CC BY-NC-ND
66
А.Г. Гордон Д.Г. Литинская
КРОССКУЛЬТУРНЫЙ АНАЛИЗ ДЕПРЕССИВНЫХ ПЕРЕЖИВАНИЙ В РОССИЙСКОЙ И АМЕРИКАНСКОЙ СРЕДЕ
Статья посвящена анализу социально-культурных различий в переживании депрессии в русской и американской среде, вопросам того, как симптоматика и субъективное восприятие дистресса задается обществом, в котором живет субъект. Показан интерпретативный феноменологический анализ американских и русских текстов на сетевых форумах психологической поддержки, в которых люди рассказывали о переживаниях, определяемых ими как депрессия. Тема кросскультурного различия в понимании депрессии обсуждается с точки зрения глубинной герменевтики и культурно-исторических процессов.
Ключевые слова: депрессия, кросскультурные исследования, национальный семиозис, интерпретативный феноменологический анализ, герменевтика, постмодернизм, проблема Другого.
Кросскультурные исследования не очень распространены в российской психологической науке, тем более в такой ее сложной отрасли, как медицинская психология. Так, в этой области было защищено всего 10 докторских диссертаций с 1935 по 2007 год, и ни одна из них не включала в себя кросскультурное исследование в рамках клинической парадигмы1.
Изучение более современных работ по этой теме показало лишь единичные примеры, ни один из которых не касался такой актуальной и культурно обусловленной проблемы, как депрессия.
Как правило, в психологических исследованиях депрессии основное внимание уделяется индивидуально-личностным особенностям испытуемых, без попыток культурной концептуализации
© Гордон А.Г., Литинская Д.Г., 2015
При поддержке РГНФ, грант № 15-33-14106 а(ц)
полученных результатов. В то же время именно социокультурное объяснение депрессии дало бы возможность приблизиться к ответу на актуальный вопрос о причине роста заболеваемости, которая в большинстве западных стран приближается к уровню пандемии.
Научная значимость представляемого исследования выходит за рамки собственно медицинской психологии, так как позволяет оценить влияние культурной среды на человеческие представления о счастье и несчастье, патологическом и нормальном, требующем вмешательства специалиста и переживаемом индивидуально.
Чтобы подойти к решению поставленной задачи, мы обратились к языковой картине депрессии. Мы изучили корпус текстов русских и американских испытуемых, которые писали на психологические форумы в поисках помощи и поддержки (место проживания испытуемого и иная необходимая нам информация определялись по данным в его профиле на форуме или по указаниям в самом посте). Выборки были уравнены по полу, так как некоторые авторы отмечают гендерную специфику переживания депрессии. В обеих выборках присутствуют испытуемые от 20 до 45 лет. Средний возраст в русской выборке - 27 лет. Средний возраст в американской выборке незначительно выше - 29 лет. Мы использовали критерий Колмогорова - Смирнова, чтобы проверить возраста в каждой выборке на нормальное распределение. Распределение оказалось нормальным, что позволило нам использовать ^критерий Стьюдента, подходящий для распределенных по нормальному закону выборок, для проверки значимости различий. Американская и русская выборки значимо не отличаются по возрасту.
Перед тем как начинать обработку данных, мы проверили, сопоставимы ли оба корпуса текстов по абсолютным частотам. Для этого сравнивалось количество слов в каждом из них. Чтобы узнать, является ли распределение слов в каждом корпусе нормальным, мы воспользовались критерием Колмогорова - Смирнова. Полученное для русского корпуса значение р = 0,586; полученное для американского корпуса значение р = 0,229. Оба значения р > 0,05, поэтому распределение слов в обоих корпусах можно считать нормальным. Мы выбрали ^критерий Стьюдента. Полученное значение р = 0,105. Так как р > 0,05, мы можем считать разницу в количестве слов между корпусами статистически незначимой, что позволяет нам сравнивать категории и темы по абсолютным частотам.
В обоих корпусах, что было предсказуемо, часто встречаются темы «Желание найти пару», «Расставание с партнером», «Одиночество», «Отсутствие работы», «Усталость», «Бесполезный», «Лишний вес», «Причина депрессии: романтические отношения»,
«Отсутствие смысла жизни», «Тяжелое материальное положение». Из сходства основных шаблонов поведения в случае депрессии можно сделать вывод, что основные социально обусловленные поведенческие схемы крайне близки для русских и американцев. Однако имеются и интересные различия, которые мы обсудим ниже.
Испытуемые, как в русской, так и в американской выборке, со сходной частотой поднимают в своих сообщениях такие категории, как «Романтические отношения и брак», «Сексуальная сфера», «Дети», «Люди/общение», «Работа», «Эмоциональная сфера», «Тонус», «Самосознание», «Помощь себе», «Отношения с жизнью», «Смерть», «Пространство». Мы видим, что для испытуемых из обеих групп важна тема отношений с Другим, самореализация и идентичность, экзистенциальные переживания. Наиболее часто упоминаемой категорией в американских текстах оказалась «Телесность», в то время как в русском корпусе она оказалась только на шестом месте. В американских фигурировали темы, связанные с самоповреждающим поведением и чувствами по этому поводу. При этом ни один русский респондент не упомянул об аутоде-структивных действиях или побуждениях. Американские авторы текстов говорили о самоповреждении как о способе наказать или успокоить себя, обвиняли себя за самоповреждающее поведение и испытывали тревогу, что в следующий раз им вновь не удастся удержаться. Примеры высказываний: «Прошлой ночью я была так зла на себя, что нанесла себе повреждения, поскольку подумала, что заслуживаю это», «Мне приходится справляться с зависимым поведением, алкоголизмом и самоповреждением...», «В течение последних нескольких месяцев я чувствую желание поранить себя, такое сильное, что мне приходится сжимать кулаки и иногда болтать рукой из стороны в сторону», «Сейчас мне трудно, но я не думаю о том, чтобы себя поранить». С психоаналитической точки зрения самоповреждающее поведение трактуется как неразрешимое напряжение между стремлением к автономии и желанием зависимости2. Капиталистический реализм (термин экономиста Марка Фишера) сочетает отсутствие идеологии (человек-герой и человек-вершитель заменен человеком-машиной) с недопущением альтернативы существующему порядку. Но именно это и создает своеобразную идеологию: идеологию пассивного принятия status quo. В США культуру ограничения сменила культура потребления, в которой нарциссический дискурс (удовольствие от демонстрации и потребления идеализированного образа себя) препятствует созданию подлинных связей с какими бы то ни было объектами. Это делает процесс обретения идентичности болезненным и не-
разрешимым: по ту сторону пропагандируемой свободы лежит одиночество. Запрет на переживание утраты, продиктованный позитивным мышлением, приводит к тому, что гнев и печаль не могут быть символизированы. Нарциссическое величие не допускает прямое переживание вины, а спасительные для русского человека аддикции препятствуют значимой для американца карьерной самореализации, поэтому самонаказание приобретает форму непосредственного телесного отыгрывания.
Так как нашу выборку составляли люди, ведущие активную борьбу со своей депрессивностью и желающие изменить свое состояние (учитывая брадифрению и брадикинезию - два компонента депрессивной триады - сам акт написания текста и общения на форуме представляет собой немалое усилие), можно сказать, что они ищут спасения как раз в поиске Другого. В американских текстах так же часто упоминаются такие темы, как «Нелюбящий/равнодушный партнер», «Оскорбляющий/критикующий партнер», «Не с кем поговорить о личном», «Никто не понимает», что может говорить о важности не просто наличия Другого, но и о высоких к нему требованиях, а также о более рефлексивном понимании общения. С другой стороны - это также может быть следствием большей отчужденности в американской культуре. Это подтверждает сравнение ранжирования абсолютных частот встречаемости категорий, которое показало, что большинство категорий, связанных с Другим («Любовные отношения и брак», «Дети», «Друзья», «Люди»), являются более значимым патогенным фактором для русских респондентов, чем для американских. Для американцев в то же время значимей категория «Семья» (в категорию вошли упоминания родителей, сиблин-гов и старших родственников). Это может быть связано с тем, что в постфигуративной американской культуре значительно большее внимание уделяется тому, чтобы отношения «родитель - ребенок» устраивали последнего. То отчуждение от близких, которое в русской культуре может трактоваться как норма, в американской переживается как недостача ожидаемых благ. В русских текстах часто упоминаются такие темы, как «Непопулярность у противоположного пола», «Желание завести ребенка», «Незаинтересованность в жизни друзей», «Отдаление от друзей», «Отдаление от людей». Мы видим не просто запрос на «хорошего» и «подходящего» Другого, как в американской выборке, а на хоть какого-нибудь Другого. Это напоминает призыв из популярной песни: «Есть здесь кто-то живой, кроме меня!». Специалист в области психологии чуждости Анна Варга в своей статье «Выживальщики»3 обсуждает параноическое недоверие постсоветского человека к «чужим людям» (то есть всем,
кроме узкого круга родственников), связанное с атмосферой поиска внешних и внутренних врагов, доносами и беспомощностью перед государственным произволом в течение XX века. Довлеющее в американском потребительском дискурсе маниакальное всемогущество (суть популярной интерперсональной терапии: определить, что тебе нужно от Другого и как этого добиться), мешающее принять свою и чужую уязвимость, у русского человека сменяется отношением к Другому как к преследователю.
Авторы американских текстов гораздо чаще упоминали категорию «Время», что, очевидно, требует дальнейшего углубленного кросскультурного исследования, и что важно - чаще встречаются темы «Безнадежное будущее», «Страх за будущее». Примеры таких высказываний: «На меня нет никакой надежды, и я ненавижу себя за то, что продолжаю жить еще один день», «Придется ли мне провести в таком состоянии всю оставшуюся жизнь?», «Будет ли мне когда-нибудь лучше?», «Моя жизнь разрушается и я не вижу, как ситуация могла бы стать лучше со временем». Это отсылает нас к экзистенциальному понятию темпоральности. В некоторых текстах мы видим остановку больного во времени («Будущее будет таким же, как сейчас»), в некоторых угрозу, исходящую от будущего («Я боюсь, что меня ждут еще более ужасные вещи»). Угроза связана с переживанием тревоги: в американских текстах часто встречается тема «Тревожное расстройство» (в русских текстах мы подсчитали абсолютную частоту семантического аналога «Тревога»). Это может быть связано с тем, что американские респонденты живут в стремительно меняющемся постиндустриальном государстве (в отличие от индустриально развивающейся России), под темп которого приспособиться трудно. Актуальность данной проблематики может означать целесообразность использования экзистенциального подхода в терапии депрессивных людей. В целом тема будущего кажется более значимой для американских респондентов. Напротив, в вышеупомянутой статье Варги обсуждалась экономическая и политическая нестабильность России, приучившая людей «жить сегодняшним днем».
Авторы русских текстов значительно чаще затрагивают категории «Аддикция» и «Мотивационно-волевая сфера». Это может свидетельствовать о том, что для испытуемых из русской культурной среды значительно характернее переживать свою депрессию с точки зрения утраты смыслообразующей функции мотивов. Русский миф о том, что депрессия представляет из себя проявление безволия и слабости, отражает мем: «Соберись, тряпка». Это представление о депрессии заставляет людей бороться с ней силой
воли или же приписывать свое состояние недостаточной мотивации к излечению/саморазвитию. Кроме того, в России существует комплексная проблема диагностики, так как часто используется «самолечение» депрессивных состояний алкоголем, по принципу «напиться и забыться». Так же звучит тема интернет-зависимости, которая тоже работает по принципу «забыться», не контактировать с реальностью (примеры высказываний об аддикциях: «Сижу целыми днями, читаю блоги или смотрю сериалы за компом», «Кстати, стал побухивать. Пару раз в неделю точно выпиваю грамм по 200-300 крепкого алкоголя. Так я хоть засыпаю и сплю часов восемь»). Здесь мы вновь видим тему изоляции от Другого, актуальную для русской выборки. Карательная психиатрия СССР отучила русского человека от обращения к психиатру. Хотя институт психиатрии изменился, неравенство между врачом и его пациентами не закончилось с падением тоталитарного режима: некоторые врачи в России продолжают создавать иерархические и авторитарные отношения со своими пациентами4. Учитывая это, русским людям может быть трудно доверять специалистам по психическому здоровью. Это явление может усиливаться стигмой психических болезней (и вообще стигматизацией любого Иного, характерной для патерналистского общества). В русских текстах звучат темы более тяжелых симптомов: «Ангедония», «Апатия», «Абулия» (примеры: «Смысл в том, что у меня нет желания жить, даже когда у меня все идет успешно. Мне неинтересна жизнь. Иногда я думаю, что, может, я слишком ленива», «Полная апатия к внешнему миру», «Не могу радоваться жизни», «Настроение постоянно подавленное, не испытываю радости»), «Избыток сна/сонливость», «Мысли о самоубийстве», что тоже может быть следствием неполучения своевременного медикаментозного лечения, а зачастую и психотерапии.
В США депрессия осмысляется совсем иначе - идея об эндогенной этиологии депрессии является господствующей в обывательском восприятии5. По результатам ранжирования частоты упоминания категорий «Психиатрическое лечение» оказалось на четвертом месте у американских респондентов (для сравнения -у русских респондентов оно только на 23-м месте). Значительно чаще, чем в русском корпусе текстов, в американском корпусе распространены темы «Прием антидепрессантов», «Многолетняя депрессия», «Терапевтическая резистентность», «Нежелательные побочные эффекты от антидепрессантов». В принципе любые де-задаптивные эмоциональные переживания имеют тенденцию концептуализироваться как болезнь, когда психиатрический дискурс главенствует над всеми другими способами понимать дезадапта-
цию. В американском корпусе появляется категория, отсутствующая в русском - «Коморбидные расстройства». В нее включены темы: «Тревожное расстройство», «Обсессивно-компульсивное расстройство», «Социофобия», «Клаустрофобия», «Панические атаки». Не с господством ли биомедицинской модели связана и значимо более часто встречающаяся в американском корпусе тема «Чувство беспомощности» (пример высказывания: «Если причина моей депрессии - дефицит серотонина, то что, собственно, я могу поделать с ней, раз не сработала пилюля?» - указывает одновременно и на большую осведомленость о природе болезни).
Логично вытекает из сказанного и интерпретация того, почему в американских текстах звучит тема «Проблемы на работе из-за депрессии», а в русских «Плохая работа». В первом случае каузирует проблема депрессии, во втором - плохой является сама работа. При этом тема «Отсутствие работы» статистически значимо чаще встречается в американском корпусе, что может быть связано со многими культурными и историческими факторами, от «культурной травмы» времен Великой депрессии в США до того, что в русской среде профессиональная эффективность может не играть роль значимой ценности. К примеру, для мужчин может быть важнее финансовое благополучие, а для женщин - счастливая личная жизнь. И категория «Романтические отношения и брак», и категория «Материальное положение» чаще упоминаются в русских текстах, чем в американских.
Наиболее популярные ожидания русских испытуемых от форумов психологической поддержки на индивидуальной основе: «Совет», «Разобраться в себе», «Разобраться в ситуации», наиболее популярные ожидания американских испытуемых от форумов групповой помощи: «Совет» и «Выговориться/поговорить». Мы сопоставили темы, упоминаемые русскими респондентами, запрашивающими совет, и темы тех авторов, которые запрашивают понимание ситуации и/или себя. Мы обнаружили разительное отличие, связанное с частотой встречаемости категории «Самосознание». Указание на собственные качества встретилось в 70% текстах людей, запрашивающих понимание, и всего в 37,5% текстах людей, запрашивающих совет. По-видимому, люди, запрашивающие понимание, более рефлексивно относятся к себе. Интересно, что в американской выборке среди желающих получить совет о своих личных качествах упомянуло 50%. По-видимому, это свидетельствует о несколько большем внимании американцев к собственной идентичности, так как в индивидуалистическом обществе вопрос самоопределения может стоять более остро.
Там, где различия в употреблении категорий являются одновременно количественными и качественными, можно говорить не про-
сто о несовпадении социальных и культурных шаблонов русской и американской языковой среды, но и о том, где конкретно проходят линии разделения. Так, например, если аддикция (особенно алкогольная) ожидаема от русского респондента, то факт повышенной значимости для русских испытуемых мотивационных проблем, а для американских - тревоги по поводу будущего оказывается интересным в свете традиционных культурных стереотипов.
Кроме того, приведенные различия явно говорят о том, что простое перенесение западных терапевтических техник в российскую среду не всегда и не во всем правомерно: требуются дополнительные исследования и адаптация методик к реальной культурной ситуации, учитывая ее постоянные динамические изменения. Тем не менее во многих психотерапевтических школах, ориентированных в том числе на работу с депрессивными состояниями, считается наивысшим достижением обучение за границей и привнесение иностранных методик в русскоязычную среду без малейших изменений, что иногда приводит к забавным казусам, а иногда и к настоящим трагедиям.
Примечания
i
Анцупов А.Я., Кандыбович СЛ., Крук В.М., Тимченко Г.Н., Харитонов А.Н. Проблемы психологического исследования. Указатель 1050 докторских диссертаций. 1935-2007 гг. М.: Студия «Этника», 2007.
Хирш М. Отыгрывание на телесном уровне - функция тела в обществе и психотерапии // Журнал практической психологии и психоанализа. 2014. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail. php?ID=3634 (дата обращения: 27.04.2015).
Варга А. Выживальщики // Интернет-издание «Сноб» [12.01.2015] [Электронный ресурс]. URL: http://snob.ru/proflle/9682/blog/86305 (дата обращения: 27.04.2015).
Jurcik T., Chentsova-Dutton Yu, Solopieieva-Jurcikova I., Ryder A.G. Russians in treatment: the evidence base supporting cultural adaptations (Journal of Clinical Psychology. 2013. Vol. 69 (7)) // Wiley Online Library [Электронный ресурс]. URL: http://onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1002/jclp.21971/abstract (дата обращения: 27.04.2015).
Pescosolido B.A., Martin J.K., LongJ.S, Medina T.R., Phelan J.C., Link B.G. "A disease like any other"? A decade of change in public reactions to schizophrenia, depression, and alcohol dependence (American Journal of Psychiatry. 2010. Vol. 167 (11)) // U.S. National Library of Medicine [Электронный ресурс]. URL: http://www. ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/20843872 (дата обращения: 27.04.2015).
3
4
5
