CC BY
209
К 300-ЛЕТИЮ РОССИЙСКОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ
и. г. САЦЮК
кандидат филологических наук, доцент
КРИТИКА В ЖУРНАЛЕ «МОСКОВСКИЙ ТЕЛЕГРАФ»
Н. А. Полевой вошел в историю отечественной культуры как самобытный писатель и выдающийся журналист, основатель «Московского телеграфа» — «решительно лучшего журнала в России от начала журналистики»1. «Московский телеграф», просуществовавший более девяти лет (1825 — 1834), сыграл заметную роль в общественной и культурной жизни 1830-х гг., неизменно поддерживаемый вниманием и сочувствием читателей. Эстетико-философские принципы критики, сформулированные в «Московском телеграфе», имели большое значение для формирования и дальнейшего развития русской критической мысли, закладывали теоретические основы литературно-художественной критики.
«Московский телеграф» был первым русским энциклопедическим журналом, на его страницах широко освещались актуальные общественные, научные и литературные вопросы. Это было отнюдь не случайно. Н. А. Полевой полагал, что для развития русского общества и движения его вперед необходимо прочно овладеть не только «вещественным», но и «невещественным» капиталом. «Благосостояние государства, — писал он, — является только тогда, когда все физические способности государства живы и деятельны; для сей жизни, для сей деятельности должны быть возбуждены душевные или умственные средства... только в соединении вещественного и невещественного капиталов государство является в полноте бытия. Признаком достижения к сей полноте со стороны вещественной бывает промышленность, со стороны умственной — литература»2. Причем «невещественному» капиталу Н. А. Полевой отводил главенствующую роль, так как именно он являлся той основой, на которой мог вырастать и укрепляться капитал «ве-
щественный»: «С тех пор как промышленность явила свое действие, сила ума показала решительное превосходство над вещественностью»3. Поэтому важнейшей современной задачей Н. А. Полевой считал широкое просвещение и образование русского человека и всеми силами стремился способствовать этому своим изданием.
Первый номер «Московского телеграфа» открывается «Письмом издателя к ЫЫ» и статьей «Обозрение русской литературы в 1824 году», в которых Н. А. Полевой формулирует основные цели и задачи нового журнала, излагает его программу. Основной целью журнала, по мнению издателя, является сближение «средних состояний» (а именно на них и был ориентирован в основном «Московский телеграф») с «европейской образованностью»4. Отсюда вытекает задача: сообщение соотечественникам о различных успехах «ума человеческого». Поэтому на страницах журнала печатаются статьи, сообщения о различных сферах человеческой деятельности, по различным отраслям знаний: химии, ботанике, истории, географии, словесности, даются подробные библиографические обзоры новой русской и зарубежной литературы. При этом важнейшим издатель считает «основательность известий».
Н. А. Полевой особо подчеркивал необходимость постоянного контакта своего журнала с читательской аудиторией. «Народ всегда умнее одного лица, — писал он, — и если журналист не умеет заставить читать своего издания, то должен удалиться с избранного им поприща, или публика сама уволит его с невыгодным для него аттеста-том»5. Особенно велика роль журналиста в настоящее время, когда «естествоиспытатель и законоведец столь же тщательно заботятся о своем образовании, сколько литератор старается войти в область их
наук»6. Поэтому естественно и закономерно встает вопрос о компетентности журналиста, о его широкой образованности, ведь на него возлагается огромная ответственность: журналист должен знакомить читателей с успехами научной мысли, должен уметь «выставлять в истинном свете устаревшие и ложные понятия, мнения, поверья и притом излагать новые взгляды великих критиков», «идти вперед, к лучшему, возбуждать деятельность в умах и будить их от этой пошлой, растительной бездейственности»7.
Это была четкая и смелая программа, которая не могла не вызвать ожесточенных нападок со стороны многочисленных противников как на самого Н. А. Полевого («купца-самоучку», осмелившегося говорить о просвещении и высказывать собственные суждения, нередко подрывающие общепризнанные авторитеты), так и на его журнал. Однако, как справедливо заметил
В. Г. Белинский, «Московский телеграф» «изумляет верностию в каждой строке однажды принятому и резко выразившемуся направлению»8. Действительно, журнал оставался до самого закрытия верен своей просветительской программе.
Одним из важнейших отделов «Московского телеграфа» Н. А. Полевой считал отдел критики, о чем прямо заявлял в уже упоминавшемся «Письме издателя к ЫЫ». Однако само слово «критика» и ее задачи Н. А. Полевой понимал достаточно широко. «Под статьею "Критика", — писал он, — будут помещаться большие разборы книг важных — иностранных и отечественных. Посвящаем сию статью не простому любопытству, но любознательности русских читателей»9. Он считал отдел критики тем важнейшим каналом, через который можно было нести новые сведения, новые идеи, обогащая и развивая знания соотечественников, поэтому в отделе критики помещались разборы книг и статей, самых разных по своему характеру и назначению.
Литературная критика являлась частью этого отдела. Но именно литературная критика определяла лицо журнала, его эстетико-философскую и общественную направленность. О литературной критике (или о
собственно критике) и пойдет речь в данной статье.
Н. А. Полевой считал, что его журнал должен «привить публике вкус к чтению». Крайне необходимо при этом давать читателям «благое направление критикой благонамеренною, здравою, удаленною от личных расчетов и эгоистических отноше-ний»10. Эта цель, по мнению издателя, в настоящее время почти забыта, потому что «критик много», а критики — настоящей, дельной и толковой — у нас до сих пор нет.
Рассуждая о русской литературной критике, Н. А. Полевой выделяет три периода в ее развитии. В первый период своего существования критика в основном состояла из пародии и сатиры, часто без называния конкретных имен, порой выражаясь в намеках или аллегориях. Позднее — во времена Сумарокова, Ломоносова, Тредиаковс-кого — критика превращается в «брань, собственно литературную», которая постепенно переливается в колкости, насмешки, «стареет, тускнеет и, наконец, надоедает всем»11. В настоящее время критики дошли до крайности: «Они объявляют войну даже и нейтралитету публики»12. Теперь перья критиков обращаются против цвета русской нации, против тех, кем должна гордиться отечественная литература, — против Карамзина, Жуковского, Пушкина. Критика потеряла всякий авторитет в глазах публики, такая критика ничего не может сказать читателю, не может научить его, не может воспитать эстетический вкус. Ведь публика уже «явно смеется, когда какой-нибудь критик начинает доказывать, что «История» Карамзина нехороша, что Жуковский не поэт, что Пушкина поэмы не поэмы и проч.»13 Именно таково в настоящее время, по мнению Н. А. Полевого, состояние современной критики. Поэтому он взял на себя сложнейшую и актуальнейшую задачу — заново создать русскую литературную критику.
Н. А. Полевой предъявляет к критике определенные и четкие требования.
Критика должна быть беспристрастной. Подлинная критика — это «беспристрастный надзор» за современной литературой. Критик, взявшийся рассмотреть какое-либо произведение, должен быть совершенно
чужд мелочного расчета «ловителей ошибок», должен возвыситься «до той степени величия, на которой стоит творение, им рассматриваемое»14. Критик может быть пристрастен только к одному — «к великому и прекрасному». Беспристрастие критики должно быть не «позой» журналиста, а честным, искренним убеждением его совести. «Только подобное обслуживание дела, — писал Н. А. Полевой, — должно почесться доказательством желания добра предприятию со стороны критики, потому что оно приносит пользу несомненную, если только мнение высказано совестливо»15.
Другим требованием, предъявляемым Н. А. Полевым к критике, была объективность («правдивость») оценок рассматриваемого произведения: «Непреклонная правда руководствовала и будет руководствовать наше суждение: правда другу и врагу, как говорят немцы»16. Критика — это не «месть из-за угла» какому-то автору, она должна быть справедливой, скромно судящей о самой книге, а не об ее авторе, она также должна «предостеречь читателей от траты времени на чтение каких-нибудь произведений литературного удальства или промышленности»17. Но такая критика, как с иронией замечает Н. А. Полевой, очень далека от того, что «многие у нас почитают критикой — так далека, как небо от земли»18.
Вместе с тем, считал Н. А. Полевой, критик в своих статьях, обзорах, рецензиях непременно должен быть «упрям в мнениях, оправдываемых духом времени и современным просвещением»19. Этот тезис Н. А. Полевого был существенным и принципиальным: он требовал в оценке литературных явлений руководствоваться принципами историзма и национального своеобразия. «Рассматривайте каждый предмет не по безотчетному чувству: нравится, не нравится, хорошо, худо, — писал он, — но по соображению историческому века и народа и философическому важнейших истин души человеческой. Так смотря, Индийская Сакон-тала, Омирова Илиада, Расинова Андромаха, Шекспиров Гамлет и Гетев Фауст покажутся вам в истинном их свете»20.
Особенно четко принцип историзма в критике Н. А. Полевой формулирует в ста-
тье об «Истории государства Российского» Карамзина, опубликованной в «Московском телеграфе» в 1829 г. Именно в этой статье критик впервые подошел к пониманию литературного развития как определенного и закономерного исторического процесса. Признавая значительные для своего времени заслуги Карамзина как историка и художника, Н. А. Полевой говорит о том, что лишь теперь оказывается возможным взглянуть на него и его труды «со стороны времени нашего», «беспристрастно» и тем самым яснее и «правдивее» представить себе место и роль Карамзина в развитии отечественной литературы и истории. Н. А. Полевой делает смелый и неожиданный вывод: «Карамзин принадлежит прошлому», так как общество уже существенно продвинулось вперед и во многом изменилось. Вскоре после этой статьи Н. А. Полевой издает свою «Историю русского народа». Известно, сколько суровых упреков, едких насмешек было брошено в адрес издателя «Московского телеграфа», осмелившегося поколебать «непреходящий» авторитет Карамзина и его «Истории». Однако сам Н. А. Полевой был искренне и глубоко убежден в том, что «всякое покушение достигнуть критики дельной» — к чему он сам стремился — «должно, по крайней мере, быть извинено людьми беспристрастными»21.
Еще одним требованием издателя «Московского телеграфа» было неучастие в различных критических полемиках: «удержание от полемики», от антикритик, рекритик, от так называемых «литературных мячиков». «Нас не страшит, — писал Н. А. Полевой, — гнев литературных воителей, с которыми решились мы прекратить споры, видя, что их ни убедить, ни победить невозможно. Пусть задетые сердятся и кричат, что критики "Телеграфа" несправедливы, дерзки: все эти слова означают просто: "зачем он нас не хвалит"»22.
Развивая эту мысль, Н. А. Полевой в том же году в «Замечаниях издателя Телеграфа» рассуждает следующим образом. Всех читателей можно разделить на две группы. Одни любят читать самые вздорные споры критиков, готовы за острое словечко «зевать над целыми страницами и беспрестанно будут говорить журналистам: «Что вы
мало спорите? Заводите-ка споры: право, весело читать, как бранятся литераторы»23. Другие читатели, напротив, требуют настоящей критики и негодуют, видя, что журналист хочет невозможного: убедить каждого из своих противников. Действительно, согласить людские мнения очень сложно, поэтому даже самая основательная и беспристрастная критика всегда вызовет споры и возражения.
Что же должен делать в таком случае критик? Пускаться в бесконечные и бессмысленные полемики и антикритики, пока «молчание противника докажет сознание его в вине»? Или же ограничиться своим однажды произнесенным приговором и спокойно слушать, как на него восстают противники, и «при звуке их оружия думать о цели,
о пользе критики, бесполезности журнальных перекличек, невозможности убедить всех и всякого в истине»24? Именно такую позицию и стремился занимать «Московский телеграф» в первые годы своего существования, и она неоднократно обосновывалась его издателем.
Между тем на практике даже сам Н. А. Полевой далеко не всегда придерживался этого правила. Он вводил «Особенные Прибавления» к своему журналу, нередко печатал антикритики и ответы на них (например, антикритики В. Н. Берха и Клас-сена), оправдываясь тем, что положил за правило «не вступать в обширные словопрения и состязания». И это было в общем-то естественно: ведь именно полемика, столкновение мнений, аргументация высказанной оценки — непременные условия развития и существования литературной критики. Это, вероятно, вскоре почувствовал и сам Н. А. Полевой. И хотя в 1831 г. он по-прежнему говорит, что «Московский телеграф», оставаясь верным принятым принципам, сознательно не отвечал на «брани и клики», не вступал в полемику с другими журналами и критиками, его собственные статьи 1832—1834 гг., особенно о Державине, Жуковском и Пушкине, свидетельствуют уже об ином. Ведь оценка литературных явлений, изложение своей концепции развития русской литературы были уже не только внутренне, но и открыто полемичны по отношению к распространенным в то время мне-
ниям и общепринятым взглядам. Может быть, наиболее четко и определенно это сформулировал в 1833 г. Кс. А. Полевой в статье «О направлениях и партиях в литературе. Ответ г-ну Катенину». «Мы думаем, — писал он, — что журнал должен быть выражением одного известного рода мнений в литературе, и чужие мнения должны быть допускаемы в оный с большой осмотрительностью, с опровержением, если нужно, или, по крайней мере, с отметкой. В таком журнале публика ищет знакомого ей образа мыслей и мыслями его облегчает образование своих мыслей, заставляя в то же время издателей быть беспристрастными и верными самим себе»25. Т. е. полемика, аргументация и отстаивание своей точки зрения рассматривается как средство «образования мнений» читателя: именно так возможно достичь поставленной журналом цели — «просвещения и образования народного».
Позднее, уже после закрытия «Московского телеграфа», сам Н. А. Полевой, подытоживая свою деятельность как издателя, не мог не признать полемического характера многих критических статей и рецензий своего журнала, считая это верным средством, с одной стороны, привлечь внимание читателей к современной литературе, а с другой стороны, «обратить взоры» писателей к актуальным проблемам: «Мне казалось, что надобно было оживить, разогреть журналистику русскую как лучшее средство расшевелить нашу литературу... Важнейшие вопросы современные были преданы критике, объем журналистики раздвинулся, самая полемика острила, горячила умы»26.
Особого внимания заслуживают статьи Н. А. Полевого о Державине, Жуковском и Пушкине, в которых автор делает попытку дать целостную концепцию развития русской литературы. При этом Н. А. Полевой исходит из того, что литература является отражением общественной жизни и эстетико-философских представлений своей эпохи и своего народа.
Литературу XVIII в. он считал почти сплошь «подражательной». Первое исключительное явление в ней — Державин, поэт истинно самобытный, который творил, не
подражая, а согласно «внутренним побуждениям своей поэтической русской души». «Не певец Фелицы, не сочинитель оды "Бог", — говорит критик, — является нам Державин, но истинный представитель гения России, дикого, неконченного, неразвитого, но могучего как земля русская, крепкого как душа русская, богатая как язык русский»27.
Жуковский — поэт уже иной эпохи и иного характера. В нем почти нет самобытности, потому что «подражание немецким образцам» заслонило для него жизнь русскую. «Читая создания Жуковского, — пишет Н. А. Полевой, — вы не знаете, где родился, где жил он. Читая Державина, видите, что это русский человек»28. Однако огромную заслугу Жуковского критик видит в том, что он открыл личность в поэзии, что именно в его творчестве человеческие переживания стали предметом художественного постижения и изображения. Творчество Державина и Жуковского, по мысли Н. А. Полевого, составляет целый этап в истории русской литературы, содержанием которого был переход от классицизма к романтизму.
Роль «творца самобытной русской литературы» критик отводит Пушкину, которого называет истинно национальным поэтом. Вместе с тем Н. А. Полевой не был последователен в оценке творчества Пушкина, упрекал его в приверженности карамзин-ским эстетическим принципам, в подражании Байрону (особенно в южных поэмах). Однако некоторые издержки критической мысли Н. А. Полевого, горячего сторонника романтизма, не должны заслонить того, что он честно и усердно боролся за национальную самобытность отечественной литературы, которая «встанет вскоре вровень с литературами европейскими». Задача критики — глубоко и «беспристрастно» раскрыть художественную индивидуальность и многообразие общественно-философской и нравственно-этической проблематики творчества русских писателей. Именно на критику возложена, считал Н. А. Полевой, великая миссия постичь «таинство души и мыслей русских», воплощенное в литературном произведении, и «донести его до душ и умов читателя нашего»29.
Н. А. Полевой, как уже было сказано, считал отдел критики одним из важнейших
в своем журнале, хотя признавал, что ведение этого отдела — дело новое и что «Московский телеграф» «более всех настоящих и прошедших журналов русских занимался критикою и библиографиею»30. Поэтому ему приходилось экспериментировать, что проявлялось как в содержании отдела, так и в его структуре.
В 1825 г. в «Московском телеграфе» существовал единый отдел критики и библиографии, в котором печатались крупные статьи-разборы, а также библиографические обзоры современной русской и иностранной литературы по различным областям науки и искусству. В этих обзорах давались не только перечень и краткая характеристика тех или иных сочинений, но и отмечались книги, «от которых надобно предостеречь читателей»31.
С 1826 г. положение меняется. Отдел разделился на два самостоятельных: отдел критики и отдел библиографии. И хотя Н. А. Полевой сообщает читателям, что такое разделение связано прежде всего с тем, чтобы не смешивать «ученых известий о книгах с легкими общими замечаниями»32, но в действительности дело обстояло несколько иначе.
К отделу библиографии было предпослано обширное введение «От издателя Телеграфа», в котором излагалась его задача: «По возможности большее ознакомление соотечественников с литературами иностранными и обозрение литературы отечественной»33. Но именно с этого времени отдел начинает претерпевать качественные изменения: аннотации и характеристики становятся более основательными, нередко приобретая характер рецензий. Именно в отделе библиографии первоначально обстоятельно рассматривается роман Пушкина «Евгений Онегин». В этом же отделе в 1830 г. анализируется содержание и характер альманахов «Северные цветы», «Денница», «Радуга» и др. Дается не только их обзор, но и анализируются два «Обозрения русской литературы за 1829 год», сделанные Сомовым в «Северных цветах» и Киреевским в «Деннице». Оценки «Московского телеграфа» весьма резки и категоричны. Так, разбирая «Обозрение» Сомова, Н. А. Полевой
пишет: «Оно есть полное собрание мнений устарелых, характеристик неверных и мыслей самых обыкновенных»34.
В 1834 г. в отделе библиографии напечатаны рецензии на роман Загоскина «Аскольдова могила» и на «Фантастические путешествия Барона Брамбеуса» Сенков-ского. Критика становится все более решительной, смелой, с четко выраженной позицией журнала. Произведение Загоскина характеризуется как «совершенно вымышленное сказание, где автор совсем не слушает ни истории, ни народных преда-ний»35. А вскоре публикуется печально знаменитая рецензия на драму Кукольника «Рука Всевышнего Отечество спасла», в которой пьесе выносится откровенно резкий приговор: «Новая драма г-на Кукольника весьма печалит нас»36, т. е. высказано мнение, расходящееся с официальным. Как известно, эта рецензия послужила поводом для запрещения «Московского телеграфа».
Отдел критики также претерпевает определенные изменения. В 1825—1829 гг. в этом отделе печатаются многочисленные разборы различных книг и статей, в том числе иностранных (например, «Сравнительное обозрение разных обществ застрахо-вания жизни», опубликованное в № 9 за 1828 г.). Делалось это отнюдь не случайно. Так, в традиционном обращении к читателям журнала в № 24 за 1828 г. Н. А. Полевой поясняет, что в этом году его журнал был «более наклонен к практике, более говорил о том, что делают другие, и удалялся от теорий, не могущих прямо убеждать и всегда оставляющих нечто спорам и недора-зумениям»37. Особое внимание при этом уделялось Англии — развивающейся промышленной державе, «практическою жизнью превзошедшею все другие народы». Направление к «практической деятельности» Н. А. Полевой считал важнейшей задачей своего журнала. И сначала оно шло в русле так называемого «буржуазного просветительства».
Но с конца 1820-х гг. статей, посвященных вопросам литературы, печатается в этом отделе все больше, и он постепенно становится отделом критики литературной. Многие из этих публикаций до сих пор не утра-
тили своего историко-литературного значения и представляют определенный научный интерес. Это и обстоятельный разбор Вяземского изданных в Москве в 1828 г. «Сонетов» А. Мицкевича с приложением их прозаических переводов (1827, № 7), это и статьи Н. А. Полевого об «Истории государства Российского» Карамзина (1829, № 12), а также о книге Галича «Опыт науки изящного», в которой критик говорит о полемике классиков и романтиков и подробно излагает собственные взгляды на вопрос о соотношении человека и мира в романтическом искусстве (1828, № 6—7). Дело, вероятно, в том, что теперь «практическая деятельность» в понимании Н. А. Полевого приобретает еще один аспект: широкое просвещение и образование «умов и душ» русского читателя. Задачу эту в значительной степени может выполнять критика. Сам Н. А. Полевой так подвел итог своей деятельности в качестве издателя «Московского телеграфа»: «Никто не оспорит у меня чести, что первый сделал я из критики постоянную часть журнала русского, первый обратил критику на все важнейшие современные предметы»39. А Чернышевский позднее справедливо заметил, что «ощутительное влияние литературы на общество началось только с «Московского телеграфа»40.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1953-1959. Т. 9. С.693.
2 Московский телеграф. 1828. № 18. С.116.
3 Там же. 1825. № 1. С. 59.
4 Там же. 1825. № 1. С. 59.
5 Там же. С. 83.
6 Там же. С. 80.
7 Там же. С. 81-82.
8 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 1. С.689.
9 Московский телеграф. 1825. № 1. С. 81.
10 Там же. С. 59.
11 Там же. 1825. № 2. С. 24.
12 Там же. № 23. С. 335.
13 Там же. С. 325.
14 Там же. №4. С.238.
15 Полевой Н. А. Очерки русской литературы. СПб., 1839. Ч. 1. С. 355-356.
16 Московский телеграф. 1826. № 2. С. 82.
17 Там же. С. 82-83.
18 Там же. 1829. № 12. С. 463.
19 Там же. 1828. № 24. С. 508.
20 Там же. 1831. № 4. С. 381.
21 Там же. 1829. № 12. С. 463.
22 Там же. 1826. № 2. С. 282.
23 Там же. 1826. № 24. С. 247.
24 Там же. С. 246.
25 Там же. 1833. № 12. С. 611.
26 Сын Отечества. 1839. Т. 8. С. 59.
27 Московский телеграф. 1832. № 15. С. 344.
28 Там же. 1832. № 19. С. 413.
29 Там же. 1833. № 14. С. 76.
30 Там же. 1826. № 1. С. 81.
31 Там же. 1825. № 1. С. 78.
32 Там же. 1826. № 1. С. 81.
33 Там же. С. 79.
34 Там же. 1830. № 1. С. 77.
35 Там же. 1834. № 1. С. 169.
36 Там же. № 3. С. 498.
37 Там же. 1828. № 24. С. 508.
39 Полевой Н. А. Очерки русской литературы. С. 15.
40 Чернышевский Н. Г. Избранные литературно-критические работы. М., 1984,
С. 611.
