, в солдатских куртках вчерашних крестьян и рабочих.
И тут же толпились, приподнимая кровавые рогожи и полотнища, матери, жены, сестры, дети.
Многих узнавали. Но было немало и безвестных, чужих, с мозолистыми руками вотяков, русских, татар.
Падали на трупы с причитанием. Винили? - Нет. Проклинали? - Да. Проклинали войну.
Смотрели на солнышко без радости. С ужасом не узнавали земли -звали: встань. Трупы гнили, и зловоние обволакивало завод. [№ 121]
Николай Иванович Евсеев, председатель Комитета членов
Учредительного собрания в Прикамье (КОМУЧ). Из фотофонда НМ УР
***
Ночью гнали из тюрем заложников. Гнали по полям, по лесным дорогам.
Говорили, но тайно: в попутных деревнях заставляли рыть ямы, в которые и сбрасывали тех, кто был особенно опасен.
Говорили шепотом:
- Ивана Пастухова и Посаженникову в Воткинск отвезли.
А в Воткинске говорили:
- Не привозили.
И снова ползли слухи о закопанных живьем в землю. Но никто ничего верно не знал. Умножались сыски и доносы. Голод все сильнее щерил зубы. Население читало по улицам боевые сводки о победах, но никто не
верил. И когда сборщики назойливо протягивали со всех сторон свои кружки, прося:
- На подарки!
- На красный крест!
- На помощь сиротским семьям!.. - никто не подавал: не было денег, не верили.
Становилось жутко, безотрадно. Безвыходность замыкала весь круг.
Железная дорога заглохла и проселки замерли.
Полыхали пожары.
***
Старики, женщины, подростки брали у коменданта пропуска и уходили из пределов города в леса. Бежали без дорог, питаясь грибами, черникой, морошкой, травами. Натыкались на трупы.
Во всех церквах Ижевска, Сарапула и Воткинска молебствовали о ниспослании побед. Обывательницы, старушки, солдаты и вдовы припадали на колени и лили слезы. В церкви Александра Невского в центре Ижевска престарелый протоиерей возглашал перед молельщиками:
- Помолимся об одолении двенадцати языков агарянских, восставших на православное воинство и на вы.
И все падали на колени. И только дурачок Митя, голенастый и длинный, смотрел поверх всех, стараясь изо всех сил утереть нос локтем и, ухмыляясь, потряхивал пустой сумкой.
Над ижевским прудом каждый вечер раскрывались ужасы. Половина неба обагрялась кровью. Кровь рдела до поздней ночи, заливая лес, пруд, поле.
Кровавые зори ширились над прудом Воткинска, над Камой, у Гольян и у Сарапула, где плавали как гробы страшные баржи с заложниками.
Порою слышался вопль человека, выстрел, плеск воды.
По Каме плыли трупы - от Гольян исколотые штыками, мимо Сарапула, Елабуги, Чистополя - на Волгу.
Обратная волна шла все сильнее. Красными была занята Казань. От Вятских Полян шли новые эшелоны с Гусевым и Азиным впереди, и все громче и беспрерывнее бухали у Агрызей пушки. В Агрызях укрепились
азинцы. Железная дивизия двинула часть своих сил на Сарапул. Пал Буг-рыш. Шли ходом по линии железной дороги, посылая шрапнель.
Из наскоро сделанных окопов, из-за кустов и оврагов выбегали обезумевшие от ужаса русские мужики, вотяки, татары. Бежали на Каму, в Сарапул, в Закамье, не слушая окриков офицеров:
- Назад. Назад. Назад.
Бросали в кустарник, в бочаги винтовки и лапти и, ощерив зубы, неслись все сильнее от забирающей все дальше и дальше артиллерии, оставляя начальство; ускользали и офицеры, чернея от злобы.
Шла обратная волна, беспощадная к тем, кто шел против нее с оружием, и родная тому, кто выходил навстречу с приветом, с красными флажками, выбираясь из хижин и ям.
Шли на Каму залитые красным, построенные в боевые ряды пролетарии Питера, Москвы, Ивано-Вознесенска, Тулы, Сормова, Казани. держа в одной руке винтовку, в другой - красные знамена.
Шли на Сарапул, Ижевск, Воткинск, на Урал, и чеканились золотом на их знаменах лозунги, те лозунги, которые год тому назад в Октябре были написаны на баррикадах Питера и Москвы кровью рабочих:
«Мир хижинам, война дворцам.»
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» [№ 122]
Ижевск: Иднакар, 2017
Главный корпус Ижевского завода. Фотофонд НМ УР.
3 7
ИЗ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕТРАДЕЙ
АЗИНЦЫ
Лзинцы, адннцы, Острые клинки! Удалые азинцы —• Меткие стрелки!
Полем, косогорами Едут на конях, Стременами-шпорамя Весело звеня...
Мчит лихая конница В боевую ширь. Пуле не поклонится Азия — командир!
Мчит лихая конница, И на всем скаку Грозный клич проносится: «Гибель Колчаку!».
Эх, мелькнет у Азина Сабли яркий блеск: Азинцам приказано Штурмом взять Ижевск.
И приказ исполнили В праздник Октября. Знамя алым полымем Плещет, как заря.
БОРИС ГАЛЬЙБЕК
Едет группой тесною, Легкая в шагу, Гвардия железная, Грозная врагу.
Чтоб звенели косами Мирные поля, Чтоб цвела колхозами Родина-земля.
Чтобы к солнцу красному. В трудовой поход, Шел дорогой ясною Наш герой-народ!
Образец неуклюжей юбилейной пропаганды. Фактически, Ижевск был занят Красной армией не в годовщину Октябрьской революции, т.е. не 7, а 8 ноября 1918 г. Никаких «колчаковцев» тут в это время не было, как не существовало тогда ещё и «Верховного
правителя А.В. Колчака».
