ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2010. № 1
ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС: ВЫЗОВЫ И ШАНСЫ ДЛЯ РОССИИ
КРИЗИС В ЗЕРКАЛЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ*
Материалы круглого стола, состоявшегося 22 апреля 2009 г. на факультете политологии МГУ имени М.В. Ломоносова
Н.А. Гульбинский
ВСТАЕТ ЛИ РОССИЯ С КОЛЕН?
Возможно, я вынужден буду огорчить тех, кто связывает с нашей политической элитой чересчур оптимистические ожидания. И вот почему. На протяжении последних лет мы постоянно слышали от видных политиков из "партии власти" и мелькающих в СМИ околокремлевских пропагандистов заявления о том, что "Россия встает с колен", "становится одной из ведущих экономик мира", "жмет на газ" и все в том же роде.
Однако с наступлением кризиса "вдруг" выяснилась удивительная вещь: оказывается, при цене нефти марки Urals ниже 70 долл. за баррель бюджет Российской Федерации становится дефицитным и для того, чтобы выполнить бюджетные обязательства, приходится залезать в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Причем сами эти обязательства просто нищенские: ни в одной развитой стране нет пенсии в размере 200 долл. в месяц. Равно как и невозможно представить ситуацию, когда больным, которых при современном уровне развития медицины можно вылечить, было бы отказано в лечении по причине отсутствия квот и им вместо операции аортокоронарного шунтирования предлагали бы пить аспирин.
При этом в текущем году расходы на социальные нужды даже несколько увеличиваются. Вероятно, власть опасается, что резкий обвал уровня жизни на фоне непрерывно возраставших в предыдущие годы ожиданий может вызвать социальный взрыв. Но уже в 2010 г., как сказал вице-премьер и министр финансов Алексей Кудрин, расходы придется сокращать. И если мировая конъюнктура сырьевых товаров резко не изменится в лучшую для России сторону, то резервы будут очень быстро проедены и нам придется занимать в долг на внешних рынках под очень высокие проценты.
То есть получается, что Россия — это "несостоятельное государство", оно, грубо говоря, не может себя "прокормить" без сверхвысоких цен на нефть, газ, металлы и другие продукты российского экспорта.
* Окончание, начало см.: Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2009. № 6.
О том, что России следовало бы диверсифицировать свою экономику, "слезть с нефтяной иглы", развивать базовые отрасли, внедряя в них высокие технологии и т.п., говорилось с первых дней президентства В.В. Путина и даже несколько раньше. Однако с тех пор доля России на мировом рынке наукоемкой продукции гражданского назначения не только не увеличилась, а уменьшилась и сегодня не превышает долей процента. Все попытки создать некие институты и механизмы развития в лице Инвестиционного фонда, Банка развития, государственных корпораций, крупных холдингов, особых экономических зон и т.п. серьезных результатов не дали. Мы не видим никаких прорывов ни в гражданском авиастроении, ни в создании истребителя пятого поколения, ни в судостроении, ни в автопроме, ни в нефтепереработке, ни в других базовых отраслях промышленности. А без этих отраслей сами по себе нанотехнологии, о которых говорил Чубайс, выступая в Государственной Думе на "правительственном часе", даже если они будут созданы, по большому счету останутся невостребованными. Не принимать же всерьез разговоры про "наноноски", которые не пахнут из-за присутствия в них "наночастиц". Уж лучше их чаще стирать, чем весь этот огород городить!
Еще меньше шансов, что мы сможем создать востребованную на мировых рынках наукоемкую продукцию в условиях кризиса. Эти высокотехнологичные рынки давно поделены, и пробиться на них можно только при наличии огромной политической воли: вспомним историю бразильского самолета "Эмбраер", пробивавшегося на мировые рынки вопреки сопротивлению Канады (где имеется его конкурент в деле производства региональных самолетов — компания "Бомбардье") и в нарушение правил ВТО.
Да что говорить о высоких технологиях, если даже самые простые задачи оказываются для нашей элиты нерешаемыми. Рассмотрим два примера, о которых я писал в своей последней книге "Девять врат в царство политики". Было личное поручение Президента Путина правительству построить 15 высокотехнологичных медицинских центров, где больных будут оперировать по самым новейшим методикам. Были выделены на это громадные бюджетные средства. И что же? За все время введен только один центр, два сгнили на корню из-за грибка, а остальные никак не достроят, поскольку была выбрана самая нерациональная и затратная технология — сборка из модулей, которые надо было закупать в Германии и везти через всю страну. На одном из заседаний одного из комитетов Государственной Думы, где я присутствовал, даже вполне лояльные власти депутаты от "Единой России" называли эту затею "панамой" и "аферой века".
Мы, кстати, за восемь последних лет так и не построили детский онкологический центр, но зато нет такого "райского уголка" на планете, где бы ни красовались дворцы российских миллиардеров. Все правильно: детям нашей элиты этот центр не понадобится: случись что, они
будут лечиться в Германии или Швейцарии. Вообще же наша элита живет как будто "на планете другой" и смутно представляет себе положение дел в стране. Отсюда и высказывания в духе В.Ю. Суркова о том, что "демократия победила бедность". Более того, создала сверхбогатство. "For the happy few", к сожалению...
Другой пример — дороги. Если не ошибаюсь, в 2005 г. В.В. Путин на встрече с депутатами "Единой России" сказал: чем больше мы выделяем денег на строительство дорог, тем больше воруют. С тех пор финансирование дорожного строительства возросло в пять раз, а протяженность ежегодно вводимых дорог уменьшилась. Даже в 90-е гг., когда нефть стоила 12 долл. за баррель, когда бюджет был нищим, мы строили ежегодно по протяженности в три раза больше дорог, чем сегодня. К тому же у нас самая высокая цена строительства дорог в Европе. У нас один километр "третьего кольца" стоит больше, чем один километр Большого ад-ронного коллайдера, напичканного электроникой, нанотехнологиями и еще бог знает чем. Вся система финансирования дорожного хозяйства построена таким образом, что бюджетные средства поступают в октябре — ноябре, когда их можно только "освоить", но не использовать с толком.
Инфраструктура все последние годы деградирует, а ведь это важнейший фактор конкурентоспособности страны в целом. У нас в конце 90-х гг. было примерно 1320 региональных аэропортов, а сейчас около 300. Мы становимся подобием островного государства вроде Индонезии, у нас распадается единое экономическое и, что еще важнее, культурное пространство: ребенок из средней семьи в Магадане никогда не сможет посетить Эрмитаж. И при этом в бюджете 2009 г. предусматривается сокращение ассигнований на инфраструктуру. А это значит сокращение высококвалифицированных рабочих мест и рост безработицы. Некоторые думали, что армию безработных пополнят "инвестиционные банкиры", которые занимались спекуляциями с ценными бумагами и провалились, а оказывается, что это будут рабочие строительных организаций.
Наша элита удивительно неамбициозна в плане общественного служения. Но зато в плане личного обогащения она уже реализовала самые немыслимые амбиции. Теперь некоторые ее представители на полном серьезе надеются, что с помощью новейших достижений науки они смогут прожить 150 лет, предварительно возвратив себе молодость. Иначе ведь можно и не успеть потратить нажитые миллиарды!
И все это заставляет задать вопрос: а имеют ли эти люди право именовать себя элитой? Наверное, все-таки элитой следует называть тех, кто ощущает свою ответственность за судьбу страны, кто способен ставить и решать стратегические задачи, отвечать на вызовы времени, кто может больше отдавать, чем брать. А у нас только берут, и как берут!
Вот есть такой Фонд содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства. Лично по инициативе Президента Путина этот
фонд получил 250 млрд руб. бюджетных денег для проведения капитального ремонта жилого фонда и переселения граждан из аварийного жилья (это когда трубы текут и перекрытия падают на голову). И вот глава этого фонда некий г-н Цыцин выписывает себе бонус в размере 500 тыс. долл. за свой непосильный труд — это средняя зарплата по России за 100 лет. Вот такая забота о народе! Мне вспоминается эпизод времен правления Николая I, когда некий г-н Политковский, руководивший фондом, который должен был помогать инвалидам, тоже сам себе выписывал огромные бонусы, вел роскошную жизнь. И вся тогдашняя элита знала, что он живет не по средствам, но никто не возмутился. Николай I посадил этого г-на Политковского в крепость, где тот и умер, а всех членов правления этого фонда отдал под суд.
А нам сегодня говорят: все правильно! В других госкорпорациях еще больше получают! Оказывается, с того момента, когда бюджетные средства поступили в госкорпорацию, они по закону перестают быть государственными и руководство корпорации может ими распоряжаться по своему усмотрению. Таков закон. Как говорил В.И. Ленин, по форме правильно, а по существу — издевательство.
В канун Нового года наша элита, сократив, поелику это возможно, расходы в принадлежащем ей бизнесе, уволив "лишних" сотрудников "по собственному желанию", дружно поехала "отрываться" в Курше-вель. И опять эти разговоры, что никто не умеет так гулять и веселиться в обществе молодых и красивых девушек, как "новые русские". На зависть планете всей!
Такое впечатление, что некоторые представители этой элиты вообще не любят нашу страну, ее народ: они губят недра, вырубают леса, сбивают своими лимузинами людей, убивают из автоматов диких животных... Они напоминают английских рыцарей на территории Франции времен Столетней войны. Только здесь эта территория — их страна, на которую они смотрят, говоря словами Ходорковского, как на "территорию свободной охоты".
Некоторые деятели, главным образом из финансового блока правительства, являются, скорее, не собственно российскими политиками, а частью международной финансовой олигархии и для них интересы сохранения мировой финансовой "архитектуры" в ее нынешнем виде важнее, чем собственно интересы России. Это такие "левые коммунисты" наоборот. Те в период заключения Брестского мира говорили: пусть погибнет Россия, но зато восторжествует мировая революция! И эти между собой, наверное, говорят: надо спасать мировую финансовую систему, а уж с Россией — как получится.
Сегодня единственная надежда этой элиты состоит в том, что финансовый кризис на Западе будет как-то преодолен, что "вечный двигатель", основанный на опережающем по сравнению с ВВП ростом ценных бумаг, заработает вновь, что цены на нефть пойдут вверх, что опять появятся дешевые кредиты на внешних рынках, что вновь воз-
растет капитализация российских компаний — и тогда все вернется на круги своя, и они будут здесь жить долго и счастливо. А если этого не случится, то дворцы на Лазурном берегу, во Флориде, в Лондоне, на Сардинии и в других местах ждут своих новых хозяев. И конечно, надежды на преодоление кризиса и выход на траекторию устойчивого развития при таком качестве элиты абсолютно иллюзорны. Но, как говорил тов. Сталин, "других писателей у меня для вас нет". И другой элиты тоже нет. И не предвидится. Ибо и про нынешнюю правящую элиту, и про оппозиционную "Другую Россию" можно сказать словами того же И.В. Сталина: "Они обе хуже".
С.В. Нестерова
ОТНОШЕНИЕ РОССИЯН К КРИЗИСУ
Было уже много сказано о том, как чувствует себя власть и элита на данном этапе, хотелось бы обратить внимание на еще один аспект — посмотреть на отношение к данной проблеме населения.
Уже звучала точка зрения Т.А. Штукиной, что, несмотря на наличие кризиса, рейтинг основных политических игроков практически не изменился. Так, например, по исследованиям ФОМа, рейтинг Президента Медведева держится на протяжении второй половины 2008 — середины 2009 г. на уровне 50—54%, премьер-министра Путина — на уровне 68—70%, и даже рейтинг "Единой России" остается на протяжении всего периода в районе 50%1.
Более того, жители регионов России, несмотря на закрытие ряда предприятий и потерю работы, не воспринимают кризис, как катастрофу. Возможно, причиной является достаточно низкий уровень жизни населения (которое в принципе ничего не потеряло, так как особенно ничего не имело), а также некоторая адаптивность населения, его способность переключаться на другие формы занятости. Так, например, на фокус-группах в одном из регионов Поволжья респонденты отмечали: "Не будет работы, будем сажать картошку, как-нибудь выживем".
Однако кризис все же затронул массовое сознание, что проявилось в большей степени в оценках московских респондентов.
На протяжении двух лет на кафедре политической психологии проводится исследование, посвященное восприятию образа России, где в качестве одного из инструментов использовался проективный тест. Респондентам предлагали нарисовать, как они воспринимают Россию2. В ходе исследования выявилась некоторая разница в образах России, полученных в начале 2008 г. и в октябре—ноябре 2008 г.
1 Цит. по интернет-источнику, fom.ru
2 Методология исследования носит качественный характер, она основана на проективном тесте, который проходит во многих регионах, опрашиваются люди разного возраста, образования и социального статуса. К данному моменту уже собрано 182 теста.
Одна из общих тенденций, встречающихся в рисунках, — изображение России в качестве дома (рис. 1).
Рис. 1. "Россия — это мой дом" Во время кризиса также изображают дома, но несколько другие.
Рис. 2
Как видим, дом (рис. 2) несколько покосился, при этом сам респондент отмечает: "Россия — это мой дом, в котором я живу. Но кризис раскачал мой дом, и не видно путей ремонта в будущем ".
В докризисное время значительное количество изображений содержало образы развития России, ее "движения вперед, к лучшему". Например, Россия представлялась этакой "ракетой, летящей вперед и ввысь" (рис. 3).
В кризисное время появились рисунки, демонстрирующие образы разрушения страны, например ".люди, разрушающие Россию" (рис. 4).
Из приведенного эмпирического материала видно, что кризис, безусловно, оказал влияние на оценки респондентов, но его значимость оказалась меньше в сравнении с другим событием последнего времени — войной в Южной Осетии в августе 2008 г. Усилились чувства не-
Рис. 3
Рис. 4
безопасности, ощущения, что "Россия оказалась одна", "в состоянии войны", "на нее нападают или собираются напасть".
На рис. 5 респондент изобразил "желание других государств ослабить и уничтожить Россию".
В такой момент респонденты ждут от страны сильной и агрессивной позиции, способности отстоять свои собственные интересы, примером может служить рис. 6.
Эта же тенденция продолжает оставаться актуальной и в настоящее время. По данным фокус-групп, проводимых в разных регионах России
Рис. 6
в мае 2009 г., на вопрос: "Кто является друзьями России на сегодняшний день?" — подавляющее большинство респондентов отвечает, что "друзей у России нет". В данный момент времени от власти и ее лидеров требуется сила и активность в отстаивании интересов России на международной арене.
А.Л. Зверев
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА КРИЗИСНОГО
ОПТИМИЗМА
С психологической точки зрения любой кризис можно оценивать с полярных позиций. С одной стороны, он ведет к утрате традиционного
для сознания личности восприятия собственных рамок жизнедеятельности, выражающегося для большинства граждан в ощущении стабильности в происходящих вокруг них событиях. Высокий уровень доверия политике президентов В.В. Путина и Д.А. Медведева в докризисный период во многом обеспечивался тем, что россияне ощущали стабильность своего существования: у многих росли доходы, некоторым удалось создать собственный бизнес, за счет проведения социально ориентированного политического курса удалось осуществить ряд мероприятий по поддержке малоимущих слоев населения. Все это большинству граждан страны внушало надежду на то, что предсказуемость их жизни сегодня гарантирует им определенность существования в будущем.
Вместе с тем во время кризиса происходит расширение рамок восприятия окружающего мира гражданами, что может приводить к разрушению представлений, лежащих в основе самоидентификации личности: о собственном целостном, устойчивом "я" (утрата самотождественности, начинающаяся нередко с исчезновения "признания" со стороны "значимого" окружения), о непрерывности своего существования во времени и пространстве ввиду исчезновения четких представлений о том и о другом (сужение пространства и времени), а также к разрушению системы личностной мотивации (потеря смысла жизни).
В условиях углубления кризиса происходит разрушение устойчивой модели "картины мира", сформированной до этого в социуме, что ведет к расшатыванию всей системы представлений у значительной части общества. Прежние ценности и нормы теряют свою значимость, а общепринятые цели лишаются смысла.
Как показывают данные ВЦИОМ, в апреле по сравнению с мартом 2009 г. россияне стали более позитивно оценивать общую ситуацию в стране. Так, доля тех, кто заявлял, что "все плохо", снизилась на 10% — с 51% в марте до 41% в апреле. 9% считают, что "все ужасно". Напротив, наши сограждане стали чаще сообщать, что "все нормально" (29% в марте против 39% в апреле). Наконец, по мнению 6% россиян, в стране все хорошо или даже отлично (в марте — 2%). Жители малых городов и сел чаще других считают ситуацию в стране нормальной (43— 45%), а респонденты, проживающие в обеих столицах и других крупных городах, напротив, склонны давать пессимистичные оценки (57 и 62% соответственно). Обеспеченные респонденты чаще других полагают, что в стране все нормально (62%) или даже хорошо, отлично (11%). Те, кто низко оценивает свое материальное положение, в большинстве своем считают ситуацию в стране плохой или ужасной (74%)3.
Как видно, доля политико-социального оптимизма растет, и люди верят, что кризис будет преодолен в недалеком будущем. Правда, такой оптимизм характерен для наиболее устойчивых социальных групп, зани-
3 ВЦИОМ. Пресс-выпуск № 1212. 29.04.2009 (http://wciom.ru/novosti/press-vypus-ki/press-vypusk/smgle/11802.Ыт!).
мающих твердые позиции в социуме, чего не скажешь о социальных группах, испытывающих затруднения в кризисный период. Что касается большего оптимизма жителей малых городов и сел по сравнению с жителями мегаполисов, то тут, вероятно, дело в том, что кризис больше коснулся жителей крупных городов, у которых уменьшились возможности широкой социальной мобильности, а у тех, кто живет в малых городах и селах, условия жизни, по-видимому, пока мало чем отличаются от докризисного периода. Отрадно, что социальная неудовлетворенность собственным положением в кризисный период выражается в пассивной форме, и только 10% опрошенных готовы активно выражать свою социальную неудовлетворенность путем сопротивления и протеста против кризиса4.
И хотя отдельные акции протеста, в том числе политического характера5, вполне могут быть, переживаемый экономический кризис вряд ли массово выведет людей на улицу, пока государство будет соблюдать контрактные обязательства перед обществом, патронируя наиболее незащищенные слои общества, тем самым способствуя воспроизводству политико-культурного типа действия политических коммуникаций, выраженных в патерналистской поддержке властью общества. Если же данные контрактные обязательства государства будут нарушены, то вполне возможны актуализации различного рода идентичностей с возможной манифестацией отдельными социальными группами российского общества своей самодостаточности.
А.В. Селезнева
ЦЕННОСТНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ КРИЗИСА
Кризис, который переживает сегодня Россия, — явление не новое. Можно констатировать, что на протяжении последних 20 лет это уже третий виток крупномасштабных проблем. Применительно к сфере массового политического сознания, особенно в контексте вопроса о политических ценностях россиян, события 1990-х гг. стали наиболее сильным потрясением. Процессы политической и социокультурной трансформации, в рамках которых произошло изменение вектора развития политической системы, экономического курса и внешнеполитических ориентиров страны, повлекли за собой существенное переосмысление россиянами социально-политической реальности. Старшим и средним поколениям пришлось учиться жить в новых политических и экономических условиях, приспосабливая к ним свои представления, выработанные еще в рамках советской эпохи, а молодым — формировать
4 Там же.
5 Как, например, акции массового протеста в Приморском крае против повышения пошлины на подержанные иномарки, превратившиеся в акции массового неповиновения с выдвижением политических лозунгов по отставке Правительства РФ.
свое политическое мировоззрение на основе новых ценностных ориентиров. Поэтому ученые фиксировали различия в системах политических представлений у разных поколений российских граждан.
Политические представления разных поколений россиян, обладая общими и особенными чертами, составляют верхний относительно изменчивый слой сознания личности. Центральное, меньше поддающееся изменениям ядро политического сознания составляют политические ценности, формирующиеся в процессе политической социализации и определяющие в конечном счете отношение респондентов к власти и политике.
В нашем понимании ценность — это субъективное переживание неудовлетворенной потребности. В достаточно стабильной ситуации иерархия ценностей определена более или менее однозначно, следовательно, политический мир познается через устоявшиеся сечения. В переходном российском обществе в условиях социокультурного кризиса происходит радикальная ломка ценностной иерархии. Изменение ценностной иерархии — это сложный взаимообусловленный процесс отмирания старых и укрепления новых ценностей.
Политические ценности носят стереотипизированный характер и, как правило, более устойчивы к воздействиям изменений политического контекста жизни. Они не поддаются прямой вербализации и могут быть косвенным образом выявлены специальными методиками политико-психологического анализа.
В 2005—2008 гг. на кафедре политической психологии было проведено исследование систем политических представлений и ценностей четырех поколенческих общностей российских граждан с использованием методов количественного (анкетирование) и качественного (глубинные интервью, методика Р. Инглхарта, метод фиксированных ассоциаций) анализа. В результате были зафиксированы определенные различия в представлениях о власти и ее институтах, политике и политиках, политической системе и государстве у всех поколений, обусловленные спецификой условий протекания процессов их политической социализации и ресоциализации. Тем не менее полученные в ходе исследования результаты позволили нам сделать вывод о том, что наиболее актуализированными в сознании всех поколений россиян сегодня являются матриалистические (в терминологии Р. Инглхарта) ценности, или "ценности безопасности".
В результате вербализации данные ценности выражаются в таких понятиях, как "мир", "порядок", "законность", "суверенитет", "патриотизм", "свобода", "справедливость", что, по сути, не является ни чем-то необычным, ни характерно-российским. Это тот набор ценностей, который определяет приоритеты любого демократического государства. Специфической в данном случае является интерпретация россиянами данных понятий, обусловленная особенностями жизни людей в последние 15—20 лет.
Фиксируемые нами в результате проведенного исследования запросы на мир, порядок, законность являются реакцией на конкретные условия жизни граждан в период трансформации — хаотичность общественных процессов, неустойчивость экономики, коррумпированность бюрократического аппарата.
В сознании россиян, относящихся к различным поколенческим общностям, преобладающей ценностью является построение в России сильного дееспособного государства социальной справедливости.
Кризисные явления сегодняшнего момента еще не оказали существенного влияния на изменение иерархии политических ценностей российских граждан, поскольку для этого необходимы более глубокие, масштабные и длительные потрясения. Россияне еще так и не оправились от развала и хаоса 1990-х гг., что подтверждается фиксируемыми нами потребностями в безопасности и порядке.
Тем не менее для получения дополнительных эмпирических данных, подтверждающих высказанную позицию, в апреле 2009 г. был проведен небольшой пилотный замер систем политических ценностей трех поколений россиян трудоспособного возраста, которые в первую очередь испытывают на себе влияние финансового кризиса. Результаты исследования показали, что подавляющее большинство респондентов независимо от поколенческой принадлежности выбирают среди ценностных индикаторов в первую очередь те, которые связаны с экономической безопасностью, — "достижение высокого уровня экономического развития", "стабильная экономика", "борьба с ростом цен". В целомже политические ценности вербализуются в триаду "мир — безопасность — порядок", что не расходится с полученными ранее данными.
Таким образом, анализируя результаты, можно сделать вывод, что "ценности безопасности" являются сейчас наиболее актуализированными в сознании россиян. При этом в структуре данного кластера наметилось перераспределение позиций в пользу экономической безопасности, обусловленной кризисными явлениями в социально-экономической сфере.
В.В. Титов
"ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС" В ПОЛИТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ РОССИЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ: МИФОЛОГИЗАЦИЯ И ШАНС НА РЕФЛЕКСИЮ
На мой взгляд, для молодежи последствия кризиса неоднозначны. С одной стороны, кризис влечет за собой общеизвестный спектр негатива: нередко лишает возможности заработка, обучения в вузах, формирует чувство нестабильности и социальную апатию. Но вместе с тем текущий социально-экономический кризис для молодого поколения — это стимул к социальной, ценностной и политической рефлексии. У мо-
лодых россиян появляется редкий шанс выйти за психологические пределы "счастливых нулевых", увидеть альтернативную сторону путин-ско-медведевской политии, по крайней мере ее социально-экономического базиса.
По существу, в российском социуме в целом и в молодежной среде в частности идет своеобразная политическая мифологизация кризиса. Первый ее признак — гипертрофированный образ самого кризиса (его "демонизация") в сочетании с пролонгированным ожиданием (происходящие негативные социально-экономические тенденции воспринимаются, скорее, как предвестники кризиса, а не кризис как таковой). Вторая особенность восприятия кризиса российской молодежью через призму политической мифологии — "международный" и "глобальный" характер кризиса. При этом (как представляется в результате целенаправленной деятельности отечественных СМИ), полностью игнорируется собственно российская специфика происходящих процессов. В такой ситуации образ России времен кризиса все более стремится к образу страны — невинной "жертвы" глобальной конъюнктуры.
Третий признак выражен слабее, чем два указанных выше, но не менее важен для понимания политико-психологического контекста восприятия происходящих социально-экономических процессов. Это — своеобразная "персонификация" кризиса, вызревающий социальный консенсус по поводу "виновных" (Запад, США, американская ипотека и т.п.).
Четвертый признак, пока не проявивший себя в полной мере, можно охарактеризовать как "сравнительное благополучие". Его содержание определяется простым стереотипом: у нас лучше, чем "у них". Россия — страна, "наименее пострадавшая" от последствий кризиса.
С другой стороны, экономический кризис идентифицируется частью молодого поколения как яркое свидетельство глубоких внутренних проблем в стране, несовершенства российской политии в его нынешнем социально-историческом формате. Этот сегмент общества — потенциальный протестный массив. Но в целом пока можно говорить исключительно о "тихом протесте" некоторой части молодежи, ее ментальной неготовности разделить с властью политическую ответственность за действующую социальную модель.
Очевидно, что два указанных тренда — порожденный официальной риторикой и СМИ мифологический ("экстравертный" поиск внешних факторов) и рефлексивный ("интровертный" поиск внутренних дефектов) — определяют восприятие социально-экономического кризиса российской молодежью. На данный момент первый, мифологический тренд не является массовым. Но он, безусловно, преобладает над вторым. Мифологический контекст выступает достаточно удобной (и для молодежи и для власти) объяснительной схемой, позволяющей "делегировать" ответственность за происходящие негативные изменения на глобальный уровень, возложив ее на внешние "независимые
переменные" (цена на нефть, американская ипотека и т.п.). И через них на коллективный Запад как источник нестабильности для России.
И.Э. Стрелец
ЛИЧНОСТЬ ПРЕЗИДЕНТА Д.А. МЕДВЕДЕВА В УСЛОВИЯХ МИРОВОГО КРИЗИСА
Победив на выборах и вступив в должность весной 2008 г., Д.А. Медведев стал первым в истории России главой государства, который получил конституционные полномочия в установленный законом срок и по классическому сценарию — от действующего руководителя к избранному. Беспрецедентным оказался и сложившийся изначально властный тандем нового президента и сильного премьер-министра.
Тогда политологи и политические психологи пытались предсказать, как произойдет разграничение сфер влияния между двумя лидерами, какой будет стилистика правления избранного главы государства, с какими трудностями предстоит ему столкнуться. Аналитики опирались на психологические характеристики Медведева, проявленные в период его сотрудничества с Путиным в мэрии Санкт-Петербурга и Администрации Президента РФ. Среди основных личностных черт особо выделяли его реализм прагматика, навыки систематизатора и исполнителя, уважение к иерархической структуре, умение понимать суждения и доносить их до других без искажений, стремление учитывать мнение экспертов.
Никто тогда не предполагал, что события одного года позволят Дмитрию Медведеву доказать всем, что приписываемая ему роль "технического" президента, "зиц-председателя" или "местоблюстителя" не соответствует ни его политическим амбициям, ни индивидуальному стилю, ни темпераменту.
Очевидно, Медведев не готовился быть президентом кавказской войны и мирового экономического кризиса. Ключевыми направлениями его предвыборной программы значились "четыре И": институты, инновации, инвестиции, инфраструктура. Большинство идей, рассчитанных на политическую стабильность и экономический рост, пришлось отложить на неопределенное будущее и сосредоточиться на решении оперативных задач.
Среди главных достижений первого президентского года специалисты называют жесткое отстаивание российской позиции во время грузинской агрессии в Осетии. В отличие от предшественников Д.А. Медведев не исчез из поля зрения на неопределенное время, чтобы взвесить все "за" и "против", а среагировал моментально и гласно. Как Верховный главнокомандующий он принял волевое решение применить силу, а затем признал независимость Абхазии и Южной Осетии и разработал мирный "план Медведева—Саркози", несмотря на мощное медийное противодействие и давление из-за рубежа.
7 ВМУ, политические науки, № 1
97
Твердость и последовательность Президента России, умелое сочетание жесткой риторики с дипломатической гибкостью способствовали негласному принятию Западом нового геополитического расклада на Кавказе. Та же стратегия была успешно использована им в ходе газового конфликта с Украиной, в результате которого наша страна смогла наконец перейти в расчетах за газ на мировые цены.
Дмитрий Медведев первым из высокопоставленных чиновников признал, что Россия вступила в глобальный экономический кризис, поместив соответствующий пост в своем блоге. Он положил начало интернет-обращениям к согражданам и регулярным встречам с журналистами, в том числе из оппозиционных изданий. Президент уловил острую потребность людей в кризисный период постоянно видеть и слышать власть, которая выступает не как безликий инициатор всевозможных реформ, а как опытный психотерапевт, упреждающий истерию и панические настроения.
При всей широте оценочной палитры российские и западные аналитики сегодня единодушны в том, что в условиях внешнеполитических вызовов и мирового кризиса политическая капитализация Дмитрия Медведева неуклонно росла, однако не за счет Владимира Путина, что позволило сохранить их тандем. Для страны их дуумвират стал политической "подушкой безопасности", подобной финансовой, что позволило России встретить глобальный кризис в более выигрышном положении, чем большинству развитых стран. И в этом, безусловно, велика заслуга как В.В. Путина, чьей удачной креатурой оказался избранный президент, так и Д.А. Медведева, который органично вошел в новую для себя роль. Он продолжает ее исполнять, проявляя деликатность, целеустремленность и самодостаточность, утверждаясь в глазах российского общества и зарубежного истеблишмента в качестве реального президента.
И.И. Рогозарь-Колпакова
ВЗАИМОВЛИЯНИЕ ЛИЧНОСТНЫХ И ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ МИНИСТРОВ В ПЕРИОД КРИЗИСА
Главный вопрос, обращенный к российским властям сегодня: "Как выйти из кризиса?" Политические психологи в свою очередь хотят знать, какую цену политики, в данном случае министры, заплатят за этот "выход" и насколько их убеждения и вся система ценностей позволят им справиться с таким уровнем моральной, физической и психологической нагрузки. Собственно говоря, от того, как министр воспринимает мир и политику, как оценивает себя и какие образцы поведения избирает, будет зависеть успех его деятельности — выполнение государственных задач, в том числе и антикризисных. "Поэтому первопричины политических решений и действий, кроме обстоятельств объективного порядка, надо искать еще и в закономерностях психоло-
гии политического деятеля, в изменениях его психических состояний и свойств из-за нарушений либо внутренней, либо внешней среды"6, каковыми и является кризис.
Уникальность роли современного министра заключается в том, что он, являясь политически и юридически самостоятельным и ответственным должностным лицом, не только выбирает направление деятельности министерства, но и на правах решающего голоса участвует в разработке и исполнении постановлений и решений правительства (ст. 26 Закона о правительстве). И эти две грани одной роли требуют от исполнителя различных психологических качеств, на которые кризис оказывает дополнительное влияние.
Исследование, проведенное Гибсоном7, показало, что чем выше уровень самооценки политика, тем меньше он зависит от требований роли и от ожидания других и тем больше руководствуется своими собственными представлениями в процессе исполнения роли. Правда, не всегда, видимо, политики отдают себе отчет в том, насколько их решения могут оказывать серьезное влияние на жизни миллионов людей. Так, стоило Кудрину объявить на съезде банкиров: "Не расслабляйтесь, грядет вторая волна кризиса", — тут же произошел обвал рынка и изменение долларового эквивалента.
В последнее время рейтинг политиков во всем мире только падает, а в России он либо не меняется, либо меняется, но незначительно. Это можно объяснить тем, что людям импонируют политики, которые стоят у власти, и немаловажным фактором здесь являются личностные качества современных министров, а именно профессионализм, решительность в действиях, открытость и готовность к диалогу с народом, а также достаточно молодой и позитивный "человеческий облик", который отвечает запросам времени. Так, несмотря на проявления нестабильности как в экономической, так и в социальной сфере, исследования, проведенные ВЦИОМ, показывают: уровень доверия Президенту — 71%, недоверия — 17%, Председателю Правительства — соответственно 74 и 15%, правительству — 51 и 28%, тогда как доверие Думе оказывают лишь 29%, а недоверие — 45%8. Очевидно, что представители исполнительной власти пользуются достаточным авторитетом. А авторитет, как известно, зависит как от результатов деятельности, на которые влияют личностные особенности политиков9, так и от тех личностных особенностей, которые на виду у общественности и на основании которых формируется образ политика10.
6 Ракитянский Н.М. Психологическое портретирование в политологической практике: Уч. пособие. М., 2008. С. 8.
7 Gibson J.L. Personality and Elite Political Behavior: The Influence of Self Esteem on Judicial Decision Making // The Journal of Politics. 1981. Vol. 43. N 1. Р. 104-125.
8 http://wciom.ru/issledovanijapolitika/politicheskie-is...; http://wciom.ru/arkhiv/tema-ticheskii-arkhiv/item/sin...; Федоров В. Пакт согласия // Российская газета. 2009. 2 апр.
9 См.: Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб., 2009. С. 513.
10 См.: Шестопал Е.Б. Оценка гражданами личности политических лидеров//Полис. 1997. № 6.
Одной из важных задач политической психологии является анализ состояния сознания, в котором пребывают политики, и того, как кризис, являясь стрессогенной жизненной ситуацией, влияет на их поведение. Стресс, как известно, имеет четыре вида последствий: эмоциональные, когнитивные, физиологические и поведенческие. Изучая проявления последних, можно заметить, что министры в период кризиса ощущают возрастание психологического напряжения, снижение концентрации внимания и некоторое нарушение физиологических процессов, что в конечном итоге сказывается на поведении политиков. С точки зрения "адаптационного синдрома", который формируется в процессе воздействия длительного стресса, министры находятся на стадии "реакции тревоги", в результате чего организм человека оказывается готов к активным действиям. Ответ Виталия Мутко на вопросы журналистов "РГ" подтверждает это наилучшим образом: "Настроение — достаточно спокойное, рабочее, боевое. С кризисом нужно бороться и побеждать!" Стадия "сопротивления", на которой подключаются личностные стратегии преодоления стресса (например, отрицание стрессового характера ситуации) проявляет себя в таких высказываниях, как "кризис — это когда ситуация революционная, когда разрешение этого кризиса приводит к смене режима, к смене власти, когда в магазинах ничего нет. А то, что сейчас, — это не кризис!" С точки зрения психологии это является когнитивным реструктурированием ситуации, которое позволяет думать о трудностях в позитивном ключе.
На основании наблюдения и анализа можно сделать заключение, что психологическое давление, оказываемое на министров в период кризиса, не имеет выраженного характера благодаря тем личностным особенностям, которые в большей мере соответствуют как требованиям роли, так и запросам времени. Также немаловажным фактором является тот факт, что нынешнее поколение министров выросло в период общенационального кризиса, что в какой-то мере "закалило" их психику.
Е.Б. Шестопал
Хочу сказать несколько слов в завершение нашей дискуссии. Во-первых, я не соглашусь с тезисом, что нельзя заниматься кризисом, пока он не завершился, и наш долг состоит в том, чтобы попытаться вместе с властью, вместе с обществом искать способы выхода из этого кризиса. Я согласна с теми, кто считает, что ответственность экспертного сообщества состоит в том, что надо вовремя пытаться помочь выйти из этого состояния. Во-вторых, сегодняшний разговор показал, что мы стали немного лучше понимать, что это за кризис. Прежде всего, кризис имеет миросистемный характер, это кризис отнюдь не только экономический, это кризис всеобщий. Поэтому, конечно, правы те, кто говорит о том, что после кризиса мир не может не измениться.
И еще очень важный тезис: для того чтобы выйти из кризиса, надо изменить то, что у нас происходит в головах, вот почему мы и пригласили политических психологов для участия в разговоре.
Теперь по поводу того, как можно было бы рассматривать нынешний кризис именно в политико-психологическом контексте. Сегодня много говорилось о том, что, реакцией общества на кризис является скорее не протест, не внутренняя мобилизация, а еще более глубокое впадение в апатию. На самом деле это здоровая реакция не очень здорового организма, это показатель отсутствия иммунитета, это очень нехороший признак, на мой взгляд, это гораздо хуже, чем бунт, чем социальный протест, чем какие-то яркие проявления энергетики. Причем апатия, беспомощность нарастают на протяжении всех постсоветских лет. Когда Т.А. Штукина говорила, что происходит резкое падение рейтингов губернаторов, то это, наверное, нормальная реакция общества на новую роль не избираемых, а назначаемых губернаторов. Отсюда можно делать разные выводы. Те выводы, которые делают губернаторы, связаны со страхом за свое место, но я думаю, что соответствующие выводы надо бы сделать и людям в федеральной власти, которые придумывают все новые формы выстраивания политической системы, в которой губернаторы потеряли свой вес. А между прочим, губернатор — это та самая фигура, которая стоит между центром и населением, и если мы ослабляем эту фигуру, то мы тем самым подставляем центральную власть под следующее снижение ее рейтингов и протесты уже не американских, а российских "вилоносцев". Такое вот общество "вилоносцев" у нас давно назрело, и я не удивлюсь, если оно появится в той или иной форме, причем не на региональном, а именно на федеральном уровне. Я бы этого не хотела, мы все заинтересованы в том, чтобы не раскачивать этот политический организм. И вывод, который напрашивается из того, что сегодня говорилось, заключается в том, что власть до сих пор пытается выйти из кризиса, решить проблемы экономики, решить проблемы политики, не вовлекая граждан ни в какой форме. Все федеральные законы, которые были приняты по поводу политических партий, по поводу губернаторов, т.е. выстраивания всей политической машинерии, привели только к одному: гражданам там совсем не осталось места, их не трогают, говоря при этом: пусть они занимаются своими делами и не лезут в политику. Мое глубокое убеждение заключается в том, что если бы не было кризиса, то можно бы было обойтись без политической мобилизации. Кризис заставляет думать о том, в какой форме наиболее эффективно можно было бы включить гражданина и мобилизовать его на выход из этого кризиса. Без населения вы, господа, все равно этого не сделаете. Вот это мое глубокое убеждение, и мне кажется, что сейчас эксперты должны думать о том, как переналаживать эту систему, я не говорю, что ее надо ломать и строить заново, но переналаживать надо. Наверное, одна из главных проблем сейчас заключается в том, что качество нашей политической
управленческой элиты все-таки не позволяет нам рассчитывать на быстрое изменение этой ситуации. А для того чтобы это качество изменилось, есть только один рецепт — новая кровь, я имею в виду свежую кровь политической элиты, поиск нового кадрового резерва, которым в общем-то озаботилась верховная власть, но каких-либо эффективных решений пока не видно.