CC BY
59
КРИТИКА ЗАПАДНОЦЕНТРИСТСКОЙ МОДЕЛИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
Формирование мировоззрения, которое исследователи обозначают как «модернизм», началось с крахом феодализма в Европе и развитием промышленности и постепенно охватило все сферы жизни европейского общества. Заложенные гуманизмом Возрождения представления Нового времени о неограниченном могуществе человеческого разума, о научном познании мира, о господстве человека над природой, привели к неоднозначным последствиям: к освобождению человека от власти чуждых сил, к суверенизации индивида, к уверенности в возможности рационального объяснения и освоения мира, и, вместе с тем, свергнутую метафизику схоластики заменили на другую метафизику, создав иную тоталитарность -рационализм и линейность. «Модернизм», таким образом, стал одновременно и эпохой либерализации, когда развивались понятия индивидуализма, свободы, равенства, и предстал эпохой утверждения косных представлений о развитии человеческого общества и неизбежности техноморфно-го развития.
Именно эти идеи и тенденции Нового времени привели к зарождению новой формы человеческой деятельности - промышленного производства и, соответственно, к становлению новой картины мира.
Возникновение классической парадигмы социальной модернизации, опирающейся на совокупности тождественных норм, регулятивов и идеалов классической науки, было обусловлено объективными причинами: логикой развития техногенной цивилизации, насущными потребностями мировой практики, необходимостью решения прикладных задач.
Факт возвышения Европы с начала Нового времени, высоких темпов ее хозяйственного развития по сравнению с другими цивилизациями исследователи объясняли спецификой приоритетов: характер протестантских ценностей, ориентирующих на накопление материальных предпосылок производства и его постоянное расширение (М. Вебер), характер социально-политических структур, преобладание прежде всего города над деревней (Ф. Бродель), принцип разделения властей и закрепление этого принципа в социальных институтах (Ш. Айзенштадт).
Так или иначе, возвышение Запада и его превращение в гегемона принципиально изменили характер мировых процессов и взаимодействия цивилизаций, возникающих в Новое и Новейшее время. Запад предстал не просто как одна из цивилизаций, наравне с другими, а как особая цивилизация, превосходящая по существенным параметрам все другие общества.
Модерность, в контексте лидирующего положения Запада в планетарном масштабе, стала максимальной точкой выражения всей прогрес-систской культурно-цивилизационной парадигмы. В основе модернистс-
кой картины мира в индустриальную эпоху в ее западноцентристском изображении лежало несколько взаимосвязанных элементов-представлений, или, по определению Э. Тоффлера, «скрытых кодов» - систем правил и принципов, «программирующих поведение миллионов»1.
Можно выделить несколько взаимосвязанных представлений индустриальной эпохи, связанных с образами линейности и упорядоченности, основанных на идеологеме однолинейного развития мира, в которых находят отражение представления о возможности и необходимости полной централизации и тотального контроля:
1. Стандартизация. Проявляется в том, что производятся миллионы абсолютно одинаковых продуктов, на абсолютно идентичных производственно-технических линиях и по одинаковым технологиям, меркам и весам. Но такое стандартное производства продуктов и унифицированные модели потребления подразумевают и стандартных рабочих, стандартных личностей и стандартное поведение. «Вторая волна, - пишет Тоффлер об индустриальной эпохе, - сглаживает различия»2.
2. Специализация. Чем больше Вторая волна, по Тоффлеру, сглаживала противоречия в языке, сферах досуга и стилях жизни, тем более она нуждалась в различиях в сфере труда. Она заменяла крестьянина, «мастера на все руки», узким специалистом и работником, выполняющим одну единственную задачу или операцию, что позволяло экономить время. Однако стремление сделать из человека часть механизма постепенно дегуманизировало трудящегося.
3. Синхронизация. В индустриальную эпоху прежний органический ритм всей жизни и деятельности стал уравниваться ритмом машин и механизмов. Везде «семьи поднимались одновременно, ели в одно и тоже время, ехали на работу, работали, возвращались домой, отправлялись спать, спали и даже занимались любовью более или менее в унисон»3.
4. Концентрация. Этот принцип индустриальной эпохи выражается в концентрации энергии, населения и трудовой деятельности в гигантских урбанизированных центрах. «Преступников сгоняли вместе и концентрировали в тюрьмах, психически больных сгоняли и концентрировали в сумасшедших домах, детей собирали и концентрировали в школе, а рабочих концентрировали на фабриках»4.
5. Максимизация. Принцип, породивший «динозавров» - гигантские заводы, транснациональные корпорации, глобальные проекты, самые высокие небоскребы. Величина и размер казались залогом качества и эффективности по аналогии с производством, где действовал «эффект масштаба» - снижение затрат и цены на продукцию благодаря массовому производству. В стремлении к «масштабу» и максимизации индустриальное общество не смогла остановить даже экологическая опасность.
6. Централизация. Без этого управляющего принципа остальные не смогли бы существовать. Огромные концентрированные ресурсы требуют единоначалия - таково представление индустриального общества об эф-
фективном руководстве и об управлении разным. Различия тем самым элиминировались, усиливая действие принципа стандартизации. Централизация происходила во всех сферах: производстве, политической сфере, банковском бизнесе.
Рассматриваемая идеологема являлась ядром, осью координат мироощущения и представлений во всех сферах жизни модерна: в повседневности, в искусстве, в политике и в управлении. По мнению немецкого философа П. Козловски, сущность модерна, его культура, в своих основополагающих принципах, является техноморфной5. Иными словами, исходит прежде всего из потребностей не самого человека, а порождений разума -техники и производства, подгоняя и видоизменяя естественные потребности и уклад жизни людей под запросы техники и производства.
Исходя из этого управление человеком в обществе строилось на тех же принципах, что и управление механизмами: к эффективности стремились путем жесткой специализации, стандартизации действий каждого человека, централизации управляющих воздействий и тотального контроля над всеми процессами. Таким образом, основополагающие представления модерна опирались на образ упорядоченности, про считанно сти, линейности мира, в том числе и социального.
Парадигма социальной модернизации формировалась под воздействием насущных потребностей мировой практики, преимущественно на уровне прикладных социально-экономических исследований, представляя собой инвариант идеи и парадигмы индустриализма, теоретические предпосылки которой рефлекторно отражали объективную эволюцию техногенной цивилизации.
Основоположники теории модернизации опирались на теоретическое наследие классической социологии позитивизма XIX века, в которой впервые были высказаны идеи о сущности современного общества как производящего, господствовали унитарная теория прогресса, дифференциальная модель развития общества, противопоставление традиционного и современного обществ. Теоретическое наследие О. Конта и Г. Спенсера нашло свое применение и переосмысление в 50-х гг. XX века, эпоху деколонизации и появления независимых государств. Изучению незападных обществ стало уделяться огромное внимание в перспективе их перестроения по западному образцу. Поиск путей и методов технологического, финансового и политического влияния на них стимулировал возникновение теории модернизации.
Принципиальной характеристикой теории модернизации было преобладание понятия об однолинейности развития всех обществ на новом этапе мировой истории, давшее основание очередной идеологеме, диктующей необходимость или даже неизбежность вхождения всех стран в систему капитализма, сложившуюся в странах Западной Европы и США, и, соответственно, их присоединения к «центральной» цивилизации.
Это и составляет, как предполагалось, сущность прогресса как процесса и цели, оправдывающей существование общества. Все прошлые ва-
рианты социального регуляции, достижения и ценности конкретного общества рассматривались только с точки зрения вхождения в созданную Западом современность, в «модерн». Всякого рода местное и историческое разнообразие воспринималось только как специфика начальной фазы неминуемых грядущих преобразований, своеобразные локальные исходные условия, подлежащие стадийной трансформации или устранению.
Таким образом, теория модернизации изначально основывалась на таком ошибочном методологическом допущении, как универсализм. Тип общества модерна был абсолютизирован и выведен за пределы национально -го исторического контекста, а развитие всех стран рассматривалось как однолинейный процесс, имеющий единые стадии и закономерности. В частности, один из крупных исследователей проблемы модернизации Ш. Эйзенштадт определял такое ее осуществление на практике следующим образом: «Исторически модернизация - это процесс изменения в направлении тех типов социальной, экономической и политической систем, которые развились в Западной Европе и Северной Америке с XVII по XIX вв. и затем распространились на другие европейские страны, а в XIX и XX вв. -на южноамериканский, азиатский и африканский континенты»6.
Страны-имитаторы должны были ускоренно «догнать» в своем общественном развитии уже «осовремененные» страны, воссоздав универсальные предпосылки модернизации на национальной почве и воспроизведя однородный эволюционный процесс, основанный на последовательной смене стадий, олицетворявших собой переход от традиционного общества к обществу «высокого массового потребления», как утверждалось, например, в теории У Ростоу7. При этом перестраивалась институциональная структура общества, вместо слабой центральной власти, характерной для традиционного общества, и наличия многочисленных региональных центров ее притяжения, основанных на независимости крупных владельцев земли, формировалась единая система управления обществом, способная реализовать социальную политику.
Современные социальные институты, равно как и система социального управления «западного образца», - продукт естественной поэтапной эволюции социального организма к индустриальному «генотипу», причем, процесс этот предполагался теоретиками модернизации универсальным для всех стран. Подобно классикам социологии, построившим картину мировой эволюции и уверовавшим в ее незыблемость, теоретики догоняющих модернизаций считали, что применение универсальных методов к любому объекту модернизации - предприятию или обществу приведет к прогнозируемому результату.
Опираясь на постулаты классической социологии со свойственными ей дихотомиями, исследователи модернизации выделяли благоприятные и неблагоприятные факторы процесса «осовременивания» в развивающихся странах. Среди благоприятных называлось интенсивное социально-экономическое развитие, а также активное сотрудничество с развитыми госу-
дарствами Западной Европы и США, под чьим прямым влиянием, собственно, и должны осуществляться подобные обязательные преобразования.8 Среди неблагоприятных факторов отмечалось сохранение элементов традиционного общества, таких как господство аграрного сектора экономики, неграмотность, отсутствие «достижительного» рационалистического сознания у большинства населения, социальная стратификация, основанная на сословном делении, раздробленность института социального управления и т. д. Радикальный рецепт успешного индустриального развития многие сторонники ускоренной догоняющей модернизации видели в устранении этих факторов и, в первую очередь, - в разрушении или преобразовании традиционного сектора9.
Инерционность традиционных социальных структур, отсутствие мотивации к результативному труду и централизованного управления блокировали эндогенную модернизацию и поэтому могли быть преодолены лишь внешними силами, в качестве которых рассматривалась помощь развитых стран Запада. В частности, X. Либенстайн считал, что для того чтобы преодолеть статичное состояние и развиваться, традиционному обществу необходим экзогенный стимул - «большой толчок», в виде иностранных капиталовложений, способных обеспечить необходимый для модернизации уровень производительности труда10.
Ведущая роль в процессе догоняющей модернизации отводилась национальной элите, проникнутой духом западных ценностей и являющихся их проводником в трансформирующихся странах. В результате модернизация развивающихся стран имела экзогенный характер, а роль социального управления сводилась к формированию надлежащих условий для последующего позитивного «сдвига». Это вполне соответствовало логике социального управления индустриальной эпохи, когда субъект управления, составляющий особую профессиональную и социальную страту, отделен от объекта управления и извне определяет деятельность последнего.
В соответствии с индустриальной парадигмой общественного знания, на которую опирались теоретики классической парадигмы социальной модернизации, индустриальная система рассматривалась как исходное и определяющее звено социальной детерминации. Поэтому основным методом модернизации считалась форсированная индустриализация экономики, техническое преобразование материальной жизни социума, которая имеет следствием радикальное преобразование всех структур традиционного общества. П. Аптер считал, что «индустриализация - лишь один аспект социальной модернизации, но он столь могуществен по своим последствиям, что изменяет недееспособные социальные институты и обычаи с помощью создания новых ролей и способов социального действия, основанных на использовании машины»11. Предполагалось, что становление крупного индустриального производства должно вызвать спрос на научное знание и новые технологии, разрушить традиционную сельскую общину, стимулировать урбанизацию, принципиально изменить статус
традиционной, объединяющей несколько поколений, крестьянской семьи и постепенно вытеснить ее семьей нуклеарной, высвобождающей индивида и задающей новую мотивацию его деятельности.
Таким образом, считалось, что в основе модернизации лежит прогресс в экономике и технологии, ведущий к повышению жизненного уровня и решению социальных проблем. Социум детерминировался состоянием промышленного производства, индустриальный «генотип» представлялся эталоном развития, а классовая структура и общественная власть рассматривались как естественные следствия индустрии. В результате главной задачей социального управления в процессе социальной модернизации стала организация промышленности - первичного сектора экономики, порождающего согласно доминирующей теории самодостаточный рост и прогресс всех общественных институтов и сфер жизни.
Основной задачей теории модернизации стало нахождение универсальных предпосылок, воздействие которых на традиционное общество разрушает его инертность и способствует преодолению барьера стагнации, за которым его организация станет способной к динамичному самостоятельному развитию. Поскольку в классической парадигме модернизации господствовал экономический детерминизм, У. Ростоу, Р. Нурксе, П. Розенш-тайн-Родан, А. Гиршман, X. Либенстайн и др. его представители провозгласили основной причиной отсталости низкий доход на душу населения и незначительную капитализацию, характерную для традиционного общества, которую предполагалось увеличить с помощью финансовых инвестиций, экспорта западных технологий и других средств, способствующих увеличению капиталовложений в промышленность.
Формировавшаяся в рамках позитивистской традиции, классическая парадигма социальной модернизации основным критерием модернизиро-ванности общества провозгласили экономический рост, выраженный в наборе валовых макроэкономических индексов (например, процент роста городского населения, динамика объемов промышленного производства и ВВП и др.). В результате критерием эффективности управления социальными процессами в обществе в период модернизации стала позитивистская дескрипция экономических показателей, что подтверждает классическая парадигма социального управления. Ее теоретики считали единственными критериями успешности управления максимизацию прибыли (Ф. Тейлор) и экономическую эффективность (X. Эмерсон). Количественная оценка эффективности модернизационных процессов, основывающаяся на статистических данных, усиливала механицизм и экономический детерминизм парадигмы модернизации.
Таким образом, сущностным наполнением классической теории догоняющей модернизации являлся ускоренный «стадийный» переход от традиционного общества к обществу «современному», когда ключевым инструментом модернизации представлялись преобразования в экономи-
ческой сфере жизнедеятельности общества, объективное существование социокультурной составляющей которого игнорировалось.
Однако допущения идеологем теории догоняющей модернизации, которая, по нашему убеждению, является инструментом идеологической борьбы западного мира, не могут быть применены в проведении научного анализа. Социология не удовлетворяется эмпирическими фактами и обобщениями, отрывом экономических процессов от социальных, стремясь к такому изучению феномена модернизации, которое позволило бы уложить многообразие исторических представлений в идеально-типические, четко разделяемые конструкции. С точки зрения раскрытия отношений западного и незападного мира актуальным представляется рассмотрение «традиционного» и «современного» обществ. Социологический анализ позволяет выявить следующие особенности взаимоотношения ценностей традиционализма и модерности в таких модернизационных переходах.
Хозяйственное развитие действительно можно считать источником социально-культурной модернизации европейского общества, ибо отсюда исходили (начиная с периода Новой истории - В.П.) основные импульсы и стимулы новаций12. Экономика традиционного общества опиралась на натуральное, то есть самодостаточное хозяйство, хотя ей могли быть известны все основные формы хозяйственных отношений. Ее цель - полное воспроизводство при гарантированной стабильности - достигалась в том числе путем ограничения избыточного производства (цеховые правила, права первонаследства, круговая порука и т. д.). Хозяйство модернизаци-онного общества переходит на модель расширенного воспроизводства, предусматривающего отмену подобных ограничений даже ценой социальной дестабилизации (угроза циклических кризисов перепроизводства, связанных со скоростью обновления основного капитала). Экономика перманентно реструктурируется в целях увеличения производства, повышения эффективности, роста прибыли.
Социокультурные основы такой органической для западного общества модернизации, М. Вебер видел в ценностях протестантской идеологии, в существовании определенных экономических мотивов. Суть его модернизационных идей составляет отделение западного капитализма, основанного на труде и морали, от незападного. Он пишет: «Повсеместное господство абсолютной беззастенчивости и своекорыстия в деле добывания денег было специфической характерной чертой именно тех стран, которые по своему буржуазно-капиталистическому развитию являются «отсталыми» по западноевропейским масштабам»13.
Капиталистическая модернизация создает в экономике отложенный спрос, производства не только ради насущных потребностей, но и ради самого производства. Экономический мотив при капитализме становится самоцелью, приходя в противоречие с традиционным стилем мышления. М. Вебер пишет: «.. .человек «по своей природе» не склонен зарабатывать деньги, все больше и больше денег, он хочет просто жить, жить так, как он
привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой жизни. Повсюду, где современный капитализм пытался повысить «производительность» труда путем увеличения его интенсивности, он наталкивается на этот лейтмотив докапиталистического отношения к труду, за которым скрывалось необычайно упорное сопротивление, на это сопротивление капитализм продолжает наталкиваться по сей день, и тем сильнее, чем более отсталыми (с капиталистической точки зрения) являются рабочие, с которыми ему приходится иметь дело»14.
Социокультурные ценности, присущие обществу непрерывного производства капитала, усваиваются индивидом, как и в других обществах, в процессе социализации. Социализация личности в модернизационном обществе требует большего от личности и общества, чем в традиционном. Ценность личностного опыта сменяется ценностью знания. Образование в традиционном обществе сопутствовало воспитанию личности, ограничиваясь грамотностью, усвоением профессиональных навыков и накопленной обществом интеллектуальной и художественной культуры. В модернизированном обществе образование - условие интеграции в общество. Его цель - не столько усвоение, сколько умение реализовывать свои знания в социальной практике. Процесс образования в данном случае требует постоянного повышения квалификации, занимая до половины активной трудовой жизни человека.
В процессе образования происходит переход с опытно-образного на понятийно-научный образ мышления. Этот глубинный и сложный процесс психологического перехода с образного на понятийное мышление можно определить как ключевой в культурном переходе от традиционного к мо-дернизационному обществу и в вызываемой этим переходом психологической перестройке личности15. Процесс образования и социального перевоспитания населения содержит в себе элементы, нацеленно направленные на преодоление традиционного сознания. Взрывается сама структура опыта, что влечет значительные социальные изменения, в частности, подрывается самодостаточность и закрытость семьи. Модернизация комплекса семейных отношений заключается в приобретении ими демократического и прагматического характера, растущей включенности в социальные отношения. Многие из бытовых традиций вытесняются в общественный сектор или вообще исчезают. Модернизации подвергается и сам институт семьи, структура брачных отношений: брачный срок отодвигается вместе с началом трудовой деятельности, границы брака становятся все более прозрачными, регулируется и сокращается число детей, изменяется роль женщины, значимость и количество проведенного в семье времени, изменяются отношения между супругами и детьми. Переоценивается роль и значение института родства в пользу приоритета ценностей индивидуализма и самостоятельности.
В процессе модернизации меняется социализирующая роль и иных социальных институтов, например, с секуляризационными процессами,
умалением социализирующей роли религии16. Религиозное воспитание, носитель бытовых обычаев и этических норм, уступает альтернативным формам воспитания. Конфессиональная замкнутость утрачивает свою жесткость перед нормами религиозной и мировоззренческой толерантности.
Среди новых институтов, берущих на себя социализирующую функцию в модернизационном обществе, следует выделить СМИ. Развитие СМИ в печатной и электронной форме расщепляет монолитность социальных культурных установок. СМИ разрушают стереотипы, поддерживают и стирают традиционные нормы поведения. Система СМИ подвергает рациональному анализу и критике и, таким образом, ставит под общественный контроль все формы социальной жизни. Опасными последствиями их господства являются возможность увести их из-под общественного контроля и использовать для манипуляции общественным сознанием, а также стирание различий между социальными группами, то есть формирование массового сознания.
Массовое тиражирование и новые средства коммуникации также участвуют в создании массовой культуры - развитием шоу-бизнеса, моды, профессионального спорта, как и посредством снятия традиционных запретов на эротику, агрессию, страсть. Массовая культура создает плюралистическую культуру современности, сплачивая социальные группы не по социальному состоянию, а по интересам, вкусам, но разрушает традиционные эстетические и этические представления, расшатывает психологические механизмы социального торможения.
Подобные смысложизненные установки и социокультурные ценности, исторически сформированные религиозной верой и практикой протестантизма, предопределили строй мышления и своеобразный склад ума, заставили индивидов систематически и рационально стремиться к получению законной прибыли в рамках своей профессии, создав человека «западного общества» - рационального, трудолюбивого, предприимчивого и дисциплинированного, сознающего и умеющего отстаивать свои интересы.
Однако ценностный мир общества непрерывного производства капитала имеет и обратную сторону, свою своеобразную диалектическую пару. По мере утверждения капиталистических порядков, более не нуждающихся в духовной опоре, дух аскезы за ненадобностью был вытеснен, будучи заменен на принявшее безудержный характер стремление к наживе, лишенное религиозно-этического содержания.
М. Вебер так характеризовал «последних людей» это «культурной эволюции»: «Бездушные профессионалы, бессердечные сластолюбцы - и эти ничтожества полагают, что они достигли ни для кого ранее не доступной степени человеческого развития»17.
Вебер указывал, что реформаторская религиозность трактовала божественную милость как требование «не снисходительности к грешнику и готовности помочь ближнему... а ненависти и презрения к нему как к врагу Господню»18. В итоге набор морально-этических норм и психологичес-
ких качеств индивида западного общества «модерна», состояния которого «по образу и подобию» пытаются «догоняюще» достичь ряд прозападно ориентированных реформаторов незападных стран, следующий: «абсолютная самоуверенность, полное отсутствие сомнений, обожествление успеха, черствость, презрение к аутсайдерам. Довольно страшные черты, особенно для тех, кто ощущает себя орудием Бога на Земле»19.
Органически прошедший переход от традиционного к «современному» состоянию западных обществ объясняется глубинными предпосылками социокультурного характера, обусловленностью подобного сценария развития западного культурно-исторического типа. Как мы видим, успех социально-экономического развития по западной модели, наряду с выдвигаемой на первый план перестройкой экономики, зависел в решающей степени от фактора социального воспитания населения. Социальное же перевоспитание населения в ходе проведения модернизаций по западному образцу в незападных обществах подразумевает существенные изменения в системе социализации личности, в отношении к традиции как инструменту социализации, в отношении к традиционным институтам - носителям социализации. Более того, формирование нового культурного стереотипа считалось центральным элементом всего процесса догоняющей модернизации20 . Именно странам с древнейшей культурой сложнее всего осуществить этот процесс перехода (Китай, Индия, Греция). Предельно затруднен он у тех культурно-исторических типов, культурные традиции которых не содержат предпосылок развития модернизационного общества (например, ислам, индуизм). Наконец, он во многом зависит от накопленного культурного потенциала и уровня его реализации (бедные африканские культуры).
Поскольку процесс догоняющей модернизации в его европоцентристском варианте изначально предлагается и управляется извне, и проводником его в конкретном обществе предполагается его собственная элита, освоившая и принявшая частично ценности западного мира, то основное население предполагается в предельно кратчайшие сроки, укладывающиеся в рамки частичной структурной перестройки некоторых сегментов экономики, «дотянуть» до необходимого культурного уровня, проведя его ускоренную социализацию на новый лад и внушив ему новые ценности построенного на непрерывном производстве капитала буржуазного общества.
Глубочайшее противоречие, по нашему мнению, заключается в том, что именно политическое участие в судьбе своей страны является основной формой социального воспитания масс. Оно же декларируется идеологами модернизации как необходимое условие демократизации общества и его перехода в модернизационное общество. Но проводимые преобразования, не вызванные органической потребностью общества, без осознания их необходимости, директивным путем создают лишь эффект имитированного участия, являющегося, по нашему убеждению, лишь формой социальной мимикрии, сводя эффективность «большого скачка вперед»
практически к нулю. Срабатывает эффект торможения, прозорливо предсказанный П. Сорокиным, ценностные установки общества отторгают неорганические привнесения, стремясь сохранить стабильность самой
системы21 .
Упомянутое выше традиционалистское пренебрежение экономическим мотивом ради достаточного для жизни, действительно может легко превращаться в страсть к наживе несовременного, незападного типа, когда деньги могут приобретаться не в результате труда и без соблюдения морали. Хотя некоторые формы по-западному «честного» отчуждения произведенного прибавочного продукта нам представляются в одинаковой степени весьма сомнительными с точки зрения этических норм. Там, где страсть к наживе не преобразована в экономический интерес, где отсутствуют изначально соответственные социокультурные ценностные установки, там не может быть проведена экономическая модернизация, формирующая капитализм западного образца, убедительно доказывает Б.Г. Капустин в монографии22. Он считает, что «одной из главных, если не самой главной проблемой, становления рыночной экономики является преобразование страсти в частный интерес. для такого преобразования (на Западе - В.П.) были мобилизованы самые разнообразные религиозные, политические, нравственные ресурсы, многие и даже основные из которых черпались из имеющихся традиций»23.
Сегодня проблема конкурентоспособности национальных экономик в условиях глобализирующегося мирового рынка, собственно экономическая выживаемость несамодостаточных культурно-исторических типов диктует объективную необходимость определенного рода трансформаций традиционных обществ. Три эпохи развития - доэкономическая, экономическая и постэкономическая, безусловно, принадлежат всему человечеству, но не все общества проходят их одновременно, а некоторые не проходят вовсе. Искусственное вовлечение их в орбиту влияния стран западного типа, попытки проведения догоняющих модернизаций по западному образцу и подобию, являются изначально неорганическими и, как показывает практика, не достигают декларированных результатов.
В условиях современной новой социальной реальности до доминантного возрастает значение интеллектуальных творческих элит обществ. Поэтому «сегодня преодоление экономических основ социума может быть осуществлено не через трансформацию социальных структур (как предлагается в классической теории модернизации - В.П.), а вследствие духовной и интеллектуальной эволюции индивидов»24.
Таким образом, при всей общности классической парадигмы социальной модернизации с идеалами классического обществознания, она возникла в середине XX века, в период господства неклассической научной рациональности с присущими ей методами, такими, как кибернетический подход и теория систем, предполагающим междисциплинарный характер. Однако, опираясь на постулаты классической социологии, теоретики со-
циальной модернизации не смогли преодолеть уровень развития социально-гуманитарного знания конца XIX века. Классическая парадигма социальной модернизации потерпела крах из-за несоответствия методов полученным результатам, что, несомненно, вызвано ее имманентными противоречиями.
Оказалось, что экономические аспекты не исчерпывают всего содержания модернизации. Эмпирически подтверждается выступление на арену сил общества, куда более могущественных, чем открытие в стране догоняющей модернизации филиала западной промышленной компании, в качестве эталона подражания для местной экономики и, одновременно, являющегося форпостом колониального захвата локального рынка, или импорт товаров массового потреблении западного производства, в том числе и духовных. Сил, отторгающих неорганическую трансформацию социокультурный ценностей общества, которые лежат в основании его цивилизационной матрицы. Поэтому можно определить доказанную практикой жизни полную теоретическую несостоятельность вестернизированного образца модернизации.
Опираясь на вышесказанное, можно выделить основные идеологе-мы парадигмы социальной модернизации:
■ утверждение экономического - индустриального и постиндустриального - «генотипа» Запада как общественного эталона общественного развития;
■ экономический детерминизм, предполагающий редукцию общественного прогресса к совокупности валовых макроэкономических индексов;
■ абсолютизация экономической трансформации как единственного, необходимого и достаточного метода модернизации, игнорирование социокультурной составляющей общества;
■ стадиальность модернизационного процесса, превращенного в самодостаточный алгоритм;
■ каузализм, безраздельное господство внешнего причинения.
По нашему мнению, бытующая в западной науке теория модернизации возникла как построенная на изначально ошибочных отправных постулатах гипотетическая версия идеального преобразования человеческого сообщества. Как всякая теория, теория модернизации и не претендовала на то, чтобы все ее конструкты принимали за реальность. Именно онтологизация этой частной модели развития одного культурно-исторического типа приводит к концепции линейного прогресса, к попытке догнать Запад без выяснения, какую именно стадию предполагается догонять, а также к радикальным концепциям социальных трансформаций, примененных, к примеру, в России в конце XX века.
«Добровольно-принудительная» реализация теории модернизации на практике в глобальном масштабе превратила ее в инструмент идеологической борьбы западного общества, стремящегося под лозунгом помощи развивающимся странам закрепить собственные колониальные притяза-
ния, оставить за собой рынки труда и сбыта, путем вовлечения в клуб избранных, приобщенных к «модерности», но на правах извечно подчиненных и слабых игроков, поставщиков дешевой рабочей силы, сырья и рынков сбыта продукции «старших» собратьев. «Обгон» после проведения догоняющей модернизации в отсталых странах родоначальниками теории и не предусматривался и не планировался.
Национальные хозяйства большинства стран мира, в условиях сложившегося исторически и объективно функционирующего мирового рынка, с жесткой дифференциацией и специализацией субъектов деятельности, лишенные под давлением извне права выбора альтернативного пути развития, капитулируют перед блоком стран Запада, под угрозой самоизоляции и деградации. Такие страны вынужденно проводят модернизации по навязанному образцу, полностью структурно приспосабливая экономику к предложенному извне международному разделению труда и, естественно, условиям, формам, стандартам хозяйственной деятельности. Государство в этих странах теряет национальный характер, становится по существу решаемых управленческих задач периферийным исполнителем воли регулирующего таким образом глобальную экономику западного мира, а народонаселение - этнографическим материалом, пополняющим собой культурно-исторический тип «отмодернизированных» раннее обществ.
Опыт действительно удачных модернизаций, в совершенно отличном от рассмотренного образца прочтении этого термина, в совершенно ином его категориальном понимании, проведенных в ряде незападных стран, догнавших и обогнавших по определенным качественным параметрам страны-эталоны, доказывает, что органические социальные преобразования проходят не по сценарию западного «модернизирования», а ему вопреки.
Список литературы
1. Тоффлер Э. Третья волна. М.: «Аст», 1999.
2. Козлоески П. Культура постмодерна: общественно-культурные последствия технического развития. М., 1997.
3. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ: сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект пресс, 1999.
4. Маслое Н.А., Серкин П.Е. Теория социальной модернизации и объективное развитие техногенной цивилизации. Йошкар-Ола. МарГУ 2004.
5. Solomon R. Money on the Move. Revolution in International Finance Since 1980. Princeton, N.J. 1999.
6. Андрианое В.Д. Россия в мировой экономике. М., 1999.
7. Apter D.E. Politics of Modernization. Chicago. University of Chicago Press, 1965.
8. К. Баллестрем. Homo oeconomikus // Вопросы философии. М., 1999.
№ 3.
9. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма, в кн.: Вебер М., Избранные произведения. М., 1990.
10. Выготский Л.С. Мышление и речь. 5-е изд. М.: Лабиринт, 1999.
11. КоксX. Мирской град: Секуляризация и урбанизация в теологическом аспекте. М.: Восточная литература, 1995.
12. Кулитенко В.А., Кулинченко А.В. О духовно-культурных основаниях модернизации России //Политические исследования. М., 2003. № 2.
13. Богомолое О.Т. Моя летопись переходного времени. М., 2000.
14. Сорокин ПА. Главные тенденции нашего времени. М.: «Наука», 1997.
15. Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. М.: РОССПЭН, 1998.
16. Иноземцее В.Л. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире. М., 1998.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Тоффлер Э. Третья волна, М., «Аст». 1999. С. 93.
2 Там же. С. 97.
3 Там же. С. 104.
4 Там же. С. 105.
5 Козлоески П. Культура постмодерна: общественно-культурные последствия технического развития. М., 1997. 240 с.
6 Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ: сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект пресс. 1999. С. 37.
7 Маслое Н.А., Серкин П.Е. Теория социальной модернизации и объективное развитие техногенной цивилизации, Йошкар-Ола, МарГУ, 2004, С. 43-45
8 Solomon R. Money on the Move. Revolution in International Finance Since 1980. Princeton, N.J., 1999. P. 102.
9 Андрианое В.Д. Россия в мировой экономике. М., 1999. С. 23.
10 Там же. С. 46.
11 ApterD.E. Politics of Modernization, Chicago, University of Chicago Press. 1965. P. 68.
12 См. К. Баллестрем. Homo oeconomikus // Вопросы философии. 1999. М., № 3.
13 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М., Избранные произведения. М., 1990. С. 78.
14 Там же. С. 81.
15 Выготский Л.С. Мышление и речь. 5-е изд., М., Лабиринт, 1999. - 351 с.
16 Кокс X. Мирской град: Секуляризация и урбанизация в теологическом аспекте, М., Восточная литература. 1995. 261 с.
17 Вебер М. Указ. соч. С. 207.
18 Там же. С. 157.
19 Кулинченко В.А., Кулинченко А.В. О духовно-культурных основаниях модернизации России // Политические исследования. 2003. № 2. С. 152.
20 Богомолое О.Т. Моя летопись переходного времени. М., 2000. С. 173-174.
21 Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: «Наука», 1997. С. 215.
22 Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. М.: РОССПЭН, 1998. - 308 с.
23 Там же. С. 52.
24 Иноземцее В.Л. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире. М., 1998. С. 187.
